Нет ничего удивительного, что поколения и поколения русскоязычных людей
не желают даже знать, насколько важен язык, и учиться понимать, что такое “искусство слова”,
литература в целом и поэзия в частности.
Более того – у многих на всю жизнь выработано стойкое отвращение к чтению книг.
И этих «многих» - миллионы.
А причина такого удручающего положения всего лишь в том, что детей и подростков заставляют…
учить наизусть абсолютно бездарные стихи - тексты, которые почему-то кем-то определены как
«произведения великих авторов».
Ребёнок не имеет возможности перечить родителям и особенно учителям – и вынужден запоминать
груды нечитабельного мусора.
К примеру, после знакомства со стихами Тютчева или Некрасова, или Фёта, или Тургенева… школьники
надолго впадают в уныние, так как ни один подросток не в состоянии понять, почему безграмотность
и отсутствие смысла называются вдруг “образцами лирики”.
В результате такого принудительного “обучения изящной словесности” ученик после школы не читает ничего вообще,
а книги ненавидит.
*
“В истории русской поэтической мысли после Баратынского… образовалась пауза - на долгие десятилетия.
Одним из синонимов этой весьма тоскливой пустоты был некто по фамилии Тютчев.
Среди бездарностей 19-го столетия Фёдор Тютчев занимает, пожалуй, первое место по степени вульгарности,
пошлости, глупости, небрежности, отсутствию вкуса, чувства звука, стиля и просто катастрофической безграмотности”
*
«Истинные поэты потому именно так редки, что им должно обладать в то же время свойствами,
совершенно противоречащими друг другу: пламенем воображения творческого и холодом ума поверяющего.
Что касается до слога, то надобно помнить, что мы для того пишем, чтобы передавать друг другу свои мысли;
если мы выражаемся неточно, нас понимают ошибочно или вовсе не понимают…»
(Е. А. Баратынский (1800-1844))
***
«Люблю глаза твои, мой друг,
С игрой иx пламенно-чудесной,
Когда иx приподымешь вдруг
И, словно молнией небесной,
Окинешь бегло целый круг…
Но есть сильней очарованье:
Глаза, потупленные ниц
В минуты страстного лобзанья,
И сквозь опущенныx ресниц
Угрюмый, тусклый огнь желанья»
(Ошибочно приписано Ф. И. Тютчеву (1803-1873) – «***», 1836)
Это небольшая статья о том, почему «ОШИБОЧНО».
Если прочесть все стихи, входящие в ПСС Тютчева, то окажется, что это - практически единственное
читабельное стихотворение на такую тему!
Текст, имеющий отношение к тому, что может быть названо Поэзией.
Единственное, потому что практически все стишки Фёдора Ивановича бесконечно скучны и вульгарны,
переполнены лицемерными метафорами, синтаксическими и орфографическими ошибками,
глупостью и откровенной пошлостью.
Но в строчках этого произведения заключено нечто столь объёмное, что делает стихотворение
одним из самых значительных в русскоязычной поэзии не только девятнадцатого столетия.
«Поэзией, прежде всего, называется музыкальное гармоническое и мелодическое композиционное единство
в рамках семантического поля, образующее глубину, сложность и вариативность переплетений смыслов произведения,
что в совокупности позволяет вчитываться в текст, и, погружаясь в смыслы, работать с ним бесконечно».
Согласно этому базовому определению, у Тютчева есть только рифмованные попытки высказаться на тему
сиюминутных желаний, чувств, эмоций.
Но всё это и подобное – не предмет Поэзии!
Психика – эмоции, чувства, любые гормональные диссонансы – всё это имеет отношение
только к физиологии, а в особо тяжёлых случаях – к психиатрии.
«Люблю глаза твои, мой друг…» написал… не Тютчев (!).
Скорее всего, он присвоил это стихотворение, украл…
Или… своровал идею, смысл и переписал на свой лад.
Всё же в первой строфе местоимение «их» дважды и глагол «приподымешь» - характерные черты тютчевской глухоты.
Приподнять можно тяжёлую вещь, про веки и глаза допустимо сказать – открыть,
но «приподнять глаза»… - это может только Тютчев.
