Скорый суд и расстрел.
Историки В.Я. Крестьянинов и С.В. Молодцов в книге «Крейсер «Аскольд» сообщают о деталях расследования дела о попытке взрыва крейсера:
«Как было установлено следствием, взрыву предшествовали разговоры о взрыве крейсера Матросы вспомнили, что в конце марта 1916 года матрос С. Тимофеев, уезжая с «Аскольда» на Салоникский фронт, якобы сказал: «Счастливы, что уезжаем, а то поднимемся на воздух».
Вспомнили на следствии и о Ляпкове, и о комендоре Бирюкове, который неоднократно в пьяном виде, разойдясь, хвастал, что взорвет крейсер, к чертовой матери.
В ночь взрыва на верхней палубе дежурили 4 часовых, вахтенный начальник, 2 вахтенных, 2 сигнальщика и 5 дневальных, а всего на корабле 26 человек. Поэтому посторонние пройти на крейсер незамеченными никак не могли. Тем более попасть в погреб мимо офицерских кают, где дежурили вестовые и находится дневальный. Дверь погреба была закрыта на замок, о чем свидетельствовал дозорный, а ключ хранился в ящике у часового. Найденный же в погребе ключ оказался поддельным».
Как видим, угрозы взорвать крейсер звучали от многих матросов его экипажа.
Те, кого за различные дисциплинарные проступки, или «неблагонадежность» отправляли с корабля на фронт (как говорили списанные: «стравили на мясо», или «отправили на бойню»), НЕОДНОКРАТНО публично угрожали взорвать корабль, но особого внимания на это никто, почему-то, не обращал.
Найденный поддельный ключ от артиллерийского погреба (!), тоже хорошо показывает отсутствие элементарного порядка на «Аскольде» во время чрезмерно затянувшегося ремонта.
«Развод дневальных вахтенного отделения на дежурство в ночь с 19 на 20 августа проходил в полночь. Разводящий, унтер-офицер Н.Д. Бессонов, дойдя до фамилии Г.С Терлеева, спросил его, куда он хочет заступить. Терлеев попросился дневальным на бон.
Некоторые дневальные обратили на это внимание.
Обычно вахтенный унтер-офицер никогда не спрашивал, кому и куда хочется. Терлеев объяснил, что он заранее просился на бон, так как учился кататься на велосипеде, которых всегда было много на берегу.
Кроме этого, следствие установило, что дежурных дневальных Шестакова, Захарова и Сафонова в момент взрыва на своих местах не оказалось. В то же время дневальный Редикюльцев удостоверил, что перед взрывом в носовом гальюне находились несколько человек, одетых по форме дневальных…
Следственная комиссия пришла к заключению, что Захаров, Бирюков, Шестаков, Сафонов, Терлеев, Бессонов, Ляпков и Бешенцев достаточно изобличаются в том, что, войдя при посредстве сбежавшего с корабля комендора Андреева в сношения с неизвестными лицами на берегу, поставили себе целью взорвать корабль со всем личным составом, из личных выгод устроили поджог трех 75-миллиметровых унитарных снарядных патронов, из коих от поджога взорвался только один снаряд…
При этом главных обвиняемых было четверо: матросы Д.Г. Захаров, Ф.И. Бешенцев, Е.Г. Шестаков и А.А. Бирюков».
Подписано заключение материалов расследования было 8 сентября 1916 года. Подписали его четверо: Найденов, Петерсен, Ландсберг и Булашевич».
А вот теперь обратите внимание на главную подлость, которую совершил командир «Аскольда», капитан 1-го ранга Иванов 6-й, откровенно «подставивший» своего сменщика, капитана первого ранга Кетлинского.
Именно Иванов 6-й во время стоянки в Тулоне развалил и разложил экипаж «Аскольда», и довел дело до попытки взрыва крейсера.
Элементарные честь и порядочность требовали от него самому «разрулить» эту ситуацию и принять «непопулярное» решение по утверждению приговора суда Особой комиссии, решение которого, в военное время, было предопределено. Такие вещи, как попытка подрыва боевого корабля на войне не прощают.
Вместо этого Иванов 6-й попросту сбежал с крейсера, ничего толком не объяснив новому командиру Кетлинскому:
«Несмотря на то, что обвиняемые не сознались и заявили о своей готовности дать новые объяснения своим поступкам, капитан 1-го ранга Иванов 6-й 9 сентября утвердил заключение комиссии и предал указанных 8 матросов суду Особой комиссии.
Уже зная о своем переводе в Россию на адмиральскую должность и получив телеграмму, что его сменщик уже в пути, Иванов 6-й засобирался домой. Теперь он ждал только приезда сменщика, чтобы как можно скорее покинуть палубу неспокойного крейсера. При этом больше всего Иванов боялся, что сменяющий его Кетлинский задержится где-нибудь в дороге и ему самому придется решать вопрос с выносом приговора матросам-диверсантам, ибо кто знает, как это обернется для него в будущем.
