Погода меняется каждый день. Не успевает голова привыкнуть к одному давлению, как оно немедленно падает или поднимается, причиняя новые страдания. Череп будто сдавливает большими тисками. И из них не выбраться. Кажется, еще немного - и голова начнет трещать, как у кости у космонавта в центрифуге. Каждое биение сердца вызывает новую волну боли. Тук – бум, тук – бум. Зажмуриваю веки, как можно сильнее, чтобы глаза не выпали из орбит. Свет из окна, оранжевый цвет, даже простое движение зрачков это же чертова вивисекция. Неужели нет способа прекратить это? Тысячи лет развития медицины - и ничего? Господи, как болит голова...
Пятая таблетка аспирина за утро. Разжижает кровь? Черт с ней, дожить бы до полудня, там обещают небольшой дождь. Может, это изменение погоды хоть как-то повлияет…
Меня зовут Джон. Я резчик по дереву. Дай мне достаточно материала и я вырежу хоть Сикстинскую капеллу, хоть черта лысого. В этом вся моя жизнь: все, что от нее осталось. Пять лет назад мне очень повезло - я остался жив. Пять лет назад меня постигло самое большое невезение в жизни - я потерял любимую женщину. Пять лет назад начался этот кошмар, который длится до сих пор, и я уже не помню то время, когда жил без боли.
Как это было? Очень просто. Настолько буднично и обыденно, что если бы мне кто-то рассказал, как это произойдет, я бы пожалел рассказчика за отсутствие фантазии. Мы были на вечере у Джефферсонов. Да, этот придурок Арнольд опять купил какую-то дрянь, кажется, садовую мебель, и устроил подобие вечеринки. Идиот. Мы пришли туда, только потому, что он имел крупицу власти: Арнольд - начальник отдела моей Стефани. Она сказала: «Это важно», и я не смел возразить. Я обожал ее. Этот ангел не раз спас мне жизнь. Она вытаскивала меня из драк в баре, мужественно отмахиваясь сумочкой, она делала это с такой яростью, что ни одна пьяная рожа не посмела к ней подойти. Она родила мне прекрасную дочь. Она вытащила меня из петли, когда наша дочь умерла, не прожив и двух лет. Она верила в меня. Она с нежностью смотрела мне в глаза. Она была послана мне богом, она любила меня. Она крепко держала мою руку, когда мы были зажаты в искореженной машине.
Сразу после Джефферсонов, мы поехали домой. Я смертельно устал. Прошедший вечер высушил меня до дна. Встречные фары раздирали глаза. Стефани гладила мне плечо и смотрела на меня восхищенным взглядом. Она всегда смотрела на меня так. Она гордилась мной. Мне это льстило, хотя я всегда считал, что не заслуживаю такого взгляда. Мы подъезжали к перекрестку. Стефани забавно изобразила придурка Арнольда, мы одновременно расхохотались. Поцеловав меня в щеку, она начала говорить: «Джонни, а ты не думал, что нам нужно…». В этот момент в правую сторону нашей машины ударила смерть. Она сидела за рулём ржавого пикапа. Смерть курила дешевые сигареты и ковыряла в носу. Смерть пахла кислым пивом и нечистым телом. У Смерти было имя - Сэм Кригер. Долбанный алкаш с Песчаной улицы.
Стефани подалась ко мне и крепко схватила меня за руку. Она посмотрела на меня таким взглядом, от которого я до сих пор просыпаюсь ночью и после уже не могу уснуть.
В этом ее взгляде я впервые, за все время знакомства с ней, увидел, какой она была хрупкой. Как беспомощна она была перед этим огромным злом. Как она была слаба, перед налетевшей внезапно чернотой, которая укутала все вокруг и легла безмолвно, как пепел от вулкана, погребая под собой наше счастье.
Страшная тишина. Внезапная точка в едва начавшейся истории. Она не успела сказать ничего. Она не сказала этих чертовых красивых последних слов. Ее взгляд, он длился несколько секунд, до того момента, как она уронила голову мне на грудь. Я успел лишь простонать ее имя. Я помню, что дважды успел сказать: «Стефани, милая». Я назвал ее «малышкой». Попробовал пошевелить рукой, но почувствовал, как тысяча ножей вонзилась мне в спину. От этого укуса дьявола я потерял сознание.
Я очнулся в местной больнице. Генри стоял у постели и заполнял какие-то бумаги. Я был здесь настолько частым гостем, что знал всех врачей по именам. Он заметил, что я пошевелился и приоткрыл глаза. Без лишних соплей врач просто перечислил мне все, что у меня было сломано, разорвано и ушиблено. Не вдаваясь в подробности, повторюсь - мне повезло. Я не мог ничего сказать, деревянные губы застыли под кислородной маской. Я только смотрел на него и ждал, что он скажет о Стефани. Док закончил и собрался уйти, но я смог пошевелить рукой и пошире открыть глаза, так, чтобы он понял, ЧТО я хочу знать. Он прищурился и было повернулся, чтобы что-то сказать, но неловко выронил историю болезни и вышел, не взглянув на меня.
Четыре недели. Четыре долбанные недели я валялся, как бревно, прежде чем смог вставать и, опираясь на палку, шаркать по коридорам больницы, как девяностолетний старик. Боль в теле понемногу утихала. Пробитое легкое заживало, сломанные ребра срастались, и на ногу я уже мог опираться, но чертова головная боль не проходила. Она была постоянной. Я стал зависим от давления, от изменений погоды, от таблеток.