Слишком уж огромно расстояние от этого единственного стиха до кое-как срифмованной макулатуры,
которую от скуки дипломатической лицемерной деятельности стряпал этот господин, в большинстве случаев
излагающий полный бред от множественного лица «МЫ».
Опусы Фёдора Ивановича нельзя даже с натяжкой назвать стихами, за исключением всего парочки
очень сереньких, детских, пейзажных, но хотя бы написанных грамотно,
например - «Зима не даром злится…» или «Есть в осени первоначальной…».
Но всё остальное - это просто… дико бездарное рифмоплётство!
Попытайтесь сами вчитываться, если получится, конечно, и вдумываться, если найдёте – во что:
«Всё отнял у меня казнящий бог:
Здоровье, силу воли, воздух, сон,
Одну тебя при мне оставил он,
Чтоб я ему ещё молиться мог»
(Февраль 1873)
«Бог казнящий» (?!), отнимающий у Тютчева… воздух (!) ?
Зачем Богу отнимать… воздух именно у Фёдора? Чтобы тому перестать дышать и… начать молиться?
А почему же самому Богу не нужна… эта самая некто женского рода, и он её «оставил»?
Сей рифмобред написан Тютчевым в последний год, то есть автор сего никак не подросток - ему семьдесят.
Что он мелет?
«Одну тебя при мне оставил он» - здесь говорится о собаке? «При мне» может означать прижившуюся собаку,
которую подобрал когда-то тщедушный старичок, и оставил «при себе». Или денщика, или очень глупую прислугу-рабыню.
«Чтоб я ему ещё…» - а вот “жевание” слогов у Тютчева действительно непревзойдённо! - («…объяемуе…»).
В чём смысл? Есть ли он вообще в этих строчках?
Если оставить «тебя при мне», то лишь тогда ещё и молиться нужно или можно?
Так?
Или… допускается начинать молиться лишь тогда, когда кого-то или что-то «оставляют при тебе»?
Раньше Федя молился … здоровью, силе воли, воздуху и даже сну, а теперь всё это Бог отобрал –
наверное, ему самому мало стало - но «одну тебя» всё же оставил.
И сказал – «Ладно уж, Федя, оставь при себе такое барахло, и ещё помолись мне! Но вот воздух… я у тебя конфискую».
Что может означать абсурдный набор слов о “грозе, дожде и громе на фоне… голубого неба (!)”,
которым до сего дня насилуют всех школьников, заставляя наизусть выучивать эту глупость:
«Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний, первый гром,
Как бы резвяся и играя,
Грохочет в небе голубом…» ( ? )
И далее следует:
«Вот дождик брызнул, пыль летит,
Повисли перлы дождевые,…»
То есть идёт дождь и летит пыль. Одновременно. А небо - голубое (!)
И из голубого неба… летит пыль с дождём.
И ещё висят перлы (!)
Лихо!
Кто-нибудь пытался вчитываться в смысл? Действительно пытался честно вчитаться в эти строки?
Эй, учителя!
Если речь о мае, то каким ещё может быть гром, кроме как «весенним»? Зачем нужно это прилагательное?
И любимое тютчевское «как бы»! Он его тиражировал очень часто. И звучит это у него всегда – «как бык, резвяся и играя…».
А заканчивается тавтология про дождик с перлами из голубого неба тем, что вдруг некий «ты» должен,
ни с того ни с сего, зачем-то сказать какую-то чушь про… “ветреную Гебу с громокипящим кубком”.
«Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла…»
Почему вдруг «ты скажешь», а не «скажу я»? Почему не вставить нейтральное слово, например, - «как будто…» или «похоже…».
И ведь ритм строки даже не нарушился бы.
Это Федя таким вывертом снимает с себя всю ответственность за сказанную ахинею?
Причём… смешливая ветреная тётка, работающая в голубом небе кормилицей орлов, пролила на землю
не какую-то ерунду для орла из кубка, а сам кубок (!).
А… «орёл зевесов» недокормленным так и остался что ли, бедняжка?
«Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила!»
