Если Мишель Фуко родился в 1926 году, то Жиль Делез родился на год раньше – в 1925 году. И умер Жиль Делез в 1995 году в возрасте 70 лет. Так что можно сказать, что он почти наш современник. Вы спросите, с чем связан этот интерес к французской философии второй половины ХХ века? Не преувеличиваем ли мы её значение? Может быть, это всего лишь эпизод? Но французская философия второй половины ХХ века – это не миф. Книги этих философов переводят на русский язык, как и на многие другие языки. И влияние, оказываемое этими философами, очень значительно.
Я долго сторонился современной французской философии. Я слышал, разумеется, о ней, но опасался ее, т.к. она казалась мне какой-то очень странной. И она действительно очень странная. Сами биографии представителей этой философии, скажем, Мишеля Фуко или Жиля Делеза, создают впечатление, что речь идет о больных людях, о «декадентах». Что-то аналогичное тому, что имело место в литературе (Бодлер, Верлен, Рембо). Вспомним, что писала Анна Ахматова о посетителях петербургского литературного кафе «Бродячая собака»: «Все мы бражники здесь, блудницы/ Как невесело вместе нам! /На стенах цветы /И птицы томятся по облакам». К ним применимо слово «богема», во французском языке исходно обозначавшее цыган, потому что считалось, что цыгане пришли во Францию из Богемии. Вот Мишель Фуко и Жиль Делез – это философская богема. Падение нравственное, но не эстетическое и не интеллектуальное. Почему так бывает, что нравственное падение не всегда сопровождается интеллектуальным падением? Но каков бы ни был ответ на этот вопрос, философы, которых мы изучаем, какова бы ни была их нравственная жизнь, не теряют своего интеллектуального значения, продолжают быть законодателями философской моды, преподавали до конца своих дней в престижных университетах. Например, Жиль Делез до 62 лет преподавал в университете Париж-VIII.
Что касается сознания Делеза и других постмодернистов: это сознание бунтарское, декадентское, атеистическое и, может быть, даже антихристианское в каких-то моментах. Но душа человека – творение Божие. И, как творение Божие, она прекрасна и совершенна. Равно как и тело может быть красивым и стройным. А то, что человек думает о мире и о самом себе, – это уже его вклад, его изобретение. И поэтому возникает вопрос: что мы ценим в человеке? Его выдумки или ту природу, которую ему дал Бог? Тут можно вспомнить слова Ахматовой: «Какая есть, желаю вам другую. Получше. Больше счастьем не торгую, как шарлатаны и оптовики». И то же самое применимо и к Жилю Делезу. Это люди одаренные, и Бог дал им некий талант. Человеческий дух проходит в своем развитии через некоторые этапы: и сейчас, по-видимому, такой этап, когда люди проходят через искушение нигилизмом. И это происходит одновременно и в поэзии, и в живописи, и в музыке, и в философии. И это не случайно. Делез тоже не на пустом месте возник. Он друг Мишеля Фуко. Его философия – это знак времени. И нам надо присмотреться к ней и понять ее.
Родился Делез в обычной французской семье, отец – инженер, мать – домохозяйка. Когда Гитлер оккупировал Францию, ему было 15 лет. Т.е. он еще не мог (по возрасту) защищать свою страну, но, с другой стороны, он уже не был младенцем и, наверное, остро переживал национальное унижение. Тогда, по-видимому, и началась ненависть Делеза к фашизму во всех его разновидностях. Войну Делез провел в Париже. Он учился. Он решил интеллектуально превзойти оккупантов. Пусть они нас завоевали, но они тупые, они дикие, они примитивные. Мы их победим на интеллектуальном фронте. Грубой силе мы противопоставим острый интеллект. Друг Делеза – Мишель Турнье – вспоминал, как они в 1943 году ходили смотреть пьесу Сартра «Мухи». 1943 год! Парижские театры работали! В парижском театре шла пьеса Сартра! И вот, когда шла пьеса, объявили воздушную тревогу, а Делез и его друг не спрятались в бомбоубежище, а пошли гулять по улицам Парижа. Прошел еще год, и Париж освободили от немцев. Но Делез воевать не пошел, потому что де Голль разрешил тем, кто учился, доучиваться. И Делез получил отсрочку от призыва на 1 год, а когда отсрочка закончилась, закончилась и война. А старшему брату Делеза повезло меньше. Он участвовал в Сопротивлении, был арестован немцами и умер на пути в концлагерь Освенцим. Такая добавилась семейная трагедия.
