Лонг-лист 3-го Номерного Конкурса Клуба Слава Фонд

1 Солнце сквозь дождь
Рауза Хузахметова
     На курсы по повышению квалификации было решено отправить меня. Мне не хотелось расставаться с друзьями, но город, куда предстояло поехать, и о котором я так много слышала  – Минск – манил. 
     И вот уже такси мчит меня из аэропорта по широкому ровному шоссе, по обеим сторонам которого из леса то и дело выглядывают нарядные многоэтажки, и оказывается, что это –  ещё один район города, и он просто отделён от остальных районов зелёным массивом.
     В те далёкие времена учебный центр «Алгоритм», метко прозванный местным населением «Алкогоритм», собирал в своих необъятных стенах программистов со всей страны. Откомандированные на вполне достаточный срок, чтобы забыть о домашних заботах, «слушатели» «отрывались» и «гудели» по полной программе, благо гостиничные корпуса стояли рядом с учебными. Чтобы не отбиваться от настойчивых  предложений пойти на «вечеринки», которые заканчивались уже утром перед началом занятий, я после учёбы уезжала в центр и с удовольствием гуляла по городу, рассматривая его и меняя всякий раз маршрут. Минск и в самом деле, был «круглым, как блюдечко». Удивительно чистый, нарядный, какой-то аккуратный город казался небольшим, и в любую его крайнюю точку можно было доехать  из центра на троллейбусе за пятнадцать минут. Сначала меня удивляло то, что машины мчатся по дорогам на огромной скорости, и у водителей даже не возникает опасения, что кто-то вдруг перебежит дорогу в неположенном месте и придётся срочно тормозить. Но потом, стоя на перекрёстке, я поняла – откуда эта уверенность: пешеходы и не думали трогаться с места и переходить дорогу на «красный» свет, даже если ни одной машины ни с одной стороны не было видно, а терпеливо дожидались «зелёного» сигнала светофора. А если кто-то и «срывался» с места, то тут же звучал свисток, и к нарушителю подходил милиционер. Далее следовало вежливое разъяснение и непременный штраф. Как рассказал милиционер, выписывая мне квитанцию, перебегают дорогу на «красный» свет только приезжие, да и то – один раз, а потом они пополняют ряды законопослушных пешеходов, и что такого эффекта добивались достаточно долго – в течение двух лет, штрафуя нарушителей и  сообщая о провинности по месту работы. Я же не жалела об уплаченном штрафе и только радовалась за минчан, которые смогли навести такой порядок на дорогах.
     А вдоль дорог пышно цвели огромные жёлтые одуванчики. Трава была просто изумрудной. Стоял месяц май, и природа щедро раздавала свои краски. Раза три в день лёгкие облака «выжимали» на город тёплый светлый дождь, во время которого солнце даже не пряталось, а потом оно ещё больше заливало всё вокруг своим ярким радостным светом и теплом. Воздух казался удивительно прозрачным, чистым, свежим.  И буйная зелень, и цветники с яркими тюльпанами, и дома – весь город – были радостными и торжественными.
     В одну из таких прогулок я сидела, отдыхая,  на скамейке в  сквере. Моё внимание привлекла проходившая на небольшом отдалении от меня «троица»  –  высокий мужчина, державший за руку мальчика лет пяти, и идущая за ними красивая женщина. Мужчина шёл широкими шагами, и женщина никак не могла догнать его. Было заметно, что ей трудно идти так быстро в этих туфлях на высоких каблуках. Но даже не они мешали ей догнать «своих» – у женщины было что-то с ногами. Чуть прихрамывая, она шла торопливо и неловко, и было совершенно ясно, сколько труда ей стоила эта быстрая ходьба. Нарядная, празднично одетая,  она  смущённо улыбалась и как бы извинялась и за себя, и за мужчину, который не хотел подождать её. Мы встретились взглядами. Сколько чувств прочитала я на её  лице!
     – Посмотрите, посмотрите – какая я красивая! – говорило оно. – Посмотрите, какое на мне нарядное платье! Посмотрите – как хорошо я  уложила  волосы в высокую причёску, какие на мне туфли! Посмотрите! – умоляли её красивые чёрные глаза. – Ноги… Ну, что ж… Я плохо хожу… Но, всё равно – я такая хорошая!.. Ну, посмотрите – ведь я тоже хорошая!..
     Было заметно, что мужчина стеснялся её и старался держаться на расстоянии. Но если бы он чуть замедлил шаг, женщина смогла бы идти рядом с ним и своим сынишкой, и тогда столько счастья излучали бы её огромные глаза…
     …Милая моя, незнакомая женщина! Только бы тебе хватило сил! Только бы тебе хватило веры – в себя, а не в того высокого мужчину, который так старался «оторваться» от тебя! Только бы твой сын, став взрослым, смог разглядеть в тебе – своей матери – самую любящую, самую добрую, самую красивую!..
2 Краков навсегда
Александр Котлов
Прекрасным людям - Ирэне Совиньской 
и Антонию Бялиц посвящается



Краков…
«Сердце» Польши…
Древний и современный…
Неповторимый и в чём-то схожий со многими городами Польши…
Город священный для каждого человека, в жилах которого течёт польская кровь.
Как я счастлив, что узнал тебя…
Узнал и полюбил на всю-всю оставшуюся жизнь! Я ведь поляк по отцовской линии. И понял я насколько мне дорого всё польское – только на твоих улицах… Больше 13 лет назад… Сколько прекрасных минут я пережил, просто гуляя по твоим улицам…
Скольких хороших здесь людей встретил… Сколько хорошего узнал… Сколько радости было в душе… И ведь здесь, именно здесь зародилась в моём сердце первая любовь… Так много времени прошло, так много всего было…

И я ещё ни строчки не написал о тебе! Так получилось… Прости, родной…
О тебе по моим рассказам знают многие из моих друзей и знакомых, но ведь этого так мало! О том как ты прекрасен и велик должны узнать многие! И они узнают.

Я посвящаю этот рассказ Антонию и Ирэне, моим друзьям из Кракова, которые станут его первыми читателями.  Я так решил.

С чего же начать?
Я много слышал о Кракове раньше. С детских лет очень люблю фильм «Майор Вихрь» - о спасении Кракова советскими разведчиками и солдатами в январе победного 1945-го. Но мне не могло и в голову прийти, что когда-то я узнаю, полюблю и даже захочу навсегда остаться жить (увы, пока это только мечта) в этом прекрасном городе.
 
Итак… Шёл январь 1999-го, мне было 22 года, я был обычным львовским студентом с весьма туманными перспективами на будущее. Отец мой периодически с 1997-го года выезжал в Польшу  и  работал в Жешуве и Кракове. Его польские коллеги из Кракова (очень милые и хорошие люди) пригласили всех нас, нашу семью, в гости на рождественские праздники. Эти люди мне теперь как родные. Я так их и называю про себя – «дядя Антоний» и «тётя Ирэна». А их сын Филипп и дочь Мальвина (да-да, не удивляйтесь, дают такое имя девочкам в Польше, правда встречается оно довольно редко) мне почти как брат и сестра. Эта семья уже не живёт в Кракове, они переехали в другие города – кто куда, жизнь разбросала. И это причина лёгкой грусти, которую я испытываю при мысли, что когда я снова буду в Кракове (а это произойдёт обязательно, я верю в это!) - их же там не будет…
Вот так я попал в Краков. Совсем не ожидая, что именно здесь я проведу одни из самых лучших дней в моей жизни.

В Краков я ездил много раз в период с 1999-го по 2006-й год; потом и по сей день – увы, не получается… И всегда в день приезда сердце моё дрожало от радости, и в глазах даже когда-то были слёзы… И шептал я тогда (так чтоб не услышал везущий меня таксист): «Здравствуй, родной!».
И была в душе печаль в каждый день отъезда…

Я не буду рассказывать о своих приключениях там – это вряд ли кому-нибудь будет интересно. В них не было ничего столь уж примечательного. Ну, разве только - году так в 2005-м возвращались мы с друзьями в Краков из Гданьска поездом и нашим попутчиком оказался Анджей Вайда (известнейший польский кинорежиссёр, кто не знает). Он живёт в Кракове, и я даже знаю где его дом.
Расскажу я Вам, друзья, лучше о бесподобных средневековых (и не только) краковских улицах, о красоте его костёлов, о великой польской реке Висле, которая который уж век несёт свои воды мимо стен древнего Вавеля… И ещё о многом другом хорошем, что знаю и помню и что обязательно, я думаю, мне вспомнится по ходу рассказа.
По настоящему я стал узнавать Краков с самого его центра, сердца города – площади Рынэк Глувны (Главная площадь, в дальнейшем я буду приводить краткий перевод польских названий там, где это необходимо - языки наши хоть и родственные, но всё же во многом и отличаются).
Отсюда и начну я свой рассказ о моём (и не только) любимом Кракове.

Рынэк Глувны - это одна из крупнейших площадей в Европе (200х200 м), заложена была в 1257 году королём Болеславом Стыдливым (он, кстати, даровал Кракову статус города). На ней находится несколько замечательных памятников готической, ренессансной и барокковой архитектуры. Главный из них – это, конечно, Мариацкий костёл, прекрасный и необычный готический храм ХІV века. Необычный тем, что башни его такие разные! На этот счёт есть одна древняя краковская легенда, в которой рассказывается, что они такие, какие они есть, потому что строились наперегонки двумя братьями-каменщиками и один, видя, что брат строит быстрее, убил его из зависти, а потом в отчаянии от содеянного бросился вниз со своей башни. Настоящая причина куда как прозаичнее – у краковского городского управления тех времён просто не всегда хватало денег на стройку, вот и выстроены башни разной высоты и не похожи так, потому что строился костёл долго и строители разных лет добавляли что-то от себя. Сами башни готические, а навершия их – ренессансные. В костёле находится уникальный резной деревянный готический алтарь работы мастера Вита Ствоша (настоящее его имя Фейт Штосс, сам он из Нюрнберга, алтарь создан в XV-й веке), высота его около 10 м, состоит он из 3-х частей (2-х подвижных боковых и неподвижной центральной), содержит 200 фигур, 2000 резных деталей и создавался 12 лет. Своей фотографии его у меня, к сожалению, нет – внутри костёла фото- и видеосъёмка запрещены.
Вообще, кроме этой легенды о братьях-строителях башен Мариацкого костёла, есть ещё немало интереснейших легенд о Кракове - о краковском хейнале; о Вавеле (королевский замок в излучине Вислы) и польских королях (об их привидениях, само собой), собирающихся в его подземельях каждую рождественскую ночь и обсуждающих проблемы и беды нынешней Польши; о князе Пробусе и его рыцарях, превратившихся в голубей; о вавельском драконе-Смоке, о краковском колдуне пане Твардовском и многие другие. Не могу не сказать несколько слов о хейнале – это мелодия, которая звучит каждый час с высшей из башен Мариацкого костёла, её играют на трубе краковские «стражаки» (пожарники). В переводе с венгерского хейнал означает «утро». Она звучит примерно минуту и резко обрывается на самом неожиданном месте. Было так – в средние века, при очередном нападении татар на Краков, бдительный стражник заметив их приближение, подал сигнал тревоги – хейнал, но татарская стрела, пронзив его горло, прервала его на этом самом месте. Вот такая легенда.
Почитайте их, если вдруг попадут Вам в руки – не пожалеете!

Ещё на Рынке можно увидеть такие памятники – небольшой костёл Святого Войцеха (тоже памятник готики), Ратушная башня (осталась только башня, здание Ратуши не сохранилось после последнего пожара), Сукеннице (Суконные ряды, памятник эпохи Ренессанса) и ещё несколько зданий-памятников, в основном эпохи барокко, как-то - «Каменница под Ящурами», «Каменница под Баранами» (дворец известных польских магнатов Потоцких), гостиница «Под Розой», в которой в 1805г. останавливался царь Александр І, дом в котором жили Марина Мнишек и Лжедмитрий І  и  другие здания: в них сейчас находятся кафе, рестораны и известные краковские магазины.
По выходе на площадь, в первую очередь взгляд притягивают к себе, конечно Костёл Мариацкий и Сукеннице, находящиеся в самом центре. Когда-то, в Средневековье в центре площади были суконные лавки (неоднократно перестраивавшиеся), здание приобрело нынешний вид в ХVІ-м веке - в 1555г. деревянное здание-предшественник сгорело и итальянскими мастерами было выстроено новое, в стиле ренессанс, которое  мы и можем лицезреть сейчас. В нём сейчас внизу находятся сувенирные лавки, а на втором этаже – филиал музея изобразительных искусств (там, увы, не удалось мне пока побывать).

Что ещё есть примечательного на Рынке? Есть памятные плиты, вделанные прямо в мостовую – одна посвящена принесению присяги магистром Тевтонского ордена Альбрехтом Гогенцоллерном королю Сигизмунду І в ХV-м веке, вторая посвящена принесению присяги Тадеушем Костюшко польскому народу в конце ХVІІІ-го века, во время польского восстания, вспыхнувшего из-за разделов Речи Посполитой.

Что ж, о Рынке я рассказал Вам. Немного так – галопирующим галопом…

А теперь перейдём ко второму главному историческому объекту Кракова – королевскому замку Вавель. Это один из красивейших средневековых замков Европы, его архитектура – это гармоническое объединение готического, ренессансного и бароккового стилей. Первый замок на Вавельском холме был выстроен первым королём Польши Болеславом Хробрым в ХІ-м веке, перестроен был в ХІV-м, а сгорел в 1499г. Нынешний замок был заложен в 1550г., построен в конце ХVІ-го века. В нём находится одна из главных польских святынь – Катедра Вавельска (Кафедральный Вавельский собор, памятник эпохи готики) с часовней одного из главных польских святых – Св. Станислава, в которой хранятся (в серебряном саркофаге) мощи этого известного святого. Все польские короли короновались здесь, кроме последнего – Станислава Августа Понятовского, тот короновался в Варшаве, и именно после его правления Польша исчезла с карты мира почти на 130 лет. Из-за этого ли? Кто знает… В соборе находятся «гробы» (ударение на первом слоге, это значит - усыпальницы) многих польских королей и известных людей Польши, как-то – королей Болеслава Хроброго, Владислава Локетка и Казимира Великого, королевы Ядвиги,  поэтов Адама Мицкевича и Юлиуша Словацкого, маршала Юзефа Пилсудского, генерала Тадеуша Костюшко и его соратника Юзефа Понятовского, главы польського правительства Владислава Сикорского и других. На высшей из двух башен Катедры находится «дзвон Зыгмунта» (колокол Зигмунда, назван в честь отлившего его мастера-литейщика, ХVI-й век) – самый знаменитый колокол Польши, а два купола справа и ниже на фотографии собора – это купола Зыгмунтовской каплицы (часовни), это памятник эпохи Ренессанса, названа в честь короля Польши Зигмунда Старого (ХV-й век).
Катедра Вавельска (или собор Св.св. Станислава и Вацлава) был заложен в ХІ-м веке, но увы, от того храма ничего не сохранилось. Нынешний собор (тот что Вы видите на фотографии) был построен в ХІV-м веке (главный неф), приделы нефа относятся  к  ХVІІ-му веку.
Если пойти вправо мимо стен собора в узкий проход – попадёшь на просторный внутренний двор замка с прекрасными ренессансными колоннадами ХVI-го века.
В XIX-м веке эти колоннады были заложены кирпичом австрийцами (эта часть Польши тогда принадлежала Австрии), они здесь устроили конюшни. В углу, прямо перед нами, у входа в залы одной из экспозиций музея («Королевские покои» с известнейшей коллекцией старинных французских гобеленов-аррасов), по рассказам знающих людей находится место, откуда идут потоки положительной энергии (для мужчин и женщин есть отдельные «выходы» энергопотоков). Там нередко кто-то стоит – «подзаряжается». Знают об этом, люди - понятия «биоэнергетика» и «биоизлучение» всё больше входят в нашу жизнь. Как говорится: хотите – верьте, хотите – нет.
В замке работает музей, состоящий из 4-х экспозиций – «Королевские покои», «Сокровищница», «Оружейная», «Вавель утраченный» (экспозиция находится в подземелье замка, там можно увидеть самые древние памятники Вавеля). А в «Оружейной» находится знаменитый коронационный меч польских королей – «Щербец». Он принадлежал Болеславу Хроброму.
На выходе из Вавеля на крепостной стене можно увидеть множество вмурованных табличек с именами 6329 горожан Кракова, пожертвовавших свои средства на выкуп  Вавеля у австро-венгерских властей в 1905 году.

Мы покидаем Вавель и выйдем теперь на одну из главных туристических артерий города – улицу Гродзку (Городецкую по-нашему). Она соединяет Рынэк Глувны с Вавелем, по ней проходит трасса известного краковского туристического маршрута «Дрога крулевска» («Королевская дорога»). По этому пути давным-давно очередной король Польши ездил на «мшу» (мессу, католическую церковную службу) в костёл Мариацкий, отсюда и название.
Улица Гродзка – одна из красивейших в Кракове. Она пешеходная, всегда многолюдная и шумная. Кроме нескольких красивых зданий эпох барокко и классицизма, на ней находятся две архитектурных «жемчужины» Кракова – единственный памятник романской архитектуры костёл Св. Андрея (ХІ-й век!, это самый древний храм Кракова) и памятник эпохи барокко – костёл Св.св. Петра и Павла. Костёл Св.св. Петра и Павла примечателен не только своей архитектурой, но и тем, что в его ограде с фасада установлены статуи всех 12-ти апостолов Христа.

Теперь несколько слов о второй по значимости туристической «артерии» Кракова – улице Флоряньской. Она соединяет Рынок, ту его часть, где находится Мариацкий костёл, с Брамой Флорянськой. Брама Флорянська относится к сохранившимся  оборонным сооружениям Кракова ХV-го века. Это крепостные ворота в башне Св. Флориана, в оставшемся с того времени куске крепостной стены (северная часть стен с башнями столяров, плотников и басонщиков). Перед ними находится такой уникальный объект как Барбакан – круглая башня-бастион, прикрывавшая ворота снаружи, построен он в был 1499г. Больше ничего от оборонительных сооружений Кракова не осталось – всё остальное было разобрано в 30-е г.г. ХІХ-го века, на месте бывших стен были разбиты знаменитые городские сады – Плянты, окружающие теперь 4-х километровым кольцом центр Кракова. Сейчас у ворот, на этих древних стенах местные художники развешивают свои картины и продают их. Этакий небольшой вернисаж. Рядом находится здание бывшего городского арсенала, в котором сейчас находится музей изобразительных исскуств имени князя Адама Чарторыйского (руководителя польского восстания 1830г., собранная им коллекция картин положила начало музейной экспозиции). Самая известная картина музея – это «Дама с горностаем» работы Леонардо да Винчи (хотя зоологи говорят, что на руках у дамы по имени Чечилия Галериани сидит простой хорёк). Музей работает с 1879г. Народу по Флорянськой всегда много ходит. И народ этот по-всякому стараются развлечь. Ну и, конечно, заработать на этом. Чего стоит, к примеру, музей орудий пыток древности и аттракцион с «пляшущими человечками»! В музее можно обозреть самые разнообразные орудия пыток Средневековья. А «человечки» - это, скажу я вам, неплохо придумано! Стоит парень-зазывала, перед ним шляпа для сборов, рядом магнитофон с весёлой мелодией, а под стенкой пляшут под музыку несколько своеобразных бумажных человечков. Он командует «Стоп!» - они встают, «Танцуйте!» - они продолжают плясать. И ведь при всём при том не видно «средств управления»! Весь секрет в том, что в 2-х метрах дальше, около стены, стоит другой паренёк с отсутствующим видом (типа – «я здесь ни при чём») и с помощью невидимой лески, протянутой вдоль стены, ими тихонько управляет.  Ещё на Флоряньской нередко можно увидеть мужичка, одетого под Швейка с рекламой их бара-кафе (не помню его названия), где подают блюда австро-венгерской кухни.

Что ж, это была Флорянська… Пойдём дальше!
Рядом с Рынком Главным – пройти немного вправо от Мариацкого костёла, будет площадь Малый Рынок. Название говорит само за себя – она меньше «старшей» сестры, но это тоже весьма красивое местечко.
Есть в Кракове такое место, которое называется Копец (курган) Костюшко. Курган Костюшко – это исскуственное сооружение. Насыпан он был в конце ХІХ-го века на одной из возвышенностей Кракова. Для этого была взята земля с мест польской воинской славы – в основном оттуда, где сражалась армия генерала Тадеуша Костюшко, боровшегося за польскую независимость в конце ХVІІІ-го века, а до того героя войны за независимость американских штатов. Верхушка кургана представляет собой прекрасную обзорную площадку, аппарат справа от меня – это «платный» телескоп. Бросаешь 1 злотый в прорезь и смотришь минуту на город – видимость отличная!

Не могу не сказать хоть несколько слов об одном человеке, имя которого навеки теперь связано с Краковом, хоть родился он не здесь. Он родом из городка Вадовице, который находится в 30 км от Кракова, его звали Кароль Войтыла. Да-да я имею в виду Папу Римского Иоанна-Павла ІІ-го. Здесь он начинал своё служение людям простым ксёндзом, потом был краковским архиепископом и отсюда начался его путь к папскому престолу в Ватикане. Увы, мне не довелось быть в Кракове в 1999-м и в 2002-м во время его визитов в Польшу. НО – я видел его во Львове, летом 2001-го, когда он посещал Украину. Видел на расстоянии метра 3, не более, когда он проезжал по улицам нашего города на своём «папамобиле». Он помахал мне рукой в ответ на мои взмахи флажком. Фотографий его у меня нет, увы – такая жалость… Что я хочу и смогу сказать о нём? Великий человек, великая душа… Как его любили поляки! Это было так трогательно…

Что ещё я могу сказать о Кракове? Здесь находится один из лучших университетов Европы и мира – Ягеллонский (основан в 1364г. по образцу Болонского университета), в нём, первом в Восточной Европе основное внимание уделяли подготовке юристов, и здесь же преподавал Николай Коперник. В Кракове прожил большую часть своей жизни Станислав Лем, известный польский писатель-фантаст. Здесь была выпущена первая польская газета (1661г.), проведён первый киносеанс в Польше (1896г.), собран первый польский автомобиль (1912г.).
И ещё когда-то (с 1815г.) Краков был «вольным городом», столицей Краковской республики - и эта своеобразная республика просуществовала примерно 25 лет.
А в 2000г. Краков был выбран культурной столицей Европы. И совершенно заслуженно! В нём работают 13 театров и 48 музеев.

Вот почти и всё…
Думаю, я не так уж мало Вам рассказал о Кракове. Мой рассказ подходит к концу.
И я хотел бы сказать ещё несколько очень важных слов – я абсолютно согласен с высказыванием, «что не место красит человека, а человек – место» и город Краков многое потерял бы, если бы в нём не жили очень хорошие люди. Это Ирэна и Антоний, которым я посвятил свой рассказ, их подруга Аня и многие-многие другие. Я счастлив от мысли, что они – мои друзья!

Ну, вот и всё, что у меня получилось рассказать.

Рассказ свой я назвал «КРАКОВ НАВСЕГДА».
Да, это так: он – навсегда в моём сердце, а моё сердце, в каком-то смысле,  навсегда осталось в Кракове.

Мне жаль, что я не смог рассказать Вам больше!

Я обязательно вернусь, родной мой город!
ОБЕЩАЮ ТЕБЕ! ДО СВИДАНИЯ!
3 В четырёх шагах от кладбища
Анна-Мария Ситникова
                    1

             -  Как пройдёшь, милок, чрез энто поле, найдёшь тропинку, вон-то иди по ней, иди, не сворачивай, а тамо-тка и изба будет. В энтой избе и живёт бабка Глаша. Одна живёт.Родня? Есть где-нто, в городе, дочка с зятем, ха-арошие, деньги ей присылают на праздники, и внучок… как энто зовуть, забыла… кажись: Андрюша! Ага, в институте учится ужо поди. Да ты сам, милок, спроси у хозяйки, у ей и фонтография есть, волосы у его такие же, как у тебя, светлые, русые.
               Митька пригладил давно нечёсаные соломенные вихры, поправил грязную джинсовую рубашку, кивнул доброй бабушке, подсказавшей дорогу к хутору, и окунулся с головой в полынное бесконечное поле. Что-то подсказывало городскому наркоману, где можно раздобыть большие деньги, чтобы хватило на месяц-два полноценного забвения, а не на короткий суточный кошмарный кайф. "В деревне все добрые, скажу, что студент… бл… - чертыхнулся он от громко квакнувшей поблизости лягушки, а потом продолжил громкий  разговор с собой.  - Студент, ну подумаешь - бывший! А ты мне, бл…, не квакай!"
               Далеко забросила жизнь бывшего студента, вернее: совсем забросила. А когда-то вполне благополучный мальчик из вполне интеллигентной семьи ходил в чистеньком школьном костюмчике в школу, потом – в институт, как умненький Буратино, да завело его любопытство в такую Страну Дураков, из которой нет выхода, а чем дальше идёшь по волшебному полю в поисках надёжного места для посадки золотых монеток, тем глубже увязаешь в пахнущей болотом мерзкой куче дерьма.  Митька давно перестал истязать себя мучительными вопросами, типа: "кто виноват?" и "что делать?", такие вопросы задавали себе, глотая валерьянку, нервная мать и бросивший семью неудачник-отец. Митька просто существовал от ломки до ломки, в вечном поиске шуршащих обещанием красивых нереальных картинок бумажных купюр. Их было много, они прятались за стальными решётками солидных банков, блестели безупречной полировкой на боках крутых иномарок, сверкали на декольтированных шеях, обернутых в меха жён толстосумов, а в руки не давались, словно боялись замараться о давно немытые Митькины пальцы в обрамлении чёрных обгрызенных ногтей. И это очень злило бывшего студента, а нынче настоящего наркомана. И завело в глухую деревню, на заросшее бурьяном чёртово поле. И привело, наконец, к избе, в которой (Митька нутром чувствовал) точно его ждали волшебные бумажки, аккуратно завёрнутые в беленькую тряпочку, только название немного смущало, э-э-э-э, самую малость: «похоронные».
                 Стукнула входная дверь, и на пороге, в дверном проёме, показалась хозяйка с обитым со всех сторон эмалированным ведром. Старушка щурила выцветшие голубые глаза, прикладывая к седой прядке, упавшей на лоб, морщинистую ладошку, пытаясь разглядеть заглянувшего в утренний час нежданного гостя. «Маланья, ты что ль?» - тихий голос заставил Митьку бесшумно задвинуть ящик деревянного комода и вежливо кашлянуть. Нет, ну не грабитель же он, в самом деле. «Ой, батюшки!» - всхлипнула вдруг старушка, приложив руку к сердцу. Звякнуло об щербатый пол ведро, выплеснув белую лужицу молока. «Надо было быстрее шевелиться», - вяло подумал Митька, ссутулив спину и засовывая руки в карманы обшарпанных брюк.
                   - З-здрасьте, бабушка! – произнёс он как можно радостнее, хотя, ясное дело, никакой особой радости от такой встречи не испытывал. – Во-водички не найдётся?
Застывшая в дверях старушка вдруг засуетилась: мелкими шажочками придвигаясь к стоящему Митьке, несмело улыбаясь, словно не веря собственным глазам, обошла незнакомца, потрогав за рукав и вглядываясь в лицо, а потом обняла его, радостно причитая:
                     - Андрюшенька, внучек! Родименький! Приехал!
 По  Митькиной спине пробежали «мурашки». «Бабка, кажись, того, двинутая, - борясь с ознобом, подумал он, отстраняясь от «родственных» объятий. – Внучек. Кто? Я? А чё, прикольно! Только колбасит меня не слабо».
 «Бабушка» наконец оторвалась от Митьки и, ругая сама себя, потащила «внучка» к столу:
                     - Садися, Андрюшенька, поешь, совсем тебя в институте замучили!  Худой-то какой! Как ты живёшь, как родители? Ладно, молчу, молчу, ты кушай, кушай. Вот блины, сейчас молочка свеженького налью. Хозяйка засеменила к забытому на пороге избы ведру.
                   Митька тоже рванул к выходу, желудок сжался в мучительных спазмах при виде накрытого стола:
                     - Руки… помою, - еле выдавил он, нащупывая спасительную заначку в кармане. Завернув за полуразвалившийся хлев, Митька трясущимися руками нетерпеливо разворачивал газетную обёрточную бумагу: на пыльную траву вывалился одноразовый шприц. «Зараза к заразе не прицепится», - пробурчал про себя «студент», раскладывая прямо на земле нехитрые приспособления: алюминиевую ложку, зажигалку и пакетик с лимонной кислотой, потом бережно вызволил из газетного плена «чек» (по крайней мере, продавец клялся Митьке, что торгует только самым убойным «морфом», а не кустарной фигнёй из соломки).
                    - Му-у, - донеслось из-за дощатой перегородки, бурёнка почуяла неладное, отодвинувшись к дальней стенке.
                    - Андрюша, где ты, милок? – донеслось до Митькиных ушей.
Лихорадочно дёргая непослушный ремень, «Андрюша» опять уронил уже наполненный мутным коктейлем шприц, слетевший пластмассовый колпачок закатился под утоптанные розетки подорожника. Новая волна крупной дрожи прокатилась по ногам и спине, заставив поторопиться. Чертыхаясь, он перетянул потуже левую руку, привалился к доскам и со стоном надавил на поршень, краем ускользающего в нереальный мир сознания, заметив усевшегося на ромашку шмеля. «Хорошо-то как!» - через несколько секунд расплывшись в щербатой улыбке, сказал Митька громадному белому солнцу, потом с трудом поднявшись, заковылял в избу.
                    Старушка беспокойно сидела на скамеечке у стола, переставляя то кружку, то тарелку с блинами, радуясь, что напекла  целую горку, словно заранее знала, что приедет её внучек.  «Боже мой, сметанку забыла поставить!» - охнула заботливая хозяйка, ещё раз поправив  керамическую, раскрашенную в синий горох кружку, и поспешила в погреб.
                     Благодушный Митька, стукнувшись о ножку стола коленкой и наивно удивившись, что совсем не чувствует боли, шатаясь, перемещался к накрытой пёстреньким одеялом кровати с покрашенным белой краской изголовником. Долгое путешествие к заброшенному хутору утомило его. «Полежу… тут… Мягко… Проваливаюсь… Улёт!» - и прямо в стоптанных «кроссачах» с налипшей засохшей грязью завалился на перину, уткнувшись носом в накрахмаленную белую кружевную накидку на подушке. «Спи, касатик, умаялся бедненький», - шептало над ним что-то тёплое и пушистое, шевелило волосы.
                     В окна заглядывал бледный рассвет, размывая очертания нехитрой деревенской обстановки: тёплым жаром дышала печка, отсвечивая старенькой побелкой, тёмным пятном выделялись на оклеенной  в мелкий, еле различимый, цветочек обоями стене часы, пробившим с каким-то дребезжащим скрежетом четыре раза. Постоялец очнулся, находясь частично под властью опиумного дурмана, частично – обыкновенного сна. Обводя мутным взглядом незнакомое, совершенно непохожее на его городское подлестничное прибежище место и с трудом вспоминая события вчерашнего дня, Митька заторможено скинул с себя одеяло и, сев на краю кровати, нащупал босыми ступнями кроссовки.  Теперь он вспомнил: и место, где оказался, и то, за чем пришёл сюда, кашляя, дохромал до ближайшего окна и выглянул из-за занавески – старушки не было. Где-то вдалеке мычала корова, и доносилось звяканье колокольчика на её шее. Деньги лежали на месте. Митька торопливо сорвал с тоненькой пачки аккуратную тряпицу: вот теперь в руках шуршали деньги без названия, просто деньги, обещающие незабываемое наслаждение от улётного дорогого «кокса». Часы на стене продребезжали ещё раз, заставив замершего у комода вора вздрогнуть и обернуться. «Всё, линяю», - дав приказ своему непослушному одеревеневшему телу, неудавшийся «внучек» запихнул сокровище в засаленный карман рубашки и напоследок огляделся в поисках чего-нибудь стоящего. Через пять минут, проглатывая пахнущий мёдом блин и прижимая к груди закопчённую потрескавшуюся икону, Митька, прихрамывая, отмахал уже полполя, абсолютно не обращая внимания на разоравшихся пучеглазых лягушек.

                                                                                2

                      К обеду, вспоминая тощими рёбрами жёсткую скамью электрички, бывший студент подходил к заброшенной городской фабрике: одновременно злачному месту для добропорядочных граждан и «офису» наркоманов. Скрипнувшая железная дверь жадно проглотила жалкую сгорбленную фигуру, протолкнув в душную сумеречную комнатушку.
                    - Чё припёрся? – гнусавый голос, в последний раз обещавший  просящему в долг оборвать руки и ноги и утопить, как щенка, в ближайшей канаве, эхом отразился от ржавого потолочного перекрытия.
                     - Муха, я… это… принёс… - робко замямлил Митяй, отрывая пуговицу трясущимися руками и протягивая мрачному боссу  деревенскую добычу.
                    - А, братан, - голос  на градус потеплел, оценив приношение, -  долго гулять будешь! Неделю твою рожу не увижу!
 Митяй шмыгнул носом. Голос радостно заржал, а обвешенные золотыми цепями волосатые руки набросали на стол перед богатым покупателем горку газетных пакетиков:
Обводя жадным взглядом манящие квадратики «морфа», Митька о чём-то напряжённо и мучительно размышлял.
                     - Бери, чё застыл?
                    - Это… мне… Муха… - на стол легла украденная икона, - мне… «кокс» нужен!
Пальцы босса, любовно перебирающие цепи, остановились, пробежались по лику Божьей матери с младенцем, на ощупь определяя цену в «зелёных», и замерли в воздухе. Потом сгребли лежащие пакетики на одну сторону столешницы, а на другую медленно положили всего один, завёрнутый в целлофан, снова замерли в театральном приглашающем жесте.
                     - Выбирай, братан! – привычным рекламирующим тоном гнусавил Муха. – Свежая поставка! Убойный кайф!
Покупатель в растерянности топтался на месте, вытирая вспотевший лоб грязным рукавом.
                     - Ну! – подгонял невидимка из-за стола. – Может, завязал?
Несчастный отрицательно замотал головой, жадно схватил маленький пакетик и ринулся к двери. Железная клетка захлопнулась, выплюнув на расплавленную асфальтированную улицу свою жертву.
                   Под лестницей пахло мышами, вонючим потом, да бог весть ещё какой гадостью, но это был его дом: в самом дальнем углу даже валялся оборванный матрас, правда, в пятнах засохшей крови и рвоты. Сюда и ввалился расплавившийся от полдневной городской жары, с зажатым в кулаке «кусочком счастья», Митяй. Упал, как подкошенный, на утрамбованную жёсткую постель, рядом пискнула такая же чумазая крыса, поблёскивавшая чёрными умными глазками, пошевелила носом, улавливая от знакомого обитателя почти выветрившийся запах еды и разочарованно отбежала к мусорному баку.
                 - Бл…, - проводил крысу недобрым взглядом Митька, затягивая на руке ремень. Бетонная, заплёванная окурками лестница покачнулась в сторону, словно палуба тонущего корабля, а через мгновение засверкала белым ослепительным светом, уходя в бесконечное небо… Чей-то отдалённый голос сверху позвал его, Митьку? И он пошёл или показалось, что пошёл, полетел… Сквозь малиновую дымку, продирая дыры в вязком сладком киселе, отгоняя от лица фиолетовые надувные шарики, торчащие из развевающихся целлофановых плащей, ухмыляющиеся нарисованными улыбками… Какие-то волнистые зелёные лианы обвивались вокруг ног, тянули вниз, в логово рычащих  мохнатых крыс… Голоса: кричащие, грохочущие, шепчущие, смех и стук падающей воды...
Летящая прямо в лицо птица, раскрыв клюв, обернулась забытой старушкой. «Внучек!» - прошамкала маленькая голова, сморщиваясь от миллиона морщинок в бешено вращающийся вместе с вцепившимся в него котёнком клубок ниток… «Иди!» - манил золотой дракон, поигрывая цепями, и пил из раскрашенной в синий горох кружки молоко. Оно текло по его длинным золотым усам, разливалось бушующим океаном, хлюпало в Митькиных кроссовках, подбиралось к горлу. Сплошная белая муть облепила парящее в невесомости тело… «Кушай, милок!» – звенел колокольчик на шее… «Бам! Бам!» - стучали внутри часы, всё быстрее и громче,  и вдруг, разодрав грудную клетку, вывалились на бетонный пол, разлетевшись вдребезги. И наступила чернота.
                     - Передоз! Серёга, вызывай ментов с труповозкой, не наш клиент, - раздосадованный бесполезным вызовом фельдшер убирал в чемодан фонендоскоп. – Поехали!
                                                                                  3

                     Пыльная дорога проглотила шорох буксующей резины. Залаяла мелкая дворняжка, прибежавшая с кем-то из местных.
                    - Цыц, Жучка! – пригрозила  вертлявой собачонке дородная тётка в чёрном платке, и, обняв за плечи старую женщину в таком же траурном одеянии, грустно добавила: – Пойдёмте, баб Маланья, кто ж виноват, что так случилось? Сердце, говорят, у неё не выдержало…

                                                                                    4

                    - До кладбища-то? А вот, милок, как пройдёшь через энто поле, найдёшь тропинку, вон-то, иди, иди, не сворачивай - увидишь старую избу, тамо-тка ещё занавески белые в синий горошек. Бабка Глаша в энтой избе… жила, милок, да беда приключилася такая… а ты часом не наркоман? А кладбище… рядышком.   
4 Как дела?
Татьяна Игнатова 5
  С утра со мной было что-то не так. Прислушиваясь к себе, я по-прежнему занялась домашними делами по молниеносно составленному плану.   
    Мелодичное бренчание мобильного телефона застало меня в ванной комнате. Бодрый голосок матери зажурчал:
  - Привет, дочь! Была в поликлинике, прошла обследование, результаты будут в понедельник... - тараторила она, докладывая во всех подробностях о событиях последних часов. Проговорив ещё минут десять, она спросила:
  - А как у тебя дела?
   Я не успела даже сделать вдох, чтобы что-то сказать, как она без паузы продолжала:
  - Да, забыла сказать. Приезжал Вася с женой. Привезли мне такой подарок!
   Вася, мой двоюродный брат, умел делать подарки. Он не любил одно - когда кто-то рассказывал ему о болезнях.
   В это время мама уже подробно описывала, что привёз Вася с женой, и как они пили чай:
  - Он молодец! Не забывает меня! А как у тебя дела? Сейчас схожу в магазин...
   После очередного перечисления, она наконец закончила:
   - Ну, вот, вроде всё. Ну пока! Потом созвонимся. Целую.
   У меня закружилась голова. В глазах потемнело. Но надо было сварить борщ, разморозить рыбу на ужин и погладить бельё...
   Сильно кольнуло в груди. "Наверное также кололо у мамы в прошлом месяце," - подумала я. И сразу вспомнила её слова: "Ты ещё молодая. Рано тебе ещё".
  Мне стало не по себе. Выпив корвалол, я позвонила дочери:
    - Дочь, привет! Ты где, на работе? А, ну ладно. Что-то со мной не то. Вчера я понервничала. Представляешь... - и я долго стала описывать, что произошло вчера. И сама не заметила, как на свой вопрос "Как дела у тебя, дочь?" я не выслушала ответ. В мобильнике прозвучало что-то невразумительное, дочь вздохнула, а мне, выговорившись, стало легче:
   - Ну ладно, пока, дочь, работай. Не буду тебе мешать. А я пойду. Скоро обед. Потом позвоню...
    Сев на стул, я прикрыла свой рот ладонью, и меня осенило - ведь я поступаю точно также, как моя мать. Сценарий под копирку.
    Я набрала телефонный номер дочери ещё раз...
5 Байки из НИИ. Жобен Ивон и Вася с отверткой
Владимир Репин
 На нечастую в 70-х выставку оптических приборов с участием кучи иностранных фирм наш начальник отправился во всеоружии. Мы занимались тогда спектрофлуориметром – по сути, первым отечественным, который должен был пойти в серию. И конечно, шеф должен был знать все о «современном развитии печатного дела на Западе».
 Покрутились у мелких производителей, я взял на заметку несколько интересных приемов конструкторско-технологических, но шеф тянул дальше.
 И вот – стенд спектрального монстра того времени, французской Jobin-Yvon.

 И – какой-то спектральный прибор ИК диапазона примерно наших габаритов. Шеф и в английском-то не силён, а тут на стенде француз, чисто по-французски игнорировавший английский со школы. Переводчика то ли вовсе нет, то ли отошел куда-то. Француз пихает нам проспекты и что-то лопочет.
Но что шефу проспекты! Ему надо знать, что там внутри. Он пытается жестами показать французу: «Кожух сними!»
– Non, non!
– Ну, сам посуди, должен же я на товар посмотреть? Ты же мне кота в мешке предлагаешь! (Интересно, кто ему в министерстве валюту даст?)
– Вас, вас? – пытается перейти на немецкий стендист.
Шеф быстро рисует ему кота в мешке – вид сбоку в разрезе.
Француз впадает в ступор…
Шеф понимает бессмысленность дальнейших переговоров:
– Вася, давай!
 Слесарь Вася, благоразумно прихваченный на выставку,  достает видавшую виды отвертку и приступает к делу.
 Француз с побелевшим лицом лепечет:
– Дас ист катастроф! Ду бист нихт ремонтирен!
– Не трусь, камрад, у меня Вася – слесарь от бога, сам сломает – сам и починит!

 Вася тем временем снимает кожух – и тут немеем мы. Вся оптика не отполирована, а только отшлифована. Шлифовка тонкая, но… МАТОВАЯ ЛИНЗА? НЕОТРАЖАЮЩЕЕ ЗЕРКАЛО?... для нас это – как деревянная железка.

 Шеф тычет пальцем в направлении зеркала, и на чистейшем русском спрашивает: «Почему???»
 Дальше разговор переходит в схему переговоров Кузьмича с финном из культовых «Особенностей национальной рыбалки», т.е. шеф на русском, а стендист на французском вполне прилично договариваются до того, что если прибор предназначен для измерений в инфракрасной области спектра, где длина волны в разы больше, чем в видимом, то и полировка не нужна. Прозрачной или зеркальной для ИК лучей будет поверхность с микронеровностями не более половины длины волны, хотя мы ее видим, как непрозрачную.

 Я тем временем замечаю, что на юстировочном столе (основании) прибора посреди отлично сработанных деталей на месте термостатирующего корпуса у французов висит совершенно неприличная клякса из монтажной пены.
Видя мое и шефа недоумение, француз показывает на пальцах – всё равно это будет закрыто кожухом, а внутрь прибора в Европах самому лазать не принято, на то сервис-служба есть. Шеф понимающе кивает и обращается ко мне: «Учись, студент! А у нас этот корпус два дня фрезеровали из текстолита… считать умеют!».

 Вася тем временем сноровисто ставит крышку на место.
Растроганный француз долго трясет ему руку и дарит какую-то сувенирную ерундовину. Все счастливы…
 Вот так мы и набирались опыта. А наша «Нева-003» потом выпускалась и пользовалась успехом и у нас, и в странах СЭВ.
6 Прописка греческих богов Олимп или Олимпос?
Владимир Репин
Как вы думаете, удобно ли было греческим богам пировать на Олимпе?
Посмотрел я на Олимп, и решил, что не очень:
Снег, холод, голые скалы, вокруг обрывы, ущелья, ветер свищет...
И все это - на высоте 2900 м.

Но ведь есть на планете еще одно замечательное место с почти таким же названием: Олимпос, на 400 км южнее и на 600 км восточнее Олимпа. И находится оно в Турции, но не где-нибудь, а там, где во времена античности была Ликия, на побережье Средиземного моря.  Античный город был построен выше небольшого залива в глубоком ущелье, вдоль небольшой речки.
Похоже, в устье речки стоял когда-то круглый остров с кольцевым каналом.

Начиная с XIV в. до н. э. Ликия была местом, откуда на Египет совершали набеги пираты (будущие «народы моря»).
В 1-м тысячелетии до н. э. Ликию населяли ликийцы, потомки лувийцев. До ассимиляции с греками в III в. до н. э. они говорили на одном из хетто-лувийских языков и в V—IV вв. до н. э. пользовались буквенным письмом (см. «Ликийский алфавит»).
И вот там, выше по ущелью, есть интересная гора, Химера.
Химера — эта единственная в мире гора, на склоне которой 365 дней в году горит естественный огонь. На небольшом участке из её склона постоянно выходит природный газ. Это обычный метан, с примесью вещества, которое загорается на воздухе. Постоянно горит там несколько десятков таких факелов. Место это известно было с глубокой древности и газ горит по крайней мере последние несколько тысяч лет.
Факелы иногда меняют свою интенсивность и место горения иногда затухают, некоторые загораются вновь.

По склону течёт небольшой ручей, который порой тушит некоторые факелы.
К месту горения факелов снизу по склону идёт мощёная камнем тропа.
Правда, интересное место для поклонения? Четыреста метров над уровнем моря, комаров сдувает, не очень жарко, дрова для костра не нужны, вода ключевая имеется, площадка круглая  - хоть танцуй, хоть песни пой...
А какой вид на море и окрестности!

Причем учтите, что Ликия часть Лидии, а Лидия - просто кладезь премудрости: тут и архитекторы (один Милет с его удивительной планировкой чего стоит!), и скульпторы, и художники, и поэты, и математики...
Лично у меня такое впечатление, что европейские греки нахально приписали себе первенство в науках и искусствах, а набирались они всего именно в Лидии.
Ну сами посудите - Фокея считается колонией Фокиды, но суффикс -ид уже сам по себе дает в греческом языке второе поколение, вроде наших -вичей. Так кто кого колонизовал, воспитывал и образовывал?

Вот и мифы об Олимпийских богах и их чудесной и уютной горе богов,  Олимпе, скорее всего, еврогреки принесли из Малой Азии, из Олимпоса.
7 Осенняя элегия
Регина Берестовская 2
  Несколько лет назад, путешествуя по  Германии,  я оказалась в долине Рейна.  Уже начался ноябрь, но день выдался солнечный и теплый почти по-летнему…

  Под вечер я попала в крошечный  городок…. Классический немецкий курорт: маленькие двух-трехэтажные домики с белыми ставнями и  кружевными балконами, чистота на улицах, только опавшие листья на тротуарах, и пустота в этот предвечерний час  поражали и завораживали.

  Помню, гуляла по узким переулкам, потом вышла на набережную маленькой речонки. Солнце уже садилось, и от воды потихонечку тянуло вечерней сыростью.
И вдруг заметила пару. Они шли, держась за руки. Она в шляпке, в туфельках на небольшой шпильке; он в длинном плаще и с тростью в руке. Сколько им? Может быть, около семидесяти, а может, и больше…

   С трудом преодолела желание обогнать их и заглянуть в их лица, заставила себя сесть на скамейку, но не могла оторвать от них взгляд .  Возможно, они прожили всю жизнь вместе, счастливо. Вышли на вечерний променад, а к ужину ждут детей, внуков и, как знать, правнуков.  Или они влюбленная пара, встретившаяся после разлуки, длиной в жизнь… Они жили жизнь, храня в себе первую любовь, и сегодня им случилось увидеться… и шли к этому дню много лет...

  Не знаю… Но где-то внутри тоненько заявило о себе какое-то щемящее чувство, но не жалость, нет…  Подобное чувство охватывает меня и на московских улочках, когда вижу пожилые пары. Они трогательны и как-то, почти по-детски  беззащитны.

  И вдруг, повинуясь какому-то необъяснимому порыву,  я вскочила и почти бегом помчалась через ажурный мостик на другой берег. Там в лучах уже почти севшего солнца блестела куполами Православная Церковь.

  Храм был открыт, и  внутри  тоже никого.  Повинуясь все тому же порыву,   
подошла к иконе Девы Марии, поставила ей свечу и долго просила за ту неведомую мне пару, гулявшую по набережной… Первый раз я  просила о заступничестве за совершенно незнакомых людей, случайно увиденных несколько минут назад. Почему? Не знаю.

  Выйдя из Храма и обернувшись к его дверям, я вдруг увидела Священника в темной
рясе. Он стоял в дверях и, улыбаясь, как мне показалось, чуть грустно, перекрестил меня…

   Почему-то я поняла, что моя  просьба услышана….
8 Капли дождя
Регина Берестовская 2
 В самом деле все мы эгоисты, и нам хочется, чтобы о нас помнили и думали всегда, даже когда по оконному  стеклу, подобно слезам,текут капли дождя.

 В моем городе дождь. Он взял в плен все: дома, улицы, деревья, памятники и даже людей, их мысли и чувства…   Потоки воды, похоже, оккупировали   столицу надолго. Уже больше недели зонтик – самый востребованный аксессуар.  Дождь идет утром, моросит днем, извергается  настоящим водопадом по вечерам, и даже  ночью в сон  вплетается барабанная дробь капель по крыше.

 Что же такое дождь? Нет, мы все знаем про  природное явление, но это совсем неинтересно, согласитесь…   Ведь для каждого из нас дождь - это что-то свое, тайное, почти интимное. Так приятно в дождь, уютно свернувшись калачиком, лежать на диване с чашкой горячего чая или кофе, слушать мелодичный перезвон и мечтать  , например, о морском прибое… или вспоминать, как в детстве бегал по лужам, сознательно стараясь промокнуть. Признайтесь, в  вашей жизни  это было, да? Честно;  не бойтесь, ведь, кроме вас, никто об этом не узнает…

 А, может, вы любите во время дождя стоять у окна, смотреть на эту бесконечно льющуюся стену воды, которая отделяет только вас, и никого другого, от всего мира. О чем вы думаете в этот момент?

 Я попробую угадать, можно? Обещаю, это останется между нами. Так вот, наверное, вас одолевают мысли о том, что вы один или одна, и никто вас не ждет, а в  вашей жизни одна проблема сменяется другой,   уже непонятно , как с этим справиться, но делиться  ни с кем не хочется. Вы уверены, что никто не поймет…  Знакомо? Только сходу не отвечайте, что с вами никогда такого не бывало. Прислушайтесь  к себе, и я уверена, что вы в душе согласитесь со мной, а вслух можете и не признаваться. А если я ошиблась, то считайте, что я просто поделилась своими мыслями.

  Иногда мы вдруг замолкаем, уходим в себя, но все равно ждем словечка от близкого человека.  Правда, сами можем и не ответить, пропустить, причем сознательно  телефонный звонок на мобильный…

 И все это потому, что Москву накрыл дождь…

 А если посмотреть на дождь с другой стороны? Дождь – это обновление, очищение… Вода смывает грязь и пыль не только с улиц, но и с души. Вода уносит с собой все плохое: скуку, раздражение, усталость. Попробуйте поверить, что после дождя обязательно выглянет солнце, пригреет своими ласковыми лучами землю и обязательно разбудит в душе хорошие добрые, позитивные мысли.  Главное, суметь почувствовать себя снова наивным и открытым всему и вся ребенком.  Нет, это не духота на улице - это тепло вашей души, которым вы при желании можете поделиться  с огромным миром. Только сумейте открыть свое сердце навстречу тому, кто вам дорог, о ком вы и во время дождя не смогли не думать. Вспомните, что этот человек не забывал о вас,хотел помочь вам. Не обижайте дорогих вам людей молчанием….

 И пусть солнышко спряталось, и небо затягивается тучами, и вот-вот снова польет. Поверьте, это ненадолго.  Польет, ну и что? Природа опять возродится, трава станет зеленее, в воздухе разольется ни с чем несравнимый запах свежести и обновления, и обязательно выглянет солнце. А иначе и быть не может!
И еще небольшой совет, если можно. Чтобы не портилось настроение во время дождя, купите себе яркий, веселый зонтик! Удачи Вам и в дождь, и в солнце!
9 Девять крышек
Вячеслав Вишенин
                На днях ко мне подошел младший сын и спросил:
- Пап, а когда ты был маленький, то какая у тебя была любимая компьютерная игра?
                   Я улыбнулся:
- Не было у меня, Лёш, любимой компьютерной игры.
- Почему?
- А потому что компьютеров тогда еще не было.
                      Леша удивился так, словно увидел вместо папы жирафа:
- А во что же ты тогда дома играл?
- Дома – почти ни во что, а вот с друзьями на улице – во всё!
- Каким скучным было твое детство, пап…
- Я  бы так не сказал. Мне тогда было очень здорово. Это было хорошее время.

                          Мое детство… Оно пришлось на семидесятые, когда мы уверенными шагами двигались к светлому будущему, и, если верить нашим тогдашним руководителям страны, до коммунизма нам оставалось совсем немного. Буквально пару шагов. Хотя, почему -то до коммунизма мы так и не дошли. Но даже и без него мы жили тогда очень весело. Умели радоваться мелочам. Ценили дружбу и всегда были готовы друг другу помочь.  Нам, мальчишкам семидесятых, не нужны были никакие супер навороченные игры. Нас вполне устраивало то, что мы имели: футбольный мяч, выпиленный из куска фанеры пистолет или сделанный своими руками индейский лук . Даже с этим мы чувствовали себя самыми счастливыми людьми на свете.

                                     Целыми днями мы готовы были гонять в футбол, лазать по деревьям, стрелять из лука, или мастерить из картона и брусков военный штаб. И ни один из нас не чувствовал себя ущербным из-за того, что у него нет роликов, игровой приставки или лего.  У нас не создавалось  ощущения того, что мы играем не в те игры, что мы чего-то недополучаем, что мы достойны чего-то большего и  что нам стоило заняться чем-нибудь другим. Мы забегали домой  на пять минут, чтобы схватить горбушку хлеба  с куском рафинада и мчались на улицу обратно, потому что там нас ждали друзья,  там нас ждали игры и приключения, там ждало нас наше детство.
 
                            Самыми любимыми нашими играми были, конечно же, футбол и хоккей. Потом шли « американский козел», «альчики», «маялка». Это были чисто мужские игры.  Но оставались еще такие забавы, в которых принимали участие и девчонки. Мы с удовольствием играли вместе с ними в «классики», замечательную игру на координацию и равновесие.  Частенько играли в «выбивалы»  - салки с мячом.  Ну, а самой веселой наверняка была  игра в «девять крышек»: одной  команде нужно было разложить девять крышек по «домам»,  а водящая команда  должна была  не дать им это сделать, мячом  «выбивая»  поочередно соперников.  Играя в эти забавы,  мы развивали свою меткость и ловкость, сноровку и быстроту.  Мы дышали свежим воздухом, нагуливали аппетит и сметали с обеденных столов то, что ставила перед нами мать. Но самое главное, мы общались со своими друзьями, знакомились с новыми, утверждались в компании, обменивались мнениями и росли в мире и дружбе.

                                  Наши дети, к сожалению, не знают этих игр. Это им – поколению 2000-ых – невозможно представить свою жизнь без компьютера, бесконечных «бродилок», «стрелялок»,  «гонок» и  «смертельных битв». Без всех этих сумасшедших потех, которые заменяют им друзей, общение и  игры  на воздухе. Это они, наши дети, не знают, что такое черно-белый телевизор. Им не понять, как этот телевизор  можно было смотреть только десять минут в день, когда показывают один из выпусков «Ну, погоди».  Вряд ли они обрадуются, если им на день рождения подарить книгу «Дети капитана Гранта». И вряд ли оценят сладкое угощение в виде плитки гематогена. Зато будут бесконечно рады новому компьютерному диску или видеокассете. Теперь они часами проводят время  перед телевизором, смотря  тупые мультики, не несущие в себе никакого смысла.  Они по полдня сидят перед компьютером, гоняя на виртуальных машинах. Они не хотят идти на улицу, потому что там им скучно. У них другие желания, другие увлечения, другие понятия. Им гораздо интереснее полазать в компьютерной Сети, чем побегать на улице. А виртуальный контакт  заменяет им общение с друзьями.    «Tempora  mutantur…» - «Времена меняются…», как сказал мудрый.

                  А я … Боже, как я хотел бы вернуться хоть на денек, хоть на часок  в свои семидесятые! Чтобы встретиться со своими друзьями, поговорить за жизнь,  и, скинув груз прожитых лет, как прежде погонять в мяч, поиграть в «девять крышек», полазать через заборы, забраться на какую-нибудь верхотуру  и, в знак победы,  помахать сверху рукой. Я бы многое дал, чтобы еще раз хоть ненадолго окунуться в то прекрасное время, когда я был счастлив и беззаботен, когда меня окружали друзья и самые близкие мне люди, когда мир казался мне большим и прекрасным. Это время – Детство.
10 Конфеты со вкусом детства
Вячеслав Вишенин
- Пап, я устал. И пить хочу, - сынишка остановился посреди тротуара, и. скорчив гримасу  изможденного человека, с надеждой посмотрел на меня.
- Лёш, потерпи немного, скоро придем, - до окончания пути  нам оставалось минут десять шагом.
- Ну, пап? Очень сильно пить хочется.
- Ну, и где же я тебе сейчас….
- А вот тут на углу кафетерий. Ну, пап, а?
Вот  ведь хитрец! Он всё рассчитал.  Прекрасно помнил, что по пути будет кафетерий, и знал, где именно  надо будет «устать».
- Хорошо, Леш. Давай зайдем, -  я  сам был не прочь сделать остановку и выпить глоток какого-нибудь напитка. – Ты чего будешь?
- Мне молочный коктейль,  пирожное «Осиное гнездо» и слоеный батончик с орехами, -   сделал сын заказ заученными фразами.
Все понятно! Видать Лёша с мамой тут частые гости.
- А мне, пожалуйста, чашечку «эспрессо».   
Через минуту сын уже с наслаждением поглощал вкуснейшее пирожное, а я вдыхал аромат замечательного кофе.  Сладости благоприятно подействовали на сына, и его потянуло на душевные разговоры:
- В прошлый раз мне мама покупала ананасовые шарики и пирожное с кокосом…. Я могу десять пирожных за один раз съесть…И целый килограмм шоколадных конфет….А тебе какие конфеты нравятся, пап? Пап, ты меня слышишь?
- Что, Леша? – вопрос сына вывел меня из оцепенения.
- Ты, когда был маленьким, какие конфеты любил?
Я отхлебнул из  чашки  глоток благоухающего напитка  и откинулся на спинку стула. Воспоминания далекого детства закружили меня в вихре мыслей…

                                …Мое детство пришлось на 70-ые годы ХХ-го века. Мы все тогда  жили в одной большой стране. У нас не было  ни богатых, ни бедных. Мы все были равны. Исходя из основного принципа социализма - «От каждого по способностям, каждому – по труду»,  все получали одинаково низкую зарплату за свой низко оплачиваемый труд.  Покупали одни и те же продукты. В одних и тех же магазинах. С приблизительно одинаковым ассортиментом.  В нашей семье нас у родителей было четверо. На зарплату отца-инженера и матери-экономиста шиковать не приходилось. Мне с детства было  знакомо слово «кредит». Многие вещи тогда  в нашем доме покупались в кредит – телевизор, холодильник, радиола, диван. Потому что купить вещь  сразу  и за наличные было невозможно. Не было в семье таких свободных  денег.

                                          Не могу сказать, что наша семья  бедствовала. Нет. Все самое необходимое  в доме у нас было. Мебель, бытовая техника, одежда, обувь, продукты.  Но в чем-то приходилось себя ограничивать. Помню, что отец с матерью всегда планировали предстоящие расходы на месяц.  И одним из таких пунктов был расход на сладости. Конечно, мы ели сладкое: и конфеты, и  печенье,  и шоколад, и пирожное,  и торты. Но не так часто, как нам бы хотелось, и не в таком количестве. В основном, это происходило по праздникам. А в обычные дни   мама  к чаю выдавала нам  по две печенюшки и какой-нибудь карамельке.  Мы все понимали и больше не просили. Знали –  нельзя, иначе в следующий день останешься без сладкого.

                                   Но дома были и шоколадные конфеты. Мама всегда оставляла их для самых торжественных случаев: дней рождения,  или каких – нибудь  больших праздников, типа, Международного Женского дня или  годовщины Великой Октябрьской  Социалистической  революции. Тогда мама торжественно выставляла их в вазочке на центр  праздничного стола. Мы брали по одной конфете  и смаковали ее с чаем, откусывая по маленькому кусочку. Брать еще одну конфету было уже некрасиво. Вроде, как, самый голодный. Бывало, что к матери заходили соседки или подруги, и тогда мама  угощала их чаем и тоже выставляла конфеты на стол.  Но у  нас считалось верхом неприличия в это время подойти  к взрослым  и попросить конфету. Мама  сама нам их раздавала, если после ухода гостей что-нибудь оставалось.  В остальное время на них накладывалось табу.
 
