ЗАПРЕТНАЯ ГАВАНЬ.
Часть 5.
ШУТКА ОТЦА МОРЕЙ.
Глава 5.
ГАРМОНИЯ ПРЕЖНЕГО.
- Миче! - охнул Петрик, замерев посреди улицы.
Новое потрясение.
Сначала налетели со стороны Запретного луга, перепугав многих, обитатели территории Покровителей. Но испуг быстро прошёл, поскольку на Мидар их знают и чтут. Милло радовался, как дитя. Среди его подопечных были маленькие и большие, были с заячьими ушами, с плавниками и с крыльями. С рогами и с копытами. В шерсти, в перьях и чешуе. Были похожие на ходячие пни, покрытые грубой корой и мхом, на которых были заметны лица с глазами. Были даже просто голоса, которые приветствовали королевича, как старого знакомого. Хозяева Золотых холмов бегали по карнизам, краешкам крыш и веткам, отбивая заклятия. Соул, тот, кто привёл разношёрстую команду, красивый парень, не отличимый с первого взгляда от человека, подошёл поклониться Милло и Петрику. Замечательная находка Рики – солнечный свет, прекрасно сдерживала призраков-магов, но костлявые останки продолжали переть вперёд, не смотря ни на что. И вдруг они развернулись и потопали назад.
- А в чём подвох? – спросил себя Петрик, радуясь передышке.
Боба увёл тех, кого они защищали, наверх, к женщинам и детям Врат Сна. С Чудилкой остался только Рики. Эйсиля и Вилли Петрик заставил убраться из гущи боя и отдохнуть. Эти юноши проявили себя так, что заслужили уважение взрослых воинов, но против магии они ничего сделать не могли. Захваченная часть города быстро очищалась от незваных гостей. Но не понять было, что делать дальше. Они продолжали грозить темнотой и чёрным колдовством из-за границы искусственно созданного солнечного света. И кое-кому он был не страшен, поэтому не стоило терять бдительности. Сколько это могло продолжаться? Что делает Миче? Убил ли он колдуна? Если да, и старые кости ушли из-за этого, то почему остались привидения маньяков прошлого?
Что-то такое просвистело над Чудилкиной головой. Надо быть внимательным. Защита не всегда выдерживала натиск злой магии. Неудачно взмахнув рукой, Петрик охнул от боли в перевязанном плече. Тревога, возникшая вдруг, мешала ему сосредоточиться и думать о чём-то, кроме Миче. Что с ним? Зов Крови недвусмысленно давал понять, что Миче попал в беду. А ещё он уже очень долго не видел Лёку Мале. С самого начала битвы не видел. А почему?
Из переулка выскочил Боба.
- О! Вот и вы с Рики! – обрадовался он и опустил большое полено, которое использовал, как оружие против скелетов. – А что перекошенные такие?
- С Миче случилось что-то, - в ужасе прошептал младший Аги. – Там где-то.
- Так идёмте туда, - взмахнул поленом великан.
- Нет, там, в замке, в долине за перелеском. Миче отправился туда с самого начала, чтобы прекратить всё это, убить чернокнижника. Слушай, Боба: мы с Рики поедем туда, если он сможет.
- Я смогу, - сказал Рики.
- А ты командуй, давай.
- Лучше я буду с вами. У нас здесь есть твой папа король. Пусть командует он.
- Мы поскачем верхом, Боба. Как ты за нами угонишься? – говорил Петрик, уже шагая к выезду из города. Лошадей он видел двумя домами ниже, на дворе конторы, которая предлагала прокат гужевого транспорта.
- Угонюсь как-нибудь.
У ворот конторы компания наткнулась на другую: предводителя обитателей территории Покровителей Соула и их самих, маленьких и с рожками. Петрик попросил Соула сообщить о своих планах отцу и другим людям, кому считал нужным. Затем они с Рики вошли во двор конторы и сразу остановили свой выбор на коляске, предназначенной явно на рост великанов. В неё уже была впряжена четвёрка лошадей. Ещё утром город жил своей жизнью, кто-то собирался куда-то ехать, но тут началась битва. Животные были очень испуганы, метались и норовили сбежать со двора.