По истечении этих четырех недель я уже был в курсе, кто стал виной этой катастрофы. Уже тогда я знал, что убью сукина сына. Но пока не придумал как.
Полгода я сидел, как затворник, и собирался с мыслями и силами. Идея родилась сама собой, когда этому гаду в голову пришла замечательная мысль помириться со мной. Хватило ему ума и смелости заявиться ко мне в дом с двумя бутылками рома.
Я не знал кого благодарить за подобный «подарок». Почти всё, как и ожидалось, он выпил сам. Я лишь сделал вид. Потом мы поехали к обрыву на Коуствью. Да, черт возьми, п о е х а л и. Он прибыл ко мне на том самом танке, которым он проехал по моей жизни. К тому времени, как мы добрались, Сэм был уже пьян в дым. У обрыва я пересадил его за руль, бросил ему под ноги пустые бутылки из под рома и подтолкнул машину. Покойся с миром, Сэм Кригер. Жаль, что у тебя не будет возможности лично извиниться перед Стефани, потому что ты попадешь прямиком в чертов котел.
На следующее утро меня, как обычно, разбудила ужасная головная боль. Я выглянул на улицу. Все было затянуто тучами, сверкали молнии, и гремел гром. Как будто ночь выпустила дополнительные резервы и с боем не хотела сдавать позиций. Четыре таблетки аспирина отправились в путь по пищеводу спасать меня от мучений. С того дня, я каждый день просматривал выпуски местных новостей. Но неделю не было даже намека на произошедшее. Спустя восемь дней в новостях начала мелькать испуганная рожа одного из собутыльников Кригера. Роберт Миллз раньше был неплохим автомехаником, пока однажды не уронил с домкрата какую-то колымагу себе на руку. Бобби начал пить - соседство с Сэмом располагало. А теперь вот он: стоит на дне оврага, пьяный вдрызг, и, брызгая слюной, рассказывает телевизионщикам, что ему было видение. Ему явился ангел и велел прийти сюда, где он нашел тело товарища. Не знаю, что там ему привиделось, но притащиться туда ему велел не ангел, а жажда нажраться. Они часто выпивали здесь с Кригером, скрываясь от скандальной женушки Боба.
Я выключил телек. Моя жизнь, медленно и верно, катилась под откос, как тот пикап с пьяным ублюдком. Нет, я не испытывал страха. Я знал, что за мной не придут. Местный шериф до смерти не любил что-то расследовать. Да что говорить, если Сэм вышел через два месяца после аварии. И, тем не менее, я вздрогнул от неожиданности, когда в дверь постучали. Последним, кто стучал в мою дверь, был Кригер.
На пороге стоял человек небольшого роста, едва мне по плечо. Он был одет в серый костюм, рыжие волосы аккуратно причесаны. Незнакомец широко улыбался. И все же добродушием тут и не пахло. Его наглых зеленых глазах была самоуверенность, которая присуща коммивояжерам. Так вот кто ты есть, чертова душа.
-- Добрый день, сэр! – он держал в руке шляпу.
- Какого хрена?! – рявкнул я в ответ и плюнул на его лакированные туфли.
- У меня есть к вам деловое предложение. Уверен, вы заинтересуетесь!
- Слушай, парень, в другой раз ты бы не успел договорить эту фразу. У тебя не было бы для этого ни времени, ни зубов. Но сегодня у меня ужасно болит голова. Тебе повезло. Просто развернись и уйди. Не делай мой день хуже, чем он есть сейчас.
Я захлопнул дверь и, возможно, ударил его при этом, по крайней мере, мне бы хотелось. Но из-за двери послышался его противный голос:
- Я именно за этим здесь. Поговорить о вашей головной боли, сэр.
В этот момент боль ударила прямо в мозг, едва не отправив меня в нокдаун. Я разозлился. Чуть не сорвав дверь с петель, я дернул ручку. Тип на пороге все так же улыбался. Я схватил его свободной рукой за грудки и втащил в дом, шумно захлопнув дверь. Парень пролетел через холл к лестнице, еле удержавшись на ногах.
- Говори, - рычал я, - у тебя есть какие-то таблетки? Если это какое-то бесполезное и дорогое дерьмо, будь уверен - я тебя достану, и ты...
- Нет-нет, сэр. Это вовсе не… кхм… лекарство. По крайней мере, не в том виде, как вы привыкли. Но, будьте уверены, по завершении сделки вы больше не будете чувствовать боли никогда. Хотя, что я говорю, - могу дать вам попробовать.
- Что попробовать?
- Я могу дать вам на пробу, ну, скажем, три дня без боли. Хотите?
- Куда же ты ее денешь, черт бы тебя побрал, ты что, хренов волшебник? – меня бесила его наглая лоснящаяся веснушчатая рожа и идиотская улыбка до ушей.
- Послушайте, зачем вам это знать? Вы же не просите у стюардессы в самолете рассказать, почему самолет летит и не падает? Вам важен результат. За это вы и платите деньги,
Незнакомец хотел было рассмеяться, но увидев, как я смотрю на него исподлобья, не посмел.
- Эти три пробных дня не будут вам ничего стоить. Более того, я могу даже не рассказывать вам об условиях основной сделки, пока вы сами не захотите. Да и, кстати, речь совершенно не о деньгах.