По окончании университета Делез продолжает заниматься философией, защищает диссертацию, пишет книгу о Ницше («Ницше и философия», 1962), о Канте («Критическая философия Канта», 1963), о Спинозе («Спиноза: практическая философия», 1970), преподает историю философии. И тут сказался его мятежный провокационный дух. Он говорил: «Я никогда не хотел просто преподавать историю философии». Делез хотел в каждом философе найти что-нибудь родственное и созвучное своим собственным мыслям. Он, конечно, старательно изучал биографию и труды того же Ницше, того же Спинозы, но он хотел увидеть в этих философах то, что подходит человеку ХХ века, пережившему войну, узнавшему о многих трагедиях. Вот этот пафос Делеза мне лично очень понятен. Вы спросите: «А почему не писать обычные академические исследования, читать обычные лекции?» Дело не только в том, что это скучно. Просто надо прежних философов прочесть по-новому, глазами человека ХХ века. А сейчас уже и ХХI века! Т.е. совершить «переоценку ценностей». Не следовать логике прежних философов, а найти у них то, чего они, может быть, сами в себе не видели.
Помните, Иван Бездомный (персонаж романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита») сказал о Канте: «Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки». Михаилу Берлиозу было даже как-то неудобно за Ивана Николаевича. Ему хотелось чего-то академического. Т.е. академически подойти к Канту. Но не получается. Надо к Канту подойти с позиций человека, пережившего Гражданскую войну, красный террор, узнавшего, что такое концлагеря (а Соловки были первым концлагерем). Ведь сам Кант не знал, что такое «концлагерь», и в своей «Антропологии» об этом не пишет. Кант даже не знал, что такое садизм, и понятно: ведь маркиз де Сад опубликовал свой первый роман («Жюстина, или Несчастья добродетели») лишь в 1791 году, когда Кант уже был маститым профессором. Хотя маркиз де Сад был моложе Канта всего на 16 лет. А что сказал бы Кант, если бы увидел ужасы ХХ века? По-прежнему ли он писал бы, что моральный закон наполняет его душу «всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением»? Или «моральный закон во мне» – это химера, которая привиделась Канту в кенигсбергском тумане? Как известно, Ницше не любил Канта, называл его «пауком». И вот выяснилось, что, при всем своем безумии, Ницше оказался более созвучен ХХ веку, чем Кант. Духовно, категориально… Ницше как-то хорошо вписывается в ХХ век. А Кант находится с ХХ веком в каком-то когнитивном диссонансе. И вот Делез и Спинозу, и Лейбница, и Канта подавал так, чтобы они «пропитались» нашей эпохой. Осовременить их. Чтобы было ощущение, что они могут сказать что-то человеку нашего времени. Вы знаете, что ХХ век полон таких экспериментов по осовремениванию классики. Достаточно вспомнить театр Мейерхольда.
Но идем дальше. В 1969 году, будучи уже известным философом и автором нескольких книг, Делез знакомится с психоаналитиком и социологом Феликсом Гваттари. «Гваттари» – это итальянская фамилия, поэтому некоторые отечественные историки философии произносят ее с ударением на втором слоге. Феликс Гваттари был учеником известного французского психоаналитика Жака Лакана. Делез застал в живых и самого Лакана (их встреча состоялась осенью 1967 года в Лионе). Лакан был уже старый, маститый (ему уже исполнилось 66 лет), а Делез был еще молодой. Поначалу они понравились друг другу, но позднее Лакан обиделся на Делеза за его (написанную совместно с Гваттари) книгу «Анти-Эдип: капитализм и шизофрения». Делез и Гваттари усматривают в «эдиповом комплексе» Фрейда завершающий этап «капиталистической кодификации», начатой Лютером и продолженной Адамом Смитом. Иными словами, человека переключают с анализа общества на анализ собственного внутреннего мира. Лютер переключает внимание человека на «чувство греховности перед Богом», Адам Смит – на «заботу о частной собственности», а Фрейд – на «внутрисемейный конфликт». С точки зрения Делеза и Гваттари, цель «капиталистической кодификации» – отвлечь внимание человека от социальных проблем, прежде всего, от проблемы власти. Делез и Гваттари считают, что главная проблема семьи заключается не в «эдиповом комплексе», а в том, что ребенка заставляют подчиняться власти родителей, что делает из него мазохиста и уродует его психику. Т.е. ребенок «учится целовать руку, которая его бьет». И тем самым ребенку наносится травма. Надо воспитывать детей иначе: надо изменить семью, изменить общество, организовать в нем сеть горизонтальных неформальных связей, напоминающих корневую систему дерева. Этой сети горизонтальных связей Делез и Гваттари дали название «ризома».
