Большинство людей считает, что чем лучше, тем лучше. Но бывает и наоборот: чем хуже, тем лучше.
Возьмем пример из медицины: у больного должен наступить кризис, после которого пойдет выздоровление. Или нарыв должен созреть и прорваться, после чего наступает улучшение. Иначе болезнь примет затяжной, хронический характер. Бывает, что этот принцип "чем хуже, тем лучше" справедлив и в жизни. Разумеется, "хуже" не в конце концов. Исповедуя этот принцип, человек думает, что преодолеет плохую полосу в своей жизни, после чего наступит улучшение (конечно, если он не мазохист). Некоторые жизненные ситуации напоминают дурную бесконечность: каждый день одно и тоже, склоки, ругань, выяснение отношений. В такой ситуации человек думает: пусть будет хуже, но это выведет меня из замкнутого круга дурной бесконечности, поможет преодолеть мою лень и инерцию и позволит совершить тот единственный шаг, который выведет меня из этого круга, разорвет порочную цепь дурной бесконечности.
Это напоминает ситуацию, которая может возникнуть во время водного похода. На реке с бурным течением иногда возникают воронки, которые затягивают человека, оказавшегося в результате аварии плавсредства в воде. В этой ситуации ему необходимо не безуспешно бороться с силами, увлекающими его в водную пучину, не превращать это занятие в дурную бесконечность, а уступить водному потоку в его стремлении утащить тебя на дно, достигнуть дна, вдоль него двигаться в сторону от воронки и лишь после этого всплыть на поверхность.
Это выражение стало популярным в своем известном, политизированном смысле благодаря Ф. М. Достоевскому, который использовал его в романе (ч. 3, гл. 9) "Униженные и оскорбленные" (1861): "Без нас нельзя, заключил он, без нас никакое общество еще никогда не стояло. Мы не потеряем, а, напротив... еще выиграем; мы всплывем, всплывем, и девиз наш в настоящую минуту должен быть: Pire ;a va, mieux ;a est".
Позднее он повторит его в своем "Дневнике писателя": "Я верю лишь в то, что чем хуже, тем лучше... теперь это очень многие говорят, про себя, а иные так и вслух... Чем хуже, тем лучше... но ведь это только для других, для всех, "а самому-то мне пусть будет как можно лучше"... (Достоевский. Дневник 1881 г. Янв. 1, 2).
Тот же оборот встречается и в письме А. С. Пушкина к П. А. Вяземскому (от 24-25 июня 1824 г.): "Хотелось мне с тобою поговорить о перемене министерства. Что ты об этом думаешь? я и рад и нет. Давно девиз всякого русского есть чем хуже, тем лучше. Оппозиция русская, составившаяся, благодаря русского бога, из наших писателей, каких бы то ни было, приходила уже в какое-то нетерпение, которое я исподтишка поддразнивал, ожидая чего-нибудь".
* * *
Тезис "чем хуже, тем лучше" иллюстрирует Н.С.Лесков в книге "Мелочи архиерейской жизни". В главе второй он повествует о дьячке Лукьяне, которого привезли в Орел на суд к архиепископу Смарагду (Крыжановскому) за преступление, о котором сейчас нет необходимости упоминать. Прошло лето, наступила осень, и Лукьян рад был бы попасть под суд владыки, но либо о нем не докладывали, либо Смарагд хотел нарочно потомить "преступника". Дьячок "заскучал и стал убиваться о том, как бы к кому-нибудь подольститься и найти протекцию", чтобы "подвинуть свое дело". И он этого достиг и "подольстился"...". Но в начале несколько слов о Смарагде. "У полнокровного и тучного Смарагда бывали тяжелые припадки, надо полагать геморроидального свойства. В эту пору у него, по рассказам, болела поясница и было "тяготение между крыл". Архиерейское междукрылие находится на спине, о том месте, где у обыкновенных людей движутся лопатки. Поэтому "тяготение между крыл", попросту говоря, значило, что у епископа набрякла спина между лопатками, и от этой опухоли, причинявшей больному тяжесть, доктор (кажется, Деппиш) советовал Смарагду полечиться активной гимнастикой. Но какие же гимнастические упражнения удобны и приличны для человека такого высокого, и притом священного, сана? Нельзя же архиерею метать шарами или подскакивать на трапеции. Но Смарагд был находчив и выдумал нечто более солидное и притом патриархальное, а вдобавок и полезное: он пожелал пилить дрова с подначальными, которые в его бытность постоянно исполняли при архиерейском доме черные дворовые работы и между прочим пилили и кололи дрова для архиерея и его домовых монахов.