                               Моими любимыми  тогда  были конфеты «Мишка на Севере».  Эти потрясающе вкусные  шоколадные конфеты со сладкой помадкой между двумя вафельками стоили сумасшедших денег: что-то около  шести рублей за килограмм. На такую сумму советская семья могла прожить неделю. Само собой разумеется, что родители не могли позволить себе  роскошь есть их ежедневно. 

                                 Но поскольку детский организм требовал сладкого,  приходилось изощряться, чтобы самого себя как – нибудь угостить. Самыми большими лакомствами были хлеб с маслом; посыпанный сахаром – песком.  Мы представляли себе его кремовым пирожным.  Еще можно было на хлеб намазать повидло – вот тебе и бисквит. А обычно мы просто грызли горбушки с рафинадом. Как говорится, дешево и сердито. Иногда кому-нибудь из родителей удавалось купить сахар с  паточным сиропом. Из-за его необычного, коричневатого оттенка, он  представлялся нам чем-то совершенно другим, каким-то изыском.  Мы насыпали его в кулек и ели просто так.  Иногда мы даже пускались на эксперименты. Например, как  - то мы пробовали есть детскую зубную пасту «Буратино».  Она, конечно, была немного сладковата на вкус. Но больше одной капельки  почему-то все равно не съедалось.  А еще сладости для себя  мы покупали  в аптеке.  Большим шиком считалось выпросить у родителей мелочь и купить у фармацевтов плитку  гематогена  или  упаковку сладких таблеток аскорбиновой кислоты.  Эти полезные для организма профилактические снадобья мы ели вместо шоколада и карамели. Что поделать, если настоящий шоколад и конфеты стоили намного дороже. Но при этом,  мы никогда не считали себя в чем-то ущемленными. Мы ни на кого не обижались. Мы видели, что такая картина наблюдалась и в других семьях, поэтому довольствовались тем, что у нас есть.

                              С игрушками для детворы тоже все было не ахти. Во-первых, не такой большой ассортимент был  в магазинах. Во-вторых, они были не очень высокого качества и быстро ломались. Поэтому, многие игрушки мы делали для себя сами: выпиливали из дощечек  пистолеты  или винтовки,  из ивовых прутьев натягивали индейские луки, из бумаги, клея и ниток изготавливали  и запускали в небо бумажного «змея», сгибали из проволоки прочные рогатки, из которых стреляли по воронам, а из коньков мастерили салазки, на которых зимой катались по льду. Вообще, мы никогда не переживали по поводу отсутствия  у нас необходимой атрибутики для игр.  Не было клюшек – играли в хоккей обычными палками. Не было велосипедов – катались на автомобильных шинах.  Не было шайбы – играли консервной банкой. Не было кед – лупили по мячу школьными ботинками. Не было санок - катались с горки в картонных коробках. Всевозможных игр, в которые можно было поиграть во дворе, мы знали столько, сколько теперешним детям и не снилось. Никогда не было такого, чтобы нам во дворе было скучно,  и мы, разочарованные расходились по домам.  Бедные мамы и папы выходили вечером с фонариком и ремнем искать нас на улице, а мы, увлеченные игрой, никак не могли расстаться со своими друзьями. 
   
                                В общем,  в силу определенных обстоятельств,  отец с матерью  покупали мне игрушки не часто. Только когда я еще ходил в  детский  сад. А  когда я начал учиться в школе,  мои практичные родители  стали покупать  и дарить мне  на день рождения что-нибудь из вещей: брюки, ботинки, рубашки. Как бы, с одной стороны, и подарок, а с другой – полезная вещь.  Причем, выбор вещи оценивался односложно: главное, чтобы она была мне по размеру, или чуть больше. «На вырост» - как говорится в этом случае.  Ни фасон вещи,  ни ее цвет, сочетание с другой одеждой -  значение не имели.  Поэтому иногда я выглядел просто как светофор.
               
                                Еще один интересный нюанс. В силу того, что купить недорогую и красивую вещь было проблематично,  обычно вещи мне покупали на «пока». Типа, «пока поноси это, а потом мы тебе купим что-нибудь получше».  Но поскольку выбор в магазинах  был небольшой, а купить дорогую вещь не позволяли средства, то, купленная на «пока» вещь, как правило,  оставалась у меня  насовсем.  То есть,  до тех пор, пока не изнашивалась, либо я из нее вырастал. Тогда мне покупалась новая вещь, и, как правило, тоже на «пока». В таких вот вещах, купленных на «пока» я ходил вплоть до окончания школы.
            
                            Отец  же всегда считал, что лучший подарок – это книга. Сам он имел неплохую библиотеку, и мне к праздникам дарил что-нибудь захватывающее. «Тимур и его команда», «Повесть о настоящем человеке», «Три мушкетера», « Спартак» - были моими настольными книгами. Вообще, в то время дарить книги было модно. Книги дарили  друзьям, коллегам, любимым женщинам. В эпоху тотального дефицита хорошая книга, типа, «Унесенных ветром» или « Поющих в терновнике»,  не уступала по качеству подарка дорогим  французским духам.

                    Еще мы дарили друг другу почтовые марки, обменивались футбольными и хоккейными открытками, всевозможными  значками,  вымпелами и обертками от жвачек. Мы гоняли голубей, спасали птенцов, выпавших из гнезда, всем двором кормили собаку, потерявшую хозяина и лазали в общественный сад за яблоками. Мы росли, дружили, дрались, влюблялись. Мечтали полететь в космос, как Юрий Гагарин или совершить бессмертный подвиг, как Алексей Мересьев.  Мы не знали, что ждет нас впереди и как сложатся наши судьбы. Мы жили жизнью, полной надежд и мечтаний, имя которой – детство…

- Пап,  - сынишка тронул меня за руку.  – Я уже все доел…  А ты так  не сказал, какие конфеты у тебя самые любимые?
-  Самые любимые? «Мишка на Севере», Леш.
- А сколько этих конфет ты бы смог бы съесть за один раз?
-    Одну, сынок. Только одну.
11 Янтарный блеск солнца
Альфира Леонелла Ткаченко Струэр
                          Миниатюра

                      Янтарный блеск солнца

     Лето... Солнце светит всё ярче. Вода в море прибивает к берегу счастливые бороздки воды. Небольшие волны веселятся, светятся солнечным блеском и зовут тебя в своё царство. Над тобою летают красивые чайки и криками созывают своих друзей к себе. Весь день светит яркое солнце и вечером охватывает весь берег красивейшим закатом.
     Ярко-жёлтые лучи солнца коснулись воды и побежали по барашкам волнующих волн. Ты одиноко стоишь на берегу и мечтаешь, стать той девушкой, которая освещённая янтарными гроздями солнечных лучей и охлаждаемая первыми вечерними струями ветерка, медленно идёт вдоль воды с одинокой веткой цветка и все на берегу смотрят тебе вслед и как бы говорят: "Какая красивая девушка!".
    Как он красив, этот закат солнца! Горы пронизывает лёгкая прохлада, и от них веет невыносимо жёстким запахом грецких орех. Он растёт на плантации между гор.
- А мы к председателю колхоза? Он нас примет? - спрашиваю я, когда мы ещё сидели на берегу моря.
- Примет. Он у нас хороший. Любит красивых девушек. А вы красивы! Ему нравится показывать плантации грецкого ореха, фруктов. Их в нашем колхозе много растёт, - мужчина обернулся ко мне и рассказывал с даргинским акцентом о председателе, к которому он же и пригласил.
    Мужчины в Дагестане очень темпераментны. Когда рассказывают о своей республике, акцент выдаёт их восхищение и скромность тем местам, в которых они живут. Мы подъехали к домику, в котором нас ожидали председатель колхоза и его друг.
- Проходите, проходите... - зазывал нас председатель, радушно принимая нас в домике сторожа, - Мы сейчас отдохнём, а потом... - он посмотрел на нас, троих красивых женщин, скромно одетых, - а потом мы пойдём в наш сад, где растёт много фруктов. Правда, в этом году солнце сильно жаркое, урожай почти весь сгорел. Но что-то и осталось...
- Хорошо,- сказала я и присела на предложенный стул, - Нам очень интересует, как вы растите фрукты.
    Терпкое вино кружит голову мне и моим друзьям. А вино в Избербаше очень вкусное. Мой знакомый даргинец ушёл присмотреть за шашлыками. В горах они напоминают какой-то особенный вкус, гор и наверное приготовление его с каким-то национальным этикетом. Мясо барана мягкое, жирное, но при  его употреблении с овощами, этот вкус приобретает какой-то свежий вкус.
    Одинокий костёр догорает, и шаловливый ветерок разносит запах горного воздуха и догорающего костра и приготовленного мяса по всему пространству.
    Мы веселились и пили вино с шашлыками. Мужчины рассказывали о своём колхозе, его трудностях в это лето: жаркое и невыносимо сухое. Я прошла по тропинке посмотреть на плантации, как растёт грецкий орех. Большие деревья с зелёными плодами. Да-да, именно с зелёными плодами, а не, как вы видите грецкий орех в магазинах. Огромное множество зелёных орех в особенной скорлупе и толстого зелёного покрова. Так растёт грецкий орех.
- Когда он созревает, то его зелёные скорлупки становятся коричневыми и отпадают от ореха, основного. А мы его собираем. Но в основном этим занимаются женщины. Мы только отвозим орех на склад.
- Какие красивые деревья! И много бывает ореха с одного дерева? - я спрашиваю, а сама смотрю на эти, похожие на клёны, деревья и их плоды ореха.
- Да... Много.
   Только - только начало расцветать, а рассвет в горах очень красив, наполняемый красками пейзажа вершин и деревьев, мы решили уехать из гостеприимного домика сторожа.
    Спуск в горах крут. Вечерние блики уходящего отдыхать от трудного дня солнца заполняют всё пространство над морем. Каспий встречает его на западе и провожает под крики чаек, носившихся над мелкими волнами проходящих яхт.
    Вот мы спускаемся по асфальтовой ленте с гор. Поворот, следующий, и резкий ветер захлёстывает в окне машины. Вокруг мелькают деревья, кусты. Трава, поднимавшаяся под струями вечернего ветра, развлекает мчавшихся на высокой скорости молодых людей к морю! Только туда... Там красиво и прохладно... Последние лучи красного заката проскочили над горячим асфальтом и... Небо! Сине-чёрное открылось нам и мы, отряхиваясь от песка, бредём по берегу к морю.
    Тишина…
    Лёгкая позолота ярких звёзд окунулась в волну и скрылась. Луна пробежалась по остаткам облаков, уже потемневшими под уходящими бликами солнца, ставшими синими и фиолетовыми и рассмеялась с чайками, начинающими успокаиваться среди морского штиля.
    Купались в остатках красного заката и позолоченного неба. Ночь была тёплая. Где-то далеко прозвучали звуки проходившей яхты: белой и яркой.
А мы сидим в окружении морского счастья и чёрного звёздного неба.
    Утро встречаем под тихим шумом моря. Маленькие серебристые капельки воды начали покрывать всё пространство моря. Девушка проплыла в остывших за ночь волнах и пошла, медленно, к берегу. Её тело, покрытое мелкими серебристыми капельками воды, словно у богини моря, плавно извивается над песком.
    Вот она!.. твоя желанная тайна, которая только что проникла в просторы моря и взошла над его мелкими волнами...
    Оно, море!... В ранних лучах янтарного солнца под небольшой  полоской уходящей звезды. Как оно красиво!
    Обнажённое тело девушки покрывается капельками воды и тёплый аромат, уснувшего на ночь морского коктейля, замирает на минуту в рассветные часы восходящего янтарного солнца.
    Лето...
12 Пасадобль... глава 4
Альфира Леонелла Ткаченко Струэр
               Пасадобль ромашек в сиреневом тумане на сером

                                Глава 4
    
   Где-то в глубине комнаты зазвучала музыка. Карлос оглянулся и вздрогнул. Что его напугало в первый момент, он не понял. Но что-то было зовущее в этой музыке в горы и к морю, где он кого-то видел, там, в клубе, и танец пасадобль. Эту пару он помнил много лет. Музыка звала на кариду. Танец, жёсткий и энергичный, среди танцующих людей поднимал настроение.
   Вечер… Он сидел на диване и смотрел на танцполе. Молодая девушка, черноволосая и темпераментная делала различные движения испанского танца. Все, кто находился в это время в клубе, смотрели только на них.
   Карлос  оглянулся и увидел её. Она, немолодая женщина с грустными глазами сидела на соседнем диванчике и смотрела, как и все на пару танцоров.
   Вдруг она повернула голову и их взгляды встретились. Он улыбнулся ей. Она ответила ему такой же улыбкой.
   Свет, приглушённый, как и во всех клубах, всё-таки проникал к каждому столику. Она обернулась ещё раз, улыбнулась седеющему мужчине в чёрной рубашке и наклонилась к мужчине, который сидел рядом с нею.
   Весь вечер Карлос любовался танцорами, разговаривал с Арналдо и женщинами, которые сидели с ними за столиком, и слушал музыку. Он давно уже не выходил из своего убежища в такие места. Но вот вчера Арналдо решился и предложил ему сходить с ним вечером в клуб, где он сможет забыть о произошедших событиях и немного развлечь себя, несмотря на свои семьдесят лет. Да, ему уже исполнилось семьдесят, а он оставался таким  же  Карлосом, который всегда помогал людям и строил-строил дома, замки, реставрировал монастыри и виллы в Италии, хотя это уже осталось где-то в прошлом.
   Вечернее небо покрылось тучами, и лишь сквозь небольшую полоску между облаками лунный свет развлекал отдыхающих вечером людей города.
    В Риме всегда было весело. Витрины ресторанов светились разноцветными огнями.
   Карлос вышел из клуба и пошёл к  машине. Ему только оставалось сесть и поехать, как он увидел её, женщину, черноволосую, словно сама танцовщица с танцполя сошла к нему и остановилась. Её чёрные волосы напомнили ему Даниэлу… Он вздрогнул, но сразу же откинул эту мысль от себя. Какая Даниэла? Это же Италия, а она…  Из какой страны она была? Она шла со своими друзьями к машине и уже готова была сесть, как яркий свет выскочил из-за машин, следовавших по дороге и, мигая лампочками, пронёсся мимо них. Кто бы мог подумать, что произойдёт в следующую минуту…
   … Габриэлла прошла по ступеням вниз. Она только что отчитала Священное  Писание и, попрощавшись с монахинями, пошла к себе. Пожилая женщина с серьёзным лицом, карими глазами и жестоким характером была одна из настоятельниц Цистерцианского монастыря . Уже много лет она жила здесь. Что привело её сюда, она вспоминала, но не подавала виду, что сильно занята мыслями об этом.
        Все монахини служили молитвы и Правила Святого Бенедикта и были послушными.
       В комнате, где она жила, она разделась и присела на лавку около окна. Она хорошо знала историю цистерцианок и Цистерцианского ордена. Ещё в двенадцатом веке без содействия аббатов Сито возникла ветвь Цистерцианского ордена. Женские монастыри уже к этому времени насчитывали около тысячи аббатств. Они исполняли огромную роль в развитии христианской мистики. Хельфтская школа в Саксонии, к которой принадлежала святая Гертруда Великая и Мехтильды Магдебургская и Хакеборнская стали начинателями распространения почитания Святого Сердца Иисусова. Уже через некоторое время все аббатства цистерцианок подчинились аббатству Сито. Они стали одним из самых больших аббатств Цистерцианского ордена в Испании и стали одним из самых мирных орденов, принявших суровый Устав ( информация о монастырях Испании из интернета).
   В Испании насчитывалось множество аббатств и поэтому, когда Габриэлла села на лавку, чтобы отдохнуть после продолжительных молитв в эти утренние часы среди проникающих красных и жёлтых лучей восходящего солнца, она уже только смотрела через арочное окно на пролетающие по небу облака.
- «Куда они летят?» – думала она.
   Всё – таки она опять поддалась мирским мыслям. Ей, настоятельнице такого аббатства не позволялось думать о том, как живут в городе. Она учила монахинь Священному Писанию и Уставу Святого Бенедикта. Сколько молодых и пожилых женщин прожило в стенах этого аббатства. Были и тяжёлые дни потерь, и дни радости.   
       Стены старого монастыря хранили обет молчания. Деревья шелестели листьями. Чёрные тучи проносили огромные тела над зданием и поливали иногда по нескольку дней всё, что находилось на территории аббатства.         Уже никто не помнил, когда ввелись такие правила общения в монастыре. Просто все, кто жил в старом аббатстве молчали. Утро наступало в тихой молитве Священного Писания, Устава и Правил Святого Бенедикта. Со всех концов большого монастыря сёстры стекались в огромный зал в центре здания. Габриэлла первой начинала молитву. Монахини, пожилые и молодые, а иногда и совсем молоденькие девушки, подхватывали её, и пение продолжалось долгое время. Солнечные лучи продвигались по каменным стенам, пряча свои искорки светлого утра в щелях камней,  из которых был построен монастырь. Изразцы со святыми или иконы располагались по всей стене. Грели свечи, и сильно пахло лампадовым маслом. Иногда запах перекрещивался с запахом оливкового дерева. Женщины уходили по - очерёдно: одна вереница за другой. Каждая уходила в свою комнату и старалась отдохнуть от молитв, но и каждая из них боялась показать своё настроение. Многие женщины, а они имели характер темпераментных итальянок и испанок и были такими же женщинами, как и в городе, но всё-таки общались между собой и были недовольны правилами настоятельницы Габриэллы.
- Когда она перестанет нас обвинять в неповиновении. Мы уже давно понимаем, что пришли сюда по своей воле. Конечно, есть несколько из нас, сестёр, что получили обет молчания и вступили в стены этого монастыря по воле родственников, но мы живём все здесь и…
- Ты права, Мария Тереза тоже иногда страдает от всего того, что происходит в стенах монастыря. Совет аббатства решает наши вопросы, а мне кажется, что мы просто бессловесные существа.
- Только сёстры прошу вас без особых возмутительных действий. Совет аббатства не простит нам этого, - испуганно сказала Луиза. Она была ещё совсем молоденькой девушкой и боялась всего, что называлось борьбой с настоятельницами и за свои права.
- Перестаньте, мои дорогие. Это нас не спасёт, и мы можем, обозлённые всем этим, навредить себе, - немного приглушая голос, посоветовала Даниэла.
   День проходил за днём и все сёстры как обычно приходили  ранним утром в большой зал и молились, искоса поглядывая на настоятельницу монастыря – Габриэллу и боялись, что своим видом выдадут себя и своё недовольное её решениями настроение.
      Уже спустя много лет, а это происходило довольно-таки слишком давно, когда она была молодой и не опытной монахиней, она вспоминала этот случай, который произошёл в стенах аббатства.
      Молодая девушка прибыла в аббатство ранним утром.
- Да брось ты её! Кто сейчас скажет, как мы доставили её сюда. И Синьор Конти не узнает, как мы её доставили. Ему она не нужна, - проворчал, весь не довольный один из сопровождавших синьориту Лауру, старый мужчина.
- Но ведь жалко её. Совсем молоденькая.
- Он нам заплатил за неё, и мы её доставили, куда он просил. Что, я должен сейчас звать настоятельницу монастыря. Сами подберут.
- Давай её.
   Второй мужчина, немного моложе первого, подхватил девушку и посадил под стены монастыря.
- Утром найдут и сами спросят, кто она.
   Девушка лежала на траве и молчала. Её тело содрогалось от плача. Лаура так и не поняла, что это брат поступил с нею не достойно.  Вот так, просто привезли и бросили у стен монастыря. Утром её, в рваной одежде с измученным лицом подняли монашки аббатства. Никто не знал, откуда она. Она молчала. Девушка было сильно напугана и поэтому, когда настоятельница Вэнна приняла её, кое-как разговорила. Уже позже, спустя несколько месяцев, молодые монахини могли начать разговаривать с нею. Она оказалась слишком замкнутой в своём положении. Боялась всего и скрывала глаза ото всех под огромным капюшоном из чёрной плотной ткани, из которой была вся одежда монахинь. Оказалось, что прибывшая несколько месяцев назад, была из очень богатого рода. Одна из наследниц родового поместья, но её брат, не желая расставаться с развлечениями в Италии, просто выбросил её на улицу. Так она прибыла в аббатство Цистерцианского ордена. На острове Сицилия в эти годы происходило много событий.  Убийства, временное перемирие и опять… Чтобы никто не узнал, где его сестра, барон Луиджи  Конти заплатил настоятельнице аббатства огромную сумму.
     Так Лаура попала в женский монастырь в Талавера де ла Рейна. Но она не могла простить своего брата и решила, что всё равно когда-нибудь отомстит ему. А пока она смиренно ходила на молитвы вместе со всеми сёстрами.
    Вечером, когда только сумерки окутали монастырь и начали проникать в окна аббатства, Лаура решила бежать. В тишине переходов она, ступая по ступеням и каменному полу, прошла большой коридор и повернула в зал. Но её заметила настоятельница Вэнна.
- Лаура, ты куда-то собралась идти? – строго, скрипучим, уже старческим голосом спросила её настоятельница.
  Переборов страх в себе, девушка остановилась и поклонилась настоятельнице.
- Нет. Я просто решила ещё раз, перед сном прочитать молитву и Устав Святого Бенедикта.
- Иди, - настоятельница смотрела из-под большого капюшона на девушку и что-то заподозрила.
  В этот вечер и ещё много месяцев вперёд девушка не могла покинуть стен монастыря.
  Утром в зале было тихо. Монахини вышли на молитву, но они сразу заметили, что кого-то не хватает. Все, молча, молились.
  На другое утро и ещё через месяц и год, они так и не увидели монахини Лауры. Настоятельница Вэнна молчала.
   Много лет ходили слухи, что те монахини, которые пытались бежать из стен монастыря, погибли. Но как это происходило, никто не знал. Иконы святых  молчали.
   Как-то в один из вечеров, Габриэлла вошла в зал, но ей пришлось остановиться, так как она услышала разговор настоятельницы Вэнны и ещё какого-то мужчины.
- Да, синьор Конти, мы сделали всё, о чём вы просили. Ах, как она любила цветы! Вы бы видели её картины! Цветы и луга в окрестностях города. Ромашки, маки. У нас красивая природа. Мне очень жаль, что она уже больше никогда не сможет так украсить стены нашего аббатства. Её просто нет больше. Сёстры молчат, и мы так и не знаем, что произошло в тот день, когда она ушла рисовать в свою комнату.
- Жаль.  Моя бедная сестра. Она очень хотела уединиться от его назойливого внимания. Вы как-то мне говорили, что ваши монахини страдают от нашествия крыс? Вам помог яд?
- Да. Мы благодарны вам за него. Жаль Лауру. Она в последнее время полностью ослепла и была в комнате до тех пор, пока не умерла. Мы не смогли оказать ей нужного ухода. Но что мы можем? Наше аббатство бедно. А от монастыря Святого Бенедикта пока нет вестей. Мы и не знаем, что там происходит.
- А где её картины? Они сохранились? Хоть одна?
- Конечно. Мы храним то, что сделали своими руками наши сёстры. Кто-то вышивает, а кто-то и пишет картины. Лаура была особенной. Она постоянно была в уединении. Почти ни с кем не разговаривала. Может быть, это и помешало ей. Она хотела забыть свои прежние дни. Мы ведём мирную жизнь здесь. А всё то, что находится за стенами монастыря, к нам не попадает.  У нас нельзя ходить в город. Но для Лауры мы находили исключение: рисовать… Это прекрасное чувство человека: быть наедине с природой. А что ей ещё надо было. Видимо беда случилась именно там. Она нам ничего не сказала.
- А как она повела себя, когда узнала, что больна? Она же должна была позвать на помощь… Ну, хотя бы самую близкую из подруг, кто с нею был особенно близок?...
- Конечно, Но она старалась находиться почти всегда одна. Я вам говорила уже. Она почти ни с кем не разговаривала здесь. В комнате наши сёстры занимаются своими личными делами, и мы стараемся им не мешать в этом.
- Конечно, конечно, но я всё – таки хотел узнать, что могло так испугать её и… замкнуться в себе?... Ведь я ей желал добра. Она сама попросила меня отвести её в ваш монастырь. Но как они доставили её? – синьор Конти закрыл лицо руками, его плечи содрогались, он плакал, -  Если бы я знал, что она чувствует…
- А кто эти люди, что доставили её сюда? Вы же наверняка знаете их?
- Да. Они обещали, что сделают всё, чтобы Лаура жила спокойно.
   Девушка подождала, когда настоятельница и брат Лауры уйдут из зала и, затаив дыхание, пошла к себе. Она шла по каменному полу и смотрела на стены, которые молчат. Она только сейчас поняла, что произойди сейчас что-то с нею, никто не поможет. Из монастыря есть только один выход: смерть. А какая она будет, никто не мог сказать. Настоятельница Вэнна была очень жестокой монахиней аббатства Цистерцианского ордена в Талавера де ла Рейна.
   Деревья шелестели на ветру, солнце качалось в небе и разглядывало лица проходивших по тротуарам монахинь. Они, молчавшие целыми днями, выходили из своих комнат во двор и сидели или тихо переговаривались между собой. Редкие минуты женщин скрашивали восходы и закаты солнца, слабый дождь или цветы, которые росли у некоторых монахинь.
   Много лет женщины  жили в монастыре в Испании, храня тайны его стен.
   Крысиный яд был самым распространённым среди аббатств. Братья аббатств в Италии сохраняли обет, который давали перед тем, как вступить в монашество. Это уже по прошествии веков монахи аббатств Италии вели мирную жизнь. Теперь  им не надо было вести войны с другими народами. Может быть, они и играли какую-то роль в политике Италии, но более бедным, а особенно женским монастырям об этом не сообщалось. Сёстры женских монастырей вели мирный образ жизни, «забывая»  тайны настоятельниц и богатых синьоров и господ…
13 Сережка
Вера Шкодина
   ВТОРОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 10 ЮБИЛЕЙНЫЙ» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ 



… Сережке Пикину в школу идти не хотелось.
Он любил, чтоб его никто не трогал, а разве на уроке посидишь спокойно, особенно у этой Марь Семеновны. Как  раскричится: «Ты в школу отдыхать  что ли пришел, бездельник!
А что ему эта математика, если он все равно ничего не понимает.
Отстал он серьезно и намного
Скверно было на душе у Сережки. Он и сам понимал: в чем-то они правы, эти учителя.  Но разве может лезть в голову математика, если у него такое внутри.  Сережка тяжко и длинно вздохнул.
У него, как у всех, были и мать, и отец…
Только лучше… Он даже испуганно оглянулся от такой мысли..
Лучше, если б совсем не было.., чтоб не обидно..
Или его бы не было…, чтобы они не мучили друг друга…
Дома всегда было напряженно. И даже тишина тяжелая, точно вот-вот обрушится потолок.
И Сережка уходил, а они даже не слышали, как он уходил. Им было не до него.
Только иногда, когда приходила учительница домой, отец брался за ремень.
А мать бросалась защищать и обзывала отца извергом.
Дальше уже слушать Сережке не хотелось, дальше он уже все знал, быстренько одевался и уходил.
Потом матери не стало.. Он пришел из школы,  а ее нет.
-Уехала, - длинно и грязно выругался отец и зашелся вдруг кашлем.
А  Сережка даже не заплакал, только что-то  внутри звенело долго и страшно…
.. Ну  вот и школа. Сережка нерешительно потоптался у ворот…                                       Пойти, не пойти?  Отец побьет.  А может, не узнает?
И классная  уехала, будет новая….
«В первый же день она на дом не  пойдет»,- окончательно успокоил себя Сережка.
И ноги, словно на крыльях, понесли его от школы…
Свобода пугала и радовала .
Целый день – сам, никто тебя не трогает, отец придет только вечером.
А может, на попутке и к матери?
….Мать жила в городе, теперь у нее была другая семья..
Сережку она встречала радостно, но как-то суетливо.
Заглядывала в глаза, беспрерывно вскакивала и разговаривала, точно сама с собой:
«Сережа приехал, вот и Сережа приехал, не забыл свою мамку, не бросил свою мамку».
И неестественно, дробно смеялась, скрывая странное беспокойство в глазах.
Глухая тоска закрадывалась в душу Сережки.
«Чего это она»,- удивлялся. И вдруг, как удар: «Она.., она меня боится!                                 Она …не любит.. меня!»
Впервые и глубоко Сережка почувствовал себя одиноким..
Он тосковал по ней, но приезжал все реже и реже.
И все больше и больше ненавидел взрослых..
Из своего маленького личного опыта он уже знал точно: это от них все неприятности.
И бороться с ними трудно, потому что им можно все. Они – взрослые.
-Подождите, подождите,- загораясь беспомощно мстительным чувством, думал он,- вот только вырасту..
А расти было так медленно и скучно, что Сережка часто срывался.
-Пика, Пика,- вдруг услышал  он чей-то знакомый  голос,- ты чего, опять гуляешь?
Это была  Парусовская  Людка. Маленькая, всегда подтянутая и дерзкая на язык девчонка. Ее он немного побаивался и потому хорохорился при ней страшно.
-Чего тебе?- набычившись, независимо через плечо  процедил Сергей.
-А у нас новая классная,- выпалила она, не заметив воинственных приготовлений.
-Ну и что?- сразу успокоился он, видя, что Людка сегодня не настроена язвить.
-Нам понравилась, молодая, а ты что тут делаешь?- только теперь удивилась она, оглядывая старую  высохшую ветлу у дороги, несколько разбитых фанерных ящиков, один из которых служил Сергею стулом.
-Ничего,- опять весь подобрался  тот,- катись, откуда пришла!
-И ты тут весь день один сидишь?- удивлялась Парусовская, не обращая внимания на оскорбительную фразу.-Рак-отшельник!-вдруг фыркнула она напоследок, тряхнула коротко подстриженными волосами и убежала, ехидно хихикая.
Сережка для вида бросился следом:
-Получишь, Парусиха!
Но догонять ее ему не хотелось..
…Новая учительница не походила ни на кого. Худенькая, легкая.
Она словно приносила с собой в класс множество солнечных зайчиков.
Вот один озорной скачет у нее в глазах, вот она наклоняется над чьей-то партой, и светлые волосы ее, точно искрятся в лучах, падающих из окна.
И голос у нее то взметнется высоко, то затихнет.
И становится на душе и тихо, и радостно, и неспокойно.
А он все время ждет чего-то, ждет, что сейчас кончится этот обман, она посмотрит на него строгими глазами и скажет голосом Марь Семеновны: «Почему не пишешь, бездельник?»
Сережка вздохнул. С Марь Семеновной у него сложные отношения.
Но она словно не видит его. Уже целых три урока она ни разу не обратила на него внимания.
-Ко всем подходит, а ко мне -  нет!
На четвертый день Сергею это показалось оскорбительным.
И он, пугаясь собственной смелости, словно от толчка, вдруг поднялся.
Нарочно неторопливо, шаркая ботинками, прошелся между рядов, схватил у Парусовской зачем-то линейку,треснул ею попутно вытаращившего на него глаза звеньевого Витьку,
подошел к доске, не глядя на отшатнувшуюся  учительницу, черканул там что-то, взял тряпку и запустил ею в хихикнувшего второгодника Генку. В довершении всего присел
на край учительского стола, поболтал ногами и отправился на свое место, не поднимая глаз и шаркая ногами.
Спустилась и повисла над головой тишина.
-Зачем это я?- тошновато заныло что-то внутри.
Он сидел, стараясь не смотреть в сторону учительницы, хотя чувствовал на себе давление возмущенных, восхищенных и  недоуменных взглядов.
Но ее взгляда он не ощущал.
Воровато, из-под ресниц, глянул в ее сторону.                                                                   Учительница стояла у окна, опустив голову, и совсем, как ученица, напряженно теребила в руках маленький платочек.
Сережка так удивился, что даже забыл про свою вину.
-Пика, Пика, дурак,- зашипела на него Парусовская,- получишь после уроков…
Сережка даже не усмехнулся тому, что ему вдруг вздумала грозить девчонка, нет.
Он вдруг как-то разом, неизбежно и тяжело почувствовал себя виноватым.
Только теперь он ощутил в воздухе висящее, всеобщее осуждение.
Учительница, неестественно отворачивая покрасневшее от слез лицо,вдруг торопливо вышла, почти выбежала…
И класс взорвался.
В него полетели книжки, линейки, обидные слова.
Даже те, кто всегда боялся Сережку, вдруг взбунтовались.
А он только, как затравленный, что-то мычал в ответ, поворачивая голову то влево, то вправо, защищаясь локтем от летящих предметов.
 Потом все утихли.
-Ну, иди,  извиняйся,- жестко сказала  Людка, глядя на него с каким-то взрослым сожалением.
И он пошел, сам не понимая, как и почему он подчиняется.
Классная стояла в углу коридора, уткнувшись в стенку,. Тонкие плечи ее жалко вздрагивали.
В Сережке вдруг что-то, оглушая, раздавливая его, невыносимо зазвенело, как тогда, когда ушла мать. И он закричал на весь коридор, срываясь и захлебываясь от слез:
-Я не буду! Я не буду больше!.
Он еще бессознательно  продолжал повторять эти слова, когда она гладила его по голове, испуганно и ласково заглядывая в глаза, и просила  успокоиться.
Сережка чувствовал, что прощен, и от этого было, совсем по-новому. легко и просто…
14 В гости
Вера Шкодина
   ВТОРОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "ПРОСТО СОСЕДИ" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
 ВТОРОЕ МЕСТО в конкурсе  ВСМ    
 
Май. Скоро май!  Душистый, теплый, с   прозрачно   голубеющим бесконечным небом, кучерявыми веточками сизых акаций, с лапастыми, просторными листьями клена, с пронзительно-горьковатым духом тополей, с дурманным запахом свежевспаханной земли, скоро закружит по селу.
Это предчувствие бодрило старых, сводило с ума молодых и совсем уж не давало передохнуть и без того неуемной, горластой, под стать весенним  грачам, поселковой  детворе.
        Вызревало и ширилось половодье вечно могучего, весеннего обновления.
Зима завершилась.
И хотя помнятся еще слепые метели февраля,которые частенько пеленали безликие, стылые мумии одинаковых деревьев, морозы улеглись.
   Воздух стал мягче, шалым духом оттаявшего снега повеяло в молчаливый полдень.
Завозились, запрыгали воробьи по скользким, обледенелым веткам.
  Просел снег и под тускловатыми оконцами бревенчатого домика Шатровых.
     Мать, уходя на работу, приказала Саньке и Володьке поотбрасывать  снег хотя бы от глинобитных сенцев.
- Раскиснет начисто, - хмурилась Антонида, оглядывая заиндевелые углы. – А топить, какую пропасть дров убухаешь. Ничего, -  с нажимом  повысила она голос, - потихоньку, здоровые дылды уже. Слышь, Вовка?
- Угу, - буркнул тот, перелистывая толстенный технический справочник.
- Санька, собирай Леника, букварь не забудь положить. Руки ни до чего не доходят!-
В сердцах хлопнула печной вьюшкой,- Грязью все позарастало!
 Каша тут да борщ, поесть не забудьте! Вечером приду, проверю! –  прикрикнула она,-
И сейчас же марш на улицу, лопаты под лабазом, Вовк!
- Да слышу я, слышу, -нетерпеливо поерзал на стуле восьмиклассник Володька, - иди уже, все будет о,кей!
- У тебя вечно все о, кей. И - на месте, - буркнула  Санька,  выходя из горницы.
- Леньку собрала? Пол помоешь. Да сена надергайте, корову не забудь напоить!
Да идите  уже откидывать снег! – устало  закончила мать.
- Ну, никак эта пуговка не лезет, - дернула в досаде Леника за полу  сестра.
-Вечно у тебя, руки-крюки, - фыркнула мать, нагнувшись  над младшеньким. – Букварь не забыл?
- Не-а-а, - засопел медлительный Леник.
Наконец,  они шумно выкатились из избы.
Повисла в комнате тишина. Санька нырнула за печку, высунулась с книжкой.
- Уже уцепилась, -  искоса глянул брат,- теперь хоть трактор вызывай, ничего не услышит!
- А сам, - огрызнулась Санька, -выразительно кивнув на стопку книг на столе.
- У меня серьезная литература, - ухмыльнулся старшой, - это ты все сказочки шмаляешь, шпана!
- Сам шпана! – буркнула Санька и перевернула страницу.
        Через час брат с сестрой откидывали снег. Умаявшись, грызли сосульки, свесившиеся с карниза, в заключение накидали друг другу снега за воротник.
Санька, размазывая слезы посинелыми руками, выцарапывала попавшие на голую шею снежки.
- Рыжий, конопатый, убил бабушку лопатой,- зло сощурившись всхлипывала она , -
 я вот скажу папке, получишь, рыжий!
- Сама рыжая, - равнодушно отозвался брат, - не умеешь играть, не лезь! Рева-корова!
- А ты! А ты! – задыхалась Санька.
- Пошли греться,- флегматично  пожал плечами Вовка. И первым пошел в избу

      Дверь не поддавалась. Рвали ее за ручку, рвали по очереди. Кряхтели, сопели.
 Нет, пристыла.  Ни в какую. Вовка принес топор, подковыривал, порог измочалил, а дверь не  идет. Попрыгали в сенцах, попрыгали. Холодно.
- Пошли к Мадам, - сообразил старшой.
      Мадамами звали  приезжих соседей, мордву по национальности.
Леник называл их так. Еще в военные годы эвакуировали их откуда-то из-под Москвы. Они жили напротив, в низенькой сырой  землянухе.
     Сама хозяйка,  тетка Мария,  работала на ферме,  дома бывала только набегом, как она  выражалась.  Детей у нее было четверо, самый старший – Вовкин ровесник.
    Отца,  как и многих отцов той поры, убили на войне. Вот и маялась семья без кормильца.
 Четверо  ртов, да еще бабка старая.  « Все как-никак , а за детьми приглянёт,- вздыхала Мария, -все помощь, а то куды  бы я с этими  оглоедами».
    Каждый год собирались они в родные места податься, да сколько уж лет все собирались.
 -А мы к  Вам,- солидно сообщил Володька, едва приоткрыв  дверь.
Старуха подслеповато щурилась,  стараясь разглядеть в клубах морозного пара вошедших.
- А-а,  Вовушка,- обрадовалась она,-  и  Ляксандра с тобой,  заходьте,  заходьте!
- Мы дверь не можем открыть,- пискнула Санька.
- Ну,  залезайте на печку, печка горячая. Ишь посинелые ! Стрекайте, стрекайте!
Картоха  вот-вот поспеет. Похрущайте там сухарями. Вон, на печурке лежат.
- Сюда, сюда!-  звал  пятнадцатилетний Митька, свесившись курчавой головой с печки,-
Я тут уроки учу. А Витька ушел в школу на секцию.
- Ничего себе! Как тут учить?- удивился Вовка,- все перепачкаешь и помнешь.
- А ничо!- протянул Митька,- спихивая замусоленную тетрадь на полати.
       Вкусно запахло вареной картошкой. На столе - ломти черного хлеба.
Санька завороженно уставилась на них.
- А у нас такого нет,-  протянула она.
- Дак ,  где ж у вас быть!  Кормилец  поди  не позволит. Трудодни. Да мать -  учительша.
      Из этого высказывания Санька не поняла ничего, но хлеб ухватила и осторожно лизнула языком. Кислый и колется.
- А ты ешь, ешь,- утешила бабуся,- может, и не придется такой попробовать, так хоть вспомянешь.
- Я тебе, вот, -  молочка, како есть,  вкусное молочко, неразбавленное.
      Санька откусила липкий кусок, поворочала во рту -  колется. А выплюнуть неудобно.
Напротив -  Митька с двумя младшими братишками откусывали  крупные куски.
Санька замусолила краюшку, крупно запивая молоком и с облегчением принялась за мелкую, с голубиное яйцо, картошку в мундирах.
- По  гародам  собирали, своей  рази  хватит на эту ораву, - пояснила старуха.
- Как это по гародам?- удивилась Санька.
- А вот когда все выкопают, свои гароды, тады, ничего, пускают, - вздохнула она.
- Вот они! – влетела Антонида,  вся в клубах морозного воздуха. И, едва переводя дух, выпалила. - Обыскалась вся! Людей объедают, дома им нечего есть!
- Погодь,- остановила ее старуха,- не объедят- поди.  Дверь, видать, пристыла, дергали, да никак. И вот к нам забёгли, греются.
- А-а, - протянула  Антонида, -  да с этим плотником!  То сама она  открывается, то примерзает..
Ну что,- обратилась она к детям, - вкусно – черный хлеб с мундиром?
- Ничего, - успокоил Вовка, - пойдет.
- Ага, - кивнула Санька.
- Ну- дак у нас знаешь, как вкусно, ежели шестеро за столом-то .  Успевай ломти подрезывай.
- Я  вам сала пришлю, -  пообещала Антонида, - да два ведерка картошки, у меня есть.
- Ничего, ничего! – замахала руками старуха. - Обойдемся, вот молоко,  вишь, какое.
- Пришлю, пришлю.  И хлеба. Вчера напекла.  Белого...
15 Маргарита
Ирина Кашаева
Татьяна Андреевна, респектабельная, знающая себе цену дама, отметила тридцатипятилетний юбилей. Сей славный праздник справляли в тесном семейном кругу, вдвоём с мужем Романом. Не пожелала Татьяна Андреевна приглашать на этот раз гостей. На прошлом дне рождении досужие гости донимали их вопросом, когда же семейство пополнится, наконец-то, наследником... Пятнадцать лет живут уже супруги в счастливом браке, а деток нет. Прямо-таки допрос с пристрастием устроили Татьяне Андреевне эти самые гости! Ей ведь и так, без их хитроумных вопросов, сочувствующих мин и ободряющих похлопываний по плечу тошнее тошного! Живут они с мужем весьма не бедно. Роман - директор преуспевающей фирмы, Татьяна Андреевна - главный бухгалтер и совладелица данного предприятия. Муж любит её, дарит дорогие эксклюзивные подарки, да вот только счастья нет. Татьяна так и не смогла подарить мужу наследника. Они долго лечились, ездили за границу, мотались без конца по бабкам-знахаркам, но без толку всё это... Доктора, самые чудодейственные и именитые, твердили в один голос, что супруги здоровы. Как это - здоровы, а детей нет? И лишь одна старенькая ведунья, едва взглянув на женщину, шепнула ей:

"Не будет у тебя детей. Бог наказал. Сама знаешь, за что" - и, сославшись, что ей, мол, настоящих больных лечить надо, взашей вытолкала супругов из ветхой своей избы.

Долго размышляла Татьяна Андреевна над словами той странной бабки, но понять их смысл она так и не смогла бы, если бы...

Вечером, как обычно, они с мужем легли спать, и женщина словно провалилась куда-то... Видит себя, моложе намного, сидящей на узенькой кроватке в странно знакомой комнатке. И стоящую рядом молоденькую девушку с белым свёртком в руках видит. Девушка с доброй улыбкой протягивает ей этот свёрток, Таня с опаской заглядывает в него, а там... новорождённый младенец. Она счастлива и тянет руки к ребёнку, но... Но всё исчезло вдруг и женщина проснулась от собственного крика... В слезах...

"Боже мой... Да это же она, моя девочка! Боже мой!".

Разбуженный и не на шутку встревоженный муж, ничего не понимая, заставил-таки её рассказать ему всю правду. Ну, не то, чтобы заставил... Татьяне самой это необходимо было, дабы облегчить уставшую свою душу. Слушая жену, Роман молчал, лишь нервно мял в руках сигарету.

Так уж вышло, что она, Татьяна Андреевна, а в свои семнадцать лет просто Танька, не знала родительской любви. Нет, родители у неё были: папа майор и мама-домохозяйка. По роду службы своего главы, семья часто меняла дислокацию, и потому Таня не имела подруг... Закончив школу экстерном, она, по настоянию родителей, поступила в один из престижнейших ВУЗов. Девочка мнила себя уродиной, была уверена, что ни один мальчик из их группы никогда на неё и не взглянет...

Но на неё обратил внимание Александр, самый красивый студент их потока. Какое-то время они встречались, и Таня была на седьмом небе от счастья... После всех этих страстных свиданий и признаний в любви девушка поняла, что ждёт ребёнка. Шепнув об этом радостном событии любимому, была уверена, что он не оставит её и они обязательно поженятся. Однако парень по-настоящему разозлился. Оказывается, он не хотел и не хочет детей... Больше они не виделись. Родители, узнав о беременности единственной дочки, горячо настаивали на аборте, но послушная тихоня Танька неожиданно проявила характер и не стала убивать ребёнка. Она оформила академ.отпуск, и в положенный срок пешком отправилась в роддом...

Контингент в палате, куда определили Таньку, собрался небольшой: она и Лидия Петровна. Нянечка тётя Дуся, показав ей её кровать, неожиданно прониклась сочувствием к этой дрожащей от страха девчонке, развлекала её и поддерживала, как могла. Постепенно Таня присмотрелась и к своей соседке, Лидии. Это была немолодая ухоженная дама с бархатными карими глазами, длинными, загнутыми ресницами и белыми наманикюренными пальчиками.

"Ну для кого это всё? Мужиков-то тут всё одно нету..." - вздыхала тётя Дуся.

Искренне проникшись симпатией к скромной, застенчивой Тане, она выспрашивала её, что и как, одновременно вводя в курс дела.

"Доченька, а может, одумаешься да оставишь дитё?" - проговорила она. Девочка тут же примолкла, и большие карие глаза её загрустили. По-детски зашмыгав носом, придерживая огромный живот руками, она тяжело плюхнулась на свою кровать.

"Умеете вы настроение испортить..." - не выдержала она и заплакала.

"Ну-ну, не надо, Тань, успокойся! И что это я, дура старая, ляпнула?.." - растерянно забормотала женщина. Девчонка медленно подняла распухшее от слёз лицо.

"Да я бы рада оставить... Предки на порог не пустят, так и сказали... А Сашка... не нужны мы Сашке... " - горько прошептала она и отвернулась.

Евдокия отошла от неё и, молча сев у окна, задумалась. Тане показалось даже, что нянечка всхлипнула. Мигом соскользнув с постели, она подошла к женщине и, прижавшись к ней огромным своим животом, обняла поникшую морщинистую шею.

"Вот и я... Вот и я такая же молодая дурёха была. Меня ведь тоже мил дружочек бросил... Срок-то большой дюже был... Врачи отказались аборт делать. Но куда я с ребёнком-то одна? Женщина одна меня научила, как дитё извести. Всё получилось... Дочка у меня была... Плачу завсегда, когда мёртвое махонькое личико её вспоминаю... Замуж-то вышла, только ни детей, ни плетей. Всех докторов, всех колдунов обошла я, чтоб дитё-то заиметь! Ан нет! Рада бы в рай, да грехи не пускают... Эх... Однако, некогда мне тут с тобой. Решила спихнуть родную кровинку на государство - давай, вперёд."

А вечером у Лидии начались схватки. Акушерка Наташенька с тётей Дусей метались подле глухо и беспомощно стонущей роженицы, помогая ей взобраться на каталку. И вот Лидочка благополучно отправлена ими в операционную, где ожидала её уже бригада врачей. Тётя Дуся, встревоженно и тяжко вздыхая, вернулась в палату к Тане.

"Что там? Почему её в операционную, а не в родзал?" - встревоженно засыпала та её вопросами.

"С дитём что-то не так, кесарить будут..." - буркнула в ответ нянечка.

Вестей из операционной не было довольно долго, и тётя Дуся места себе не находила, молясь о спасении бедняжки. Когда же двери оперблока распахнулись и уставшие доктора появились на пороге, санитарка со всех ног бросилась к ним. Таня стояла в дверях и видела, как побледнела, как сменилась с лица тётя Дуся, как доктора отправились в ординаторскую... А вслед за ними под капельницей совершенно синюю Лидочку вывезли...

"Ну что там? Что? Ведь она жива, да?" - схватив санитарку за рукав, не выдержала Таня.

"Ничего. Спи..." - попыталась уйти от ответа женщина.

"Нет, ну как же! Ведь она жива! А ребёнок где?" - ни в какую не отставала девчонка.

"Марш в палату! Ишь, сердешная какая выискалась!" - рявкнула на неё тётя Дуся и затолкала в палату. Таня хотела было уйти на своё место, как вдруг дикая, незнакомая доселе боль кинжалом полоснула в спину и в низ живота, да так, что в глазах потемнело... Вода хлынула из неё рекой, и больше она уже ничего не помнила. Лишь голоса, мужские и женские. Их очень много, этих голосов, и все они настойчиво требуют от неё, от Тани:

"Тужься, миленькая! Тужься, немного совсем осталось... Он уже идёт, тужься! Ну, давай же, родная..."

Что значит "тужься" и как можно тужиться, когда такая боль во всём твоём теле? Словно тысячу кинжалов в живот воткнули и поворачивают их прямо там...

"Я не могу... Не могу!" - кричит она что есть мочи, но пронзительный плач младенца заглушает её...

"У-а-а-а..."

Она помнит лишь, как чья-то тёплая рука заботливо вытирает пот с её лба, и ещё голос:

"У тебя девочка! Молодец!"

И... И сознание молодой матери падает в пустоту...

Утром Таньку осторожно разбудили.

"Мамаша, просыпаемся, дочечку кормить пора! Ишь, разоспалась!"

Она машинально дотронулась до своего ещё вчера огромного живота и ощутила под ладошкой худенькое, плоское тело девочки-подростка. С сожалением открыв глаза, увидела медсестричку с орущим кульком в руках.

"Танюша, посмотри только, что за красотка твоя девочка! Глазки синие-синие!" - весело пропела медсестра, пытаясь всучить кулёк в руки севшей на кровати Таньке. Та резко отстранилась.

"Не буду я её кормить. Отказываюсь, моё право" -угрюмо буркнула она, отвернувшись к стене и ковыряя ногтем облетевшую зелёную краску.

"Как это? Сейчас за доктором схожу..." - растерянно произнесла медсестра и, постояв ещё немного, вышла. Докторша, пожилая дама с добрыми глазами, не добилась от Таньки ни единого слова.

"И откуда ты такая взялась-то? Такую девочку-красотульку родила... Лиду вон прокесарили, да ребёнок мёртвый, пуповиной обвит был. В реанимации она... как сказать, не знаем... Сорок лет девке, последний шанс был матерью стать... Эх, да что с тобой говорить-то..." - обречённо вздохнула она.

Вскоре Таньку вызвали в кабинет главного врача, где она, держа ручку трясущейся почему-то рукой, нацарапала отказ от новорожденной дочки. И её выписали. Таня до сих пор помнит суровый и в то же время жалостливый взгляд тёти Дуси и укоризненный - пожилой, доброй врачихи. Она растерянно покинула здание роддома с пустым животом и зияющей пустотой в сердце... Шагала по залитой солнцем улице и повторяла про себя, словно уговаривая:

"Сашка бросил... Предки ругаются... Куда я с ней? Лучше в Дом Ребёнка... А глазищи-то у неё и впрямь синие, как у того паразита Сашки..."

Родители приняли дочь вполне сносно. Правда, они так и не спросили, кого она родила и где теперь их внук или внучка. Не спросили даже, как чувствует себя сама Таня. Жива, здорова, без живота и без ребёнка - что ещё надо? Вот выйдет замуж, тогда и внуков им нарожает от законного мужа. Она же изо всех сил пыталась забыть эту историю с родами и то, что теперь где-то живёт её девочка... Забыть, стереть из памяти навсегда... Она убедила себя в том, что забыла о своей кровинке. Забыла, как отказалась быть её мамой. Но... Да разве можно забыть, как рожала в муках, первый крик дочки и тот взгляд её синих глаз?..

Прошли годы, пролетели над головой, как весенние ласточки. Танька давно уже вышла замуж за удачливого Романа, сына друзей семьи, детей у них нет. Теперь же... Не сводя поникших глаз с его длинных пальцев, Татьяна замерла и, кажется, даже перестала дышать...
А он, её муж, всё так же мучил бедную сигаретку, словно она одна во всём виновата. И, словно утвердившись в этой мысли, Роман наконец-то сломал её... Татьяна вздрогнула, как от пощёчины, и поняла, что это конец.

"Вот так и моя жизнь сломана пополам..." - мелькнула мысль в её голове и женщина готова была уже ко всему. Но Роман обнял жену, прижав к себе её хрупкое, доверчивое тело.

"Я найду её, слышишь? Она будет жить с нами, и я готов полюбить её, как родную дочь. Танюша, а как ты назвала её?"

Татьяна, растерявшись, споткнулась на полуслове, словно лбом о невидимую преграду ударилась...

"Я... я не дала ей никакого имени... Я даже на руках её не держала ни разу. Чтобы не привыкнуть, Рома... И видела я её только один разок..." - и сжалась в маленький, дрожащий комочек.

Роман... Он, видимо, из той редкой породы мужчин, которые действительно любят своих жён... Пообещал Татьяне, что узнает местонахождение девочки, и сдержал слово. Бывший офицер с немалым стажем частного детектива, он распутал-таки сей клубок и вручил жене листочек с адресом ребёнка. Небольшой городок в провинции, Маргарита, восемнадцати лет...

Они выехали как могли быстро, проведя несколько бесконечно долгих часов в дороге, и вот... Вот, наконец, и он, тот самый город, где, возможно, живёт её дочь... Ворочаясь без сна на жёсткой кровати в местной гостинице, Татьяна воображала, как ёкнет её материнское сердце, едва увидит она свою девочку. Как признается, что она её настоящая мать, как растеряется и обрадуется ей её Рита... Ну что может дать дочери этот провинциальный городок, загаженный голубями и бродячими собаками? А она, Татьяна, руководитель преуспевающей фирмы. Шмотки от Версачи, престижный ВУЗ, новенький спортивный автомобиль, поездка во Францию на каникулы... Что ещё нужно молодой девушке для счастья?

Поутру супруги долго вели наблюдение за двухэтажкой, где жила Рита. Вот из подъезда вышла молоденькая девушка с инвалидной коляской, и сердце Татьяны Андреевны дрогнуло... Это была она сама, только много лет назад... Та же худенькая фигурка и толстая коса, небрежно брошенная за спину. В коляске сидел какой-то полноватый мужчина. Девушка катила коляску впереди себя, наклоняясь к мужчине и разговаривая с ним о чём-то. Татьяна и сама не заметила, как подошла к ним.

"Здравствуйте. Вы Маргарита?" - чужим каким-то голосом спросила она. Девушка удивлённо уставилась на неё синими глазищами.

"Да, Маргарита. А это мой папа. А Вы кто? С соцзащиты? Брата я никуда отправлять не буду," - коротко отрезала она и отвернулась.

Татьяна растерялась.

"Извините, как зовут Вашу маму?" - спросила она.

"Лидия Петровна, она умерла десять лет назад, рожая Васеньку. Не ходите сюда больше. Я не отдам вам Васю" - твёрдо ответила девочка и ушла. Татьяну затрясло. Она хотела было крикнуть вслед дочери, что она её мама. Она, а не покойная Лидия! Но язык прирос к нёбу... Стояла и смотрела молча вслед своей родной дочери, и даже слёз у неё почему-то не было... Роман подошёл, обнял жену и крепко прижал к себе.

"Я не смогла... Прости..." - прохрипела женщина, спрятав взмокшее лицо на его груди.

"Ничего, ничего... Ты всё правильно сделала. Ничего..." - шептал он.

Но просто так взять и уехать они не смогли. Татьяна всё же догнала Риту.

"Простите меня... Я не из соцзащиты, я... Я родственница твоей мамы Лиды. Прости, девочка, что не нашла тебя раньше, я... - произнесла женщина и запнулась. - Я хочу, чтобы вы знали, что у вас есть я. Возьмите, прошу вас, - и подала девушке пачку денег. Рита решительно отказалась, но Татьяна сунула деньги в руки её отца. - Не отказывайтесь, ради Бога... Прошу Вас!" - произнесла она и заплакала. По лицу мужчины промелькнула какая-то тень, и он улыбнулся ей одними глазами.

"Нельзя отказываться от помощи, дочка. Вас ведь Таней зовут? Да, я Вас помню. Риточка, это родственница нашей мамы... " - произнёс он. По его настоянию они обменялись телефонами, и Татьяна Андреевна, плача, обняла Риту.

С тех пор Татьяна стала частой гостьей в этом доме. Они с мужем настояли на переезде семьи Риты в область, поближе к ним, и помогли купить квартиру. А спустя какое-то время супруги удочерили новорождённую девочку, забрав её прямо из роддома. Рита с Васенькой очень обрадовались этому событию. Ведь это именно они назвали малышку в честь Матери Христа - Марией...

16 Червячок
Виктор Квашин
Завёлся у меня червячок.

Я вообще к животным неплохо отношусь, так просто козявку не раздавлю. А тут пошёл в нашу столовую, супчик на обед взял, и что-то подозрительным он мне показался. Вроде суп как суп, а не могу заставить себя попробовать. Ложкой в тарелке пошевелил, смотрю, и правда, не зря сомневался, плавает в тарелке червяк. Фу!

Хотел шум поднять, что за безобразие? Смотрю, а червячок живой! Карабкается на вермишелину, а она проворачивается, он тонет, потом снова всплывает. Одним словом, борется за жизнь до последнего. Жаль мне стало бедолагу, выловил его на кончик ложки. А он ничего, шустренький такой, головку отряхнул, приподнял и малюсенькими глазками на меня смотрит. И вроде как звуки издаёт.

Я его на ложке к самому уху-то подношу, и будто слышу:

- Не бросай меня, возьми с собой.

Конечно, не поверил я своей фантазии, тем более что я физик по профессии и по складу ума, но червячка убить не решился, в салфеточку завернул и в нагрудный карман сунул. Выпущу, думаю, в сквере.

Под дерево на лавочку сел, салфетку развернул, а червячок головку поднял и внятно так говорит:

- Не оставляй. Птицы склюют в момент. Разреши в твоём кармашке пожить. Я тебе пригожусь.

Чувствую, бред у меня – знаю, не бывает такого. Вытряхнул червячка на лавку, а он в колечко свернулся, лапками головку прикрыл и жалобно так застонал! У меня сердце оборвалось. Завернул червяка в ту же салфетку и в нагрудный карман поместил.

В отдел вернулся и скорее за компьютер. У нас завершение большого проекта, нужно перед запуском нового прибора всё проверить, обсчитать, чтобы всё сошлось и смежников не подвести. Тут начальник пожаловал:

- Завтра пробный запуск. Не обсуждается, это приказ сверху.

И тут слышу из кармашка нагрудного:

- Сомнительно. А вдруг расчеты не точны…

Я быстро в туалет выскочил, червяка извлёк.

- Ты что, тварь, мне нашёптываешь? Смою сейчас в унитаз! Советчик нашёлся!

- Разве не я тебе подсказал, что суп в пищу непригоден?

- То суп, а это проект, который высчитывали и настраивали всем отделом! Ещё раз вякнешь, выкину в окошко!

- Что ты, что ты! Это просто сомнения. Ты же сам говоришь, «всем отделом». Ведь может же вкрасться малюсенькая ошибочка из-за невнимательности одного сотрудника. А во что это выльется? В провал всего проекта! Просто нужно ещё раз проверить.

Вернулся я за стол, коллектив свой собрал, говорю:

- Перед запуском надо всё проверить с начала до конца!

- Так ведь три раза пересчитывали…

- Не обсуждается! Представляете, что будет, если ошибка в расчётах?

Принялись считать. И точно – не сходится в конце! Что за чёрт?

- Считаем заново, и повнимательнее!

Уже рабочий день кончился, а расчеты «не идут». Бред какой-то! Люба просится, ей ребёнка забирать, у Ивана свидание всей жизни, Антон Петрович в больницу к супруге спешит…

- Вы что, сговорились все? Завтра запуск! Ладно, валите, сам досчитаю.

Тихо в кабинете, только компьютер жужжит. За окнами темень. Так даже спокойнее. Сосредоточился, данные заново ввёл, работаем!

Тут из кармашка голос:

- Что-то не доверяю я им.

- Кому?

- Ну, твоим этим. Ну, ладно, ребёнка забрать нужно, так ведь и муж мог бы. А ты знал, что у Ивана девушка есть?

- Да я и не интересовался, вроде не было.

- Ну, вот! И супруга у Петровича слишком неожиданно слегла, да ещё и в больницу…

- Ты, червяк, кончай мне мозги пудрить, на друзей наговаривать!