- Прорвёмся, Петрик?
- Конечно, родной.
Боба взялся править, Петрик и Рики распахнули ворота.
- Берегись!
С цокотом и стуком компания понеслась по улицам к границе золотого купола защиты.
- Отец меня убьёт, - громко пожаловался старший младшему брату.
- За что?
- За то, что оставил место боя, даже Бобу увёл. Так нельзя.
- Можно. Мы ведь не просто так. Мы к Миче. Он вернулся на Верпту и тебя спас. Мало ли, чего нельзя. В городе и так командиров полно. Что делать, сами знают. Кости ушли, значит, им легче.
- Держись, давай, крепче, а не выкрутасы выкрутасничай.
Четверо призрачных колдунов, оказавшихся в городе, одновременно напали на пассажиров коляски из двух подворотен по обе стороны улицы. Трое с одной стороны, и один – с другой. Знакомый, важный, как индюк. И нет, он не нападал, он просто приближался. Защита выдержала, но испуганные кони метнулись. Коляска едва не перевернулась, врезалась в фонарь и остановилась поперёк переулка. Слегка дезориентированный Боба тряс головой, пытаясь прийти в себя. Удар о фонарь его не порадовал.
Рики замахнулся хлыстом из солнечного света. Очень вовремя подвернулся один из колдунов. От соприкосновения с изобретением мальчика, он принял мрачную тёмно-синюю окраску, но никуда не делся.
- Щенок! – обозвал он Рики, и, создав такой же хлыст, только синий, стал надвигаться на него, пугая коней.
Боба выскочил из коляски и поспешил на помощь Петрику, схватившемуся с двумя колдунами на мостовой. Высокий, ещё выше него, знакомый призрак шёл прямо за ним и бормотал на ходу:
- Сынок, одумайся. Пусть у меня нет уже обычного тела, но теперь я могу наделить тебя великой властью над умами. Над чувствами тех, кто не понимает, что такое истинная магия. Я покажу тебе, где спрятаны записи, расскажу, как использовать артефакты. Я прямо сейчас докажу тебе, как велика эта власть…
- Уйди! - обернувшись к нему, с внезапной яростью выкрикнул Боба. – Убирайся! Ты не тот человек, которого я любил и называл отцом! Ты погубил наш народ, нашу страну! Ты едва меня и моих друзей не погубил уже сейчас, в здешних пещерах: на нас напала твоя домашняя скотина! Ты свою семью подвергал опасности! Ты раньше всё пустил на самотёк, а сейчас сражаешься здесь со мной и моими друзьями…
- Нет, тебе я не враг.
- Сражаешься с потомками своих младших сыновей. С потомками тех, кто их спас. Уйди.
В последних словах Бобы было столько горечи! Между тем, Петрику удалось отогнать трёх настырных призраков и держать их на расстоянии. Один ушёл, привлечённый шумом в переулке, двое других пытались пробраться за Чудилкину защиту. Он не обращал на их возню особого внимания, потому что за свою жизнь натренировался на защитах как никто. Обернувшись на шум, Петрик заинтересовался словами этого чернокнижника – отца нашего великана.
- Не стыдно ли тебе, Боба, грубить отцу? Я же знаю, как ты его любил, - сказал он, встав рядом и глядя честным, искренним взглядом. – То, что он тебе предлагает – это интересно. Лично мне. Ваше величество, я королевич, и владеть умами и чувствами для меня очень важно. Как для наследника престола великой страны Някки. Кстати, меня зовут Петрик Охти.
Рики только моргал, слушая эту речь. Что это с Чудилкой? Его околдовали? Он поддался искушению заняться тёмным искусством чернокнижников?
- Этот мальчик – Рики Аги, - продолжал Петрик. – Ты знаешь, конечно, что это за фамилия. По рождению он мой двоюродный брат, а по жизни - родной, и тоже, можно сказать, королевич. Если Боба смирит свою обиду, успокоится немного, он поймёт, как важно для тебя, господин Бариамитукаип передать ему знания и умения.