И… вообще, зачем читателю объяснять вдруг, чем занимается тётя Геба на небе, если Федя всего лишь
про любовь свою к грозе писать вздумал?
А если б она водку пила там с Ганимедом от скуки, била стаканы и ржала как лошадь от перевозбуждения, что изменилось бы?
Или… трясла половики! Ведь сказано - из голубого неба «летит пыль», как и «брызжет дождик».
Всё равно – и с половиками было бы громко и по-весеннему, и в начале мая трясти пыль можно, вполне.
Или эта дамочка такая уже вся насквозь пьяная, что просто швыряется кубками – и потому гремит весенний гром,
и это всё жутко нравится Фёдору?
А зачем тогда вообще нужен какой-то орёл? Для рифмы «орла / пролила»?
Всего лишь?
То есть «пролитые со смехом кубки из голубого неба» – это и есть хрестоматийное, а значит величайшее, непревзойдённое
стихотворение великого русского поэта!?
К тому же оно датировано лихо - (Осень 1828-1854) – то есть писал Федя сие аж… 26 лет (!) –
начал в 25 и… через 25 решил кончить… орлом.
Кто придумал заставлять бедных детей учить это наизусть как образец лирики!?
Почти во всех стишках господина Фёдора присутствуют какие-то нескончаемые «МЫ», которые, например, «любят… убийственно»:
«О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!» - (!?)
Давно ль, гордясь своей победой,
Ты говорил: она моя…
Год не прошел - спроси и сведай,
Что уцелело от нея?...» - (!?)
(1851)
То есть сначала все эти «мы» хором кого-то любят, затем «мы» губят что-то такое загадочное,
но это “нечто” всё равно мило их общему сердцу.
Так?
Дальнейший набор слов никак не разъясняет и не комментирует, кто или что конкретно «губится», зачем и каким способом.
Но более всего интересно, то через год “от нея” всё же ничего не уцелело.
Съел, видимо, гордясь победой, тот, кто говорил «она моя».
Как ни «проси и как ни «ведай» - два одинаковых глагола и оба ни о чём.
(!).
/ Как много фёдоров, однако,
Средь мы-убийственных соплей!
Их каждый пёрл так одинаков,…
Но сердцу тютчевых милей /
Но ведь на самом деле Ф. И. Тютчев скрывал за всеми рифмовками «мы губим-любим…» лишь себя,
ещё точнее – свои походы в спальню к женщинам, и не более.
Вот другой аналогичный пёрл:
«В разлуке есть высокое значенье
Как ни люби, хоть день один, хоть век,
Любовь есть сон, а сон - одно мгновенье,…»
(1851)
Для чего человек в 48 лет пишет бессмыслицы? – “Любовь есть сон”, мгновенный причём!
Но ведь только что было написано «хоть веками люби…» (!)
А где объяснение, почему “В разлуке есть высокое значенье”? Для кого/чего значение “высокое”?
И… что это за пошлятина такая – фраза “как ни люби”?
В русском языке есть выражение досады - “как ни крути”, например, но невозможно сказать “как ни люби”!
У Тютчева собственные нормы русского языка?
/ Как ни люби – хоть спереди, хоть сзади,…
Я - Федя Тютчев! И мне всё равно
Какой фигнёй марать свои тетради;
Вульгарщиной мазну всё заодно…
Как ни крути – но хрень размажу тут,
За день один, да хоть за… пять минут /
Ещё:
«Вдали от солнца и природы,
Вдали от света и искусства,
Вдали от жизни и любви
Мелькнут твои младые годы,…»
(!)…
О чём эта чушь?
Это из серии «фэнтези», или как это вообще можно вообразить – “вдали… от природы”, “вдали от солнца и света”(?!).
Где конкретно это внеприродное тёмное «вдали» находится?
В какой затуманенной тютчевской галактике “мелькают твои младые годы вдали от жизни”?
«Вдали от любви»?
“Любовь” – это… место на глобусе что ли?