А потому в последние дни своего пребывания на «Аскольде» Иванов 6-й откровенно затягивал созыв суда. Тактика Иванова оказалась совершенно правильной, и он в нетерпении, дожидаясь приезда Кетлинского, так и не созывал суда, чтобы самому не утверждать заранее предопределенного по законам военного времени приговора диверсантам.
Следственное производство по делу о взрыве на крейсере «Аскольд» было закончено 10 сентября 1916 года и было представлено на заключение командиру крейсера Иванову военно-морским следователем Найденовым…
В тот же день, 10 сентября, в Тулон прибыл капитан 1-го ранга Кетлинский и в тот же день принял дела и обязанности командира крейсера у Иванова.
Вообще-то для приема корабля 1-го ранга полагалась как минимум неделя, но Иванов, буквально бежал с «Аскольда», отправившись попутным транспортом в Александрию, а оттуда в Россию и оставив ничего не знающего и не понимающего сменщика один на один со всеми проблемами.
Назвать порядочным поведение капитана 1-ю ранга Иванова в данном случае сложно, он откровенно спасал свою репутацию, свалив все содеянное им с больной головы на здоровую.
Известно, что летом 1917 года Иванов 6-й был уже контр-адмиралом, командуя на Балтике шхерным отрядом и Або-Аландской укрепленной позицией».
(Отвлекаясь от темы, скажем, о том, что царская Россия в годы Первой мировой войны имела прекрасные стратегические позиции, располагая всем побережьем Финляндии в Ботническом заливе и Або-Аланскими островами.
Это позволяло Балтфлоту наглухо перекрыть поставки железной руды из Швеции в Германию.
Если бы это было сделано, то экономический крах Германии наступил задолго до ноября 1918 года и весь ход истории мог быть иным.
Однако для этого нужны были инициативные, предприимчивые флотоводцы, хорошо подготовленные командиры надводных и подводных кораблей, и понимание царским руководством судьбоносной важности этого вопроса. Ничего этого, увы, Россия не имела.
Вместо них назначали развалившего команду «Аскольда» Иванова 6-го на повышение, командовать «спокойным» шхерным отрядом Балтфлота).
Подчеркнем, что ситуацию с попыткой подрыва «Аскольда» своих воспоминаниях достаточно объективно оценивает и сам бывший морской министр Николая Второго адмирал Григорович:
«На крейсере «Аскольд» в Тулоне вследствие распущенности личного состава произошли беспорядки, было даже покушение взорвать офицерскую кают-компанию, что не удалось, к счастью, привести в исполнение. Виновные разысканы, преданы суду и приговорены к смертной казни, о чем мне было доложено начальником Морского генерального штаба…
Виноваты же в учинении беспорядков были не только подсудимые, но также и те, кто допустил на крейсере развратную жизнь…»
Характерно, что такое тяжелое обвинение старого командира «Аскольда»: в «допущении на крейсере развратной (!!!) жизни», совершенно не помешало тому же адмиралу Григоровичу, вскорости, подписать представление императору на получение Ивановым 6-м контр-адмиральского чина.
Прибыв на «Аскольд», новый командир крейсера капитан первого ранга Кетлинский начал свою деятельность с изучения деталей попытки его взрыва и «принятия мер» к виновным:
«Состав суда над арестованными матросами назначал еще Иванов, но Кетлинский, которому теперь предстояло расхлебывать всю заваренную до него кашу, попросил для объективности включить в состав суда возможно больше офицеров со стороны, вполне справедливо считая, что аскольдовские офицеры будут недостаточно справедливы.
Особенно он просил о назначении председателем суда представителя нашей военно-морской миссии во Франции, инженер-механика капитана 2-го ранга Пашкова, считавшегося в военно-морских кругах «красным» и «неблагонадежным». Кетлинский искренне полагал, что взрыв не имеет отношения к политике и поэтому разбираться в его обстоятельствах должны люди, не склонные все связывать с «крамолой». По этой же причине в состав суда назначили и лейтенанта Мальчиковского, пострадавшего в свое время, в 1905 году за свои левые политические убеждения.
В пользу непредвзятости судьи свидетельствует приговор — из 8 привлеченных 4 были оправданы. Любопытно, что матрос П.М. Ляпков не только отрицал свою вину, но и яростно обвинял осужденных, утверждая, что взрыв был организован «по указанию немцев, не иначе, как с их науки».
Все 4 осужденных имели самое непосредственное отношение к артиллерийскому погребу, в котором готовился взрыв, ни о какой-то особой революционности осужденных не было и речи.
