Дело было во второй половине июля тридцать девятого года. Артём с Григорием Куликовым должны были гнать лошадей в ночное. Конный двор был расположен на краю села над западным склоном Рижного верха. У нас балки назывались верхами. Над восточным склоном располагался бывший барский сад, оставшийся ещё от помещика. Имение когда-то разрушили, вернее, разобрали. Из этих материалов построили школу. Но сад продолжал хорошо плодоносить и колхоз имел с него доход. В саду была колхозная пасека. Я не знаю, сколько точно там было ульев, но не менее двухсот, если не больше, потому что мёд продавали и выдавали колхозникам на трудодни.
Было как раз время откачки мёда. Ну, естественно, Артём не мог пройти мимо и оставить без внимания такое важное событие. Он, как только услыхал от конюха эту весть, даже как-то весь заёрзал под одеждой от нетерпения.
— Гриш, ты слышал? Фёдор говорит, что там мёд качают.
— Слышал. Не глухой. Ну и что из этого.
— Ну как что,- в недоумении уставился на него Артём.- Пойдём, сходим к деду Балалаю, медку попьём. Успеем, не всех ещё лошадей пригнали с работы на двор.
— Пошли, может что получится. Время у нас ещё есть.
Спустились в балку. Когда поднимались по склону в сад, Григорий отстал.
— Слушай, Артём. Ты, как только учуешь дармовщинку, так мчишься, как племенной жеребец.
Артём, не отвечая, пыхтел, как паровоз, ходко поднимаясь в гору.
На пасеке рабочий день уже заканчивался. Женщины, работавшие на откачке мёда, собирались уходить домой. Только пасечник со своим помощником возились, приводя всё в порядок.
— Здорово, дед Илья,- бодро прогундосил Артём.
Поздоровался степенно и Григорий.
— Здорово и вам,- ответил дед.- С чем пожаловали?
— Зашли узнать, не нужны ли вам помощники тут,- обвёл руками пасеку Артём.
— Помощников и без вас хватает. А ты, Артём, не очень-то размахивай тут руками и не ори так сильно, а то пчёл моих распугаешь.
— У них же ушей нет, дед.
— А ты подойди к улью и постучи по нему, тогда узнаешь – есть у них уши или нет. Мои пчёлы сейчас злые, они тебя быстро утихомирят. Сразу на поправку пойдёшь.
— Ничего, я пчёл не боюсь,- беспечно отмахнулся тот.- Ты, дед Илья, дал бы лучше медку попробовать.
— Ишь ты, какой медовый. Мёд-то колхозный, не имею права раздавать.
— А мы тоже колхозные люди.
— Вот осенью на трудодни и получишь себе мёду. А сейчас не могу.
— Дай хоть немножко попробовать. Не обеднеет колхоз от такой капли. Што тебе жалко что ли, смотри, сколько его, на стенках медогонки ведро прилипнет и не заметишь.
— Нельзя, Артюх. А если всё село придёт? По стакану не хватит.
— И што ты такой жадный стал, дед. Дай хоть стаканчик.
Дед пошёл в сторожку и, ворча что-то, принёс оттуда небольшую миску с мёдом и ложку.
— Вот берите. Доставайте хлеб и намазывайте.
Артёма даже передёрнуло от такого неуважения к его аппетиту.
— Дед Илья! Тебе что жалко дать нам немного медку,- неподдельно возмутился он.
— А вам что, мало этого,- удивился пасечник.
Дед, молча, взял эмалированную полулитровую кружку, открыл кран медогонки и, налив полную кружку, подал Артёму.
— На, хоть всю выпей, утроба твоя ненасытная,- сердито сказал он.
Тот, не смущаясь руганью деда, взял кружку и залпом, почти на одном дыхании, опорожнил её в рот. У деда глаза полезли на лоб. А женщины, уже собравшиеся уходить, но задержавшиеся и с любопытством наблюдавшие эту сцену, рты раскрыли от удивления.
— Ты что делаешь, дурень? Это же не вода и не молоко, а МЁД. Смотри, Артём, плохо будет,- раздражённо предупредил пасечник.
— А ещё кружечку можно?- Блаженно улыбаясь, попросил Артём, довольный произведённым эффектом.
— Ты что, совсем рехнулся,- возмутился дед.
— Ну и жадный ты, Митрич.
— Я жадный!? – Пасечник даже поперхнулся от обиды.- Да пей ты, сколько хочешь, только уходи с глаз моих долой, а то я на тебя пчёл выпущу,- возмутился он и пошёл в сторожку, чтобы не видеть такого кощунственного отношения к этому драгоценному продукту.
Артём же, быстро налил из медогонки полную кружку и торопливо осушил её. Григорий поторапливал его.
— Хватит, Артём. Пора гнать лошадей, темнеет.
Пасечник вышел из сторожки.
— Ты посмотри, Митрич. Он же целый литр мёда выпил,- одна из женщин показала на Артёма, демонстративно соскребающего мёд со стенок кружки пальцем и облизывая его.
— Как! Целый литр выпил? – Удивлённо и даже растерянно спросил дед Балалай, ни к кому конкретно не обращаясь.
Он хотя и знал, что Артём любитель поесть на дармовщину, но такой жадности не ожидал увидеть даже от него.
