Отто Куусинен сидел на гребне высокой дюны и смотрел на залив. Финский залив плескался перед ним серой своей водой. Белые чайки с белыми крыльями и с плачем летали над колеблющейся гладью.
Кому плач – кому – обыкновенный разговор.
Отто был недавно женат на своей любовнице Мяги Туурлу. Молодой женщине со стройными ногами. Он всегда просил Мяги приходить по утрам на кухню в коротких маечках, чтобы её ноги было видно от пальчиков до самых истоков.
Она ещё была умницей, его Мяги. Читала непрерывно много книг. Её Киндл постоянно перегревался. И стекло книги становилось тоньше с каждой неделей от пытливого скольжения по поверхности внимательных васильковых глаз Мяги. Ему не грозило истончиться на нет в обозримом будущем, процесс был заметен ещё на уровне мельчайших молекул, но он, безусловно, происходил.
И молекулы стекла Киндла скатывались, соскальзывали с поверхности при очередном включении аппарата, при пробегании по чёрным строчкам невидимого лазерного лучика Мягиного взгляда.
Молодая жена будила Отто по утрам осторожным глубоким минетом. Так, что сон совершенно незаметно переходил в явь и бодрствование…
Хорошо это, или плохо, когда жена молодая?
Бывает ли жена старая?
Вот – если ты женился на красавице-ровеснице. И прожил с нею тридцать. Сорок. Пятьдесят лет.
И вдруг – что? Заметил, что жена старая?
А себя в зеркале видел?
Жена – как мотоцикл, шкаф, пиджак? Как выцветшее одеяло? Как стоптанные тапочки? Вещь, которая износилась? Устарела?
А сам – не пиджак? Не стоптанный носок?..
И – нужно ли выходить на улицу, искать что-то молоденькое?
Тут нет оговорки – именно «что-то». Потому что взамен старой жены-вещи приглядывается, подыскивается вещь молодая.
Отто никогда особенно не интересовался возрастом женщин. Когда-то, когда ему было лет двадцать пять, у него случился роман с удивительной женщиной. В постели, на чердаке, в крестьянской бричке ли, он испытывал с ней заоблачные наслаждения.
Однажды Отто попал в руки её паспорт, и он узнал, что его подруге… пятьдесят…
Ну, и – что? Когда они расстались – а за свою долгую жизнь Куусинену пришлось расставаться со многими женщинами – они расстались совсем не из-за возраста.
Молодая Мяги - это просто так вышло. Могла быть и не молодой.
Они разговорились когда-то в маленьком автобусе, который ковылял по пыльному асфальту из Тарту в Мяэкюль.
Красивая молодая женщина – соски торчком сквозь тонкое летнее платье.
Нет. На ней был цветистый батник с такими пуговками, что при движениях владелицы чуть расходились створки, и видно было, что лифчика нет. Если смотреть сбоку. А Куусинен как раз и сидел сбоку.
Поэт Рачков, друг Отто, любил повторять, что мужчина активно реагирует на женщину до семидесяти пяти лет.
Рачкову было шестьдесят семь, поэтому он так смело рассуждал на темы о возможностях мужского организма. Лысина и отсутствие живота говорили о достаточном уровне тестостерона. Сам Рачков ещё довольно живо интересовался женщинами.
Интересно – продлит ли он возрастной порог для мужчин, когда ему стукнет семьдесят пять?..
Стихи Рачкова:
БАБЬЕ ЛЕТО
Ах, как день с утра хорош-
Россыпь солнечных мгновений!
Пусть я сам уже похож
На опавший лист осенний...
Мне мой возраст нипочем.
Лоб в морщинах так уж важен?
Весь я солнечным лучом
До глубин моих заряжен!
Но поре не уцелеть
В мимолетном круге этом...
Надышаться бы успеть
Бабьим летом, бабьим летом!
На момент встречи с Мяги Отто был значительно моложе заводного Рачкова.
Но так бы и закончилось у Отто общение с миловидной соседкой в автобусе на стадии обычного мужского любования женскими прелестями. Если бы не разговорились о пустяках, среди которых мелькнула, почти незаметно прозвучала фамилия Энна Ветемаа. – Вы читали Энна Ветемаа? – переспросил девушку Отто. Он подумал, что ослышался.
Девушки без лифчиков, конечно, склонны к некоторому авангарду, но всё-таки в их известных девичьих пределах.
