«О! Каким будет завтрашний день
В этом мире большом и враждебном?»
Маргарита Пушкина
— Нет, это ты заблуждаешься! Мог бы уже и повзрослеть к сорока годам! – крикнул в сердцах голос из прихожей.
Перед Г. с силой захлопнулась дверь, и он остался один в парадной. Здесь было тихо, холодно и сыро. Кто-то выставил пакет с мусором на лестничную клетку. Похоже, что это кладбище бытовых отходов, старательно утрамбованное в полиэтилен, стояло тут уже не первый день, так как источало сильный мерзкий запах, не радующий даже самое неискушённое человеческое обоняние.
В руках у только что выставленного за дверь Г. была ещё не успевшая высохнуть от утреннего дождя, наспех схваченная куртка. За последние пять недель он трижды умудрился поругаться со своим старшим братом. На этот раз скандал дошёл то такой степени, что К. выгнал его из своей квартиры, унизительно и брезгливо, как отгоняют от себя на улице жалкую грязную бродячую собачонку, навязчиво путающуюся под ногами.
Выдворенный из квартиры брата, Г. стоял в одиночестве посреди лестничной клетки, ощущая всю гамму запахов, доносящихся из мусорного пакета, упёршись растерянным бесцельным взглядом в пол. Заклятие тишины в парадной было нерушимо. И в голову снова пришли мысли об абсолютном одиночестве ничтожно маленького человека в огромной и пустой Вселенной. В особенности человека, которого за сорок лет жизни так и не смогли понять ни любимые, ни даже самые-самые родные и близкие люди. В его голове роились больно жалящие сердце мысли: «Я один посреди огромного Космоса. Ничтожная, бесконечно ничтожная, никому не нужная, никем не замечаемая песчинка в бесконечной и враждебной Великой Пустоте. Но эта Пустота до сих пор так и не раздавила меня своим безжалостным величием. Интересно, почему же?.. Быть может, я всё-таки зачем-то нужен этому миру? Может…»
Вереница тяжёлых мыслей была прервана падением куртки из рук на мокрый от натоптанной с улицы грязи пол парадной. Тишина вздрогнула, и разбилась, как хрустальный бокал, как только язычок молнии звонко ударился о кафель. Г. передёрнуло от громкого звука – слишком глубоко его разум погрузился в раздумья. И кто знает, сколько бы он ещё там простоял, оцепеневший от откровения о собственном вселенском одиночестве, если бы не упустил из рук верхнюю одежду? Так, пожалуй, могла пройти и сама Вечность...
Г. опустил глаза и, только взглянув на куртку, беспомощно лежащую на грязном полу, понял, насколько сильно он озяб, стоя без движения. Он медленно и аккуратно наклонился, но всё же его немного качнуло, так что едва удалось удержаться на ногах. «Последние три рюмки коньяка были лишними», – подумалось ему. Потом сам про себя добавил: «Впрочем, коньяк, в отличие от людей, никогда лишним не бывает…».
Подняв куртку, Г. неловко отряхнул её от грязи, надел и наспех застегнул. Затем стремительно спустился по ступеням. Ему не хотелось больше ни секунды задерживаться в этой мерзкой грязной сырой парадной.
Открыв входную дверь, он в тот же момент встретился с жестоким колючим ветром и тут же ощутил на своей шее необычайный холод. Ощупав ворот рукой, он удостоверился, что шарф забыл в квартире у брата. Но мысль о том, чтобы снова подняться на пятый этаж без лифта, и уж тем более, позвонить в дверь и заговорить, пусть даже о забытой вещи, показалась ему невероятным безумством.
Над городом властвовал третий день ноября. О, этот проклятый тёмно-серый месяц! Гибель природы. Г. поднял, насколько это было возможно, ворот куртки, втянул голову в плечи и, пытаясь согреться движением, энергично зашагал в направлении своего дома. Можно было, конечно, и проехать пару остановок на маршрутке, избежав общества ноябрьской стужи и мороси. Но всё же эта компания, была ему сейчас намного милее, чем серые люди на остановке, обезумевшие от сырого колючего холода, безнадёжно пытающиеся спрятаться в широких тёплых вязаных шарфах. Нет. Человеческого взгляда Г. на данный момент вынести никак не мог.