- Ну… - неуверенно протянул несчастный сын, начиная понимать, куда клонит Петрик и что ему надо. – Я ещё очень сильно обижен. Я в гневе.
- Ты не прав, Боба, - подал голос Рики, - на родителей нельзя обижаться. Они всегда хотят детям добра. И, кстати, это очень интересная тема. Я бы хотел знать, как управлять многими людьми с помощью магии.
- Хотел бы знать, как наслать ужас на целое собрание? На спортивную команду? На праздничное шествие? – изобразил негодование Боба.
Рики передёрнуло, потому что он сталкивался с таким – с искусственным насыланием ужаса. Однако, ответил:
- Конечно.
- Как заставить поклоняться новому кумиру целую толпу, выть в экстазе, стучать лбами о мостовую и, наконец, пойти на смерть ради его целей?
Рики, ненавидящий диктатуру и подобных кумиров, постарался не представлять себе эту красочную картину. Изобразил непосредственный детский восторг и воскликнул:
- А то! А Петрику, как нашему будущему королю, это вообще необходимо! Он только и делает, что думает о благе этого самого… Государства.
Боба закатил глаза и воздел руки:
- Прошло каких-то семь столетий – и теперь молодёжь принимает за белое то, что мы считали чёрным! Ещё немного – и я сам начну думать, что был неправ в своё время.
- Да, мой любимый мальчик, ты подумай над этим. Видишь, твои друзья согласны со мной, - обрадовался его призрачное величество.
- Согласны, но не очень верят, - скорчил рожицу Петрик. – Если это всё правда, если подобное возможно – то это неслыханно сильное и сложное колдовство. Чтобы все разом послушались… Толпа, собрание, спортивная команда, детский хор, ясельная группа… Разве это под силу одному человеку? Только коллективное творчество! Сотрудничество! Или магический механизм.
- Так я же и говорю: артефакты. Некие вещи и записи попали мне в руки посредством участия того существа, которое ты, Боба, назвал скотиной. Это был так называемый демон – ты не догадался? Их много разных видов, они могучи, и в обмен на кое-что могут наградить могуществом и таких, как мы.
Боба отвернулся, чтобы призрак его отца не увидел нехорошего блеска в глазах. Было похоже, что знания и могущество чернокнижник получал в обмен на жизни подданных. Как было уже сказано, чудовищу-морковищу тоже хотелось есть. Но Петрик сказал:
- Боба просто не видит выгоды. Пользы от необыкновенных знаний. А ведь ему восстанавливать великую расу. Даже я понимаю, что всё это ему пригодится. Даже в семейной жизни. Принудить к послушанию жену и детей.
- Конечно, Боба! Даже я бы принудил, – подпрыгнул Рики.
- Может, вы и правы, конечно… - пробормотал великан, с досадой подсчитывая время, которое они тут теряют вместо того, чтобы мчаться на помощь Миче.
- Ты же, господин Бариамитукаип, насколько я понял, в своё время не объяснил ему толком, не показал достигнутого могущества, - продолжал Петрик. – Покажи сейчас! И когда, наконец, уйдут прочь все эти ненормальные призраки, вы рука об руку пойдёте к светлому будущему. Боба благословит тот день, когда нашему врагу пришла в голову мысль вызвать твою душу из… не знаю откуда.
- Сынок, - умилился полоумный чернокнижник. – Ты всё понял? Ты, наконец, осознал, что всё, что ты осуждал, я делал ради вас троих, ради моих детей? Ты хочешь перенять то, чему я могу тебя научить? Ты не станешь отговаривать своих друзей? Они хорошие мальчики.
- Да, так, - выдохнул Боба.
- Но мы всё ещё сомневаемся. Способен ли ты на такое мощное колдовство? - гнул свою линию Петрик. – Может, ты просто хвастаешься, как большинство тех, кто пришёл с тобой?
- Нет! Я достиг могущества небывалого, я более велик, чем все они!
«Зазнайка, - подумал Рики. – Вот мы и докопались до истинной причины того, что вытворял этот тип при жизни. Мания величия! О, Петрик, скорей!»