Дьячок Лукьян был при чем-то в сторожах и искал "протекции", чтобы попасть в пильщики, дабы таким образом иметь случай не только встретиться со своим владыкою, но, так сказать, стать с ним лицом к лицу. Этим способом он надеялся обратить на себя владычное внимание и извлечь из того для себя некоторую существенную пользу. Жандармский вахмистр, силою своих связей с архиерейским домом, все это устроил". "Подначальный дьячок, полный кипящего мщения к Смарагду, желал подложить ему самые толстые коряги, над которыми бы его преосвященство "хорошенько пропыхтелся"".
Лукьян говорил: "Ребра он мне не сокрушит, а что ежели он меня костылем отвозит, то я этого только и желаю, потому что он опосля битья, говорят, иногда сдабривается.
Таким образом, налицо была ситуация, которую можно было бы охарактеризовать как дурная бесконечность. Лукьяна привезли на суд, но шли месяцы, дело его не рассматривалось, и он готов был прогневить своевольного Смарагда, надеясь, что после этого он подобреет. Так и случилось. Когда пришла пора пилить с владыкой, Лукьян стал подкладывать плахи самые суковатые и безобразные. Смарагд не выдержал, рассердился и отвозил костылем бедного Лукьяна. После этого он говорил:
- Теперь сдобрится.
- А как нет?
- Нет, сдобрится: все, которые опытные, завидуют, говорят: "Экое счастие тебе от святителя! теперь, как сердце отойдет, он твое дело потребует и решит".
Приходит Лукьян на другой день и еще веселее.
- Вчера же, - сказывает, - дело к себе потребовали.
А еще через день после этого наш Лукьян как вбежал на двор в калитку, так прямо ни с того ни с сего и пошел на руках колесом.
- Отпустил, - кричит, - отпустил, ко двору благословил идти.
- А какое же, - спрашиваем, - было наказание?
- Вовсе без наказания, кроме того, как третьего дня костылем поблагословлял, ничего другого не вменено.
Так благополучно закончилась история дьячка Лукьяна. Автор из этой истории делает следующий вывод: "Итак, не поучает ли нас этот приснопамятный Лукьян приведенным случаем своей судьбы, что никогда не должно отчаиваться в милосердии русских владык, ибо хотя иные из них и гневны, но и их гневности бывает порою ослабление. И не достоин ли тоже этот, по-видимому как будто маловажный, случай особенного внимания именно потому, что он был не с каким-нибудь слабохарактерным лицом, а со Смарагдом, о котором в Орле говорили, что он никого не боится и единственно лишь тем уступает московскому митрополиту, что тот "ездит на шести животных, с двумя человеками на запятке". Другой же, менее Смарагда нравный архиерей, конечно, может оказаться еще податливее, если только случай сведет его с человеком, который поведет свою линию как надо. А без сноровки, конечно, ничего не поделаешь не только с архиереями, но даже и со своими собственными детьми".
От себя мы добавим: для того, чтобы прервать тягостную цепь дурной бесконечности, полезно пойти на обострение, и даже на временное ухудшение ситуации с тем, что в дальнейшем положение исправится и дела пойдут на лад.
* * *
В повести "Фунты лиха в Париже и Лондоне", Дж. Оруэлл описывает горькую судьбу человека, оказавшегося без денег и вынужденного опуститься на дно общества. Приехав в Лондон, герой повести был вынужден одеться как можно хуже, чтобы его облик давал ему моральное право просить милостыню или ночевать в ночлежках. Вот что пишет Оруэлл: "Опыт научил меня не закладывать лучшие вещи. Всю одежду я оставил в вокзальной камере хранения, взял только не совсем новый костюм, который думал обменять на более поношенный, выиграв при этом около фунта. Собираясь месяц прожить на тридцать шиллингов, я должен был одеться плохо, буквально "чем хуже, тем лучше"".