Он рефлекторно ощупал карманы. «Слава Небесам!» – торжественно пронеслось в его голове. В правом кармане куртки победным трофеем лежала почти полная пачка сигарет, там же ждала своего часа и зажигалка. Никогда раньше подобные находки не приносили ему столько радости.
Прикурить удалось далеко не с первой попытки. Но увидев тлеющий огонёк на конце сигареты, Г. с согревающей душу гордостью подумал: «Да уж. Курящий петербуржец способен развести огонь в любых погодных условиях». Жадно затянувшись табачным дымом, он улыбнулся себе кривой невесёлой улыбкой и пошёл дальше.
Было около четырёх часов после полудня. Ещё вполне светло, но тревожные сумерки уже начали спускаться на город. Когда в Петербурге заканчиваются волшебные белые ночи, наступают мрачные чёрные дни. На улице не виднелось ни души. Оно и понятно. Кто же в здравом уме без какой-либо острой на то необходимости решится выйти из тёплого сухого дома в такую отвратительную погоду? Лишь тот, у кого либо нет дома, либо убитый наповал осенней депрессией флегматик.
Г. шёл, глубоко задумавшись, с низко опущенной головой, не замечая ничего вокруг. Смотреть было не на что, да и маршрут этот он знал настолько хорошо, что мог пройти его, хоть с завязанными глазами. Лишь изредка поглядывал себе под ноги, чтобы не споткнутся или не забрести в глубокую холодную лужу. Ведь случись подобное в такую погоду, с мечтами избежать простуды можно сразу же попрощаться.
— Г.! – громом среди неясного дня прогремело его имя. От неожиданности он вздрогнул и на несколько секунд впал в оцепенение, выронив при этом докуренный почти до фильтра окурок. Затем, взяв себя в руки, собрался было повернуться посмотреть, кто мог звать его посреди пустынной улицы, но прежде, чем осуществить задуманное, услышал слова за спиной.
— Не оборачивайся! – голос говорил так властно, что каждое произнесённое слово звучало словно приказ.
Г. едва приоткрыл рот, чтобы задать вопрос, но и этого сделать не успел.
— Жить хочешь? – пугающим холодно-равнодушным тоном спросил голос.
Раздался щелчок затвора пистолета, и в ту же секунду под рёбра упёрлось что-то твёрдое. Г. оторвал глаза от земли и устремил свой рассеянный взгляд в серую ноябрьскую морось. Он не понимал, что происходит. Ясно было только одно: заданный ему вопрос риторическим не был.
— Хочу, – немного подумав, ответил Г. Его слова прозвучали как-то неуверенно и обречённо. Возможно, оттого, что напитанный неимоверным количеством влаги воздух поглощал в это время года любые проблески человеческой надежды, как холодная вода отнимает жизни у слепых, не умеющих плавать, отчаянно барахтающихся в ней котят. А может быть и потому, что происходящее в данный момент разум едва ли мог связать с реальностью.
— Шагай вперёд. Медленно. Не оборачивайся. Молча. Дёрнешься, побежишь, закричишь или повернёшься – прострелю колено. Руки держи так, чтобы я их видела. – приказал голос.
«Видела? – пронеслось в голове Г. – Видела? Что? Женщина? У меня за спиной сейчас женщина с пистолетом, у которого снят предохранитель?!» Недоумение овладело его рассудком.«Ладно. Ладно, – подумал он, – Нужно успокоиться. Всё будет хорошо. Сделаю, как она говорит. С женщинами лучше не спорить, особенно с теми, у которых в руках заряженное оружие. В конце концов, не застрелит же она меня посреди дня на улице, хотя, конечно, на такой безлюдной улице... Что ей от меня нужно?»
— Послушай... – начал было он.
— Я не буду тебя слушать, – перебил голос: – Или ты идёшь, или я застрелю тебя на этом самом месте, – заявление прозвучало как ультиматум.