Суд состоялся с 10 по 12 сентября, проходил он на «Аскольде»…
13 сентября 1916 года командир «Аскольда» выносит свой окончательный вердикт «Представленный мне на конфирмацию приговор суда Особой комиссии по делу о взрыве, коим матросы Захаров, Бешенцев, Шестаков и Бирюков признаны виновными и приговорены к расстрелу, я в силу предоставленного мне права утверждаю.
Приговор предлагаю привести в исполнение в законный срок—немедленно. 13 сентября 1916г.
Командир крейсера «Аскольд» капитан 1-го ранга Кетлинский».
А вот дальше произошла удивительная история, показывающая, что даже французы в Тулоне были потрясены и раздражены безобразным отношением г.г. офицеров «Аскольда» к своим обязанностям:
«13 сентября Кетлинский сообщает морскому министру особо секретно:
«Обратился по делу лично к префекту вице-адмиралу Руйсу, прося разрешения привести приговор в исполнение на берегу и расстрелять на рассвете нашей командой четырех осужденных матросов».
Префект не разрешил. Он ответил так:
«Позвольте мне высказать вам откровенное мое мнение: во всей этой истории вина падает исключительно на офицеров, которые не выполнили своего долга здесь, в Тулоне — я не говорю о прежней их боевой службе, — которые слишком много времени проводили на берегу и веселились, нарочно затягивая ремонт, и не занимались командой.
Это всем известно в Тулоне, и потому впечатление от расстрела было бы ужасно.
Я — человек суровый, но на удовлетворение вашей просьбы пойти не могу и не разрешу экзекуции ни на берегу, ни в наших водах.
Прошу вас передать адмиралу Григоровичу все это, как личное мое мнение — человека, видавшего все многие месяцы пребывания «Аскольда» в Тулоне».
По существу, ТАКОЙ ответ вице-адмирала Рейса -огромной силы оплеуха офицерам «Аскольда», говорящая о том, что их недостойное поведение в военное время было «всем известно в Тулоне» и изрядно всем надоело.
В это же время Кетлинский проинформировал морского агента в Париже об отказе префекта Тулона в предоставлении возможности выполнить постановление суда.
Морской агент, зная права командира нашего корабля во Франции, обратился за разъяснением к французскому правительству.
На следующий день вице-адмирал Руйс вызвал Кетлинского к себе и показал телеграмму своего министра, который сообщил ему, что правительство предоставило союзным державам полную свободу применения их военных законов.
Префект отменил свое запрещение в отношении выполнения приговора.
Договорились, что он будет приведен в исполнение 15 сентября.
С этим расстрелом наши флотоводцы вообще умудрились наделать множество глупостей.
Для начала была организована его ИНСЦЕНИРОВКА (!!!)
Вот как это было организовано:
После первоначального категорического отказа вице-адмирала Руйса, командир «Аскольда» и французский префект договорились о том, что местные жандармы заберут осужденных в морскую тюрьму, где они будут помещены в одиночных казематах с сохранением абсолютной тайны.
Команде крейсера его командир решил объявить, что казнь была произведена французскими жандармами. Очевидно, это делалось для устрашения команды.
Затем, по договоренности с префектом, Кетлинский послал в тюрьму свое доверенное лицо, собственного новоиспеченного зятя, ревизора лейтенанта Ландсберга с корабельным священником, отцом Петром Антоновым и караульным начальником.
Ландсберг прочел осужденным утверждение приговора, а священник исповедовал, как перед казнью. После этого Антонов с караульным начальником ушли, а Ландсберг с французскими жандармами отвел осужденных в тюрьму. Возвратившись на ожидавший катер, Ландсберг на вопрос священника ответил, что их уже расстреляли французские жандармы.
Через священника и караульного начальника весть о расстреле быстро распространилась среди команды.
Отец Петр «по секрету» рассказывал матросам о расстреле, с добавлением для сомневающихся, что сам слышал выстрелы.
Ну и какой авторитет мог быть у него среди матросов, после того, как выяснилось, что все это простая брехня?!
После того, как выяснилось, что французское правительство на следующий день дало согласие на экзекуцию, пришлось заняться реальными приготовлениями к казни.
О том, как это было сделано, в своей книге подробно рассказывает В.В. Шигин:
«Для того чтобы у возможных сообщников диверсантов из числа команды и находящихся на берегу не возникло мысли сорвать казнь, взвод назначенных для участия в расстреле матросов был приведен на форт Мальбуск под видом назначения в гарнизонный караул. Еще с вечера 14 сентября команда в количестве 40 человек, отобранная для операции, была изолирована в отдельное помещение и на рассвете 15 сентября отправлена на катере к форту, в котором располагалась тюрьма...
При свершении казни присутствовали старший офицер крейсера, капитан 2-го ранга Быстроумов, судовой врач, коллежский асессор Анапов, судовой священник Петр Антонов. От французских властей присутствовали комендант Тулонского гарнизона с адъютантом и тюремный врач.