- О чем же? Я не любитель бесплатного сыра, от него, как правило, трещит хребет. Выкладывай, у меня нет больше терпения слушать загадочные предисловия! Иначе я вышвырну тебя к чертовой матери.
- Все подробности, сэр, после пробного периода, я тоже не хочу тратить попусту время.
Незнакомец, протянул руку для прощания. Я схватил ее и сжал, что есть силы. Рыжий невозмутимо и пристально смотрел мне в глаза. Неужто он сам не чувствует боли?
- Три дня, сэр. До скорой встречи, - он выдернул руку и вышел вон.
«Катись», - подумал я.
Пиво в дверце холодильника приветливо забрякало. Сегодня этот чертов матч между Миннесотой и Вашингтоном. Поглядим, что изобразят эти коровы на льду. Ящик попятил голубым светом полумрак комнаты. Все окна у меня зашторены. От света, как мне казалось, голова болит еще сильнее. Кстати, сейчас боль вроде отступила. Что ж, ненадолго. Бывали и такие редкие моменты радости.
Я плюхнулся на продавленный диван. Чертов Роберт, опять твоя наглая харя во весь экран. Если бы у меня было два телевизора, я бы запустил бутылкой в этот. «Бла-бла-бла. Видение, и все такое.» Так! Ну-ка! А это еще что за черт? За спиной у этого пройдохи я заметил своего недавнего рыжего гостя. Он разговаривал с шерифом. Тот кивал и что-то писал в блокнот.
Холодок пробежал по спине. Что он мог говорить шерифу? Этот тип даже не местный. Я уверен, что он первый день в городе. Хотя, что я могу знать? Я не вылезал из своей берлоги уже уйму времени. Я вскочил на ноги и зажмурился, готовясь к очередному болевому удару в голову. Но его не последовало. Боль куда-то ушла. Неужто и правда?…
Нет. Не может быть, просто совпадение. Счастливые минутки немного затянулись. Или подействовал чертов аспирин? Да. Это все аспирин. Но тип действительно странный. Я выглянул за дверь. Может он все еще ошивается неподалеку. Побродив немного около дома, я вернулся в комнату. Вид у меня был тот еще: взлохмаченные волосы, мятая одежда и небритая рожа. Соседи, завидев меня на улице, перешептывались, Этого типа нигде не было. Заходил ли он в дома по соседству, я не знаю. Спрашивать не собираюсь. Я терпеть не могу этих жалких обывателей.
Я сел в кресло и, потягивая пиво, стал смотреть матч. На пятой бутылке меня сморил сон. Я проснулся ночью. Матч давно кончился, как и все остальные вечерние передачи. Телевизор шипел на меня чернобелыми точками. В ванной я умыл лицо холодной водой. Стоя у раковины, я заглянул в зеркало. Сальные лохматые волосы, щетина, уже принимающая очертания бороды, воспаленные веки и красные капилляры на глазах. Сейчас я сам мало чем отличался от этих алкашей Сэма и Бобби. Надо принять чертов душ и побриться. Не хочу иметь с ними ничего общего даже внешне.
Я спустился в подвал. Свет от лампочки моментально явил мне все то, чем я спасался от сумасшествия и мыслей о самоубийстве в последнее время. Чертова резная мебель и прочая чепуха. Которая была никому не нужна, кроме меня самого. Хотя нет: кроме меня самого и Стефани. Она говорила, у меня золотые руки. Она стоит тут же. Я вырезал эту деревянную фигурку еще до смерти моей милой девочки. Фигурка очень ей понравилась. Размером всего в десять дюймов, она была моим молчаливым зрителем. Я рассказывал ей про все этапы работы, порой даже советовался с ней. Чем заняться сегодня? Я только что закончил резной комод. Статный красавец, только чей же это заказ? Да не все ли равно, рано или поздно заказчик объявится - я всегда беру плату вперед.
Что хотел этот странный рыжий тип? Ведь голова, и правда, по-прежнему не болит. Даже после пробуждения. Интересно все же, каковы условия сделки?
Тут в дверь кто-то постучал. Стук был такой сильный, что я услышал его в закрытом подвале. Кого принесли черти в такое время?… Дверь от яростного стука едва не слетала с петель. Я открыл замок и распахнул ее. На пороге стоял рыжий. Его поза и улыбка были точно такими же, как и днем. Я был немного удивлен. Телосложение этого хлюпика не позволило бы так стучать, разве что он бился бы всем телом.
- Я вижу, вы готовы выслушать условия сделки? – он вновь улыбался, держа свою идиотскую плоскую шляпу в руке.
За дверью было темно, хоть глаз выколи. Из всех звуков были слышны только лай глупого пса Бенсонов и отчаянное скрежетание сверчков.
- Заходи.
Гость радостно прихватил чемоданчик, который стоял рядом с ним, и вошел в дом. Он прошел в комнату и сел на диван, сложив ногу на ногу.
- Вы готовы меня слушать? – спросил он.
- Я готов, - сказал я, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.
Мужчина раскрыл чемоданчик и выложил на стол бумаги. С моего места я мог разглядеть, что это были какие-то эскизы или чертежи.
- Я постараюсь не отнять у вас много времени, - улыбнулся рыжий. – Да, кстати, мы до сих пор не знакомы.
- Стивен Трэмп.
