Каждый год я с нетерпением жду октября. В это время к берегам Израиля подходят голубые крабы. С момента своего рождения на острове Сахалин и в последующие годы жизни я все время жил вблизи от моря, но о существовании голубых крабов узнал лишь здесь.
Первого голубого краба на Земле Обетованной я поймал на спиннинг. Я тащил что-то тяжелое, явно не похожее на рыбу. «Снова дурацкий пакет», - подумал я, лениво вращая катушку. Вытаскиваю из воды и обалдеваю. Висит на нитке краб, панцирь величиной с блюдце. Краб, как краб, клешни и лапы угрожающе растопырены, вот только расцветка необычная, конечности голубого цвета. Прямо какой-то пришелец с другой планеты.
В это время за моей спиной чинно шествует многочисленное семейство ортодоксов. Здесь следует оговориться. Для соблюдающих кашрут евреев любое морское животное, не имеющее чешуи, является запретным, а уж краб, и вовсе, чем-то ужасным. В тот момент, когда я вытащил краба и совершил полуоборот со спиннингом, чтобы добыча не упала в море, папаша с мамашей уже прошли, толкая перед собой коляску. За ними шли дети. Висящий на нитке краб с растопыренными голубыми конечностями, описав дугу, внезапно оказался в центре этой детской оравы, как раз на уровне глаз старшего отпрыска. «Голубое чудовище» раскачивалось рядом с его носом и тот издал такой вопль, что родители отпрыгнули вместе с коляской, прикрывая ее своими телами. Потом хором завизжали остальные дети, они с ужасом показывали пальцами на моего краба, который все еще раскачивался на нитке. Когда родители поняли, что детям ничего не угрожает, они начали их успокаивать и объяснять, что это – всего лишь «сартан», так на иврите называют краба. Самые младшие продолжали визжать и, на всякий случай, отбежали метров на десять. Я не знал, что мне делать с крабом и решил переждать пока младшие дети хоть немного успокоятся. Однако, орущие детишки боялись сделать шаг в сторону родителей и я попытался отцепить краба. В этот момент «голубое чудовище», как бульдог мертвой хваткой вцепилось мне в палец. От боли я так махнул рукой, что краб взлетел над моей головой, бухнулся на бетон и быстро пополз в сторону визжащих детей. Оказывается, то, что я в самом начале принял за ор, на самом деле было жалкими вскриками. Когда обезумевший от страха краб побежал на них с поднятыми клешнями, те заорали так, что спиннинг выпал из моих рук. В два прыжка я догнал беглеца и схватил между клешнями, уже не думая, что он может снова меня цапнуть. Допустить, чтобы вся эта орава попрыгала с двухметрового причала в воду, я тоже не мог. Еще мгновение и краб лежал в плотном пакете. Как по команде дирижера вопли прекратились и все уставились на меня.
Первым заговорил старший отпрыск:
- Зачем тебе сартан?
- Я его съем, - не задумываясь ответил я.
- Ты съешь этого сартана?!!! – в один голос воскликнули сразу все дети. В их взглядах читалась такая брезгливость, как будто я объявил, что собираюсь сожрать дохлую кошку. И тут, к моему великому удивлению, папаша начал объяснять своим чадам следующее. Я постараюсь в точности воспроизвести то, что услышал.
- Все люди разные. Есть те, которые строго придерживаются кашрута, как мы с вами, но есть и другие, как этот господин. Если он иудей, то совершает большой грех перед Богом. Но мы не вправе осуждать его за это. В любом случае – это его выбор. Что кушать и как поступать в жизни, пусть он решает сам.
После этих слов дети подошли ко мне ближе и старший спросил:
- Скажи, сартан вкусный?
- Очень, - ответил я.
- Ты его съешь живого? - спросил один из малышей, на лице которого так и осталась гримаса отвращения.
- Нет, конечно, я его сварю с укропом и солью, как варят раков.
- А кто такие раки?
- Ну, это тоже сартаны, только речные.
- А свинину ты ешь?
- Иногда ем.
- Папа, он - не иудей! - дружно констатировали дети и пошли за своими родителями.
Пока я смотрел вслед удаляющейся семье ортодоксов, краб выполз из пакета и тихонько бочком двинулся к краю причала. Я оглянулся, он уже был в двух метрах от свободы. «Беги, беги, дружок, никакой ты не инопланетянин, - подумал я, - мы живем с тобой на одной планете»
Я бы мог его догнать, но не стал этого делать.В конце концов, это был мой выбор.