Не совсем доверяя русским, французские власти предприняли собственные меры безопасности. В глубине тюремного двора на время казни был размещен взвод французской охраны — аннамитов — с пулеметами.
В 4 часа 45 минут 15 сентября 1916 года конвой французских жандармов доставил четверых осужденных из камер, где они содержались с момента окончания суда, к месту казни.
Напротив них была построена расстрельная команда из 40 человек под начальством лейтенанта Корнилова при младшем офицере, инженер-механике мичмане Носкове.
По прибытии на место казни начальник расстрельной команды лейтенант Корнилов обратился к команде со словами: «На нас выпала тяжелая обязанность исполнить приказ командира. Я заверил его, что мы выполним наш долг».
После этого капитан 2-го ранга Быстроумов зачитал приговор. Священник исповедовал приговоренных. Затем осужденным завязали глаза, а самих их привязали к врытым в землю столбам.
Матрос, привязывавший Бешенцева, по воспоминаниям очевидцев, якобы сильно дрожал. «Чего дрожишь?» — спросил у него Бешенцев. «Жалко», — ответил матрос. «Раз пришли расстреливать, то расстреливайте».
Старший гальванер Пакушко (дававший показания на осужденных) и еще несколько матросов заявили, что не могут принимать участие в казни.
Лейтенант Корнилов взмахнул саблей. Раздались выстрелы.
По некоторым сведениям, стрельба началась еще до команды об этом. Не в силах стрелять, несколько человек упали в обморок, у некоторых началась истерика...
После исполнения приговора доктор Анапов и французский врач констатировали смерть казненных.
Из доклада об исполнении смертной казни в силу приговора суда Особой комиссии, назначенной приказом командира крейсера «Аскольд» от 10 сентября 1916 года за № 235, утвержденного им приказом от 13 сентября 1916 года за № 241: «…Осужденные с завязанными глазами были привязаны к столбам Приговор непосредственно перед казнью не читался, так как был прочитан осужденным накануне при переводе их из арестного дома в морскую тюрьму лейтенантом Ландсбергом и из-за темноты.
Ровно в 5 часов по команде Корнилова был открыт беглый огонь, причем было выпущено 150 пуль.
Когда огонь прекратился, взвод немедленно был уведен, судовой же врач по удостоверении смерти осужденных передал тела французскому врачу, расписка которого при сем прилагается»…
В день казни (15 сентября) сразу 113 матросов с «Аскольда» были отправлены под конвоем французских матросов вначале в Брест, а оттуда на союзных транспортах в Архангельск».
Требуется небольшой комментарий этого:
- не очень понятно, для чего в состав расстрельной команды командир крейсера включил так много участников: 40 человек. Вполне можно было обойтись вдвое меньшим числом участников, отобрав в нее тех, кто имел твердые нервы.
О том, что обстановка во время расстрела была сумбурной говорит то, что стрельба началась еще до команды, а некоторые участники экзекуции падали в обморок. Необычно и число пуль (150) выпущенных для казни всего лишь 4-х человек. Видимо, многие «расстрельщики» действительно стреляли в воздух;
- характерно и то, что французское командование, похоже, не слишком-то доверявшее русским в этом деликатном деле, для страховки разместило свой взвод вьетнамцев (аннамитов) с пулеметами за спинами нашей расстрельной команды.
После этого расстрела и отправки на фронт более сотни «неблагонадежных» матросов, новый командир крейсера решил подтянуть дисциплину на корабле, обратив главное внимание на офицеров, приняв целый ряд давно назревших «непопулярных» мер.
Командир запретил своим офицерам ночевать на берегу, запретил им пить вино в кают-компании (напомню, что в России Николай Второй, после начала ПМВ, официально ввел сухой закон, а тут на глазах вестовых г.г. офицеры спокойно «поддавали» в кают-компании!!!)
Капитан первого ранга Кетлинский заставил офицеров выходить на все разводы личного состава и участвовать в ремонтных работах, наравне с командой, он даже обязал их читать матросам лекции по специальным и общеобразовательным наукам. Офицерам, вместо вечеринок и приятных прогулок по набережным Тулона, пришлось засесть за книги и готовиться к этим занятиям. Начались регулярные занятия с командой по специальности, уставам, грамоте, арифметике, боевые учения.
Доктор Анапов проводил занятия по гигиене и профилактике венерических заболеваний, после печальных результатов длительного отдыха команды в борделях Тулона, это было весьма актуально.
Произведя проверку знаний офицерами корабля, Кетлинский в особом приказе отметил полную неудовлетворенность их познаниями и требовал детального изучения крейсера по отсекам (!).