Какое подходящее имя для пройдохи.
- Джон Эдвардс, - я пожал ему руку. Рукопожатие было слабым и противным, будто рука его была из пластилина.
- Итак, к делу, - он уселся обратно, убрав, наконец, со своей противной рожи мерзкую улыбку. - Я представляю одного очень небедного господина. Он хотел бы сделать вам заказ. Вы ведь прекрасный резчик по дереву и столяр к тому же?
- Забавно, обо мне уже ходят слухи за пределами нашего треклятого городишки?
- О-о, мистер Эдвардс, совершенно не обязательно давать рекламу, чтобы о вас узнали. Тем более такой человек, как ваш нынешний заказчик. Хороших мастеров он чувствует подсознательно. За много миль. Можете считать это шестым чувством, если угодно. На него работают только лучшие.
- Что же он хочет? Шкаф? Или может кровать? У меня уже есть готовые варианты, может, его устроит какой-нибудь из них?
Гость противно хихикнул.
- Что смешного? – рыкнул я.
Я терпеть не мог таких загадочных смешков посреди разговора. Я был чертовски близок к тому, чтобы вышвырнуть его снова, вместе с его бумажками и чемоданом.
- Простите, сэр. Я не хотел вас оскорбить. Дело в том, что просьба не совсем обычная. Сделать нужно не мебель. Нужно вырезать из дерева панно по эскизам.
- Какова площадь?
- Общая площадь большая. Но вырезать придется отдельными плитками. На каждой плитке своя часть рисунка.
- Срок?
- О, об этом не беспокойтесь. Здесь важно качество, - сказал рыжий и засмеялся.
Этим он снова вызвал у меня волну ненависти. Слишком долгое время боль терзала меня она совершенно меня подкосила. Я жил либо в боли, либо в ожидании ее. Даже сейчас, когда она отступила, я продолжаю ждать, что еще немного, и она подло ударит в затылок, или в лоб, или куда ей еще захочется.
- Ну, так ты покажешь мне общий вид панно или как?
- Нет. Видите ли, в чем дело: даже у меня у самого нет общего вида всей картины. У меня и сейчас с собой эскиз только одной плитки.
- Черт, ну и сложности. О'кей, показывай, что есть.
Гость жестом пригласил меня подойти к столу. Я сел в кресло и взял со стола его бумажки. Обыкновенные чертежи: вид с разных ракурсов с указанием расстояний и глубины бороздок. В общем, чепуха, которую дает щепетильный заказчик, чтобы все было тютелька в тютельку. Это хорошо - я не любил работать наобум. Чем больше отсебятины, тем больше потом переделывать.
- Я возьмусь, - хрипло сказал я, подбивая документы в стопку, - материал мой?
- Нет, материал заказчика, - мужчина широко улыбнулся и нагло уставился на меня своими бледно-зелеными глазами. Или глаза были серые? Я поймал себя на мысли, что мне трудно держать его взгляд. Со мной раньше такого не случалось. Вести с ним деловой разговор мне стоило великих усилий. Кожа на его веснушчатом лице лоснилась. Правый уголок рта постоянно подергивался. Я поначалу даже принял это подергивание, за сдерживаемую улыбку. При том, что подергивание возникало в самых неподходящих для смеха ситуациях. Хотя он и так достаточно много смеялся.
Я смотрел на него, не отрываясь, тем не менее, он не отвел взгляда и даже, казалось, не моргал. Тут я почувствовал странную вещь. Я боялся этого типа. Пытаясь взять себя в руки, я убеждал себя, что гораздо крепче и выше этого наглеца. Что при желании я мог бы раздавить его голыми руками, но это не помогало. Чертов сукин сын заставил меня отвести глаза.
- Ну, так что? Так и будем играть в гляделки? - не выдержал я.
- О! Ну, что вы. Я думал вы анализируете мое предложение и не смел вам мешать, - этот гад увидел мой страх. Он наслаждался им!
- Я же сказал, что готов взяться. Когда мне приступать?
Тип картинно закатил глаза и стал постукивать себя указательным пальцем по подбородку.
- Давайте с вами решим так: сегодня ночью вы еще раз все хорошенько обдумаете, а утром, если вы не измените решения, я привезу вам материал.
- Договорились. А теперь выметайся, я до смерти устал.
Тип вдруг согнулся от хохота.
- Да, смерть великая штука! Дает передохнуть, но я вас прошу, соберитесь с силами. Если вы таким образом отдохнете, сделки не выйдет, не так ли? - он снова расхохотался.
Какой идиот! Где он тут усмотрел юмор? И что за картинные ужимки? Ох, надо сдержаться, сейчас он уйдет.
Продолжая смеяться и бормоча: «Я устал до смерти! Ну надо же!» - он взял чемоданчик и направился к двери. Едва он вышел за порог, я хлопнул дверью что было сил. Его хохот был слышен еще некоторое время. Я посмотрел в окно, оно будто было выкрашено черной гуашью с внешней стороны, ничего не было видно. В какую же историю я влез... Для чего мне это все? Я задернул шторы, так что они жалобно взвизгнули.
В комнате находиться стало противно и я спустился в подвал. Если мне нужно что-то обдумать, то лучше места не найти. Стефани была здесь. Она всегда придавала мне сил. Нужно спросить у нее…
- Стефани, родная, ты знаешь, мне предложили работу. Денег не сулят, но… даже смешно сказать. Они обещают излечить меня от боли. Я уже говорил тебе, что у меня очень болит голова. Я постоянно тебе жалуюсь.