Здесь надо сделать некое отступление. Философия, по мысли Делеза, должна рождать новые «концепты», т.е. новые понятия. Делез приводит примеры рождения новых концептов: «субстанция» у Аристотеля, «когито» у Декарта, «монада» у Лейбница, «вещь в себе» у Канта. И к таким же концептам относится «чувство вины» Лютера, «частная собственность» Адама Смита и «эдипов комплекс» Фрейда. С помощью концептов происходит «кодификация» мира. Для самого же Делеза очень важны такие концепты, как «эксплуатация» (по Марксу) и «садомазохизм». Термины «садизм» и «мазохизм» впервые ввел в медицинский оборот австрийский психиатр Рихард Крафт-Эбинг, а затем эти термины (концепты) использовал Фрейд в своей работе «Три очерка по теории сексуальности», опубликованной в 1905 году. Но если, по Фрейду, садизм и мазохизм – это лишь некие промежуточные этапы становления нормальной сексуальности, которые человек проходит в раннем детстве, зачастую даже не осознавая этого, то, по Делезу, садизм и мазохизм – основные черты капитализма (а сам капитализм – лишь один из примеров общественного устройства, основанного на эксплуатации), ибо для капитализма характерно угнетение одного класса другим, а именно, класс имущих угнетает класс неимущих. Деньги дают власть, а отсутствие денег вынуждает человека подчиняться власти тех, у кого деньги есть. Т.е. человек без денег находится в позиции мазохистической, а человек с деньгами – в позиции садистской. И этот глобальный садомазохизм, согласно Делезу и Гваттари, присущ любым «вертикальным» структурам, основанным на власти, и начинается уже в семье. Кроме того, капитализму присуще характерное для шизофрении восприятие своего тела как чего-то лишенного границ. Только это надо относить не к телу, а к собственности. Капиталист нацелен на неограниченное обогащение, его собственность (в его воображении) лишена границ, подобна «телу без органов» (corps sans organes).
Отрицание власти, надо сказать, не ново. Фактически оба они – и Делез, и Гваттари – анархисты. Отметим, что книга «Анти-Эдип: капитализм и шизофрения» была написана спустя 4 года после студенческих волнений в Париже в мае 1968 года. Напомню, что в результате этих волнений год спустя ушел в отставку президент де Голль. А тогда, в мае, весь Париж бурлил, студенты организовывали митинги и марши протеста, срывали лекции неугодных им профессоров. Хотя поначалу Делез поддержал бунтующих студентов (он тогда преподавал в Лионе), позднее он проявлял по отнощению к событиям мая 1968 года некоторый скептицизм. Он говорил примерно следующее: «Обратите внимание, какие цели преследуют лидеры этих студенческих беспорядков. Они тоже выстраивают своеобразные властные отношения по типу лидер-толпа».
Книга «Анти-Эдип: капитализм и шизофрения» как раз посвящена критике всякой власти, которая, с точки зрения авторов, чревата фашизмом. Мишель Фуко в предисловии к американскому изданию этой книги (1977) написал: «Это введение в нефашистскую жизнь». Эти слова Фуко представляют собой аллюзию на название знаменитого произведения св. Франциска Сальского «Введение в благочестивую жизнь». А что значит «нефашистская жизнь»? Как сказал Делез, никогда нельзя любить власть. Любовь к власти ведет к фашизму. Если человек любит власть, то он уже занимает мазохистическую позицию по отношению к тому, кто выше, и садистскую по отношению к тому, кто ниже. А садомазохизм – это и есть питательная среда для фашизма.
Вот где увидели Делез и Гваттари корень проблемы. А психоанализ со своим «эдиповым комплексом» пытается перенести проблему в другую плоскость. Кстати, сами психоаналитики, когда увидели этих бунтующих студентов, тут же поставили им диагноз. Их бунт они восприняли как проявление того же «эдипова комплекса»: «Они бунтуют против власти, против де Голля, потому что на самом деле они бунтуют против отца. Им не нравится де Голль, потому что им вообще не нравится отец в любом виде. Ненависть, зависть, ревность к биологическому отцу они перенесли на политического отца». Такие появились в то время интерпретации происходящего. И вот Делез и Гваттари заявили, что именно появление таких интерпретаций и заставило их взяться за перо, чтобы оправдать бунтующих студентов. Согласно Делезу и Гваттари, бунт студентов оправдан: они восстали против фашизма, который присутствует в любой вертикали власти.