Г. посмотрел на грязную лужу рядом с собой. Он отчётливо представил своё тело остывающим в этой ледяной мутной воде. И решил, что лучше пойти под прицелом пистолета в неизвестном направлении, чем умереть здесь...
Они прошли метров двести. Вдруг он заметил, насколько тяжело и громко дышит. А ведь раньше воздух так легко и непринуждённо входил и выходил из лёгких. Незаметно. Бесшумно. Без усилий. Сам по себе. Как будто только для этого и был предназначен. Но сейчас стал невыносимо капризным, густым, словно кисель, с большой неохотой позволял себя вдыхать.
— Здесь налево, – приказал голос из-за спины Г.
Они сворачивали в невзрачную тёмную глухую подворотню, в которой даже днём было так мрачно, что, казалось, там царили нескончаемые глубокие бархатные сумерки.
— Медленно. Обернуться не пытайся. Руки опусти, – добавила к приказу преступница, заметив, что ведомый ею резко поднял руку к лицу, шмыгнув замёрзшим носом.
Словам человека с пистолетом в руках тяжело возражать, и Г. послушно исполнил полученные указания. Но ощущая, что ситуация принимает всерьёз угрожающий жизни оборот, решил сделать хоть что-то, чтобы перевесить чашу весов в свою пользу, и заговорил с ведущей его женщиной.
— Куда мы идём?
— Вперёд, – невозмутимо отрезала она.
В глубине двора, в который они зашли, стоял фургон: заляпанный грязью до самой крыши тёмно-синий Фольксваген Транспортер. Кузов окон не имел, а в салоне они были тонированы тёмной плёнкой, не дающей возможности увидеть, что происходит внутри. Нетрудно было догадаться, что Г. вели именно к этому автомобилю.
Метрах в десяти от машины ведомый замедлился, а вскоре и вовсе остановился. За что получил неслабый толчок в спину, не сопровождаемый какими-либо комментариями. Чтобы не упасть, ему пришлось сделать ещё несколько шагов вперёд. Развитие событий явно не сулило улучшения положения Г., и он решился, во что бы то ни стало, выяснить причину такого обращения с собой.
— Подожди, – обратился он к обладательнице наставленного на него пистолета, – Мы ведь взрослые люди. Давай поговорим?.. Может...
Не успел он закончить фразу, как её локоть обвился вокруг его шеи. «Неужели она хочет меня задушить?» – проскользнуло в его голове В тот же момент в воздухе мелькнул шприц, игла незамедлительно вошла в шею жертвы и поршень быстро вытолкнул через неё содержимое пластмассового цилиндра в кровь жертвы.
Г. пытался собрать все свои силы, чтобы противостоять действию укола. Первые несколько секунд ему это удавалось, но с каждым мгновением становилось всё труднее. Веки тяжелели и настойчиво пытались сомкнуться, ноги предательски подкашивались. Пару раз ему удавалось открыть глаза и устоять, но транквилизатор всё-таки сильнее человеческой воли. И, наконец, после неимоверных, оказавшихся, к сожалению жертвы, тщетными, усилий, лишённое сознания тело беспомощно повисло в крепко держащих его руках.
«Сорок секунд, – подумала она, – Надо же, как сильно тебе хочется жить!»
Несмотря на рост ниже среднего и худощавое телосложение, Г. оказался довольно тяжёлым. Будучи на голову выше жертвы и имея хорошую физическую подготовку, преступница с большим трудом удерживала его тело. Да и стоять так посреди, хотя и безлюдного, но всё же двора, было очень рискованно. Никто в наше время не может гарантировать отсутствие любопытных посторонних глаз даже в самом глухом и пустынном месте.
«Надо поскорее с этим заканчивать,» – сказала она себе и поволокла только что добытый трофей к фургону. Чтобы открыть дверь, ей пришлось усадить неподатливое тело на землю рядом с машиной вопреки своему желанию доставить его чистым.