И далее:
«И жизнь твоя пройдёт незрима,
В краю безлюдном, безымянном,
На незамеченной земле,-
Как исчезает облак дыма (!) - / “облак дыма” – это дельно! Чушь у Феди… беспредельна! /
На небе тусклом и туманном,
В осенней беспредельной мгле...»
(1849)
Да! Так оно и есть!
Оказывается, - “земля в безымянном и безлюдном краю” галактики, - и потому она не замечена астрономами.
Вот только новое слово «облак» так и не вошло в русский язык, как Федя ни старался.
Написать просто и грамотно по-русски «как облако исчезло» Тютчев не способен категорически.
И потому… «исчезает облак»!
И ему так это понравилось, что аналогичное повторяется даже неоднократно:
«Не для него, как облак дымный,
Фонтан на воздухе повис….» - / как вобла - вис и… закоптился, ни для кого; так и… прокис /
(1850)
Ещё из хрестоматии:
«Пускай скудеет в жилах кровь,
Но в сердце не скудеет нежность...
О ты, последняя любовь!
Ты и блаженство и безнадежность»
(1852-1854)
Что называет Тютчев словом “любовь”?
Зачем он мучает его, не понимая даже приблизительно, что оно означает?
Почему “любовь последняя”? Как это? У Любви есть очерёдность что ли?
«Безнадежность» с чего вдруг? Это… пошлый намёк на старческую импотентность, или о чём это?
Можно выписать ещё кучу примеров подобной галиматьи от Фёдора Ивановича Тютчева.
От всей этой бездарной тарабарщины единственное произведение «Люблю глаза твои, мой друг,…» отстоит слишком далеко.
Слишком!
Цельное, глубочайшее по смыслу и музыкальности стихотворение Тютчев просто не мог написать.
Никак!
На такую чуткость к слову и откровения сей тайный советник попросту был неспособен.
Ведь ничего хотя бы приблизительно равного этому стихотворению у Тютчева… нет.
«… И сквозь опущенных ресниц Угрюмый, тусклый огнь желанья»
Нигде, ни в каком стихотворении нет ничего хоть сколько-нибудь подобного.
«Окинешь бегло целый круг...» - это… не его строка!
Он не умел так слышать.
И, что важнее всего! - Тютчев ничего не понимал даже приблизительно в том, что может означать фраза “окинешь бегло целый круг”!
Он не мыслил такими категориями.
А тем более – на вопрос о том, почему “огнь желанья угрюмый и тусклый” никогда бы не ответил.
Сравнивайте сами.
Вот примеры тютчевских бессмыслиц, где Федя писал о взорах, очах, глазах, зеницах, ресницах и т. п.
Максимум, что мог выдавливать из себя Тютчев, выглядело примерно так:
«С какою негою, с какой тоской влюбленный
Твой взор, твой страстный взор изнемогал на нём!
Бессмысленно-нема... нема, как опалённый
Небесной молнии огнём!
Вдруг от избытка чувств, от полноты сердечной,
Вся трепет, вся в слезах, ты повергалась ниц...
Но скоро добрый сон, младенчески-беспечный,
Сходил на шёлк твоих ресниц…»
(1839)
Можно надолго занемочь от такой безграмотности – “влюблённый взор, изнемогающий на… нём… с тоской” (!).
На ком?
Подозревается сам Федя, скорее всего, но почему-то в… третьем лице!
Наверное, это такие… профессиональные выкрутасы тайного советника.
Так написал бы тогда уж ради конспирации в своём привычном стиле – ”изнемогал на нас”.
А следующая строка бессмысленна до полной немоты. О чём он сам и пишет, не указывая, – кто… «опалён огнём небесной молнии»?
Кто “бессмысленно-нема” женского рода с прилагательным “опалённый” мужского?
Почему вдруг?
Тютчев! Смысла в твоих строках… нема!
Речь о каком-то истеричном и полностью бессмысленном младенце что ли, никак не могущем заснуть от слёз и прочих трепетных соплей?
Или всё же это какая-то взрослая тётка поистерила “изнемогающим взором на нём”,
и, наконец,… “добрым сном младенчески-беспечно ниц поверглась”?
«Младенчески-беспечно сходить» можно… на горшок, это точнее и полезнее, чем “на шёлк твоих ресниц”.