От мысли, что я действительно, как маленький мальчик, - чуть что – жаловался Стефани на все несправедливости жизни, мне стало смешно. Она садилась в кресло, а я вставал перед ней на колени и ложился щекой на ее колени. Стефани гладила мне волосы, целовала и спокойно говорила, что у нас все будет хорошо. Она говорила мне, что миллионы людей живут без любви. Скитаются по миру, ищут чего-то. И не понимают, что ищут на самом деле – любовь.
- Милая, как ты считаешь, стоит ли мне браться за это дело? Я без твоего совета никуда.
Я пристально посмотрел на фигурку Стефани. Она молчала, как всегда. Я знал, что она ничего не скажет. Это же дерево, в конце концов. Я понимаю, что деревья не говорят, по крайней мере те, которых лишили земли. Но я хотел почувствовать ее ответ. Может хоть какой-то знак...
Легкий стук заставил меня посмотреть вверх. О лампочку бился большой мотылек. Он стукался, обжигался, делал круг и снова летел на лампочку. Тень этого глупого существа плясала по всему подвалу. Одинокий чудак, что ему нужно от света? А может,свет - это его «Стефани», и он прилетел к ней за советом? В одном мы точно похожи. Если насекомые чувствуют боль, то у него голова явно раскалывается. С таким стуком биться о лампу без боли невозможно.
Кстати, о боли: я теперь был совершенно уверен, что этот Трэмп не врал. Пожалуй, он действительно может мне помочь. Боли не возвращалась. А сегодня уже какой… второй день? Заманчивое предложение.
Мотылек упал мне под ноги. Бедняга вероятно слишком сильно прижался к лампе.
Если я просил знак, то, скорее всего, это он и есть. Я откажусь.
Я выключил свет и поплелся спать. Пожалуй, этот вечер был гораздо мудренее любого утра.
Утро я встретил на полу. Кругом была суета, люди что-то кричали, кто-то отдавал команды, шуршали рации. На пол меня сбросил с дивана полицейский. Входная дверь лежала рядом. Даже удивительно, сколько раз я открывал ее ногой, приходя домой не в духе, и ни разу она не слетела с петель. А бравые ребята из полиции смели ее будто картонную. Немного повозившись, им удалось заковать меня в наручники, я не сопротивлялся просто не помогал. Легко, как диванную подушку меня подняли с пола и повели к выходу. На улице все сверкало от полицейских мигалок. Я прищурился, как голливудская звезда от фотовспышек. Кто-то громко и четко проговаривал мне в ухо «миранду».
Впервые за долгие месяцы я еду днем по своему району. Да, на руках эти неудобные железки, но везут меня, как короля, с эскортом. О, надо же: Грегсоны все же спилили свою дряхлую яблоню.
Так, ну что же. Я в клетке. Что тут положено делать? Бренчать по прутьям алюминиевой кружкой? Жаль, мне не дали времени на сборы. Я бы взял любимую, из нержавейки, и звучит наверняка лучше.
- К тебе посетитель.
- Введите, - властно крикнул я охраннику, изображая цезаря, кроме идиотских шуток у меня ничего не осталось.
Тот не оценил юмора и сильно ударил дубинкой по прутьям.
К клетке медленно подошел мой недавний гость. Он пытался состроить гримасу сочувствия, но по всему было видно, что это фальшь.
- Ну, надо же. Я почти не удивлен. Я же видел твою гнусную рожу рядом с шерифом в том репортаже. Надо было сразу догадаться, - сказал я. Мне было смешно, хотя стоило бы плакать. Ведь если мне предъявят обвинение в убийстве, то меня, как пить дать, усадят на электрический стул.
- Добрый день, сэр. Хотя, и не для вас. Мне, правда, очень жаль, что вы попали в такую ситуацию.
- Ты знал, что я собираюсь отказаться, так?
- Можете называть это шестым чувством, сэр, - сказал рыжий и поправил на лацкане брошь с мотыльком. Что за идиотская брошь. Черт возьми, мотелек прямо как из моей мастерской. Рыжий видел мотылька в мастерской? Я слишком много внимания придаю деталям.
- И что же? Ты думаешь таким образом меня заставить работать на твоего босса? - я не мог отвести взгляда от его броши. Надо же, как подробно сделана, ювелирная работа...
- Нет, не таким. То есть, не совсем таким, - он оглянулся, и убедившись, что на нас никто не смотрит, показал мне из-за пазухи статуэтку Стефани.
- Так, а ну, дай ее сюда! - я ринулся к нему и протянул руку сквозь прутья.
- Охрана! – визгливо крикнул он.
Полицейский подскочил к клетке и с размаху ударил по моей руке.
Я сел на пол и растирая руку. Надеюсь, что это просто сильный ушиб. Со сломанной рукой сидеть на электрическом стуле будет не так комфортно.
Трэмп присел рядом с той стороны.
- Должно быть, это очень больно? Скажите, а что хуже: эта боль или головная? Хотя, вам сегодня еще предстоит это выяснить. В полночь заканчивается третий день, который мой босс великодушно подарил вам.
Он встал и приподнял шляпу:
- Разрешите откланяться. Мы еще увидимся. Я зайду завтра. Спокойной ночи, сэр.