«Нужно было взять какого-нибудь олуха в помощники», – поймала себя на мысли похитительница, но тут же выразила себе немой укор, так как вопрос этот, так же, как и все другие нюансы операции, был тщательно и многократно обдуман, и решение принято однозначно. Любой сообщник мог легко всё испортить, либо сдать её при первом же выгодном для него раскладе. Своя рубаха каждому ближе к телу. А этого она никак не могла допустить, ведь этот «проект» стал делом всей её жизни.
Преступница подняла свою жертву с земли и закинула беспомощное тело в кузов автомобиля, как мешок с картошкой. «Ой! Кажется, он головой ударился,» – заметила она, когда затылок Г. звонко встретился с корпусом фургона. «Ничего. Переживёт!» – злорадно ухмыльнулась похитительница.
Вся эта возня происходила немного дольше намеченного времени. Поэтому дальше пришлось действовать в ускоренном темпе. Перевернув Г. лицом вниз, она заломила его руки за спину и защёлкнула на запястьях наручники, заткнула рот кляпом, закрепив поверх повязкой, и связала ноги пластмассовыми самозатягивающимися хомутами. По её расчётам жертва не должна была очнуться раньше времени, но всё же, подстраховаться стоило. В дороге могло случиться всё что угодно.
Она вышла, заперев за собой дверь кузова. Затем, обойдя машину спереди, и оглядевшись по сторонам, села за руль и, облечённо выдохнув, завела свой верный Фольксваген. Аккуратно, можно даже сказать, нежно, нажав на педаль газа, начала движение по заранее продуманному и хорошо известному ей маршруту, ведущему на заброшенный склад в паре десятков километров за городом.
Вести автомобиль старалась так, чтобы не выбиваться поведением из общего транспортного потока. Встреча с доблестными блюстителями дорожного порядка была сейчас недопустима.
Отъехав от города на несколько километров, похитительница услышала шум, доносящийся из кузова. «Так и знала! Нужно было больше колоть! Дура!» – корила себя за неверно рассчитанную дозу транквилизатора она. И, как только появилась возможность, съехала на обочину проверить, что делает её связанный пассажир.
Несколько минут назад к Г. начало возвращаться сознание. Сквозь сильно затуманенное мироощущение проявлялась сильная головная боль – последствия грубого перемещения его тела в автомобиль. Ещё не отомкнув тяжёлые непослушные веки, он понял, что находится в едущей машине, что руки и ноги скованы, рот заткнут кляпом, а об удобстве позы вообще не стоит говорить. Пленник лежал на боку, тем самым приток крови к руке, оказавшейся снизу, был ограничен. И к моменту пробуждения своего обладателя она сильно занемела. Он попытался сменить позу, но будучи связанным, совершил неудачную попытку, задев ногами что-то железное, наделав тем самым много шума, который и потревожил слух водителя.
С большим трудом, но ему всё же удалось открыть глаза. Однако это практически ничего не дало, так как окон в кузове не было. Вокруг Г. царила кромешная темнота. К счастью, человеческое зрение способно адаптироваться, и уже через минуту пленник сумел различить слабую полоску света из-под двери, которая с каждой секундой становилась всё ярче. Через минуту освещение стало достаточным для того, чтобы рассмотреть некоторые силуэты вокруг. И чем светлее становилось, чем отчётливее можно было разглядеть обстановку в кузове, тем сильнее становилась надежда Г. на спасение. Но как только нога водителя опустилась на педаль тормоза, это светлое чувство в душе пленника испарилось, не оставив и следа своего бытия. Его место заняли тревога и страх.
Машина резко остановилась и Г., не встретив на своём пути преград, пролетел весь кузов до передней стенки, больно ударившись о неё плечом и затылком. После столкновения к нему закралось подозрение, которое он никак не мог объяснить, что его голова приняла на себя не первый за сегодняшний день удар.
Г. старательно прислушивался ко всем звукам, окружающим его. Судя по всему, фургон стоял на обочине оживлённой трассы. Он решил, что будет хорошей идеей подать сигнал проезжающим мимо людям, и стал бить по ближайшей к нему поверхности. Когда снаружи послышались шаги, всем естеством пленника овладел непередаваемый ужас, отчего тот начал неистово барабанить по кузову связанными ногами, не замечая ни усталости, ни боли.