Или:
«И где теперь, туманными очами,
При свете вечереющего дня,
Мой детский возраст смотрит на меня…» (!)
(1849)
“Смотрящий детский возраст” - это само по себе круто!
Видимо, и здесь речь о только что родившемся младенце, глаза которого ещё почти не видят,
и потому “очи туманны”, а на закате особенно.
/ Я смотрю на детский возраст вечереющего дня.
Детский возраст почему-то тоже смотрит на меня!
Ахинее сей читатель удивляется с тех пор.
Дети, дети,… не читайте Феденькин туманный вздор! /
Ещё пример невнятицы - «Вновь твои я вижу очи…»:
«Вновь твои я вижу очи - / так способен жевать слова только глухой человек с дефектами артикулирования - «…овьтвоийяви…»! /
И один твой южный взгляд - / ещё одно жевание – «твоюжный». А… бывает «взгляд западный», например, или «северный»? /
Киммерийской грустной ночи
Вдруг рассеял сонный хлад...» - / в тот же миг жара настала, ночь весёлой тоже стала…/
(1849)
Чьи “твои очи”?
Чей “взгляд один”?
В тексте нет никаких указаний – о ком это.
Что рассеяло что? – Неизвестно чей южный взгляд один рассеял хлад ночи?
Или у ночи есть очи и южный взгляд, рассеивающий сонный хлад?
Зачем писать «вновь вижу»?
То есть видел-то уже не раз, но именно сегодня от одного взгляда аж “сонный хлад рассеялся вдруг” почему-то!
«Целый день на солнце зреет
Золотистый виноград,
Баснословной былью веет - / баснословной былью… зреет золотистый… – так болтать не могут даже… трактористы /
Из-под мраморных аркад...»
/ никакого чувства звука даже близко, Федя, нет! Потому всегда выходит баснословный винегрет /
А вот это следующее месиво «про очи» как вообще можно назвать?
Пожалуйста, спросите себя, - в этом опусе хоть что-нибудь понятно? Это вообще - на русском языке написано?
«Я очи знал, – о, эти очи!
Как я любил их – знает бог! - / ни офтальмолог, между прочим, ни... психиатр… не помог /
От их волшебной, страстной ночи
Я душу оторвать не мог. - / в рифмованьях «очи/ночи» смысла нету ни шиша, вот поэтому у Феди “не оторвана душа” /
В непостижимом этом взоре,
Жизнь обнажающем до дна, - / у жизни… телогреек - море, и… голопопость не видна /
Такое слышалося горе,
Такая страсти глубина! - / Freud с перепугу на заборе писал: - то Тютчева вина! /
Дышал он грустный, углубленный
В тени ресниц её густой,
Как наслажденья, утомленный
И, как страданья, роковой.
В эти чудные мгновенья
Ни разу мне не довелось
С ним повстречаться без волненья
И любоваться им без слёз» … - / не прочесть и со слезами всё, что Феди натерзали /
(1851)
«Апофеоз бредятины» разве что, или о чём весь этот бесслёзный мусор?
О том, что женатый дипломат и тайный советник Тютчев в свои 47 лет соблазнял
девочку Лёлю Денисьеву, которая… беременела от него много раз?
И с той поры несколько подобных «шедевров» сгруппированы кем-то в некий «денисьевский цикл»?
Кто конкретно их сгруппировал?
Цикл чего? – Сопливых признаний в собственной похотливости, маскируемой под «очи-ночи»?
По каким критериям эта писанина может быть названа хотя бы «стихотворением»?
Лишь потому, что есть несколько окончаний срифмованных?
Ответьте на вопросы:
Почему “во взоре слышалося горе”? С какой радости вдруг?
(Хоть бы написал уж «ощущалось» или «чувствовалось», но Федя слушает (!) горе во взоре / «слыша лося горе» / )
Что означает метафора “не мог оторвать душу от их волшебной ночи”?
От чьей - «их»? От ночи очей что ли?
От чего Фёдор никак оторвать душу не может?
«Я любил очи, у очей была страстная ночь, и потому душа не отрывалась» - так?