- А вот зря ты так! Не я ли тебе подсказал о неверных расчетах? Человек всегда должен сомневаться. Ты же сам знаешь, лучше перестраховаться.

Ну, с этими доводами я вынужден был согласиться. Действительно, червяк прав.

- Эй, ты, может, есть хочешь? Я не знаю, чего тебе дать.

- Спасибо, я сегодня очень даже сыт, - отвечает червяк и лапками брюшко поглаживает.

Смотрю, вроде как больше он стал. Ну, известно, личинки всякие, гусеницы быстро растут.

- Ты там не костюм мой точишь?

- Нет, нет! Не беспокойся. Я духовной пищей насыщаюсь.

Ну, поговорили, считаю дальше. Не идёт! Какой кошмар! Завтра сдача, завал проекта! Уволят к чёртовой матери.

Часа в три ночи сошлось! Ура! Всё, домой.

Еду по пустым улицам, светофоры мигают, машин мало, хорошо! А в голове всё расчеты вертятся. Как всё-таки хорошо, что сошлось!

- Сошлось-то сошлось, но всего один раз из четырёх, - голосок из кармана. – Сомнительно всё-таки, даже по статистике.

- Перестань, в последний раз всё верно было, это я просто в запарке не ту клавишу нажимал.

- Очень даже возможно, я разве тебя отговариваю? Просто, навеяло…

Вот гад! Ведь действительно, в его червячьих рассуждениях есть логика. Стал я в уме снова всё по пунктам проверять. Вдруг, машина поперёк пути!!! Вырулил на газон, чуть в столб не вписался! Фу-у, пронесло! Помял бампер малость.

А из кармана:

- Ты, это, поосторожнее! Так и убить нас можешь.

- Заткнись! Выкину на фиг!

- Ну и выбрасывай… Я сразу в тебе сомневался, но всё же надеялся, что мы подружим. Зря только спасал тебя от провалов.

Такой грустненький червячок. Жалко его. Пусть живёт пока. Правда ведь, подсказал мне кое-что, на что я внимания не обращал. Пусть он будет моим секретом.

Жена заспанная встретила, пиджак хотела почистить. Я отговорил: не нужно ночью, утром всё равно на работу. Повесил сам аккуратно, карманчик приоткрыл, чтобы воздуха червячку хватило.

А сам так до утра и проворочался, расчеты в уме проверял. Лучше бы на работе остался.

Утром к автостоянке через переход ринулся, а червячок из кармана:

- А успеешь?

Меня как током: а ведь правда, пяток секунд осталось, не успел бы! Спасибо другу. А я и забыл уж о нём. Пока в кармашек заглядывал, то да сё, снова зелёный наполовину отгорел. И идти надо, а заставить себя не могу. Какой-то ступор, сомнение, что не успею. Люди вон, бегут, а я не успею. Плюнул, пошёл через подземный переход в конце квартала. Пока добрался, пока машину прогрел, опоздал к началу рабочего дня.


В кабинете уже начальник на пену исходит:

- Где ты шляешься? Сдача в десять ноль-ноль!

- Алексей Викторович, мы тут пересчитывали, нет у меня уверенности… Давайте, отложим запуск.

- Ты с ума сошёл? Ты же говорил, что всё готово!

- А если ошибка и оборудование накроется, кто виноват будет? – прошепелявил из кармана мой червяк.

У меня аж дыхание остановилось. Я бы такого никогда начальнику не смог сказать!

Шеф глаза выпучил, дверью хлопнул, через мгновенье вернулся:

- Так, тебя отстраняю! Сможете сами запустить? – это он моим сотрудникам.

- Конечно! – кивают и улыбаются.

- Ну, вот и работайте. К десяти ноль-ноль будьте готовы.

Что мне оставалось делать? Пошёл бродить по этажам. Не присутствовать же в качестве отстранённого на сдаче собственного проекта.

Червяк из кармана высунулся, пытается меня успокоить:

- Перестань! Ты же знаешь, что может быть ошибка. Вот накроется агрегат в присутствии комиссии, а ты предупреждал! Пусть знают! А твои эти, «друзья», только и ждали, когда тебя отстранят.

- Да нет, у них просто выхода не было.

- Куда там! Они только и думают премию за успешную сдачу получить! Слушай, друг, ты не мог бы мня в боковой карман пересадить? Что-то тесно тут.

Вытащил я червяка, а он с большой палец уже – толстый и довольный такой. Надо же, как они растут быстро!

Тут Ирочка из канцелярии навстречу. Видно по глазам, что ей уже всё известно.

- Кофе хочешь? Пошли к нам. Мы с Катей вдвоём сегодня, остальные гриппуют.

Куда деваться, пошёл. Кофе заварили, поболтали ни о чём. Уселся к свободному монитору пасьянс разложить. Тут звонок. Жена:

- Ты у компьютера?

- Да.

- Можешь мне расписание электричек на вечер продиктовать с девятнадцати до двадцати?

- Конечно. Сейчас.

Открыл, продиктовал.

- Спасибо, дорогой!

- Пожалуйста, любимая!

В кармане червяк зашевелился. Смотрю, он мне знаки делает. Взял его в кулак, чтобы девушки не заметили, к уху поднёс, а он шепчет:

- А зачем ей электричка?

- Да какая разница? – шепчу.

- Ну-у, не знаю… А вон, смотри, что в рекламе написано.

На мониторе сбоку оголённая девица и крупный шрифт: «Научно доказано: 92% жён изменяют своим мужчинам. Узнай, где сейчас твоя половинка!»

- Чушь какая! – шепчу и сайт закрываю.

А червяк:

- Скорее всего, ты прав, но всё-таки девяносто два процента – это немало.

Тут сотрудник Иван в дверь заглядывает:

- Всё, сдали! Поздравляю! Это ваша заслуга.

Честно говоря, я всё-таки надеялся, что не сдадут. Обидно стало. Вернулись в отдел. Люба уже тарелки расставляет, бокалы, к празднику готовятся.

Червяк мой снова в кармане переворот устроил. Беру в кулак, слушаю.

- Видишь, как радуются? Обмывать будут твоё поражение.

Я его чуть в форточку не выкинул. Присмотрелся, а сотрудники действительно радостны как-то нездорово. Ваня Любу как родную обнимает, Антон Петрович вино разливает и ухмыляется чему-то. Гадостно на душе стало, вышел я и, не сдержавшись, дверью бабахнул. Плюнул и домой покатил.


Добрался, прохладной водой ополоснулся, вроде пришёл в себя. Для равновесия ещё стопку водки принял. Слышу, в шкафу червяк бурчит чего-то. Вытащил, на стол посадил. Здоровый стал –  растёт не по дням, а по часам!

- Ты меня больше в карман не суй, задохнусь. Я там весь бок отлежал, не повернуться.

- И куда же мне тебя определить? Может, комнату выделить?

- Ну что ты иронизируешь, что у тебя коробки не найдётся?

Осмотрелся, где я ему коробку возьму? В ящике письменного стола место освободил, туда друга отправил. Щель для воздуха оставил. Он оттуда:

- А где жена?

- Она сегодня к подруге собиралась, потом ещё куда-то.

- Я бы на твоём месте позвонил подруге.

- Это ты про девяносто два процента? Ладно, для твоего успокоения.

Сажаю червяка на стол, набираю номер. Раечка весёлым голоском:

- Приветик! Как поживаешь?

- Жёнушка у тебя?

- А вот только что распрощались! Вот только-только. Хочешь, побегу, может ещё лифт не пришёл?

- Да нет, не нужно. Спасибо.

- Ну, вот, видишь? – говорю червю. - Всё в порядке, у подруги она была.

- Ну, хорошо. Только слова подруги разве доказательство? Часто она так к подруге ездит?

- Ну, обычно пару раз в неделю, особенно по пятницам.

- В одни и те же дни! Я так и знал, – говорит червяк и укладывается на тарелке знаком вопроса. – Больше я ни слова не скажу. Не моё это дело, вмешиваться в частную жизнь. Отпусти меня в мой ящик, чтобы я не видел вашей встречи.


Тут жена пожаловала.

- Привет, дорогой!

И как-то это фальшиво прозвучало.

- Ты откуда, - спрашиваю.

- Ой, мы с Раечкой так душевно пообщались, она такая милая!

Подхожу, пытаюсь обнять. Отстраняется.

- Ой, подожди, мне нужно себя в порядок привести. Так устала, так устала, такие пробки, это невыносимо…

И в ванну шмыг, и дверь на защёлку. Как-то это поспешно всё. Никогда раньше не замечал, чтобы так себя вела. Неужели чувствует, что подозреваю?

- Чего бы тебе устать, интересно, если весь день с подругой болтала? – кричу сквозь дверь.

Вышла. Вся в полотенце замотанная. Дуется, обиженную из себя строит, а получается ненатурально.

- Так где была, дорогая? Не ожидала, что муж раньше с работы вернётся?

- Дурак! – и дверью в спальню бац! Всё, разговор закончен.

Как-то неудобно стало, может, зря я собственную жену оговариваю? Ещё стопку налил. В стол заглядываю. Червяк толстый лежит, свернулся в калачик, морду отвернул.

- Чего, - говорю, - ты-то дуешься?

- Не моё дело. Только если уж начал, до конца доводить надо. А то так и будешь до конца жизни с рогами ходить на смех соседям.

Короче, завёлся я не на шутку. Поскандалили с женой крепко. Всю ночь пил. Утром продолжили. В конце концов, жена собрала сумку и ушла:

- Не хочу тебя больше видеть!

- Да и катись! Мужики сами могут прожить, правда, дружище?

- Верно, товарищ! – отвечает мой червяк и сам выдвигает ящик стола. Здоров стал, просто красавец! Шерстинки в два ряда на спине изумрудами переливаются.


Ну, запил я, короче говоря. Пока с работы не позвонили. Начальник!

- Слушаю! – говорю.

- Ты куда пропал, сегодня уже среда. Болеешь что ли?

- А пошёл ты, - голос из ящика.

- А пошёл ты! – повторяю автоматически.

- Окей, - говорит начальник, - ты тоже можешь не возвращаться.

- Ты, безусловно, прав, друг, - успокаивает червяк. – Я сразу раскусил, что они от тебя избавиться хотят. И ты не зря сомневался. Но мы не пропадём, правда? Можно я пока жены всё равно нет, на её месте на кровати полежу? Ну, хоть немного! Знаешь, как в этом твоём столе тесно…

- Да лежи, какая мне теперь разница.

И что было мне теперь делать? Искать работу? Да кому я нужен в моём возрасте да во время кризиса? Это и червяк мне подтвердил. Он на сомнения мастер. Вот я и пил потихоньку. Скучно. Червяка пригласил. А он говорит:

- Не интересно с тобой стало. Ты уже ни в чём не сомневаешься.

- Ну, в чём мне осталось сомневаться? Жена бросила, в её верности сомневаться теперь бесполезно, работы нет и не предвидится, так что в сотрудниках тоже сомневаться не приходится. Даже в том, что мне теперь один путь в бомжи и то сомнений нет. Так что, извини, дружище, будем теперь жить безо всяких сомнений.

- А вот у меня теперь крепкие сомнения в твоей искренности. И перспектив проживать с тобой не вижу. Прощай!
И гигантская гусеница длиною с меня самого стекла с кровати, лихо пробежала на двенадцати своих лапах-присосках по квартире, сама вскрыла замок и исчезла на лестнице, не закрыв дверь.

Всё. Остался я один. Сходил на рынок, продал за бесценок часы и телефон, водки набрал и «залёг на дно».


Пару дней прошло, слышу, вроде мыши скребутся. Дверь отворил – червячок мой такой маленький, с мизинчик.

- Пусти, друг, не дай погибнуть. Нет на свете никого лучше тебя. Прости, если можешь.

- Заходи, конечно. Вдвоём веселее.

Стали вместе проживать. Только хиреет мой товарищ день ото дня.

- Вот, - говорит, - сомневаюсь я, что ты до конца года доживёшь.

- Зря сомневаешься, - говорю, - я и сам знаю, что не доживу. Туда и дорога.

- Ты меня уморишь своей бессомнительностью!

- А что я могу, если не осталось у меня сомнений про свою никчёмную жизнь? Помрём вместе. Давай, я тебя снова в кармашек поселю, а то задавлю случайно по пьяному делу.


Просыпаюсь однажды, шевелят меня. Глаза продрал – жена родная, полотенцем мокрым мне личность протирает.

- До чего же ты себя довёл! Вставай, лечиться будем. Вставай, мой хороший!

- Ты вернулась?

- Да как же я тебя брошу? Я же люблю тебя.

Отмыла она меня, откормила, на чистую постель уложила. В квартире прибрала, перестирала всё. Любят они, жёны, это дело – красоту в доме наводить. Даже настроение поднялось.

На третий день говорит:

- Одевайся, поедем на собеседование. Рая тебе работу нашла ведущим инженером на номерной завод.

Я и вовсе опешил: надо же, вот это жена, вот это друг по жизни навсегда! А она мне пиджак подаёт чистенький, отглаженный, словно новый. Я хвать за карман, а там пусто. Оборвалось внутри: как же червячок? Спрашиваю:

- Это тот самый или ты и костюм мне новый купила?

- Тот, конечно. Взялась его гладить, а в кармане гадость какая-то была, и раздавилась. Мерзко! Пришлось в химчистку сдавать. Теперь, зато, лучше прежнего. Пошли, пора уже.

- А ты думаешь, меня примут?

- И не сомневайся!

И прижалась ко мне.

И так мне стало спокойно, так радостно! Обнял родную, поцеловал в сладкие губки и чувствую, разливается по телу уверенность – горы могу порушить!

Это надо же, какая у меня жёнушка: Червя Сомнений - горячим утюгом! Вот же повезло дураку, такое сокровище досталось – умная, добрая, терпеливая, нежная, заботливая…

Моя Любимая Женщина!
17 Ну, вы и попали!
Екатерина Тюшина
      После работы Светлана поехала проведать свекровь, а заодно и ванну принять, так как в их районе отключили горячую воду. Несмотря на то, что с сыном Лидии Гавриловны она уже давно находилась в разводе, женщины по-прежнему находились в дружеских отношениях. Пока Светлана принимала водные процедуры, свекровь накрыла на стол.  Во время ужина женщины неспешно обменивались новостями. Лидия Гавриловна поделилась своими успехами на дачном участке, а Светлана подробно рассказала об успехах дочери Насти, которая только что сдала экзамены за второй курс университета.

      За беседой они и не заметили, как за окном внезапно потемнело. А когда замелькали вспышки молний,  Светлана с беспокойством посмотрела в окно и поспешно встала из-за стола.
      - Ты куда? – удивилась Лидия Гавриловна.
      - Пойду я, а то скоро дождь начнется, - пояснила Светлана.
      - Ты лучше пережди грозу, а потом поедешь, - сделала попытку  отговорить ее свекровь.

      Светлана вновь присела и взяла в руку чашку с недопитым чаем. Не успела она пригубить напиток, как сильный порыв ветра высоко приподнял балконную штору и закинул ее на дверь.
      - Я все-таки пойду,  - решительно поднялась Светлана. – Похоже, ветер не на шутку разгулялся, а за ним последует дождь, который может продлиться не один час.
      - Ладно, иди, - нехотя согласилась Лидия Гавриловна. – Только обязательно позвони, когда доберешься до дома! - напутствовала она, провожая гостью.

     Пока Светлана шла по улице, в воздухе стояло зловещее, словно перед бурей, затишье, нарушаемое лишь вспышками молнии. Она уже стояла на остановке, когда внезапно налетел сильный порыв ветра, который поднял в воздух огромную тучу пыли. Столько пыли Светлана не видела никогда. Она крутилась в воздухе и на земле, забивала собой одежду и волосы, проникала в нос.  Ее вкус Светлана сразу же почувствовала и во рту.

      Порывы ветра следовали один за другим, становясь все сильнее и сильнее. От напора ветра стали ломаться ветки деревьев, с  мусорных баков полетел разный мусор, а с балконов начали падать незакрепленные вещи, которые летали по улице, угрожая попасть в движущиеся автомобили и людей. Чтобы хоть как-то защититься от ветра, люди стали прятаться за стены киосков, стоявших рядом с остановкой.  Светлана тоже пристроилась за одним из ларьков, периодически выглядывая из-за него, чтобы посмотреть, не идет ли троллейбус. Следом за пылью на город обрушился огромный поток воды, лившийся с неба, словно там открылся какой-то шлюз.

      Спасаясь от ливня, Светлана выскочила из-за киоска, и  бросилась под крышу остановки. Буквально за секунды она промокла насквозь. Озябшими руками попыталась отодрать от тела намокшее, ставшее холодным платье и хоть немного его отжать, но попытка не увенчалась успехом, так как сильные порывы ветра вместе с ледяной водой, доставали ее и под крышей остановки. Она достала из сумочки платочек и стала вытирать мокрое лицо, шею и руки. Приведя себя немного в порядок,  с надеждой посмотрела в ту сторону, откуда должен был появиться троллейбус. Но надежда, тут же, угасла, так как дорога уже превратилась в озеро, по которому машины передвигались почти шагом, а некоторые и совсем остановились, ожидая, когда вода спадет.
      «Надо было послушать свекровь и переждать у нее ненастье», - с сожалением подумала Светлана.

      Она с тоской смотрела на дождь, который ненадолго затихал, а потом с новой силой обрушивал на город потоки воды. Замерзшей Светлане казалось, что она  стоит уже больше часа, но когда достала сотовый телефон и посмотрела на время, то оказалось, что прошло все лишь двадцать пять минут. Внезапно сквозь пелену дождя показался корпус движущегося троллейбуса. Промокшие пассажиры не поверили своим глазам, когда троллейбус подошел к остановке и, остановившись, гостеприимно открыл свои двери.

      Словно перышко, Светлана взлетела по ступенькам и оказалась внутри полупустого салона. Увидев свободное сидение, она с радостью плюхнулась на него, слегка задев при этом локтем пассажира, сидящего у окна.
      - Ой, извините! – воскликнула она и, повернувшись к соседу, с завистью отметила сухую одежду элегантно-одетого мужчины. Больше всего на свете ей сейчас хотелось оказаться в теплом помещении и переодеться в сухую одежду. В ответ  на извинение, мужчина отодвинулся от Светланы, чтобы не замочить свою одежду и демонстративно отвернулся к окну, по которому расползались потеки воды. Но уже через несколько минут, он вновь начал сдвигаться  в сторону Светланы. А когда она с недоумением посмотрела на него, сказал в оправдание.
      - От окна капает!

      Подняв голову, Светлана увидела, что струи дождя проникли сквозь закрытую форточку и стали капать мужчине на плечи и если бы он не отодвинулся, то вскоре стал бы таким же мокрым, как и она.
      - Льет, как из ведра! – согласилась она с соседом.

     Кондуктор оглядела мокрых пассажиров и весело воскликнула:
     - Ну, вы и попали!
     И не дожидаясь, пока вновь вошедшие немного приведут себя в порядок, начала собирать деньги за проезд. Словами: "Ну, вы и попали!" она встречала всех пассажиров, которые входили на последующих остановках. И, услышав очередное такое приветствие, сидящие в салоне, невольно улыбались.

      Словно вездеход, троллейбус преодолевал водное пространство, медленно, но верно,  продвигаясь вперед. А когда улица стала подниматься в гору, и потоки воды с дороги стали скатываться в сторону реки, то троллейбус поехал быстрее. До дома Светланы  оставалось две остановки, когда троллейбус остановился и водитель объявил, что в связи с отсутствием электричества, дальше движения нет. Некоторое время пассажиры сидели неподвижно, не решаясь выйти на улицу, где не прекращался дождь. 

     За окном не было ничего видно и после небольших раздумий, Светлана встала с сидения и попросила водителя открыть дверь. Не успела она спуститься со ступенек,  как ее ноги оказались, чуть ли, не  по колено в воде, а дождь, обрадовавшийся новой жертве, начал нещадно хлестать ее тело. Светлана окинула взглядом улицу и увидела безрадостную картину. Вдоль тротуара стояло с десяток троллейбусов, а вышедшие из них пассажиры двигались под непрекращающимся дождем.  Некоторые пытались открыть зонты, но сильные порывы ветра ломали их или вырывали из рук. Поэтому тем, кто решил передвигаться самостоятельно, оставалось только одно – мокнуть под дождем.

     Пока Светлана шла, ей пришлось несколько раз обходить или перешагивать через  ветки деревьев, которые не только валялись повсюду, но и летали в воздухе.  А одна даже влетела в нее во время очередного сильного порыва ветра и сильно  поцарапала руки.  Оказавшись в плену разбушевавшейся стихии, Светлане впервые стало по-настоящему страшно. Она почувствовала себя беспомощной песчинкой перед силами природы. Когда раньше она смотрела по телевизору про такие бури, то, как то не задумывалась о том, как бы она вела себя в такой ситуации. И вот теперь поняла, как можно в считанные минуты потерять все, включая и свою жизнь. 

     Переходя через улицу, Светлана со страхом думала о том, что из-за высокой воды может не попасть в подъезд. Но когда мокрая и озябшая, она добралась до дома, то с облегчением вздохнула - вода сюда еще не добралась. А войдя в квартиру, обнаружила, что нет света.  Сняв с себя мокрую одежду, она просушила волосы полотенцем и, закутавшись в теплый махровый халат, уселась на диван. Достала телефон и  позвонила свекрови,  вкратце рассказав ей, с какими приключениями она добиралась до дома. Затем набрала номер Насти, которая осталась ночевать у подруги и, удостоверившись, что у нее все нормально, отключилась и замерла в ожидании, когда дадут электричество.

     Минут через тридцать дождь начал стихать, а вскоре включился и свет. Вскипятив воду, он заварила крепкий чай и под бормотание телевизора, стала пить его маленькими глотками. Тело постепенно наполнялось теплом, а голова окутывалась туманом сна. Она уже стала клевать носом, когда в новостях стали передавать, что на их город обрушилась очень сильная пыльная буря, которая затем перешла в ливень. Буря длилась более двух часов и оставила после себя  много поврежденных крыш, поваленных деревьев, оборванных проводов, сорванных рекламных щитов, испорченных автомобилей. Местами было нарушено электроснабжение. Кроме того, ветер сорвал несколько балконов, в результате  чего три человека получили очень серьезные травмы.

      Диктор продолжал говорить о мерах,  принятых  для ликвидации последствий бури, а Светлана  смотрела на экран и не верила, что совсем недавно она сама была в самом эпицентре этой стихии.  Прокрутив вновь в голове все, что ей пришлось перетерпеть, она пришла к мысли, что несмотря на все свои великие достижения, человек по-прежнему зависит от прихотей природы. Это в ее силах подарить живущим на Земле тепло и красоту, и в ее же силах - все это в одно мгновение отобрать.
   
      На другой день, на работе, когда сослуживцы обменивались впечатлениями от прошедшей в городе бури, Светлана со смехом поделилась своими приключениями. Все решили, что ей выпала редкая удача оказаться очевидцем незабываемых событий.
     И Светлана согласилась с этими словами, решив, что когда-нибудь, вспоминая о прошедшем, она скажет: «Это было в тот год, когда в нашем городе была сильная пыльная буря».
18 Я ловлю ночь
Саша Веселов
   Мне не было иного дела, я слушал ночь.

   Шорох и шелест миллионов копыт, обутых в мягкие шины, проникал в окно далёким плеском неведомого океана чужих событий, судеб и страстей.

   Гул городской жизни вибрировал в пределах  допустимого тона головной боли от постоянного стресса и похмельного синдрома, до невыносимо надрывного воя, который, состоял  из чего-то равно похожего и на пароходный выдох, и на собачий плач,  и на стон обиженной скрипки, и на звон колокола упавшего с колокольни. Странный квартет, если учесть, что по близости нет ни храмов, ни пароходов. Городские собаки давно разучились плакать, а скрипачи больше не играют по ночам на улице.
   
   Обычная душная июньская ночь, пахнущая подкопченной резиной и асфальтом, немного саднящая в горле слезой тополиного пуха. Она безвольно ищет побег из каменных объятий города. Она спотыкается о фонарный свет; сторонится ярких витрин; пугается потоков холодного сияния рекламы обещающей райскую жизнь в аду.

   Душная июньская ночь это – смешанный в кальяне приторный аромат воспоминаний о несбыточном, возможном и давно прошедшем.

В отличие от кишащих многолюдьем бессонных площадей и проспектов на окраине большого города ночь не так тяжела, и не так безнадежна. Здесь она состоит из отдельных картинок: вот над пустым перекрестком висит полусонное перемигивание светофоров, а над крышами домов хорошо виден колодец луны упавшей в распахнутое небо, и повсюду отчаянно мечется  свет не то одиноких, не то одичавших фар, он мечется до тех пор пока, наконец,  не заблудится и не уснет в соседнем дворе. 

   Я сижу напротив. Сижу на подоконнике в комнате мало приспособленной для жизни. Сижу на границе света и тени. Круг света от настольной лампы без абажура сдвинут в угол комнаты. На тумбочке под ним свободно рассыпались из разорванной пачки папиросы. Сиротливо белеет стопка недорогой бумаги. Рядом пара карандашей – обнюхивают друг друга. Здесь же стоит стакан спитой заваркой, временно превращенный в пепельницу. Я сижу на границе света и тени, и не тороплюсь слезть с подоконника, я просто сижу и слушаю. И чем тише становится мелодия ночи, тем больше мне хочется узнать о ней.

   Тем более, что в комнату только что влетела ночная бабочка и устремилась к лампе. Нестерпимый жар заставляет её метаться вокруг раскаленной колбы. Мельтешение крыльев стремительно вычерчивает на стене узоры, среди которых я сначала обнаруживаю паутину, порванную осенним ветром; потом вижу парус, скользящий по крутой волне; и, наконец, узнаю балерину, кружащуюся в танце. Я хорошо помню эту девушку. Она давно ушла от меня, ушла, потому что любила сильных мужчин. Она ушла решительно, не оставив в память о себе ничего –  даже пустых сновидений. Но всё равно оставила слишком много.

   Мне захотелось курить. Мне захотелось прогнать и балерину, и бабочку, и другие странные видения, и все порожденные ими воспоминания, но едва я слез с подоконника, во мне проснулось иное желание, лишь накануне вечером мною проклятое и забытое – писать стихи.

   Карандаши, бумага и папиросы, всё необходимое было рядом.

   Вместе с запахом серной спички улетучилась апатия, с первой затяжкой возникло предчувствие схватки, борьбы. Карандаш ещё не выдумал первой буквы, а на белом листе, как на экране, уже заструились тысячи картин и встреч. Мимоходом я узнавал в них прожитые годы. Вместе с разводами теней от табачного дыма они текли по странице, срывались с тумбочки на пол, и вероятно попадали в Лету, следить за ними было некогда, а куда ещё они могли попасть –  я не знал, едва успевая следить за невероятным шествием, обнаружившимся передо мной.
 
   Лист бумаги превратился в дорогу. Дорога заполнилась сумрачными толпами шутов, негодяев и проходимцев: голый король и король в изгнании; палачи и их жертвы; ликующая рать победителей и скорбная цепь побежденных; плачущие сироты обгоняющие счастливых ребятишек в надежде когда-нибудь да ухватить Бога за бороду; разлучённые со счастьем лезут под ноги оседлавшим удачу; а мудрецы ведающие тайнами делают вид, что знают, где находится конец их пути, и конец всех бед зовущих нас в дорогу.

   Моё присутствие в качестве соглядатая здесь ни для кого не тайна. Моё имя рифмуют с проклятьями. Мне улюлюкают. Надо мною плачут и смеются одновременно. Им всегда весело, когда мне плохо, потому что, если весело мне –  я забываю о них!

   Продолжая  думать о том, что я ловлю ночь, лениво передвигая слова  и фразы, будущего стихотворения, замечаю полночного кота заскочившего ко мне на огонёк. Недавний законный участник не законного шествия кот решил теперь взгромоздиться на оставленный мной подоконник.
 
   Мурлычет бестия.
   Пушит хвост.
   Кого-то зовет?
   Хозяйку?

   А вот и она!

   Та, которую я так долго искал, меньше всего сейчас походит на ведьму. Ловить, искать её можно, но найти и поймать никогда. Она слишком красива. Слишком умна. Слишком похожа на всех женщин, которые, уклоняясь от встреч, избегая свиданий, путешествуя рядом и никогда вместе со мной, превратили меня в безумца, в одержимого мечтой дурака.

   Стоя на подоконнике, она кажется очень высокой. Прямые черные волосы струятся у неё за спиной. Высокая чёлка, над темными бровями удивительного рисунка, передающими её насмешливый характер, заколота крупной булавкой с изображением мотылька, изумрудные крылья которого меркнут в сиянии её глаз. Глаза зеленые, как та часть солнечной радуги, встречающаяся над заводью в невыносимую жару, когда выходишь на берег из прохладной воды, после охоты за лилиями. Щеки заштрихованы румянцем под высокими скулами. Рот большой с губами подвижными, но не слишком тонкими легко передаёт её игривое настроение, следуя за лукавой улыбкой уже вспыхнувшей в глазах, он с не меньшей приязнью открывает ровные зубы. Нос прямой, ювелирной, почти штучной работы. Видимо мастер, создававший этот шедевр в последнее мгновение едва прикоснулся к его кончику и нос превратился в чудо, умеющее рассказать не только о нежной непосредственной его хозяйки, но и одновременно о её умении  понимать все неуловимое и недосказанное. На подбородке у неё едва заметная ямочка. В ней самой всё  недосказано и неуловимо.

   Одета просто. Лёгкий полупрозрачный сарафан, с рисунком  заставляющим разрываться в поисках  скрытого в нем сюжета, и попытках угадать под его тканью живые прикосновения стройного тела. Весь её облик чудесным образом поселяет во мне ощущение удивительной свежести.

   Берегитесь таких женщин, если вам повезет их встретить. Особенно, если они, балансируя над карнизом, позовут вас пройти вместе с ними по самой кромке над стаей выбеленных зим.

   Что это? Тополиный пух? Наступила зима? Или мы беседуем уже тысячи лет?

   Где все? Где твой кот?
   Я крестьянин, а не поэт!
   Не заставляй завидовать меня!
   К страданию привыкаешь, а к любви привыкнуть не возможно!

   Я не могу изменить себя. Всё вокруг. Всех. Я могу заставить всех делать всё что мне угодно. Для меня нет границ, нет времени и расстояний. Всё что угодно в моей власти, кроме собственной больной души пришитой гнилыми нитками к сердцу, наполненному ядом, схожему по вкусу с ягодой рябины, когда зимой в ней начинает бродить горький сок.

   Зачем торопиться? Зачем нарушать ход событий? Мне не нужен ни май, ни январские морозы с сиреневыми облаками? Мой май далёк, но неизбежен. А наш май нам заказан, вслед за апрелем мы не проснемся вместе подхваченные соловьиной трелью. Прости, родная. Я бы променял место в раю на место рядом с тобой. Ты сделала для меня больше, чем я того стою. Ты заставила меня поверить в то, что ты есть. Я всегда буду знать это и верить. Я никогда не стану другим.

   А теперь уходи!

   Мерзкий звук падения обугленных крыльев к подножью стоваттного жертвенника возвращает меня на место.

   Возвращает мне душную ночь и какую-то лживую пафосную жалость, о которой читателю лучше не говорить. Она уже разливается предательской кляксой с чернильного карандаша, побывавшего в спитой заварке, и гремит весёлым бубенчиком на дурацком колпаке, оставленном мне на память кем-то из гостей, побывавших у меня здесь сегодня.
19 Фонтан
Саша Кметт
         
         То ли сказка, то ли нет


    - Каждую ночь я вижу себя во сне фонтаном, - пожаловался Николай Степанович дежурному толкователю снов из поликлиники. – И не просто фонтаном, а  «писающим мальчиком»  на площади-лужайке среди цветочных клумб. С бронзовыми кудрями, пухлыми щеками и скромной струей.
    - И что вы на лужайке делаете? – спросил хозяин кабинета, где принято рассказывать о снах.
    - Как что? – удивился Николай Степанович бестактному вопросу. – Журчу круглые сутки в мраморный горшок.
    - Понимаю. А вокруг, наверное, множество зрителей, всеобщее внимание и сплошные фотовспышки, -  дежурный толкователь  многозначительно подмигнул.
    - Да нет там никаких фотовспышек. Все мои зрители – это похитители цветов, - мужчина-фонтан обреченно махнул рукой. – Ночью одна смена, днем – другая.
    - А вам хочется туристов?
    - Мне хочется наполнить, наконец, мой бездонный горшок.
    - И что же вам мешает? - поинтересовался толкователь снов с полномочиями психолога.
    - Перебои с водой, скромная струя и назойливый голубь на моей голове, - Николай Степанович прикоснулся непроизвольно к своей лысине на макушке и нервно пояснил:
    - Он наносит моему бронзовому имиджу непоправимый ущерб.
    Дежурный толкователь посмотрел на клиента внимательно и задал главный вопрос:
    - А что для вас значит полный горшок?
    - Возможность двигаться дальше, - уверенно ответил мужчина-фонтан. – Хочу наполнять бассейны, озера, и даже океан…

    В свободное от журчания время Николай Степанович карабкался по карьерной лестнице. Без передышек, ступенька за ступенькой поднимался он к вершине, где желал обнаружить уважение и достаток. В пути Николай Степанович вел себя как настоящий карьерист: плевал в спины, заглядывал под юбки и пытался поставить подножку Степану Николаевичу – своему давнему конкуренту. При этом старался удержать на лице невинное выражение, хотя гримаса безнаказанности искажала его черты все чаще и чаще.

    Однажды, после тяжелого трудового дня карьерного альпиниста Николай Степанович заснул прямо на рабочем месте. А именно на третьей ступеньке правительственного этажа. Он склонил устало голову на грудь, разжал стиснутые от напряжения в борьбе челюсти и увидел во сне площадь-лужайку в утренний час. Там, прямо у фонтана, тренировалась команда разносчиков слухов, состоящая из двух человек. Ее участники – две энергичные подруги – явно спешили. Скоро начиналась эстафета сплетен на местном рынке, а их показательные выступления готовы были не до конца. Поэтому тетки суетились  языками, плели сеть слухов крючками слов и дополняли друг друга как профессионалы.
    - Домашние тапочки жены министра юстиции гуляют сами по себе, - произнесла первая тетка.
    - Они пробираются ночами в спальни холостяков и устраивают там бардак с тапочками хозяев, - подхватила вторая.
    - В погребах местной церкви воскрешают просроченный товар, - начала первая.
    - После возвращения на полки магазинов цены на воскресший товар поднимаются до небес, - закончила вторая.
    - Раскрыт заговор санитаров нашей больницы по смещению главврача, - первая сплетница была в ударе.
    - Им прописали смирительные процедуры и лечебное иглоукалывание чуть ниже спины…

    Вскоре женские языки устали. Утратили гибкость от потока слухов и потребовали влаги. Женщины подошли к фонтану вплотную, окунули языки в освежающую струю и поделились друг с другом единственной проверенной новостью.
     - В городском парке сегодня выборы, - сказала одна сплетница другой. – Будут выбирать лучшего в городе «писающего мальчика».
     - Я слышала, что победителя поставят во дворе городской ратуши, - подтвердила информацию коллега. – Пустят через него воду с особым вкусом и выделят обслуживающий штат за казенный счет.

     После того как подруги выбрались из капкана пустой болтовни и покинули площадь-лужайку, Николай Степанович подумал прямо во сне: «Выборы – прекрасный шанс сменить горшок на бассейн. Не упусти его».
    «Разве у меня есть шансы? – подумал в ответ бронзовый мальчик. – Уверен, победит какой-то многоструйный механизм, способный забрызгать все вокруг».
    «Твой козырь – скромная струя, - продолжал журчать мыслью Николай Степанович. – Избиратели всегда предпочитали скромность».
    «Эх, много будет «скромных» претендентов, - сомневался писающий Коля. – Двор ратуши комфортное местечко».
    «Тут главное, не забывать о перспективах, - карьерист в Николае Степановиче никогда не засыпал. – Вода без перебоев, личный защитник от голубей и новые возможности величиной с бассейн. Дальше будут и моря, и океаны».
    Упоминание назойливых птиц придало мальчику решительности.  Он слез с трубы, почистил свои кудри влажными ладонями, надул побольше щеки и сказал сам себе так:
    - Пойду пройдусь. Попробую. А то застоялся на одном месте – забронзовел весь.
    После чего он попрощался с мраморным горшком, сорвал с клумбы цветок в качестве талисмана и отправился тропой для гуляющих памятников в сторону парка.

    В полдень, парковыми аллеями прокатился рупорный голос организатора выборов:
    - Уважаемые кандидаты, ведите себя прилично. Убедительная просьба, нецензурных слов на спинах конкурентов не писать, краники друг другу не закручивать и услугами прикормленных голубей не пользоваться. Все нарушители будут тотчас отлучены от городской трубы и отправлены на пустырь обезвоженных фонтанов.
     Претендентов на пост главного «Писающего мальчика» набралось не меньше тридцати. Тут были кандидаты из глины, мрамора и гипса. Несколько офисных фонтанов из керамики, парочка медных гостей из придорожных отелей и один мальчик торт – приторный как все предвыборные обещания. Каждому претенденту выдали персональное корыто, всех подключили к общему резервуары с водой, после чего фонтаны-мальчики приготовились демонстрировать свои возможности и характер.
    Бронзовому Коле определили место во втором ряду. Как раз между вечным пионером с отбитым носом и гранитным представителем бани «Царство Посейдона»…

    Спустя час после начала выборов, избиратели определились с журчащим фаворитом.  Ни у кого не было таких блестящих кудрей, пухлых щек и спокойного умиротворенного журчания, как у бронзового Коли. Он подкупал своей детской невинностью и потенциальной невиновностью. К нему подходили чаще других, рассматривали со всех сторон, и вдохновленные его скромной струей отлучались по нужде. Любители фонтанов отдавали ему свои восхищенные голоса, и даже аплодировали, вызывая зависть ближайших соседей: с одной стороны вечный пионер фонтанировал ругательствами, с другой – представитель бани «Царство Посейдона» возмущался до кипятка.
     И когда казалось, что победа  маленького Коли уже близка, когда солнце уже сплело венок из лучей, чтоб возложить его на бронзовую голову победителя, произошло нечто непредвиденное. В ответственный момент объявления итогов выборов, кто-то указал на всеобщего любимца пальцем и громко крикнул:
    - Какой же это писающий мальчик? Это же ссущий мужик.

    Николай Степанович проснулся. Тревожно вздрогнул и оглянулся кругом. Все, на первый взгляд, было по-прежнему: третья ступенька правительственного этажа, безжалостные люди снуют туда-сюда, за углом затаились интриги. Однако стойкое ощущение беды поселилось в Николае Степановиче и заставило его пошире открыть глаза. Предчувствие, как всегда, не подвело. На две ступени впереди он разглядел убегающую спину  давнего конкурента в синем пиджаке.
    - Обошли! Пока спал, обскакали! – взревел Николай Степанович что есть силы и кинулся  вдогонку. Ему хотелось настигнуть противника одним прыжком, схватить его за лацкан ненавистного пиджака и вцепится в шею зубами.
    Набрав рискованную скорость, Николай Степанович прыгнул. Одним махом перелетел через целую ступень и приземлился в уютном уголке среди влиятельных жен. Там ухватился за чью-то важную юбку для равновесия, расплылся обаятельной улыбкой, рассыпался комплиментами, но все-таки не удержался. Поскользнулся и упал.   Перед падением наступил на ногу ревнивому мужу и сделал компрометирующую лужу величиной с океан.

    Карьерные ступени всегда злопамятны. Хорошо помнят тяжесть чужих каблуков, не забывают, как о них вытирают ноги. Пока катился Николай Степанович вниз, ступени метили его спину злорадными ударами.  А когда он достиг с грохотом дна, основание карьерной лестницы прикоснулось к его голове крепким поцелуем и подарило на прощание красочное видение. Николай Степанович увидел  дворик из своего детства, пижамные штаны на бельевых веревках и маленького Колю в компании  дворников, одетых в белоснежные жилетки.
    - Почему ты плачешь? – спросила женщина-дворник с добрым лицом. – Вроде фонтан, а слезы настоящие.
    - Я заблудился, - всхлипнул маленький Коля. – Вышел из парка, а свою площадь-лужайку найти не могу.
    - Было бы с чего плакать, - улыбнулась женщина. – Отсюда до твоего дома рукой подать.
    Бронзовый мальчик протянул с надеждой руку, но достал пальцами лишь до старого фонарного столба.
    - Просто есть люди с очень длинными руками, - рассмеялась хозяйка белоснежной жилетки.
    - Как у вас? – Коля растер слезы по лицу.
    - Скажу тебе по секрету, - женщина приблизилась губами к бронзовому уху мальчика. – Мы не просто дворники. Мы служба доставки. Возвращаем опавшую с дерева жизни листву обратно на небо. Хочешь домой?
    - Хочу, - уверенно сказал мальчик-фонтан.
    - Тогда закрой глаза  и через минуту будешь на своей лужайке среди цветов…

    Фонтанам, порой, тоже снятся сны. Яркие, короткие – ровно на одну минуту. Затем они рассказывают о своих видениях прохожим на журчащем языке, но их никто не понимает. Закрыв глаза, бронзовый мальчик тотчас окунулся в сонную усталость и приоткрыл дверь в страну человеческих грез. Там, сразу за порогом, мальчик увидел Николай Степановича. В строгом костюме, в начищенной обуви и при галстуке. Он сидел на перекрещенных метлах с золотыми ручками, а группа необычных дворников в белоснежных жилетках поднимала его выше любой карьерной лестницы. Служба доставки опавшей листвы уносила Николая Степановича за облака.
20 Души у людей разные
Николай Елисеев
       Хмурым сентябрьским утром в село Сосновское, расположенное вдоль небольшой речушки, въехал большой, черный и блестящий джип. Медленно проехав метров сто, он остановился. Из него вышел водитель – накаченный мужик лет пятидесяти, одетый в джинсы и джинсовую рубашку с короткими рукавами. На пальце его левой руки был блестящий перстень с темным камнем,  запястье украшали часы “Ролекс”, а на могучей шее покачивалась массивная золотая цепочка, под которой почти не был виден маленький серебряный крестик.

        Водитель подошел к ветхому, покосившемуся забору, за которым виднелся дом № 9.  Хотя домом это строение уже трудно было назвать: крыша местами провалилась,  печная труба отсутствовала, двери и окон не было, бревна сруба местами разошлись.  К тому же дом так сильно наклонился в сторону, что, казалось, вот-вот рухнет. За домом проглядывались почерневшие останки каких-то строений, а вся территория вокруг густо заросла малинником, задичавшими яблонями и высоченной полынью. Понятно было, что жизнь покинула это место много лет назад.

        Мужчина с полчаса молча простоял, с повлажневшими глазами вернулся к джипу, сел в него, и машина направилась  к другому концу села, где на небольшом холме виднелось белоснежное здание церкви.

       Она была уже открыта. Прихожан не было,  в ней у кассы находилась только пожилая женщина Зинаида, а батюшка Александр с помощниками - мальчишками докрашивал забор около входных ворот.
       Он заметил, что приезжий, выйдя из машины, вошел в здание церкви, перекрестившись перед входом.

        Вошедший купил свечку, спросил, где можно помолиться за родителей и подошел к указанной иконе. Помолившись, мужчина огляделся. Чувствовалось, что в помещении церкви прошел большой ремонт, но еще многое предстояло сделать: пополнить иконостас,  доделать роспись и освещение,  приобрести некоторые элементы церковной утвари, сделать вентиляцию, поменять временный деревянный пол.

       Мужчина подошел к запломбированной коробке для пожертвований, снял цепочку с шеи и попытался опустить в прорезь коробки. Но толщина звеньев цепи не позволила сделать это.  Тогда он подошел к женщине у кассы и спросил:
-  Можно передать это пожертвование?
Зинаида ответила:
- Можно. Я передам батюшке. Только ему надо знать Ваше имя, чтобы помолиться за Вас.
- Помолитесь за Федора, - сказал мужчина и передал женщине цепь. Потом, постояв немного, снял перстень и положил  рядом с цепочкой.
-  Это тоже примите. Вам он больше пользы принесет.
-  Храни Вас Бог! – произнесла женщина.
  -  Прощайте! – сказал мужчина, повернулся и вышел.

              В это время Отец Александр, докрасив с мальчишками забор, отпустил их и стал чистить кисти.  Он видел, как мужчина вышел из церкви, перекрестился, сел в джип и уехал. Батюшка отнес кисти и краску в подсобку, вымыл там руки и прошел в церковь.

              Войдя, он увидел, что Зинаида  рассматривает что-то блестящее на пальце руки.  Она подождала, пока батюшка подошел, сняла с руки перстень и подала ему.
- Вот – пожертвование от мужчины;  не местный,  Федором назвался.
Батюшка взял перстень и внимательно осмотрел его. Белый металл, из которого было сделано изделие, был, видимо, платиной. А темно-красный камень перстня, отливающий на свету искорками, явно был природного происхождения.
- Красивая вещь и, похоже, дорогая. Много работ можно будет выполнить за вырученные от нее деньги. Благое дело сделал Федор, дай Бог ему здоровья!
Зинаида согласно кивнула головой, сжимая в другой, опущенной вниз руке, еле убирающийся в ладони бумажный сверток с золотой цепочкой.
        - Да, много денег дадут за такое украшение.
Отец Александр пошел документально оформлять пожертвованный перстень.

        Зинаида, просидев, как на иголках, с час, отпросилась у батюшки ненадолго сходить домой. Идти было недалеко. Но ей не терпелось хорошо рассмотреть утаенное от батюшки дорогое пожертвование. Поэтому, несмотря на лужи и грязь, она старалась побыстрей дойти до дома. Только спешка не оказалась на пользу. Чуть ли не бегом обходя лужу около подъезда своей пятиэтажки, женщина поскользнулась, резко взмахнув при этом руками. Сверток с тяжелой цепочкой вырвался из ладони и куда-то улетел, а Зинаида, подвернув ногу, упала, ударившись головой о бордюр, и потеряла сознание. Через несколько минут приехала машина скорой помощи, вызванная кем-то из прохожих, и пострадавшую, которая была в бессознательном состоянии, отвезли в больницу. А спустя часа два отцу Александру сообщили, что Зинаида находится в больнице с серьезной травмой головы и переломом ноги.

        На следующий день, часов в девять, на улицу вышел местный пьяница Жора по кличке Серый. Серым его прозвали за серый от курения и выпивок цвет лица и любовь к серой одежде. Сегодня по его лицу было видно, что у него “горели трубы”. Он посчитал свою наличность и загрустил: денег даже на чекушку не хватало. Серый вынул из-за водосточной трубы сложенный целлофановый пакет и решил насобирать и сдать с десяток бутылок, которые чаще всего можно было найти у подъездов трех  пятиэтажек, находившихся в селе.

        Минут через пятнадцать он уже почти наполнил пакет бутылками и хотел уходить. Но, поднимая с земли очередную, пустую бутылку, заметил увязший в грязи небольшой бумажный сверток, из которого выглядывало желтое колечко. Потянув за него, Жора вытащил блестящую,  довольно тяжелую цепочку. Внимательно осмотрев ее и прикинув вес, он обрадовано подумал: “ - Вроде, золотая. Дорогущая, наверно! Вот  уж  погуляю от души!”

        Довольный мужчина спрятал под крыльцо подъезда пакет с бутылками – на фиг они сейчас нужны! -  и, радостный, пошагал в верхнюю часть села, где находился ломбард. Проходя мимо церкви, Серый увидел стоявший у ее ворот военный УАЗик, рядом с которым разговаривали отец Александр и командир расположенной недалеко воинской части.

        “Опять, видимо, решают, чем еще помочь церкви”, - подумал Серый и невольно замедлил шаг. Церковь всем миром восстанавливали почти восемь лет. И Жора тоже немало здесь потрудился на разных работах, причем – бесплатно, как и большинство добровольных помощников. Батюшка только кормил работников, а деньги тратил, в основном, на материалы. Внешне белоснежный храм выглядел великолепно, оставалось только обустроить территорию вокруг него.  Но внутри предстояло сделать еще немало. И на все нужны были хоть какие-то деньги. А с ними была проблема: средств от пожертвований, а также выделяемых епархией и местной властью,  не хватало.

        Жора Серый продолжал идти к ломбарду, но шаги его все замедлялись. “Ну, погуляю вволю на халявные деньги, - невольно размышлял он, - а что толку: потом страдать от похмелья долго буду, придется опять проситься к батюшке на обеды, хоть и стыдно будет”. Он продолжал медленно идти. Но какая-то зарождающаяся, пока не очень ясная идея уже начала овладевать им. Он несколько раз переводил взгляд  с ломбарда на церковь, а с нее – на ломбард. Почти у самого ломбарда Жора остановился, постоял и уловил сформировавшуюся мысль, что надо, просто необходимо найти найденной золотой цепочке более полезное применение. Полезное не только ему одному.   Какое – он уже понял.

        Серый облегченно вздохнул, развернулся и с улыбкой, и с просветлевшим лицом пошел в сторону церкви, к отцу Александру.
21 Дерзость чёрного тюльпана
Клавдия Титова
Опять я о своих цветах подумала, о свежем аромате,
о счастливых мгновениях в жизни.
     Чёрный тюльпан на дачной клумбе притягивал взгляд.
От него исходила необычная, колдовская сила. В раздумии
глядела, не отрывая взгляда и не могла понять  тюльпанов
чёрных славу, их тайну разгадать.  В чём их благородство,
в чём их превосходство?
     Срезаю шесть белых тюльпанов, в середину букета вставляю
один чёрный с фиолетовым отливом. Взглянула и ошеломлённая,
застыла от необыкновенной экзотической красоты букета.
Мой взгляд прикован прочно только к чёрному тюльпану,
белых не замечаю. В Чёрных тюльпанах тайна и сила
колдовская заключена одновременно. Моё сердце захолонуло
и счастье поселилось в нём. В груди сильней затрепетало.
     С гордостью несу в руках букет, словно драгоценность.
Пьянею от восторга, наслаждаюсь красотою, чувствую душевную
близость. Чёрный тюльпан в обрамлении белых, вызывающе чернел.
Казалось, он живой и в нём бьётся пульс красоты. Чтоб не спугнуть
красоту, букетик прижимаю к груди, защищаю от откровенных взглядов.
Проявляется заметный интерес к моему кокетливому чуду.
Хотят купить букет. Естественно, он не продаётся. Не удивительно -
это моё счастье и гордость. Предлагают большие деньги. Наивно,
никогда не продам счастье. Ощущала удивлённые, беспомощные взгляды,
скользившие по моей личности. И, кажется, чёрный тюльпан перевоплощался
и дерзко чернел ещё сильнее, удивляя своим благородством и величием.
Он находился в эпицентре внимания и был солидарен со мной.
    Я к сердцу букетик прижимала всё сильней и уносила с собой
его тайное благородство и свое чудо-счастье, не изменив
чёрному тюльпану. Пьянела от любви и необыкновенных счастливых
мгновений жизни.
22 Засада
Сергей Гамаюнов Черкесский
   Следователя следственного отдела Будённовского ОВД Гордеева, специализировавшегося на делах о ДТП (дорожно-транспортных происшествиях), разбудил звонок дежурного:
- Собирайся, Петрович! Сейчас дежурка подъедет. За Орловкой ерунда какая-то случилась по твоей части. С заправочной станции позвонили…
   Был конец лета. Половина следственного отдела была в отпусках, поэтому дежурить приходилось по три раза в неделю. Но, Гордееву было не привыкать: скоро двадцать пять лет будет, как он в следствии. В ОВД его знали и уважали все: от начальников подразделений, до простого постового милиционера. На дежурство он заступал дублёром, не обременяя себя мелочёвкой вроде семейных и бытовых скандалов, краж и хулиганок. Его вызывали только на дорожно-транспортные происшествия.
   Дежурная автомашина УВД – старенькие «Жигули» шестой модели, подъехала через пятнадцать минут, когда Гордеев уже стоял и курил на улице у подъезда своего дома.
   В автомашине находились, кроме сержанта водителя, ещё двое: вечно похмельный участковый Зозуля и молоденький криминалист Лиза Самохина.
- Эксперта-медика нет, значит, обошлось без трупов, - подумал Гордеев, втискивая своё крупное тело на переднее сиденье.
- Ну, рассказывайте, - поощрил он.
   То, что было известно участковому Зозуле со слов дежурного по ОВД, не обещало быстрого расследования. В аварии участвовало две легковых автомашины, водители которых предположительно были трезвыми. ДТП произошло поздним летним августовским вечером на пустынной полевой проселочной грунтовой дороге за селом Орловкой, где ни пешеходов, ни встречного транспорта не только ночью, но и днем с огнем не отыскать. Из очевидцев – одни лишь суслики да тушканчики, что в изобилии водятся на полынно-ковыльных склонах окружающих село высоких холмов.
   Опытный в таких делах Гордеев решил начать расследование с опроса первоисточника: оператора заправочной станции. Интуиция его не подвела. И свидетель, и главный участник ДТП были здесь. На скамейке в беседке сидела заплаканная женщина лет сорока пяти, а около неё хлопотал высокий, растрёпанный мужичонка в синей спецовке – оператор заправочной станции. На парковочном пятачке сиротливо стояла светлая «Тойота».
- Так, а вот и виновница ДТП, - безошибочно определил Гордеев.
- С неё и начнём.-
   Успокоить и разговорить Лидию Степановну, так звали подозреваемую, оказалось довольно легко, стоило только Гордееву попросить всех удалиться из беседки.
Показания оператора автозаправки, оказавшегося мужем неудачливой автомобилистки, дополнили картину.
   Причиной происшествия стала ревность…
 
   Переход России к рыночным отношениям и бурное развитие предпринимательства, а особенно его бензиново-топливной и горюче-смазочной разновидности, не миновал и Орловки с её размеренной хлеборобской и виноградарской жизнью. Только на выезде из села в сторону Минеральных Вод на полукилометре трассы расположилось три автозаправочных станции. Самая дальняя из них, небольшая, всего в три колонки, расположилась на вершине крутого холма, с которого открывался вид на большую часть села и его южную окраину, разлегшуюся по извилистому берегу реки Кумы и утонувшую в зелени садов и виноградников.
   Так вот, на этой самой бензозаправочной станции работал ничем, кроме своей вредности и правильности, не приметный мужичок – Петро Соловей. И вредность его, и правильность заключались в том, что бензин с соляркой он не воровал, и даже не разбавлял их ни водой, ни ослиной мочой, ни ещё какой гадостью. Жил, как говорится, на одну зарплату, за что нещадно и каждодневно подвергался упрекам со стороны своей дражайшей половины - Лидии Степановны.
   С развалом колхозов и появлением новомодных американизмов - фермерских хозяйств найти работу на селе стало делом многотрудным. А ведь нужно двоих великовозрастных деток содержать, (учеба в институтах теперь не малых денег требует). А тут ещё супруга, женщина в разгаре последнего бабьего цветения перед переходом в качество «ягодка опять», требует не меньших расходов на поддержание этого самого цветения…
   Тут уж не только вредным станешь, но и схватишься за любую, пусть не особо благодарную и чистую работу…
   Так что предложение старого друга и одноклассника идти работать оператором-сторожем на бензозаправочную станцию, где по рассказам людей бывалых можно было неплохо зарабатывать на одном только недоливе, было для Петра как нельзя кстати. Действительно, и денежки появились, и старенькая «Тойота» была всегда заправлена, и сутки через двое, по графику дежурства, появлялась отдушина в личной жизни от вечного жениного нытья и упреков.
   Вот только Лидию Степановну такой график стал раз от разу устраивать все меньше. В отсутствие детей одна у неё оставалась радость - на муже отыгрываться за все, что в этой проклятой суетной жизни не сбылось и не получилось. А тут и это удовольствие на треть урезали. Вдобавок стала замечать она, что её муженёк, до недавнего времени бывший ручным - что тебе малая телятя, с изменением своего безработного статуса, стал превращаться в строптивого бычка – бодрячка. А разительные эти перемены могли свидетельствовать только об одном: рогатостью теперь мог похвастать не только Петро, но и сама Лидия Степановна.
Не беспочвенные эти подозрения следовало проверить при ближайшем удобном случае, который не замедлил представиться.
   Уехав в очередное (после внеочередного) суточное дежурство, Петро оставил в гараже их старушку «Тойоту». Лидия Стапановна, частенько сама раскатывавшая на автомашине по селу, не преминула этим воспользоваться и ближе к ночи во исполнение своего оперативного плана по разоблачению блудливого мужа заняла наблюдательную позицию в лесополосе неподалёку от бензозаправки.
Оставалось только набраться терпения и ждать…
   Известно ведь, что хуже дела нет – ждать и догонять.
   А как хотелось на полном газу выскочить из лесополосы, подрулить к будочке бензозаправки и оттаскать за патлы ту длинноногую лахудру, что битых полчаса вертела задницей перед окошком оператора, делая вид, что её красная «девятка» не заводится…
   Но это было не то! И Лидия Степановна ждала.
   Совсем стемнело.
   Через два часа томительного и нервного ожидания, когда уже почти вся пачка стильных «Slims» была скурена, на автозаправку со стороны соседней лесополосы с потушенными фарами вползла белая «копейка» с прицепом.
- Ну вот, голубчики, и попались вы со своими ****ёшками! - имея в виду теперь уже явно неверного мужа и неизвестного пока Петькиного сообщника, скрипнула фарфоровым зубом Лидия Степановна.
- Я вам сейчас устрою корриду! -
   И, не дожидаясь дальнейшего развития событий, не давая коготку завязнуть, презрев все каноны тайного сыска, о которых имела определённое представление из детективных сериалов и книжек, да из рассказов своего папы - бывшего милицейского чина в отставке, сжигаемая ревностью женщина ринулась на захват…
   Но, как известно, мы предполагаем, а Бог располагает.
   В этот самый августовский вечер Петькин свояк Генка Сапёлкин - молодой, отслуживший армию, но, как и многие на селе, безработный мужчина решил поживиться чем-нибудь, что плохо лежит на чужих полях, для прокорма своего подсобного хозяйства. Бывая частенько у Петра на автозаправке и заправляясь по-родственному на халяву, разведал Гена все окрестные поля и имел полное представление о том, что и где не так лежит…
   В частности, к Генкиной удаче, в этот раз не так лежала степная делянка гектаров в двадцать, расположившаяся по берегу оросительного канала и засеянная тыквой, чьи крутые бока отсвечивали жёлто-розовой спелостью и манили своей бесхозностью и доступностью.
   Загрузив свою «копейку» под самый потолок увесистыми плодами и навалив тыквой ещё и прицеп с горкой, Геннадий, чтобы не привлекать лишних глаз, ехал, выключив свет фар. Ориентируясь на свет комолой луны, что ассоциативно напоминала ему сочный ломоть спелой тыквы, тихонько вырулил он к лесополосе, что впритык подходила к Петькиной автозаправке. Здесь можно было передохнуть и перекурить в импровизированной беседке, устроенной операторами автозаправки.
И вдруг буквально в ста метрах в темнеющей стене деревьев соседней лесополосы вспыхнули фары и взревел на форсаже автомобильный двигатель… Страсти подогрел прогоревший и прогнивший глушитель на соловьёвской «Тойоте», из-за которого старушка ревела, как болид «Формулы -1».
- Всё! Менты! Засада! – понял обречённо Геннадий.
   Дальше уже действовали одни рефлексы и жуткое непреодолимое желание скрыться.
Так и не включив фары, он вдавил педаль газа в полик своей «копейки» и, рискуя оторвать перегруженный прицеп вместе с задним бампером и крюком, не разбирая дороги, помчался прочь. Теперь уже лупоглазая луна только мешала, работала на преследователей. А то, что преследовали именно его, Геннадий понял сразу, как только проскочил через асфальтовую полосу автодороги Будённовск - Минеральные Воды: неизвестная автомашина, рыская фарами, пёрла напролом следом.
   Остановила Генкину готовую развалиться на части тыквенную колесницу коварная шлагбаумовидная железная конструкция передвижной самоходной поливальной установки «Фрегат», непонятно каким образом выкаченная одним своим коромыслом на грунтовую степную дорогу. Геннадий очнулся от гулких ударов по автомобильному железу кузова и женских разъяренных воплей:
- Ага, попались, сучки! А ну, выходите из машины! -
   От боли и слепящего яркого дальнего света фар, отражавшегося в зеркала заднего вида, Геннадий ничего не мог разглядеть. Он лишь бестолково таращился на темный, орущий что-то в том же духе, и пытающийся открыть заклинившиеся дверцы его автомашины силуэт, да зажимал руками кровоточащие порезы на своём лице...
Лидия Степановна долго не могла поверить, что в «копейке» никого, кроме свояка Генки, да каши из битых тыкв нет. Она все пыталась заставить одуревшего вконец Геннадия признаться, когда же это он успел высадить из автомашины однозначно привезенных им баб…
   В «Скорую» и в милицию она позвонила сама по телефону с мужниной автозаправки, пока тот бестолково и непонимающе бегал вокруг и пытался понять, в чём, собственно, дело. «Скорая» примчалась через полчаса. Находящегося в шоке Генку увезли, не дожидаясь милиции. А Лидия Степановна доехала до автозаправки…
 
   Уголовное дело Гордеев возбуждать не стал: потерпевший от ДТП Геннадий Сапёлкин сам нарушил Правила дорожного движения, двигаясь в ночное время суток с выключенным светом фар…
   Лидия Соловей и её муж Пётр, формальный владелец автомашины «Тойота», претензий к свояку не имели.
   А с вопросом об уголовной ответственности Геннадия Сапёлкина, совершившего кражу тыквы с фермерского поля пусть разбирается участковый Зозуля: это его епархия...
- Доставь туда, откуда взял, - скомандовал Гордеев водителю «дежурки», тяжело устраиваясь на заднем сиденье с надеждой вздремнуть ещё и по дороге домой: хлопотными как всегда оказались дежурные сутки.
23 Гл. 14 Оружие всех времен
Анатолий Шинкин-2
       
                 Душевные устремления -- это дорога
                 с множеством  развилок и перекрестков

       Бесконечные переходы из боя в бой, из форс-мажора в запредельные перегрузки;   без сна и отдыха;  перекусы на ходу и на бегу, -- обстановка в гонке просто не оставляла свободного времени.
 