Но там дальше пошло-поехало.
Мяги столько всего знала и перечитала, что Отто почувствовал себя мальчишкой.
И он даже толком не понял, как всё случилось, когда на полчаса автобус сделал остановку в живописном месте у озера Выйру.
Мяги как-то быстро сделала с ним это, Отто даже не смог ничего в мыслях решить о правилах приличия и поведения на тот момент.
Девушка-женщина, как минимум ему годилась в дочери.
Мяги отряхнула кофточку, вытерла носовым платочком упругие свои, полноватые губы. Глядя в маленькое зеркальце. И всё время улыбалась… улыбалась… И даже не Отто, а – себе. Внутрь себя. И только потом посмотрела в растерянное лицо своего попутчика: - Куусинен, ты смешной. И рассмеялась. Теперь уже ему. Для него.
И – вот так. И при чём тут возраст?..
Им весь остальной путь было очень интересно разговаривать. И всё время потом. Когда они вместе разговаривали, читали, кушали, смеялись, занимались любовью, опять смеялись.
Куусинен жил на пенсию и маленькие гонорары, которые ему шли от издания нескольких маленьких, но популярных, книжонок. Ему не нужно было ходить на службу, его не заботили мысли о куске хлеба.
Перспективно простирался перед ним отрезок жизни длины неизвестной, но вполне счастливой, почти райской. Который где-то там, за неведомым горизонтом, неотвратимо должен был через адаптер болезней телепортировать Отто в рай настоящий.
Или – в ад.
Кто его знает?
Что об этом заранее голову забивать?
Мяги должна была уехать в Москву на несколько дней. По всяким женским своим делам, ещё немного и по бизнесу с деньгами. Отто испытывал по этому поводу внутри себя когнитивное диссонирование. Дело в том, что у Мяги в Москве была её предпоследняя любовь Джабраил. Давно уже у неё с ним отгорело уже всё, отболело. Вспоминала она о нём, правда, иногда - с диким хохотом просыпаясь по ночам.
Но в остальном сердце Мяги и вся её трепетная плоть без остатка принадлежали Отто.
И вот поэтому Куусинен грустил, сидя на самой вершине песчаной дюны. Смотрел на Финский залив, на далёкую – в сизой дымке – Финляндию. На плохо различимые её фьорды. На свободные, никогда не советские, земли.
Ничуть не сомневаясь в непреходящей верности своей супруги, Отто, как человек взрослый, мог предположить, что Мяги допустит встречу со своим Джабраилом. Старая любовь, хоть и проходит, но не забывается. И чисто по-женски мстительно она может ему и отдаться. Без чувств. Без жизни. Чтобы он знал, что она теперь другая. Что не нужен он теперь ей, этот Джабраил. Ни грудь его лохматая, ни – жопа волосатая. Любовь прошла, прошла, прошла. Навсегда. Навсегда. Вот – пусть возьмёт её, пусть пользуется.
И пусть делает, что хочет.
Сердце Мяги уже не участвует в этом.
И тело – тоже!
Так думал, грустя, Отто Куусинен, сидя на самом верху песчаной дюны и бросая в легкие прибрежные плескания солёной воды янтарные камушки.
Нет, Мяги не изменит ему. В этом не может быть никаких сомнений.
Но… Бережёную Бог бережёт.
Нужно не просто помочь ей выдержать предполагаемое любовное испытание, но и предотвратить возможность гадких проникновений на самом корню.
Фу! Даже подумать об этом противно!..
Отто Куусинен почти без труда привстал, потом встал совсем и пошёл по гребню дюны к своему хутору, оставляя за собой неровную цепочку одинаковых следов.
На краю хутора Тырле-Коппола стояла покосившаяся кузница, где трудился всегда хромой Тоонельт. Своим огромным молотом он мог и лемех сварганить, и блоху подковать.
Такой замечательный мастер был хромой Тоонельт.
И обратился к нему Отто с деликатной просьбой. Чтобы Тоонельт, так сказать…
- Молчи, Отто, - прервал его Мастер. – Не ты первый старик, который приходит к хромому Тоонельту. Даже последней серой нашей козе Триске понятно, что не лемех тебе нужен, не подвеска для русского трактора К-700, а что-то совсем иное, о чем мы с тобой даже не будем говорить.
У нас на хуторе ни кого нет секретов. Мы здесь ещё от самого Леона Фестингера – как одна семья.