- Пошел ты, - процедил я сквозь зубы.
Ну, что же. Ровно в одну минуту первого я уже знал ответ на его вопрос. Головная боль. Конечно, головная боль была хуже всего. О руке я и думать забыл. Пытка продолжалась до самого утра. К тому времени усталость стала побеждать боль, и мне удалось задремать. Но чертов охранник плевать хотел на мои биоритмы:
- Завтрак! - почти в упор объявил он. Да, я именно его всю ночь ждал.
- Нет ли у тебя аспирина, друг? – я попытался вызвать сочувствие у этого амбала.
- У меня есть для тебя лекарство в двадцать четыре дюйма. Должно помочь. По крайней мере, никто после приема больше не жаловался, - охранник отвернулся и захохотал.
Интересно, сколько раз он уже повторял эту шутку? За годы практики мог бы ее и сократить. Я лег на лавку и попытался ни о чем не думать. Мысли тоже вызывали боль.
Не знаю, долго ли я так пролежал, но мне показалось, что целую вечность. Ах, чертов клоун. Умеет уговаривать. Что если я соглашусь? Он что, притащит мне инструменты в камеру? Ну, даже если так. Что я теряю? Теперь уже ничего. Не нужно мне никаких знаков. Я согласен. Да, я согласен.
Тихая дробь пальцами по решетке заставила меня обернуться. У клетки стоял он, в той же дурацкой шляпе и с чемоданчиком. Легок на помине.
- Документы у меня с собой. Подпишем сейчас или желаете найти более подходящее место? – он постучал ладонью по чемоданчику.
- Ты с чего-то решил, что я согласился?
- А разве есть варианты? – он улыбнулся. – Ну, так как? Подпишем здесь?
- А есть варианты? – огрызнулся я.
Рыжий захохотал:
- Вам трудно поверить, сэр, но есть.
Он повернулся к охраннику в конце коридора и крикнул:
- Уже можно! Будьте добры…
Охранник угрюмо открыл решетку.
Оказалось, эти странные ребята - рыжий и заказчик - внесли за меня немаленький залог. Мы сели в ближайшей забегаловке, где мой новый «приятель» разложил на столе документы. Среди них был и тот странный контракт. «…Избавление от головной боли навечно…». Взгляд вырвал эту строчку из многих. Я подписал. Как только прочитал слово боль, она сразу дала о себе знать новым спазмом. Черт, надо же, скорее бы приступить! Я поставил подпись везде, где он указал.
Принесли кофе, но рыжий не составил мне компанию, хотя деньги за заказ оставил на столе. Как обычно, мерзко откланявшись, он, как и в прошлый раз, странно прикоснулся к моему плечу и ушел. Боль ушла вместе с ним.
Я вернулся домой и в тот же вечер приступил к работе. Я почти не ел и не спал, я упивался ей. И пока работа не закончена, я не мог полноценно отдохнуть, такая у меня была натура. Узоры на плитках были причудливые, но то и дело мне будто попадались знакомые черты. Жаль, я не мог составить полную картину - этот мерзкий посредник забирал готовую плитку, прежде, чем дать эскиз новой. Вероятно, на картине было изображено что-то конкретное, а не просто абстрактный рисунок. Дней через пять кропотливой работы мне попался эскиз плитки, на котором была изображена часть руки. Та что с ладонью и пальцами. На одном я заметил кольцо. Может я бредил от постоянного недосыпа, но я готов поклясться, что это было то самое кольцо. Кольцо, которое я подарил Стефани. Она тогда так забавно отчитала меня, за то, что я трачу деньги на всякую ерунду. И все же, откуда они узнали про кольцо? Вот же, и еле заметная гравировка в виде маленьких голубков. Хотя, может, это просто огрехи эскиза: он, похоже, нарисован вручную. Может, у того, кто рисовал, дернулась рука, и чернила так причудливо размазались. Я явно слишком мало сплю.
Через месяц напряженной работы у меня был такой вид, что можно пугать прохожих на улице. Я прилично сбросил вес и выглядел как беглый каторжник. Впрочем, я и до этого не блистал красотой, но сейчас борода была покрыта стружкой, грязные волосы перепутались и торчали во все стороны. И да, мне не мешало бы принять душ.
Закончу эту плитку и сразу приведу себя в порядок. Может, даже и лягу, отосплюсь. Весь этот месяц я спал по два часа в сутки, этот режим сделал из меня зомби. Но, только я закончил плитку и смахнул с нее остатки стружки, - в дверь постучали. И как он постоянно угадывает, когда я заканчиваю? Хотя, что удивительного. Вероятно, эти люди обладали какой-то необычной силой, даром. Раньше я слабо в это верил. Но весь этот мой контракт построен на чем-то подобном. Как они смогли избавить меня от головной боли, если даже лекарства были бессильны?
Я открыл ему дверь, молча протянул плитку, молча взял заготовку и новый эскиз. Ужимки и манеры рыжего никуда не делись, но я уже не обращал на них внимания.
Я вернулся в подвал, положил плитку на верстак и развернул эскиз. Не может быть… То, что я увидел там заставило меня присесть. Я непроизвольно, по привычке, начал тереть виски, ожидая, что сейчас разболится голова. Но тут же осекся.