       Исхудавший высохший Сашка Буратино до смешного напоминал свой деревянный аналог.  Сексуально измотанный  тяжеловесный Джумбо-Ваня заметно постройнел, утратил большую часть жизнерадостности и порой непроизвольно вздрагивал, вспоминая безудержную секс-шпионку Джуди Нигерскиллер.

  Колька-стажер быстро преодолел эйфорию от победы над Бера-Биром и,  уставившись в экран обзора передней полусферы, грустил об оставшейся на Меллатине красавице Джуди Нигерскиллер. Гришка Отрепьев утратил искрометность, шутил дежурно и тускло. За собой замечал неоправданную резкость и безаппеляционность.

-- Григорий, просчитай вероятность гибели Меллатина.
-- Как это? – удивился Гришка, -- где мы, а где волшебная планета.
-- Григорий, -- теперь удивился я и пощелкал пальцами перед лицом штурмана. --  Проснись, задачка для второго класса: расстояние от нас до места взрыва – это радиус поражения.

-- Туплю, -- Гришка торопливо застучал по «клаве».  --  Есть, командир:  только-только, но укладываются в границы выживания.  Вероятность пятьдесят на пятьдесят. Джумбо, радуйся: матч-реванш может состояться.
-- Я больше не мстить, -- парировал Джумбо, -- мстят слабый духом, а зулус    сильный,  могу прощать.
-- Гриша. Ты обещал просветить девушку о свойствах меллатина.
-- Одно «свойство» мы уже имели честь наблюдать, -- оживился    Гришка.
-- Удовольствия не доставило, -- улыбнулась Галя, и в ответ улыбнулась вся команда, и даже экраны обзора стали выглядеть веселее.

     Удивительная девушка: внимательный взгляд почти круглых глаз делает жизнь вокруг интересной, насыщенной, красивой.  Галя так и не завела в центральном посту своего кресла.  В спокойном полете присаживается ко мне на колени, в бою – стоит за спиной, обнимая за плечи, и мне  порой приходится изображать строгость и нарочито хмуриться, чтобы скрыть переполняющее сердце и душу счастье.

-- Кто-то надеется,  другие верят,  а многие точно знают о наличии жизни после смерти, --тоном лектора из  общества   «Знание» заговорил Отрепьев.
-- В смысле, рай и ад? – уточнил Сашка Буратино.
-- Место  богатый дичью, – серьезно поддержал Джумбо,  --  много мяса и бананы.
-- И меллатин легко может туда доставить, -- торжественно пообещал Гришка.
-- Едва не доставил час назад, -- скептически скривился Колька-стажер.
-- И вернуть с сувениром от усопшего век назад дедушки, -- как ни в чем ни бывало закончил Гришка.

-- Гроб что ли дедушка передаст в качестве умного назидания «Мементо мори»? Григорий, давай другой пример.
-- Хорошо-хорошо, -- засмеялся Гришка. – Совсем чувство юмора растеряли.  Жалею вас убогих. Сказки в детстве, читали, слушали, по телевизору смотрели?
-- Я и сейчас читаю, -- призналась Галя.
-- А я в ней третий день живу, -- сорвалось у меня признание, и Галя прижалась благодарно.
-- А мне  в четырнадцать лет рассказали, что Деда Мороза не существует, но  я не верю, -- мечтательно улыбнулся  Сашка Буратино.

-- И правильно делаешь, -- интригующе понизил голос Гришка. --  Присядь в кресло аннигилирующей установки, и всего один  грамм меллатина перенесет тебя  из материального мира в духовный.  Ты поговоришь с Дедом Морозом;   поцелуешься со снегурочкой, если повезет; покатаешься на оленях, только с  нарт не свались;  наешься конфет,  шоколадок и орехов; в восторге от своего волшебного могущества организуешь зимний дождь, как дополнительный штришок на лицо белой зимы; а потом вернешься в реал, зажав  в  ладони горсть прошлогоднего снега, -- в знак того, что был там на самом деле, и на твоей щеке еще некоторое время будет рдеть след от нежного поцелуя  белоснежной красавицы,... а там и свадебка, с первой брачной ночью.

-- Не опошляй чудесную картину, Гриша, -- я плотнее прижал к себе Галю, -- снегурочки наверняка и  под платьем красивые, но не хотелось бы лишаться загадки.

-- Охренеть,  -- выдохнул завороженный словами  Сашка,  поочередно осмотрел свои большие ладони и медленно сжал правую в кулак,  – очень нужный минерал. Нырнуть в нужное время и спасти, например, поэтов на дуэли.

-- Ребята уж больно не простые,-- развеселился Гришка. -- Особенно, кучерявый: чуть не по нем, или за пистолет хватается, или кулаком в лицо норовит запулить. Судьбу поэтов определил их характер, а, если вмешаться с целью помочь, то пушкиноведы будут вместо Дантеса называть другое ФИО, например, Сашка Буратино. -- Гришка загрустил и продолжил. -- Минерал полезный, но с ограничениями.   Меллатин открывает дорогу материальному в мир духовного, в мир мечты. Гарантирует возврат и позволяет прихватить оттуда что-то в материальном выражении, например, работающую волшебную палочку, тем и опасен. Волшебная палочка не теряет волшебных свойств в  руках дурака и подлеца -- это страшно.

-- Не складывается, --  подал голос Колька-стажер, -- мы можем позволить себе верить в сказки и работать за пригоршню прошлогоднего снега, но отправившие нас в полет не столь легкомысленны.

-- «Речь не мальчика, но мужа», -- одобрил Гришка, --  правы, юноша.  В руках государственного негодяя  –  достигший высот в политике иным априори быть не может   –  меллатин превращается в оружие всех времен и народов, а его применение может быть ограничено только недостатком фантазии недобросовестного правителя.

-- Хотелось бы иллюстративного материала, -- прервал я красноречие штурмана.  – «Верба доцент, эксемпла трагунт   –  слова обучают, примеры увлекают».
-- Запросто изменить историю, например: отменить открытие Америки, -- просто ответил Гришка, -- или изъять из водного баланса России Волгу, или собрать в свои погреба все золото мира.
 
      Центральный пост погрузился в тишину:  об амбициях и сестре ее глупости земных правителей знали не понаслышке, и мы же везем в их руки страшное оружие.

-- Я убью тебя, лодочник, -- выговорил я расхожую строчку из песни. – Команде, спать. Колька, курс на Вуди-Руди.  Заправимся, перезарядимся и определимся с дальнейшими действиями.
24 Пироги
Нина Гаврикова
Пироги (55-словники)

Зима. Мороз. Мама печет пироги. Я гуляю. Железные санки соседей покрашены краской – серебрянкой, которая заманчиво сверкает. Пробую на вкус…
На крик выскочила мама, следом соседка.
Мой язык прилип к ручке, малейшее движение и нестерпимая боль.
Тут появился сосед:
- У меня есть ножовка, сейчас язык отпилим.
Я резко дергаю головой:
- Нет. 
Пирогов я так и не попробовала…
25 Почему бог с бородой?
Владимир Погожильский
В современной религиозной трактовке бог единый, а также его человеческие сподвижники представлены в образе благообразных старцев с нимбом на голове.
 
Почему так никто не знает. Старцами ведь не рождаются. Чего бы богу ни быть здоровым и молодым атлетом, спрашивается? Тем более, всемогущему? Ан нет. А нимб, вообще, имеет массу толкований на шизоидном уровне: это и шлем космических пришельцев, и показатель недюжинного ума и святости, излучение «знаний» для темного аборигенного люда, аура. И свидетельство нашего с вами неземного, возможно, божественного, происхождения.
 
Ничего против собственного божественного происхождения не имею, но не следует ли поискать более простого, прозаического смысла названным атрибутам божественности? Полагаю, дело как раз в неимоверной скаредности и умственной недоразвитости наших предков.
 
Наши далекие предки - охотники и собиратели диких плодов жили трудно и голодно. Добыча пищи была делом малоэффективным и трудоемким, зачастую связанным с большим риском для жизни. Таким людям не так уж легко накормить детей, но те, хоть с 4 - 5 летнего возраста могут начинать участвовать в общем трудовом процессе и тем оправдать свое изначальное дармоедство. И с годами это участие будет нарастать. Другое дело - старики, не способные уже трудиться и охотиться наравне со всеми. Эти изводили понапрасну добытую с таким трудом пищу, занимали место у костра, изнашивали одежду.
 
В сказках и преданиях разных народов до нас доходят бесцеремонные способы «утилизации» состарившихся родителей. Завезти в лес или на гору и там оставить на растерзание хищникам, голодную смерть или замерзание. Ритуально умертвить и, даже, с ритуальными почестями, съесть. И т.п. Короче, чтобы уцелеть среди единокровных деток, надо было пожилым людям оставаться полезными, отрабатывать получаемые тяжким трудом пищу и кров.
 
Легко представить, что пожилые женщины, не способные уже к деторождению и тяжелому физическому труду, старались проявить себя на вспомогательных работах, требующих не столько физических данных, сколько жизненного опыта. Это прием родов, лечение раненых и больных, уход за малыми детьми, приготовление пищи и напитков. То, что в последствии приобрело налет колдовства и чародейства, а, возможно, специально, для «имиджа» внушалось молодому поколению. Такая «колдунья», даже снятая с довольствия племенем и отселенная в малопригодное жилье - лесную избушку или пещерку, могла зарабатывать на жизнь вышеупомянутым чародейством. Проблемы, ведь, есть у всех.
 
Что же касается старцев, они могли оказаться полезными только на «оргработах».
 
Принятие правильного, эффективного решения невозможно без знания местности, обстановки, грамотных и безопасных технологических приемов. А в глубокой, доисторической древности это достигалось личным многолетним опытом. Поэтому старец, не желавший, чтобы его отвели в лес и привязали к дереву, при прогрессирующей немощи организма, мог оправдать свое существование только «умственной работой». И часть старцев, действительно, могла быть полезной умением правильно вооружить, расставить охотников, подсказать где выкопать волчьи ямы и организовать загон дичи. Или указать что, где и когда собирать, как добывать и хранить. При вооруженных конфликтах соседствующих племен роль знатока тактики боя или переговорного процесса вообще была неоценима. Так что «культ умного старца» должен был начать складываться очень давно. Молодые и здоровые часто неспособны к «принятию решений», либо не хотят отвечать за промахи, поэтому легко прибегают к помощи авторитетов.
 
Следы культа «пожилого мудреца» существуют не только на Востоке, но и в наиболее продвинутых, «демократических» странах. Сенат - не что иное, как совет родовых старейшин. Древний индоевропейский корень «сен» означает не что иное как «стар» (литовское «сянас»- старый). Того же происхождения и слова «сениор», «сэр». Пожалуй, и латинское «сан», т.е. святой того же корня.
 
Чтобы изобразить на скале охотника, надо было нарисовать бегущего человека с копьем в руке. А как обозначить, что инструментом для добывания хлеба насущного является голова? Проще всего отметить ее каким-нибудь знаком, например, кружком. Вот вам и старец и нимб.
 
Можно представить, также, что смерть толкового старца была потерей для племени. Спрашивается, что именно племя теряло? Тело старца и раньше не представляло ценности в силу его немощи. Однако, перестав дышать, или «испустив дух» старец прекращал давать мудрые советы и превращался в разлагающийся прах. Легко, даже очень недалекому человеку увязать умственную деятельность с дыханием, «духом». Так появляется некое абстрактное представление- «ДУША». Есть душа в теле, то есть тело дышит - идет умственная работа, перестало дышать - душа из тела улетучилась, а с ней и вся содержавшаяся в этом теле полезность, информация. Индоевропейское слово «Бог» созвучно с санскритским Бха, - что означает Дыхание...
 
Племя и далее хотело бы пользоваться знаниями и опытом старца. Однако реально этот старец уже не существовал. Но, ведь племени нужно было не его тело, а содержавшийся в нем «виртуальный продукт» - совокупность знаний и побудительных мотивов для принятия правильного решения. В силу виртуальной природы этого продукта, легко предположить, что он не исчез, а существует где-то в «тонких» материях - воздухе, свете, тумане и т.п. Есть соблазн «выделить» этот продукт, осадить его, подсунув «душе» суррогат тела мудреца - идола и произведя с ним действа, похожие на общение с реальным мудрецом. Покормить его, попросить о помощи, поблагодарить за прошлые и будущие советы, дать подарок... Так возникает идолопоклонничество. Можно тело старца попытаться сохранить в наиболее полноценном виде - засушить, забальзамировать, захоронить в саркофаге на видном месте. С той же целью - улавливания отлетевшей души и посмертному ее привлечения к решению проблем племени.
Как правило, такие действия оказывались небесполезными. Представив себе, что в принятии решения участвует умерший старец, то есть, попытавшись поступить так, как сделал бы он, можно было найти наиболее правильный выход из ситуации.
 
По смерти мудреца возникала вакансия, за которую, надо полагать, боролся не один кандидат на досрочную утилизацию. Для победы «на выборах» помимо собственного авторитета неплохо было иметь репутацию проводника идей и методов предыдущего, преставившегося мудреца. Лучшей из репутаций могла быть прямая родственная связь отец-сын. В порядке создания системы преемственности «отцовские сапоги» такой потомок еще при жизни мог и должен был привлекаться к сотрудничеству с мудрым старцем в качестве глашатая, бригадира исполнителей воли старца, кормильца и т.п. С уходом старца в нереальный мир последователь, для поддержки собственного авторитета, должен был продолжать все эти действия. Однако, ввиду отсутствия реального объекта, действия эти носили имитационный, магический характер. Так начинают складываться религиозные традиции. Часть функций по мнимому обслуживанию божества со временем стала перекладываться на дополнительный штат - специально выделенных жрецов, которые, с той же целью повышения собственной конкурентоспособности стали усложнять ритуалы, дабы их не могли воспроизвести не посвященные.
 
Со временем религиозная система, сформировавшаяся на рациональной базе сохранения и передачи знаний и опыта, стала включать в себя помимо обрядовых компонент некоторые укоренившиеся знания и представления - космогоническую систему, систему моральных ценностей, нормы бытового поведения и т.д. Зафиксированные принципы решения дел, без сомнения, были удобны правителю, и, в случае принятия неправильного решения, позволяли сослаться на неукоснительное выполнение заветов. Чтобы списать отрицательные последствия недальновидного решения на «божий гнев», божество наделялось, помимо «совещательных» способностей, способностью непосредственного вмешательства. С той же целью бого - человекам приписывались функции бывших тотемических богов, олицетворявших стихию - такой бог (скажем, бог ветра) мог всерьез разгневаться и наделать беды, его полагалось молить о пощаде. Подобные «переходные» полулюди - полузвери существовали, например, в пантеоне Египетских богов.
 
Количество богов изначально было не менее количества «объектов управления», т.е. племен, родов, поселений... Помимо «родоначальников - старцев» система божеств содержала тотемических богов - зверей, деревья или другие природные объекты, чей патронаж признавало племя.
 
По мере осознания собственного могущества племена понижали в статусе тотемических богов до уровня суеверных обычаев или, вообще, переставали их признавать. В процессе укрупнения структур человеческого общежития понижался авторитет семейных, родовых, племенных «богов» и укреплялся авторитет более крупных - общегородских, общегосударственных. И так вплоть до идеи единобожия, которая означает осознание идеи единства человечества, вне зависимости от того, чьим семейным или родовым богом был изначально единый бог. А для «ускорения» процесса внедрения идеи, монотеистические религии начинают в той или иной мере преследовать идолопоклонничество ( «не сотвори себе кумира...»).
 
Из рассмотренной модели развития религии можно понять причину жизнеспособности одних религиозных течений и деградации других.
 
Развитие религии с человекоподобными божествами, в отличии от тотемических, отражавших страх перед сложностью и непредсказуемостью среды обитания, непосредственно связано с развитием и закреплением знаний и является мифологической и мистической формой отражения этого развития. Такой рациональный и прагматичный базис - стремление закрепить имеющиеся знания и опыт, нормы взаимоотношений, со своей стороны, обеспечивает живучесть подобных религий.
 
Структуризация отношений в человеческом сообществе неизбежно вела к появлению вождей и знатоков. Последние имея при жизни более низкий, чем вожди, статус, но после смерти превращаются в святыни нации, ибо, по большому счету вожди, не являющиеся одновременно и «мудрецами» лишь проводники чужих идей, хоть и с огромными полномочиями.
 
Современная христианская религия, практически, отмежевавшись от познания и решения прикладных, социально значимых задач, имея в качестве «заветов» догматы, давно потерявшие практическое значение и, по сути, превратившись в «обрядоверие» не жизнеспособна и не может конкурировать даже с полуавантюрными или авантюрными сектами, предлагающими некую реальную помощь членам общины. Возможно, живучесть иудаизма, мусульманства и буддизма объясняется более глубоким их участием в «светской» жизни.
 
Религия -отражение традиций авторитаризма. Демократия или структура отношений, когда все равны в принятии решений или временно доверяют это платному чиновнику, ориентируясь на его обещания, не имеет глубоких исторических корней, в отличии от авторитарного правления, базирующегося на укладе и опыте предков. Верующий демократ, например, член христианско- демократического движения, скорее всего осознанный или неосознанный лицемер, пытающийся соединить в своем сознании и своих действиях уважение к патриархальному авторитаризму и демократическому, гражданскому укладу, когда все члены общества, включая домохозяек, безработных и заключенных имеют равные с уважаемыми членами общества права по принятию решений общегосударственного или международного масштаба.
26 Мужское воспитание кота
Владимир Погожильский
Мама принесла в дом, от соседки маленького серенького, пушистенького котенка - Мурзика. Котенок таращил глазки и беззвучно открывал ротик - то ли есть просил, то ли учился говорить «Мяу». Через пару недель он немного подрос, но оставался все равно маленьким и беззащитным. А тут мужская часть семьи – папа, Степа двенадцати лет и Саша девяти вместе с папиным другом и его десятилетним сыном Тимой собрались в недельный поход на байдарках. Детям очень не хотелось расставаться с котенком и они решили взять его с собой.
Надо сказать, что вся команда, кроме Мурзика, состояла из опытных байдарочников –даже Саша, несмотря на малый возраст, уже трижды сплавлялся на байдарке и отлично управлялся с веслом.
Байдарочный поход для жителей Вильнюса, даже довольно продолжительный, в то время был вполне семейным предприятием. Реки, по которым можно сплавляться - Нерис и Жеймяна текут в сторону города и можно без особых усилий, то есть, почти не гребя веслами, вернуться домой. Вплоть до каменных городских построек вдоль рек тянулись не потревоженные дачными постройками сплошные сосновые леса, полные грибов, земляники и черники. А по берегам рек густо росла черная и красная лесная смородина, оправдывая свое польско-белорусское название «паречки», то есть «растущие вдоль реки, по речке». Никто в этих лесах не оставлял неубранных кострищ, куч мусора и объедков – сказывалось почти языческое, уважительное отношение к лесу, присущее местным жителям. Разве что на полянке красовалась неиспользованная предыдущими туристами поленица дров, остальное закапывалось и тщательно маскировалось дерном. Ничто не омрачало ощущения близости к первозданной природе на любой байдарочной стоянке. К тому же Нерис, затейливо извиваясь, пересекает весь город, и доплыть можно чуть ли не до порога своего дома. А в ту сторону - в верховья рек или к озерам, из которых вытекают речушки, впадающие в Жеймяну, можно без проблем доехать пригородными поездами, автобусами, или на личной машине. В общем, на этих реках, особенно, в солнечные выходные дни, даже образовывалась некоторая толчея из байдарок и плотиков. Увидеть на них можно было и седых стариков и мамаш, вяжущих кофточку и совсем маленьких ребят в спасательных жилетиках. Встречались в лодках и собаки. Только кота там пока еще никто не видел.
Поход начинался довольно далеко - от озера Жеймена, из которого вытекает речка с таким же названием.
Идти от поезда до озера надо было около километра через сосновый бор. Котенок, которого мальчики несли на руках, время от времени просился  дать пройти немного самому. Однако он быстро сбивался с пути, забредал в лес и его опять приходилось нести. К моменту, когда компания подошла к озеру и котенка спустили на землю, на всей его внешности было изображено, что прогулка уж слишком затянулась. Впрочем, вскоре все сели перекусить припасенной копченой курицей и заранее приготовленным салатом. Котенку досталось блюдечко специально для него взятого молока и довольно много вкусного куриного мяска. И он опять воспрял духом. Пока собирали лодки и укладывали в них вещи, Мурзик пару раз терялся в ближних кустах и жалобно мяукал. Воды он, поначалу, очень боялся и, дрожа всем телом, забился между рюкзаками и закрыл глаза.
Через полчасика природная любознательность и теплое солнышко, пригревавшее вовсю озеро, взяли верх над страхом. Мурзик стал поглядывать по сторонам, потом осторожно перемещаться по лодке. На следующем привале котик, изрядно проголодавшись от нахлынувших на него волнений, уже не лез без нужды в кусты, а держался поближе к походному столу. Правда, он попробовал влезть на дерево, но на высоте с метр впал в панику - не знал, как вернуться. Саша снял его с дерева, успокоил и решил, что надо Мурзика научить слезать с дерева, не дай бог залезет туда, откуда не достанешь. Лес кругом, все-таки. Он взял его за бока и заставил пару раз подняться и спуститься, но не так, как это делают кошки - головой вперед, а так, как делают люди – задними лапками вниз, поочередно переставляя цепкие коготки все ниже. То ли кот оказался толковым, то ли Саша хорошим тренером, но на этом проблемы со снятием с дерева закончились. Уже назавтра, осознав в полной мере урок, Мурзик начал бесстрашно влезать и слезать с любого дерева, будто он был матросом, а дерево было веревочной лестницей.
Пару дней все, включая Мурзика, втягивались в походную жизнь. К утру третьего дня мальчики, сидевшие в байдарках впереди, уже лихо лавировали между упавшими в воду деревьями, легко предугадывали появление отмелей и определяли фарватер, а также грамотно выбирали места стоянки: чтобы был ключик, были дрова, но не было муравейников. Произошло то, что неизбежно происходит в походах – закончилась домашняя, заранее приготовленная еда. Надо было переходить на походный рацион, основу которого составляла каша с тушенкой, а разнообразие в виде грибов и лесных ягод, добывалось собственными руками. И здесь выяснилось, что Мурзик очень хочет есть, но не любит кашу с мясом. Не собака, же.
Мальчики насобирали в реке мидий и сварили на костре Мурзику на пробу целую большую банку из-под консервов. Мурзик со страстью набросился на новоявленное лакомство и ребята не заметили, как пузо его стало похоже на барабан, точнее на плотно набитый мешок. Все заволновались, как бы от обжорства не случилось беды. Однако, было поздно что-то делать и Мурзика, уже полусонного, отнесли в палатку, где он мертвецки продрых до следующего утра. Утром оказалось, что кот за ночь подрос раза в полтора - два и превратился в бойкого подростка.
Пока ребята кипятили воду для новой порции ракушек и разделывали их для варки, Мурзик съел все в сыром виде. Полежав на солнышке на лесной полянке, он начал слоняться по лугу, время от времени чем-то увлекаясь. Проследив за ним, Степа определил, что Мурзик ловит полевых мышей и, даже, поймал при нем одну и тут же слопал.
На очередном полуденном привале, когда все купались и загорали на песчаной отмели, оказалось, что Саша и Мурзик скромно сидят на берегу. Отец предложил Саше искупаться, на что тот ответил:
- Я же не умею плавать. Вон, и Мурзик не умеет.
- Неправда, возразил отец. Все умеют плавать, только об этом не догадываются. Вот и Мурзик твой тоже. А может быть, он, просто, не хочет мочить шубку в воде.
Новость заинтересовала Сашу и они поспорили. Саша знал Мурзика сызмальства и никогда не видел, чтобы тот учился плаванию. Отец занес Мурзика в реку, и, хотя тот всеми силами выказывал недовольство подобным неслыханным насилием над кошачьей личностью, опустил его в воду. Не раздумывая и доли секунды кот, с сосредоточенным видом, поплыл в сторону берега, гребя по-собачьи растопыренными перепончатыми лапками. Выскочив на берег, он фыркнул, перетряхнулся, сердито поглядел на шутников и стал валяться по сухому горячему песку, высушивая шерстку. С выражением изумления Саша зашел в реку по грудь и... поплыл, точно копируя поведение кота. Получилось! Их реки он уже выходил преодолевшим свой последний походный страх. Впрочем, Мурзик, после заплыва, тоже перестал испытывать от близости воды ненужный трепет.
Вся команда за дни похода возмужала и окрепла. У отцов снова рельефно обозначились мышцы рук, спины и груди, одрябшие было от сидячей работы. Мальчики поражали своей деловитостью и умением управляться с лодкой, палаткой, костром, ведром, искать дары природы, угадывать погоду и многим другим. Но особенно выделялся произошедшими переменами кот. Он уже вальяжно, как тигр, лежал на самом носу байдарки и, ловя пролетающих стрекоз и бабочек прицельным броском лапы, тут же засовывал их в рот. Взгляд твердый, движения преисполнены уверенности в себе. Если на него попадали брызги от встречных волн, Мурзик только недовольно встряхивал головой. Экипажи попутных байдарок обычно поражались, увидев необычную фигуру на носу брезентового корабля. Мурзик же не каждого удостаивал, даже, беглого взгляда. Время от времени байдарки сопровождал почетный эскорт перепуганных диких уток, пытавшихся спастись от приближающейся опасности бегом по воде «аки посуху». Собака бросалась бы в реку при виде каждой такой утки, а потом мокрая влезала бы обратно в лодку, таща на себе с ведро воды. Мурзик же, не меняя позы, с презрением оглядывал несущихся перед лодкой водоплавающих и, не без интереса, наблюдал чем этот переполох закончится.
Гроза полевых мышей Мурзик первым выпрыгивал из лодки (чалились, обычно, носом). И проводил тотальную чистку окрестностей, пока все остальные выгружались, ставили палатки, готовили костер, варили походную кашу... Перекусивши, кот разваливался загорать на поляне или же забирался на невысокое дерево и там лежал на ветках, подобно рыси. Если события около походного стола его интересовали, кот без церемоний требовал свою долю. Голос его тоже заматерел, его «Мау» звучало почти басом. В общем, в команде даже возникла дискуссия - не пора ли кота называть не Мурзиком а, например, Мурзой, Муром или другим уважительным именем. Решили, что отныне имя ему будет «Мур».
В байдарочном походе множество приятных моментов, воспоминания о которых греют душу потом, всю долгую зиму. Один из них - утреннее пробуждение. С первыми горячими лучиками восходящего солнца кончается сырая холодная ночь в лесу. Сползает вниз к реке и бесследно растворяется в ней ночной туман. Высыхает роса на траве, просверкав бриллиантами и изумрудами по всей поляне. И тепло нового дня начинает проникать во все потаенные уголки соснового леса. В палатке на какое-то время становится тепло и уютно. Крепкий утренний сон овладевает всеми. Всеми, но не котом. Ему, кончившему исполнять роль ночной походной грелки, непременно надо наружу. Однако пологи палатки, через которые не пролезть даже комару, закрыты замками- молниями,. Мур быстро научился, хватать лапкой собачку молнии и тянуть ее в нужную сторону. Одну всторону, другую вверх. И уходил на утреннюю охоту.
Когда заядлые купальщики Степа и Тима бежали к реке, Мур садился на косогоре и терпеливо наблюдал за ними. Оглядев возвращающихся ни с чем пловцов, он требовательно спрашивал их «Мя-я?!», Усовестившись, мальчики возвращались в реку искать для кота мидии.
Но, вот и городские пляжи с грибочками и лежаками, первый бетонный мост, набережные, многоэтажки. Пора искать место окончательной выгрузки на берег.
Домой кот немного прошел пешком, но потом позволил донести его на руках. Порадовавшись молочку, прочей домашней снеди, Мур прыгнул на подоконник и стал печально смотреть на улицу. Переночевав на жестком подоконнике, не соблазняясь мягкими подстилками и, даже, диваном, Мур наутро исчез. Благо, форточка была открыта, а квартира на первом этаже. Утром его обнаружили спящим на сливовом дереве, что росло перед домом. Потом под окнами послышались кошачьи вопли и рыки. Это Мур наводил порядок в кошачьем царстве – заявлял подвальным котам свои неограниченные права на лужайку перед квартирой. Однако, во двор бродяжничать не ушел. Он, просто, куда-то исчезал на несколько часов. Все решили что Мур ходит в соседний парк охотиться на мышей. Что и подтвердила соседка, гулявшая там с внуком.
Через две недели, когда компания собралась совершить небольшой походик выходных дней и в коридоре опять появилась байдарка в упаковке, Мур сел на нее, вопросительно поглядывая на всех и, явно, намереваясь продолжить полную волнующих событий жизнь туриста. Пришлось опять брать его в поход.
Примирили его беспокойную натуру с обывательским прозябанием дома начавшиеся затяжные дожди, за которыми последовали холода. Мур часто лежал на окне и, глядя на желтеющие листья, мечтал о новых походах, о реке и о лесе, где так хорошо, так вольно живется коту, прошедшему туристическую спецподготовку.
27 Грибной рай у финнов
Феликс Цыганенко
Крохотный финский городишко Рахе – уютный  и  сказочно красивый, как будто из детских книжек Ганса Христиана Андерсона. А расположено поселение в самой северной излучине Ботнического залива. Окрашенные белой краской деревянные одноэтажные домики-коттеджи примостились прямо в лесу, в шести километрах от причалов небольшого порта. Там же находился и металлургический завод. Для него, собственно, мы и доставили на теплоходе "Донской" железную руду.

На прогулку в Рахе моряки добирались по специальной асфальтированной дорожке для пешеходов и велосипедистов, проложенной в лесу рядом с шоссе. Здесь удивительно чисто и спокойно, не встретить даже засохшие, сломанные ветки. Финны, как впрочем, и остальные скандинавы, очень бережно относились к природе. Упаси Бог увидеть в лесу мусор - следы человеческого присутствия. А вот молодые лесопосадки - пожалуйста!

Много интересного поведал экипажу наш специалист, пребывающий в командировке на местном заводе. Инженер Череповецкого металлургического комбината на борт судна поднялся с постановкой "Донского" к причалу. Из общения с местными журналистами Анатолий Васильевич узнал о Финляндии, как о самой лесной стране Европы. Её территория на три четверти покрыта лесными массивами, значительная часть которых  принадлежала частным лицам. Получалось, что каждый пятый финн лесовладелец!

Но моряков больше интересовали грибы и ягоды в финских лесах, о чём мы и расспрашивали нашего гостя.
- Грибы и ягоды...  да, мне приходилось беседовать на эту тему с местными жителями и коллегами по работе. Они считали, что Финляндия – земной рай для любителей лесных даров, благодаря их огромному выбору. Грибной сезон длится с начала мая по конец ноября.  О небывалых богатствах финских лесов по рассказам местных жителей ходят легенды. Если им верить, то грибов и ягод здесь так много, что они сами в корзинку прыгают!

- Это очень любопытно и заманчиво, непременно проверим, причём, не откладывая в долгий ящик! А правда ли, что финны не употребляют диких грибов, оставляя их лесным обитателям: зайчикам, ёжикам, лисичкам? Другое дело - искусственно выращенные шампиньоны.
- Да, были такие слухи, что финны, якобы, крайне редко собирают грибы и ягоды. Но такие разговоры, по мнению журналистов – миф, неизвестно откуда родившийся.  Запреты и ограничения действуют только на территории национальных природных парков и заповедников. На сбор грибов и ягод местные жители выезжают целыми семьями, часто собирают грибы пенсионеры. Наиболее популярный у них гриб -  боровик, известный у нас как «белый гриб», царь всех грибов. В финских лесах он растёт в огромных количествах. Его приятный запах сочетается с таким финским традиционным блюдом, как мясо лося.

Перечислить все виды грибов и ягод, доступных к сбору на финской территории, невозможно. Часто здесь собирают и лисички, а так же многие виды грибов для засола – горькушки, волнушки, различные грузди. Из личного опыта скажу, что в лесах я встречал сыроежки, моховики, маслята, подберезовики и подосиновики.  А вот из ягод попадались: черника, брусника, клюква, лесная малина, земляника, морошка.

- Да что там говорить? Сами всё увидите... -  завершил свой рассказ Анатолий Васильевич. После чего старпом Картузов пригласил гостя отведать в кают-компании воскресной солянки. Тем паче, приготовленной поваром-ветераном арктического пароходства, Афанасием Поликарпычем!
- Грибы и ягоды в Финляндии - это прекрасно! Однако и судовая солянка на теплоходе "Донской" вам непременно понравится!

На следующий же день, корабельный врач Станислав Иванович и электромеханик, автор этих строк, отправились за лесными дарами, которые…  "сами в корзинку прыгают".  Действительно,  в тамошних лесах оказалось  несметное количество грибов. Благодарная природа словно отвечала человеку щедротой своих богатств. Встречались полянки, просто усеянные маслятами. В этом случае мы усаживались, доставали перочинные ножики и аккуратно освобождали финскую землю от обильного грибного урожая. К нашему удивлению, белые грибы и подберёзовики росли прямо у крыльца жилых домиков, встречавшихся в лесном массиве. Но такие постройки мы старались обходить стороной... на всякий случай.

Грибы собирали, полагая, что на весь экипаж их будет всё-таки маловато. Вечером, когда повар Афанасий Поликарпыч жарил лесной продукт на камбузе, грибной дух аппетитно разносился по всему судну, проникая в каюты и даже – в штурманскую рубку. Моряки заходили к повару, крутили носами и строго спрашивали Афанасия:
- Поликарпыч, для кого опять грибы жаришь?
Кушать их небольшим коллективом мы  более не могли - стыдно стало. Да и Афанасий  предупредил:
- Всё, мужики: или всему экипажу на гарнир или никому! Иначе несдобровать мне на камбузе…

Так что в лес, за дарами природы, мы стали выходить с доктором ранним утром и на весь день. Якобы выполняя общественное поручение. И лишь первый помощник капитана, он же помполит, без пяти минут пенсионер, добродушно отпускал ведомственные шутки:
- Только не вздумайте заблудиться и остаться за кордоном!
-  Олег  Ефимыч,  да вы что? - деланно возмущался доктор, - у меня в Питере трое детей, внуки и любимая жёнушка Клавдия!
- Ладно, ребятки...   пошутил я.

Чтобы лесной продукт опробовал весь экипаж, Афанасий сначала приготовил его с картофелем. На сваренные и подсушенные клубни сверху клал  жареные грибочки с луком и посыпал мелко нарезанной зеленью. В последующие дни повар баловал моряков жареными грибами в качестве гарнира ко второму блюду или готовил грибы с овощами. Благо в порту Рахе на борт доставили свежие продукты. Такая вот получалась замечательная, "грибная" стоянка, не всё же нам кувыркаться в штормовом океане!

Однако собирая грибы, особенно в приватном секторе, мы вполне могли нарваться на штраф от местных властей. Об этом предупреждали знакомые с обстановкой  эстонские моряки,  собиравшие, как и мы, финские грибочки.  Но Бог миловал нас, невежественных иностранцев…
28 Aalbm
Альба Трос
-Смотри, смотри, он же головой по крэшу стучит, весь лоб уже в кровище, ему что, не больно?
-Ну, если закинуться перед концертом колёсами в таком количестве как он, то можно кирпичи об башку ломать, не морщась, главное, чтобы череп был крепкий. Человеческий организм, как тебе известно, содержит неимоверные запасы скрытых ресурсов.
-Кстати, давно хотел тебя спросить, что ты в этом ещё ловишь после стольких лет хождения на концерты?
-Хм... Знаешь, я сам часто задаю себе этот вопрос. В сущности, девяносто восемь процентов всего тяжеляка – музыкальный шлак, об интеллекте и говорить нечего. Подслушал однажды, как в автобусе басист какой-то там «Abysmal Paroxysmal» рассказывал подруге о своём последнем общении с демонами в астрале. Прикинь, что с ним стало бы, увидь он настоящего демона?
-Да уж...
-Хорошо, но вот что прикажешь делать с оставшимися двумя процентами?  Почему, не имея ни малейшего представления об аде, некоторые из них валят так убедительно, что начинаешь задумываться?.. Или, скажем, рэперы. Попался мне случайно один трек, там про леденец, прилипший к трупу на съёмках снаффа, скальпы, которые снимают, чтобы делать из них дорогие парики, и всё в таком духе. А ты при этом весь чистенький, никогда подобным не занимался. В общем, заинтересовался я, пригляделся к парням поближе, а они, оказывается, все из интеллигентных семей, с высшим образованием, наркотики за километр обходили, максимум наблюдали из окна за дракой соседей-алкашей. Вот я и пытаюсь понять, откуда это берётся? Может, правда, что они все носят в себе его часть?
-По поводу, вот тебе случай из жизни. Знавал я одного типа, некто Сет Барнс. Играл он брутальный дэзняк, рычал, анатомка, садисты-сатанисты, одним словом, трупные мухи на лету от скуки дохли. Девчонка у него была чёрная, на все концерты ходила, пыхали прямо на сцене. Играл он так, играл, а потом девочка эта как-то шла вгашенная ночью через парк и наткнулась на компанию скинов. Пять человек их было. Изнасиловали по очереди и лицо всё бритвой    исполосовали так, что любой пластический хирург мозгами бы тронулся. Шум, гам, реанимация, клиника, в итоге вернулась она домой, рассказала всё бойфренду в подробностях, а через два дня вены вскрыла  и упокоилась. Скинов тех, кстати, поймали, к моему удивлению, даже срок относительно приличный дали. Ну, а мистер Барнс с того времени словно переродился. Бросил свою банду, набрал где-то таких же помешанных на религиозной почве, и стали они рубить нечто под названием «христианский блэк-метал». Тексты все об искуплении и мучениях грешников в аду. Такие пытки как у них в песнях Святой Инквизиции и не снились. Плюс отдельной строкой наезды на неонацистское движение. Ненависть просто первобытная. В результате на один их концерт завалилась толпа скинов. Началось жуткое побоище,   и какой-то бритоголовый мордоворот полез на сцену. Сет, сам ещё тот амбал, двинул его пару раз по причинному месту, уложил на землю, а потом перегрыз горло. Можешь представить, какой был резонанс. Барнса, кстати, признали невменяемым, хотя сути дела это особо не меняет, что в камере подыхать, что в психушке, разницы никакой.
-Невесёлая история... Ну, ладно, а ты-то чего до сих пор на все эти мероприятия являешься?
-Как тебе сказать? Наверное, меня больше всего интересуют противоречия.   Смотри: шестидесятые, хиппари, Вудсток, наркота, те, кто выжил, в основном стали мейнстримом, но есть же и уникалы. До сих пор качают не хуже, чем сорок лет назад, и так всё искренне звучит, а вот присмотришься поближе и обламываешься. Возьми Хилла. Чувак седьмой десяток разменял, а по-прежнему с хайром и в дешёвой джинсе поёт о том, как влюблённые пускают в луже кораблики из десятибаксовых купюр. Народ в экстазе, а у входа лимузин дежурит, а там внутри шампанское по пять сотен за бутылку. Любовнице своей двадцатилетней он апартаменты снимает в самом центре, а у самого, между прочим, жена, да и вообще неприлично как-то в таком-то возрасте. Бывают, конечно, исключения. Ла Валье, например, или там Быстрицкий. Они, говорят, если с утра с деньгами дело имеют, то до конца дня к инструменту уже не подходят. И всё-таки...
-Слушай, а ты не думал, что мы не можем их понять просто потому, что сами никогда не играли?
-Занятно, ничего не скажешь. Представляю... Это, конечно, была бы блэкуха...
-Естественно, и, как ты понимаешь, исключительно инструментальная. У меня даже родилось роскошное название.
-А ну-ка...
-Подожди, давай не здесь, что-то этот зверинец меня начал утомлять.
-Ладно, выдвигаемся.
Блэк-метал концерт в клубе «Девятый круг» затянулся далеко заполночь. Публика, не поместившаяся возле сцены, оккупировала всё свободное пространство у ограждения вдоль барной стойки. Лишь в самом углу на протяжении всего выступления оставалось пустое место, которое могли бы занять два человека. Когда концерт, наконец, завершился, и помещение клуба опустело, из подсобки наружу выбрался заспанный Генри Джонс, уборщик, проведший предыдущие несколько часов в блаженной дремоте. Позёвывая, он принялся собирать в огромный чёрный мешок усеивавшие пол пластиковые пивные стаканы. Джонс терпеть не мог тяжёлую музыку, считая её поклонников мудаками и гомосексуалистами, и беспрерывно бормотал себе под нос разнообразные ругательства в их адрес, совершая свой скорбный путь. Добравшись до края барной стойки, он вдруг замер. Мысль, неожиданно пришедшая в голову уборщику, поразила и напугала его, мысль, которая была настолько чужеродной, что, казалось, принадлежала кому-то другому. Генри Джонс подумал, что, играй он нечто подобное, он вряд ли смог бы выбрать для своей группы название лучше чем «Angels Also Like Black Metal».         
29 Стансы для Эвандера Сину
Альба Трос
He lived alone, though many voices spoke,
He found peace, in his own little world,
So they beat him, to his end.
My Dying Bride. The Stance Of Evander Sinouе

Я знаю, что виноват перед ним. Я не ценил его по-настоящему и не поддержал, когда он так в этом нуждался, но ничего поделать нельзя. Раскаяние обычно наступает тогда, когда уже невозможно исправить ошибки. Мне остаётся только писать этот текст, который вряд ли кто-то прочтёт. Наверное, именно так люди договариваются со своей совестью. Ты убеждаешь себя, что делаешь нечто важное, и боль немного отступает. Пройдёт время, и она вовсе исчезнет под грузом повседневных забот, растворится в мелком аду будней. Так было миллионы раз, и так будет всегда. Эти записки я назову «Стансы для Эвандера Сину».
Он появился в нашем классе в середине второго семестра, когда я был на пятом году обучения. Его родителей, талантливых математиков, пригласили на работу в местный университет. Предложение оказалось достаточно заманчивым, чтобы немолодая уже пара (Эвандер был поздним ребёнком) оставила насиженное место и привычную жизнь. Впрочем, насколько я смог понять, мистер и миссис Сину всегда отличались некоторой склонностью к нетривиальным поступкам. Отец Эва в юности участвовал в манифестациях протестующих против вьетнамской войны и даже два раза попадал в полицейский участок. Мать, которую все, в том числе студенты, называли исключительно Эйлин, умудрялась в своё время сочетать занятия в престижном учебном заведении с активным хипповством. Как-то эта стройная белокурая женщина, которой никто не давал её сорока восьми, смеясь, рассказала мне о своём первом опыте приёма ЛСД. В те дни, когда наркотики никого ещё не довели до могилы, безумные трипы воспринимались как попытка добраться до абсолютной истины, закрытой для нас в обычном мире. На худой конец они становились темой бесконечных шуток. Эв был другим. Очень высокий, всегда бледный, с тонкими запястьями, больше напоминавшими женские, он скорее походил на отца. От родителей ему также достался незаурядный острый ум, умение анализировать и инстинктивно отличать главное от шелухи. На этом  общее заканчивалось. Я не настолько хорошо знал чету Сину, чтобы утверждать это с уверенностью, зато жизнь неоднократно показывала мне, что наличие родной крови отнюдь не является гарантией сходства характеров. Нет, Эв не был чужим в своей семье. Они любили друг друга, любили проводить время вместе, запускать воздушного змея, играть в бадминтон, строить замки из песка. Просто в отличие от родителей, материальные блага для него не имели практически никакого значения. У Эва был собственный компьютер, навороченный дисковый плейер, самые редкие книги (с комиксами он распрощался лет в девять). Он с удовольствим гонял в «Doom» или «Quake», мог врубить на полную катушку «Металлику», когда никого не было дома. Но отними у него всё это, он просто забрался бы на свой любимый диван, достал замусоленного Конан-Дойля и на долгие часы погрузился в приключения джентльменов с Бейкер-стрит. Теперь мне ясно, что уже тогда Эв точно знал, в каком мире хотел бы жить. Там было место Холмсу с Ватсоном, бравому сержанту, пачками уничтожавшему строггов, Великому Ктулху и диккенсовскому Скруджу. А ещё он знал, что этот мир невозможен, и печалился глубокой недетской печалью.
Когда он пришёл к нам в класс, мы все плотно сидели на «Докторе Дреде». Вечером пятницы и субботы, когда показывали очередные серии, вы вряд ли обнаружили бы на улицах нашего города хоть одного мальчишку от восьми до пятнадцати. Сложно сказать, чем так купил нас этот фильм, ведь никаких оригинальных находок в нём по сути не было. Очередной сумасшедший профессор из раза в раз придумывал в своей лаборатории способы завладеть миром, а его ассистент, федеральный агент под прикрытием, неизменно расстраивал гнусные планы. Ещё была знойная сотрудница лаборатории, за внимание которой активно боролись оба героя, а также куча второстепенных персонажей. Среди последних выделялся Гэри Джонс, дистрофичного вида уборщик, безнадёжно влюблённый в знойную красотку. Чуть ли не каждый день после уроков мы разыгрывали в школьном дворе сцены из просмотренных серий. Спасибо Сандре Ли, единолично занимавшей трон первой красавицы класса, милостиво согласившейся разбавить нашу мужскую компанию. О, сколько игрушечных копий было сломано из-за этих голубых глаз, в скольки   снах промелькнула её белая блузка. Само собой, никто не рвался отыгрывать роль Гэри, а вот Эв вызвался сам. Могу представить, каких усилий это ему стоило, учитывая его природную застенчивость. И он сыграл её на А с плюсом, сыграл так, что я порой чувстовал горечь во рту, замечая взгляды, которые Сандра бросала на дылду заучку. Эв действительно хорошо учился. Не то чтобы ему так уж нравилось вгрызаться в науки, просто в их семье это считалось естественным. До этого мы почти не замечали новичка, видя в нём занудного ботаника. Он мало разговаривал, перерывы в основном проводил за своим столом, уткнувшись в книгу, а после школы его сразу же увозил кто-то из родителей. Но в тот день на потрескавшемся асфальте от творил чудеса. Мы смеялись, как умалишённые, когда он по крабьи приближался к Сандре и неуклюже нависал над ней, пытаясь пригласить девушку в кино. Швабру ему успешно заменяла сухая ветка. И да, я смеялся и одновременно ревновал. Это было непривычное ощущение. Признаюсь, я чувствовал себя уязвлённым от того, что тихоня Сину внезапно оказался в центре внимания, там где должен был находиться я. Сандра не могла восхищаться никем, кроме меня. 
Впрочем, это не помешало нам быстро стать друзьями. В отличие от своих сверстников, я тоже рано охладел к комиксам и хорошую книгу предпочитал бесцельному околачиванию в зале игровых автоматов. С Эвом всегда было интересно вне зависимости от того, исследовали ли мы чужие подъезды, болтали ногами в воде фонтана или скрипели джойстиками от только что появившегося на свет «Плэйстейшена». Родителя Эва одобряли нашу дружбу, и я неоднократно оставался ночевать в их уютном доме на тихой улице из двух кварталов. Такого ничем не замутнённого счастья я, наверное, не испытывал с тех пор никогда.
В восьмом классе нас накрыло волной металла. Директору даже пришлось провести общее собрание, на котором он битый час разглагольствовал о недопустимости нарушения учащимися установленной школьной формы. После череды воспитательных бесед был найден компромисс. Я перестал приходить на учёбу в футболке «Мэйденов», зато сохранил хайр до плеч, который тут же распускал, едва оказавшись за школьными воротами. Мы наперебой щеголяли друг перед другом названиями услышанных групп. Как правило, первооткрыватель выслушивал кучу инсинуаций в сторону понравившейся банды, а суровые критики тем же вечером засовывали в вертушку ещё недавно обгаженную запись. Эв и здесь умудрился остаться собой. Он  приходил на занятия в выглаженной форме, в быту предпочитал линялые джинсы и футболки со смешными принтами, не носил длинных волос, цепочек и медальонов. Но из всей нашей компании никто не врубался в музыку так, как он. За какой-то год Сину умудрился пройти путь от самых примитивных вариантов блэка и дэса до арт-рока, фьюжна и, о боги, композиционного джаза. Тогда же он начал осваивать гитару. Потом настала очередь баса и клавиш. Я слушал его всего раз, когда у нас проходил ежегодный концерт, посвящённый дню основания школы. Эв играл на гитаре тему из Паганини. Чёрт, я был слишком молод, чтобы что-то понять, о дьявольском скрипаче я знал только то, что он умудрился сыграть на одной струне и заимел из-за этого проблемы с церковью. Последнее автоматически делало его супер крутым в моих глазах, но... Я дорого бы отдал за возможность послушать запись того выступления. Помню, как Эв закрывал глаза, играя. Подозреваю, что тогда он видел картины мира, в котором Шерлок Холмс расследовал преступление, совершённое поклоняющимися Ктулху культистами.
Я рано познал радость общения с противоположным полом. Первый раз девушку поцеловал в восьмом классе, секс со случайной знакомой произошёл после концерта заезжей группы в десятом. Я быстро вошёл во вкус. Удобоваримая внешность, чувство юмора плюс подвешенный язык делали своё дело. Мне нет смысла преувеличивать, всё было именно так, как я говорю. Эв в то время казался мне вечным девственником. Не скажу, что на него совсем не обращали внимания, просто он всегда держался немного в стороне, и это отталкивало накрашенных любительниц потрещать ни о чём за колой в Маке. Хотя Дженни Карвер точно была в него влюблена. После того самого концерта она подарила ему букет цветов, маленький, по-видимому, самодельный букет. Такие точно не встретишь в крутых цветочных магазинах. Эв был явно растерян. Смущённым голосом он раз десять повторил слова благодарности, изо всех сил стараясь не смотреть в глаза девушки, достававшей ему до плеча. Впрочем, кого могла заинтересовать Дженни Карвер, нескладная прыщавая десятиклассница с нулевым размером груди. А несколько месяцев спустя я увидел его с Сандрой Ли. Это был гром среди ясного неба, геенна огненная и вавилонское столпотворение. Они стояли на площадке возле «Сити оф синема», самого крутого кинотеатра в городе. Я окаменел. У меня уже был сексуальный опыт с несколькими девушками, но Сэнди всегда казалась мне недосягаемой высотой. И вот эта отличница, самоуверенная дочь богатых родителей, звезда вечеринок шла за руку с моим другом, сжимая в другой хот-дог, купленный, вероятно, в забегаловке за углом. Эв улыбался улыбкой человека, о существовании которого я не подозревал. Мечты о несбыточном мире не мешали ему анализировать происходящее в мире реальном. Он сразу заметил перемену в моём к нему отношении. Я искренне жалею, что мы так ничего и не обсудили, но нам было всего семнадцать, и мы предпочитали делать вид, что всё в порядке, чем вести серьёзные разговоры. Потом они танцевали на выпускном балу. Его тёмно-синяя рубашка удивительно сочеталась с её простым чёрным платьем. Я сгорал от ревности, заливал её шампанским и от безысходности сжимал руку Эмили Фейт, дочки владельца того самого зала игровых автоматов.
После окончания школы я поступил на физический факультет университета в городе на побережье. Мои родители посчитали это достойным местом для их сына, и последний особо не возражал. Учёба давалась мне достаточно легко, сказывалась хорошая наследственность. Общаться с Эвом мы не прекратили. ICQ, почта, а чуть позже социальные сети помогали нам в этом. Несколько раз в год мы перезванивались. Красавица Сэнди Ли стала миссис Сандрой Сину и родила мужу дочь. Ребёнка назвали Фланой. Я помнил, как Эву нравилась графиня Флана Микосеваар из зачитанного им до дыр романа Майкла Муркока «Рунный посох». Он достойно обеспечивал семью – сын четы математиков смог стать востребованным программистом. Я тоже не терял времени и женился на Эмили ещё на третьем курсе. Она получила диплом французского филолога, преподавала язык на курсах и любила после второго бокала поговорить о Бодлере. Я, пойдя по стопам Доктора Дреда, трудился в исследовательской лаборатории при институте, который до этого успешно окончил. Совместно заработанные деньги позволяли нам пить хорошее вино, проводить отпуск в Европе и к тридцати обзавестись квартирой и машиной. Конечно, не обошлось без помощи моего тестя, ныне владеющего сетью интернет кафе. Детей никто из нас не хотел. Иногда, наткнувшись где-то на упоминание о пластилине, я вспоминал Дженни Карвер. Однажды она вылепила фигурку соловья для школьной выставки. Соловей в её исполнении в лучшем случае напоминал сову. Многие смеялись, и только Эв похвалил творение нашего гадкого утёнка.
О том, что Эв имеет отношение к музыкальной индустрии, я узнал случайно.  Перед сном я любил послушать расслабляющий эмбиент и иногда рылся в сети в поисках чего-нибудь атмосферного. Так выяснилось, что Эв умудрился стать мастером жанра. Правда известен он был немногим. Он не совершил никаких открытий, просто начитывал поверх монотонной тягучей музыки свои тексты. Каждое слово было как гвоздь в гроб гниющего под солнцем мира. Демоны и извращения, растаптывание мелких животных перед мастурбирующими вырожденцами, боль во имя боли – вот что проповедовал в микрофон мой   бывший одноклассник. У его проекта не было официальной страницы в интернете. Записи, сделанные в домашних условиях, расходились мизерными тиражами. Фанаты предпочитали выкачивать всё из сети в обход законов и программ защиты, рассуждая при этом на форумах о запредельной крутизне Магистра С. Я видел сканы обложек альбомов. На них не было ни имён, ни фотографий, только безумное смешение чёрного, серого и белого, но не узнать голос своего школьного друга я не мог. Я никогда не включал его треки, если не был дома один. Услышав такое, Эмили точно подала бы на развод. Даже мой мозг, закалённый норвежским блэком, не мог до конца переварить то, что изрыгал из себя мой тихоня сосед по парте.
Вчера я узнал из интернета, что Эвандер Сину скончался в возрасте тридцати двух лет от цирроза печени. Одно из двух. Он должен был либо обладать врождённым пороком, либо долгие годы плотно пить, умудряясь скрывать это от окружающих. Семья, престижная работа, деньги – их оказалось недостаточно, чтобы вытравить мысли о дивном несбыточном мире. Встав из-за компьютера, я выкурил несколько сигарет подряд, а потом долго плакал, закрывшись в ванной. Последний раз это произошло со мной, когда Сэнди сказала, что мы никогда не будем вместе. До сих пор я вижу её во снах. Просыпаясь ночью, я отворачиваюсь от спящей рядом жены и раз за разом шепчу наше с Эвом любимое стихотворенье. Джеймс Джойс, «Мой ангел, этот нежный плен прохладных рук твоих...». Я не поеду к нему на похороны, и не спрашивайте, почему. Но пройдёт несколько дней, я сяду в машину и отправлюсь в свой родной город, чтобы положить букет полевых цветов на могилу моего единственного друга Эвандера Сину.   
30 Борщ как оружие пролетариата
Марат Галиев
Эта кулинарная история произошла в 1988 году.
Мы собрались вчетвером у Игорька, в его полуторке на первом этаже в районе вокзала «Алматы-2». Повестка встречи оригинальностью не отличалась: посмотреть видики и вкусить раков с пивом. За раков отвечал Игорек, это, так сказать, являлось его дружеским бонусом в дополнение к предоставляемой площади. Все остальное оставалось за нами. Макс, работающий в видеосалоне, притащил видик с фильмами. Булат, ночной сторож пивзавода, что на улице Гоголя, приволок пузатую канистру с пивом. Володя Архимед, как человек хозяйственный - хлеб, овощи и, мягко говоря, небрежно ощипанную курицу.
- Где ты ее раздобыл? – не удержался я, удивленный замухрышистым видом птицы.
- Там уже нет… - загадочно отмахнулся Архимед. Вспомнились его жалобы на соседских кур, бесцеремонно топчущих любимый огород.
Со своей стороны, памятуя, что пиво без водки - деньги на ветер, я внес в общую копилку литр «Столичной» и какой-то острый салат, купленный в кулинарке на Джандосова. Вообще, водки я купил три бутылки. Но, наученный горьким опытом, одну спрятал в машине, зная наверняка, что выпивки не хватит, и меня, пьяного, уговорят поехать в «цыганторг».

Гвоздем застолья, конечно же, считались вареные раки! Они, кстати, являлись единственным блюдом, кроме яичницы, которое Игорек мог приготовить с предсказуемым результатом. А после того, как он услышал от кого-то, что их надо варить с укропом, то углядел в этой кулинарной композиции и вовсе нечто сакральное, и варку воспринимал как интимное таинство. С видом одержимого  алхимика колдовал он над дымящимся зельем. Скрюченными пальцами закладывал пучки с травой, отмерял жменями соль, и алчно таращился на дно кастрюли, словно пытался высмотреть сквозь пузыри свой волшебный камень. Трудно описать с каким  благоговением он опускал шуршащих хитином членистоногих в кипящую соленую воду. Раки стреляли в него своими фасеточными глазами, хлопали в знак протеста хвостами и багровели от возмущения в бурлящем кипятке. Мистической птицей Игорек воспарял в клубах пара и вдыхал во всю силу легких чудный аромат, словно боялся упустить даже молекулу божественной амброзии. Мне же этот запах напоминал вонь грязных носков. Куда более пикантным блюдом я считал наблюдение за поваром. Это зрелище безотказно поднимало настроение.   

Раков Игорек добывал на Книжевских озерах, за сорок километров от города, куда мотался на своей новенькой «Яве». С помощью нескольких раколовок и тухлых куриных голов за тройку часов он набивал объемный рюкзак. На обратном пути, по его словам, как вознаграждение за труды, получал от беспокойных десятиногих бесплатный массаж спины. Обходились раки Игорьку недорого: четыре литра дешевого в то время бензина и несколько часов праздного времени, которого у Игорька имелось вдоволь. Все это для нашего героя, человека практичного, считалось  немаловажным.
 
Мой дружок по натуре представлял собой тип профессионального экстраверта. Сходился с людьми быстро, имел множество приятелей. Совершенно случайно все его знакомые оказывались людьми с «изюминкой». Игорьку почему-то больше везло на мясников, кладовщиков, ночных вахтеров и других достойных людей города из сферы торговли и распределения. Эпоха тотального дефицита шла лишь на пользу моему дружку, и он умело извлекал из нее выгоду. Среди всех его знакомых лишь я, студент прохладной жизни, не относился к категории «изюмительных». Мой статус скорее подходил под определение «душевного собутыльника». Мы познакомились в 14 лет, когда мой сводный брат притащил его на мой день рождения. После нашей первой встречи Игорек остался в восторге от моего исполнения уличных песен под гитару. Он даже приобрел инструмент и пытался его освоить. Позже, когда я душевно вытягивал модных тогда «дорогих моих стариков», Игорек, если находился подшофе, мог пустить скупую слезу. Впрочем, определенный плюс у меня имелся – в то время я единственный из нашей компании катался на новеньком ВАЗ-21061.   