Это – просто удивительно. Ведь новичков среди офицеров «Аскольда» в Тулоне не было, все господа офицеры прослужили на корабле длительное время, воевали и уж, казалось бы, должны были его знать намного лучше, чем только что назначенный командир крейсера. Было установлено, что контроль за техническим состоянием крейсера тыл организован неудовлетворительно.
Например, после попытки подрыва крейсера выяснилось, почему при пожаре не удалось экстренно затопить горевший артиллерийский погреб.
Оказалось, что кингстон затопления артиллерийского погреба оказался засоренным и вода в него практически не поступала. Только после этого случая крейсер поставили в док и прочистили все кингстоны.
Интересная версия взрыва на «Аскольде» была изложена в письме от жителя Пятигорска П.М. Ляпкова, которое в декабре 1948 года пришло в Центральный военно-морской архив ВМФ.
В.В. Шигин так рассказывает об этом:
«Это был тот самый Ляпков, который в свое время давал показания на следствии в Тулоне в 1916 году и которому германские агенты якобы предлагали 40 тысяч франков за взрыв крейсера. В своем письме бывший аскольдовец обращался с просьбой дать ему справку о прохождении службы на флоте. Помимо просьбы, в своем письме он написал следующее: «Во Франции, в Тулоне, мы пробыли 11 месяцев… сделали восстание на крейсере «Аскольд». Нас изловили 8 человек». О своей версии 1916 года он на этот раз не проронил ни единого слова: ни о германских агентах, ни о 40 тысячах. Начальник архива немедленно отправил в Пятигорск письмо с просьбой более подробно изложить тулонские события. Ляпков на просьбу откликнулся.
Во втором письме он написал следующее: «Начальство (в Тулоне) вело разгульную жизнь на глазах команды. Не найдя виновников в хищении (трех) винтовок, начальство еще хуже стало обращаться с командой, били по щекам, арестовывали.
И в одну из попоек офицерства комендор Бирюков решил взорвать пороховой погреб близ офицерской кают-компании, но это ему не удалось. Он взорвал один патрон 75-мм, а пороховой погреб остался невредим. Этот (Бирюков) был мой друг и я об этом (готовящемся взрыве) знал…».
Для кого-то, может быть, и действовал «сухой закон», установленный Николаем Вторым, а вот г.г. офицеры «Аскольда» в Тулоне, как свидетельствовали и французский адмирал и русские матросы, вели «разгульную жизнь» и устраивали «попойки» на глазах у всего своего экипажа.
Впрочем, несмотря на расстрел и отправку на фронт «неблагонадежных» матросов, все усилия нового командира крейсера по укреплению дисциплины на нем оказались тщетными, слишком далеко зашло разложение команды.
В.В. Шигин приводит в своей книге такой пример:
«Артиллерийский кондуктор Василий Огарков, возвратившись на корабль с патрульного дежурства в Ля Сейне, отрапортовал старшему офицеру, что во время его обхода вечером 5 ноября 1916 г. произошло следующее. Находясь в одном доме, он на улице услышал громкий разговор.
Подойдя к окну, Огарков увидел строевого боцмана Ершова, фельдфебеля минной роты Евграфова и кочегарного унтер-офицера Панина, все — солидные сверхсрочники.
Панин был заметно пьян. На мое предложение возвратиться на корабль, докладывал кондуктор, Панин разразился бранью и обругал меня. Кетлинский предложил лейтенанту Булашевичу произвести дознание.
При этом выяснилось, что Огарков, числясь в обходе, фактически находился у своей девушки Марии Белектрикс, с которой он проживал у Арсенальных ворот порта.
Ершов, Панин и Евграфов проходили вечером в день происшествия мимо бара, который содержали сестры Францена и Марсель. Ершов пригласил приятелей зайти в бар и обещал бесплатно угостить, но дверь оказалось закрытой. Начали стучать. Открылось окно на 2-м этаже. Панин сказал: «Посмотри, вот тебе и хозяйка глядит!» — Хороша хозяйка, выйдет и заберет», — ответил Ершов с иронией, заметив в окне кондукторскую голову.
В это время послышался из окна голос Огаркова: «Хороши… я не думала, что вы обо мне так думаете!» В ответ пьяный Панин сказал в сторону своих компаньонов: «Недолго им осталось нас забирать да арестовывать, скоро наш верх будет!»
После этого диалога товарищи взяли Панина под руки и ушли.
При этом при следовании сверхсрочники не остались в долгу у кондуктора Огаркова и напомнили, как он недавно отплясывал в баре, надев на себя юбку своей Мери, а она, оставшись в панталонах, канканировала в кондукторском кителе и форменной фуражке. (!!!)
Все это происходило после тяжелых потрясений на крейсере, когда командир докладывал по начальству, что на корабле им установлены порядок и спокойствие.
Кетлинский распорядился старшему офицеру сделать кондуктору Огаркову словесный выговор, Панина арестовать на берегу на 30 суток, а Ершова разжаловать в рядовые».