— Ты же помереть можешь, балда. Это же МЁД.
— Ничего, дедуль. Спасибо. А может, ещё кружечку дашь? – От удовольствия широкий приплюснутый нос его расплылся во всё лицо.
— Уходи, Артём. Не выводи меня из себя.
Артём, ухмыляясь, заковылял на выход из сада. Григорий отставил недопитый мёд.
— Спасибо за угощенье, Митрич.
— На здоровье, Гриша, на здоровье. Да. Ты скажи ему, - кивнул он в сторону удаляющегося Артёма.- Пусть воды сырой сейчас не пьёт, потерпит, а то умереть может. Подумать только, до чего человек жадный на дармовое, прямо готов умереть, лишь бы урвать кусок.
Дед покачал головой и сплюнул, но на всякий случай крикнул вдогонку:
— Сырой воды сейчас не пей. Умереть можешь.
— Ладно, хорошо,- легкомысленно и сыто проворковал Артём, испытывая удовлетворение от того, что так легко выманил у деда целый литр мёда.
Выпустив лошадей из конюшни и собрав в табун, они погнали его на пастбище. Когда перегнали через речку, Артём слез с лошади и, ведя её в поводу, направился к роднику, с весёлым журчанием выбивавшемуся из-под горы.
— Ты куда это, Артём? – Окликнул Григорий.
— Пить хочется, печёт в груди.
— Балалай говорил, чтобы ты не пил сырую воду, плохо будет, Мёд-то свежий, парной. Опасно пить. Помереть можно.
— Э! Много он понимает. Слушай его больше. Жалко стало мёда, вот и припугнул,- проворчал Артём и, припав к роднику, долго пил не отрываясь.
Потом разогнулся, отдышался и снова начал жадно пить. Наконец он тяжело поднялся, с трудом взобрался на лошадь и тронулся вслед за табуном. С полпути он повернул назад и потрусил к роднику. Там он опять долго пил в несколько приёмов. Сесть верхом на лошадь он уже не смог и повёл её в поводу. Шёл, переваливаясь с ноги на ногу и тяжело дыша, как тельная корова на сносях. Живот у него раздулся, словно он проглотил пару арбузов. Когда он добрался до пастбища, Григорий уже курил у разведённого костерка.
— Гриш, стреножь мою лошадь, а то я нагнуться не могу.
— А ты бы ещё пару вёдер влил в себя, тогда не только нагнуться а и ходить не смог бы.
— Ладно тебе. Ты прикорни немного, а я погляжу за лошадьми.
Такое предложение от Артёма было столь неожиданным, что Григорий даже рот открыл от удивления, уставившись на него. Ведь тот никогда не упускал возможности поспать, а тут вдруг такая щедрость. Но он не стал комментировать это предложение, а, буркнув «хорошо», поудобней устроился на ещё тёплой земле. Однако, зная характер напарника и его способности ко сну, он лежал, чутко прислушиваясь к ночным звукам на пастбище. Но потом дремота начала одолевать его. Перепел приглашал: «Спать пора», цвиринькали сверчки, от земли исходило томное тепло.
Сквозь одолевавшую его дремоту он услыхал какое-то бормотание или завывание. Подумал: «Артём гундосит песню, чтобы не заснуть». Но завывания и стоны начали усиливаться. Григорий окончательно стряхнул с себя дремоту и сел. Летние зори в наших краях длинные, поэтому он хорошо различал силуэты пасшихся коней, а рядом с собой увидел Артёма, который скорчившись и ухватившись за живот руками, катался по земле, завывая и сквернословя, поминая всех сорок святых и двенадцать апостолов, Христа, Матерь Божию и деда Балалая в придачу.
— Что случилось, Артём?
Но тот не отвечая, выбросил из себя последнее семиэтажное ругательство, неестественно замычал, вскочил и побежал в сторону речки. Он отбежал метров двадцать и у него началась сильная рвота. Возвращаясь, он покачивался, словно пьяный. Прилёг на траву, держась за живот и постанывая.
— Слушай, ты иди-ка домой,- посочувствовал Григорий.
— Всё равно, где помирать. Помру уж тут,- хрипло пробормотал он.
— Ладно. Лежи тут, а я пойду к лошадям.
Артёма рвало ещё несколько раз до желчи. К утру он еле ходил. Весь позеленел и ослаб.
В пять часов утра Григорий, собрав табун, подъехал к нему. Тот, лёжа на земле, постанывал.
— Тебе чёрту жадному дед Балалай говорил не пить воды, а ты, наверное, ведро выпил,- сделал ему выговор напарник.
Он был недоволен. Табун большой и ночью одному за ним трудновато уследить.
— Умру я, Гриша. Отравил меня дед, - слабо простонал Артём.
— Жадность тебя отравила, а не дед. Ты же целый литр свежего мёда выпил. Как ещё жив остался. Нормальный человек за две недели столько мёда не съест, а ты в один приём выпил. Ладно, погнали лошадей домой. Доедем до речки, там ты иди домой, а я один с табуном управлюсь.
Артём поднялся и пошёл растреноживать свою лошадь. Григорий помог ему взобраться верхом и они погнали табун в село.