А еще, к большой нашей зависти, Игорьку везло на красивых девушек. Его всегда окружали высокие и стройные пассии, как правило, блондинки. Меня всегда удивляло стоическое терпение, с каким они переносили его трудный характер. А заходов, особенно после перебора, у дружка хватало. Бывало, Игорек путался в чувствах и времени, и у порога его берлоги одновременно сталкивались несколько не подозревающих о своих соперницах девиц. Скандалы возникали жуткие, часто переходящие в порчу внешности и имущества «изменщика». При всех этих мексиканских страстях Игорек вовсе не походил на мачо. Он представлял уменьшенную до ниже среднего копию ныне покойного Ромы Трахтенберга, включая живот, манеру разговора и даже тембр голоса. С той разницей, что вместо козлиной бороденки и оранжевой шевелюры имел красивую ухоженную бороду «а-ля былинный богатырь» и волнистые светлые локоны. Коллективные приватные гадания по поводу лямурной востребованности нашего дружка как-то подытожил Архимед: «Жалом берет!».   

Но вернемся к тому, с чего начали – к нашей компании. Мы ощущали приятное возбуждение предстоящими удовольствиями и намеревались продлить их до следующего вечера. Так сказать, дружеский суточный видеозапой, действо, популярное в ту пору в кругах бездельников, какими мы были. Тут надо рассказать о том, что в части музыкальной аппаратуры Игорек всегда шел в авангарде. Именно у него я впервые услышал качественное звучание фирменных пластинок и влюбился в звук. Хотя с появлением мотоцикла интересы моего друга сместились, и он многое распродал, в описываемый день у него на черной лакированной тумбе красовался катушечный   «Шарп», стоваттный усилитель «Бриг», а на полу, на специальных гнутых подставках, задранные словно гаубицы, угрожающе торчали мощные колдовские колонки «Сансуй-90» с белыми, как парус, динамиками. Опережая время, Игорек уже тогда подключал всю эту артиллерию к телевизору и  сотворял некий прообраз домашнего кинотеатра. Фильмы мы смотрели на громком «мясном» звуке, поэтому приходилось закрывать балкон, окна и даже задвигать их шторами, дабы беспокойные соседи не мешали впитывать забугорную субкультуру. Помню, мы даже подпрыгивали, когда в особо напряженном месте на нас кидался очередной монстр или смыкались перед носом чудовищные челюсти акулы-людоеда. А фильмы ужасов слабонервный Вова Архимед смотрел не иначе, как затыкая уши и закрывая глаза в особо страшных местах.

Вы спросите, а где же борщ?

Борщ вызвался приготовить я. К полуночи от раков остались лишь осколки панцирей, выдернутые ножки и раздробленные клешни. Молодым организмам требовалось подкрепиться. Холодильник мы подчистили, в нем осталась лишь эксклюзивная курица и овощи. Среди зелени я заприметил кочан капусты. Картошки у Игорька оказалось немного, но для жидкого горячего вполне хватало. Покумекав, я понял, что борщ сам просится в кастрюлю. 
 
В нашем кругу я имел реноме неплохого повара. Готовить не боялся и часто добровольно брал кулинарию на себя. Борщи я научился варганить у своей бабушки, которая много лет проработала поваром в ресторане «Туркестан». Моя идея прошла на ура. Оказалось, что  все просто обожают борщ! Я распределил обязанности и приступил к делу. Пока я ощипывал и опаливал на газовой конфорке таинственную курицу, Була уродовал тупым ножом картофель, Архимед, чертыхаясь и брезгуя, отмывал грязную кастрюлю, Макс прибирался в зале и раскладывал по коробкам просмотренные видеокассеты. Лишь беззаботный Игорек, уже расслабившийся до любимой формы одежды - семейные трусы навыпуск - лоснился породистым торсом и веселил нас солеными анекдотами про женщин. Он бесконечно путался под ногами и лез с дурацкими советами. Мне это надоело, я попросил его поставить какой-нибудь хороший «хард» и выгнал из кухни.

Забросив птицу вариться, я нарезал капусту и занялся зажаркой. На масле спассеровал лук до золотистого цвета, затем бросил туда соломкой нарезанную свеклу. Нашел на дне холодильника крупные увядшие помидоры и тоже пустил в дело. Потушив  несколько минут, добавил томатной пасты. Когда зажарка набрала нужную густоту, кинул немного чеснока, закрыл крышкой сковороду и отложил в сторону. Блюдо вышло на финишную прямую. То, что его ждали, было понятно из разговоров, доносившихся из зала. Все говорили только о борще. Я вывалил зажарку в куриный бульон, бросил зелень, лаврушку и выставил огонь на минимум. Мои товарищи уже очистили стол, предусмотрительно нарезали хлеб. Толпа слушала манфредмановский «Angel Station» и маялась в предвкушении. На стенных часах показывало три часа утра, когда я внес пятилитровую кастрюлю с супом. Борщ и вправду получился ароматным. От меня не укрылось, как беспокойно заходили ноздри присутствующих. Все потянулись на запах.
- Борщ должен настояться минут десять, - важно заявил я, чувствуя урчание в желудке.

И вот в эти-то десять минут все и произошло. Макс принялся вставлять в видик кассету и у него с Булой завязался спор по поводу дальнейшего кинорепертуара. Була заявил, что его уже достали «Зловещие мертвецы». По его мнению, этот фильм не для борща, он портит аппетит. Как альтернативу предложил осточертевший «Коммандос» с непобедимым Шварцем. Макс убедительно изобразил рвотные позывы. Встрял Архимед и, глотая слюни, стал горячо лоббировать новый фильм с Индианой Джонсом, которого он еще не видел, аргументируя, что принимать пищу нужно в хорошем настроении. Пока шла тройная перепалка, Игорек вдруг насторожился. С задумчивым лицом он раздвинул толстые шторы и вышел на балкон. И вот тут-то раздалось:
- Э-э, педрила, ты чё делаешь?! – взволнованно бросил он в темноту. Голос его прозвучал столь выразительно, столько боли и трагизма было в нем, что мы невольно замерли.
- Пошел нах..! – отчетливо и дерзко вернула улица.
В комнату ворвался вопль нашего друга:
- Пацаны! Мою «Яву» грабят!

Толкая друг дружку, мы кинулись на балкон. Онемевший, с выпученными глазами, Игорек напоминал потрясенного сфинкса. Лишь колеблющиеся под легким ветром фалды трусов оживляли композицию. Его рука, согнутым в орлиный клюв перстом, указывала куда-то вниз. К нашему удивлению, под балконом мы увидели двух парней, похожих на работяг из окраин. Один судорожно пилил цепь ножовкой по металлу, другой крутил головой, видимо, отвечая за безопасность. Этой цепью Игорек, памятуя пословицу про Аллаха и верблюда, приковывал своего железного друга к балкону. Как оказалось, не зря. Причем, второй ворюга оказался тем еще бродягой! Ничуть не смущаясь появлением нашей достойной компании, он с циничной ухмылкой косился на нас и деловито поторапливал дружка. Драматизм ситуации состоял в том, что угонщики копошились на расстоянии плевка, но балкон и окна закрывали мощные решетки. Я посмотрел в обезумевшие глаза своего друга и живо представил, что у него на душе. Фраза «мою «Яву» грабят!» говорила сама за себя. Мотоцикл являлся его гордостью, верным боевым товарищем. Да и стоил немало. Игорек был способен пережить ядерную зиму, но только не открытое похищение своей кровной собственности. Попахивало святотатством!

- Убью! А-а-а-а! – взревел очнувшийся Игорек и галопом поскакал к выходной двери. Его трусы развивались словно боевой стяг, призывая к сражению до последней капли крови. В предвкушении справедливой расправы над иродами, мы ватагой кинулись вслед. Кровожадный Була прихватил нож со стола, а субтильный Макс тяжелую оловянную поварешку. Очкарик Архимед маниакально повизгивал, я кричал дуром. Еще несколько минут назад добродушные и ленивые, мы возжелали крови!

Вдруг нас остановила неподвижная, словно скала, дверь. Она не открывалась! Здоровяк Була попытался сокрушить и лишь помял плечи. Приложились все, но железная дверь держалась на славу.  Недаром наш дружок всегда хвалился, что отвалил за нее немалые деньги. Поняв, что снаружи нас заблокировали, мы  развернулись к балкону. Игорек, возможно, впервые в жизни решил поискать сочувствия у милиции. Но едва он закрутил телефонным диском, как тут же запустил трубкой в стену.
- Линия не работает!

Мы сменили тактику и вступили в переговоры: приглашали парней за наш гостеприимный стол, предлагали откупные, ссылались на знакомство с криминальными личностями. Ночные робингуды лишь усмехались и продолжали свое черное дело. Рассвирепевший Була кидался на решетку, словно загнанный лев. Находчивый Макс пытался ранить ближайшего, что орудовал ножовкой, острым концом швабры, но не доставал. Мы с Игорьком возопили к домовой общественности. Как назло, обычно скандальные соседи, словно вымерли. Застенчивый книгочей Архимед, в отличие от нас, действовал с наибольшим эффектом: он так мастерски и далеко метал слюну, что, к нашему удовольствию, пару раз достал даже второго. Тот, к нашей досаде, отвечал с точностью верблюда. Мы изощрялись в придумывании мести, грозили ужасной карой... Тут, к нашему ужасу, перепиленная цепь упала на землю. К счастью, предусмотрительный Игорек не поленился опутать ею колеса. Жулики в последнем броске кинулись к мотоциклу. Еще пару секунд - и красный скакун уйдет в другую конюшню.

И тут на авансцену вступил Его Величество Борщ!
Мы даже не заметили, как исчез Игорек. А вот появление его было из категории незабываемых.
- Разойдись, пацаны! – услышали мы за спиной.
Вид мчащегося, как носорог, с дымящейся кастрюлей Игорька по сей день хранится в моей памяти. Едва мы успели отпрянуть от решетки, как взбешенный хозяин похищаемого имущества опрокинул все пять литров наваристого кипятка на бедовые головы честных угонщиков. Такой подлости, от нашей, запертой в клетке стороны, они не ожидали. В мгновенье ока мой борщ окрасил ворюг жирным кумачом и усыпал овощными ингредиентами. Несчастные издали предсмертные крики! 
Борщ,  в который каждый из нас вложил труд и частицу души, - борщ, о котором так мечтали страждущие молодые желудки, - спасительный борщ, минуя наши тарелки, одной фантастической порцией поразил неприятеля! Враг впал в агонию. Мы наслаждались невиданным зрелищем! С неимоверной скоростью, словно защищаясь от пчел, парни с ненавистью стряхивали с себя овощной смак, разгоняя руками клубы пара.
- Вы чё, уроды?! Вы чё вытворяете-то?! – скулили ворюги, чуть не плача, не забывая крыть нас по четвертое колено. Мы отвечали гомерическим хохотом.
Дом ожил.
- Круто, - скупо, по-мужски, похвалил кто-то сверху.
- А пахнет-то как аппетитно! Чем это вы их? – живо поинтересовались сбоку. 
- Игорь, когда все это прекратится?! – скрипел невидимый старушечий голос.
- Меня тут грабят, а я что, должен гимн СССР петь?! – азартно перепирался наш дружок.
- Уже вызвали милицию! – поддержали нас невидимые добрые голоса из соседнего подъезда.
Почти весь дом занял удобные места в ожидании драматического финала.
Мотоцикл угонщиков уже не интересовал. Надо было уносить ноги и зализывать душевные раны. Пообещав в скором будущем вернуться и вступить с нами в жестокую половую связь, незадачливые воры растворились в ночи.

В дверь позвонили соседи. Оказалось, что нас подперли мощной доской, а телефонный провод обрезали. Стало ясно, что похитители готовились. Растроганный Игорек принимал поздравления и всех приглашал отметить победу. Красная героическая «Ява» перекочевала в квартиру, заняв треть комнаты. Мы смеялись, обмывали приключение и доедали все, что можно еще съесть. Примерно в пять утра, перед рассветом, пришла еще одна приятная новость: на балконе обнаружилась немного затоптанная, чумазая, но вполне съедобная курица.
О, боги! Мы благодарили их за такой подарок! Верную птицу мы отмыли под струей воды и она послужила замечательной закуской к моей третьей, припрятанной в машине бутылке.
PS. А милиция, кстати, так и не приехала.
31 Исповедь Нюрки
Ольга Клен
   Меня зовут Нюркой. Недавно мне исполнилось 34 года. Самый прекрасный возраст для женщины. С раннего детства я жила в семье пусть и не богатых, но добропорядочных котов. Меня любили, холили, но баловства не допускали. Свою маму я не помню по прошедствии лет. Единственное, что сохранилось в памяти, так это её ярко-рыжие волосы и наполненные слезами глаза, когда она прощалась со мной. Я очень похожа на нее, по крайней мере, из-за такой же копны солнечных волос я и осталась в живых. Остальных моих братьев и сестёр, блондинов и шатенов, вскоре после рождения отправили в мореплавание. Я долгое время не знала, что это обозначало, а когда узнала, ужас обручем сдавил мою грудь. Их просто утопили в ближайшем пруду: популяцию людей нужно как-то регулировать.
   Да, так о чём это я хотела рассказать? Мои новые хозяева хотели именно рыжеволосую девочку, вот они меня и получили. Отец семейства кот Василий к людям относился нейтрально, он меня и не замечал, пока я сама ему под лапы не попадусь. Вот тогда я могла получить оплеуху: не маячь перед глазами, знай своё место! Хозяйка, жеманная и заточенная только на своей красоте кошечка Маня, меня любила. Часто даже звала к себе на диван, похлопывая по нему лапкой с отточенными коготками, мол, иди сюда, помурлычем вместе. Вот кто доставал меня в первые годы жизни, так это их дети! Котята, два будущих кота и кошечка, всё время ползали по мне, заставляли играть с ними в прятки, царапали и кусали, дёргали за уши. Особенно изощрялись особи мужского пола: то привяжут к ноге звенящие пустые банки, то закинут на крышу дома.
   Но время шло, котята выросли, разъехались по своим взрослым жизням. Да и я созрела для любви. В соседнем дворе у своих хозяев-котов жил прекрасный мужчина, брюнет с ярко-синими глазами. Вот эти-то глаза и сгубили меня. Его звали Петькой. Как кошка Маня не следила за мной, один раз мне всё-таки удалось вырваться из-под её опеки. Это была божественная ночь любви! Правда, утром мне досталось и от хозяина, и от хозяйки. Но это мелочь.
   Ровно через девять месяцев у меня родилась двойня. Девочка и мальчик. Коты решили, что в доме хватает и меня одной, больше людей им не прокормить, а соседям не нужны были черноволосые люди. В итоге, взяли коты моих кровиночек и отправили в мореплавание. Словно в тумане от страшного горя я, ещё не оправившись от родов, решила уйти от своих котов. Не могла я жить с ними под одной крышей после случившегося. Долго скиталась по подвалам вместе с такими же бездомными людьми, пока наш подвал не окружили коты спецслужбы и не отловили нас. Сейчас я сижу в клетке и жду, когда меня усыпят. Это может случиться каждую минуту. Но я не жалею о своей жизни. У меня была любовь. Если бы мне случилось прожить свою жизнь заново, ничего бы в ней не меняла.
   Противно заскрипела железная дверь. Что? Уже? Через несколько минут меня не будет? Потемнело в глазах от страха. Кто-то подошёл к моей клетке. Всё! Сердце забилось где-то в районе пяток. Открылась дверца. Меня вытащили наружу. А потом...погладили по голове. Словно сквозь вату, в ушах раздался родной голос кота Василия: "Дурочка ты наша! Нашлась наконец". Хозяйка Манечка вообще не могла сказать ни  слова. От избытка чувств она только плакала и крепко прижимала меня к своей груди.
   Они меня любили! А за любовь можно простить всё. Забыть нельзя, а простить можно. 
32 Элвис
Владимир Зангиев
  Он уже проснулся. Я слышу его возню за спиной: бумажное шуршание, стеклянное
побрякивание, приглушенное покашливание. Солнце давно в зените, а он только поднимается с
постели... нет, скорее с ложа, ибо постелью это не назовешь. Я продолжаю поливать клумбу и
делаю вид, будто его не вижу. Почему я не замечаю его? А потому что я - иностранец, белый,
европеец. А он - местный абориген, индеец. И к тому же, выходец из побласьона, из самой
низшей ступени общественной пирамиды. И он это четко усвоил, впитал, можно сказать, с
молоком матери. Он должен первым поздороваться и только после этого я могу себе позволить
снизойти до его уровня и пренебрежительно проронить несколько любезных фраз. Иначе нельзя,
я в этой стране гость и не мне рушить ее вековые устои. И руки ему подать я не могу -
этого уже не поймет мой патрон, тот, который дает мне работу и кров. Для хозяина я хоть и
обреро (работник), но белый иностранец, а значит загадка. Здесь на какой бы ступени
общественной лестницы человек ни находился, всегда завидует европейскому происхождению
иностранца. И я уже привык к постоянному повышенному вниманию к собственной персоне.
Привык к тому, что должен держаться обособленно в местном обществе, ориентироваться на
богатых, поддерживать с ними подобие дружбы, правда с некоторыми меркантильными умыслами
с обеих сторон: с моей - как бы побольше сорвать суэльдо (оплата) и при этом поменьше
трудиться, с их - загрузить меня по полной работами, не входящими в контракт, и при этом
ухитриться возможно больше недоплатить мне. Что поделаешь, таковы здешние нравы.
- Буэнос диас, сеньор!- наконец раздается у меня за спиной веселый хриплый голос.
- ОлЯ, Элвис!- равнодушно отвечаю я на приветствие, продолжая внимательно изучать водяную
струю из шланга.
- Не правда ли, сеньор, сегодня прекрасное утро!
- Несколько жарковатое. Впрочем, уже и не утро вовсе, а день. Ты утро проспал, бэсино
(сосед).
  Индеец глупо улыбается и согласно кивает своей курчавой немытой шевелюрой:
- Это верно. Я вернулся домой только под утро.
  Я откровенно ухмыляюсь про себя: и это он называет домом! Жалкий полиэтиленовый полог,
натянутый под деревом в углу между столбом и сараем. Натаскал какого-то хлама с ближайшей
помойки, соорудил себе ложе и радуется жизни как ребенок. У него там даже телевизор есть.
Я-то это знаю наверняка. Вон и провод-времянку кое-как приладил к столбу и протянул к
своему жилищу. Даже не удосужился замаскировать как следует. Я хоть и не подаю вида, но
мне жалко Элвиса и поэтому вынужден не замечать, что он по сути дела крадет у меня
электричество, ведь я здесь приставлен взирать за порядком и должен докладывать хозяину
о замеченных нарушениях. Ладно, в случае чего, оправдаюсь, мол, не ведал, не знал, не
видел. Опять скажу, что в Европе не воруют и всё такое прочее. Хозяин поверит, для них
тут эта сказка представляется действительностью.
- Дон Владимир, могу ли я вас попросить об одном одолжении?- доносится до меня из угла.
  Я неторопливо скольжу взглядом в сторону вопрошающего. Элвис уже полностью выбрался
из-под покрывавших его грязных лохмотьев и почти голый сидит на поломанном пластиковом
ящике из-под пива. Его смуглое коротконогое тело прикрывают лишь широкие выцветшие
неопределенного цвета шорты.
- Говори, я слушаю.
- Не могли бы вы полить на меня из шланга?
- Нет. Ты ведь знаешь, хозяин будет недоволен, если увидит. Иди искупайся в бассейне, ты
знаешь где он находится.
  Небольшой бассейн, где воды - пониже колена, находится здесь же, в тридцати метрах выше
по улице. Элвис ленив, как и все латиносы, ему лень подниматься и идти умываться. Он
поколебался некоторое время и, всеже, сделав над собой усилие, нехотя поднялся и
вразвалочку поплелся к бассейну. Откровенно говоря, я брезгую в этом мутном отстойнике
даже руку намочить. Вечно там болтаются какие-то потрёпанные типы, шелудивые уличные псы
утоляют жажду, грязные индейские ребятишки в летний зной весело плескаются здесь,
справляя большую и малую нужду прямо в воду. Но у Элвиса, видимо, стойкий иммунитет
против подобной заразы. Он не боится инфекции. С четверть часа латинос блаженствует среди
зловония: плещется, хрюкает, полощет во рту... Освежившись таким образом, возвращается
к своему пристанищу. Скоро ему потребуется кушать, а еды, как всегда, у него нет
прозапас, ее еще предстоит заработать. Поэтому бездомный индеец отправляется на ближайшую
помойку, привычно роется там, тщательно выискивая старые жестяные крышки, прохудившиеся
ведра, тазики, сковородки, кастрюли.., обрезки шпагата либо тонкого электрического
кабеля, какие-то деревянные бруски. Тяжело нагрузившись, всё это он притаскивает
в свой вонючий угол и начинает ладить импровизированное подобие эстрадных ударных
инструментов: делает каркас из брусков и на него навешивает найденные крышки, кастрюли,
тазики... Здесь же настраивает свой инструмент и репетирует. В это время он так увлечен,
что ничего не замечает вокруг, весь погрузившись в звуки. И такие джазовые импровизации
выделывает на ржавых тазах и мятых кастрюлях! Заслушаешься. А голос!.. это уже вовсе не
тот пропитый и каркающий, которым он пользуется в быту. Теперь звучит полноценный
сценический баритон. Элвис - музыкант, уличный профессиональный. Тем он живет и кормится.
Иногда, в летние месяцы отправляется в турне на побережье - веселит отпускников на пляжах
и бульварах Ла Серены, Вальпараисо, Вальдивии... Никого не интересует - кто он такой, как
его настоящее имя. Элвис и всё тут. Прозвище напрочь сжилось с ним. В центральных районах
Сантьяго многие слушатели так и знают его под этим именем.
  А теперь тихо! Идет отлаживание инструмента. Звуки сплетаются в комбинации, рождая
мелодичные аккорды. Сейчас Элвис - бог, нищий индейский уличный бог. На улицах чилийской
столицы много уличных музыкантов, играющих на гитарах, на барабанах, на флейтах и трубах,
даже встречал я играющего на арфе. Но Элвис - один. Только он может извлечь божественные
звуки из помятых тазов и прогоревших сковородок.
 Но вот репетиция закончена, в пустом желудке у "бога" начинает урчать - организм требует
свое и надо подумать о хлебе насущном. И Элвис, взгромоздив на спину свою незамысловатую
конструкцию, отправляется добывать пропитание. Он подмигивает мне на прощание и весело
кричит:"Аста пронто! (До скорого!)".
  Я небрежно киваю в ответ. Сам продолжаю возиться в клумбе с цветами и думаю о нем.
Слухи разные ходят. Говорят, у него на юге Чили большая семья, есть дом и хозяйство...
а раньше он работал на телевидении - вел какую-то музыкальную программу...

*  *  *

  А вечером Элвис еле притащился в свой угол. С какой-то измызганной подружкой. Без
инструмента (завтра значит будет сооружать новый, у него это быстро получается - уже
привык, поднаторел). То ли он ее тащил, то ли она его - не разберешь. Оба в
стельку пьяные, либо обкуренные марихуаной. Тяжело опираются друг о дружку и так
продвигаются. Физиономии расцарапаны в кровь, одежда измазана в свежей грязи. Ничего
особенного - это их жизнь. Нам не понять их, они не понимают нас. Вроде, как бы,
сосуществуют разные параллельные миры, слегка контактируя друг с другом.
  Утром, как всегда, я занят зелеными насаждениями: поливаю, выщипываю травку, рыхлю
землю и прочее. Ближе к полудню Элвис тяжело выползает из-под полога, здоровается со
мной и, взгромоздившись на свой ящик, принимается в осколке зеркала изучать ссадины на
своей физиономии. Он нежно трогает засохшие царапины грязными потрескавшимися пальцами
и сокрушенно прищелкивает языком. Я сочувственно спрашиваю:
- Что, досталось тебе вчера?
- Да я совершенно не помню откуда у меня это взялось,- усмехается Элвис.- Помню, купили с
друзьями пиво, выпили его. Потом пришли еще двое. Мы угостили их. У них не было денег.
Один говорит:"Я сейчас приведу женщин..." и ушел. Мы пили еще что-то,
кажется "Токорналь". Женщин привели двух... или трех. Иностранки... из Перу... я выбрал
самую
красивую. А тот, который привел их, все время указывал мне на другую. Надоел, каямпа
(поганый гриб). Затем... кажется я ушел с ней... Карамба, точно не помню. Ладно, это не
важно. Но откуда у меня эти царапины?
- А где твоя иностранка?- интересуюсь я.- Хоть бы познакомил с ней.
  Элвис самодовольно улыбается и показывает большим пальцем за спину в свой закуток:
- Там, спит еще.
Но затем спохватывается и, посерьезнев, продолжает:
- Сеньор шутить изволит? Разве вам интересно знакомство с глупой индейской женщиной? Ваши
белые женщины вон какие красивые: блондинки, голубоглазые. На меня такие и не смотрят.
- Не расстраивайся. Тебе хватает своих женщин,- успокаиваю я бродягу.
  В это время под пологом зашевелился ворох тряпья и из-под него выползло нечто
человекоподобное. Но такое потасканное, грязное и вонючее, что человека признать в нем
можно лишь с большим трудом. Да, гурманские чувства амурных отношений моего чилийского
знакомого имели сугубо специфический оттенок. Красота перуанки выходила за рамки моего
понимания о прекрасном. Но, как известно, о вкусах не спорят...
- Вот, Каролина, познакомься, этот сеньор русский, он мой друг, его зовут дон Владимир,-
с гордостью показал на меня Элвис.
  Каролина, раскрыв неопрятный щербатый рот, дебильно уставилась на меня. Некоторое
время она бесцеремонно разглядывала меня, словно перед ней предстало какое-то диковинное
экзотическое животное, а затем, вытянув заскорузлый указательный палец, спросила,
обращаясь к Элвису:
- Это далеко отсюда... Русия?
- Да-да. Дальше, чем Перу. И даже дальше, чем Бразилия,- тоном знатока стал объяснять
индеец.
- Как ваши дела, сеньор?- наконец решилась она задать мне традиционный у латиносов
вопрос.
- Более или менее,- тоже традиционно ответил я.
  Но до нее, кажется, не дошел смысл моего ответа, она просто трудно вникала в разгадку
того, что какое-то непонятное ей существо из другого мира издает звуки на ее языке. Это
для бедняги было событием жизни. Я же понял, что на сегодня достаточно впечатлений для
моей новой знакомой и на том беседа закончена. А посему, любезно кивнув на прощанье
влюбленным, я спешно ретировался со своим садовым инвентарем вглубь территории.

*  *  *

  Вчера патрон был очень недоволен, раздражен, темпераментно жестикулировал, разговаривая
с проверяющим инспектором из муниципалитета. А сегодня выяснилось, что инспектор подал
рекламацию на то, что наша улица захламлена мусором, не соблюдаются санитарные нормы.
Теперь дону Мигелю придется платить мульту (штраф). Утром шеф вызвал меня к себе в
офисину и уже обычным успокоившимся тоном прояснил ситуацию. Я заметил, в рядах его свиты
царило непривычное оживление. Это уникальное событие для меня здесь - видеть как
напускающие на себя при мне важный напыщенный вид служащие-латиносы, кроме обычных пустых
разговоров в рабочее время, заняты наконец хоть каким-то делом.
  Одним из шагов по восстановлению санитарного порядка дон Мигель наметил: выдворение с
подведомственной территории бездомного Элвиса.
  Моя задача - очистить угол от всего, что туда натаскал уличный музыкант. Мне жаль
Элвиса, но я ничего не значу в этом мире, а ему уже объявили решение дона Мигеля.
Бездомный заметно расстроен, беспорядочно суетлив, но хочет показать будто ему всё
нипочем. И тут я вполне понимаю его. Трудно покидать привычное обжитое место. Говорят,
прожил он здесь года три или четыре. Теперь нужно искать новое пристанище. А это не так
просто, ведь здесь не Россия. Каждый клочок земли имеет хозяина, который зорко следит за
тем, чтобы никто не покусился на принадлежащую ему частную собственность. Что поделаешь -
мир развитого капитализма!
  Мы перебрасываемся с Элвисом ничего не значащими фразами. Да и чем я могу его сейчас
утешить? Чилийцы, сами по себе, - народ, не поддающийся унынию. Живут настоящим моментом.
Радуются тому, что имеют. Если же что-нибудь усложняет их жизнь - то просто надеются,
что завтра будет лучше. И всегда готовы к веселью, шутке. Не зря здесь бытует такая
поговорка. Когда чилийца в разговоре спрашивают в первый раз: как дела? Он радостно
сообщает: всё хорошо! Дальше, во второй раз на данный вопрос он уже отвечает без улыбки:
более или менее. В третий раз на этот же самый вопрос он срывающимся голосом признается,
что дела дрянь, работу потерял, жена болеет, детей не во что одеть и т.д. Таков их
национальный менталитет. Народ малочисленный, но гордый. И когда чилийца спрашивают:"Вы
местный?" Он с достоинством отвечает:"Soy chileno como porotos!"(Я чилиец словно
поротос!- чилийская фасоль, из которой готовят национальные блюда). Поэтому я не
успокаиваю Элвиса, а непринужденно интересуюсь:
- Куда теперь пойдешь?
  Он беззаботно оскаливается желтозубой улыбкой и делает неопределенный жест рукой:
- Сантьяго - город большой, места хватит.
  Дальше он деловито укладывает какое-то свое тряпье в огромный матерчатый узел, еще что-
то собирает в пару драных полиэтиленовых пакетов и на этом, видимо, сборы завершаются. Я
не могу со спокойствием взирать на всё это, а посему углубляюсь в свои клумбы, но не
выпускаю из поля зрения беднягу. Вот он напоследок тоскующим взглядом окидывает место,
некоторое время служившее ему надежным пристанищем, и решительно отворачивается. До меня
только доносится удаляющееся:
- Чао, русо. Кэ те вайа бьен! (Пока, русский. Желаю тебе всего хорошего!)
33 Валерка
Александр Колупаев
Черным вихрем пролетела последняя война по селам и деревням нашей области. И, хотя, на нашей земле не гремели бои, но мобилизация частым гребнем вычистила почти всех мужчин, а оставшиеся бабы, да девки изнывали в тяжком труде. «Все для фронта, все для победы!» лозунг этот висел не только в сельских клубах, да конторах, он был в сердце каждого жителя нашей области.
   Почти у самого истока Белой Убы, в десятке километров от скалистой громады, поросшей кедрачом  горы Синюхи, стоял поселок лесорубов – Кедровка. Пять десятков домов, контора лесоучастка, изба-читальня, она же клуб, вот и весь поселок. Не ищите вы его на карте, нет Кедровки, разъехались кто, куда последние жители, давно разъехались, в 58 году. Однако в военные годы жизнь кипела и в этом медвежьем углу. В летнюю пору бабьему, да вдовьему трудовому населению нужно было не только выполнить план по лесозаготовкам, но успеть вырастить огородину, запасти сено для лошадей и редких коровенок.    Хорошо было еще подспорье – подрастающие мальчишки, всего пятеро, а в сенокос, свозить там копны, да и с вилами под скирдой подавать высохшую душистую траву, хорошая подмога.  За главного  был у них Валерка, 15 лет, а суждение и ухватка в делах – любой взрослый позавидует! Так и взрослели они в трудное военное лихолетье.  «Ничего, порой мечтали они, вот вернутся отцы, отдохнем!» Вернулись, но не все, на Валеркиного отца еще в 41 пришла похоронка.  Всего то и пришло с фронта 6 человек, а уходило 54. Да и на троих пришедших надежды было мало – калеками пришли с войны. Деревенька воспрянула было духом – гуляли два дня, а как же? За победу, за вернувшихся односельчан, можно было. Мальчишки и те захмелели от медовухи. Валерка вот только не пил, характер у него был упрямый, твердый как гранит на белопенных перекатах реки, сказал как-то раз «Не буду ни пить, ни курить, ни к чему мне это» Сказал – как отрезал.
  Настали трудовые будни. После победы дел не поубавилось. Вот только фронтовики соберутся вместе и по сто «фронтовых» примут, не торопятся работать. «Мы свое на фронте выстрадали, под смертью столько годков хаживали!» отвечают какой либо урезонивающей их бабенке. Та и отстанет. Косы да вилы на плечи и на дальние лужки пешком, сенокосная пора коротка в предгорьях.
   Приехал в один из дней в деревню племянник дяди Пети, навестить солдата вернувшегося с войны. Чудно был одет – брючки черные, узенькие, рубашка беленькая, на груди какие-то рюшечки, оборочки, как на бабьих кофточках, на ногах черные ботиночки, блестят лаком, это-то по нашей пыли!   «Чего это ты, Колян так вырядился?» донимали его мальчишки, Объяснил он им: «Предки мои, в восьмом колене были испанской знатью, гранды испанские богатющие» «Да откуда ты это можешь знать?», «Генеалогическое древо свое составлял, по архивам да библиотекам» парировал выходкам  мальчишек Колян. «Какое еще геологическое дерево?» изумлялись парни. Затеяли было дразнить его, да вертким оказался городской парень, разбил быстро парочку носов, а когда местные схватились за колы, деревянный шест в его руках чудным образом выбивал из рук нападавших их грозное оружие. «Темнота, смеялся Колька, фехтовать научится надо было, нет мне среди вас равного!»
   Приуныли парни – а как же, наших бьют! Валерки в ту пору в деревне не было, покос далёко, чего зря туда-сюда мотаться, вот и рассудил он  - оставаться на покосе пару ночей.
Лошаденка его отдохнет, попасется в ночном. Волков не опасался он, в летнюю пору не опасны они, а вот медведи! Но у Валерки и тут припасена была хитрость – насобирал он за кузницей железяк разных  ржавых, да не годных, поджег на каждой из них пороху понемножку,  да и разложил вокруг своего стана. Не пойдет медведь дальше, если почует железо и запах пороха, ученые они на это, самой жизнью ученые.
   В субботу въезжает Валерка на своей лошадке в деревню, а о лошади его надо сказать отдельно, особенная была лошадь, как собачка слушалась Валерку.  Кто другой сядет на неё, вроде все команды выполняет, а не так, все норовит то резко повернуть, то враз остановиться, не управится с ней никак!   Так к ней никто не подходил, все признали её хозяином Валерку, да и кличку дали лошади тоже – «Валерка», по имени хозяина.
   Проезжает Валерка на своей лошадке мимо клуба, а там парни вместе с этим – «испанским грандом» кучкуются. Как увидели, и давай зубоскалить: «Во! Валерка на «Валерке» едет!»
  Колька у них теперь вроде за вожака, каждому охота перед ним показаться. Подходит он к Валерке и говорит: «Ну чё, дай прокатиться?». Валерка с удовольствием слез с лошади: «На!»
Стал в сторонку и смотрит, как дальше будут развиваться события. А Колян ботиночки лопушком обмахнул и на Валерку-лошадку взгромоздился. Та только ухом повела. Понукнул её всадник. Понеслась лошадь бодрой рысью. «Стой! Стой! заблажил Колька». Кое-как развернул её обратно и к клубу подъезжает. Вспомнил про поводья и натянул их.  Лошадь встала как вкопанная. Через её голову кубарем скатился «испанский гранд» Колька с лошади и брякнулся в пыль. Ну не разбился, а вот обиды и злости много в нем сразу накопилось. Да и как её не быть – ржут парни, а на крыльце девчонки заливаются от смеха. 
  Колька сразу к Валерке и за грудки его давай трясти: «Все ты, орет, со своей дурацкой лошадью!» Валерка так легонько его руки отвел, чудно  так перехватил, не по-деревенски крутанулся, и Колька брякнулся на колени в пыль. «Ах, ты так!», злость и обида вскипели в крови «испанского гранда», Оторвал он кол поухватистей от ограды и на Валерку. Парни не успели даже встать между ними! Валерка с места не сдвинулся, только боком повернулся и на удар выбросил правую руку вперед и вверх, раз, поворот и Колька снова кувыркнулся через собственное оружие. «Все, спокойно так сказал Валерка, надоел ты мне!» Кинулись мы к Валерке: «Что, да как, научи и нас так же!» Отмахнулся он: «Потом, потом», говорит.  Развернулся и пошел прямиком к подвыпившим фронтовикам.  Те, отдыхая, сидели на лавочке, дымили махоркой и наблюдали за потасовкой парней.
  «Что, отцы, защитники, сидим, отдыхаем?» - на Валеркин вопрос они только бровью повели.
«Мы, трудились не покладая рук, «Все для фронта, все для победы!», думали - вот вернетесь вы, жить полегчает, а вы? Пиво, да самогонку день-деньской хлещете, толку от вас никакого!» «Ну, ну, ты полегче, пацан» - лениво огрызнулся Валеркин сосед, дядя Ваня, «походил бы под смертью, с наше, так знал бы почем он этот фронтовой порох!»
 «Не моя вина, что годами не вышел и на фронт не попал, а попал бы, так не драпал бы до Москвы, пока задницей в Кремль не уперся», эк как понесло Валерку!
   Фронтовики аж задохнулись от гнева: «Ну, ты, щенок, мы кровью своей, жизнями своими, победу добыли, а ты нас срамить, да поганить вздумал!»
   «А что бы без нас, нашей помощи стоила ваша кровь да жизнь? срезал их порыв Валерка, а вернулись вы и за работу? Так сразу бабам да нам пацанятам полегчало? «фронтовые сто грамм, фронтовые сто грамм», только и слышно от вас, да перекуры бесконечные, лишние рабочие руки так сейчас ох, нужны!»
  Переглянулись мужики, потупились: «Ты нас не кори, привыкли мы к выпивке, да крепкому табачку, вот повзрослеешь и сам пристрастишься, понимать нас тогда станешь»
 «Ни пить, ни курить я не буду, твердо заявил Валерка, глупости это все, человек без этого обходиться  может. Вот, если  курить человеку было необходимо, так он с трубой на голове рождался бы, дым выходил легко, а пить было так важно – то три ноги у него было бы, домой всегда доходил, не в пример некоторым не валялся под заборами! А для работы и всего остального у него все есть!» Дружно захохотали мужики, покрутили головами и потихоньку разошлись по домам. Назавтра вышли все на работу. Урезонил их Валерка!
    Приезжал он один раз, лет пятнадцать назад приезжал. Перестройка вовсю уже прошлась по селам да городам катком нищеты да безработицы. Ученым он стал, а как же? Валерка, он упрямый – своего добьется. Нашел каким-то образом меня, и поехали мы на родное пепелище. А что? Очень даже, похоже! Бурьян да крапива, березки вымахали на месте нашей улицы, и только река все также вгрызалась в крутые бока валунов.  Прошлись мы по местам, где стояли наши бревенчатые дома и потянул меня Валерка дальше в тайгу. Прямиком на дальний покос. Нашел он одному ему приметное место и стал разгребать землю под замшелым валуном. «Ну, думаю – клад ищет!»
   Вытаскивает он березовый туесок, оттряхнул от земли, береза она не гниет годами в земле.
Ножом срезает пропитанные дегтем кожаные ремешки, а под крышкой – сплошной комок воска!
Поковырял он, аккуратненько, этот воск и достал оттуда четыре тетради, простенькие тетрадочки, но старинной, дореволюционной работы. «Это мне отец завещал, а ему дед» ответил на мой вопрос Валерка. Пока шли обратно, поведал он мне свою семейную историю.  Дед его служил царю – батюшке в особых войсках, это что-то вроде наших спецназовцев. В тетрадках тех, сборник всех приемов рукопашного боя – русское «кун-фу», а что? Почище китайских приемчиков будет!
  Валерка в молодые годы тренировался потихоньку на покосах, в стороне от любопытных глаз.
Эх, сколько бы жизней можно было спасти попади до войны эти тетрадочки в нужные руки! Покачал головой только Валерка: «Упекли бы отца, да меня куда подальше, за эти тетрадочки, время было, сам знаешь какое - расстрельное, сын белогвардейца, да внук белогвардейца, кто бы с нами стал бы считаться!»
  Эх, Россия, Россия! Не помним мы ни героев своих, ни былых своих достижений!
   Не ищите вы Кедровку на карте, последний раз были топографы в 1947 году, спросили у местных: «Как поселок  называете?» «Какой поселок? Одни вдовы остались!», отшутился  кто-то из местных. Только то и остался на старой карте маленький кружочек вместо поселка  лесорубов, с печальным названием – Вдовий.
   А Валерка? Валерий Ерофеевич, теперь академик, директор какого-то военного института,  ракету они сделали, да такую, что другую ракету сбивает на лету! Американцы большие деньги ему предлагали, звали в Америку. Только сказал им Валерка, сказал, и снова как отрезал: «Я, родиной ни оптом, ни на вынос не торгую!».  Где им торгашам знать, как пахнет свежее сено, да блестит роса поутру на траве,  и не было  у них вдовьих поселков, пусть даже и оставшихся только на старых картах.
34 Ванька
Маргарита Сергеева 2
Таких как Ванька в народе называют дурачками или юродивыми.
За всю свою жизнь я не встречала человека добрее, чище и светлее чем Ванька.
Он работал в нашей школе - не то дворником, не то сторожем,кажется совмещал обе должности. И швец и жнец и на дуде игрец.
Ребятня его обожала.
Помню, как-то  тёплым майским днём сбежав с физры, мы - развесёлая компашка школяров-подростков курили где-то за школой, а Ванька грозился нам метлой "Вот я вас".
Мы знали, что он не стуканёт директору. Поэтому только посмеивались и шутливо отмахивались"Да ладно те, Ванька".

Рано утром, шумная ватага невыспавшихся ученичков, расталкивая друг-друга локтями врывалась в школу, но если нам по-пути попадался Ванька, мы останавливались и задорно приветствовали его:

- Привет, Ванька? Как дела?
- Привет от старых штиблет - шутливо отзывался он и манерно раскаланивался

Вот, сейчас пишу эти строчки и слёзы на глаза наворачиваются от  нахлынувших воспоминаний. Хотя прошло уже больше 20 лет.

Дети - безжалостные существа, они не любят и травят не таких как все.
Я была маленькой рыжеволосой, конопатой девчушкой и подвергалась жёсткой травле.
Обзывашки и дерганья за волосы - это пустяки, к этому я привыкла, но однажды мальчишки украли мой портфель и спрятали его в мужском туалете.


Да много всего происходило, даже вспоминать не хочется.
Я не раз врывалась к Ваньке в дворницкую зарёванная, вся в слезах и соплях , он гладил меня по рыжей макушке и всегда находил для меня доброе слово.

- Ну, ну... не хнычь, дурында!
- Они, они... обзываются, дразнятся - я буквально захлёбывалась в рыданиях.
- Да, мальчишки, они  народ такой. - он доставал из кармана конфетку-барбариску и протягивал мне. Моё лицо озаряла светлая улыбка.

Да что там говорить, Ваньку все любили. Он подкармливал всех окрестных собак, однажды подобрал птенца с перебитым крылышком и выходил его.

Он жил в своём мирке. Светлый, добрый, чистый человечек.....


Однажды он просто взял и вышел в окно.
Никто не знает, отчего, почему.. Я узнала об этом случайно. От подруги Ирки. Мы с ней шли после уроков трепались, травили анекдоты...

- Да, ты в курсе? Завтра ведь Ваньку будут хоронить...

Я застыла как вкопанная.

Его хоронила вся школа. Директор отгрохал ему шикарные похороны, звучали до одури фальшивые речи. Я долго стояла в стороне, не решаясь подойти ко гробу.
Слёз не было, была какая-то пустота внутри, словно я потеряла родного, близкого человека. Нужно было попрощаться с ним.
 Я положила к его ногам две чахленькие гвоздички и .... конфету-барбариску.
Прощай, Ванька! Светлая тебе память! Не знаю кто как, а рыжеволосая девчонка помнит тебя. Пусть там где ты сейчас, тебе будет хорошо и светло.
35 Убит ребёнок несмышлёный...
Евгения Козачок
               1 ИЮНЯ - ДЕНЬ  ЗАЩИТЫ  ДЕТЕЙ                      
 
Цветут сады, цветы благоухают.  Солнце  дарит нам тепло. В такие дни от счастья сердце замирает, на душе радостно и светло.

 Но так было в былые годы, когда едины были мы. И думали, что от нас ушли невзгоды,  и мы избавились от гитлеровской чумы.  Но жизнь внесла  другие коррективы в понятия дружба и любовь.  Ныне звучать страшные призывы: «Уничтожить  «террористов» и начать войну вновь». И вот в ночи свистят трассирующие пули, освещая небо огненным дождём.  Перекликаются между собою  люди: «Вы слышали? Ви чули?* Нас убивают! Так чего же мы ждём? Давайте обратимся к миру, людям, чтобы помогли нам семьи защитить. Если безмолвно умирать мы будем, нам не дадут  свободно жить!..»

Но не слышит мир, Вселенная молчит…  А  после очередного выстрела мать в отчаянии кричит: «Спасите,  люди! Сыночек мой убит! Всего четыре годика ему. Не жил ещё и не увидел света. За что убили? Не пойму! И от кого мне ждать ответа? Кто дал приказ стрелять в детей, стариков, старух и матерей, взрывать дома, сжигать людей?..»

И это ужас на земле моей? Ребёнок солнцу, людям улыбался. Был счастлив, горя он не знал. И вот  в четыре года с жизнью он расстался,  снайпер в сердце пулю ему послал.
А он и не понял, что же с ним случилось. От чего такая боль и...  ночь. Сердечко его мгновенно остановилось.  А снайпер ушёл себе прочь. И не было в душе его раскаяния за то, что убил невинное дитя. Когда-нибудь тронут его сердце матери рыдания и может поймёт, что натворил он, много лет спустя, когда родит ему жена сыночка?  Полюбит он его и счастлив будет. Потом родится дочка. И он об убитом мальчике забудет. И станет охранять своих детей от горя, бед, несчастий. А к тем тысячам смертей он, что же будет не причастен?


Убит ребёнок несмышленый, с гвардейской лентой на груди. И замер мир удивлённый:  «А что же будет впереди?»  Неужто  всех нас уничтожат, невыгодных нынешней власти?  И почему Европу и ООН не волнуют те, кто разделил Украину на части. Кто натравил запад против юго-востока, уничтожив уважение и дружбу? Кто стоит у грязных истоков и несёт такую страшную службу? Они  имеют столько преступных пороков, что им не простят ни Бог, ни люди, убитого в части солдата, что не захотел убивать стоящего напротив  брата, сожжённых в Одессе  и в других городах  людей, расставшихся с жизнью своей.

Убили солдата.  Он не хотел убивать и за это «наказали его свои же,  из части, ребята», а  тело его не хотели отцу отдавать. Чтобы не узнали, что было это не самоубийство, а  зверское убийство.

Печально, что  многие люди стоят в стороне. Восставшим  за свободу  не помогают. Словно они не причастны к этой войне  и ничего о ней не знают…

Помните,  пели когда-то песни о дружбе  между народами? А теперь убивают своих же людей,  и за такие убийства  кичатся «нагородами»…*

Опомнитесь, ЛЮДИ!  Как же мы жить дальше будем? Неужели  надо друг друга убивать, чтобы  власть свою  показать.  Разве забыли, что всё, что есть на этой бренной земле,  принадлежит ему, тебе и мне.  Зачем же нам родину свою на части делить, чтобы всё живое на ней убить?  А что же оставим потомкам?  Хаос, разруху,  и пустим  детей по миру с котомкой.

Как можно забыть о том, что ты ЧЕЛОВЕК,  И  ЧТО  СЧАСТЛИВУЮ  ЖИЗНЬ ДАРИШЬ  ДЕТЯМ,  ВНУКАМ,  ПРАВНУКАМ…  НЕ  НА  ОДИН ТОЛЬКО   ВЕК,  А НА – БЕСКОНЕЧНОСТЬ!  ТАК  НАПРАВЬТЕ  ЖЕ  ВСЕ  НА МИР И СОЗИДАНИЕ  СВОЮ  ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ!

* - "Ви чули?", "нагородами" - на украинском языке. Перевод  на русский язык  - "Вы слышали?", "наградами".
36 Рисунок на асфальте
Евгения Козачок
Солнышко каждый день дарило людям своё тепло и улыбку. Город радовал светлыми домами, цветами и весёлым смехом детей. Не хотелось сидеть в квартирах и офисах.Воспитатели и учителя выводили  детей на улицы, площади, в скверы. Устраивали соревнования, конкурсы.

Я отдыхала, сидя на скамейке, на главной площади города. С интересом наблюдала за детьми, которые стояли вначале группами,  а потом разбрелись по площади. Взрослые предоставили им  полную свободу, сами поглядывали на часы, очевидно, кого-то ожидая. Вскоре показалась солидная дама. Те облегчённо вздохнули. Однако  дети не обратили не её появление никакого внимания,  пока их не окликнули:

- Внимание! Меня зовут Альбина Юрьевна. Я директор детского и юношеского Дома творчества. Сегодня  мы проводим общегородской конкурс рисунков на асфальте. Тема: «Мир глазами детей». Вы нарисуете то, что видите, чувствуете, о чём мечтаете. Время – один час. Достаточно?

- Достаточно, достаточно, - недружно ответили дети.

- Тогда доставайте мелки и приступайте к выполнению задания. Друг другу не мешать, не ссорится, не кричать. Мы с вами рисуем счастливое детство!

До этого собираясь  было  уйти из площади, я осталась. С интересом наблюдала, как быстро работали юные художники. Рисунки были красочные, весёлые – много солнца и цветов. Шёл творческий  процесс и над площадью витал дух положительной энергии, которая притягивала  взрослых  в этот огромный мир детского счастья. Постепенно собралось много зрителей. Пока дети созидали, их наставники  сгруппировались вокруг Альбины Юрьевны, которая им что-то оживлённо рассказывала.

И никто не заметил когда и откуда появился мальчик, который пристроился в сторонке и отброшенным кем-то белым мелком рисовал женский силуэт. Нарисовал. Стал, сложив руки «лодочкой» у груди.  Смотрел на него и что-то шептал, словно молился. Потом снял туфельки и  оставил их за рисунком. А сам, перешагнув белую черту, лёг на его средину, свернувшись «калачиком». И так прижался к асфальту, будто хотел  слиться с ним…
 Закрыл глаза и начал шептать: «Мама, мамочка, где ты? Ты слышишь меня?  Приди ко мне хоть на день, хоть на несколько минуточек, чтобы я увидел тебя и смог держаться за твою руку. Мне так было хорошо, когда твои тёплые руки прикасались к моим пальчикам. Ты дышала на них и целовала.  Мамочка, родная, мне очень плохо без тебя… Мамочка, мамочка я здесь. Мы снова с тобой вместе…»

По тому, как он говорил с мамой и всё теснее прижимался к асфальту, видно было, что в его маленькое, израненное горем и одиночеством сердечко проникли только ему слышимые удары сердца мамы. Он лежал на груди рисунка мамы,  как будто  слушая биение её сердца и, вероятно, вспоминал,  как она прижимала его головку к себе, гладила по ней своими ласковыми руками и говорила красивые слова о том,  как любит его.

 Серый асфальт потемнел от слёз мальчика. Они  как с ледяной сосульки, согретой солнечным теплом, капали одна за другой, а он улыбался. Слился со своим рисунком -  плакал и улыбался. Они были одни с мамой. И больше никого…

Первой странного мальчика заметила девочка,  выполнившая  раньше всех свой рисунок, излучающий радость, любовь, счастье – маму, папу, себя, солнце и цветы.  Увидев эту невероятную картину, она глубоко вздохнула и застыла. Девочка стояла с широко открытыми глазами, боясь пошевелиться. Боль и удивление от неё, как по цепочке передалось другим детям.  И они, оставив свои неоконченные работы, затаив дыхание, смотрели на мальчика не похожего на них. Одет он был в  колготки, футболку,  а поношенные туфельки стояли за рисунком.  Но это они заметили позже. Вначале все обратили  внимание на его красивое заплаканное лицо, обрамлённое  чёрными волосами.

Дети   интуитивно почувствовали его боль, невидимую связь двух сердец,  мамы и сына. Никто слова не проронил, боясь нарушить эту связь. Над площадью стояла тишина. Не услышав привычного рабочего шума, наставники обернулись. Возле рисунков никого не было. Собрались было сделать замечание, но не произнесенные слова так и повисли в воздухе. Взрослые, как и дети,  смотрели на мальчика, что лежал на асфальте, и слушали его тихий разговор с мамой. У Альбины Юрьевны вздрагивали плечи. Она плакала, никого не стесняясь.

Мальчик лежал на своём «островке счастья», окружённый людьми. Он не видел, но чувствовал  их присутствие.  Не хотел открывать глаза, чтобы не расставаться с чувством блаженства. У него не было ни сил,  ни желания возвращаться в реальность.

Но вот воспитатели и учителя,  приложив палец к губам, начали подходить к детям и показывать, чтобы они тихонько уходили к своим неоконченным рисункам. А сами, пошептавшись, отправили двух человек  в магазин. Как позже выяснилось, они накупили одежды и продуктов, чтобы отдать мальчику.

Взглянув на часы, Альбина Юрьевна тихонько объявила, что время на выполнение задания давно истекло.

- Дети, вы должны оставаться около своих рисунков, пока жюри будет определять следующих победителей конкурса, так как первое место будет отдано за самый простой, но с удивительной любовью исполненный рисунок мальчику на котором изображена мама.

Над площадью пронёсся шквал аплодисментов.

Мальчик, потеряв тишину, как оберег и покой, поднялся с асфальта. Быстро надел туфельки  и убежал.

Всё так быстро произошло.  Ни взрослые, ни дети не заметили, что мальчика уже нет на площади. На  асфальте остался только рисунок его мамы с высохшим от слез пятном.

Я тоже не успела ему крикнуть:
- Не убегай! Мы тебе поможем. Мои внучки будут рады тебе. Только вернись!

Но мальчика не было. Женщины с пакетами, предназначенными ему, стояли в нерешительности. Уже никого не интересовал результат конкурса. Только один рисунок достоин награды – рисунок  неизвестного мальчика.  Дети просили найти его, помочь ему.  С надеждой смотрели на Альбину Юрьевну.  Та, как могла, успокаивала их:

-  Мы после конкурса хотели поговорить с ним, чтобы узнать, кто он, где и с кем живёт. Но он так внезапно ушёл.  Я вам обещаю, что обязательно найдём этого мальчика. Сделаем  всё необходимое, чтобы он жил  и учился также как вы.

Ей  поверили. Все уходили с площади грустными. И следа не осталось от улыбок, с которыми  пришли два часа назад.

Я тоже ушла. Дома рассказала детям и внучкам о мальчике, который стал случайным участником конкурса рисунка на асфальте.  У него нет мамы и, вероятнее всего, что он  живёт один.

Вечером позвонила внучке, которая живёт в другом городе. Мы обычно делимся друг с другом дневными новостями. Я и ей решила рассказать о конкурсе, мальчике, его рисунке.  Через несколько минут  услышала, что она плачет.
 -  Ты что плачешь?
Внучка рыдала.
- Бабушка, а мальчика найдут? Он же голодный!

- Обязательно. Иначе и не может быть. Человек не должен оставаться один на один со своей бедой, тем более ребёнок!

- Бабушка, как я рада, что он будет не один. Это же так страшно! Пока ты рассказывала, я написала стишок. Послушай.

Я включила громкую связь на мобильном телефоне, чтобы  и дедушка слышал её:

- Мама, я так по тебе тоскую!
Поэтому силуэт твой рисую…
Вспоминаю о  ласковых руках
И об улыбке на твоих устах.
О том, как вместе мы смеялась,
Игрались,  на качелях катались…
А теперь я  остался  сам!...
Так хочется верить  чудесам,
Что ты обязательно придёшь
И меня с собою заберёшь…

Мы слушали внучку, и думали: каким образом дети  чувствуют боль и одиночество друг друга?  Стихотворение несовершенно  и не окончено, но в нём понимание душевного состояния  маленького  человека. Все  в семье были расстроены тем фактом, что  на плечи маленького, беззащитного ребенка обрушилась, как снежная лавина, непомерная ноша, с которой он один не в состоянии справиться. Сколько же надо сил, терпения, веры в чудо, чтобы жить, бороться с невзгодами одиночества!  Как выжить в ожидании любви, ласки и тепла?