Вслух же он произнёс:
- Все так говорят. Даже я люблю похвастаться. Но до нас, до нашего времени дошли слухи, что ты, господин Бариамитукаип, был действительно велик и могуч. Семьсот лет прошло, но ходят разные рассказы. Будто Бобин папа был таким волшебником, как никто ни до него, ни после.
- Правда?
- Конечно. Но я всё равно немного сомневаюсь. Ведь я же не видел, как это всё происходит.
- Так я покажу! – выразил готовность призрак. – Вон какие-то люди в конце переулка.
- На людях каждый сможет что угодно показать, - быстро осадил его Петрик. – Люди – неблагодарный материал. Тем более, сейчас они защищаются. Действует множество сильных защит. Покажи свою власть на тех, кто явился с тобой. На волшебниках. На сильнейших и очень злых. На тех, кто может напасть на твоего сына.
- О! Это было бы здорово! Это было бы достойно такого легендарного мага! – подхватил Рики.
- Главное, наглядно, - поддакнул Боба.
- Хотя бы на одном продемонстрируй своё влияние. Но нет, речь ведь идёт о коллективном внушении. Продемонстрируй на двух. Этого будет достаточно. Вот как раз двое. Смотри, они хотят добраться до нас. Думают, мы не знаем, как отразить Падучую Напасть.
- Эй, вы думаете нам как-то повредить? Кишка тонка, – откликнулся один из-за границы защиты.
- А тот великанский долговяз – он вообще выскочка и приблудная шавка. Кто он такой? С самого начала выделывается, просто как никто. В жизни такого не видывал.
- Смешно вспомнить его Жёлтое Полотно. Фу ты, ну ты!- заржал творец Падучей Напасти. – Одному такому я показал его место. Где-то тут он ходит, но больше не хвастается.
- Что тебе нужно для колдовства, господин Бариамитукаип? – шёпотом спросил Чудилка у бывшего государя Вершинной Надцаты.
- Только ваше согласие. Итак, они должны убраться отсюда туда, откуда пришли? Деточки! Какие вы хорошие!
- Мы согласны, - хором подтвердила хитрая троица.
- Тогда, когда я скажу, уберите защиту.
Двое призраков на всякий случай начали потихоньку отступать. При этом они громко похвалялись, что им, таким бестелесным, ничего уже повредить не может.
По команде Бобиного отца защита была снята… и в эту секунду произошло такое, что никто из защитников города не смог потом связно описать. Тут были темнота и свет, пронзительные, громкие звуки и оглушающая тишина. Казалось, всё двигалось в немыслимом темпе, но при этом оставалось на месте. Воспоминания приобрели зримые очертания и будили позабытые чувства, но время летело вперёд… замерев навсегда. Гул всех войн слился в единую какофонию с мирными звуками, земля поменялась местами с небом, дождь поднимался от рек к облакам, утонувшим в воде. Добро и зло потеряли смысл, и любовь казалась неотличимой от ненависти. Смена сезонов перестала иметь значение, в лето ворвалась пурга Севера, море и суша пустились в пляс под надрывный плач ветра, день перепутался с ночью, и красный свет то ли заката, то ли рассвета заполнил всё: и то, что снаружи, и каждый уголок души.
…В разрушающемся ПрОклятом замке кувыркнулось волшебное зеркало и выплеснулась на него и на пол Красная Вода...
Всё гораздо серьёзнее, это не игрушка для ополоумевших от честолюбия колдунов. Это, может быть, истинная причина закрытости Запретной Гавани, о которой не помнят. Нарочитое отчуждение для того, чтобы не потревожили чужаки, незнающие, неуважительные, неосторожные. Это, может быть, то, что опасались уничтожить Покровители, пережившие войны с Чёрной Нечистью. И даже Он Сам, их враг, не решился тронуть то, что древнее всего известного в этом мире, не решился воспользоваться неведомым, непонятно чьим проклятием. Испытывал страх, и, кто его знает – вдруг даже уважение? Может быть, неприкосновенность зеркала и Красной Воды берегли первые мудрецы Врат Сна, ещё помнившие что-то, передававшие друг другу записи и рассказы о возможном несчастье от неправильного обращения. Поселились рядом, приглядывали строго, от посторонних скрывали… До их мудрости Моро и его товарищу было далеко. Века неприкосновенности – и пожалуйста вам! Время разрушения пришло, и металлическое зеркало в обветшавшем зале сброшено с алтаря, и залито Красной Водой…
Кончилось колдовство Моро, свершилась другая задумка.