Тут и комментировать особо нечего.
Отметим лишь, что все эти безобразия творили даже не обычные матросы-срочники, а «солидные» кондукторы и сверхсрочники, для которых тулонские бордели были «домом родным».
В сентябре 1916 года адмирал Григорович потребовал от Кетлинского и морского агента в Париже, капитана 1-го ранга Дмитриева принять все возможные меры к ускорению ремонта «Аскольда».
«Дмитриев немедленно обратился с просьбой о помощи к французскому морскому министру, адмиралу Лаказе. Тот отнесся к просьбе союзников с пониманием, и послал телеграмму Тулонскому порту с требованием «самых энергичных работ на «Аскольде». «Количество рабочих было сразу увеличено, причем даже за счет снятия их с работ на французских кораблях. Затянувшийся ремонт главных механизмов использовали для приспособления крейсера к условиям предстоящего плавания в северных водах.
На верхней палубе построили деревянный крытый проход от ближайших носовых люков до носовой надстройки, внизу и на верху каждого трапа устроили деревянные будки. В жилых помещениях команды обшили борта кусками старого линолеума».
11 ноября прибыли через Архангельск и Брест дополнительные 114 человек команды, причем часть моряков была с затонувшего у Порт-Саида броненосца «Пересвет». (При этом пополнении 8 наших матросов в Бресте попросту дезертировали).
28 ноября командир «Аскольда» сообщил в Петроград, что «…значительный недостаток нижних чинов влияет на уменьшение боевой ценности крейсера».
Так, из 620 по штату не хватало еще 88 чел, в том числе, что важно, 11 строевых унтер-офицеров, 7 артиллерийских и 2 кочегарных. Особенно беспокоило командира отсутствие радиотелеграфистов.
В ответ на просьбы командира «Аскольда», вместо запрошенных им 38 унтер-офицеров было прислано всего семеро, из которых один сразу же за беспробудное пьянство был лишен Кетлинским звания.
Вообще присланное пополнение произвела на командира «Аскольда плохое впечатление.
За короткое время пребывания на крейсере 13 новоприбывших были подвергнуты усиленному аресту. Несколько матросов уже в дороге пропили казенные вещи.
Почти десяток присланных были хронически больными и совершенно не годными к службе. По приходу в первый же отечественный порт их надлежало немедленно списать. Было очевидно, что на «Аскольд» собирали со всего Балтийского флота настоящие отбросы…
18 ноября капитан 1-го ранга Кетлинский первый раз вывел корабль в море, затем последовали второй и третий пробные выходы «Аскольда» в море.
10 декабря на третьем выходе ход довели до 21 узла, но при этом стали греться подшипники. На этом выходе произвели и практическую стрельбу боевыми зарядами из 152- и 75-миллиметровых орудий по щитам.
Результаты, вследствие качки, рассогласования циферблатов и длительного перерыва в стрельбах комендоров были плохими.
В общем, стараниями французских властей администрации завода, командира и команды «Аскольда», излишне затянувшийся ремонт крейсера был закончен.
27 декабря 1916 года «Аскольд» вышел в море, и взял курс на Гибралтар, переход от Тулона до английского Портсмута прошел без происшествий.
В Портсмуте, однако, снова пришлось надолго задержаться, т.к. было необходимо произвести переборку механизмов и пополнить запасы провианта.
Февраль 1917 года «Аскольд» встретил в Глазго.
Узнав о свержении царя, команда «Аскольда первым делом потребовала удаления с корабля «виновников» «тулонской трагедии». Чтобы лишний раз не раздражать матросов, после обмена телеграммами с Морским министерством Кетлинский вынужден был списать капитана 2-го ранга Быстроумова, старшего лейтенанта Петерсона, лейтенантов Ландсберга, Корнилова и несколько кондукторов.
Большинство офицеров «Аскольда» и его командир спокойно восприняло сообщение об отречении царя.
«Общее для всех убеждение, вернее, чувство, это глубокая ненависть к старому режиму и дому Романовых», — писал он в рапорте военному и морскому министру Временного правительства А.И. Гучкову за март 1917 года.
Для нынешних псевдомонархистов подчеркнем это: «глубокая ненависть к старому режиму и дому Романовых» тогда были ОБЩИМ ДЛЯ ВСЕХ чувством.
13 июня 1917 года, после почти полугодового ремонта в Англии, «Аскольд» взял курс на Мурманск.
18 июня «Аскольд» бросил якорь в Кольском заливе.