Кто есть этот «он», что так… «дышал грустный, углубленный в тени её…»?
И почему «мне…с ним не довелось повстречаться ни разу без волненья»? Кому - «мне»?
Русский человек даже сей похотливый бред напишет лексически грамотно, например, - «в тени её ресниц», «в тени ресниц густых».
Но Фёдор Иванович не русскоязычный человек, и потому способен написать - «он дышал углублённый в тени ресниц её густой» (!).
Зачем «он дышал» там, этот «углублённый»?
Что он там делал вообще, и откуда взялась густая тень ночью? (!)
Кто свечку держал???!
Да ещё и «дышал… как наслажденья, утомленный»! Утомляются наслажденья, что ли?
(Или кто-то «он», утомлённый множественными «актами дыхания в тени»?).
А через две строчки вдруг меняется размер!
Ритм становится вдруг задорный, как в считалочке: «тили-тили, трали-вали» - «в эти чудные мгновенья…».
Зачем?
Наверное, чтобы… «любоваться им без слёз», хотя так и осталось неясным – кем?
Собственным опусом, не иначе.
«Дышал он грустный, углубленный В тени ресниц её густой,…» (!)
Кто дышал?
Почему он грустный?
Углубленный во что? – В тень?
Да ведь только что Федя сам написал - «такое слышалося горе»!
И тут же вдруг – «в эти чудные мгновенья».
В… мгновения чудного горя?
Это… не русская речь! Так по-русски даже полностью безграмотные крепостные не говорили.
Ведь это даже не бред: и, будучи в горячке, владеющий русским языком человек всё равно сохранит
правильные склонения и падежи.
Это просто набор несвязанных друг с другом слов.
Даже примитивный сюжет про свидание «великий русский лирик» не способен облечь в грамотную форму русского языка.
Вот это всё… изрекает дядя Фёдор 48-ми лет от роду ?
И после того, как в 33 якобы сотворил строку «Угрюмый, тусклый огнь желанья» (1836) ?
Не писал он то стихотворение!
Не мог Тютчев написать его.
Никак!
Он слишком бездарен и тотально глух.
Какой «пушкин» и зачем приписал это произведение Тютчеву?
(В 1836 году Александр Сергеевич ещё жив был, и,… вполне возможно, что…)
А у самого Фёдора вышло бы, максимум, следующее: «О! Как мы любим очи ваши,…»,
или что-то вроде «Глаза, друзья, мы ваши шибко любим…».
В 1836 году он писал разве что… такую муть:
«И чувства нет в твоих очах,
И правды нет в твоих речах,
И нет души в тебе. / о ком тут Федя говорит? путь к пониманию закрыт! /
Мужайся, сердце, до конца:
И нет в творении творца!
И смысла нет в мольбе!»
/ Хоть смысла нет в его речах,
Стишками, словно на харчах,
Размножился везде.
Ведь нет у Феди ничего!
И… лучше б Феди самого
Бы не было нигде /
Вчитайтесь, - честно,… медленно и внимательно, - в хрестоматийное стихо, известное абсолютно каждому:
«Я встретил вас – и всё былое…»,
но только не пойте романс (!)… то ли Шереметева какого-то неизвестного, то ли Малашкина,
то ли Донаурова или Спиро, то ли Булахова, то ли это всё приснилось Ване Козловскому, и он… сам себе напел.
(Но, несмотря на всю эту гвардию композиторов, все, кто распевает сей романс, автора музыки объявляют «неизвестным».)
Это важно понимать! – отличие стиха от «романса на стихи», или от «песни на стихи»!
Есть стих (Тютчева в данном случае), а есть музыкальное произведение, которое само по себе может быть весьма качественным.
В истории культуры существует довольно много прекрасных мелодий с… абсолютно бездарными текстами.
Потому что любая хорошая мелодия, делая читателя сентиментальным, мешает вслушиваться
в сам текст и спрашивать себя – а… что за чушь такую я пою/читаю?