*
Петрика швырнуло на мостовую. «Как жаль, - успел подумать он, - как жаль гармонии этих мест, этих закатов, похожих на музыку…»
Душа Петрика, чувствительная к возвышенному и прекрасному, всегда стремилась к гармонии. Но вот её нет нигде. И не будет.
Его Покровитель Радо, помниться, смеялся над ним у Ненасытного Нутра, подозревая, что не в Петриковых силах справиться с отсутствием смысла, справедливости и гармонии. С отсутствием запланированных дел, упорядоченных в музыке живых звуков - воплощения красоты и полёта. Пристроенных на нотный стан впечатлений плодотворных дней и побед.
Так теперь ощущал это ненавистник хаоса и замусоренных улиц Петрик Охти, уткнувшийся носом во взбаламученную грязь, вылезшую на мостовую.
- Я, - сказал, этот чудик, движение и планы которого нарушили всякой дрянью, - покажу тебе, как смяться надо мной. Дай-ка мне скрипку. Ненавижу бардак.
И скрипка была дана ему, кем – неизвестно. Он просто взял её и провёл по струнам смычком. Петрик Охти знает (в детстве вдолбил учитель), что музыка – вот что есть воплощение гармонии. Вот что упорядочивает мысли, рождает праздник, зовёт на бой, способствует уборке…
Петрик Охти играл на скрипке, взявшейся неизвестно откуда, возвращая на место закаты – такие, какие бывают лишь на древней Мидар. Возвращая на место птичье пение, блеск Беглянки и Виляйки, тайны пещер, тишину озера Дикоглаз, звериные следы в лесах, говор водопадов, шорохи Золотых холмов, потрескивание стрекозиных крыльев, изменчивость облаков, воспоминания о пении труб чёрно-бордовых кораблей, рождение росы на Запретном лугу, движение пыли над лентами дорог, движение переворачиваемых страниц, мечты о полёте – как Милло, ночи, отданные влюблённым, блеск стекла, выдуваемого стеклодувом, блеск драгоценных камней, приготовленных к новой жизни ювелиром, пути кисти по полотну или по деревянной игрушке, переливы мыльных пузырей, радость встреч, исполнение надежд, картинки гадальных карт, невозможные достижения, тепло костров, печей, ладоней и взглядов, поразительные стихи и колыбельные песни, шалости весёлого, вольного ветра на суше и на океане, колыхание занавесок родного дома и солнечные зайчики на крыльце вперемешку с половинками ракушек, с домиками морского рачка, со стёклышками, облизанными морем, с песком осыпавшимся с босых детских пяток… Не новый мир, нет – но любовь к своему. Только восхищение и любовь. И казалось Петрику Охти, что струны скрипки созданы из перевитых трав, а смычок отливает радужными цветами, и звёзды вокруг разлетаются нотами, и будто держит он, прижимая подбородком, весь мир Эсьняи. Пора покончить с древним тёмным порождением извращённых умов чернокнижников. Пора навести порядок. И двигаться к Миче.
Многие видели скрипку в Петриковых руках, но музыка была для каждого своя. Она уравновесила всё, вернула людей к действительности. И, свободно вздохнув в конце, каждый сказал бы, что прожил века тогда, когда минуло полминуты. Каждый потрясённо оглядывался, пытаясь осмыслить, что произошло и что происходит. Только красный свет таял на рассеивающихся тучах, на стенах и крышах зданий, на листве и траве и на зарифленных парусах.
- Вот так, - сказал Петрик. – Не надо злить меня.
И опустил инструмент.
«Он не понимает!» - смятение в быстром шёпоте женщины, у которой он был в гостях на перекрёстке звёздных путей, в доме с видом на откровения.
Тишина.