Я схватил эскиз, поднес его поближе к лампе. Да, глаза мне не врали. На эскизе было ее лицо. Я посмотрел рисунок на просвет. Лицо Стефани сияло, как у ангела. Да какие там ангелы, они ей и в подметки не годились. Это была моя девочка. Моя милая, нежная Стефани. Внутри у меня все клокотало. Слезы, поначалу брызнувшие из глаз, сменились радостью, радость сменилась злостью и негодованием. Откуда у них ее портрет? Зачем он им на этой гравюре? Куда он хочет ее поместить? Кто-то будет любоваться моей Стефани? Да они просто издеваются надо мной!
Я поднялся наверх и выбежал на улицу. Но Трэмпа нигде не было. Я пробежался в ту и другую сторону, вдоль домов. Я кричал что было силы, надеясь, что он услышит и вернется. Я сыпал проклятьями в его адрес. Но моих сил хватило ненадолго и я опустился на землю. В кулаке был зажат эскиз с моей милой Стефани. Я бережно разгладил его на колене. Слезы растворили чернила, и рисунок слегка смазался. Моя Стефани. Моя милая девочка.
Только сейчас до меня глупого дошло, что его не существует. Лекарства от боли. Его нет. Пусть у меня пройдет мигрень, пусть заживут мозоли и порезы на пальцах, пусть я не буду чувствовать холод и жар. Но лекарства от той боли, которая поселилась во мне с того дня, как ушла Стефани, не существует.
Я поднялся с земли и поплелся домой. Соседи все еще испуганно выглядывали из окон. Как много бездушных глаз. Я потревожил их покой.
Тип придет, как только я закончу. Что же. Я думаю, мне хватит сил. Этой плитке я отдал так много времени, как никакой другой. Стефани сияла. Она слегка улыбалась мне. И смотрела на меня тем самым взглядом, полным обожания. Я не заметил, как уснул, там же, опустив голову на верстак, рядом с ней. Этот сон был самым длинным и сладким за последнее время. Жаль, я плохо его запомнил, но во сне я, кажется, гулял с ней в каком-то саду, мы говорили о чем-то. Я не мог отвести от нее глаз. Меня разбудил сильный стук или даже грохот. Я знал, кто пришел. Колотится как дьявол, знает что я ночую в мастерской. Но злости, которая переполняла меня вчера, не было. Я, черт возьми, был даже благодарен, за встречу с моей Стефани. И все же, я решил сделать грозный вид и спросить с него по-мужски.
Я открыл дверь и хотел схватить его за грудки. Но он извернулся и я чуть не упал. Рыжий засмеялся.
- Не спешите расходовать силы, сэр, они могут вам понадобиться. Вы закончили, насколько я понимаю?
- Сначала объясни-ка мне вот что… - начал было я, но он перебил меня.
- Вы закончили, - утвердительно кивнул он. - Прошу вас взять плитку и следовать за мной.
Я чертыхнулся, но спустился в подвал и вынес ему плитку с изображением моей Стефани. Он попытался взять ее, но я отдернул руки.
- Сперва ты мне все объяснишь, червяк, - сказал я. - Итак, откуда у вас портет...
- Всенепременно. Я все вам объясню. Видите ли - это была последняя плитка. Вы исполнили свою часть сделки. Теперь наша очередь. Прошу вас садиться в экипаж. Заказчик хочет поблагодарить вас лично.
- Да, мои кулаки сгорают от нетерпения познакомиться с его рожей.
Рыжий захохотал и указал на автомобиль с открытой задней дверцей, стоявший неподалеку. В салоне было темно, тонированные стекла почти совершенно не пропускали солнечный свет.
Раньше я думал, что знаю этот городок как свои пять пальцев, однако, мы плутали по каким-то дебрям, и я не мог понять где мы.
Вскоре, мы заехали на территорию шикарного особняка. Большое здание с колоннами, перед ним расстилалась округлая лужайка с фонтаном посередине. Фонтан был выполнен в виде фигур, это были пожилой мужчина и огромный пес, лижущий его прямо в лицо. Забавно, никогда раньше не встречал таких фигур, но много ли я видел фонтанов. А фигуры, надо признаться, были выполнены великолепно.
Мы прошли внутрь особняка. Рыжий тут же куда-то исчез, обронив что-то вроде: «Ожидайте». Стоя в холле, я восторгался его красотой. Стены были украшены прекрасными полотнами. В юности я увлекался живописью и видел много картин и репродукций, но тех, что висели здесь, я не встречал ни разу. Они были выполнены великолепно. Я подошел к одной, чтобы разыскать подпись художника, но тут кто-то произнес мое имя:
- Джон Эдвардс?
- Да - это я. А вы?
- Я- Хилер. Знаете, а я давно хотел лично познакомиться с вами, - он протянул руку.
Я переложил плитку за пазуху, вытер вспотевшую руку о штанину и протянул ему. Он улыбнулся и пожал ее, без капли брезгливости. Хотя я так выглядел, что сам бы себе руку не пожал. Мужчина был на голову выше меня, худощавый, слегка бледный. Он напоминал английского лорда, какими изображают их в местном журнале карикатур. Разве что на нем не было белых перчаток. Зато был черный фрак, без единой пылинки. Ботинки «лорда» блестели еще сильнее, чем у этого пройдохи посредника.
Забавно, я не испытывал к нему никакой злобы. Я удивлялся сам себе. Еще недавно я хотел начистить ему лицо.