Но вот распахнулась дверь и свет резко хлестнул по привыкшим к темноте глазам. Похитительница вошла, внимательно оглядевшись вокруг, затем включила лампочку в кузове и закрыла за собой дверь. Теперь её пристальный сверлящий взгляд был направлен исключительно на Г., пытающегося отползти подальше, в глубину салона. Если бы в его рту не было кляпа, то звуки, которые он воспроизводил, можно было бы назвать криком, но сейчас они больше походили на невнятное мычание.
Когда пленник загнал себя в угол в попытке уползти от явно недовольной его действиями преступницы, она подошла к нему и, сев рядом на корточки, задала вопрос.
— Обязательно было так по стене барабанить?
Г. испуганно смотрел на неё и пытался что-то ответить сквозь кляп. Через несколько секунд он получил сильный удар ногой в грудь, от которого свернулся, как гусеница, ужаленная острой иглой. Похитительница надела на пальцы кастет, взяла пленника за волосы, запрокинув его голову назад, и несколько раз ударила по лицу, разбив губы и нос до крови. Чтобы тот не задохнулся, вынула кляп изо рта, но повязку вернула, чтобы лишить возможности кричать. Её опасения были напрасны. От неожиданной и сильной боли он изо всех сил пытался дышать. Не то, что кричать, похищенный сейчас едва ли мог вымолвить даже слово.
Закончив экзекуцию, она достала из кармана стеклянный пузырёк с прозрачной жидкостью и одноразовый тонкий шприц в упаковке, ловкими движениями распаковала его, надела иглу, воткнула в пузырёк сквозь резиновую крышку и набрала препарата в шприц примерно на половину. Затем склонилась над пленником, закатила ему рукав, протёрла руку спиртовой салфеткой и, крепко держа за предплечье, сделала укол.
Г. обиженно посмотрел на неё снизу вверх, как смотрит на человека собака, которой нечаянно сломали лапу, с безмолвным «За что?» во взгляде. На этот раз он не пытался сопротивляться действию транквилизатора, решив поберечь силы.
Удостоверившись, что сознание покинуло пленника, похитительница вернулась за руль, не забыв выключить свет и запереть за собой дверь кузова. Через полчаса они достигли пункта назначения.
Ей предстояла скучная, тяжёлая, но необходимая работа: доставить увесистое непослушное тело Г. туда, где он должен был очнуться, привязать его к столбу, поставив на колени, подготовить освещение, припарковать машину в незаметном месте, и всё ещё раз перепроверить. Ведь скоро, с пробуждением жертвы, должен был начаться главный спектакль в жизни похитительницы, к которому она так долго готовилась.
Вся эта возня заняла чуть больше сорока минут. Как ни странно, но всё шло по плану: никаких непредвиденных обстоятельств или неприятных сюрпризов. Операция шла успешно. Попыток Г. заявить о своём присутствии, барабаня ногами по стене фургона, никто не заметил. Не было ни случайных свидетелей, ни чрезмерно любопытных водителей, её грязный Фольксваген, каких сотни колесят по дорогам города, не заинтересовал и дорожную полицию. Даже странно, когда задуманное проходит настолько гладко. Невольно начинаешь ждать подвоха отовсюду.
Оставалось около четверти часа (по её расчётам) до пробуждения пленника. Сейчас нельзя было позволять себе думать ни о лисьем характере Госпожи Удачи, ни, тем более, предполагать, что план, вынашиваемый более трёх лет и продуманный за это время до всех мыслимых и немыслимых мелочей, мог иметь хоть какие-то несовершенства. И преступница, отбросив все свои сомнения, удобно устроилась на раскладном кресле, заняв идеальную позицию для наблюдения за долгожданным трофеем, который ей удалось сегодня заполучить.
Созерцание обездвиженного, беспомощно свисающего со столба тела Г. было для неё приятным времяпрепровождением. Однако, даже это начинало ей наскучивать. Через несколько минут по телу жертвы пробежала едва заметная глазу дрожь. Он слегка пошевелил головой. Послышался слабый стон. То, к чему похитительница так долго и старательно готовилась, наконец, начиналось.