 Успокаивала убеждённость в том, что дети и взрослые, решившие искать этого мальчика,  найдут  его.
Рисунок на асфальте, что нарисовал  мальчик, заставил биться сердца всех присутствующих на площади в ином ритме. А разговор с ним, словно с живой мамой, стал камертоном  любви, боли, одиночества ребёнка и небезразличия людей к этой боли.
37 Кони и избы
Илья Криштул
     Алёша сидел в туалете и размышлял. «Кто я?» - думал Алёша: «Какова моя миссия в этом мире? Почему надо мной потолок туалета, а не небо Аустерлица? И знает ли про моё существование великий отшельник Рамана Махарши?».
     Эти мысли заняли у него минут десять, а потом он протянул руку и взял с полочки сборник эссе Имре Кертеса. В текстах этого автора, которого Алёша считал гением наряду с собой и с Махарши, есть ответы на все вопросы бытия и Алёша часто прибегал к его помощи, находясь в туалете. Он открыл книгу наугад и уже почти погрузился в увлекательнейшее чтиво, как в туалете погас свет.
     - Ты чего там затих? – раздался голос жены: - Вылазь давай, я сейчас описаюсь!
     «Я вечный странник, я чужой в любом обществе…» - вздохнул Алёша: «Странно, что границы пролегают не только между этносами, но и между самыми близкими людьми…»
     - Ну свет-то хоть зажги! – ответил он жене.
     - А чего ты там в темноте потерять боишься? – хохотнула жена: - У тебя и при свете ничего не найдёшь.
     Но свет включила. Алёша аккуратно поставил любимого Кертеса обратно на полочку, между Бродским и рулоном туалетной бумаги, вышел из туалета и грустно посмотрел на холодильник.
     - У нас кураги нет? В это время суток я люблю есть курагу… - спросил он у туалетной двери, и та приглушённым голосом жены ответила:
     - Иди и купи. А если ты нищий, жри что дают.
     Что дают жрать нищим в этом доме, Алёша знал и без заглядывания в холодильник, но вчерашних постных щей ему не хотелось. Ему хотелось размышлять под курагу, а не под щи, ведь под курагу в голову Алёши обычно и приходили самые смелые, самые острые, а порой и самые парадоксальные мысли, которыми он гордился. А какие мысли могут прийти после вчерашних, да ещё постных, щей? Только вчерашние постные мысли... Алёша вздохнул, прошёл на балкон, сел в любимое старое кресло, посмотрел на облака и страшным усилием воли заставил себя забыть о кураге. Это ему удалось и он начал свои размышления. «Как странно… Вот это облако похоже на плывущего кенгуру, а это – на птицу, поющую на оливах Древней Греции… Почему так? Почему облака не одинаковые? Только сама природа знает ответ…» Тут Алёша отвлёкся на жену, которая прошла на кухню, открыла холодильник и достала что-то наверняка вкусное. Проглотив слюну, Алёша совершил ещё одно усилие над собой и никуда не пошёл, а продолжил размышлять. «Ведь как в природе всё мудро устроено! Вот, например, дырочки на коже зайчика расположены там, где у зайчика ротик, глазки и попка. А ведь ошибись природа даже на сантиметр и зайчик бы умер или от голода, или от слепоты, или от…» Тут на балкон вышла жена и протянула Алёше какую-то бумажку.
     - Завтра понедельник. Вот телефон, звонишь и идёшь устраиваться. Будешь торговать инструментом. Дрели, молотки, отвёртки, ты же якобы мужчина. Понял?
     Алёша, сбитый с интересной мысли о дырочках на зайчиках, молчал.
     - Так понял или не понял? Семь лет альфонсом живёшь, всё, надоело. Завтра звонишь, при мне. Курагу с зарплаты себе купишь, в кафе меня отведёшь…
     Алёша встал.
     - Я? Я буду торговать отвёртками? Я, в чьих деяниях – Достоевский, а в помыслах – Куприн? И торговать молотками?
     - В твоих помыслах – пожрать на халяву, а деяний и нет никаких. Лень – твоё главное деяние. Не позвонишь – собирай манатки и выкатывайся к маме, пусть она тебя кормит. Её воспитание, в сорок лет мужик ничего не может…
     - Причём тут воспитание? – Алёша был на грани истерики: - Да, я увлёкся расшифровкой эпитафий на древних надгробиях… Но как ты не понимаешь – древние эпитафии помогают людям познать величие прошлого! Пусть это пока не приносит больших денег, но торговать молотками на рынке… Ведь я принадлежу истории! Если бы жена Моцарта сказала ему идти работать, он бы не написал свои…
     - Во-первых, эти твои эпитафии не больших, а никаких денег не приносят. И деньги на метро до твоих кладбищ тебе кто даёт, не я ли? Во-вторых, не молотками на рынке, а инструментами в магазине у моей знакомой. И, в-третьих, ты не Моцарт, а Алёша Сыпкин. То есть никто и не принадлежишь ты никому, потому что никому на хрен не нужен.
     - А где же милость к павшим? Где эта величайшая благодетель? Все, все великие писатели призывали к милосердию… - тихо, со слезой сказал Алёша: - Ты как особь с гуманитарным образованием должна это знать… Ведь смысл жизни в служении людям, а не в торговле инструментами… Мне грустно оттого, что я тебя любил и люблю… И буду любить всегда…
     И он медленно и печально ушёл с балкона.
     «Она разбила мне сердце» - думал Алёша, лёжа на диване и почёсывая разбитое сердце: «Плюс ко всему она расширяется, расширяется как Вселенная… А что есть Вселенная? Вселенная это непознанная бесконечность… Значит, моя жена это непознанная расширяющаяся бесконечность… Как, как познать её?» Не найдя ответа на этот сложный вопрос, Алёша повернулся к стене, отгородившись от всего мира и даже от телевизора. «А что есть наша жизнь? Наша жизнь есть череда бессмысленных усилий, приводящих лишь к новым страданиям и новым мукам…» - слёзы уже были готовы сорваться с Алёшиных ресниц и капнуть на плед, но голос жены заставил их высохнуть.
     - Ужинать иди, Сыпкин! – и сердце Алёши перестало чесаться, печаль ушла, а глаза заблестели в предвкушении еды.
     За ужином Алёша рассказывал жене о том, насколько он продвинулся в расшифровке одной древнегреческой эпитафии, потом сходил в туалет за Бродским и читал стихи, потом просил добавки и объяснял величие природы на примере зайчика и его дырочек. Жена Алёши, несмотря на суровую внешность, была женщиной впечатлительной, она представила бедного зайчика со смещёнными дырочками и глаза её повлажнели.
     - А ведь действительно страшно… Ошибка на один сантиметр и… Бедный, бедный зайчик… Ну ладно, даю тебе месяц на твои надгробия. Но ровно через тридцать дней – на работу! Я не могу больше одна всё тянуть, на одну еду тысяч двадцать уходит, а ещё ипотека, сын, между прочим, растёт, ему тоже деньги нужны… Знаешь, сколько сейчас стоит картошка? А джинсы с кроссовками?
     Но Алёша не стал отвечать и побежал на диван, к тому же он действительно не знал, сколько стоит картошка. Имре Кертес про это не писал…
     А через месяц Алёша Сыпкин вместе с вещами, книгами и фотографиями древних надгробий переехал к маме.
     - Понимаешь, мам, - говорил Алёша, доедая борщ: - Я-то не изменился, а вот у неё куда-то пропала эта мягкость, эта способность понять и простить близкого человека. Эта уже совершенно не та милая барышня, на которой я женился, в которую был влюблён, как мальчишка… Где её доброта, где её готовность пожертвовать собой ради любимого человека? Где, где это чудное некрасовское «Коня на скаку остановит, в горящую избу зайдёт…»? Куда всё это подевалось? Как она может спокойно жить, есть, спать, зная, что её мужчина плачет?
     И в пустую тарелку из-под борща упала одинокая слезинка.
     - Не плачь, сынок, - ласково отвечала мама: - Не надо… Может, за двадцать-то лет кони ускакали, а избы сгорели наконец? Может, устала она, а, сынок? Но ты не расстраивайся, иди, подреми. Пенсия у меня хорошая, нам хватит…
     Но Алёша уже не слышал. Он уже дремал, подложив под голову томик Имре Кертеса и там, в этой дремоте, никто не требовал от него работать и зарабатывать. В этой дремоте Алёша ходил меж рядов великолепных древних надгробий, спрятанных в прекрасных розовых кустах под оливами и расшифровывал, расшифровывал эпитафии, пока не засыпал окончательно…
38 Алло, я Вас слушаю!
Изабель Марчелл
Расскажу вам одну историю.

Училась я в институте, курсе на втором, точно не помню. Жила в общежитии, в комнате я и еще двое девчонок.

Как-то пришел к нам в гости одним дождливым ноябрьским вечером парень. Он поступил в институт после армии, был старше нас года на три или около того. Странный такой, всегда над всеми пытался шутить, но часто у него это получалось обидно, зло даже. Смотрел на человека всегда исподлобья, внимательно так, был похож в это время на хищную птицу. Он словно искал, к чему придраться, и, не найдя, переходил от одной жертве к другой.

Хоть иногда он бывал в приподнятом настроении, и рассказывал байки про службу в армии, веселил нас -  словом, был просто человеком-душкой, с которым приятно общаться.

Однако в тот вечер какая-то черная туча на него легла, не иначе.

Сидим, чай пьем с сушками и вареньем, что-то вспоминаем, фотки в альбомах рассматриваем. В тот момент как раз мой альбом ходил по рукам. На одной фотографии я себе очень нравилась, глаза мои на ней вышли выразительные, ясные и большие. Я возьми, да и скажи, что это - мое любимое фото. Девчонки согласились, что кадр очень удачный, а парень взял фото, вытянул руку, вроде как раcсмотреть повнимательнее хочет, а потом резким движением вдруг р-раз -  и разорвал его со словами: «Ни фига не удачная фотка, выкинь на помойку!».

Я была готова его сей же секунд убить, уничтожить -  как же можно глумиться над тем, что тебе не принадлежит, тем более, что оно для человека очень дорого! Девчонки стали выговаривать парню, призывали извиниться, а я собрала обрывки фото с пола и горько заплакала. Так было обидно, что словами не передать. Это сейчас все фотографии можно хранить в файлах, а тогда каждая карточка была практически штучным товаром.

Схватила я пальто, сунула ноги в сапоги и побежала куда глаза глядят.

Темно, дождь мне в лицо, слезы с ним перемешиваются. Добрела до телефонов-автоматов, спряталась под козырек одного из них. В кармане ни монетки двухкопеечной, чтоб позвонить подружке-одногруппнице, ни платка, чтоб слезы вытереть.

Фонарь на меня смотрит, тусклым светом освещая заплаканное личико, а я все реву, реву, и некому меня утешить, кроме этого одинокого фонаря.

Рука потянулась к телефонной трубке, висящей на скрученном, леденяще холодном на ощупь проводе. Хоть бы с кем поговорить, рассказать о своем горе... Но бесплатно звонить можно только в скорую, службу аварийной утечки газа и милицию. Все мимо.

Сняла трубку, огромную и тяжелую, как гиря. Стала бесцельно, наугад набирать номера в надежде услышать чей-то человеческий голос. Тянулись длинные гудки, у кого-то было занято, как вдруг приятный мужской голос сказал: «Алло, я Вас слушаю!»... Я онемела, понимая, что даже если бы я и стала говорить, он бы меня не услышал, ведь я не вставила в прорезь автомата монетку. Но кто-то на том конце провода не вешал трубку, и я произнесла тихо, почти в никуда: «Здравствуйте!»

И - о, чудо! -  он услышал меня! Это было так неожиданно, что я на миг остолбенела и не могла толком объяснить, кто я, и почему звоню в столь поздний час.
К моему удивлению, он не счел меня сумасшедшей и не положил трубку, а предложил рассказать о том, что  случилось. Сбивчиво и торопливо я поведала незнакомцу о своем несчастье и не заметила, как постепенно слезы на моих щеках высохли, а дождь закончился.

Мы познакомились. Оказалось, Арсений тоже студент, учится в политехе. Конечно, его немало удивил звонок, но что-то ему подсказало, что стоит выслушать человека, и я была ему за это бесконечно благодарна.

А меня ко всему прочему немало поразил телефон-автомат. Как позже выяснилось, он был единственный, с которого можно было бесплатно позвонить.

Странно, но у меня не появилось желание познакомиться с Арсением и увидеть его вживую, нет. Наверное, потому, что этот парень показался мне волшебником, и очень хотелось, чтоб он и впредь оставался таким - далеким и загадочным. Как в сказке.

В конце нашего разговора я спросила, могу ли я иногда звонить, и он ответил согласием.

Я звонила ему примерно раз в полгода, делилась своими новостями, распрашивала о его делах. Вскоре я закончила институт, уехала из города и почти позабыла своего доброго незнакомца.

Была яркая теплая осень. Я шла задумчиво по улице любимого города и увидела телефон-автомат -  не тот, конечно, другой, но в памяти всплыла картинка с заплаканной девочкой и одиноким фонарем напротив. Рука сама потянулась к трубке. 

Номер телефона Арсения я помнила наизусть, да он был совсем несложным.
Гудок, потом еще один, показавшиеся бесконечными, и потом такое знакомое: «Алло, я слушаю Вас!»
39 Я пойду за тобой на край света
Изабель Марчелл
*  *  *

Это случилось весной. Мне удалось оторваться от работы и домашней рутины и устроить себе двенадцать дней отдыха в санатории.

За столом, куда меня определили в столовой, подобралась компания из женщин «слегка за пятьдесят» и одного пятидесятишестилетнего мужчины, супруга одной из них.
Я оказалась среди них самой молодой, потому как мне было тогда  чуть больше тридцати.

Наш столик украшала своим присутствием миловидная крашеная блондинка по имени Тамара, приехавшая в санаторий на солидном мерседесе-внедорожнике. Узнав, что она работает учительницей русского языка и литературы, я немало удивилась, так как богатый гардероб и обилие сверкающих драгоценными камнями колец и сережек, бесконечно сменяющих друг друга, никак не соответствовали моему представлению о скромном учителе из глубинки.

В процессе общения выяснилось, что ее муж является владельцем завода по производству какой-то спецтехники для карьеров. За неделю словоохотливая Тамара прожужжала соседям по столику все уши о том, какой у нее золотой супуг, несмотря на то, что такой большой начальник. Он сам ухаживает за пчелами, косит газон на огромном участке, засаливает мясо для полендвицы, а также забивает гвозди, точит ножи, разделывает тушки убитых им на охоте уток - и прочая, и прочая. А еще он помогает практически всем, кто обращается к нему за помощью, будь то финансовой, моральной или технической -  как известно, рядом с теми, кто богат и успешен, находится немало «страждущих» с протянутой рукой.

Примерно через неделю я знала о Володе (так звали супруга Тамары) почти всё и абсолютно искренне начинала жалеть о том, что никогда не смогу увидеть человека, наделенного столь многочисленными талантами и качествами - то ли вымышленными, то ли реальными.

Да, надо заметить, что несмотря на разницу в возрасте, мы все легко нашли общий язык, и наша компания полюбила не только совместные приемы санаторской пищи, но и вечерние посиделки за рюмкой чего-нибудь вкусного.
Володя (кто же еще!) дал Тамаре с собой несколько бутылок высококачественного самогона, настоянного на боярышнике, и мы, устроившись уютно в чьем-ниюудь номере, допоздна засиживались за разговорами и за чтением моих стихов. Да-да, не удивляйтесь, я как-то проговорилась, что пишу стихи и миниатюры, и позволила себя уговорить прочесть некоторые из них. Такого триумфа у меня не было никогда, и до сих пор меня греют воспоминания о том, как влажно блестели от услышанного и прочувствованного их глаза, повидавшие многое в жизни... Это было истинным счастьем для меня, скромного рифмоплета.

...

Наш отдых подходил к концу, до отъезда оставалось всего пара дней.

Было немного грустно, что он пролетел так быстро, а еще меня не покидало ощущение чего-то несделанного, недосказанного, несвершившегося. За обедом Тамара обмолвилась о том, что Володя решил по пути из какой-то поездки навестить ее и заодно привезти пасхальные куличи, поэтому сегодня она будет занята и не примет участие в наших вечерах.

Не знаю, почему мое сердце учащенно забилось при  упоминании о приезде Володи. Мелькнула шальная мысль, что непременно хочу его увидеть, пусть даже издалека. Но понимая, что это практически нереально, заставила себя пойти после ужина в бассейн, где добросовестно отмахала свой положенный километр, понимая, что усталость - главное лекарство от грустных мыслей.

Неторопливым шагом я возвращалась из бассейна в свой номер, как вдруг в кармашке куртки зазвонил мобильный - меня приглашали на домашние пироги и мясо собственного приготовления. Оказывается, Тамара не удержалась и рассказала Володе о наших посиделках, и тот загорелся желанием со всеми познакомиться.
Мои вялые попытки отбрыкаться от приглашения не принимались, за мной даже выслали гонца, перехватившего меня на пути в мой номер и не давшего мне даже минуты на размышления-прихорашивания.

Если признаться честно, я не помню - нет, вернее, очень смутно помню все, что было после того, как я переступила порог огромного номера Тамары. Найдя глазами того, кого хотела увидеть, я впала в стопор - так можно назвать то состояние, в котором я находилась.

Не сказать, чтоб Волод был красавцем. Невысокого роста, подтянутый, смуглый и широкоскулый, он и впрямь мог бы показаться обычным человеком, если бы не взгляд.... Едва взглянув на мужчину, я почувствовала силу, мощную энергию и невероятный магнетизм, которые от него исходили.

Внимательные серые глаза мгновенно проникли куда-то внутрь меня, с осторожным интересом изучая, любопытствуя, без намека на бесстыдное ощупывание или даже раздевание, с которым мужчины часто смотрят на незнакомую симпатичную женщину.

На столе было расставлено множество тарелок со всякой снедью, однако я потянулась к нарезанной полендвичке, явно привезенной Володей.  Откусив кусочек, я поняла, что давно не едала такой вкуснотищи,  что-то похожее последний раз мне доводилось пробовать в гостях у моей бабушки, в далеком забытом детстве.

Тем временем вечер был в самом разгаре. Мы потихоньку пили боярышниковый самогон, много шутили, я тоже пыталась острить, изо всех сил желая понравиться Володе. Наверное, у меня это получалось - а может, мне просто хотелось так думать.

Глаза Володи не давали мне покоя, завораживали, заставляли искать их. Когда наши взгляды как бы невзначай пересекались, я замечала все тот же огонек интереса, и сердце билось в груди часто-часто, на какие-то сотые доли секунды я забывала, что вокруг нас  люди,  взглядом разговаривала с этими глазами, и казалось, они мне отвечали. Внешне Володя оставался спокоен, собран, что-то неспешно рассказывал, окружающие внимательно слушали -  даже голос его действовал на меня гипнотически, как удав на кролика.

Мои щеки полыхали, словно умытые росой алые маки, но на это никто не обращал внимания, в номере было душно.

Тамара стрекотала неумолчной сорокой, а, изрядно подвыпив, выдала дорогому супругу, что перед ним сидит невороятно талантливая поэтесса, и, уже повернувшись в мою сторону, уверенно сказала, что я могу обратиться к нему за помощью в публикации - мол, Владимир Дмитриевич такой, все может, стоит только попросить, он добрый, не откажет.

Володя едва заметно поморщился оттого, что жена бросается обещаниями, которые придется выполнять не ей, и, вопросительно взглянув на меня, улыбнулся так, что у меня захватило дыхание.

Признаюсь: в этот момент я готова была променять все написанные мной стихи на возможность взять его за руку и как можно скорее выскочить из этой комнаты, чтобы оказаться наедине, прижаться, почувствовать на своих губах его губы - властные, настойчивые, обжигающие.

Но, отшутившись от великодушного полупьяного предложения Тамары, я постаралась перевести разговор в другое русло, а потом и вовсе замолчала, погрузившись в размышления.

И думалось мне: вот сидит напротив меня человек-магнит, к которому меня неодолимо тянет, словно я маленькая железная крупица, неспособная противостоять силе влечения. Кажется, еще немного, и я, найдя какой-нибудь повод для того, чтобы выйти вместе из номера, в мгновение ока прилипну к нему, как есть - всей своей женсkостью, молодостью, красотой и еще чем-то, что неудержимо несет меня навстречу этому человеку...

Только где-то внутри, в самых дальних закоулках души вдруг послышался мне голос: опомнись, девочка, перед тобой - чужой муж, и ты будешь трижды дура, если поддашься минутному желанию. Да, ватные ноги, да, сердце сейчас выпрыгнет из груди, но найди в себе силы, уйди от соблазна, чтоб потом не жалеть о содеянном.

И я ушла. Не помню, что я сказала о причине внезапного ухода, да это и неважно, мне просто нужно было покинуть эпицентр воздействия чар Володиных глаз, в которые хотелось нырнуть, как в омут.

Я покидала номер Тамары, словно бежала с поля боя. Вот только не знаю, кем именно я была и на чьей стороне воевала.
40 Мифов быль и небыль. рассказ о сказках
Сыровъ Алексей
Совпадения в именах, названиях и событиях, лишь случайные'1 :) это ж сказка – се выжимка из воображения :). Да, и цифирок не пугайтесь ('1,'2,'3 и далее), это вовсе не коТ :), который заставит Вас прочитать всё произведение до последней буковки два раза, а простые сноски на пояснение ненормативных" слов. В конце каждой главы (клубка) оно всё есть, ищите и обр..... ну, Вы знаете!


  ---
          Клубок первый.


          На заросшей травою завалинке…, у точёного шашелем'2 дряхлого дома…, под стрекот кузнечика и шушуканье юных шалопаев, вальяжно переминаясь с бока на бок, перехожий'3 дед давал очередной концерт. Сам – в одну бороду. Потому как повидал он многое…: – «Достаточно», – говорил, да и было ему, что поведать, а может чин у него такой иль забава, об этом не сказывал…

А величали его, кто как, но с уважением и добром: Калика'4-Тень, Знич'5, брада (борода) или просто, по-свойски – Пихто'6!


          Откашлявшись в кулак и сетуя на затруднённый газообмен'7, Дед Пихто, решительно затянул свою песню:

          – Робятня! А кто из вас не знает, про сказки? Ну-ну, пОлно, зачирикали…, тише… Кху кху. Некоторые «баюны» такие фортеля выбрыкивают, диву даёшься.

КХЕ КХЕе КХЕееЕЯ – вот взяло меня не по-детски, не как косая Маланья, своим вражьим глазом пробила, КХу КХу КХюуй, сволота… ХХХР…ТЬфууу…


          Вот так по-простому, начинались летние деревенские вечера далёкого детства... То было раньше, сейчас-то что, где такого найдёшь? И деревня пуста, а здоровый дед, СТА лет – вовсе нонсенс.

          А этот здоров, розовощёк, хоть и тощ, да надо будет, и палкой его не забьёшь, не одного зуба не выплюнул, ну прям жеребец!


Бывало, идёт дед вдоль околицы, а местные мужики с огородов кличут его:

          – Дед! Будь здоров! Самосадику не желаешь подымить? И газетка есть!

– Буду, буду… здоров! Благодарю! И вам того же! А про энту вонь, сыно, Ты мне лучше не сказывай, не надо мне дь! Курить – Душу гнобить, а про тело вообче молчу…

          – А, ну прощевай тогда!

– Угу.

От того может и здоров был, что не губил себя? А что, очень даже логично :).


          Интересный такой дед и где только его нет, и там он, и тут, и знают его все, и любят:

Постучат, бывает, в двери – тукъ тукъ тукъ!

– Да-да, кто там пришёл?

           – Как кто? – ДЕД ПИХТО!

– А! Ну, заходи тогда, гостем будешь! :)


          А сегодня, у крайнего дома, сам Старина приглашал проходящую мимо детвору составить ему компанию: – «А ну подходите, подходите, ещё не все тут, смотрю, давайте, давайте, не робейте детушки, да на травушку седайте, дедо вам сказку про жизнь расскажет, и вы девочки тоже, не всё одним мальчикам "уши греть".


          Где и чем он жил, никто и не ведал, да и ненадобно это никому стало, потому как примелькался он в деревнях и весях, просить ничего не просил и не плакал. Одинокий волк руку в мольбе не протянет, чужое не возьмёт, а живёт своим умом, там, где хочет.

Сегодня зашёл в Мурановку отдохнуть да детей потешить, а на завтра опять в путь. Дорог на Руси хватает…


          – Кху кху. А вы робятушки и послушайте, да вникайте, деда вам плохого не скажет, потому как, все вы – моя родня и Род наш, от одних Предков! А Предки те славой помнятся, да удалью бравой! И складно всё у них было и весело жили, здорОвы сами, и приветливы ко живому, к Природе! КХой, не то, что щас – одна Маланья чего стоит, змея-лужёное горло! – раскочегаривал себя, как старый самовар для дела, дед Пихто…


          Напевал складно да ласково, кто-то и спал под его дуду, а то и сам мог провалиться…

Буди его потом, тряся за бороду :).


          – О чём это Я? Ах да, сказки! – прохрипел баюн, размазав очередную комариху по щербатому лбу. – Вот вы, пострелятушки, небось, думаете, что вам всю правдочку в книжках пишут, да? Так вот, дорогие, дам наказ вам и вы передайте при случае, кому надобно, что много хулы на земле русской развелось, а всё от того, что зависть людей губит, а то и не лЮди это мож…

– Это как, не люди? – затрезвонила школота.

          – А так! Есть такие сказочники, которые сами жить не хотят и другим мешают, кхе кхе. Человек-то он пользу несёт, а те – кровососы, вьюшку только и пьют, какие же они люди, так – беда одна…

И сказывают-то они славно, как дышат, а-ха-ха-ха! Кхой, умора! Главное чтобы народ, «за своё» принял и дальше понёс, понимэ? Кха КХА ааа ААпЧХИиии… оой… Вся Правда, туточко.

– Не-е-ет дедо, не понимаем (!), Ты проще скажи, да с примером…

          – Да скажу, скажу, к тому и веду, что вы заладили, трататушечки свои. А ну-ка, держите ландрину, завалялось у меня тут случайно :), да слушайте, – пошарив рукой за пазухой, Пихто ощерив рот, извлёк из-за отворота теплушки припасённую именно для этого вечера коробочку детского счастья. – И смотрите, чтобы всем хватило, да по степЕнней мните, а то ненароком подавитесь ишшо. А Я сыт и кашель уже прошёл :).

          – Спасибо СТАрче, – запищали от предвкушения мальцы и протянули руки к вожделенной сладости…

…

         С пол минуты потребовалось на расхват конфет…

         – Много ли ребёнку надоть, – довольный путник запрокинул голову и, смакуя впалыми глазищами рдеющую зарю, радовался жизни... – А, хорошо! Инде мои лета – озорства облака? Улетели!


– Деда…

          – Мм?

– А про сказки?!

          – Ах да-а! Вот, голова с дырой :) Забыл уже!

– Хи-хи-хи, – залились смехом, благодарные дети и кто-то прикрикнул: – Хорошо не уснул!

…

          – Историю пишут победители, а мифы, да былины, в угоду пришлым обрастают небывальщиной, – заскрипел русской волынкой дед. – И хотел бы человече прикоснуться к корням своим, ан нет, там быльём уж всё поросло, да мохом лживым…

И случалась такая беда-кручинушка и на нашей земле, да много раз. Ой, и полила Русь-Матушка горьких слёз, и люд в последний ход провожала, и память свою в устах старцев сокрытую теряла... Уходили те старцы сребровласые на «ту сторону», да в скиты заветные кто остался жив, до поры. Вам-то это, знать ненадобно пока, малы ещё…, но вернутся они, это помните!

        – Во-о-от…, что там у нас по намёткам-то? – бормочет тихонечко Пихто себе под мохнатый нос. – Агха, вот значит, это еще надо ба, – шаря в густой седой бороде, ловит новую мысль...

А может…, ну его к чорту (?) – взять да убежать (?)…, так догонят, вон их сколько – самоочевидно, тумаками точно изнежат, ммда. И конфеты уже, все сожрали…



  ---
'1 Всё не случайно, но в сказке всякое может быть :).
'2 Шашель – жук, прогрызающий брёвна, наскрозь! Работа такая!
'3 Перехожий – да (!), не на кого непохожий, прохожий…, а могут и по нему пройти – матом! Бывало…
'4 Калика – этот с «перехожим» дружит :), бывает и одно целое из себя показывают…
'5 Знич – о, об этом история умалчивает, а зачем стране знать своих героев?
'6 Пихто – имя такое досталось, что с родителей взять (?), они-то знали, почему так! Родился, учился, женился и далее по списку, и странно всю жизнь говорил, да и сейчас впрочем, так же глаголит.
'7 Дед здоров и светел как Солнышко и «трезв как стёклышко» – так, поперхнулся просто, когда из коробки «Ландрина» конфеты тайком доставал и жевал, а всё потому что, не удобно загнув голову под фуфайку – есть (а он сладкоежка, однако, да и лакомство… правильное :).





  ---
          Клубок второй.


          – Так, – хлопая себя костлявыми руками по ляжкам, зычным голосом заговорил Знич, как с трибуны, – Расскажу вам, дитятушки, про Дурака! А что, чем не герой? «Кипарис»'8! Загляденье :)

–  Хи-хи-хи, –  зазвенела детвора, – деда (!), а Ты ничего не перепутал? Какой же он герой? Что он…, дурачок…, может?

          – Ну, дурачок-то может и не сдюжит чего, его дело головой болеть, а вот Дурак, это запросто… и не задумается даже! А, что ему думать, он в Ладу с Природой живёт, она и подскажет при случае кой-чего, а то и многое. Мышление у него другое совсем, не как у простых людей, а тем более – расхитителей, поняна? Только Дурак может догадаться искать нужное, там, куда другие и не смотрят…, пойти туда, не знамо куда и найти то, о чём некоторые и не мыслят. Он-то знает, где все ответы и где кладезь настоящих ценностей. Дурак смотрит в себя – там Всё, потому-то пешим туда не дойти, а вот найдёшь достаточно. Непредсказуем он, ценит живое и живёт по кону'9, во славу Родных Богов и Родины… И не важно, какой он народности: русич, индус или перс.

Такие дела... Век живи, век учись - тогда только Дураком и помрёшь, то есть знать будешь, как с окружением Ладить. Кто-то раньше, конечно, это находит...

А у нас, потому и сказывают: «На Руси две бяды – Дураки и дороги!» Первые – светлые люди, просвещённые, знают много, видят, подмечают и материальное им не особо-то и надобно. И проблему могут соделать своим знанием для паразитов, во-о-от.

Паразиты кто такие? Да мало ли их разных, развелось, знаете ли, гадости! Ползают тут и там, чего бы сожрать… им надо. Природа у них такая, что с них взять, стойно этих комарих, они же дня не могут прожить, как бы ни думать о чужой кровушке, программа у них такая по жизни, вот так и маются они бедные, и сами ужо не рады – скорей бы к Свету, да должность не та.


         – А дороги? – навострили ушки юные слушатели.

– Дороги (?), так это понятно…, тем Русь и спасается, что шляхов хороших особо и не бывало тут, а по распутице много ли добра да людей в полОн'10 уведёшь? О-от то-то жа.

Вот так землица-то наша кладами и полнится: Наберёт ворог поганого металла, да добра всякого в деревнях да лесах-болотах, награбит, а нести-то балбес не может, дорога-то не пущает, обратно тянет… Так на зло и прикапывает бесёныш, сокровища разные, под дубами в лесах дремучих, а то и в омут прям с обозом кидает. Гад-то он только нагадить и может! А сам-то и плачет_(Калика впился пальцами обеих рук в копну своих седых волос и, мотая головой, протяжно завыл): – «Вот, как много МОЕГО добра, приходиться от варваров хоронить». Тьфу, будь он не ладен, вражина…

А Дурак-то лежит на печи да посмеивается: Дело делаешь! Да…, почву тоже рыхлить иногда надо, ну копай копай, да закапывай поболе, Берендюшка'11 подарочки примет да сохранит, а придёт время, так всё откопаем и на место поставим  – с головы на ноги!

           – А как он узнает кто, что и где закопал? – пролепетала девчонка, огний бант.

 – Дурак-то? Так в «тарелочку» посмотрит, с золотой каёмочкой, вот и найдёт… :)

           – Ааа! А-ха-ха-ха. Вот, дед заливает – в тарелочку! Небылицы всё это!

– А як же, – Пихто прищурил глаза, подхихикнул в бороду и, прохрустев позвоночником, прикорнул к бревенчатой стене…

…

          Прошло пять минут…, баюн мочал.


          – Давай Ты! Буди его…, – мальчишки подначивали самого младшего.

– Ладно…, – сын скорняка с улыбкой и рьяным усердием, ивовым прутиком начал ковырять деду в ухе.

          – Остальные заржали…

Старичок, открыв рот, уже начал отрывисто подхрапывать… хр хрр (кошка спит, да мышку видит…).

          – ААМ, клацнув зубами, резко повернулся дед. Веточка полетела на землю. Раздался писк и смех…

– А-ха-ха-ха, – схватившись за животы, озорники катались по траве…

          – Вот значит как! Старику поспать не даёте (!)…, где уважение к старшим (?), мелкотня, – Знич оценил шутку и сам захихикал…



  ---
'8 «Кипарис» – изящный и простой человек, интуит и более…
'9 Кон – правила и устои общинной/общественной жизни и взаимодействия с другими народами, испокон веков данные Предками; правила гармоничной жизни в Природе и более…
'10 Полон – плен.
'11 Берендей – хранитель леса и его обитателей и более…





  ---
          Клубок третий.


          – Ну, будя, посмеялись и хорошо. Давайте про другого персонажа расскажу, вы же сегодня за сказками пришли?! – трясёт заряженным накопителем-брадой, пилигрим.

– Давай, давай, давай, – наперебой затрещали юнцы.


     И полилось ручейком…

          – А ворог не дремлет, не спит, а всё замышляет… Как бы ему, работу свою на люд переложить, чтобы сами того не ведая, в черни тО рекли, что ему окаянному надобно –  искажённое, кривдой заправленное и в это же сами чтоб верили, как в ясный день… А чтобы народ и отказался ещё от родного (будь то человек или Дух – сердцу милый), непременно пытается наделить того скверным нравом и нелюдимостью. В супротив иначит, сатир хвостатый.

Вот Баба Яга, например, так и пострадала… А, что она, мешала комУ? Летает себе на деревце, ну и пущай бы, так нет, как бы негоже это – бабушкам воспарять! Да и кто ещё её видел, что она бабушка? Тому, кто с чёрствым сердцем, так старухой кривой и чудиться, с костяной ногой, а кто чист помыслами, так красавицу-Ладушку Йогу видит, в золотых сапожках. Да и зла она ни на кого не держит: путникам за дело Правое – помогает, уму разуму учит, подарки вручает полезные, в деле нужные, детей собирает сиротинушек от погромов вражьих оставленных и в скиты отправляет – на новую жизнь благословляет. И не съела ведь никого, так попугает, пожурит, для острастки и в путь… Когда веками стоишь меж Мирами, позабавиться страсть как охота :).

А «дом»-то её, ну куда надо было так увести – «на куриных ножках», ха-ха-ха – жаль до «аистиных» не додумались или «колибриных»! Ух-ху-ху-хо-ой…

КУРЬИ ножки-то (!), к-у-р-ь-и – то есть дымящиеся! Так вот и подумайте на досуге, какой такой «дом» у неё, который сам разворачивается в воздухе, дымит снизу и летает…


          – Деда, да Тебе лечиться надо! Это же… ракета!

 – Точно! – подпрыгнул на корточки дед. – И черти, там у неё, уголь в двигатель подбрасывают – а – ХА – ХА – ха, а вместо отработавших ступеней, ступы отваливаются…, –  и-хи-хи-хи, пошутили знатно :), молодцы!

          – Ну, тогда это, как их там прозвали – НЛО (!), вот, – добавил кто-то из ребят.

– А вы про НЛО откуда знаете, это же тайна!? Смотри-ка, умные дети «пошли»! А лечиться, при такой жизни, многим пора… Я ж, не кусаюсь :), – и Пихто снова, степенно присев на траву, прикорнул к стене…


          – Знич, а Ты вот сказал, что она между Мирами стоит, это как?

– Ну, сказал и сказал, мало ли старику на ум навеяло :).

          – Расскажи, кажи, кажи...

– Не всякий вопрос, ведь, к добру ведёт, уймитесь…, – поправляя наголовень'12, заискивающе протянул Пихто.

          – Ну, во-о-от, опять Ты за старое, – заныли малявки, – теперь точно не скажет, партизан…


          С дедом спорить пустое дело, упёртый как пень, что взять, тридцать три лета на печи самоходной немъ просидел, всё Силу копил, а потом и жена, словечком крепким, буйну голову рихтовала пол века…, дети опять же, внуки, да однажды в колодец упал, бывают в жизни огорчения, зато теперь – Скала и слова роптания для него, как мухи.


А тут и вывод простой: Странным быть, как минимум интересно…



  ---
'12 Наголовень – очелье для поддержания волос, защиты" и более…




  ---
          Клубок четвёртый.


          – Э-э-эх косточки мои вековы-ы-ые, забрякают скоро, как у Кощея…, – старик кряхтя и выгибая вперёд грудь, строевым шагом отмерил сажень, разворот… и на исходную, – эвона как, да Я ещё гусар (!), только конь гогочет совсем другую песню и сабля забыта.

          – Ну, что ишшо вам напеть? Не устали? Нет? А-а-а, тогда слушайте :). Приключилась как-то по зиме и со мной сказка:

Был Я дома один и всё ладненько, только с мирскими заботами притомился малость, поужинал, как положено, ну и разморило меня – раньше времени вальнулся спать, прям только с передними ногами. Уснул, не упомню уж как, крепенько так, душевно...

И сон, быстрёхонько пришёл с устатку:

  Лета-аю, значит…, круги нама-атываю, да ввысь стремлюсь, вот и свет уж белый, и нА те, что за напасть, скребётся кто-то ну вточь, как в ухе медведь щепу дерёт :). Тут и музыка кончилась…

Проснулся. А (!), понятно, кот пришёл и домой просится, дверь с той стороны когтями рвёт. И, что это он так рано сегодня (?), полночь примерно ещё…
Зажёг карсель'13. Дошел, впустил бедолагу, тот к лакушке и головой затряс. – «Опять не жуёт торопыга», –  подумалось на ходу…

Всё как в тумане и усталость эта… Потушил огонь, лёг спать. Слышу, кот не унимается, шуршит шебуршит, как голиком метёт, забрякало что-то, ну-у-у, точно пошёл по столу тарелки считать.

С тем и уснул...

…

          Свет. Парю, как бы…, рею высокО высокО и гусельки плачут, лепота и…, хръсь хръсь, что ж такое-то (?), в ухе опять дерёт! Проснулся. Зорька уже проблескивает, и прохладно в избе стало. Восстановил поток событий…, брр…, кот должен быть дома! Ну, что ж, недоумевая, пошёл к двери…

Открыл, а там паки он (!), как ни странно – кот! – «И как это ты из хаты вышел, а (?), стервец такой?! Хода-то нет нигде, и печь закрыта, вот это финт! Тот в плач, есть просит, мышей-то мало видать наловил :). Пошли на кухню. Кхи… в кошачьей лакушке – пусто, а в углу лежит фантик от шоколадной конфеты… Хмм? Поднял, присмотрелся, фантик развернут, а не искусан клыками, как если бы конфету ел кот, да и зачем бы он её ел? Постиг пассаж =)))… А она, между прочим, одна осталась, для утреннего цветочного чая :), вечером нарочно не съел.

Покумекал малость. А! Дошло-о-о! :)

Так вот кто тебя выпустил! Пожалел, значит меня, сон оберёг, тот ещё сладкоежка, ну и х..
…орошо.

Обоим налил молока :).


          – А кто это был? – раздался детский голос.

– А кто вас учил, старших перебивать? – парировал дед, – Домовой это! Помог коту выйти на улицу, а так бы мне пришлось снова вставать да кряхтеть до дверей и обратно, почём зря! Хотя куда конфета исчезла мне не ведомо, да и зреть» о том не стал, забрали и ладно. Духи так-то Силой пищи сыты. А предметы могут таскать, да, это их забава, домовой вот не любит когда на столе ножи долго лежат, в подполье утянет. Да мало ли…

Оробели, да? Ничаво…, пустое… Духи Природы – помощники наши и за народом присматривают, а кто их лелеет да привечает, как детей да друзей своих, то тех от дурного «раза» сберегут и помогут в срок. А не то чтобы им приписывают, что плохие они. Какие же они плохие, если служебные от природы своей! Для того и живут, чтобы служить да помогать человеку. Конечно, взаимность должна быть, а то они пошалить тоже могут, а кого и припугнуть по-хорошему. Так что, ребятушки, любите Природу, и она вам ответит тем же, а тех, кто хает живое, тех сторонитесь.

На том и сказке конец!

…

Темнает уже, пора вам свояси до хат, а мне в путь дороженьку…


          – Деда…, Ты ведь у нас хотел почивать остаться, днём же с моими родителями договорились, или не помнишь?

– А? Айо, да…, да…, забыл Я! – задумчиво почесал затылок Пихто, – Ты мельника сын (?), точно (!), просили Ванятко, да! Старость, знаете ли, детская радость, а «склероз» тем и хорош, что о нём извечно забываешь.

Айда, по домам!
41 Страна дураков
Евгений Николаевский
СТРАНА  ДУРАКОВ

                На тихом бреге Иртыша
                Сидел дурак, объятый дурой   (фольклор страны дураков)

Действующие лица:
Мария, её муж, её сын, её мать, её соседка, доктор , учительница, Члены Надзорной Комиссии

1. Вечерний разговор в дурацкой семье
- И ничего-то у нас нет, всё в дефиците, только дураков изобилие. Но в общем-то это и неплохо, вон чего умники натворили! Недаром их сейчас во всём ограничивают. Совсем без них тоже нельзя, кто нас  учить да лечить будет? Я хоть и дура, а тоже понимаю. И, по-моему, напрасно запрещают умнику жениться на умнице или иметь детей. Ведь говорят, что если отец дурак или мать дура, то и ребёнок дураком будет. А вот мой внук – умник, их всегда можно по виду отличить. Хотя у него и отец дурак, и мать дура. Вот и пойми тут, какой ребёнок получится!

-И всё Вы рассуждаете, мама – давайте лучше выпьем! Ведь сейчас нам так угодила Надзорная Комиссия – пей, хоть залейся! По поллитра на два дня каждому, считая младенцев! И работать не надо, кормят и поят. Сыт и пьян, и нос в табаке – отчего бы и не жить? Скучновато только!

-И всё тебе нечем заняться, а дом рушится – ты мужик или не мужик? Ведь ты же плотником работал, и материал, и инструменты есть – или совсем со своей пьянкой навыки утерял? Что мне, бабе-дуре, прикажешь делать – самой ремонт вести или соседа просить? У других мужья как мужья, а у меня горе луковое!

-Скажи спасибо за то, что тебя взял – что я, не помню, как к тебе доктор похаживал? И не дура ты вовсе, и мать твоя не дура, только притворяетесь, научил вас кто-то на мою голову! И сын не мой, а докторов сынок!

-Успокойся, твой сын! И дура я, неужто не видишь? Последняя дура, раз за тебя вышла! Но не буду я с тобой век вековать – скоро вообще на улице или в землянке жить придётся! Всё рушится, а тебе и дела нет!

-Не волнуйся, мама! Папа неправ, но и ты напрасно горячишься. И всё-таки мне иногда тоже кажется, что на самом деле ты не дура.

-Запомни, байстрюк! До семи лет дожил – читать научился, на дурака совсем не похож – только умника нам в семье недоставало! Да знаешь, что заберут тебя и отправят, куда Макар телят не гонял, или вовсе истребят, если ты докторов! А маме придётся второго рожать – доказывать, что и она дурака родить может! Вот горе нам выпало – опять пелёнки, опять по ночам не спать! Неужели я, как честный дурак, не заслужил спокойной жизни?

Тем и закончился вечерний разговор в дурацком семействе. Но всё слышала и записала на магнитофон соседка – агент Надзорной Комиссии. И, конечно, сообщила куда следует.

2. На уроке
-От всего человечества остались только Адам и Ева. И Бог пустил их в райский сад, но они там наелись радиоактивных яблок, хотя Бог предупреждал яблок не есть и вообще есть только то, что он даёт...

-А что такое радиоактиввные?

-Ты всё равно не поймёшь! Ну нехорошие, вредные. Да сейчас все яблоки радиоактивные!

3. Заседание Надзорной Комиссии
-Уже 10 лет, как я разработал эффективную методику лечения дебилов, кретинов и умственно отсталых, и вот только сейчас удалось до вас достучаться. Прослежено 18 случаев вплоть до отдалённых последствий – больные от 7 до 72 лет. Во всех случаях резкое улучшение без рецидивов. Исчезают даже внешние признаки, резко повышаются – практически до нормального уровня – способности к обучению и сложным работам. Стоимость лечения ничтожна по сравнению с выгодами, которые получит человечество. Мы снова сделаем их людьми! Я безвозмездно отдаю вам методику, и если вы найдёте меня достойным, помогу в её внедрении.

-Мы рассмотрим Ваше предложение. А сейчас, будьте добры, ответьте на наши вопросы. Расскажите, пожалуйста, о Ваших отношениях с Марией Л. и является ли Леонид Л. Вашим сыном.

-Мария Л. была моей пациенткой с 13 лет. Я вылечил её от тяжёлой формы умственной отсталости. А потом – мы полюбили друг друга, я ведь тоже человек! По дурацким законам я не мог на ней жениться: ни один врач не дал бы справки, что она дура. Она помыкалась и вышла за другого. Наша связь прекратилась. А Леонид Л. – мой сын. Если Высокая комиссия разрешит и Мария согласится, я усыновлю Леонида и женюсь на ней.

-Может быть, законы и дурацкие, но это законы, и Вы их нарушили. Вы подлежите уголовной ответственности, а Ваш сын – уничтожению, и Вы это знаете. Не надейтесь, что мы поступим противозаконно. А по поводу Вашего предложения – надо ещё спросить у дураков, захотят ли они стать умниками и принять на себя тяжкий труд и ответственность. Эта территория самоуправляема, и без согласия большинства мы не имеем никакого права ни разрешать лечение, ни изменять законы.

4. Ещё один семейный разговор
-Ну что ж, теперь сиди, молчи в тряпочку и будь довольна, что тебя не тронули да ещё и разрешили больше не рожать. Я мог бы бросить тебя, не одна дура согласилась бы за меня выйти, но не брошу: мне тебя жалко.

-Спасибо! дай Бог тебе всех благ за отношение ко мне! Ты очень помог мне пережить тяжёлые дни и не отказываешься помогать и дальше. Век за тебя буду Бога молить!

-А мне и вас жалко, и Лёню покойного, и Геннадия Васильича- уж он-то всем только добро делал! Ах, дура я старая, дура несчастная!
42 Метёлка
Татьяна Игнатова 5
  Лето - долгожданная пора! Если есть возможность вырваться хотя бы на часок в жару, то непременно упасть куда-нибудь, где журчит прохлада, и веет свежий ветерок.
  Благо, в Подмосковье таких мест немало...
   
  Перелезая через проделанную огромную дыру в железобетонном ограждении, нас невольно переполняло чувство обиды и досады. Почему доступ к зоне отдыха возле речки Метёлки был предназначен не для всех? Понятно, что водоснабжение Москвы имеет сложную схему, включающую несколько водохранилищ с втекающими мелкими и крупными речушками. Но, если не допускать людей с целью сохранения чистоты рек, то тогда не допускать никого... А так, кому-то - позволительно, а кому-то - нет. Обидно...
   
   С множеством вопросов в голове, пробравшись сквозь заросли борщевика, мы с дочерью оказались в прекрасном живописном уголке природы. Речка Метёлка оказалась весьма просторной, видимо, из-за построенной небольшой плотины. Берег был песчаным, а вода чистой. Просторы дикого пляжа резко прерывало ограждение частного владения, почему-то имеющего выход непосредственно к воде. Недостроенное замысловатое строение серого цвета напоминало частично средневековый замок, и уже несколько лет имело необжитой вид. "Может что-то случилось с хозяином," - промелькнула мысль. Но о плохом не хотелось думать. С другой стороны дикий пляж граничил  с участком, имеющим гладко подстриженный английский газон. Детская площадка пустовала. По ухоженному двору разгуливал чем-то занятый обслуживающий персонал. Не ясно было одно, то ли они были за решёткой, как в зоопарке, то ли мы. Повернувшись к водоёму, мы с дочерью, сбросив с себя лишнее, в купальниках упали на мягкую травку, проросшую местами сквозь песок. Солнышко не так уже припекало. После четырёх часов и позагорать было не вредно. Но тут до нас донеслись резкие ритмы хард-рока. Этого ещё не хватало! Шумная компания, то ли студентов, то ли выпускников школы, расположилась в десяти метрах от нашего пристанища и началось... Подростки курили не только сигареты, но по очереди прикладывались к трубке кальяна, пили пиво из банок и что-то ещё. Их разговоры становились задиристее, смелее и веселее... Оттянув свои вещи подальше к самой границе недостроенного замка, мы плюхнулись в речку и поплыли.
   И тут перед нами открылся противоположный ухоженный чистый берег, куда посторонним невозможно было пройти из-за сплошного ограждения. Красивые, пряничного вида дома вереницей красовались за ротондами, беседками, подстриженными газонами. Подход к воде был с деревянных подмостков со ступенями. Недолго думая, мы прямиком направились именно туда, где из воды росли жёлтые водные лилии, а рядом с берегом кусты жасмина были все в белом, как непорочная и невинная невеста. У берега мы заметили лавочку как раз возле жасмина. Вдыхая ароматы цветов, мы согласились, что не зря места ограждаются. Ведь должно же быть где-то хорошо...
    Но тут до нас донёсся приближающийся рокот мотоцикла. На нём сидел парнишка лет пятнадцати, или даже меньше. Он поравнялся с другим, сидящем на мотороллере, и их разговор живо отразил все прелести современного жаргона подростков. Литературный язык не выдержит никакой критики, если воспроизвести его дословно...
Переглянувшись с дочерью, мы увидели друг друга, жалких, продрогших, в мокрых купальниках... Нам стало жутко и неприятно. Не хотелось назад к шумной компании на противоположный берег и оставаться в этом "приличном месте не для всех" тоже не хотелось. Поэтому нам осталось плюхнуться в воду и плыть, плыть и плыть по этой реке со странным названием Метёлка, чтобы вымести из головы неприятные чувства разочарования и ощущения мерзости...Речка Метёлка впадала в речку Клязьму, а затем в водохранилище, и в итоге входила в состав, как и многие речушки, одной огромной системы водоснабжения шумного мегаполиса под названием Москва, от которого давно хотелось уехать куда-нибудь подальше...
43 Еще одна Пасха
Богдан Темный
Когда я вышла из дому, небо было удивительно синим: ни обычной для города грязноватой дымки, ни единого, даже самого крохотного, облачка. И лучилось оно такой яркостью, что слезились глаза... Весенний ветерок ласково трепал только распустившиеся листочки, как треплет ласковая мать по головкам румяных улыбающихся малышей. Казалось, что сама природа провозглашала: сегодня Пасха, хоть и поздняя в этом году.

В этот светлый праздник я всегда посещала его... Нынешний год не стал исключением.

Забежав по дороге в цветочную лавку, я долго выбирала подходящий букет. Из красивых плетеных корзинок мне приветливо улыбались розы самых экзотические оттенков, ромашки игриво подмигивали своим красивым медовым глазом, и еще много-много всевозможных красочных цветов... Но я выбрала незатейливый, но большой и... нужный букет. Именно такие любил он. Лазоревые и нежно-сиреневые колокольчики в окружении белоснежных, таких пронзительно-чистых, хризантем. Бережно, словно младенца, прижимая купленный букет в груди, я шла необычайно легко, постукивая впервые надетыми после долгой зимы каблучками. Тревоги и волнения будто бы отступили, уносимые здешним ветром, таким свежим, родным и... таким особым.

Вот, наконец, и оно – старое, заросшее кладбище.

– Ну что ж, здравствуй, любимый мой... – тихо прошептала я, с трудом отодвигая тяжелую решетчатую калитку. Мне ответила лишь умиротворенная тишина...

Его могилка была чистой и ухоженной. Наверное, это его мама следит за ней. Жаль, что не я... Я живу так далеко отсюда и могу приезжать лишь два-три раза в год. И на Пасху. Обязательно. Мы так договорились с ним...

Спокойные и пристальные глаза так приветливо смотрели на меня с фотографии на памятнике. Я не могла оторваться от них, как-то смущенно прилаживая букет и накладывая в начисто вымытую тарелочку его любимые конфеты, печенья и пасхальные яйца тех цветов, что ему нравились – зеленые и голубые. "Как только распустившаяся листва на фоне весенних небес" – говорил он когда-то, так давно. Бесконечно давно... Глаза защипало... Странно, как живо блестят его красивые длинные светлые волосы, как добр и нежен взгляд серых глаз, как радостна улыбка на знакомых до боли губах... Я утерла глаза подолом белоснежного платья, которое надела специально для него, и виновато прошептала:

– Прости... Все никак не могу не плакать...

Мне, наверное, показалось, что лицо на фото чуть потемнело. Я стояла на коленях, крепко-крепко прижав дрожащие ладони к прохладной земле, будто желая почувствовать хоть какую-то близость к нему... Тут же вспомнился тот наш последний день.

Был ужасный ливень. От громогласных раскатов грома испуганно трепетала листва, от яростных вспышек молний слепли глаза. Но меня не пугала эта гроза. Я ждала своего Сергея, сидя на кухне и с наслаждением потягивая горячий несладкий чай и смотря, как крупные дождевые капли со всей силы врезаются в стекло, будто желая пробить его, но, поверженные, сползают вниз. Он вот-вот примчится на своем «Харлее», улыбаясь расцелует меня, посадит позади себя, и мы будем кататься всю ночь под шум дождя и добрый грохот летней грозы.

Вдруг неожиданно громко и визгливо заголосил телефон.

Поперхнувшись, я торопливо сняла трубку:

– Да? – На другом конце провода висела неуверенная тишина. – Алло, я слушаю!

В ответ как-то бесцветно прозвучал тихий знакомый голос:

– Дашенька, это тетя Таня...

– Ой, здрасьте, – удивленно поздоровалась я. Это была мама моего любимого Сережи. Странно, с чего это она решила мне позвонить? Такое бывало только в мой день рождения, когда она хотела меня поздравить. Теть Таня была хорошей и доброй женщиной, но мне казалось, что я не особо нравлюсь ей. Конечно, ведь теперь ее горячо любимый сын все свое время проводил со мной... Куда бы ни отправлялся, всюду брал меня. А недавно устроился на работу, забросив институт, чтобы были деньги снимать нам квартиру. Он ненавидел кажущиеся такими короткими встречи. Я протестовала, говорила, что он должен доучиться, но он был тверд в своем решении. Как и всегда... Он считал, что сильный и самостоятельный мужчина всегда сможет добиться счастья в этой жизни, и не важно, лежит у него престижный диплом за пазухой или нет.

– Даша, – как-то рассеянно продолжила женщина. – Приезжай скорей, Сережка... – глухие рыдания не дали ей договорить.

Меня вдруг замутило, сильно закружилась голова, и я почти упала на стоящий рядом стул.

– Что? Что с Сережей? – со страхом зашептала я, крепко прижимая трубку к уху, будто боясь неправильно услышать ответ.

– Сережка... умирает... – прорыдала несчастная мать. Я обеими руками зажала рот, чтобы не закричать, телефонная трубка выпала, но я не замечала этого.

Не помню, как добиралась до дома Сережиной семьи. Помню лишь, как ледяные пальцы ливня часто трогали щеки, шею, плечи, грудь. Наверное, я забыла надеть куртку. Дверь квартиры оказалась не заперта. Стоило переступить порог, как мне на шею бросилась рыдающая в голос тетя Таня, горячо шепча:

– Даша, Дашенька, скорей иди, он тебя зовет, все время зовет... А все мотоцикл, проклятый! Говорила, говорила же я ему!..

Я плакала... Или это капли дождя так быстро бежали по моим щекам?..

В комнате, где лежал Сереженька, никого другого не было. Тетя Таня осталась за дверью, давая нам возможность побыть вдвоем, пока не приедет "скорая". Воздух был наполнен странным металлическим запахом, от которого по спине у меня поползли мурашки.

Я подлетела к кровати и застонала от ужаса: мой любимый лежал, бледный как мрамор, весь в крови... Одна рука была сломана, где-то в области локтя виднелась окровавленная кость, а из груди... о Боже... торчал какой-то чудовищный железный штырь... Светлые когда-то волосы были алы… Я крепко схватила здоровую руку любимого и прижала к похолодевшим губам.

– Милый мой, дорогой мой, как же... – лепетала я, заливаясь слезами. – Ты что? Зачем ты меня так пугаешь?

– Дашенька, наконец-то... – хрипло выдохнул он, мука в его глазах сменилась печальной радостью. – Дождался... Не мог уйти, не увидев тебя...

Сердце мое нестерпимо заболело.

– Не говори так, "скорая" уже вот-вот будет! Ты ведь не можешь меня бросить одну, не можешь!

Мои любимые, такие красивые губы, теперь синеватые и потрескавшиеся, слегка изогнулись в слабой улыбке. Он очень серьезно заглянул прямо мне в душу и тихо произнес:

– Родная моя, ненаглядная, послушай вот что: я умру. Нет-нет, ты не бойся! Ведь я всегда, всегда буду рядом, обещаю. Поверь мне и... не плачь, не надо... И не забывай эти мои слова, прошу. Тогда я вернусь, обязательно, слышишь? – Я перестала плакать и доверчиво вслушивалась в каждое слово, будто стараясь вобрать сказанное прямо в сердце. – Я вернусь в Пасху. В Пасху, запомни! И буду ждать тебя…

Его лицо совсем побелело, а ладонь в моей руке крепко-крепко сжала мои пальцы. Прекрасные серые глаза сделались напряженными, как будто с трудом видели меня.

– Дашь… – протяжно выдохнул он. – Пообещай мне.

Я торопливо закивала, низко склонившись над ним, целуя его ставшие сухими и прохладными губы, шепча о том, как сильно люблю его.

– Люблю… – Это был уже и не голос, а тихий-тихий шелест…

И он ушел…

Последующие дни я тяжело болела. Так тяжело, что все думали, и я отдам Богу душу. Но я выдержала. Я ведь пообещала ждать. На похоронах, правда, не была – не смогла… Как я могла смотреть, как моего дорогого, родного Сереженьку покладут в гроб, а потом станут опускать в холодную темную землю?! Я бы просто сошла с ума…

Придя в себя, я стала целые дни проводить на кладбище. Как меня не уговаривали, я не уходила. С фотографии на памятнике на меня с жалостью смотрели его глаза. Я говорила с ним, говорила долго, обо всем. Вспоминала все те прекрасные дни, что мы провели вместе. И плакала… Постепенно горе отступило, жизнь неумолимо звала меня. Нехотя, но я все же поддалась. Я знала, что так хочет он.

Так я и осталась одна… Миновало семь бесконечных лет. Я жила и училась уже далеко-далеко – так уж распорядилась судьба, – но на каждую Пасху приезжала в мой родной городок, к нему…

Солнце закрыло большое облако, и я вздрогнула, очнувшись от нахлынувших воспоминаний. Бросив взгляд на часы, с удивлением поняла, что уже вечер… Неужели  заснула?

Поднявшись с земли, я печально взглянуло на фото.

– Любимый мой, я должна идти, скоро стемнеет…

Утренней легкости как не бывало, я чувствовала себя ужасно усталой и изможденной. Мне снова ответила тишина, не нарушаемая даже шелестом окруживших трав. Постояв еще с минуту, внимательно вглядываясь в любимое лицо, я сделала пару неуверенных шагов по направлению к калитке кладбища. На сердце вновь тяжким камнем лежала тоска… Еще одна Пасха миновала.

Но тут странный звук остановил меня. Сердце екнуло, и я обернулась.

Возле могилы сидел красивый светловолосый малыш лет шести, серыми пуговичками-глазками глядя на меня снизу вверх. Кровь прилила к моим щекам – он был точь-в-точь мой Сережа! Не веря своим глазам, я присела на корточки, выронив из рук сумочку. Малыш светло и широко улыбнулся мне… его улыбкой… Закатные лучи вновь показавшегося солнца красиво играли золотыми легкими прядками, ласкаемыми теплым весенним ветерком. По щекам моим полились чистые, неудержимые слезы – те, которые я так упорно старалась прогонять все эти годы...

Малыш, ласково улыбаясь, поднялся с земли и, близко-близко подойдя ко мне, провел нежными пальчиками по моему лицу.

– Не плачь, большая уже девочка… – серьезно сказал он не терпящим возражений тоном Сережи. Мое сердце залило яркое, неугасимое сияние любви. Я крепко прижала мальчика к груди и, то ли плача, то ли смеясь от счастья, неслышно прошептала:

– Неужели… дождалась…

Мальчик чуть отстранился, не покидая моих объятий, и, держась одной ручонкой за мое плечо, потянулся к могилке, взял с тарелочки голубое, как небеса, пасхальное яйца и вложил в мою ладонь, радостно произнеся:

– Христос воскресе!