- Я не отдам вам Стефани, - это все на что меня хватило. Я накрыл плитку второй рукой, чтобы он понял, о чем я говорю.
- Мистер Эдвардс, поверьте, я не посмею на нее посягать, - он слегка ухмыльнулся, но не настолько, чтобы обидеть. – Однако вы, вероятнее всего, хотели бы увидеть всю картину целиком? Прежде чем покинуть меня с этой небольшой ее частью.
Мне, конечно, чертовски хотелось увидеть, что получилось. Я промолчал, но по моему взгляду он понял, что я горю от нетерпения. Он жестом показал, чтобы я следовал за ним.
Этот человек был истинный знаток искусства. Картины на стенах завораживали сюжетами. Примечательно было то, что на всех полотнах люди улыбались, радовались, а если у кого то и можно было заметить слезы, то это были слезы счастья. Картины отличались временем, которое они отображали. Это было заметно по одежде и, в некоторых случаях, архитектуре. Странно, но мне показалось, что на одной картине был изображен сам да Винчи с Моной Лизой, они держались за руки и смотрели друг на друга. Да-а, загадочные улыбки были уже на лицах обоих. Интересно, кто писал? Невероятно прекрасная работа.
- Писал да Винчи, - прочитал мои мысли заказчик.
- Разве у него было такое полотно? – удивился я.
- О, еще как было. Было и есть. Прошу сюда, - он указал мне рукой на арку в стене. Мы зашли в небольшой зал. Здесь стены были украшены гигантскими панно. Панно, которое я ожидал увидеть было самым большим. Посреди него изображена девушка. Недоставало лишь плитки с лицом. Эта плитка была у меня за пазухой.
- Желаете самостоятельно закончить? – спросил мистер Хилер.
- Да, я закончу, - растерянно сказал я.
У стены стояла небольшая стремянка. Ее было достаточно, чтобы дотянуться. Я поставил плитку на ее место, убрал стремянку и отошел, чтобы увидеть всю картину. С панно на меня смотрела Стефани. Только на меня.
Заказчик едва тронул меня за плечо и негромко сказал:
- Пожалуй, теперь я оставлю вас.
Я не обернулся. Я был не в силах. Я, как ребенок на выступлении фокусника завороженно смотрел на панно, открыв рот от изумления. Стефани стояла в том самом саду, в котором мы гуляли во сне. Она будто протягивала мне руку. На руке было кольцо. Ну, кончено! Я не ошибся тогда. Это точно была ее рука. Слезы опять отказались сидеть на месте и упрямо бежали к подбородку и спрыгивали на грудь. Я подошел к картине. Я протянул руку, и коснулся руки Стефани. И тут я понял, что рука ее теплая, как живая. Внезапно панно начало оживать, зашелестели деревья. Я услышал, как поют глупые птицы. Стефани сжала мою руку и с улыбкой потянула меня к себе. Я оглянулся вокруг. Никакого зала уже не было. Вокруг был только чудесный сад. Только он, я и Стефани. Я онемел от счастья. Я кинулся к ней, я сжал ее в своих объятиях. Я завыл как дикий зверь, я не плакал, а выл, уткнувшись в ее плечо. Стефани! Стефани! Моя милая девочка! Где же ты была!? Стефани, я так скучал без тебя. Стефани смеялась.
- Тише, тише, ты, глупыш, - я здесь, все хорошо. Я никуда не уйду больше, - она громко шептала, прижимаясь ко мне.
- Я не хочу тише! Громче, как можно громче! Я люблю тебя, милая! – я обхватил, приподнял ее и закружил, - я больше не хочу тебя терять. Я не оставлю тебя!
- Разбудишь же, тише, любимый.
- Кого разбужу? – не понял я.
- Эмили, кого же еще? - она отошла в сторону, чтобы я смог увидеть.
Под сенью дерева стояла детская коляска. В ней, забавно перебирая ножками и зевая после сна, лежала наша дочь.
- Ну вот, разбудил! – игриво укорила меня Стефани.
- Спасибо, - тихо прошептал я, глядя в небо, и поцеловал Стефани самым нежным поцелуем, на которой только был способен.
- Спасибо, - прошептала Стефани, глядя на меня.
Довольный коллекционер с наслаждением разглядывал резное панно на стене.
- Прекрасно, Трэмп. Что у нас дальше?
- На выбор, сэр. Есть несколько прекрасных предложений, - рыжий спешно листал свои записи.
- Ну и что же там? Расскажи хоть об одном.
Трэмп остановился на одном листке и вчитался. Наверняка, это было именно то, что он искал, потому что напряженность слетела с его лица.
- В Оклахоме есть прекрасный художник. Вот, взгляните на примеры его работ.
- Замечательно. А что это за девушка? Еще одна несчастная любовь? Она почти на всех полотнах. Болезнь? Катастрофа? Авария?
- Тут не совсем обычный случай, сэр. Это его жертва, если можно так выразиться. Не уследил за своей пятилетней дочуркой на реке двадцать лет назад. Теперь рисует ее портреты. Как бы она выглядела, если бы была жива, в каждый год своей жизни.
- Головная боль?
- Да, сэр. Он думает, что да.
- Трэмп, а мне это нравится, - коллекционер опустил руку на плечо рыжему. - Остальных посмотрим по приезде. Соберите мои вещи. Мы отправляемся завтра с утра.