Из воспоминаний о Мурманске 1917 года:
«Мурманск — в то время маленький барачный поселок — производил странное впечатление: с одной стороны — невылазная грязь постепенно распускавшейся трясины, мрачные бараки и с другой стороны — внезапный наплыв хорошо одетых русских аристократов и буржуа, спешивших эмигрировать, и многочисленных иностранцев. Спальные вагоны международного сообщения целыми составами заполняли запасные пути. Повсюду на вагонах висели флаги иностранных миссий под национальной охраной часовых, ждали очереди эвакуации…»
Вскоре после Февральской революции в Мурманске резко выросло число претендующих на власть организаций. Если военная власть все еще принадлежала Главнамуру, то революционная — Центромуру и ревкому, а гражданская — Совету депутатов.
Все эти руководящие инстанции соперничали и конфликтовали между собой.
11 сентября 1917 года новым морским министром Временного правительства контр-адмиралом Д.Н. Вердеревским был введено в действие Временное положение о главном начальнике Мурманского укрепленного района и Мурманского отряда судов. В те годы в моду вошли сокращения должностей, которые порой были весьма странными. Объяснялось это существовавшей тогда практикой передачи сообщений по телеграфу. Чтобы не тратить время и ленту на длинные должности начальников, их стали сокращать, так появились всевозможные комфронты, комфлоты, комкоры, начоперупры и т.д. Именно так должность главного начальника Мурманского укрепленного района и Мурманского отряда судов стала именоваться по телеграфному — лаконично и экзотично — главнамур.
Мурманский укрепленный район включал территорию мурманского побережья до границы с Норвегией и полосу отчуждения Мурманской железной дороги от Мурманска до Званки (ныне станция Волховстрой).
В соответствии с положением главнамуру в лице Кетлинского, передавались весьма широкие права «коменданта крепости, находящейся на осадном положении». К тому же столь высокое назначение открывало перед Кетлинским дальнейшие, еще более значимые перспективы, а отсутствием честолюбия и здорового карьеризма он, как мы знаем, не страдал. Полномочия от Временного правительства были действительно огромными. Отныне вчерашний командир старенького крейсера по мановению ока становился хозяином всего Мурманского края, одновременно командуя и всеми местными военными и морскими силами, а так же осуществляя дипломатическую связь с союзниками на Русском Севере.
Кетлинскому были присвоены права командира крепости, старшего флагмана и главного командира портов, а также выделены штаты для организации штаба. При этом сам Кетлинский подчинялся непосредственно командующему флотилией Северного Ледовитого океана».
(Шигин В.В. «Страсти по адмиралу Кетлинскому»)
Идиотская политика Временного правительства по «демократизации» армии и флота способствовала еще большему разложению команды и падению дисциплины на кораблях.
Интересный факт приводится в воспоминаниях инженер-механика крейсера «Аскольд» В.Л. Бжезинского:
«Кетлинский прибыл в Мурманск с сотрудниками штаба в специальном поезде.
Он был в новой форме, учрежденной Временным правительством, т.е. без погон, но с нарукавными нашивками, а также другими отличиями и приступил к исполнению обязанностей 8 октября.
Я в этот период работал в Центромуре и могу констатировать проявление желания адмирала работать в контакте с демократическими организациями…»
Небольшое отступление.
Я, почему-то, всегда считал, что погоны «запретили» именно большевики, и сделали они это после Октября 1917 года.
Однако, заинтересовавшись этой фразой из мемуаров В. Л. Бжезинского, неожиданно (для себя) выяснил, что новую форму БЕЗ ПОГОН для офицеров флота утвердило как раз Временное правительство!!!
И сделало оно это задолго ДО Октябрьской революции!!!
Приказом Морского министра от 15 апреля 1917 года были отменены погоны и введены знаки различия офицерского состава в виде нарукавных нашивок из золотого галуна для корабельного состава и серебряного - для береговой службы и военных чиновников.
Вот выдержки из текста Приказа Морского министра № 125 от 16 апреля 1917 г.
«В соответствии с формой одежды, установленной во флотах всех свободных стран, объявляю следующие изменения формы одежды чинов флотов и Морского ведомства впредь до окончательной выработки ее в установленном порядке:
1) изъять из употребления все виды наплечных погон;
2) ношение шарфа отменить;
3) вензелевое изображение на оружии уничтожить;
4) середину кокарды, впредь до установления фуражки нового образца, закрасить в красный цвет.
Вместо наплечных погон устанавливаю нарукавные отличия из галуна - на сюртук, китель и тужурку — кругом всего рукава, на пальто — только с наружного края.
