http://www.proza.ru/2015/09/27/1931
Дождавшись, когда гости разместятся вокруг низкого столика, хозяин радушным жестом пригласил их слегка перекусить. Здесь уже стояли чашки для кофе, кофейник-термос, на большой тарелке аппетитно высилась горка сырных крекеров и бутербродов с ветчиной, яйцами и зеленью.
Арвид пил кофе маленькими глотками, наслаждаясь его крепким ароматом. Ему казалось немного странным, что он не испытывает сейчас ничего кроме удовольствия от хорошего кофе - ни ожидания того, что скажет этот человек, ни внутренней концентрации. Вроде и не стоял он перед началом трудного и опасного пути.
Евдокимов сразу приступил к делу.
- Хочу, Арвид, чтобы ты не просто данные на объект твоей "опеки" получил. Надо тебе побольше об обстоятельствах этого дела узнать. А прежде всего - набери жирно заголовок: "Тот парень - очень опасный тип". Я знаю, что говорю и нисколько не преувеличиваю. Будешь размышлять о нём - начинай каждый раз с этого заголовка. Живёт не в России, в ближнем зарубежье. Собственно, лично я претензий к нему не имею. Были у нас общие дела, раньше, сильно раньше. А теперь я был уверен, что наши дороги по разным территориям пролегают. Но, увы, не так уж просторно нам оказалось. Я бы очень хотел с ним в мире жить. Но он вторгся на чужую территорию. Прекрасно зная при этом, что коль мне станет об этом известно, за так просто ему с рук не сойдет. Добрых два десятка лет назад…
Арвид почувствовал, что в нём поднимается раздражение. Он бросил короткий взгляд в сторону инструктора: "Что он делает, этот твой приятель? Зачем мне это?" Арвид собирался выполнить определённую работу. И он хотел сделать её так же, как делал раньше. Объект его интереса - болванка, как у токаря или столяра: мастер привычно оценит её качество, прикинет объём работы, почти автоматически наметит план действий. И сделает всё добросовестно, профессионально. Ему абсолютно не интересна история её существования, и какие пути привели её к нему в руки. Арвид никогда не выходил за эти рамки, личность человека-болванки интересовала его лишь в той степени, насколько тот может представлять опасность, как соперник. Всё оставалось в сфере анализа и расчёта, никогда не задевало чувств. Переводить своё отношение к противнику в область эмоций - опасная, непростительная глупость. Что как раз и делал сейчас этот его наниматель: он рассказывал о действующих лицах истории, в которой Арвид должен был поставить точку.
Арвид хотел оставаться человеком со стороны, чужаком, а Евдокимов затягивал его в центр событий, связывал знанием чужих судеб, переживанием, симпатиями, состраданием. И Арвид внутренне ощетинился - с ним повели нечестную игру, и инструктор тоже прекрасно это понимает. Но, уколовшись о взгляд Арвида, Иверев построжел глазами: "Слушай! Он знает, что делает".
Впрочем, Крёз многословием не страдал. Можно бы подумать, что его рассказ приготовлен заранее, выверен в каждом слове и даже отрепетирован перед зеркалом. Негромким, хорошо поставленным голосом Евдокимов говорил о Глебове и Кире, о событиях далёкого прошлого. Короткими, точными фразами он сказал о них главное, как художник скупыми линиями умеет создать чёткий портрет, и Арвид увидел за именами живых людей. Говорил об Алёше, которого родина встретила сурово, устроив знакомство с Кочевником-Шерханом, но одновременно сделала щедрый подарок, одарив любовью к Ольге, женщине, чья судьба была изломана тем же Шерханом. Крёз говорил с искренней любовью к ним и тревогой, и через десять минут Арвид капитулировал, согласившись с тем, что эти люди будут не мимолетным эпизодом в его жизни, а станут отныне её частью.
http://www.proza.ru/2015/09/28/506