Что значит для Делеза фашизм? Фашист – это не просто человек, который издевается над слабым, но это еще и человек, который сам переносит издевательства со стороны еще более сильного. Все удивляются: отчего человек, который сам переносил издевательства, начинает точно так же издеваться над другими людьми? Что это за репродукция зла? Но когда психологи задают человеку такой вопрос, он отвечает: «Все в мире должно быть справедливо: надо мной издевались, теперь я поиздеваюсь над другими. Другие люди должны пережить то, что пережил я». Т.е. человек не может остановить распространение зла, он должен обязательно передать его другому, как эстафету. И отдав зло, т.е. причинив зло другому, человек успокаивается.
Важно отметить, что Делез переносит критику власти и на Церковь. Бог ведь тоже власть, и Церковь – власть. А если власть сама по себе (а не только злоупотребление властью) есть зло, то зло есть и в религии. Любая властная структура, любой авторитет: Божественный ли, церковный ли, отцовский ли – уже под подозрением. В итоге получается анархизм без границ. Но ведь это тоже шизофрения, «тело без органов». Удивительно, что Делез этого не видит.
Жена Делеза – Фанни – перевела на французский язык книгу английского писателя Д.Г. Лоуренса «Апокалипсис», представляющую собой культурологический и психологический комментарий к одноименной книге Нового Завета. И Делез полностью согласен с основным тезисом Лоуренса, а именно, что автор новозаветного Апокалипсиса был мстительный человек. Впрочем, здесь нет ничего нового: в мстительности упрекал христиан уже Ницше в «Антихристианине». Но это объясняет враждебность Делеза к христианству. Согласно Делезу, мстительность способна сделать из христианина фашиста.
Вот такова мысль Делеза. Теперь надо ее подвергнуть критике. Мне, конечно, ближе Фрейд. Потому что Фрейд фактически говорит о первородном грехе. Т.е. проблема наша не в том, что нами владеют, а в том, что мы сами неправильно сформировались. Надо человеку прежде всего разобраться с самим собой. А если мы пойдем по пути «Анти-Эдипа», т.е. по пути Гваттари и Делеза, то тогда мы будем вечными бунтарями и диссидентами. Т.е. мы должны будем прежде всего оберегать свою свободу, не позволять другим нами владеть, не дать другим нас унижать. Потому что если сегодня нас унижают, то завтра мы сами начнем кого-нибудь унижать. Позволяя унижать самих себя, мы научаемся унижать других. А как живет христианин? Христианин говорит: "Да, меня унизил мой начальник. Но ведь и Христа унижали. Значит, это хорошо, что меня унизили. Я становлюсь более смиренным, я уподобляюсь Христу. И я несу свой крест. Все это хорошо". Св. Хосемария Эскрива пишет (по поводу унижения подчиненного начальником): «Где я еще найду такое сокровище, которое на каждое доброе слово отвечало бы мне пинком?» (Путь, 190). Это сказано про грубого начальника. Меня унижают, а я все эти унижения преобразую в добродетели смирения и терпения. Такая вот христианская алхимия. Конечно, Эскрива, как и Делез, не призывает унижать других людей. Но, в отличие от Делеза, он говорит, что претерпевать унижения – это хорошо, потому что это делает человека смиренным. Такова же мысль и св. Франциска Ассизского. Совершенная радость, согласно Франциску, это способность без гнева и раздражения принять обиды и унижения. А по Делезу – это неправильно. Нельзя давать себя унижать, потому что если ты дашь себя унизить, ты разовьешь в себе садомазохистический комплекс и сам станешь фашистом, пусть даже незаметно для себя, бессознательно. А двухтысячелетний христианский опыт «переработки страдания» Делез, можно сказать, проигнорировал. В христианстве человек не становится рабом страдания, а действием благодати Божией происходит так, что страдание идет ему на пользу. Но мы употребили слово «благодать», а неверующему человеку это непонятно. Значит, основной вопрос все-таки в том, как Делез (и вообще современный человек, европеец) потерял веру. Не за один же день это произошло. И не со всеми сразу. Христианство призывает человека страдать и не отчаиваться. «Вот главные радости земной жизни, – пишет св. Хосемария Эскрива, – жара, холод, жажда, голод, боль, позор, нищета… Не упусти их» (Путь, 194). А Делез фактически предлагает бегство от страдания. А потому самоубийство Делеза логически вытекает из его философии: если он будет терпеливо переносить страдания, связанные с его болезнью, то он станет фашистом, будет желать причинять страдания другим людям (хотя бы в своем воображении). И, чтобы не озлобиться и не превратиться в фашиста, Делез, страдавший в последние годы своей жизни от тяжелой болезни, кончает с собой.