Сообразно чинам нашивки располагаются следующим образом:
1) у прапорщика и кол. регистратора - одна узкая полоса галуна из 1/4 без завитка;
2) у подпоручика и губ. секретаря - один широкий галун в 3/4 с завитком;
3) у мичмана, поручика и кол.секретаря — один широкий галун в 3/4 с завитком и один узкий без завитка;
4) у лейтенанта, шт.-капитана и тит. советника — один широкий галун в 3/4 с завитком и два узких без завитка;
5) у ст. лейтенанта, капитана, кол. асессора один широкий галун в 3/4 с завитком и три узких без завитка;
6) у капитана 2-го ранга, подполковника и надворного советника — один широкий галун с завитком и один широкий без завитка, оба в 3/4;
7) у капитана 1-го ранга, полковника и кол, советника — один широкий галун с завитком и два широких без завитка — все три в 3/4;
8) у стат. советника - один широкий галун с завитком, под ним один широкий галун без завитка: оба в 3/4 и третий галун в 1" без завитка;
9) у контр-адмирала, генерал-майора и действительного статского советника - один широкий галун в 3/4 с завитком и под ним два широких по 1 без завитков, а сверху пятиконечная звезда;
10) у вице-адмирала, генерал-лейтенанта и тайного советника такие же галуны, что и у контр-адмирала, но под ними две пятиконечные звезды;
11) у адмирала, генерала и действительного тайного советника такие же галуны, как у вице-адмирала, но под ними три пятиконечные звезды.
Золотые галуны носят офицеры флота, инженер-механики, выдержавшие полный офицерский экзамен офицеры по адмиралтейству, прапорщики и гидрографы.
Серебряные галуны носят офицеры по адмиралтейству, не выдержавшие полный офицерский экзамен, чины судебного ведомства, корабельные инженеры и врачи…
В случае невозможности достать галуны, а на синем кителе и тужурке вообще, разрешается иметь нашивки из черной тесьмы.
О нарукавных нашивках матросов унтер-офицерского звания будет объявлено дополнительно, равно как будут опубликованы все дальнейшие разъяснения.
Военно-морские чиновники носят такие же нарукавные отличия, как и врачи, но без выпушки и завитков».
Ну, и как вам нравится этот приказ Морского министра Временного правительства по отмене погон?!
Ссылка на форму одежды «всех свободных стран», с которой он начинается?! Введение красного цвета середины кокарды (вместо старого триколора)?!
А пятиконечные «комиссарские» звезды, которые, вместо погон, стали носить на своих рукавах бывшие царские генералы, адмиралы и даже тайные советники!!!
А нам-то разные демосволочидзе последние лет 20 рассказывали, что пятиконечную звезду лично Троцкий придумал, православному воинству на погибель…
В таком случае, многочисленные примеры, когда революционные солдаты летом и осенью 1917 года срывали погоны с господ офицеров выглядят СОВСЕМ по другому.
Это уже не акты разнузданного самоуправства «солдатни», как это представляют разные эмигрантские мемуаристы, а следствие нежелания офицеров СОБЛЮДАТЬ установленную законным Временным правительством форму одежды.
Иначе говоря, ЭТИ эксцессы были следствием нежелания отдельными офицерами соблюдать «революционную дисциплину» и новую форму одежды, что, в свою очередь, вызывало жесткую реакцию матросов и солдат.
Интересно, что 1 мая 1917 года погоны были отменены даже для ОТСТАВНЫХ офицерских и медицинских чинов:
«Приказ Морского министра № 181 от 1 мая 1917 г.
В дополнение приказов по Флоту и Морскому ведомству от 16, 21 и 27-го сего апреля за № 125, 150 и 151 объявляю, что введение означенными приказами изменения в форме одежды офицерских и медицинских чинов флота и военно-морских чиновников распространяются также и на таковых же отставных чинов, причем для отличия последних от чинов действительной службы, верхний галун на пальто, сюртуке и тужурке, а на кителе верхняя черная тесьма нашиваются волнообразно и без завитков».
Не сложно заметить, что знаки различия, введенные Временным правительством, очень похожи на английские нашивки.
Подчеркнем, также, что отменялось ношение офицерского шарфа и вензелей отрекшегося Императора на эфесах холодного оружия.
Теперь становится понятным, почему белые армии Самарского Комуча весной и летом 1918 года воевали тоже БЕЗ ПОГОН.
Даже сам прославленный белый генерал Каппель тоже воевал тогда с красными без всяких погон.
«Бациллы анархии и вседозволенности, занесенные на корабли Мурманского отряда прибывшей балтийской «братвой», быстро сделали свое дело.
Пока шли нескончаемые митинги и заседали столь же нескончаемые комиссии, крейсер «Аскольд» быстро превратился в грязную посудину с бесконечно митингующей, полупьяной и ничего не желающей делать командой.
Выпускник Морского инженерного училища Валериан Бжезинский, ставший впоследствии одним из руководителей морских сил СССР, в описываемое время находился в Мурманске.
По словам Бжезинского, тогдашний «Аскольд» да и остальные корабли Мурманского отряда — это уже не флот, а сброд, хищная, малообразованная, охочая до плотских развлечений толпа, чернь, от которой нет защиты…»
В следующей главе мы рассмотрим, как развивались события Гражданской войны на русском Севере.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/10/27/496