Я знаю, что у тебя, Куусинен, молодая жена. Принеси мне её бельё. Но не то, в котором сейчас щеголяют современные модницы, которое сама она показывает тебе перед любовными играми, а – в котором она живёт и спит. И – полтора локтя японского кевлара.
Разговор с кузнецом был недолгим.
Отто Куусинен принёс хромому Тоонельту необходимые предметы.
И уже через пару дней заказ был выполнен.
Отто пришёл в кузницу, чтобы его забрать.
В полутёмном помещении было, против обыкновения, прохладно. Пахло гарью. Остывшей печью.
На исцарапанном, ущербном, но чистом железном столе в углу кузницы лежала коробка из светло-синего картона, перевязанная алой лентой.
Сам Тоонельт стоял в стороне.
Ему хотелось пронаблюдать за реакцией своего заказчика.
Отто шагнул к столу. Дёрнул за край шёлковой ленты, она тут же соскользнула с крышки.
И крышку тогда снял, открыл Отто.
Внутри коробки находились… Чёрные женские трусы…
- Я немного колебался, какую выковать модель, мой дорогой Отто, - сказал кузнец. От Britney Jean Spears, или John Galliano. Почти уже остановился на Victoria’s Secret, но потом выбрал всё-таки модель домохозяек - Agent Provocateur.
Вот здесь смотри – сверхпрочная шнуровка и восемь маленьких замочков. Для каждого отдельный ключик. Ни сломать, ни даже повредить модель невозможно.
В старину такие вещицы называли «поясом целомудрия». Когда муж уезжал на войну, или торговать в дальние страны, он надевал на жену такой пояс и был спокоен.
Сейчас почти нигде в мире нельзя увидеть таких поясов. Их никто не делает. Секрет забыт, утерян. Древние образцы устарели.
Только у нас, у Тоонельтов, изготовление поясов целомудрия продолжается. Но мы никому об этом не рассказываем. Поэтому все и думают, что секрет утерян.
Из поколения в поколение, хотя и заказов на пояса уже давно никто не делает, мы создавали их как нерушимые памятники женской верности.
Одно поколение кузнецов сменялось другим, каждую устаревшую модель пояса молодые кузнецы бросали в печь и ковали новую.
То, что я сделал сейчас для тебя, Отто – это трусы верности XXI века. Нанотехнологии. Модный дизайн.
Тоонельт подошёл к Отто, который держал в руках удивительное приспособление.
Язык с благодарностями и восхищением застрял у него в горле.
Кузнец взял у Куусинена трусы, отнёс в дальний угол кузницы, повесил их там на стену из толстых брёвен морёного дуба.
Потом вернулся к столу, взял автомат Калашникова, который, оказывается, незаметно лежал рядом с коробкой.
Нацелился на трусы и выпустил по ним весь рожок.
Потом сходил за трусами, снял их с гвоздика и не глядя отдал Куусинену.
Внимательно их просмотрев даже через очки, Отто не смог скрыть своего изумления: на трусах не было ни царапинки!..
- Вот видишь – прохихикнул удовлетворённый Тоонельт.
Даже «Калаш» их не берёт.
Не то, чтобы какой-нибудь «***», извини за русское слово…
Бери. И дай вам Бог счастья!..
Отто уложил уникальные трусы обратно в коробку, повязал заново алой лентой и отправился домой.
Дню отъезда предшествует ночь отъезда.
Эту ночь нужно обязательно проводить во взаимных супружеских знаках внимания.
Обычно же всё происходит шиворот навыворот.
Женщина перед отъездом настолько находится в трансе и в психозе, что отвлечь её на решение насущных супружеских проблем почти невозможно.
Составляется список вещей, которые нужно обязательно взять с собой в дорогу, список обязанностей, которые мужу необходимо выполнять во время отсутствия жены. Поливать цветы. Кормить кошку. Вытряхивать половики. Выносить мусор. Кормить мужа (себя). Убирать за собой и посуду и кровать.
Есть и другой вариант: лучше ничего не делать.
Кормить себя и кошку, чтобы не умерли.
С остальным жена уж как-нибудь разберётся по возвращении.
Мудрая Мяги, конечно же, нервничала накануне отъезда.
И у неё тоже были списки и наставления.
Но она огласила их уже потом.
Когда в спальне сделала для Отто маленькое торжество: разобранная постель, красивое бельё, ведёрко с шампанским.