Петрик Охти не понял, что сделал сейчас, сию минуту, сыграв о любимом на скрипке. Ему было дано создать новое, а он вернул прежнее, и это было спасение для мира Эсьняи, который он держал, прижимая подбородком. Он прикоснулся к забытому, древнему, неизвестному, созидающему и разрушающему миры. А как он понял, что делать? Разозлившись на насмешку Радо? Скорее, на себя за предполагаемую слабость. Но ведь и злиться можно с любовью, имея в виду некий поступок. И инструмент безграничной власти, принявший вид скрипки, был дан ему за смелость, за дерзость перед лицом начала разрушения. Он сам его взял, когда творилось невозможное колдовство. И покончил с ним.
А большинству показалось, что с колдовством глупого Моро.
И только обитатели территории Покровителей кто более, а кто менее понимали, что совершилось на их глазах в этот вечер. Милло и Аринар знали точно.
А Петрик Охти не понимал и не знал. Ему сказали потом, через много дней, перепугав до полусмерти.
Сейчас он пробирался к коням, которые, дрожа, прижимались к стене и друг другу, путались в упряжи и жалобно ржали.
- Тише, тише, хорошие звери, - гладил их Чудилка. Скрипки в его руке больше не было. Ни скрипки, ни смычка.
*
- Ой, мама, - прошептал Рики, выкарабкиваясь из-под Бобы, который швырнул его на мостовую и на всякий случай заслонил собой.
- Что это было? – простонал он. – Эй, королевич, ты как?
- Надо ехать. Уже закат, - сказал Чудилка. И вдруг повалился на камни, потеряв равновесие. – Посадите меня в эту колымагу. И где-то здесь валяется скрипка. Отличный инструмент.
- Тут валяется твоя сабля, а не скрипка, - хихикнул Рики. – Ты перепутал немного.
- Нет-нет. Я ведь играл на чём-то. Мне слышалась и виделась музыка.
- Даже говорить не буду, что слышалось и виделось мне. Ого! Такое!!! Прям вообще!
- Мне виделось, кстати, как твой любимый инструмент рассыпался. Гляди, Петрик: вон щепочки. Просто щепки, - сказал великан. – О! Да скрипка была трухлявой.
- Нет.
- Да. Посмотри сам. Но музыка… Королевич, ты большой музыкант.
- Как же я играл-то на ней? – шептал Петрик, перебирая на мостовой гниловатую труху. – Почему вдруг рассыпалась?
- Забудь, - посоветовал младший брат. – Главное, полудохлики смылись. Давайте поедем за Миче.
- И за Варой, - дрогнувшим голосом произнёс Боба. Он боялся, что с его женой случилось несчастье в прОклятом месте.
Боба и Рики попытались встать, держась друг за друга. Со второй попытки им это удалось.
- Твой папаша самоликвидировался, - сказал мальчик великану. – И все привидения впрямь куда-то исчезли.
- Возникает вопрос, Рики: кто это сделал? Тот, кого ты называешь моим отцом или чудила, который тут похвалялся, будто он Петрик Охти?
- А что, по-твоему, это мог сделать Петрик? Музыкой? Вообще-то такой – да. Такой что угодно сделаешь. Он молодец.
Боба протянул Чудилке руку:
- Признавайся.
- Признаюсь. Я молодец.
Петрик встал и кое-как забрался в коляску. Рики успокаивал лошадей.
- Пей, - Боба поднёс к губам Чудилки флягу с отваром зимпуры пурпурной.
- Очень вкусно. Сахару добавил? Всегда добавляй. – Петрик выхлебал сразу половину фляги.
Устроившись на сиденьях, троица взяла курс на выезд из города.
Там к ним метнулась знакомая фигура Лёки Мале. Наш художник был запылён и жутко грязен, как будто только что вылез из дымохода.
- Ребята, я вас жду! - крикнул он, запрыгивая в коляску. – Ходу! Не дадим поймать себя негодующему Петрикову родителю!
- Почему негодующему?
- Лучше я даже говорить не буду. Погоняйте-ка. И, кстати, он уверен, что это ты, Чудик, устроил последний тарарам.