Читайте, просто читайте известные строки, не вспоминая о мелодии, известной всем:
«Я встретил вас – и всё былое
(ну, это ладно, допустим, - шёл дядя 67-ми лет от роду по улице и увидел давно знакомую тётю, а «всё былое» - это… что конкретно?)
В отжившем сердце ожило; (в романсе зачем-то поётся – в «уснувшем сердце»)
(дядя, оказывается,… - зомби, так как сердце его давно отжило, а теперь от встречи внезапно ожило, да ещё и со всем былым сразу)
Я вспомнил время золотое –
(а серебряное время, видимо, никак вспомнить не удаётся! и почему сегодняшние дни не назвать «золотым временем»?)
И сердцу стало так тепло... (в романсе исправлено на «светло», и выходит ещё глупее)
(сердце ожившее, теперь сердце тёплое или светлое… - много сердец у этого автора!)
Как поздней осени порою
Бывают дни, бывает час, (если «бывают дни», тогда уж пиши «бывают часы», а то дней много, а час один)
(а если для ритмики так уж надо, то, к примеру, – «бывает несравненный час…» или «…откровенья час», но Тютчев глух)
Когда повеет вдруг весною
И что-то встрепенётся в нас, – (опять куча - «мы», и всего лишь ради рифмы «час/нас»?)
(«в нас»? сколько тут вас – тютчевых бесконечных с отжившими сердцами? откуда вы нагрянули коллективом вдруг?)
Так, весь обвеян дуновеньем
(и тут же вдруг опять в единственном числе остался Федя! а все «мы»… разбежались)
Тех лет душевной полноты,
(«весь обвеян дуновеньем душевной полноты» – задохнуться ведь можно от метафор, как в бане без вентиляции)
С давно забытым упоеньем
Смотрю на милые черты...
(то есть… постарел и отжил только Федя?
А старушка как была, так и осталась в девицах-красавицах и возбуждает несказанно милыми чертами?)
(и почему «упоенье давно забыто»? зачем же забывать то, что якобы самое важное для тебя? диагноз «сенильная деменция»?)
Как после вековой разлуки
(так объясни сначала - а чего ж ради на века расставался-то и забывал, если всё так хорошо было?)
Гляжу на вас, как бы во сне, – (вот оно, тут как тут – любимое Федино «как бы»! “Гляжу на вас, как бык во сне”!)
(и ещё… Фёдор умеет «глядеть во сне»! Он как бык как бы… с открытыми глазами спит)
И вот – слышнее стали звуки,
Не умолкавшие во мне...
(СТОП!! Так оказывается, ничего и не умолкало!
Федя, ты ж только что страдал, что забыто всё на века, даже сердце остыло! Склероз, точно!)
Тут не одно воспоминанье,
(да! тут… два или три… или ? зачем нужно «одно»? рифмовал бы уж «…к нам пришли воспоминанья / те же в нас очарованья…»)
Тут жизнь заговорила вновь, – (ну да… - не молчать же с бабулькой на улице, коли встретились вдруг! поговорите уж… о былом)
(Но Тютчев пишет вовсе не о милой беседе, а о том, что «жизнь может молчать» (!),
но… как только встретишь на улице бабку с милыми чертами, она, то есть жизнь, тут же говорить начинает! Вот так-то!)
И то же в вас очарованье,
(ну… это понятно - куда ж нам, дипломатам, без лицемерия-то!)
( Смешно, но в другой редакции стишка – “то же в нас очарованье”, что весьма характерно! то есть и сам дед Федя – тоже… очаровашка )
И та ж в душе моей любовь!..»
(замечательно! “та ж любовь” - это какая ж именно? то есть она всякая “другая“ была,
а вот сейчас она та самая и есть – какая надо – «та ж»!)
(26 июля 1870)
О чём стих?
О том, что каждый дедушка может случайно встретить на улице бабушку, с которой ещё в детсаду на одном горшке сидел,
и… прослезиться от умиления.
И всё? В этом «величие русского поэта Тютчева»?
Но предметом Поэзии не является описание мимолётных гормональных перепадов, эмоций, психопатий
и всех прочих результатов действия адреналина.