Когда утомила своего супруга всесторонними ласками.
Уже потом – списки, наказы…
Утром вызвали такси. Мяги присела возле чемоданов на дорожку. В джинсах, любимом батнике.
И тут Отто сказал ей – Подожди!
И увлёк её в спальню.
- Что, опять? - с тревогой, но обрадованно спросила Мяги.
Но вышло не совсем то, чего она ожидала.
Хотя Отто и попросил жену снять трусы.
Мяги, конечно, выполнила просьбу любимого человека и уже направилась к постели, но он её остановил.
И тут показал ей и коробку с красным бантиком, и то, что внутри.
Отто сам надел на изумлённую супругу пояс целомудрия. Сам запер крепко-накрепко её и общее их сокровище на все восемь замочков.
Что и ему и Мяги, конечно же, доставило несколько приятных минут.
Таксист уже звонил и сигналил.
Мяги проворненько впрыгнула в джинсы, и через мгновение её уже не было.
Ни жены.
Ни – чемоданов.
****************
Дел по бизнесу с деньгами было у Мяги на полчаса. Она их удачно и счастливо обтяпала, потом пошла побродить по городу, по столице России и Всея Руси Москве-матушке.
Давненько она тут не была. Конечно, на Красную Площадь сходила, заглянула в Мавзолей. Обошла его несколько раз вокруг. Ничего, чистенько.
На Красной Площади тоже почти ничего не изменилось. Только кругом торчали Скрепы. Мешали ходить.
Мяги была уверена, знала она точно, что увидится со своим Джабраилом. Который ей сердце иссушил. Который её сделал Женщиной.
Вообще у каждой женщины, если по большому счёту, если округлять, то в жизни у каждой женщины всего два мужчины. Ну, тех, которых она хорошо запомнила.
Это – Первый, который, собственно, приобщил девушку к таинствам половой жизни. И – Второй – когда она, девушка, от этих таинств почувствовала не только удовольствие, но и счастье.
Вот Мягин Джабраил и стал её таким Вторым мужчиной.
Эти Вторые мужчины потом оставляют такой большой рубец на сердце женщины, что забыть она его не может никогда.
И является к нему по первому зову, по первому свисту.
Как преданная собака, как верный Ибрагим при своём Прохоре в «Угрюм-реке».
Есть, конечно, такие, что выдерживают, не являются. Но – страдают и болеют. Без этого – никак.
Но – больше потому, что на пути к душераздирающей встрече возникает какое-нибудь непреодолимое препятствие.
А у Мяги такого препятствия не было.
Более того – ей был известен и телефончик, и даже адрес гостиницы, где бывший возлюбленный тоже в эти дни остановился.
И уже с Джабриком даже и договорились встретиться. Но – только не следующий вечер.
А вечер текущих суток оставался свободным.
Не пропадать же ему зря!
Уже через пару дней опять в эту дыру, в провинцию, в Тырле-Коппола.
Опять эти дюны, Финский залив и непрерывный запах рыбы и морских котиков.
Отто, конечно, милашка и Мяги его любит, его одного. Но любовь – это слишком большое чувство, чтобы его можно было затуманить мимолётным, ничего не значащим романтическим свиданием.
*********************
У всех гостиниц удачно сочетаются две вещи.
Есть комнаты, где можно отдыхать. С кроватью и телевизором.
И есть ресторан, в котором перед этим отдыхом можно потанцевать и выпить.
Естественно, что в ресторанах полно мужчин и женщин, которые не прочь разнообразить свой досуг не только алкоголем и танцами, но и новыми знакомствами.
Нового знакомого Мяги звали Гавр Лембик. Когда они оказались в его номере, Гавр не стал торопить события. Заказал в номер мороженого, виски, сладкой ваты на палочке.
Мяги в это время принимала душ и пела старинную прибалтийскую песню о маленьком зайчике, который заблудился в лесу.
В ожидании мороженого Гавр вошёл в душ без стука, вынул из-под тугих горячих струй размякшую Мяги и понёс в постель.
Роскошная была постель. Широкая-широкая. И длинная.
Гавр сначала думал, что ткань со шнуровкой между ног Мяги – это такая шутка. Посмеялся даже. Поёрзал по в капельках мокрому телу Мяги своим волосатым торсом. И ляжками.