Возможно, стоит еще что-то добавить к нашей истории. Но я не стану. Чудо всегда остается чудом. Повторю лишь Сережины слова: Христос воскресе!..
44 Блаженные
Ирина Брагинская
  Татьяна Петровна присела на скамеечку возле дома. С тех пор, как она вышла на пенсию, появилось время для прогулок. Вообще, появилось огромное количество времени, которое казалось лишним. Раньше всё время занимала работа и Татьяна радовалась наступающим выходным, когда можно поспать подольше, неспешно позавтракать, переделать домашние дела, встретиться с подругами.    
  Дети давно выросли и разлетелись из дома. Дочка с мужем уехали в Америку, сын с семьёй жил в Германии. С мужем Таня развелась ещё, когда дети были маленькими. Она выскочила замуж рано, сразу после школы, за своего одноклассника. Сразу пошли дети, сначала дочь, а через год сын. Молодой муж не вынес тягот быта и начал выпивать. Сначала понемногу, чтобы жизнь казалась веселее, а потом запоями. Когда муж начал продавать детские игрушки, чтобы хватило на водку, Татьяна указала ему на дверь. Детям тогда было 4 и 5 лет... Было очень трудно, но Таня выкарабкалась, встала на ноги, вырастила хороших детей. Татьяна,вообще, была женщиной сильной, решительной и самостоятельной. Замуж она так больше и не вышла, хотя и было у неё несколько серьёзных романов. И вот, теперь, перестав ходить на работу, Татьяна Петровна почувствовала себя по-настоящему одинокой, никому не нужной...
Дети её не забывали, присылали ей деньги, посылки с подарками, боялись, что она будет нуждаться - на пенсию то не очень проживёшь, а она женщина ещё достаточно молодая - ей одеться модно хочется и сходить куда- нибудь. А приезжали редко - один-два раза в год... Подруги Танины тоже не часто баловали её своим вниманием. У всех дети, внуки, многие ещё работают.
Первый месяц после ухода с работы, Таня наслаждалась свободой, чувствовала себя в отпуске, съездила в Турцию, привела дом в порядок, навестила всех, кого собиралась и не могла увидеть долгое время. Когда все дела были завершены, ей захотелось на работу, но... У неё было ощущение, что она куда-то бежала, а потом, вдруг, остановилась и не знает, куда бежать дальше... Если раньше она наслаждалась тишиной в квартире, возможностью спать, сколько хочется, тем, что не надо спешить, то теперь появился беспричинный страх и началась бессонница. Так не могло продолжаться и Таня решила предпринять решительные действия. Во- первых, чёткий распорядок дня - подъём, прогулка и так далее. Во-вторых, нужно записаться на курсы вязания и на курсы изготовления керамики, благо, она не стеснена в средствах. И в-третьих, нужно о ком-то заботиться. Татьяна подумывала о том, чтобы завести собачку, всё какой-то смысл в жизни - встать утром, погулять, покормить... К сожалению, у Татьяны Петровны была сильная аллергия на собак, так-что она пока ограничилась рыбками. Остальное старалась выполнять.
Вот и сейчас, она гуляла целый час и, вернувшись к дому совершенно обессиленной и присела на лавочку рядом со знакомой бабулей, решив перекинуться с ней парой слов, перед тем, как идти домой, в пустую квартиру... Бабе Нюре было около восьмидесяти лет, но она была в здравом уме и памяти её можно было позавидовать. Как только Татьяна подсела к ней на лавочку, бабулька начала жаловаться на жизнь, на детей, на маленькую пенсию и, вообще на всё на свете. Тане вовсе не хотелось слушать чужие жалобы и она приготовилась раскланяться, придумав достойный повод. Тут к лавочке подошёл мужчина лет сорока,с длинными, не по моде, кудрявыми волосами,  бедно, но чисто одетый. У него было удивительное лицо - немного детское, трогательно беззащитное, и в то же время, во= его взгляде читался страх и неуверенность, как у бездомной собаки, которая не знает, то ли ей дадут лакомый кусочек, а то ли камнем запустят ... Мужчина помялся немного, потом поздоровался неуверенно
 - Здрассти! Можно я Вас обниму, баба Нюра!?
 - Иди отсюдова, Гошка! Чего к людЯм с глупостями пристаёшь? Иди, иди, не мешай!
Гоша сгорбился, лицо его приняло выражение обиженного ребёнка, он шмыгнул носом и поплёлся прочь...
 - Баба Нюра, это кто?
 - Ты что, никогда его не видела? Вроде давно здесь живёшь..
 - Так я на работу, с работы...
 - Да... Он рано не ходит и поздно боится... Сосед это мой, на одной площадке живём. У него однокомнатная.
 - А что он спросил, про "обнять"?
 - Дак, он юродивый, дурачок... Кто знает, какая дурь  ему в голову лезет. да ты не бойся, он смирный, безобидный совсем. Я его его ещё маленьким помню - такой хорошенький был, просто ангелочек! Глазки голубые, невинные, волосики светлые, кудрявые, вежливый ласковый. Пока в садик ходил, всё ничего было, а как в школу пошёл, тут и обнаружилось, что дурак. Не мог учиться совсем,буквы запомнит, вместе не может сложить... Отправили его в специальную школу, для придурков, значит. Отец его, как понял, что дитё неполноценное получилось, так Светку с мальцом и бросил. Светка одна его поднимала, любила очень, баловала бестолкового переживала очень за него, высохла вся... Года два уж, как померла... Гошка один живёт. Пенсию по инвалидности получает. Только не очень то на неё разгонишься - на коммунальные едва хватает. Жалеем мы его... Людка из 8 квартиры, когда-никогда тарелку супа нальёт, а у неё своих четверо спиногрызов. Баба Тоня с первого этажа, тоже то овощей, ягод с огорода привезёт, то у сына ненужную одежду возьмёт, да Гошке отдаст. У них с сыном ейным размер одинаковый. А Гоша, он уважительный, добрый, если поднять что-то поднести, принести, то завсегда пожалуйста. Подрабатывает иногда в магазине, разгружает, погружает, подметает. Они ему денег немножко дают и продуктов. Конфеты он любит, леденцы и колбасу докторскую... А чего обниматься лезет - не знаю... заскок, наверно, с тех пор, как мать померла. Он раньше ко всем лез, без разбору - и к бабам, и к мужикам, потом, ему один парень в нос ударил, чтоб не лез, сильно, кровь шла. С тех пор только к женщинам, да и то спрашивает разрешения. Ты, Татьяна, его не бойся, прогони и всё!
 - Спасибо, баба Нюра! Мне пора!
Через несколько дней, Татьяна Петровна встретила Гошу около продуктового магазина. Он, видимо, шёл с работы, поскольку в одной руке у него был пластиковый мешок со снедью, а в другой - леденец на палочке. Гоша подошёл и улыбнулся Татьяне, как старой знакомой.
 - Здрассти! А можно, я Вас обниму?
Неожиданно для себя самой Таня ответила
 - Да, Гоша, конечно можно!
Он подошёл вплотную и неуклюже(руки то у него были заняты)обнял её, прижался, положил голову на плечо и постоял так минуты две. От него пахло точно так, как когда то пахло от её детей - земляничным мылом, молоком и леденцами... Потом, он отстранился, отошёл на шаг, заглянул ей в глаза
 - Каждому ведь нужно, чтобы его обнимали... Хотя бы раз в день... Вам ведь тоже нужно... Правда? И мне нужно1 Очень-очень нужно...
Гоша отвернулся и пошёл своей дорогой. Сердце Татьяны Петровны упало и разбилось об асфальт.
Что он сейчас сказал, этот взрослый мальчик? Да-да... Он сказал именно то, в чём Татьяна никогда себе не признавалась...
С того дня, Татьяна Петровна стала поджидать Гошу, чтобы обнять его или, наоборот, чтобы он её обнял, "хотя бы раз в день"... Иногда они разговаривали или просто сидели на лавочке рядом и молчали. Таня думала о том, что ей давно не было так хорошо на душе. Просто потому, что рядом сидит человек и ему хорошо, оттого , что она сидит рядом... Таня баловала Гошу - угощала его мороженым и конфетами. Он запомнил её имя, окликал её на улице,иногда ждал у парадной.
 Однажды, Гоша не появился... Татьяна заволновалась, вдруг что-то случилось, он же безответный, его кто хочешь обидеть может. Она побежала в его парадную, поднялась на его этаж и увидела, что дверь квартиры приоткрыта... Воздух сразу куда то пропал из лёгких...
 - Гоша! Гошенька! Что с тобой?!
Гоша лежал в постели бледный, в одежде и закутанный в одеяло. Его знобило. Таня приложила губы к его раскалённому лбу. Гоша заулыбался ей потрескавшимися губами.
 - Ну что ж ты, Гошенька? Не бойся, я тебя вылечу - выхожу, будешь как новенький.
Таня побежала домой, потом в аптеку и принялась ухаживать за больным, она проводила у него почти всё время, даже ночью спала в кресле. Через два дня Гоша пошёл на поправку, температура спала и появилась слабость. Татьяна поила его соками, кормила куриным бульоном и читала ему детские книжки, добытые дома на антресолях. Когда он спал, она доставала спицы, нитки и упорно пыталась постичь науку вязания. Она была счастлива, абсолютно счастлива тем, что была нужна. К концу недели, Гоша начал потихоньку бродить по квартире. Таня смотрела на него и умилялась и, вдруг, сказала
 - Гошенька, а давай вместе жить будем! У меня и комната лишняя есть для тебя, с кроватью! Давай, а? Хочешь!
 - А можно, я буду звать тебя - мама Таня? Ты же мне как мама будешь, правда?
По лицу Татьяны Петровны текли слёзы...
В тот же вечер, она собрала нехитрые Гошины пожитки и они, потихонечку(Гоша был ещё слаб) пошли в соседний подъезд, к ней домой.
 Пару дней обустраивались, вещи перекладывали, передвигали мебель, чтоб удобнее было. Сходили вместе в магазин, купили Гоше мягкий, тёплый спортивный костюм, тапки в виде щенков(очень они Гошке понравились)и всякие прочие необходимые мелочи. Гоша нагрузил на себя все покупки, не давая Татьяне Петровне нести ничего, кроме дамской сумочки.
 - Я теперь всё тяжёлое носить буду, и дом убирать, и, вообще, всё!
 - Ну что ты, Гошенька, я сама справлюсь!
 - Я теперь - мужчина в доме!
Таня держала его за руку и тихо улыбалась. Надо же, "мужчина в доме"...
Окрестные бабульки и прочие сплетницы, сразу после переезда Гоши, начали передавать друг другу различные версии произошедшего - от "завела себе молодого любовника" до "облапошила дурачка, теперь его квартирку продаст, а самого в интернат спихнёт". Таня не обращала внимания - погудят, поплюются ядом и успокоятся.
Тане очень нравилось жить вместе с Гошей. Он был очень чистоплотным и аккуратным, во всём старался помочь, хотел делать всё вместе и огорчался, когда она оставляла его одного дома. По утрам они гуляли и даже немного бегали в парке. На обратном пути заходили в магазин за продуктами, завтракали, Таня уходила на курсы, а Гоша наводил порядок. Гоша перестал ходить один на улицу и обнимать прохожих. Теперь у него было кого обнять...
В тот день шёл дождь. На прогулку они не пошли. Решили устроить себе на завтрак, что-нибудь особенное. Татьяна стала выкладывать продукты и увидела, что хлеб заплесневел...
 - Гошенька! У нас хлеба нет... Я сейчас быстренько сбегаю. Подождёшь меня? вместе кушать будем!
 - Конечно! Только приходи скорее, мама Таня!
 - Я очень быстро!
Татьяна набросила плащ, взяла зонтик и побежала в ближайший магазин, перепрыгивая через лужи. В магазине, как раз разгружали машину из пекарни. Запах стоял умопомрачительный... Таня могла взять вчерашний хлеб, но решила подождать свежего и прикупить ещё сдобных булочек, чтобы скрасить серый дождливый день. Минут через двадцать, она вошла в свой двор, осторожно пряча под зонтиком котомку с булочками. На улице, под козырьком парадной стоял Гошка. Он тоже увидел её и рванул прямо в собачьих тапках, по лужам, под дождь, навстречу маме Тане.
 - Гоша, куда ты? простудишься опять!
 - Я испугался, думал ты совсем...
Он обнял её с разбега, сшиб зонтик в лужу и не отпускал несколько минут. Холодные капли текли Тане за шиворот, но она смеялась. Потом, и Гоша засмеялся. они так и вошли в подъезд обнявшись и смеясь. В тот момент мимо проходила баба Нюра. Она посмотрела на них с неодобрением т бросила вслед
 - Блаженные...
Дома, переодевшись в сухой и позавтракав по-королевски, они сели смотреть любимый Гошин мультик -"Трое из Простоквашино." Татьяна сидела на диване, Гоша устроился рядом, свернувшись калачиком и положив голову ей на колени. Он сосал леденец на палочке, а Татьяна всё крутила в голове слово, брошенное им вслед бабой Нюрой - "блаженные"... Блаженные, блажь, блажить, блаженство...
Да-да!!! БЛАЖЕНСТВО!
Это же самое настоящее блаженство!!!
45 Лики Любви
Дэн Березовский
  Не важно, какой облик мы принимаем в этой жизни, не важно, какое время года соединяет нас и не важно, с какой частотой бьются наши сердца – наши души не перестают сражаться за обретение гармонии и право называться любимым человеком.


  Легкий холодок летнего вечера лёг на его плечи. Он сидел в кресле и смотрел на звезды. В своей загадочной темноте небо всегда удивляло его этой необычайной россыпью сверкающих капель. Она медленно подошла к нему сзади и нежно обняла за шею.
  – Крис, тебе не холодно? – спросила девушка.
  – Теперь уже точно нет, – мягкая улыбка осветила его лицо. Она осторожно забралась к нему на колени, положив голову на его крепкое плечо.
  – Небо – это одно из тех явлений, которые можно отнести к вечности, – вдруг произнес Крис.
  – Потому что на него можно смотреть не отрываясь? – спросила девушка.
  – Скорее потому, что оно существует независимо от нас. Оно помогает нам мечтать и создавать свой собственный, порой даже немного иллюзорный мир. По крайней мере, таковы мои ощущения, – смущённо добавил Крис.
  – А может, ты, Крис, и есть тот самый, последний, романтик на земле? Таинственный принц, о котором мечтает каждая девушка? – с легкой улыбкой спросила она.
  – Может быть. Дайана, ты знаешь, каждый раз, когда я смотрю на звёзды, мои мысли обращаются к тебе. Словно у меня выработался рефлекс, который создаёт твой образ, лишь только я устремляю свой взгляд на небо.
  – А я, когда смотрю на солнце, всегда представляю твою светлую улыбку. Ведь есть же какая-то скрытая связь между нашими ощущениями, чувствами и визуальными картинами нашей жизни?
  – Моё объяснение очень простое: когда я смотрю на ночное небо, я чувствую, что не одинок в этом мире. Что есть ещё люди, которые, быть может, в этот самый момент, как и я, наблюдают за всеми этими пейзажами, созданными природой.
  – Ты, точно, последний романтик... – вставила Дайана.
  – А самое главное, я понимаю, что, даже когда мы не вместе, быть может, ты увидишь этот водопад огней и почувствуешь, что я тоже смотрю на него и думаю о тебе.
  – Я всё же предпочитаю наслаждаться этой красотой вместе с тобой.
Некоторое время они сидели молча. Ночь обволакивала всё вокруг, становясь единственной правительницей этого безумного мира, который даже в этой тиши сопротивлялся и не желал останавливаться.
  – Милый, а как ты думаешь, мы с тобой встретимся в другой жизни? В следующем цикле? – нарушила молчание Дайана.
  – Не знаю. Но точно уверен, что мне бы этого очень хотелось, – после долгого молчания ответил Крис.
  – Ты считаешь, что наши шансы быть вместе в следующий раз небольшие?
  – Сложный вопрос. Я не знаю, встретимся ли мы вообще, какими будем и когда это произойдёт...
  – Мне кажется, что ты задаешь слишком много вопросов... Даже самому себе... Я думаю, просто нужно хотеть и верить... По крайней мере, меня трудности никогда не останавливают...
  – Препятствия есть всегда, вопрос, достаточно ли мы сильны, чтобы их преодолеть?
  На улице стало холодать. Дайана, поёживаясь, встала с кресла.
  – Вот и думай, мой последний романтик, – улыбнулась она. – А я пошла спать. Ты идёшь?
  – Да, милая. Ещё несколько минут посижу здесь и прийду, – ответил Крис.
  Дайана удалилась, оставив его наедине с бескрайним небом. Внезапно Крис почувствовал, что он словно растворяется в этих необъятных просторах Вселенной. Звёзды становились больше. Они словно приближались к нему. Или наоборот – это он летел к ним навстречу. Их яркий свет протекал сквозь него, переливаясь удивительными красками. Крис почувствовал, как соединяется с этой Вселенной воедино...

  Шелестящая трава хлестала по его лапам. Ему нравилось, когда ветер дул прямо на него. Он стоял среди зелени, гордо подняв голову. Царь зверей – так его называли все вокруг, и это было так. И в подтверждение этому ярко светило солнце, и казалось, только для него.
  Так говорили все, кто его знал. Однако всё это было слишком далеко от того, что он чувствовал на самом деле. И яркий свет в небе для него был не признаком величия, а, скорее, теплым напоминанием о счастье и радости, которые ждали его совсем рядом.
  Огромный золотистый лев шагал среди невероятно красивых пейзажей девственной природы. Его сердце переполняла удивительная лёгкость. Он шёл, зная, что где-то впереди, совсем рядом, томятся в ожидании самая прекрасная львица и самый лучший детёныш во всей саванне. Сейчас лев охотился для них. Ему нравилось оберегать и кормить их. Однако, лев знал, что совсем рядом в их владения вторглось новое существо. Неуравновешенное и эгоистичное, безжалостное и алчное. И имя ему – человек. Он уже давно охотился за золотистым львом и теперь неумолимо приближался.
  Прежде Царь зверей всегда с легкостью обводил его вокруг пальца. Однако, теперь ситуация изменилась: раньше лев был сам за себя, был одиночкой, которого боялись все. Его лучшими друзьями были небеса и яркое солнце, и враги предпочитали не сталкиваться с ним на одной тропе. Но теперь лев отвечал не только за себя, но и за львицу, разделившую с ним тропу жизни, и за маленького львёнка, подарившего ему самое сладкое ощущение, ради которого стоит рождаться и умирать – радость отцовства.
  Царь зверей посмотрел на небо и увидел, как тучи медленно обволакивают небесное светило. И внезапное и мерзкое чувство тревоги, словно острый шип, пронзило львиное отважное сердце. Возможно, небеса пытались предупредить его о грядущей опасности? Лев остановился и принюхался. Он уловил два родных запаха, всколыхнувших в его душе целую гамму приятных ощущений. Однако, ветер принёс ему и кое-что ещё: впереди находился враг.
  Золотистый лев уже не раз сталкивался с ним и его гремящей палкой. Запах человека перемешивался с запахами львов. И это означало, что ему нужно было торопиться. Охота была закончена, и лев очень быстро сообразил, что из охотника он превратился в дичь. Где-то, совсем рядом, его ждал смертельный бой.
  Лев издал грозный рык и помчался вперед. Наконец, выбежав на открытую поляну, он увидел страшную картину: его львица грозно рычала, закрывая собой их детёныша, а к ней всё ближе подходил человек с гремящей палкой. Этого оружия боялись все звери. Сам золотистый лев чувствовал сейчас страх, видя этот предмет в руках у своего врага. Казалось, даже небеса боялись той картины, которая разыгралась под ними. Небо всё больше затягивалось тучами.
  Увидев, как человек направляет своё оружие на его семью, лев издал яростный рык. Многократным шумом отозвался этот звук в кронах деревьев. Человек повернулся в сторону льва. Тот, словно одержимый демонами, бросился на своего врага. И тут палка человека издала громкий шум. Лев почувствовал, как его обдало жаром. Но он бросился вперед, как будто и не заметил сильного толчка в грудь.
  Смертельный инструмент громыхнул ещё дважды, но рука человека дрогнула. В его душу прокрался страх. Царь зверей понял, что его заносит в сторону. Через секунду он приостановился и рухнул на землю. Невероятная слабость овладевала его телом. Чувство боли притуплялось перед осознанием того, что он может потерять свою семью. Человек тем временем издал непонятный звук, при этом всё его тело странно тряслось, это было похоже на торжество победившего охотника.   Гремящая палка повернулась в сторону львицы, которая рычала, готовая умереть за своего детёныша.
  Золотистый лев попытался встать. Из ран медленно струилась кровь. Собрав последние силы, лев с трудом встал на ноги. Пошатываясь, он направился к человеку, который был уверен в его смерти. Ещё секунда и смертельная палка издаст свои мрачные звуки снова. И тогда лев прыгнул. В этот прыжок он вложил все свои оставшиеся силы. Прыгнув человеку на спину, лев повалил его на землю и нанес ужасный удар когтистой лапой. Его соперник был повержен. Глаза усталого   
  Царя зверей закрылись, его раны доставляли ему страдание и боль.
  Он почувствовал, как в его морду уткнулось что-то мягкое и тихо скулящее. С трудом приподняв веки, Золотистый лев увидел своего детёныша. Львица лежала рядом, в уголках её глаз застыли слезы. И в этот момент солнечный луч коснулся земли. Лев посмотрел вверх и увидел, как его любимое солнце освобождается из плена мрачных туч. Боль и страдания стали притупляться. Его душа наполнялась спокойствием и гармонией. Приподнявшись, он увидел львёнка, который принял стойку своего отца, стойку настоящего Царя зверей. И прежде, чем свет озарил их, лев ощутил гордость – его сын сможет перенять эстафету у своего отца.
  Они стояли на пороге нового дня... Новой страницы в вечной энциклопедии жизни...
       
  Ясное небо, казалось, устало сопротивляться напору грозных туч. Солнечные лучи, ещё секунду назад дарящие свет, теперь скрылись за темной стеной начинающейся стихии. Голубая поверхность океана превратилась в чёрные потоки волн, пугающих своей высотой и безудержностью. Корабли, ещё несколько мгновений назад свободно плавающие и, казалось, насмехающиеся над природой, теперь тщетно посылали сигналы бедствия во все стороны. Спокойные воды стали смертельной ловушкой технического прогресса. Начиналась невероятной силы буря, сметающая всё на своем пути.
  И лишь двое обитателей этого водного мира были во власти своих собственных грёз, не ведая того, что происходит над крышей их милого дома.
  Два дельфина, Он и Она, пронизывали просторы океана. Они нашли друг друга, как две звезды, засиявшие одновременно. Для них не существовало ни времени, ни расстояний. Они просто наслаждались тем, что могли плыть рядом друг с другом. Их плавники оставляли за собой причудливые линии, которые то встречались, то расходились, то переплетались вновь, словно судьбы, летящие по дорогам Вселенной.
  А наверху стихия набирала силу. С каждой секундой волны становились всё больше. Словно разъярённый великан, тайфун обрушивался на корабли, сокрушая их и отправляя на дно. Они казались беспомощными и хрупкими, как будто были сделаны из бумаги. Буря становился всё яростнее и кровожаднее, отказываясь даже на секунду утихомирить свой буйный нрав. И даже самые прогрессивные технические достижения не могли сравниться с силой небесной кары, выливающейся на мир агрессивным потоком. Стихия бушевала, и дельфины почувствовали опасность. Он не боялся за себя. Просто Его плаванье ничего не значило без Неё. Это как долгий длинный путь, в конце которого есть остановка. И эта дорога бессмысленна, если в её конечной точке тебя не ждёт близкая душа. Он плыл вместе с Ней, не думая ни о чём и только радуясь Её близости.
  Стихия врезалась в один из кораблей, круша и ломая хрупкий металл. Безумный ветер буквально разорвал судно на части. Его огромные обломки медленно опускались в объятья холодной бездны. Им предстояло навсегда превратиться в ржавые залежи подводных конструкций и объект поисков отважных авантюристов.
Он слишком поздно заметил опускающиеся на них обломки железа. Они, эти обломки, закрывали собой огромную поверхность и падали прямо на Него и на Неё. Издав предупреждающий возглас, Он стремительно бросился вперед.
  Она, заметив опасность, попыталась увернуться, но было уже поздно, огромный кусок металла накрыл Её и потянул вниз. Он испуганно замер на мгновение, а потом, словно стрела, принялся маневрировать между падающими каплями дождя из железа. Он видел Её, а точнее, ту гору, под которой Она была погребена. А сверху опускался громадный кусок корабля, словно чьей-то сильной рукой разломанный пополам.
  Увидев это, Он стремглав юркнул на Её поиски. Он крутился во все стороны и всё время звал Её. От отчаянья Ему чудились противные прикосновения одиночества, словно щупальца, охватившие Его сердце.
  В одно короткое мгновение Он успел ощутить всю гамму чувств: от слепой скорби, заполнявшей его душу, до вечной апатии, разрушающей его естество. И в этот момент Он увидел, что огромный кусок трубы увлекал Её всё ниже и ниже. Получив невероятный прилив энергии, словно герой сказок, дельфин бросился вниз. Собрав все свои силы воедино, Он носом откинул тяжёлую трубу и подплыл к Ней. Она не двигалась. И только сильное течение уносило Её тело. Но Он не сдался. Ему казалось, что есть только одна возможность спасти Её – всплыть на поверхность.  Он принялся подниматься, тихонько подталкивая Её носом вверх. Ему было неизвестно, что ждёт их на поверхности, но так хотелось ещё раз увидеть небо, пусть даже скрытое бурей, ещё раз вдохнуть воздух, которым они дышали вместе.
  Стремительно поднимаясь, Он вдруг увидел свет. Это было невероятно, но это не было иллюзией – солнечные лучи пробивались сквозь волны и водные стены. И в этот момент Она вздрогнула и шевельнула хвостом, а затем, очнувшись, посмотрела вниз. Там, далеко, падали в бездну остатки губительной силы урагана. Через секунду Она всё поняла и прижалась своим носиком к Его сильному телу. Он почувствовал, как солнечные лучи согревают Его и наполняют душу и сердце гармонией.
  Кружась и нежно касаясь друг друга, они выпрыгнули из воды, словно единое существо. Под ними серебрился уже успокаивающийся океан. Этот прыжок казался вечным... Прыжок в водопад света, тепла, счастья и любви...
Крис проснулся от яркого солнечного света. Отблески его настойчиво проникали сквозь жалюзи, освещая и украшая комнату причудливыми узорами. Остатки сна ещё не хотели покидать Криса, но биение сердца возвращало его в действительность.
  – Это был самый удивительный сон, который я видел за всю свою жизнь, – пробормотал он.
  – Правда? И что тебе снилось? – спросила Дайана, вылезая из-под одеяла.
  – Не важно... – ответил Крис. – Слушай, помнишь, ты вчера спросила, возможно ли встретить любимого человека в другой жизни, пусть даже в иной ипостаси?
  – Да... – она загадочно улыбнулась.
Крис посмотрел на неё. Он любил её улыбку, солнечную и открытую, как самый радостный день.
  – Ты знаешь, сейчас я уверен, что это возможно... – сказал Крис.
  Он встал и подошёл к окну. Взявшись за створки окна, Крис резко распахнул их, и солнечный свет стремительно ворвался в темную комнату. Озаряя собой всё вокруг, нежные лучи прикасались ко всему на своем пути.
Дайана встала и подошла к Крису. Он обнял её и прижал к себе. В свете нового дня они были похожи на двух ангелов, сошедших с небес.
  – Иногда нужно уметь и быть готовым жертвовать чем-то в настоящем, чтобы будущее, о котором ты мечтаешь, наступило, а прошлое не было забыто, – сказал Крис.
  – Нет таких преград, которые мы не могли бы преодолеть... Главное, знать, что, даже если ты упадешь, рядом с тобой будет тот, кто протянет тебе руку... – прошептала Дайана.
  – У нас всё получится... – ответил ей Крис и нежно поцеловал её...
46 Письма к Мастеру
Маргарита Сергеева 2
Эпистолярная новелла

Письмо №1

Я тебя не вижу , не слышу , не чувствую ... Но ... льщу себе надеждой , что ты иногда заходишь меня почитать . Ну и как тебе моё творчество , милый ? Пожалуй "творчество" - это слишком громко сказано . Как тебе моя незамысловатая писанина ?
Представляю себе , как ты улыбаешься , читая мои стишочки . У тебя дивная улыбка . Улыбайся почаще .
А проза моя в последнее время стала какая-то печальная . Невесело мне , милый . Сам понимаешь , почему .
 Знаешь , я никогда , ни на секунду , не переставала тебя любить . Даже тогда , когда ты прилюдно унижал меня и вытирал об меня ноги . Кажется , в те минуты я любила тебя ещё сильнее . Ещё одна рана на сердце . А , подумаешь ... Одной больше , одной меньше ...
Ты читаешь эти строчки и наверное вздыхаешь .
Давай не будем грустить , любимый ! Всё перемелется , мука будет ...

Ох , что-то я размечталась . Конечно же , ты меня не читаешь . С какой стати тебе меня читать ? У тебя теперь совсем другая жизнь . Жизнь - в которой нет места для меня .

Ну да ладно ... Бог тебе судья !
Будь счастлив , Мастер !


Твоя Марго .

Письмо №2

Мне казалось , я выговорилась ... Ан нет . Захотелось черкнуть тебе ещё пару строчек ...

Милый , мне кто-то на днях сказал , что ты вляпался в меня по-пьяни . Я не поверила и никогда не поверю в эту чушь ! Глупцы ... Они  не знают , что такое НАСТОЯЩАЯ ЛЮБОВЬ . Они просто нам завидуют .

Помнишь как всё начиналось , милый ? Конечно , помнишь ...
А ведь ты не знаешь , чем ты был для меня . Я никогда тебе этого не говорила . Так послушай .

Мне было так хреново тогда , зимой . Всё как-то вдруг сразу навалилось на мои хрупкие плечи . Проблемы на работе , да и дома ни лучше . Ничего не радовало . Я изо всех сил пыталась шутить , острить , писала забавные стишочки и пародии . И никто даже не догадывался , что эта весёлая и искромётная девица давно уже разучилась улыбаться . Да что там ... улыбаться . Жить не хотелось . Не было сил . Я всё глубже и глубже погружалась в пучину своего отчаяния . Ещё немного и ...

И тут ... словно по мановению волшебной палочки , в моей жизни появился ты .
Ты стал моим спасательным жилетом , моим антидепрессантом , смыслом моей жизни .
Да-да . В моей жизни впервые за долгие годы появился смысл . Мне было ради ЧЕГО и ради КОГО жить . Ты подарил мне надежду . Надежду на то , что всё ещё будет ...

Правда ты же её и отнял . Исчезнув по-английски . Ну да , Бог тебе судья ...

Милый ! Я знаю , что ты не читаешь моих писем . Но ... можно я буду писать тебе хоть иногда ?

Будь счастлив , Мастер !

Твоя Марго .

Письмо №3

После того , как ты так внезапно исчез , я долго терзала себя мыслями : Что случилось ? Что я сделала не так ?
А потом , на меня вдруг снизошло озарение . Я поняла - что случилось . Как пишут в дурных романах - СЛУЧИЛАСЬ ЖИЗНЬ . Ты понял что заигрался , понял что для меня это уже немножко больше , чем игра и .... поспешил поставить точку .

Но ... Для чего всё это было ? Для чего Господь ниспослал нас друг другу ? Да , ты был моим спасителем , моим антидепрессантом . А я ? Чем была для тебя я ? Очередной игрушкой ?
Нет . Я точно знаю , что и я была послана тебе  неслучайно . Чем была твоя жизнь до меня ? У тебя был кризис , ты  погряз в быте-семье-работе-добывании денег . А ведь ты творческий человек . Очень талантливый поэт . Я наполнила тебя . Я стала твоей Музой . Я дарила тебе вдохновение . Помнишь , что ты мне рассказывал о своих снах ? С появлением в твоей жизни меня , тебе даже сны стали сниться другие . Яркие , красочные , запоминающиеся . Я встряхнула тебя . Ты помолодел . Ты в шутку говорил мне , что тебе , в твои годы пора уже принимать какой-то эликсир . Вот я и стала для тебя этим самым эликсиром . Что милый , классно я тебя взбодрила ?

Ты любил меня . Наверняка , любил . Конечно , ты мне этого никогда не говорил . Но нам женщинам и не нужно этого говорить . Мы это чувствуем .

Кто-то на днях сказал мне , что ты раскаиваешься за кратковременный флирт со мной . Но это ведь неправда , да ? Я никогда не поверю в это , слышишь ! Пока ты сам мне обо этом не скажешь . А ты не скажешь . Ты всегда был добр со мной . Даже когда унижал меня и прилюдно вытирал об меня ноги . Где-то в глубине души , тебе ведь было жаль меня , верно ?

Ох , любимый ! Я ведь тоже не подарок ... У меня скверный характер . Иногда и я позволяла себе омерзительные вещи по отношению к тебе . Мы друг друга стоим . Наверное поэтому нам было так хорошо вместе . Наверное поэтому мы нескоро друг друга забудем . Наверное поэтому и через много-много лет воспоминание друг о друге , будет единственной отдушиной в наших тусклых , серых жизнях .

Прости милый , что-то я сегодня разоткровенничалась ... А ведь знаю , что ты не читаешь моих писем . И никогда не узнаешь , сколько счастья ты мне подарил и сколько горя ...

А впрочем , зачем тебе это знать ?

Случилась жизнь , милый ! Случилась жизнь ..

Будь счастлив , Мастер !

Твоя Марго

Письмо №4

Боль между твоим позорным бегством и моим осознанием того , что случилась жизнь , была совсем невыносимой . Хотелось выть от отчаяния и собственного бессилия ...

"Забыть , забыть , забить , не думать о нём ...." - приказывала я себе .
Вам , мужикам , легко . Вы можете заглушить свою боль алкоголем . Хотя бы навремя . Вы можете заглушить боль по одной женщине , чередой других женщин . Клин клином , как говорится .

Вот и я попробовала "клин-клином ." Ох , лучше бы и не пробовала . Знала же дура , что таких как ты , больше нет , что ты единственный и неповторимый . Но ... я всё искала в других мужчинах тебя , искала в чужих глазах , твои глаза .
Я всё надеялась что сердце ёкнет и как тумблер переключится на другую волну .
Нет , не ёкнуло , милый ! Болело , щемило , но не ёкало ...
И тогда я поняла , что ни с кем и никогда мне не будет так хорошо , как  с тобой . Так какой смысл бежать от себя и заниматься самообманом ?

И ты , даже не пытайся меня забыть , слышишь ! Это бесполезно ... Я всегда буду приходить в твои мысли ,в твои сновидения ...

Ты наверное читаешь эти строчки и усмехаешься ? Всё это так похоже на сентиментальный бабский роман , не так ли ?

О , боже ... О чём это я ? Ты ведь не читаешь моих писем .

Будь счастлив , Мастер ! Храни тебя , Бог !

Твоя Марго

Эпилог :

Он усмехнулся , отёр пот со лба , плеснул в стакан виски и снова приник к монитору .

Смешная  . Вроде и неглупая , но напридумывала себе Бог весть что ...
Небось в юности зачитывалась "Письмом незнакомки " Цвейга ?
А жизнь - это не роман . Она много проще , грубее ...

Да , увлёкся ! Да , потерял голову ! Да , после раскаялся .
Почему ты не можешь меня понять ? Почему ты всё время обвиняешь меня в чём-то ? Почему ты просто не хочешь поставить точку , а превращаешь её в многоточие ?
Чего ты хочешь добиться этими своими слезливо-жалестными письмами ?
Я не могу тебе дать того , что ты хочешь . Ты же всё сама  прекрасно понимаешь .
Случилась жизнь .
Я счастлив в браке , я люблю свою жену . И у тебя тоже всё будет ОК ! Даже не сомневайся .

Так что не кисни , не ной , и главное перестань заниматься самообманом .
Это была не любовь , Марго ! Не любовь , а сиюминутное увлечение . И с твоей и с моей стороны .

Какие же Вы бабы-дурёхи . Мы вешаем вам на уши лапшу , а вы всему верите , все хаваете ...

Прости меня , Марго ! За всё прости ! Спасибо тебе за то , что ты была в моей жизни , но писем мне больше не пиши . Не надо . Молю . Не мучай ни себя , ни меня ...

Мастер
47 на облаках..
Кристина Поплицкая
Название: На облаках.
Автор: Kristina Poplitskaya
Жанр: рассказ фантастика, фантасмагория
Время действия: когда-то
Место действия: где-то

"Посвящается всем, кто причастен к искусству".

"а кто-то сидит
И смеется на облаках..."

***
Шум воды: фонтан, водопад, море, океан; он всегда разный и всегда схожий. А какой звук воды на облаках? Он часто видит этот сон: он лежит на облаках, свесив голову вниз, и смеется. А внизу, прямо под облаками начинается океан. И океан этот - чье-то небо.
Элвин проснулся от прикосновения ее теплых подушечек пальцев. Ей нравилось смотреть в его необычно большие светлые глаза, обведенные природой темно синей тонкой линией и подчеркнутые черными черными ресницами. Его по мальчишески крупные скулы придают мужественность его образу, а нежность - сдержанные, но мягкие розовые губы. Он высокий и тонкий с сильными мышцами и светлой кожей носит синий костюм Prado новой коллекции - греет и охлаждает и даже чистит сам себя. А еще издает чудесные ароматы: сейчас это был аромат синего цветка. Она села рядом; вокруг шумели водопады.
- Что ты здесь делаешь среди этого шума? - спросила Мьянна.
- Здесь тихо. - ответил Элвин. - Тишина не снаружи, а внутри.
Она взяла его руку.
- Бежим на площадь.
Элвин пошел за ней. Они подошли к белым ступенькам чистого мрамора, ведущим к площади из черного. Там было много людей и все они потянули руки к Мьянне и упали на колени, в голос заговорив: "Мы любим тебя". Мьянна была спокойна и смотрела только на Элвина. Она говорила, что это просто ее миссия. Элвин остановился, в его глазах пролилась такая нежная боль, и он сказал Мьянне, глядя в лицо:
- Ненавижу тебя!
Он кинулся прочь. Мьянна спокойно посмотрела вслед и шепнула:
- А я люблю тебя. Только тебя..

***
- Звук океана. Я его слышу в своих снах.
Мьянна села рядом с Элвином на высокой скале. Они смотрели вдаль за облака.
- Хочешь я тебе место одно покажу. Место, где Линия горизонта в трубочку
Свернулась, в облаках города и горы вниз повисли, путников в путь призывают в дороге.
- Хочу.
- Бежим.
Они пришли куда-то, где лил сильный проливной ливень. День скрылся в тучах облаков и наступил вечер предзакатный. Холодные высокие скалы, на которых не роли травы и цветы были изрыты пещерами. У подножья одной скалы, что стояла между другими, сверкали молнии. Они попадали туда с неба. И с каждым ударом молний кто-то сладко и больно вскрикивал.
- Это подключенный человек к электричеству - от него свет идет, чтобы освещать скалы, а ему радостно и больно, когда отдыхает - радостно и больно.
Элвин быстро помчался к человеку, чем ближе он подходил, тем больнее было видеть яркий свет. Он закрыл глаза ладонями и подкрался к большому проводу. Элвин отключил человека.
- Какой сегодня чудесный день, незнакомец, не правда ли?
- Чудесный... - ответил Элвин.
Человек двигался как бы играя роль слуги. Вдруг он закрыл руками лицо и заплакал. Но быстро вытер слезы, улыбнулся и сказал.
- Здравствуйте.
На напульснике Мьянмы высвечивается звонок по исказителю пространства. Мьянма принимает звонок; на экране вогнутого пространства появляются водопады и паренек, парящий в воздухе в позе лотоса. Он брызгает водой одного из водопадов на Мьянму. Она вытирает воду с лица. И просовывает руку в экран, касается водопада.
- Привет.
- Я хотел сказать, что в скалах погас свет. Так говорят прохожие.
Человек, который был подключен к электричеству, взял провод и вклюв себя снова, рассмеялся. К Мьянне подошел клоун и протянул свзяку воздушных шаров. Мьянна отошла от него на шаг и сказала.
- Здравствуй, клоун. Ты опять предлагаешь мне свои воздушные шарики, я не хочу сейчас летать.
Клоун развернулся и ушел, сказав.
- Планеты медленно летят. Они мчатся в огромной Вселенной. А где мчится Вселенная?!
Он скрылся за тенью скал, выйдя из света, который излучал подключенный к электричеству человек.
Элвин пошел следом за клоуном, оставив Мьянну. К нему обратился незнакомец, проходя мимо.
- Здесь нет домиков, мы спим на облаках.
- Почему?
Спросил Элвин, приняв его за странного человека. Но тот прошел мимо, улыбаясь, а потом и вовсе бросился бежать.
Элвина догнала Мьянна. Он хотел поцевать ее яркий красный рот, но она сказала.
- Ты же знаешь, я не могу. А на других планетах люди создали животных из своих тканей..
Он побежал прочь. Бежал до самых водопадов, где сел слушать тишину среди их шума.
К плечу Элвина притронулся мальчик с золотыми кудряшками.
- Дух просто должен чистить душу. А дух уже чист.
- Что? - спросил Элвин.
- Игра такая!
Мальчик протянул гаджет с игрой. Он превратил гаджет в музыкальный инструмент, названный в этих местах Истерия. Это было кольцо, которое от взгляда издавало звуки. Музыка сворачивалась в шары и улетала прочь.
- Идем!
Он взял Элвина за руку.
- Я покажу тебе невидимые картины с новым сверх белым цветом!
Элвин остановился.
- Я хочу послушать водопады.
Мальчик ушел.
Элвин вспомнил кого-то кого он давно забыл. Он вспомнил его слова.
"Вдалеке есть планета - лист Мебиуса. И все по ней ходят туда сюда, встречая и теряя друг друга. Там места на уровнях, а в одном месте несколько мест".
Элвин пытался вспомнить что-то еще о нем, но вспомнил только последние слова.
"В последних лучах уходящего Солнца ты можешь увидеть меня".
Элвин подумал: "Солнце над облаками - так далеко".
Элвин пошел в свою любимую комнату. В этой комнате когда-то он написал рассказ для одного читателя. Он писал его восемь месяцев и, когда он дописал последнюю точку, он пришел к реке и уронил книгу в реку; книгу для одного читателя - для него самого, для писателя. Эта комната называлась комнатой мыслей - там приходили мысли разные, нужно было лишь распознать свои ли они.
Элвин вошел и вспомнил слова Мьянны.
"Иногда у меня пропадает чувство реальности мира".
В комнату вошла Мьянна.
Элвин увидел скрипку в углу комнаты, хотя прежде ее здесь не было.
- Каждый раз входишь в комнату и видишь новое но оно там было и прежде. - сказал он.
Мьянна лишь улыбнулась.
- Я учусь играть на скрипке.
Элвин усмехнулся.
- Этому нужно учиться всю жизнь.
- Доучюсь в следующей жизне. - сказала она спокойно. - ты же веришь в загробную жизнь... - она немного помолчала и сказала, как бы играя, с улыбкой. - вот и я верю...
- Не ходи за мной.
Он ушел.

***
В городе все ходили в театральных костюмах. Особое внимание Элвина привлек абсолютно белый парень с синими волосами и обведенными черным углем глазами. Он подошел и зашептал.
- Не о тебе ее танцы. И всюду грязные еноты. Так?!
- Да. Мое чувство к ней..
Ответил Элвин.
- Не договаривай! Я все сказал..
Парень сел рядом на дорогу, опустившись на колени.
- А знаешь как это остаться ночью в лесу одному?!
- Нет.
- Жутко.. Жутко хорошо!
Он кинул шарики в искусственный водоем и полетели из них фейерверки.
Среди колонн были зажжены ароматические палочки, дым разносился в разные стороны. Элвин пошел по улице и остался один. Он в этот момент отпустил все мысли так, что казалось, даже дым идет вверх прямо прямо.
Тут дым пошатнулся и разлетелся в стороны. На встречу Элвину шел мальчик в полупрозрачном теле: сейчас было модно делать тела полупрозрачными. Мальчик подошел и спросил:
- В какой реальности ты живешь еще?
- В этой.
- Мне нравится на облаках! - ответил мальчик. - А еще я сейчас в водопаде, стекающем в моря, где плавают дельфины..
- Не трудно ли тебе сразу в нескольких реальностях находиться?
- Я таким создан.
- Но ты любишь местную моду!
Мальчик побежал дальше. Элвин вышел на площадь, где они еще недано гуляли с Мьянной на рассвете. Он вспомнил девочку, которая тоже живет в нескольких реальностях одновременно, но двигаться может только в той, которую видит. Тут он обернулся и увидил Мьянну.
- Любознательные алхимики создали животных и запустили их изучать другую планету.
- Мы полетим на другую планету.
- Нет. Мы будем наблюдать за животными!
Он сел рядом на колени.
- Тебя все знают.
- Такое мое назначение.
Она достала бриллиант.
- Чувствуешь запах алмазов?
Элвин вдохнул.
- Я никогда раньше не чувствовал пока ты не спросила.
- Есть на одной планете камни похожие на алмаз, а все остальные лишь измененные алмазы. Камни, на кристаллическую решетку записана информация там, становятся видом - например ярко голубым или желтым камнем; а не записанные - прозрачные. А на другой планете камни, которые запечатали в свой рисунок закаты и рассветы, космические пространства миллионов лет назад от вспышек звезд.
Мьянна начала танцевать. Элвин знал, что эту способность Мьянна получила по наследству - это для нее просто дополнение, а сама - развивает что-то новое.
Мьянна села рядом с Элвином.
- Если наши тени живут сами по ночам своей жизнью, то моя приходит к твоей.

**
Прошло несколько длинных дней - дни здесь бывали разные: каждый раз было отведено свое время для дня. Элвин искал Мьянну: все ее знали здесь, но никто не мог отыскать. Элвин шел мимо готического замка, который шатался от ветра. Он был построен, как специальная конструкция, которая шаталась уже от своего фундамента.
В секунду все переменилось. Он стоял на коленях на далекой планете мраморных песков и тихо пел глядя в черный светящийся космос в его даль бескрайнюю и необъятную пролегающую между всем и во всем. Здесь все немного летало. К нему подошел модельер информации.
- Помнишь, как ты здесь появился?
- Нет. Но я помню чьи-то чужие воспоминания. Мне снится сон. Человек привязанный к молниям.
- Это был ты.
Элвин задумался.
- Я вспомнил. Я Был счастлив.
- И так же ты несчастен был, а теперь ты спокоен давай просто полетаем.
И они полетели кататься на облачке не только мыслью, но и всеми ощущениями. Они перемещались, сворачивая пространство голограммой. Есть облака которые проливаются дождями, а есть те которые просто летают.
- А ты бы хотел пожить на облаках?
- А это возможно?
Элвин схватился за шею и стал дышать быстро.
- Во мне поселилась она маленькая и круглая похожая на шаровую молнию. Мьянна.
Элвин сделал глухой вздох и остановил дыхание, остановив мысли. Модельер улыбнулся и сказал.
- Здесь сутки долгие, и лишь в одну секунду можно дотронуться до неба, когда оно спускается на миг.
Элвин поднял палец к небу и коснулся. Он увидел тактильное фото поцелуя Мьянны, почувствовал весь ее шарм.
- Мне снятся сны..
Сказал Элвин.
- Это не сны. Это твои аватары. Если три сразу исчезнут, то сущность живущая и перемещающаяся в них исчезнет. И ты попадаешь в разные, чтобы держать их в жизни. А перемещается за счет определенных действий, создающих условия для этого именно перехода. Смотря какую силу принимаешь.
Они зашли в шкаф и сели, закрыв дверь. Модельер сказал:
- Здесь на что ты тратишь время, на то время тратит тебя..
Элвин пытался не думать и тогда шкаф растаял.
К ним подошел скетающийся человек.
- Почему он бродит?
Спросил Элвин, усевшись на облаке ближе к краю, чтобы смотреть, как человек шел по воздуху.
- Такая его сущность. Отдай свою самую любимую вещь. Эсказал модельер.
Элвин протянул кольцо Мьянны, которое было на нем и на этой планете. Модельер информации взял.
- Что у тебя осталось? Отдай и это!
- Но это только мысли. Если они должны существовать - отдай, а не должны -отпусти в небытие.
Он сказал бродяге.
- Бросься в пропасть на крыльях. Но не наобум, а со знанием знающего.   
Модельер проглатил кусочек облака, оторванный им. И они оказались на песке.
Путник ответил:
- Я уже помещал маленькую часть своего сознание, по вашему велению, в шар и отправлял на другую планету дабы познать ее. Оно возвращалось со знанием.. Так хорошо было..
Путник ушел. Модельер обратился к Элвину.
- Твой любимый вкус горький. Тебе можно увидеть горькое дерево.
И модельер толкнул на песок Элвин. Песок попал в его глаза, когда он их протер, вокруг текли водопады вместо песков.
- Настроил взгляд иначе, Элвин.
Модельер рассмеялся.
- А я могу здесь видеть все сразу!
Большими шагами высоко подскакивая и медленно опускаясь шел парень, пыль от его шагов разлеталась и медленно падала вниз. Его подруга была бабочкой. Они Собирали в воздухе висящие голограммы головоломок.
Бабочка села и стала девочкой. Парень сел рядом.
- Когда-то она жила в мире регулирования. Их внутреннюю сущность регулировали напульсники, которые не давали химическим реакциям тела прояляться в мыслях эмоциями. А она сняла однажды, когда летала на шаре и стала бабочкой.
Она Кидает мяч он исчезает открывается дверь в пространство. Она взяла своего друга за руку и они вышли в пространство. Там сидели люди в гнездах. Король на шесте.
- Это твои аватры. Если уйдут 3 аватара сразу, то энергия их посещающая выйдет из всех и она спускается в другого. Эта Матрица универсальна.
Модельер заговорил другим голосом.
- Это было на планете где гравитация меньше земной на 30 процентов. С неба лился водопад. По водопаду вверх поднималась радуга, а по по этой радуге время от времени спускались в реки жители облачного моря"
Он сочиняет свои истории с двух лет. И мы сейчас живем на далекой планете, где гравитация менбше земной только на 20 процентов. Какой же он выдумщик! Он рисует загадочных существ с длинными руками и ногами сидящих на отдельных планетах глядя прямо в космос. Просто нужно было вспомнить как его зовут.
- Это я.
Сказал Элвин.
И он увидел море в облаках, они сливали и цветы рождались из сияния.
Круг передачи знаний завершен. Ты узнал.
- Что?
- Иди новыми тропами. Или помогу или отвлеку - ее слова..
Телепорт поменял пространство притягивает ближе место. И Элвин оказался среди водопадов, где так любил сидеть.
- ..только Рори я больше никогда не встретила. - сказал Мьянна, заканчивая беседу, которую Элвин пропустил.
- Ты уснул!
Они вбежали в лабиринт из цифр.
- Из чего сделаны эти цифры, как загадки древних математиков. Если здесь 23 разбирается и если поочереди то картинка будет перед глазами.
Они увидели несколько настоящих людей, остальное были лишь иллюзии для них созданные другими настоящими людьми. Элвин увидел, что идет по нити которую кто-то придет то из воздуха то из воды то из огня в мире без линий.
- Я знаю о том, что ты всегда хочешь домой на какую то неведомую планету..
- Откуда?
В эту минуту Элвин казался ей необычно красив своей нежной, плачущей и смеющейся красивой боли.
В глазах Элвина воздух сгущался и он смотрел, как там жил кто-то взглядом. Человек стоит, идет по дыму и он рисует неповторимые образы идет летит.. И он прочитал:
- Она предсказательница и прорицателтница.
Элвин в эту минуту узнал в нем модельера информации, который брал в рот облака и пускал кольца пара. Он исчез, а Мьянна говорила.
- Далеко в горах солнце всходит тихо и так потрясающе, что кажется, будто ночи и не было вовсе. Я помню, как лежала на еще не согретой его лучами траве и смотрела в высоту неба. Может, в этот момент лучи позолотили пыльцу в воздухе, но что-то сияющие блестело в нем и спускалось к моим глазам.
 Фиолетовые радужки глаз отражали радость и грусть одновременно.
- Кто ты? - спросила она Элвина игриво.
- Кристобан. - сказал Элвин.
- Что ты здесь делаешь, Кристобан?
- Слушаю небо.
- Зачем ты здесь?
- Увидеть море в небе.
- Море в небе увидеть сложно даже пролетая в летающем шаре над облаками.
- Ты живешь в храме и не знаешь?
Спросила Мьянна. Он взял ее за руку.
- Я узнал сегодня на планете песков от модельера информации, что я живу на облаках. А когда-то я был мальчиком и жил на под облаками.
он взглянул в водопад и увидел воздух а в водопаде море, а море было чье-то небо и проливалось на чьи-то облака дождями, чтобы наполнить другие моря. А над ними плыли в вышине чьи-то облака. Море и небо было в одном.
- А с неба падают семена цветов в виде золотистой пыли. И кто-то мечтает забрать себе воздух с золотистой пылью.-  сказала Мьянна.
И их звонкий смех прокатился по водопадам.
48 Наводнение в Джубге
Шарай Денис
 В этом году осень пришла на юг  необычайно  рано, словно она спешила добросовестно отбыть все положенные ей календарем месяцы «от звонка до звонка».
                     Многочисленные любители бархатного сезона еще грелись днем на пляжах под лучами  солнца и вовсю купались в прогревшемся за долгий летний зной море…Но ночами было  не по южному холодно. В «люксах» курортники на полную мощь включали сплит- системы, а в «курятниках»- дешевых каморках (по 400 рублей в сутки с носа),  - стучали от холода зубами под тонкими одеялами…
                     А тут еще зарядили дожди…И расцвечивая  пелену   небесной влаги  стайками мокрых зонтиков, отдыхающая публика уныло слонялась по продуваемым  ледяными ветрами набережным…
                    Поздним вечером пожилая семейная пара в горном предместье Джубги пила роскошный чай «Улыбка гейши», полулежа в креслах перед огромным телевизором. За стрельчатыми окнами громыхала гроза, но  в доме царили покой и уют. Счастливый брак, красивый дом, стабильный достаток – что еще нужно людям, чтобы достойно встретить старость?
                   Вдруг где-то на улице раздался оглушительный грохот, экран телевизора погас. Вооружившись фонарями, старички спустились на первый этаж .О, Боже! Сквозь массивную металлическую дверь, булькая и пенясь, просачивалась мутная вода.    Бесчисленными струйками, похожими на растревоженный выводок змей, она растекалась по яркой керамической плитке холла, пытаясь проникнуть в «святая святых»,  - нижний парадный зал дома.. В туалете дело обстояло еще хуже: и унитаз, и биде до краев наполнились черной, дурно - пахнущей жижей; из канализационных труб безостановочно капающая жижа  растекалась по всему помещению, подбираясь к  огромной стиральной машине и  выложенной изразцами печке…
                   Во дворе истошно заскулила собака. Они открыли окно кухни, и их глазам предстала ужасная картина: прямо под окнами, в кромешной тьме (из-за отключенного электричества) на уровне подоконника со скоростью курьерского поезда мчался поток воды. Вода , крутясь в водоворотах, окружила со всех сторон большую , кирпичную будку несчастной  цепной  овчарки, которая примостилась на самом коньке будочной крыши.
Старушка закричала: «Спасите!» Но тут  водяной поток разорвал стальную цепь собаки как ленточку,  и с маху  обернул  собачью шею мертвой петлей… Отчаянный лай погибающей собаки затих в промозглой тьме.
               Услышав крики стариков-соседей, Вовка натянул охотничьи сапоги и вышел под дождь. Вовка родился в этих местах и отлично знал, что горы и море-  это зоны риска. Поэтому к разгулам стихии относился спокойно: ну, зальет подвал, ну, затопит курятник, ну , унесет приготовленные на зиму дрова – ничего страшного. Привыкли. Но только осветив мощным фонарем окрестности, Вовка сумел осознать весь масштаб происходящего: «Это – не просто паводок. Это в горах  разбились смерчи!»
«Брат!» - молниеносно мелькнуло в его голове. Младший брат Руслан со своей семьей недавно справил новоселье  в новом доме, построенном недалеко от устья реки Джубга. Вовка лихорадочно набрал на «садившимся» мобильнике номер и заорал что есть силы в трубку: «Тикайте! Тикайте!». Связь прервалась…
               Полусонный Руслан, встревоженный отчаянным воплем  брата, оделся и вышел на улицу. Гремела гроза. Мирно спавший поселок был погружен в непроглядную тьму. Но сквозь  раскаты грома обостренный тревогой слух Руслана уловил какой-то далекий звук, похожий на рокот…
               Он вернулся в дом, приказал  жене и детям бежать на чердак, а сам ринулся в гараж, где стояла его новенькая «Лада», на покупку которой всю прошлую зиму он водил тяжелогруженые КАМАЗы в далекой Воркуте…
               На максимальной скорости он рванул по грунтовке к трассе "Дон", пытаясь увести «Ладу» в безопасное место. Но тут стремительно надвинувшийся водяной вал накрыл машину и со всей силы бросил на стену соседнего недостроенного дома, плюща и ломая, как пустую консервную банку…
                 Жена Света, с ужасом наблюдавшая  происходящее из чердачного окна, спотыкаясь в темноте, сбежала вниз,- воды в доме уже набралось по пояс. Она выпрыгнула из окна в ледяную черную воду и, ощупью добравшись до искореженной машины, втащила безвольно поникшее тело Руслана на высокое крыльцо соседнего дома… Время шло, вода спадала медленно. Словно штормящее море, огрызаясь огромными  валами волн, не хотело принимать в себя  грязные воды взбесившейся речки, не  желая делить с ней вину за  свершившуюся трагедию…
                 Сколько времени она просидела на мокром цементе крыльца, держа окровавленную голову мужа на коленях, Света не представляла. Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем вода спала. Тогда Света, взвалив тело едва подававшего признаки жизни мужа, себе на плечи и сгибаясь от непосильной ноши, медленно побрела по жидкой, чавкающей грязи напрямик, через пустырь к трассе, где уже появились многочисленные огоньки фар пробившихся к поселку машин МЧС...
                  Найденные во тьме первые трупы погибших, не сговариваясь, несли к зданию поселковой администрации и клали на загаженной, затоптанной лестнице у входа. Собравшаяся вокруг толпа безмолвствовала. Кого-то из погибших узнавали и под сдавленные рыданья женщин уносили по домам. Неопознанные трупы несли на руках вверх по улице к стоявшим в незатопленном месте машинам скорой помощи…
                  Дольше всех оставался лежать на лестнице труп пятилетней девочки. Из ее крепко сжатых, израненных кулачков торчали веточки и листья, - видимо, ребенок до последнего мгновенья отчаянно боролся за жизнь…
                   Но вот толпа расступилась,- из темноты шатающейся, обессиленной походкой вышла молодая женщина в   изорванной, грязной ночной рубашке. Длинные  черные волосы её сбились в страшные колтуны, глаза горели  огнем безумия. Она ничком упала на лестницу, судорожно прижала к себе детский трупик. И из груди её вырвался дикий, душераздирающий вой. Так воют только смертельно раненные  животные…
                    А до рассвета оставалось еще долгих четыре часа…
49 Человеческое спасибо
Полина Меньшова
Майское утро. Погода уже почти летняя: ярко светит солнце, «подтрунивая» над школьниками, то и дело мимо проезжают велосипедисты, заставляя завидовать, а дворовые мальчишки уже давно играют в футбол…

В такой обстановке просто невозможно учиться, но они послушно идут в школу… Они: Лена и Саша – простые семиклассники.

Лена мечтательно следит за облаками, а Александр украдкой смотрит на подругу: «Красивая она всё-таки» – проносится мысль в его голове и мгновенно, алым цветом, отражается на его щеках. Он часто на неё заглядывается… А девчонка всё идёт и отрешённо смотрит вверх: какое же оно прекрасное, мирное небо!..

Приближается День Победы. Повсюду уже готовятся парады, праздничные концерты, открытые уроки… Их городок тонет в море хлопот, и они почему-то не доставляют удовольствия, как предновогодняя суета или подготовка ко дню рождения, которую хочется растянуть на подольше… Ведь, если подумать, это же одно и то же! Девятое мая – начало нового, спокойного года, времени, когда больше не будет войны и одновременно день рождения Победы, которой в этом году стукнуло уже семьдесят лет. Но лишь одним этот праздник отличается от других: за этот день заплачена огромная цена: миллионы жизней, десятки городов и поселений, огромное количество крови… Крови, которой пропитана земля под нашими ногами, крови спасителей. Героев…

Этот день в календаре выделен  красным цветом… Кровавый оттенок не только говорит о празднике, но и лишний раз напоминает нам о том, чего стоило наше счастье. Помимо алой пометки число «9» на майской страничке хочется заключить и в чёрную рамку…

                                          ***

Ленка зашла в школу с грустными мыслями. Она вспоминала рассказы учителей о войне, «повествования очевидцев» – своих прадедов, и от этого её хотелось плакать… Девочка мысленно окуналась в атмосферу военных лет, и ей становилось ужасно страшно от картин, которые вставали перед глазами и невыносимо больно из-за того, что она прекрасно понимала: на фронте было страшнее… Там гибли реальные люди! Не плоды её воображения, а живые, настоящие люди!

По щеке Лены покатилась слеза… Она сама не понимала, почему эти мысли не покидали её? Зачем она думала о войне постоянно?

– Не плачь, девчо-онка! – сзади к Ленке подкрался Саша и, вспомнив опять-таки военную песню, нерешительно приобнял её…

Девочка улыбнулась и, стараясь не показывать своего смущения, повела друга в кабинет литературы:

– Пойдём, урок уже, наверное, начинается!

Ребята побрели в класс, где учительница уже что-то воодушевлённо объясняла…

– А вот и наши репортёры! – Екатерина Сергеевна сладким голосом заметила уже известную нам «парочку». – А у меня для вас работа нашлась!

Дело в том, что Саша и Лена – корреспонденты школьной газеты. Их очень часто хвалят за оригинальность и отмечают популярность их «детища» среди учеников. Пару раз директор даже заикался о том, чтобы «вывести газету на районный уровень, а там и до области недалеко»…

В общем, ребятам предстояло какое-то очередное задание. Нетрудно было догадаться, что пришло на ум классной руководительнице в канун юбилея Победы…

– Нужно будет подготовить специальный выпуск газеты, посвящённый Девятому мая! – отчеканила Екатерина Сергеевна. – Вы уж постарайтесь… Чтобы всё было, как всегда, на высшем уровне!

Специальный выпуск! На высшем уровне! Да… Работы будет вдвое больше, чем обычно: придётся «заморочиться» с картинками, подобрать красивые сочетания оттенков, так как спецвыпуски у них цветные… Продумать статьи и обязательно добавить какую-нибудь «изюминку»…

– И ещё… На праздничном концерте в нашей школе будут ветераны… – как бы невзначай добавила учительница.

А вот и ещё задача: не опозориться!..

Ленка посмотрела на Сашу: мальчик что-то уже мысленно прикидывал по поводу материала для газеты. По его уверенным глазам, в которых сверкали искорки азарта, было понятно: проблем не будет – у него всё под контролем. Лена долго глядела в его красивые карие глаза, направленные в её сторону, но совершенно её не замечающие. Она ловила себя на мысли, что ей нравится этот отрешённый и, в то же время, сосредоточенный взгляд начинающего репортёра…

                                         ***

Уроки пролетели незаметно, и настал момент, к которому Лену готовили мучительные мысли о Великой Отечественной войне…

Корреспонденты остались одни в классе, и Саша принялся втолковывать подруге «стратегию» их действий.