- Это устроил Чудик, но почему не доволен его отец? Петрик почудил – и все злыдни убрались восвояси.
- Потому что не угодишь ему, - туманно пояснил Лёка. – А что именно начудил Чудик?
- Отстаньте от меня, - не выдержал тот. – Я всего лишь хотел воздействовать на твоего тщеславного папочку, дорогой наш Абобинадуинад, Пустопорожней Импульсивной Целенаправленностью. Его воздействие на двух ближайших призраков приобрело бы тогда новую силу и мощь, его хватило бы, наверное, на всех полудохликов. Но никто, ни он, ни я не успели ничего сделать. Начался тарарам, бардак какой-то, хаос и гадость. А отчего? Я не знаю. Это не я, честно, не смотрите так. Я разозлился и потребовал, чтобы мне дали скрипку. И мне её дали. А кто? Вы не видели? И прости, Боба. Я подверг тебя нехорошему испытанию.
- Что поделаешь. Без этого было никак, я же понимаю.
- Не грусти.
- Сейчас это нерационально. Ещё будет время горевать. И радоваться, надеюсь, время будет. Про детский хор ты здорово ввернул… Но какой потрясающий результат тарарама! Эта музыка! Как будто мне душу омыло ключевой водой. Кстати, надо бы в баню. Или хотя бы в озеро. Да, помыться.
- Почему именно скрипка, Петрик? – пожелал знать Лёка.
- Наверное, потому, что на флейте ты играешь лучше меня, а Миче на моём месте потребовал бы читру.
- Нет, я имею в виду, как тебе в голову пришло утихомирить тарарам музыкой?
- Чем же ещё утихомиривают тарарамы? – рационально ответил Чудила и пожал плечами.
У них троих, у Петрика, Рики и Лёки, болезненным ожогом проявился след перстня Шутка Отца Морей – у каждого на том пальце, на который он его примерял. Защищающий артефакт был бессилен спасти их среди того, что они называли между собой «тарарамом».
- Надеюсь, - ворчливо проговорил Малёк, - папа-король не снарядил за нами погоню? А снарядил нормальную человеческую помощь?
Коляска катила по широкой дороге, по мягкой земле и горячему пеплу сгоревшей рощи. Боба посредством магии отшвыривал с пути упавшие стволы и большие ветки. Лёка ещё больше стал похож на трубочиста. А Петрик и Рики – на загнанных в угол мышат, готовых кусаться, защищаясь, если к ним потянуться рукой.
Они не слышали звуков горя в оставленном ими городе: никогда ещё Врата Сна не подвергались разрушению, не несли подобных потерь. Злата лишилась тёти и рыжего дядюшки Рома. Сейчас она, заплаканная, сидела на чужом крыльце, а Соул, что из хозяев Золотых холмов, утешал её, говорил ласковые слова, брал за ручку и обнимал за талию так, как не обнимают девушек просто приятели. Оплакивали женщин и мужчин, и существ, пришедших на помощь с территории Покровителей.
Корабли Някки и дружественных стран, и разные судёнышки у пристаней и берегов Вилюйки не пострадали совершенно. Этот факт до того удивил людей, что они пошли посмотреть. И нашли на «Северянине» полуживого от пережитого напряжения и страха Канеке. Сжавшись в комочек, он сидел у мачты, и, казалось, не чувствовал ни боли, ни прикосновений. Его на руках вынесли на набережную, а он всё твердил, что его Таен попал в беду, и умолял скорее мчаться оказывать ему помощь туда, в долину, в прОклятый замок. Правители Някки и Акети смотрели на этого мальчишку, поражаясь силе его духа и магической силе: в течение всего дня он один защищал корабли. Он запечатал сильнейшим заклинанием акваторию Някки, но сегодня спас лучшие суда её военного флота.
- Потому что они красивые, на чаек похожие, - охотно объяснил Птицевед, почти теряя сознание. И снова твердил про Таена, не имея сил самому броситься на помощь прямо сейчас:
- Пожалуйста, поскорее!
ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://www.proza.ru/2015/09/27/1359
Иллюстрация: картинка из "ВКонтакте".