У него даже были иллюзии, что от его ёрзаний шнуровка распустится сама собой.
Однако – нетуттобыло!
Гавр даже слегка оцарапал возбуждённое себя.
Ну, не в первый раз видавшему виды мачо стягивать с девушек всякие защитные украшения.
Попробовал Гаврик рукой, наощупь, всё на Мяги расшнуровать.
Но! Нетуттобы-ыло!..
Не распутывались шнурки. Ничего не развязывалось.
Тогда пришлось выпрыснуть семя в сторонку, немного успокоиться. Ладно. Не будем торопиться.
Гавр спустился лицом к изделию мастера Тоонельта. Нельзя было зрелищем не восхититься. Даже вопль восторга исторгся из недров Гаврика.
После вопля мачо принялся изучать хитроумную конструкцию.
Гаврик был отнюдь не дурак.
Уже к утру ему удалось-таки открыть один замочек.
Хотя это ничего и не решало.
И путь к счастью по-прежнему был плотно закрыт.
Зато за ночь, во время ползаний вокруг Мяги, пока он её переворачивал, заглядывал в неё со всех сторон, пробовал замочки ногтем, зубочисткой, вилкой, острым длинным каблуком Мягиной туфельки – Гаврик многократно удовлетворился.
На роскошной длинной и широкой постели просто не было сухого места!
Красивая женщина!
Так бы по ней всю жизнь и ползал! – с озлоблением думал Гавр Лембик, вздымая воспалённые от бессонной ночи глаза к сереющему в окнах утру.
В общем, для Мяги всё произошло наилучшим образом.
И овцы все остались целы. И волки сыты.
Сыт был Гаврик необычным сексом по горло.
Ну, ещё денёк в ожидании встречи с Джабраилом прошаталась Мяги по Москве. Не сразу она к нему рванула вечером в гостиницу, не сразу.
Она позвонила Джабрику и сказала, что ждёт его возле Мавзолея. Что уже оттуда они с ним начнут гулять.
И он, как лист перед травою, чуть не сразу перед ней появился.
Рубашечка белая на груди зазывно расстёгнута, волос аж от рёбер выбивается. Воротничок стоячий, как у Грибоедова, как будто у него остеохондроз. Или – повреждены на шее позвонки. Ну – так считается красиво.
Джинсы в обтяжку.
Ох! Какой мущинка!..
На тебе, нА!..
Мяги была в целомудренной юбке-миди. Приподняла спереди юпочку двумя руками, даже длинными своими пальцами, показала белые свои ножки и краешек бронезащитных трусиков – и, как курсистка, побежала за Мавзолейчик.
Хохоча зазывно.
Что ни говори – Второй Мужчина – это серьёзно.
Джабрик за ней с напрягшимся мущинством своим.
(В тот же вечер в ЖЖ и в Фейсбуке появились фотоснимки о ПЕРФОМАНСЕ возле Мавзолея:
Убегающая за Мавзолей русоголовая с белыми длинными волосами девушка. С приподнятой руками до модных трусов юбкой. За ней – смуглый мужчина – по виду сириец. На джинсы спереди страшно смотреть. Лицо девушки двусмысленно искажено: не понять, то ли она в ужасе, то ли специально смеётся).
Озабоченный, окрылённый, обнадёженный Джабраил кинулся вслед за Мяги за Мавзолейчик.
Настиг уже её там. Жадно дыша. Думал – Ну, вот оно!.. Наконец-то!.. На конец!..
Но… Нетуттобы-ы-ло!
Встретил Джабрик на пути неодолимое препятствие!
Думал – пустяк, ерунда, счас!!!
Не-а!
Не получилось.
Мяша, что там у тебя? - Спросил в недоумении, глухо постукивая задубелым мущинством об угол Мавзолея. – Развязывай уже, дура что ли?
А Мяша только посмеивалась и делала движения танца «тверк». Руки упёрты в стену Мавзолея, юбка задрана, запрокинута на голову.
Голая белая девичья фигурка уже в сумерках и – «тверк».
В общем – отомстила Мяги своему Джабрику, неизвестно за что.
Покрутился он вокруг неё, попрыгал. Потыкался безрезультатно. Попрыскал на стенку Мавзолея, пометил территорию – и дело с концом.
Конечно, Джабрик пояс пытался и открыть и порвать. И – грыз его, и кусал.
Но Пояс Тоонельта никому ещё не удавалось распечатать.