– Значит так, – начал он. – Оформлением у нас, как всегда, ты займёшься, хорошо?

– Хорошо! – Лена послушно села в компьютерное кресло и включила монитор.

– А вот материал я беру на себя! – изображая великодушного рыцаря, Саша взял в руки тетрадь.

Этот парень мечтал стать журналистом и делал всё, чтобы развивать свои способности. В общем-то, эту карьеру ему прочили и родственники, и друзья, поэтому он был уже весьма успешен в выбранной стезе. Саша уме всё «разложить по полочкам», и это, безусловно, было главным его качеством, как корреспондента.

Вот и сейчас он уже видел готовую газету:

– Выпуск  сделаем страниц на восемь, больше, мне кажется, не нужно… Ну… На первой будет поздравление, потом можно будет написать репортаж о подготовке к параду в нашем городе, взять интервью у какого-нибудь знакомого ветерана, разместить объявления о праздничных концертах ко Дню Победы и… Я ещё статью напишу.

Ленка вытаращенными глазами смотрела на друга:

– Как здорово! Ты сам всё придумал?

– Да, – Александр смущённо отвёл глаза. – Ещё на уроке.

– Я просто в восторге! Я могу взять интервью у прадедушки – он же воевал… С объявлениями проблем тоже не будет – их можно найти в Интернете. Про подготовку к параду тоже нетрудно выведать – как раз сейчас идёт очередная репетиция… А про что будет твоя статья?

– Заешь… Я хочу написать письмо абстрактного школьника абстрактному ветерану… Мне кажется, будет неплохо. А с прадедушкой и с парадом ты здорово придумала! Только тогда у тебя будет больше работы…

– Ничего страшного… Любимой работы много не бывает! – улыбнулась Ленка. – А что, если твою статью поместить на фон в виде фронтового письма?

– Ого! Отличная идея! – воодушевился Саша. – Тогда за дело?

– За дело! – обрадовалась Лена. – Я побегу – может быть, ещё на репетицию успею, а потом загляну к дедушке Васе…

– Хорошо!.. Только выпуск уже к завтрашнему дню должен быть готов к печати… – осторожно напомнил Александр.

– А ты сомневаешься в моей скорости? – притворяясь обиженной, удивилась Лена, – Мы всё успеем! Тем более, что завтра воскресенье, и уроки учить необязательно… В общем, жди меня часам к пяти… Я уже припасу какой-никакой материал, и мы начнём «загонять» его в газету…

Девочка, захватив диктофон и тетрадь, в спешке выбежала в коридор…

                                           ***

Юный журналист остался наедине с собой… Саша взял свою любимую толстую тетрадь, в которой делал «наброски» и, заботливо погладив её по обложке, принялся что-то выводить на страницах перьевой ручкой…

Он выглядел очень солидно за столом, с «пером» в руках. Его ручка суетливо перебегала со строки на строку, выражение его лица менялось ежесекундно. Парень очень волновался. Было ясно, что он пишет от сердца, что с бумагой он делится самым сокровенным…

«Здравствуйте, уважаемый Ветеран!

Пишет Вам обычный российский школьник. Я посылаю Вам это письмо, чтобы сказать «спасибо»… Самое чистое, искреннее и горячее человеческое «спасибо»…

Спасибо за жизнь!

 Вы не раз жертвовали собой, не однажды стреляли, как в последний раз. Каждое сражение могло стать последним, но Вы шли. Невзирая на опасность, шли к Победе. Вы двигались навстречу врагу, приближаясь к заветному Девятому мая…

Спасибо за храбрость!

За мужество, доблесть, отвагу! Сердечно благодарю Вас за настойчивость, с которой Вы «истощали» вражеское войско.

Я часто представляю себя на Вашем месте. На фронте, под огненным «дождём»… Что бы я делал там? Там – в одном из районов Великой Отечественной? Заплакал бы… Зарыдал бы, как грудной ребёнок, обезумел бы от страха, от горя… Я не смог бы прикоснуться к оружию, даже зная, что на кону судьба Родины. И во имя Отчизны я не сумел бы убить человека…

А перед Вами я преклоняюсь. Падаю на колени, понимая, как много Вы сделали для нас…

Спасибо за веру!

За неугасающую надежду на спасение! На Ваших глазах гибли люди. Ваши друзья… На Ваших глазах умирали великие. Такие же, как и Вы – герои!..

А Вы не отчаивались, продолжали свой путь к Победе и дошли до конца… Вы подарили счастье миллиардам людей. Вы сделали небо мирным, а землю, по которой мы ходим, живой… Спасибо за то, что Вы с нами! Спасибо за то, что с Вами мы!..

Один из тех, за чью жизнь Вы боролись…»

Такие строки легли на страницы Сашиной тетради. Мальчик с трудом дописал последнюю фразу и выронил ручку… Он, в изнеможении, «прилёг на бумагу: сил больше не было, как не было ни слова лжи в этом «письме»… Здесь не было фальши и преувеличений… И внутри у Саши тоже ничего не было… Он чувствовал какую-то пустоту и даже слабость. Он «выжал из себя все эмоции и все мысли, которые его когда-либо посещали. Саша не оставил ничего недосказанным, не скрыл не приукрасил… Он просто написал правду, а за истину в наше время принято платить немалую цену… И юный журналист обменял на эти строки частичку своей души, отдал «кусочек» своего сердца…

Он сидел и размышлял о своём состоянии, когда в вакуум его чувств пробилась живая, свежая струйка воздуха – в класс влетела запыхавшаяся Ленка.

– Ну, что? – без всяких приветствий Саша обратился к подруге.

– Фото, – Лена сняла с шеи фотоаппарат. – Интервью, – на стол «приземлился» диктофон. – Информация,– Девочка достала из сумки тетрадь.

Затем корреспондентка взглянула на часы: ровно пять.

– А я ещё и пунктуальная, – с улыбкой добавила она. – А у тебя как дела?

– У меня… У меня статья есть! – пытаясь изобразить хорошее расположение духа, сказал Саша. – Давай газету формировать?

– Давай! – Ленка уселась за компьютер и взялась за оформление…

С физиономией хакера девчонка ловко справлялась со своей задачей: уже через пять минут была готова первая страница. Лена «окаймила» светло-жёлтый лист георгиевской лентой, поместила туда непонятно откуда взявшееся поздравительное стихотворение и увенчала композицию гвоздиками и Вечным огнём.

Саша тем временем набирал на компьютере свою статью, интервью с прадедушкой Лены, объявления.

– Ничего себе, скорость! – мальчик повернулся в сторону подруги. – Так мы и до ночи всё закончим!

– Конечно, закончим! – улыбнулась неугомонная Лена. – Ты уже что-то напечатал?

– Да, твоё интервью. Здесь столько интересного!

– Да-а… Дедушка Вася много рассказал… Давай, я оформлю!

                                        ***

Так же слаженно работая, ребята провели весь вечер. Им было хорошо вместе, да и души обоих всё-таки грел приближающийся праздник…

– Наконец-то!.. – выдохнула Лена. – Кажется, всё готово!

Саша подошёл поближе, чтобы улицезреть плод их совместных усилий. Газета получилась просто великолепной: за поздравлением последовал репортаж о подготовке к параду, дополненный красочными фотографиями. Далее шло интервью с ветераном, фоном для которого стала эмблема юбилея Победы, затем – Сашина статья, помещённая на фронтовой «треугольничек» и, в завершение – информация о концертах, представленная цветными объявлениями…

– У меня просто слов нет! – восхищенно прошептал Саша, – Ленка, какая же ты молодец!

– Не я, а мы! – засмеялась девчонка и, на радостях, журналисты обнялись.

                                       ***

И вот настал день школьного концерта – восьмое мая. Все готовились ко встрече ветеранов и других почётных гостей.

Лена и Саша, «нацепив» георгиевские ленточки, дежурили у входа, помогая всем пришедшим и наблюдая за завершением подготовки к празднику.

Вот уже начался концерт. До ребят долетали куплеты военных песен, которым они молча подпевали, слышны были поздравительные речи.

– Саша! Помоги мне! – корреспонденты услышали голос Екатерины Сергеевны, которая неожиданно появилась в холле со стопкой красочных газет.

Александр быстро подхватил «ношу» классной руководительницы и положил «чтиво» на стол вахтёра.

– Нужно повесить на стену одну газету, – предложила учительница, и Лена быстро воплотила эту идею в жизнь.

Теперь они, втроём, стояли и любовались работой юных журналистов.

Их созерцания прервала новость об окончании праздничной встречи в их школе. Из зала вышла толпа довольных гостей и сразу направилась к привлекающей внимание разноцветной стопке. Через минуту уже почти все впились глазами в спецвыпуск. Ребята с интересом наблюдали за гостями: одни плакали, а другие, молча, с каменным лицом, вчитывались в каждую строчку, должно быть, вспоминая страшные годы…

Одна пожилая женщина, со слезами на глазах, читала интервью с прадедушкой Лены. Девчонка подошла к ней и спросила:

– Почему Вы плачете? Не волнуйтесь, всё же уже хорошо!..  Завтра праздник…

– Нет, для меня это не праздник, – вздохнула старушка, – В сорок пятом году, девятого мая, все мои подруги радовались и, первый раз за пять лет, обнимали своих отцов… А я… А я прижимала к груди похоронку…

Женщина поднесла к лицу синий платочек, а Лене захотелось её пожалеть. Девочка нежно обняла её и сказала: «Не переживайте! Не плачьте, пожалуйста…»

Тем временем Саша «следил» за эмоциями одного из ветеранов. Дедушка внимательно читал «фронтовое письмо». Заметив неподалёку нашего журналиста, герой спросил:

– Сынок, а кто эту статью написал? Не ты ли?

– Я… – робко ответил Александр.

– Спасибо тебе! – ветеран погладил мальчика по голове и направился в кабинет директора…

Вскоре оба вышли, и Саша мог слышать часть их разговора:

– Алексей Петрович! Какие ребята у Вас хорошие. Талантливые и… Понимающие! Почему эту газету в киосках не продают? – беспокойно говори ветеран.

– С завтрашнего дня обязательно будут продавать! – заверил его директор…

И своё обещание выполнил…

                                       ***

Победа! Победа великой Советской армии, победа над фашизмом, над злом… Победа правды, добра и света… Святая Победа!.. Сегодня её день…

В юбилей старушки Победы на свет появилась чудесная малышка – победа Саши и Лены в их начинаниях… Всё встало на свои места, ровно как и семьдесят лет назад…
50 Опалённый звездой по имени Солнце...
Полина Меньшова
Белый снег, серый лёд…


На растрескавшейся земле… На израненной, видавшей и терпевшей абсолютно всё… Эта земля была полем сражения и сотрясалась от звуков выстрелов, придавала людям сил, истощая при этом себя… Она давала начало новой жизни и губила миллионы…

Эта земля была другом и врагом, соратником и соперником. Она лечила и отравляла, вдохновляла и предостерегала, наводила на нужные мысли и «сбивала с пути»… В каких только ипостасях не представала она перед нами!

А сейчас она истощена, изрезана жестоким к себе отношением… Её бережно укрывают снег и лёд, защищают её так же, как лечат больную душу месяцы и годы… Как исцеляет её время…

Душа человека появляется на свет абсолютно чистой. Такой же живой, какой, должно быть, миллионы лет назад была земля. Она живёт со своим хозяином, принимая на себя все его переживания, все радости и печали… Счастье питает её, как вода почву, а невзгоды ранят, как лучи солнца иссушают землю.

Проходит время, только и оно не способно излечить сердечные раны. Проносятся месяцы, годы, выпадают «снежинки» новых событий, появляется лёд, «перебинтовывая» душу… Но это лишь «белый снег, серый лёд на растрескавшейся земле» – ничего более…

Стоит только выглянуть звезде по имени Солнце, как вся «защита» тает, и человек, в воспоминаниях, проживает всё снова…

А над городом плывут облака: в прошлом – такие же судьбы. Счастливые и несчастные, простые и сравнимые с извилистой дорогой с бесконечным числом поворотов. Такие же души… Абсолютно такие же, только их уже не ранишь и не излечишь, не согреешь и не обеспокоишь…

Человек – часть природы, её дитя… Он так же могуществен и так же хрупок, а его жизнь – такое же «лоскутное одеяло»…

***

Он не помнит слово «да» и слово «нет»…


Для него нет ничего невозможного. Нет преград и опасностей. Он – человек…

Ему может навредить только его сердце, его же душа и его мысли… Больше ничто его не сломит и не напугает…

Его разумом движет особенная, неизведанная и очень могущественная сила. Человек жаждет открытий, спешит заглянуть в будущее… Он старается как можно быстрее сделать следующий шаг к новым «вершинам»…

Он не помнит ни чинов, ни имён… Да и зачем они нужны? Ведь все мы – те же люди, простые, почти ничем друг от друга не отличающиеся… Все мы – братья, союзники в одном общем стремлении сделать мир совершенным.

Охваченные азартом, враги становятся друзьями и наоборот, он объединяются, идя к цели, или навсегда прекращают общение…

Но, так или иначе, их глаза горят, руки неустанно трудятся, а сердца непрерывно бьются… Бьются в унисон, отстукивая ритмичную дробь, задавая темп и настроение работы.

Они идут навстречу прогрессу: люди «взламывают» замок на двери в будущее. Их манит что-то новое, неизвестное, незнакомое… То, что есть на земле сейчас их не привлекает, ведь оно не интересно, не ново.

Человек живёт представлением о счастливых, как ему кажется, временах, когда весь мир станет совершенно другим: высокотехнологичным, инновационным… Он всеми силами приближает это время, но ему неизвестно, суждено ли ему достичь своей цели…

Об этом знает только природа. Только мать всех людей на планете. Лишь она ведает, какие планы должны быть осуществлены, а какие вершины останутся непокорёнными.

Человеку подвластно всё: он способен дотянуться до звёзд, не считая, что это сон… И упасть, опалённым звездой по имени Солнце…
51 Случай на Сабантуе
Валерий Рыбалкин
   Начало июня. Сочная молодая травка на пологих склонах большого оврага ещё не набрала силу. Кругом зелёная листва и слепящие лучи солнца, выглядывающего из-за тёмной тучки, которая, погромыхивая, грозит пролиться тёплым благодатным дождём. А народ, ещё не привыкший к наступившему лету, весёлой говорливой толпой идёт по широкой дороге за город - на свой любимый праздник Сабантуй. Музыка гремит, на дне оврага разминаются борцы татарской национальной борьбы кулеш, подпирает небо высокий вертикальный шест для лазания. Красавец баран, привязанный к тонкому концу горизонтальной жерди, щиплет травку и резвится, готовясь сбросить на землю любого, кто попытается пройти по жердине, отвязать верёвку и забрать в качестве приза строптивое животное.

   Вот на деревянной трибуне для почётных гостей появился, наконец, глава Татарстана в сопровождении городского начальства и пышной свиты. Открывая праздник, он поздравил землепашцев с окончанием сева и завершил свою речь словами:
   - А теперь давайте всем миром попросим у Всевышнего дождя, чтобы он щедро полил наш будущий урожай.

   И тут же лёгкий ветерок вдруг резко усилился, над оврагом пронёсся серый столб пыли, а весьма благожелательно наблюдавшая за праздником тёмная тучка вдруг стала расти, пухнуть, будто на дрожжах, и заволокла полнеба. Под вспышки молний, под раскаты грома на головы собравшихся обрушились потоки так не вовремя вымоленной у небесных сил воды. Кто-то успел спрятаться под навес, кого-то вымочило до нитки, но не было уныния на лицах. Напротив, все с восторгом наблюдали за соединившей склоны оврага яркой, цветастой, омытой дождём радугой.

   Мне очень нравится этот мусульманский праздник, даже несмотря на то, что сам я русский. Но Сабантуй давно стал торжеством наднациональным. Конечно, татарское подворье, огороженное невысоким заборчиком - самое посещаемое, самое колоритное среди прочих. Здесь можно полюбоваться на рослого деревенского барана, на лошадь с вплетёнными в гриву цветными ленточками, на то, как работают кузнецы, сапожники, на жужжание прялки, на резчиков по дереву. Неподалёку расположились марийские, чувашские, иные национальные дворики с красными пузатыми самоварами, изысканными блюдами и со всем тем, что отличает один народ Среднего Поволжья от другого. Гуляй, свободная, милая сердцу волжская земля!

   Кругом торгуют резными деревянными игрушками, ложками, иными поделками местных мастеров. Художники выставили на продажу свои картины, воспевающие красоты нашего чудесного края. Издалека чувствуется запах аппетитных шашлыков, выпечки и всевозможной вкуснятины, которую можно съесть за расставленными под навесами столиками. Но меня влечёт сюда совсем не это. Детский Сабантуй – вот куда с малых лет я стремился всем сердцем. И совсем неважно, что мне отчаянно не везло в этих игрищах. Главное – стремление к победе и азарт.

   Бой горшков – в этом состязании даже Ельцин участвовал. С завязанными глазами он, размахнувшись, с первого удара разбил палкой глиняную посудину. Я пытался повторить его рекорд, но лишь поставил огромную шишку на голове у судьи, за что был с позором дисквалифицирован.
   Через год, пытаясь подражать редкому гостю Сабантуя Владимиру Путину, я доставал зубами монету из чашки со сметаной. Перемазался с ног до головы. А так как был голоден, то с аппетитом съел остатки вкуснейшего продукта. Не пропадать же добру? Но, в отличие от главы государства, не нашёл на дне никаких денежных знаков – ни металлических, ни бумажных. Моему возмущению не было предела. Однако неумолимый судья был в полной уверенности, что я нарочно проглотил монету, и засчитал мне полное техническое поражение.

   Одних неудачи гнетут, других, напротив, делают крепче. Я жаждал победы, но в соревнованиях по бегу с яйцом так и не сумел удержать варёное яичко в алюминиевой ложке. Оно, будто в сказке, упало на землю и разбилось. Худенькая девчонка, мой соперник, поглядывала на меня с презрением, получая заслуженный победный приз.
   Бой мешками сидя на бревне закончился тем, что моё оружие зацепилось за гвоздь и разорвалось на потеху болельщикам. Во время массового забега уже в других, объёмистых мешках, которые надевают на ноги, я вначале с победным криком вырвался вперёд, но упал и был затоптан бежавшими сзади спортсменами. Оставалось одно – выбрать наиболее подходящий вид состязаний, а затем долго и упорно тренироваться.

   Борьбой куреш, пудовыми гирями мне заниматься было рановато, вертикального шеста найти не удалось. Поэтому пришлось остановиться на горизонтальном. В соседнем лесу я присмотрел удачно упавшую сосну, к тонкому концу которой привязал бельевую верёвку, а в качестве барана использовал своего младшего брата. Летом, осенью и даже зимой мы ходили вдвоём к этому дереву. Я научился балансировать на бревне при самых резких толчках, изучил множество видов узлов, в том числе морских, которые молниеносно развязывал левой рукой. А когда накануне Сабантуя в овраге был установлен снаряд для состязаний, мы с братом тренировались там до глубокой ночи.
   Но вот, наконец, наступил долгожданный день моего грядущего триумфа. После торжественной части начались соревнования. Баран играючи сбросил двоих ребят с жердины, и стало ясно, что борьба будет нелёгкой. Тем более – по соседству проходили выступления клуба служебного собаководства, и собачки своим неистовым лаем сильно тревожили строптивое рогатое животное. У друзей человека, породистых овчарок, были свои задачи, главная из которых - задержать убегающего «преступника» в рваной телогрейке и защитных накладках.

   Подошла моя очередь. Непоседливый рогатый овен немного успокоился, и я двинулся вперёд - навстречу своей удаче. Несколько сильных толчков где-то на полпути не помешали мне добраться до тонкого конца бревна. Узел оказался простейшим, но тут выяснилось, что верёвка три раза обмотана вокруг жердины. Однако я с триумфом решил и эту задачу. Болельщики, сидя на склонах оврага, что-то кричали и аплодировали, восхищаясь моей силой и ловкостью.
   Довольный, я шёл по бревну назад, держа в руках поводок, на противоположном конце которого внимательно наблюдал за происходящим мой упитанный с закрученными рогами приз. И вдруг, видимо испугавшись восторженных криков толпы, он изо всех сил рванулся в сторону. От сильного толчка конец верёвки изогнулся и непостижимым образом обмотался вокруг моего пояса, накрепко связав нас двоих, будто альпинистов.

   Мой вес тогда едва ли превышал бараний. И пытаясь удержать равновесие, я сделал гигантский прыжок, устремившись вслед за строптивым животным. На соседнем участке служебные собачки навострили уши. А когда они увидели меня, несущегося вслед за четвероногим лохматым существом, то охотничий инстинкт сработал у них мгновенно. Хозяева едва удержали своих подопечных. Но один взъерошенный пёс всё-таки вырвался и, волоча поводок, устремился вслед за нами, не обращая внимания на окрики растерянного кинолога.

   О чём тут говорить? Вместе с призовым овном мы были повержены наземь и до крови искусаны разъярённым зверем, натасканным на поимку преступников. Затем нас, уже втроём, доставили в больницу, оказали первую помощь, а служебного пса проверили на наличие отсутствия бешенства. Хирург оказался славным малым, хоть поначалу в сердцах и назвал нашу троицу баранами. Двое хвостатых, естественно, не обиделись, а я ещё долго переживал по этому поводу. И когда, все в бинтах и зелёнке, мы вместе с гордым боевым овном появились на пороге моего дома, то мать, открывая, чуть не упала в обморок. С тех пор я сильно охладел к любым состязаниям. А приходя на Сабантуй, стараюсь уделять больше внимания шашлыкам и свежей выпечке.   
52 Записки старого башмачника Часть1
Алексей Решенсков
Тачать дратвой - дело нехитрое, столько лет вдыхаю запах выделанной кожи, что кажется он мне ароматом неземным, букетом пахучих роз, дыханием свежего ветра. Вдыхая его, обретаю уверенность и радость жизни. Шило в моих руках, словно палочка дирижёра, разжигает в душе песню о неиссякаемой красоте мира и счастье великом, вмещающимся  в одно короткое слово – жизнь. Для меня жизнь только там, где барабаны моей души ликуют, где реки  бушующих страстей, где голубое небо с ангелами, дарующими харизмы.  Я люблю её, потому что светит солнце. Я люблю жизнь, и от того не иссякает огонь в моей душе.
 - Дурачок, пьяница,- гудит толпа, отпуская грубости в мою сторону. Ну и что с того, я такой какой есть. Смотрите и завидуйте мне, недалёкие люди. Я счастлив, хотя мои морщины украли у меня молодость. Седина заставляет делать рассудительные поступки. Но я то, я то не хочу этого. Всеми фибрами души сопротивляюсь, кричу, что есть силы, не смотря на то, что мой беззубый рот шепелявит и извращает звучание  музыки слов. Кричу, воспевая красоту мира, так как могу, так как учила меня мать и отец, так как умеет старый сапожник. Загляни в мою голову, блуждающий путник, и ты увидишь там только детскую улыбку и радость, ты услышишь пение соловья.  И нет, нет там места горькой правде жизни, потому как сурова и жестока она  во всех своих проявлениях. Словно пыль со старого буфета ежечасно, ежеминутно, я стираю её из моей головы, из памяти,  до песчинки изгоняю этот шлак бытия.  И всегда говорю себе:
 «Ах, какая безумная жизнь! Ах, как же она хороша!

  Мне уютно, тепло на душе, что здесь на земле коломенской определенно обнаружится путник, башмаки которого, попав в непогоду, превратились в ни что. И вот тогда каждый вспомнит, что есть в деревушке Змеёво  Степаныч. Кто-то с сожалением, что мастер живет в такой глуши, что добраться до него совсем несбыточное желание. Те же, что живут рядом, прихватив сто грамм «беленькой» и непременно соленых огурчиков, заходят ко мне. Тепло и радостно мне оттого. Нет, жив еще Степаныч, жив, раз руки его простым людям нужны. Мне с пантолетами делов - то всего на полразговора. Где нитью сшить, где клеем исправить. Дело нехитрое. Самая хитрость моя с человеком по душам поговорить, да под его же огурчики с родимою. Вот поэтому-то, все наши деревенские передо мной как на ладошке,  кто чем живёт, мне всё ведомо. И если кто начинает других поносить последними словами, говорю всегда, что дела до этого мне нет, потому как всегда оказывается, что рассказчик сам не золотыми нитками соткан. Ведь на другой день мне и про него всю подноготною выдадут. «Доброжелателей» много по свету ходит.
   Пошел мне уже седьмой десяток., м-да. Много? Еще десять лет назад я бы и сам не смог бы ответить на этот вопрос, ну а сегодня с полной уверенностью могу сказать – жизнь только начинается. Сегодня, когда дети мои уже выросли и  вытворяют, всё что им не заблагорассудится, и сами отвечают за свои выкрутасы. Сегодня, когда они подарили мне внучку, и дома по- прежнему шум, веселье и постоянная беготня. С новой силой ощущаешь дыхание времени и говоришь сам себе: а не пошалить ли тебе, старое отродье. А не убежать ли тебе с бабушками-старушками к реке, где после  бутылочки  пива, обнимая женскую грудь, сказать себе, как же прекрасна эта безумная жизнь; как же чертовски хороша!

    Горит, горит, полыхает огонь страсти в душе, и ничего поделать с тем не могу, да и не желаю.  Даже и не верится, что может пробить час, когда мой наметанный глаз затуманится и, проходя мимо красотки какой, не подчеркнёт чистоту бриллианта её прелестей, не отметит её наливные яблоки, волшебной страстью разжигающие костёр в моей душе. Её томный взгляд, как бы зовущий меня  под сень столетнего вяза отдать природе то, для чего она создавала нас.
   Видит, видит старик Степаныч  огонёк в глазах наших бабушек. Но что мне от того, если есть только одна, растопившая моё сердце, есть та, что волшебной походкой волнует и окрыляет меня. Чья улыбка пронизывает моё сердце, и даже во сне напрягает все мои прожилочки. Горе у меня или печаль, а её образ всегда в моей голове и от того страдаю я безмерно. Дела совсем не спорятся, если за день я хоть раз не поймаю её пронизывающего взгляда. Словно мальчишка какой, прячась в тени старой вишни, наблюдаю, как она работает у себя в саду. Боже, как я завидую обычному муравью у неё на грядке, пропалывая которые, она, наклонившись, обнажает свои достоинства. Мне превратиться бы в какую букашку и заползти в её райский сад. Дни и ночи напролёт мысли вокруг  этого божественного создания превратили мою жизнь в сущий ад. Сколько пива и вина было выпито в надежде забыться  и уйти от чувств и страсти, но нет, не придумал еще господь Бог лекарство или противоядие против им же задуманной шалости. Значит то всевышнее благословение, а не прихоть какая. Значит, тому и быть. И вот, когда луна поднимается над головой, когда из каждой избёнки сквозь худые окошки просачивается сопение и храп утомившихся за день жителей нашего маленького Змеёво, наступает моё время .                              
         Как одинокий волк в полной темноте пробираюсь к возлюбленной садами и огородами, то и дело отдирая с парадных брюк колючки репейника. Пробираюсь, словно шкодливый мальчишка, словно загнанный зверь, прислушиваюсь. Срамота же будет, если напорюсь на кого.  Того пуще, если спросят, что мол ты куда же это Степаныч на ночь глядя?     Смех и грех прямо. Мало того, что в деревне у каждой калитки глаза и уши, не смотря на то, что наши бабки слепы и глуховаты. Так всегда найдётся какая-нибудь полуночница, обремененная мигренью, которая завтра же на  вечерках-посиделках расскажет всем, какие пуговицы были на моем исподнем белье и о чем говорили мы, наслаждаясь неземными ласками друг друга. Знаю, знаю, что и она, моя Любаша, моя Афродита, моя богиня ждёт меня  и, посматривая в окошко, накрывает на стол.
  Шалю, шалю потихоньку, потому как на душе радостно и светло мне от того,  что я еще не старый трухлявый пенёк, и глаза мои  горят, возбуждая безумное сердце.
  Уже под утро, сдобренный поцелуями и хорошей закуской, возвращаюсь домой. Размеренно тикают ходики, скрипят половицы, да старый блохастый кот посапывает на моей подушке. Не ворчи, говорю я себе, старое отродье, посмотри, как же хороша эта безумная жизнь, как же она чертовски мила моему сердцу.


 
   Порой вечерами, когда  дает знать усталость, когда сумрак накрывает улицу пеленой, заварив чайку и раскурив трубочку жгучего табака, иду к себе в каморку. Там я отдаюсь на растерзание моим воспоминаниям  и чувствам, что поглотили меня за прошедший день. Как летописец заношу всю правду жизни в старую, потёртую местами общую тетрадь. Потому как  память, она настолько изменчивая штука, что сегодня добро - это добро, а на завтра уже подвох какой видится и замысел. Нет, пускай прожитый день останется в памяти моей очередной ступенькой жизни, таким как он был, без всяких прикрас и нюнь.
Достаю из стола свою тетрадь и всегда восклицаю: « Ну, здравствуй, родная моя, любимая книга жизни. Книга, потёртые страницы которой хранят запах жигулёвского пива и свежей тараньки, запах не бог весть какого табака, но главное,- свежие мысли, которые переполняют меня и как неистовый, бурлящий водопад выливаются на эти странички моей книги жизни, которой  душа всегда доверяет всё самое  сокровенное».
     Посмотрим, всё ли готово для разговора с ней.  Старая настольная лампа, чашечка чая с ароматом мать-мачехи и лесного  шиповника, трубочка с крепким табачком, вот пожалуй и всё, что мне старому проныре надо. Подхожу к двери, прислушиваюсь, всё ли спит в доме старого башмачника. Тишина. И только тогда   и начинается моё великое таинство.
   Но сегодня, видимо  потому, что у меня не уродилась морковка, корешки оказались пусты и безнадежны, на меня насела грусть и тоска. Сколько труда вложено, а всё псу под хвост. Видимо, обманул меня старый дед,  у которого я покупал семена, а уж разрисовал он мне её, словно чистый мёд в уста клал. Выдёргиваю, а там одни белые хвостики. Но ведь оттого наша русская душа столь любвеобильна и притягательна, что редким терпением наделена с избытком. Знаю, знаю-завтра и думать про то забуду. Только по моему разумению человек в жизнь приходит, чтобы нести  всем радость и любовь, но уж совсем не подлость и лукавство. Вот потому-то молчит сегодня моя голова, и на лист бумаги не ложится отражение души, потому как в ней сегодня сплошные разочарования. Сижу, табачок смолю, да в окошко посматриваю. Чудо - луна  сейчас над домом разместилась, и только она в эту минуту радует меня.
   Однако всегда в таких ситуациях говорю себе: Не горюй, Степаныч. Пусть ветром полуденным разгонятся твои печали, пусть скверная мысль покинет голову, и бутылочка крепкого пива внесёт в твой  мозг мысли полные озорства. Нет на земле человека веселее и свободнее, чем старый башмачник.  Не имея за душой ни копейки, радуюсь тому во сто крат сильнее, чем дню пенсии. Когда деньги зашуршат в кармане, сразу прощай свобода  и спокойствие. Появляется рассудительность, и я превращаюсь в редкого качества зануду. Может, именно поэтому я спешу избавиться от денег и нахожу в том наслаждение.  Такой мастер как я без хлеба не останется,  и потому трачу свои копейки на пиво, к которому неравнодушен, да   на любимую внучку мою Наташеньку.
 Э, да вы не знаете мою внучку? Кто веселее и радужнее всех на деревне, кто поёт словно соловей? Кто нежнее, чем самый красивый цветок? Это она, моя крошка, потчующая деда сказками  и вдохновением.
     Моё солнышко любит  встречать рассвет, сидя у окошка. Окутанные утренним туманом детские мечты рвутся на простор ясного неба. Порой даже мне старику так и хочется вслед за трясогузками  взлететь и посмотреть на свой домик свысока. Вот и она, моя радость, всматривается в облака и  удивляется, как они похожи то на слоненка, то на большого пушистого медведя. А то вдруг  появится улыбающаяся фея, которой так и хочется крикнуть: « Я здесь, я здесь». Боже, как она на меня похожа, ведь и я так мечтал когда-то. Моя фантазерка, кровинушка.
Глядя на эту чистую душу. у меня всегда слеза наворачивается,
Знаю, что человек, словно яблоко с земли поднятое, не потому страдает, что мать его таким родила, а оттого, что внимания и заботы к нему не было. Поэтому сердце моё, переполненное любовью к этому чуду, всегда находит время и место  приголубить мою красавицу. Всегда  находит слова  любви и ласки.
 Вот и оно моё сокровище. Смотрю в дверях, стоит моя Наташенька.
 -  Что такое? Почему не спит моё солнышко?
- Ну что же ты деда? Ты же обещал мне рассказать про лешего.
А ведь точно обещал, только запамятовал что-то я. А ты не испугаешься? Спрашиваю я, в надежде увильнуть от повинности.
- Да что ты деда, я уже большая. Отвечает моя кареглазая.
- Ну да ладно, присаживайся ко мне на кровать и слушай.
- Только скажи мне сначала, а ты то, видела лешего?
- Нет.
- Да что ты! Этот брат к нам в лес частенько заходит.  Однажды, за околицей, там где дорога теряется  в лесу, вижу пританцовывает он, внося сумятицу в спокойную лесную жизнь. Веселится, разлохмачивая ветки деревьев, сгоняя птиц с насиженного места. А ему это будто в радость, что взлетая они  свиристят испуганным гомоном. И от того леший заводится еще сильней и вскоре по его лесному хозяйству уже разносится  многоголосый гул певчего братства, будоражущий всю лесную живность. Только когда он утомится, ветер успокаивается и глядишь, опять тишина, разве что неугомонная кукушка продолжает свое ку-ку. Здесь бы смекнуть, что противится леший беспорядку нашему и упрямству, Вывели мы старика из терпения. Сколько можно издеваться над природой? Но где уж нам, мы как недоросли какие, несмышленыши продолжаем проказничать. А потом удивляемся дождю ненастному, грозе бушующей и неурожаю.
 Первыми бабки наши начинают причитать:
«Грибы, грибы-то где? Издеялась природа, не то что раньше было».
Однако по утру на следующий день пойдёшь в лес, смотришь под ногами, шишек, шишек то словно ковер устелено. И среди этого ковра сверкают умытые утренней росой шляпки грибов, радуя и приводя в душевный  трепет грибника. Нагнешься, чтобы срезать красавца эдакого, а запах, запах еловый пьянит и радует.
  Из наших деревенских никто кроме меня лешего не видел.  Сам в толк не возьму, почему, но ко мне он был снисходителен, много раз на дорожке лесной встречались.  Пошалит немного и убежит восвояси, оставляя за собой  тропу наломанных веток и примятой травы. Озорной он.
 Оглянулся я на Наташеньку, а она пока я сказки рассказываю, закимарила родимая. Видимо и мне пора спать.
  . На утро,   подкрадываюсь к комнате моей золотули, прислушиваюсь - тишина.
- А где же моя внучка? где мое солнышко? где моя радость?
Открываю дверь, и яркие лучи солнца ослепляют меня.  Присаживаюсь на кровать к внучке  и смотрю на моё чудо. Для меня она, будто ангел, прилетевший с небес, самое прекрасное создание. Но что это? Из-под одеяла вылезает её светлая головка, и вижу маленькие хитрые, искрящиеся глаза. Не спит проказница .
 – Дедушка,- кричит она и бросается мне на шею. И нежным, вкрадчивым голоском шепчет мне на ухо:
- Ну, рассказывай, дедуля, что тебе приснилось сегодня?
 Эко любопытик какой, всё ко расскажи ей. Однако, меня и самого свербило поделиться с кем нибудь. Уж дюже сон необычный был у меня сегодня.
  - Знаешь, попрыгушка моя, сон мне приснился, и оттого что он невзначай как то привиделся, сердце будто ёкнуло. Думаю про себя, надо ж какая нелепость в жизни случается. Бабушка твоя, покойница Наталья Дмитриевна приснилась. Да так живо. Здесь вот вроде бы  повернуться на другой бок и покемарить еще чуть-чуть. Ан нет, вижу, стоит она на берегу  речки нашей Гнилуши и рукой будто машет мне, мол иди, иди Степанович, заждалася я. А мне самому глаз от неё  не отвести, все равно как заворожила меня. Прости, Господи, за что же мне такое испытание. Перебрался на тот берег, ближе подошел и чую, пахнет от нее свежим молоком и пирогами с капустой.
– Помнишь, бабушкины пироги то? Вот-вот, такой и запах от неё был. Я уж было испугался, встал, заглянул на кухню – нет никого. А пирогами то пахнет, пахнет. Чего молчишь, конопатая? Чуешь пироги то?
53 Невероятная история
Татьяна Богдан
   В одном небольшом городке, в маленькой квартирке   жила – была одна женщина. Звали её – Адилия, а отчество – Васильевна. По окончании института её направили работать в городской музей кукол, где она и проработала до самой пенсии. Выйдя на заслуженный отдых, женщина растерялась. Совсем недавно у неё ни на что не хватало времени, а теперь она не знала чем его заполнить. Целыми днями слонялась дома с тряпкой в руках и что-то натирала, то посудный шкаф, то паркет, то старое трюмо, доставшееся ей от бабушки. И однажды, вытирая его, увидела в нем женщину с << потухшими глазами >>. << Да, Адилия, скоро ты станешь старой, как это зеркало и никому не нужной >>. Так получилось, что у Адилии не было семьи. Рано похоронив родителей, осталась девушка совсем одна. И чтобы хоть как-то забыть о горе, большее время проводила на работе, где куклы для неё стали всей её жизнью. О них Адилюшка заботилась и разговаривала с ними, как с живыми. Находясь уже на пенсии, пришла навестить их, подошла к стенду, где находились её любимцы.
- Здравствуйте, мои дорогие, – сказала она взволнованно, - как вы без меня живете? Вас никто не обижал? – тихо, чтобы никто её не слышал, говорила Адилия и куклы, как показалось женщине, обрадовались её приходу и слегка поклонились. Она улыбнулась им и погладив стекло витрины, добавила:
- Степаныч, милый, только на тебя вся надежда, оберегай их. А вы, - обращаясь ко всем остальным куклам, - слушайтесь Степаныча, теперь за старшего он у вас будет.
 Еще немного постояв, попрощалась и со слезами на глазах, ушла. Адилия Васильевна даже не предполагала, что будет так тяжело. Увидев недалеко скамейку, решила присесть. Очнулась она уже в больнице. На следующий день в музее все говорили о своей бывшей сотруднице. Жалели бедняжку, но только этим всё и закончилось. Поговорили, пожалели, а пойти в больницу никто не изъявил желания. У всех были свои проблемы. Вечером сторож обошел залы, зашел в сторожку, включил телевизор и стал смотреть футбол. Он много лет проработал сторожем в этом музее, но даже предположить не мог, что после двенадцати часов ночи жизнь в нем только начиналась…
   
     Первым проснулся домовой, он взволновано крикнул:
-Эй, просыпайтесь! Вы слышали? Наша Адилюшка попала в больницу!
- Я слышала, - отозвалась Солоха.
- И я тоже слышал, - сказал кот Базилио.
- Бедненькая, мне так её жалко, - плаксиво сказала гостя из Японии.
- И мне тоже, - подтвердил Домовенок Кузя.
- И мне, - отовсюду слышались голоса кукол.
- А что если нам её навестить в больнице? – предложил звездочет, - я уже смотрел сегодня на звезды и они обещают нам очень интересное и полезное путешествие.
- Как? Мы же закрыты, - удивлено спросила коза.
- Это не страшно, мышей попросим, они откроют. Главное, кто решится пойти, ведь дорога будет не только интересной, но и опасной? - заметил домовой  Степаныч.
- Я пойду! – первым, на предложение домового, отозвался домовенок Кузя.
- И я пойду! – воскликнул Гном.
- Возьмите меня с собой, - тихо сказала спящая царевна.
- Тебя? И как вы, Ваше высочество, это себе представляете? - удивился купец, - вы ведь на ходу спите! Меня пишите, я пойду.
- А сегодня я спать не буду, - капризно ответила царевна, - вы же знаете, как Адилюшка меня любит. Она меня увидит, обрадуется и сразу выздоровеет.
- Ну да, - усмехнулся кот Базилио, - ты у неё будешь вместо микстуры.
- Нет, - надув губки, обиженно сказала японка, - как вы не понимаете, больной нужны положительные эмоции. А я ей песни спою и станцую.
- Хватит болтать, - прервал домовой, - нужно торопиться. И так, в больницу пойдут – домовенок Кузя, купец, Звездочет и кого же еще послать?
- Меня!- настойчиво крикнула Спящая Царевна.
- Мы тоже хотим, - тихо произнесли две  красавицы - девушка в желтом и девушка с зонтом. Из-за трудновыговариваемых их имен, кукол так и звали – девушка в желтом и девушка с зонтом.
- Хорошо, - подумав, согласился домовой, - Петрушка, зови мышей.
В это время Баба Яга, Солоха и кот Базилио переглянулись и в один голос закричали:
- А нас?  Мы тоже хотим пойти с вами в больницу!
- Вас? А проказничать не будете?
- Нет, не будем, - закачала головой Солоха.
- Ну смотрите у меня, - погрозив пальцем, сказал Степаныч.
 Петрушка протяжно свистнул. Мыши не заставили долго себя ждать, быстро прибежали на зов. Когда они узнали, что им предстояло сделать, сразу взялись за работу. Вскарабкались друг другу на плечи и самый маленький мышонок – Кив, как по ступенькам, по своим друзьям лихо взбежал на верх и подняв хвостик, открыл замок за замком. Через несколько минут куклы были уже на свободе. Мышата помогли всем спуститься в подвал, а там, через маленькое оконце, выбраться на улицу.
- А как мы узнаем, в какой стороне находится больница? – обеспокоенно спросила гостья из Японии.
- Нужно позвонить сказочнице Змее, она нам и поможет.
   
     В большой и богато убранной норе, мудрая Змея сидела в кресле – качалке и обдумывала сюжет для своей новой сказки. В это время зазвонил телефон. Она недовольно сморщила свой нос, проворчала что-то непонятное и сползла с кресла.
- Ох уж эти звонки, даже ночью нет от них покоя, - по – старчески бурчала змея, но когда узнала кому понадобилась её помощь, здесь же вспомнила о сове, ведь только она могла помочь ночью добраться до больницы.
- Идите по этой тропе до большой скамейки, там свернете на север, пройдете до поворота и увидите большое старое дерево. На этом дереве и живет тётушка сова.
Звездочет по звездам быстро определил где север и друзья, без особых проблем нашли нужное место, которое змея так точно обрисовала. Сова сидела на толстой ветке дуба и дремала.
- Тётушка Сова, - крикнул домовенок Кузя, но та была настолько стара, что ничего не услышала.
Тогда наши герои решили позвать её все вместе. Она приоткрыла один глаз, потом второй и расправив крылья, спросила:
- Кто там?
- Тётушка Сова, простите нас, мы не знаем вашего имени.
- Яанму.
- Тётушка Яанму, сказочница Змея сказала, что только вы сможете помочь. Нам срочно нужно попасть в больницу.
- Говорите в больницу нужно, всем?
- Да.
- Одной мне не справиться, вас слишком много. Летим к Бобику, правда он очень старый и больной, но без него не справиться.

    Бобик жил недалеко от большого дерева. Бывшие хозяева переехали в новую квартиру, а пса, у которого к этому времени ослаб нюх, ухудшилось зрение, а главное, - шерсть стала клочьями лезть, выгнали на улицу. Если бы не сова, пропал бы бедняга. Как то ночью она увидела шатающего от голода бродяжку, сжалилась и привела  его в этот сад. Накормила, показала пустую нору, где Бобик с тех пор и живет. Яанму попросила его помочь друзьям добраться до больницы. Пес прилег и куклы быстро вскарабкались ему на спину, вот только три куклы никак не могли поместиться, тогда Яанму взлетела и аккуратно подхватив их за одежду, полетела в сторону стационара. А Бобик не торопясь, поплелся по аллее. Ночь была темная, безлунная, фонари почему-то в парке не работали и поэтому вокруг царила темнота. Старый пес постоянно спотыкался и кряхтел. А бедные всадники, чтобы не свалиться, хватались за его длинную шерсть.
- Я больше не могу, - капризно захныкала Спящая Царевна, - я устала, мне страшно.
- И мы тоже устали, - подхватили две подружки – девушка с зонтом и девушка в желтом.
- О-о, как прекрасно, -  отозвался кот Базилио, - мы вам с удовольствием поможем, - и тут же скинул японку. Следом полетели и две подружки. Кот Базилио усаживаясь удобнее, от удовольствия замурлыкал. Баба Яга с Солохой потирая руки, от радости захихикали и не удержавшись, упали на асфальт. Вскочив быстро на ноги, Солоха, как Иерихонова труба заорала:
- Ах ты шелудивый пес! Меня сбросить? Ну, держись! Я тебе сейчас покажу, - и подхватив с двух сторон подол длиной юбки, понеслась догонять пса. Но любой кукле, даже такого старого, как Бобик, никогда собаку не догнать. Хоть Солоха и старалась бежать изо-всех сил, но он с каждым шагом отдалялся от неё всё дальше и дальше. А кот, радуясь, что остался единственным наездником, в адрес Солохи и Бабы Яги, выделывал всякие кренделя.
- Вот глухарь старый, - еле дыша, зло пробурчала она.
- Ой, не могу! - смеясь, сказала Баба Яга.
- А ты чего ржёшь?
- Ой, умора, ты бы поглядела на себя со стороны, как смешно ты, на своих кривых и толстых ногах, бегаешь! Ну, прям, буй, качающийся на волнах.
- Бу-уй, - передразнивая Бабу Ягу, зло воскликнула Солоха, - я же в этой тьме ничего не вижу. Это только ты у нас, что днем, что ночью, всё видишь. Но я погляжу, как ты доберёшься до больницы на своих пряменьких ножках, метлу то с собой не взяла, в музее забыла.
- Ну и забыла, ну и что с того? Не беспокойся подруга, вот увидишь, доберемся без проблем.

     В это время, недалеко от них, сидя на пеньке, горько плакали: гостя из Японии Спящая Царевна, девушка с зонтом и девушка в желтом. От их слез уже бежал солёный ручеёк. Вдруг, они увидели яркий свет и перед ними появился ангел. Он улыбнулся и, протянув к ним руки, ласково сказал:
-Не бойтесь, я пришел помочь вам, - и взяв кукол на руки, взмыл вверх, через мгновение они оказались в палате Адилии. Женщина лежала и смотрела в окно, за которым шелестели листья деревьев. Ветки медленно раскачивались на ветру, будто пытались достать до ночной бабочки, бившейся о стекло. Вдруг, в правом углу Адилия Васильевна услышала шорох, посмотрела туда и от неожиданности ойкнула.
- Мама Аля, это мы! – радостно заговорили куклы.
Ангел их поднял и посадил на кровать больной.
- Как же это, - не веря, растерянно бормотала женщина, - неужели это вы? Это не сон? Вы мои красавицы. Как же вы попали сюда?
Женщина плача от радости, прижимала каждую  куклу к груди, гладила по голове, поправляла платьице и садила рядышком с собой. А они, перебивая друг друга, рассказывали о своих приключениях.
- А мы, мама Аля,  не одни, ждите еще гостей, - к вам должны прийти домовенок Кузя, Звездочет с купцом и наши вредины – Кот Базилио, с Солохой и Бабой Ягой.
- Ой, как много!  А где же они? Они не потеряются?
- Нет, их Бобик должен привезти.
- Вы мои дорогие! - радостно воскликнула Адилия Васильевна.
 
    Здесь в окно кто-то постучал. Все оглянулись и увидели тетушку Яанму. Ангел взмахнул крылом и сова с домовенком Кузей и его друзьями оказались в палате. Сколько было радости, разговоры не прекращались до самого утра. Её Высочество из Японии, как и обещала, - спела песню. А две девушки подружки станцевали прекрасный танец. Всем было весело и хорошо.
     Сказочница Змея, переживая о беглецах, решила поглядеть, добрались они до больницы, или нет. Трижды стукнув слегка хвостом, произнесла заклинание : << Обер, кобер, добер! Ты Луна, моя подружка, покажи мне ты в кадушке, где друзья мои теперь, им открой скорее дверь. Дверь удачи и добра, доведи их всех туда, где их любят, где их ждут и погибнуть не дадут >>.
Из под стола выкатилась небольшая кадушка, наполненная водой. Она тихо стала вращаться и вода сначала зашипела, как в старом приемнике, когда ловишь радио волны. Забурлила, вспенилась, как кипящее молоко, вот – вот наружу выплеснется, но вдруг, что-то внутри кадушки щелкнуло, вода успокоилась и на её поверхности, показалась картинка, - три подружки вели оживленный разговор с одной женщиной. << Что-то у наших путешественников пошло не так гладко, как хотелось. Группа - то добралась еще не вся.Интересно, а где же остальные? >> - глядя в кадушку, рассуждала она.
- << Обер, кобер, добер! Ты Луна, моя подружка, покажи мне ты в кадушке, остальные где друзья, им открой скорее дверь. Дверь удачи и добра, доведи их всех туда, где их любят, где их ждут и погибнуть не дадут >>.

И увидела Змея старую собаку, которая  не спеша шла в сторону больницы, а на её спине, развалившись, лежал кот и горланил кошачью песню.
- Вот те на, - удивилась сказочница, - и здесь не все, где же еще две куклы?
Третий раз пришлось ей обратиться к Луне с кадушкой. И показала Луна такую картину:
Бредут Солоха с Бабой Ягой по темной, неосвещенной аллее, на каждой кочке спотыкаются, каждой ямке кланяются. Всю ночь  они шли, но так и не смогли выйти из парка. Солоха идет, на клюку опирается, на Бабу Ягу обижается. Ворчит. Баба Яга тоже еле ноги переставляет. Где то в темноте юбкой зацепилась, клок выдрала. Вдруг, она услышала крик стаи ворон.
- Ой, воронята мои дорогие! – обрадованно закричала Баба Яга.
Старший ворон взмахнул крылом и гвалт вмиг прекратился. Он поглядел вниз и увидев Ягу с незнакомкой, каркнул:
- Чего тебе, старая?
- Я же говорила, что не стоит так переживать, - повернувшись к Солохе, воскликнула Яга, - вот кто нам сможет помочь! – поглядев на ворона, приказным голосом крикнула:
- Ну – ка, мои крылатые, отнесите нас в больницу!

    Ворон сделал вид, будто не услышал, но здесь же, в след за требованием,  в него полетел камень. Он расправил крылья и гордо заявил:
- Мы, вороны, вольная птица и указывать нам не годится. Хватит, что наши деды всю жизнь на тебя работали. Сейчас не то время и твоими злыми делишками заниматься не желаем.
 И в доказательство, что они теперь ей не служат, за камень, брошенный в него Бабой Ягой, своим собратьям дал сигнал, которые, не мешкая,  вмиг, с головы до ног обгадили двух подружек. Куклы, бранясь, прикрыв головы руками, спотыкаясь и падая, побежали дальше по аллее.
- Говорила мне пробабка, Яга 15, что в этом царстве – государстве зло не приживается. Сколько она меня уговаривала, чтобы я не ходила в эту страну. Нет, не послушалась. Здесь все другие: люди, звери, вон, птицы и те, не хотят мне служить. Воздух здесь заразный, что – ли? – плача причитала Баба Яга.
- Какой воздух, - возмутилась Солоха, - с чего это ты взяла?
- Да с того, что мне самой не хочется злодействовать. Представляешь, цветы хочу садить, детям сказки рассказывать. Ой, заболела я! Ой, заболела! Надышалась инфекции вашей! Вот теперь умираю! – и прикрыв глаза рукой, упала на землю.
- Карл Карлыч, может она на самом деле хочет стать другой? Что – то жалко мне её, - обратился к ворону молодой вороненок.
- Она? Да ты что? – возмутился ворон, - это она просто хочет нас разжалобить. Я её знаю.
- А я ей верю, - не унимался вороненок, - мне кажется, что им нужна помощь.
- Хорошо, давайте тогда проголосуем, - обратился ко всем ворон, - кто…
И не успев еще договорить, как птицы быстро подняли свои хвосты вверх.
- Ладно, - недовольно пробурчал он, - пусть будет по-вашему. Ты придумал, ты и лети, помогай.

   Молодой вороненок полетел догонять несчастных. Узнав, в чем они нуждаются, одну куклу посадил на спину, другую подхватил клювом и полетел в сторону больницы. Груз для него был очень тяжелый, поэтому несколько раз приходилось отдыхать. Но вот и больница и чтобы найти Адилию, им пришлось заглядывать в каждое окно. Пролетая мимо одного окна на втором этаже, Солоха закричала:
- Я вижу! Я вижу её!
Утром, сделав все процедуры, Адилия Васильевна то и дело бросала взгляды на окно, вдруг там покажутся Солоха, кот Базилио и Баба Яга, но их не было, и только она попросила Ангела найти их, как в окно постучали. Адилия увидела черного ворона, а рядом были какие-то грязные и непонятные два существа.
- Мама Аля! Мама Аля! – вдруг один из существ стал звать её по имени, - это я – Солоха!
- Это же голос нашей Солохи! – удивленно воскликнул купец.
- Господи! – всплеснула женщина руками, - не может быть!
И как только узнали голос, Солоха с Бабой Ягой здесь же оказались внутри палаты чистыми, в новых платьях и с красивыми прическами.
- Какие вы красивые!
- Ой, - смущаясь и оглядывая себя,  воскликнули подруги.
- А где кот Базилио? – не увидев кота, спросила женщина.
- Я здесь, - входя в палату, отозвался кот.
Всё это время сказочница по своему блюдцу наблюдала за беглецами.
- Ну вот, теперь все добрались, здесь я больше не нужна, - сказала Змея, села в свое любимое кресло-качалку и продолжила писать сказку с новыми героями, и их приключениями.
А в больнице, в палату Адилии вошел мальчик. Он был маленьким и худеньким, больничная пижама висела на нём, как на вешалке. Улыбнувшись, он поздоровался и сказал:
- Тетя Аля, я пришел вас попроведовать. Ой, сколько игрушек! Это все ваши?
- Да, Сашенька. Они пришли меня навестить.
- Сами? Ничего себе! А у меня никогда не было своих игрушек, - разглядывая каждую куклу, говорил малыш.
- Совсем? – удивилась Адилия.
- Да. У нас в детском доме всё общее.
<< Детский дом, вот что мне нужно!  - радостно подумала она, - как же я раньше об этом не догадалась.
- Мама Аля, мама Аля, - тормошила её Баба Яга, - подари меня Саше. Я ему сказки на ночь рассказывать буду. Подари, а ?

   Мама Аля сначала удивилась такой просьбе, да еще от кого? От Бабы Яги, но немного подумав, согласилась, ведь ей тоже жалко было мальчика. Когда женщина выписалась из больницы, то на следующий же день пошла в тот детский дом, где находился Саша. Заведующей  детского дома Адилия Васильевна предложила открыть кружок прикладного искусства, где она смогла бы обучать детей шить куклы и делать декорации для спектаклей. Через год Саша переехал жить к маме Але. Свою любовь к куклам и творческое умение она передала сыну – Александру, который вырос хорошим человеком. Он окончил школу на золотую медаль и поступил в театральное училище. Так, два одиноких человека нашли друг друга и жили счастливо.
54 Мой брат Сашка
Татьяна Богдан
   
    Ох, и влюбчивый был мой братец. С раннего детства, с ясельной группы, он постоянно кого - то любил, - то Танюшу, то вдруг, ему Клавочка понравилась, потому – что она угостила его конфеткой, то Зиночку, с её смешными торчащими косичками. И что удивительно, я вам так скажу, вкус у него оказался не плохим. Все девочки были очень хорошенькие.  Надоело подружкам каждый день его делить, прижали как - то к стене и отколотили втроем, уж очень он тогда на них обиделся. Пришел домой, сел на диван, насупился. Помню, родители  удивились, увидев своего отпрыска притихшим. Спрашивают в чем дело, а он тяжело вздохнул и выдал: << Да вот думаю, и чего не хватает этим бабам? Ведь я так старался, чтобы они не обиделись, по очереди с ними играл, а они… >>.  И горько заплакал.
   
    А когда он пошел в первый класс, помню,  случилось это в бабье лето, позвонили нам в дверь. Открываю,  за порогом стоит маленькая девочка с сумочкой в руках и спрашивает моего братца. Я её запустила в квартиру, сама ею любуюсь, уж очень она мне понравилась, -  с её огромными синими глазами, длиннющими ресницами и на всю голову белыми бантами.  Она была, как маленькая Дюймовочка, по имени Юля. Дюймовочка смело прошла в детскую, где Сашок делал уроки. Хоть мой братец и был влюбчивым, но девочек домой, до Юленьки, пока не водил. Увидев, как он смутился, я улыбнулась и оставила их одних. Через какое – то время брат водил свою подругу по комнатам, застенчиво рассказывал и показывал, где и что у нас находится. Она по - деловому всё осмотрела, не забыла заглянуть даже в холодильник и в конце концов сказала: << А мне у вас понравилось. Я согласна >>.

  - Согласна на что? – спрашиваю её.
Эта маленькая, хрустальная куколка, удивленно посмотрев на меня своими синими глазищами, просто и легко ответила:
  -  У вас жить.
Вытаращив на неё глаза, проглотив комок, подкатившийся, вдруг к горлу, я бросилась к телефону, звонить родителям на работу. Через полчаса мама с отцом уже сидели в зале и знакомились со своей << невесткой >>. Здесь я уже не могу сказать вам, о чем говорили взрослые люди друг с другом, так как меня малолетку, из комнаты вежливо попросили выйти. Только через час приехали родители с другой стороны, знакомиться со сватами и первым женихом своей дочери. Долго родители объясняли, что они не против любви своих детей,  но со свадьбой придется повременить. Брат с невестой никак не хотел расставаться.  Он даже  был согласен пойти к отцу на работу, чтобы прокормить свою Юленьку. Но наконец, родителям удалось убедить молодых подождать со свадьбой до окончания школы. После чего, радостно и облегченно вдохнув, женщины пошли на кухню, накрывать на стол, а папы вышли курить на балкон. Знакомство сватов затянулось далеко за полночь. Прощаясь, наши мамы обнялись, поцеловались и решили дружить. Отцы, пожатием рук, и питьём на посошок, тоже закрепили дружбу между собой. Закутав уснувшее своё чадо в одеяло, которое мы им дали, унесли домой.
С тех  пор прошло четверть века, наши семьи дружат до сих пор. Правда, вот, породниться нам не удалось. Во втором классе у брата с Юлей прошла любовь, а случилось это так…
      Решил, Сашок девочке ко дню рождения сделать подарок. На дереве, в соседнем дворе, дрозды вывели птенцов. Они уже немного подросли и даже стали оперяться. Вот братик и решил достать одного птенца и подарить своей подруге. Полез он на это дерево и не успел еще добраться до гнезда, как на него налетела стая дроздов. Откуда их столько слетелось, не понятно. Стали они над мальчонкой кружить и грозно пищать. Вы знаете, как эти птахи защищают своих птенцов? Не знаете? Вот и братишка мой, на свою беду, тогда этого тоже еще не знал.  Как только он приблизился к гнезду, птицы приняли стойку. Выпятив нижнюю часть своего туловища, отец птенцов, подав собратьям голосовой сигнал,  выстрелил пометом, попав Сашке прямо в глаз. Если б вы только видели, что здесь началось. С десяток дроздов, одновременно начали атаку на бедного братишку. За какие-то секунды, его было уже не узнать. С головы до ног он был обгажен пометом. Закричав: << Ой, люди, миленькие, спасите >>! - пулей слетев с дерева и прикрываясь руками от птичьего бомбардирования, бедолага побежал от злосчастного дерева прочь. И надо же было такому случиться, что в это самое время, Юлькина семья подъезжала на машине к нашему дому. Тетя Галя с дядь Женей вышли из машины и столкнулись нос к носу с несчастным моим братом. А их дочурка, радостно выглянула из окна, помахала другу рукой, но увидев, как с Санька стекала навозная жижа,  брезгливо сморщила свой маленький носик,  фыркнула и захлопнула дверцу машины. Бедный мой братишка. Заплакав от стыда, со всех ног бросился бежать домой. Закрывшись в ванной,  до самого вечера, пока не уехала чета Весниных, оттуда он так и не вышел. Вот с того момента и прошла у Юленьки любовь к нашему Сашку  и у каждого из них началась своя жизнь….