В марте, приехав в деревню, мы заприметили синичку, постоянно крутившуюся во дворе около кормушки, сделанной из пластиковой бутылки. Она никуда не улетала, словно давно поджидала нас. Может, это одна из тех, которых мы подкармливали прошлой весной? А где же остальные? Неужели погибли зимой от бескормицы? Не хотелось бы этого, но так бывает, и нередко. Суровых условий таёжной зимовки не изменить. Но теперь в наших силах было помочь хотя бы нескольким пичугам пережить март. В здешних местах – это ещё зима со всеми вытекающими последствиями: морозы под тридцать градусов, холодный северный ветер, а для птиц – практическое отсутствие корма. Вид взъерошенной синички вызывал чувство жалости и какой-то вины за то, что нам, в отличие от неё, живётся тепло и неголодно.
Насыпав в кормушку пшена, мы стали наблюдать, что же будет дальше. Залетев внутрь, птичка долго клевала зёрнышки, а потом исчезла на продолжительное время. Мы заволновались: не стало бы ей плохо от переедания! Но всё тут же прояснилось. Зайдя в дровяник, мы с удивлением обнаружили синичку там. Она забилась в щель между поленьями и притихла. Видимо, сытость сморила её.
Мы заметили, что по утрам птичка прилетала к кормушке именно со стороны дровяника. Возможно, она там и прожила всю зиму. В холодное время года желтогрудые птахи, да и не только они, стараются держаться поближе к человеческому жилью, возле которого легче найти что-нибудь съедобное. А если ещё кормушка будет – то лучшего способа выжить и не найти.
Встав утром, мы первым делом насыпа'ли пшена в кормушку, и синичка прилетала к «накрытому столу». Но однажды случился промах. Подлетев к своей кормилице, птичка обнаружила, что еды нет. Пройдя через окна кормушки, как через таможенный досмотр, она уселась на ветке и защебетала. Похоже, это было недовольство: почему не насыпали пшена? Сами-то, наверное, поесть не забыли! Она не знала, что мы уже позаботились о её завтраке. Но вороны, сразу целой стаей появившиеся накануне, не дремали и сразу увидели, где и что «плохо» лежит. Кормушка, благодаря их стараниям, быстро опустела.
Сейчас, сейчас мы накормим тебя, щебетунья наша! Наевшись, синичка вновь уселась на ветке берёзы и запела, уже гораздо веселее, свою незамысловатую песенку: тинь-тинь, сии-сии… тинь-тинь, сии-сии. О, это уже похоже на благодарность! Затем она сорвалась и полетела к лесу, а через несколько минут вернулась – и не одна. Сама уселась на любимую ветку, а гостю или гостье – кто их разберёт! – предоставила возможность поесть досыта. Прилетали и другие синички целыми группками, но, поев, исчезали.
Дни стали длиннее и солнечнее. Но воздух и днём был настывшим от ночных заморозков. Наша подопечная никуда не улетала. Поев, она взлетала на свою сцену и начинала солировать. Её песенки становились длиннее и жизнерадостнее. В них появилась звонкость, приятно ласкающая слух. И мы прозвали птичку Звенькой. С каждым днём взаимопонимание между нами росло. Если синичка начинала крутиться возле нас, прыгать по крылечку или залетать в коридор, значит, в кормушке стало пусто. Это был сигнал: не пора ли вам, дорогие хозяева, заглянуть в мою столовую и подсыпать крупки?
Однажды Звенька отправилась с нами на подлёдную рыбалку. Она сопровождала нас от самого крыльца до старицы, то залетая вперёд, то возвращаясь и кружась над нами. Когда возле лунок появились первые рыбёшки, она деловито обследовала их и оставила в покое: дескать, это не моё! Зато обнаружила кое – что интереснее, как раз для неё. Один из рыбаков лузгал семечки, и вокруг него была разбросана шелуха. Синичка своим клювиком потрогала каждую шелушиночку, но они были пустыми и неаппетитными. Тогда она подлетела совсем близко к рыбаку, словно прося: и мне дай то вкусненькое, что ешь сам. Получив угощение, она долго пыталась растеребить семечку. Приноровившись, Звенька с такой ловкостью стала выклёвывать семена, будто занималась этим всю свою птичью жизнь.
Дома мы насы'пали в бутылочную кормушку крупу, а на плоскую широкую дощечку, установленную на пеньке, набросали семечек. Интересно, что предпочтёт синичка? По привычке она сунулась к пшену, но, увидев семечки, без раздумий слетела к ним. Захватив одну, Звенька уселась на большой сук. А дальше мы были поражены её сообразительностью! Коготками левой лапки прижав семечку к коре и в это время правой удерживая равновесие, она принялась за дело. Раздолбив шелуху, она по частям склевала ядрышко. Видимо, семечка была великовата для её горлышка. А на десерт, как обычно, была песенка.
Мы понимали, что доверие нам оказано лишь потому, что Звеньке пришлась кстати наша помощь. Голод – не тётка! А встретишься с ней потом где-нибудь в другом месте, когда будет тепло и сыто, она испуганно отлетит прочь. Но всё равно сложившиеся даже на таких условиях отношения делали нашу жизнь интереснее, а души - добрее. Я смотрела на эту живую картинку и думала: сколько же должно быть жизненной силы в маленьком желтогрудом комочке, чтобы пережить суровую северную зиму и так радоваться своему существованию! Даже человеку порой в острых ситуациях не хватает стойкости, так что не мешает нам кое-чему поучиться у братьев наших меньших и провозгласить здравицу в их честь.