Ещё более поздним вечером в Фейсбуке и в Живом Журнале. А потом и в Твиттере и в Ютубе появились новые снимки и даже ролик о ПЕРФОМАНСЕ около Мавзолея на Красной Площади.
Там полуголая, в одних трусах, девушка с закрытым одеждой лицом, как в «Белом солнце пустыни», упёршись руками в Мавзолей, танцевала «тверк». Вокруг неё бегал мужчина в расстёгнутых джинсах и делал непристойные движения.
Творческая группа не выкрикивала никаких политических лозунгов. Не принесла с собой никаких оскорбительных плакатов.
Художникам удалось скрыться до приезда наряда милиции.
************************
Отто встречал свою любимую на вокзале. В руках держал букет из стоячих лотосов. Сам был одет весьма прилично. Тонкая красная верёвочка галстука на серой рубашке. Джинсовая курточка. Бородка в благородной седине. Бес в ребре. Глаза сияют радостью.
Сколько дней, сколько часов не виделись!
Поезд приближался к перрону, проводница в открытой двери вагона стояла ответственно, с желтым флажочком.
А сзади неё пыталась привстать на цыпочки, подпрыгивала, чтобы увидеть своего Отто, свеженькая, после сна, Мяги.
И вот она первая выскочила на перрон и побежала навстречу супругу в расстёгивающемся на ходу от растопыренных грудей белом батнике.
Мяги была невысокого роста. Отто крепко взял её за голые уже груди обеими руками, приподнял, чтобы лицо её дорогое и губы оказались как раз напротив его лица и губ.
И долгим поцелуем соединился с ней.
Бросив нафиг букет стоячих лотосов.
Вот такая у них была встреча после разлуки, которая показалась обоим невыносимо долгой.
Всё же Отто и Мяги были оба уже достаточно взрослыми. Поэтому в доме не побежали сразу в постель.
А – разделись, не торопясь, на глазах друг у друга. В улыбках и в радостном откровенном разглядывании голых тел.
Мяги прикрывал только Пояс целомудрия. И влюблённые его пока оставили.
Так и пошли в душ целоваться.
В мыльной пене счастье взаимных объятий.
И – постель!
Конечно же – постель!
Первой - лёгкой плавной рысцой, чайкой, лебедем пролетела туда Мяги.
Она – праздник Куусинена, его приз и подарок на сегодняшнее утро.
Она – его Венера и Афродита. Его Нефертити и Клеопатра.
Его Клиодна и Фрейя…
Мяги вначале села в центр широченной и длиннющей их супружеской кровати. Потом легла. Уложив голову с разметавшимися мокрыми волосами на подушку из лебяжьего пуха. Улыбалась она своему Отто и светилась вся.
Только пояс целомудрия, пояс кузнеца Тоонельта оставался на ней.
А Отто уже держал наготове связку из восьми маленьких ключиков.
С торжественным видом он стал приближаться к своей Мяги: - Девочка моя, здравствуй! Я иду к тебе!..
Но движением руки Мяги его остановила.
И, лукаво улыбнувшись, достала из-под подушки точно такую связку ключиков.
Да, точно такую!!!
Шнурок из тонкой нити кевлара, на котором висели восемь точно таких же ключиков от непробиваемого пояса Тоонельта!..
Старый кузнец Тоонельт тайно отослал Мяги дубликаты ключей в тот же день, когда Отто забирал от него защитную снасть.
Таково было непременное Условие для мастера, которому передавался секрет изготовления Пояса Целомудрия.
И секрет – из поколения в поколение – и Условие.
И в этом была какая-то особенная, никак не объяснимая мудрость.
Зачем делать Защитный Пояс, если к нему всегда есть ключи?
Мяги сама один за другим открыла все замочки на чудесных своих трусиках. Распустила шнуровку и отбросила далеко в сторону ненужный уже лоскут кевлара.
Она ждала мужа. Своего Отто. Который был её… Третьим Мужчиной…
У каждой женщины бывает Первый мужчина. Потом тот, про которого она говорит – Второй.
И бывает – Третий. Это тот, с которым женщине не просто хорошо, а с которым она хочет прожить всю, до конца, жизнь. И в горе всегда с ним быть и в радости.
Чтобы родить от него детей…
Когда они лежали, уже уставшие от объятий и ласк, Мяги тихо сказала: - Отто… Я беременна…