«В отжившем сердце ожило» - (жи… жи… - “в отжившем ожило”, а в зажившем зажило, видимо) – жевание русского языка очень русского человека!
Ну почему сразу много МЫ-фёдоров с отжившими сердцами должны встрепенуться в какой-то час поздней осенью, когда «бывают дни» ?!
И часами «всё… трепещется в «нас», так как Тютчеву до зарезу нужна рифма «час»?
Скажи, Тютчев, - сколько тебя?
Чего тебе всё время в коллектив надобно?
Чего ты пожизненно мычишь как бык – «мы», «мы», «нам», «нас»…?
Почему нельзя зарифмовать эту глупость как-нибудь в единственном лице - «и что-то встрепенулось во мне»?
Ведь ничего ни у кого не трепещется вовсе, тем более, когда читаешь такую чушь, где нет трёх строк хотя бы,
написанных грамотно стилистически.
Либо пиши уж с самого начала о своих излюбленных мы-групповухах - «мы встретили всех вас и всё у нас былое в сердцах отживших сразу и хором ожило».
И всё. Очень даже замечательно срифмовано!
А, представьте, что… это текст не Тютчева, а неизвестного автора, без даты, и никто не знает, сколько лет было
этому человеку в день написания.
И… как воспринимать тогда все эти метафоры про «отжившие сердца», «золотые времена» и «заговорившие вновь жизни»?
Ведь романс воспринимается только потому, что конкретно Тютчев представляется… уже пожилым человеком,
хотя в стихе указаний на этот факт нет.
Есть и другой факт, весьма забавный.
Тютчев фактически… переписывает стих Пушкина «Я помню чудное мгновенье» 1825 года
(и на него тоже М. И. Глинка в 1840-м году романс написал).
Только если Саша честно истерил и маялся один (без «мы») воспоминаниями да бесконечными галлюцинациями
(рефрен «и вот опять явилась ты» надоедает жутко и очень быстро),
то Федя решил как бы… как бык на прогулку сходить, - то группой, то один, - чтобы якобы в реальности погулять с бабушкой.
Но получилось всё абсолютно то же самое, особенно концовка, практически дословно:
У Пушкина: «…И для него воскресли вновь…
И жизнь, и слезы, и любовь»
У Тютчева: «…Тут жизнь заговорила вновь…
И та ж в душе моей любовь!..»
Разница моментально обнаруживается лишь в… жуткой глухоте Тютчева к слову, к ритму, к музыке...
И не более того.
И после всех вышеперечисленных примеров как относиться к факту, что этот абсолютно глухой, безграмотный дядя занимал
должность… старшего цензора, а потом и председателя в министерстве иностранных дел – более 15-ти лет !?
Что конкретно рецензировал или цензурировал этот… «тайный советник», вообще не знавший, что такое «качество стихосложения»
и что такое «искусство слога» в принципе.
Писал бы свои «поэзии» на французском что ли, - не так тоскливо выглядело бы.
Хотя и это - вряд ли.
Кто-нибудь знает ответ на вопрос, - как присыхают к таким бездарям определения «великий русский поэт»,
«непревзойдённый мастер лирической поэзии» и тому подобные?
Откуда это берётся? На основании чего?
И… - самое главное! – зачем это всё внедряется школьникам?!
Кто инициатор сих припечатываний? «Кружок Белинского»? Или два бездаря-охотника - Некрасов с Тургеневым?
Может быть – целое Министерство образования? Методисты и составители учебников литературы?
Кому-то это выгодно разве?
Чем?
Ведь дети – хотя ещё ничего не понимают… - верят!
Ещё - более чем хрестоматийный пёрл Фёдора, в который… никто не вчитывался, наверное, никогда (!):
«Нам не дано предугадать,
(везде, всюду бесконечное «НАМ»!
Федя, скорее всего, и девочке Денисьевой по ночам прямо в очи шептал так: - «как бы НАМ сейчас вас… забрюхатить»)
Как слово наше отзовётся,-
(у кого конкретно наше коллективное слово должно вдруг «отзываться» и чем? и… зачем об этом нужно гадать-предугадывать?)
(Тютчев! Слово может быть только частного человека! коллективного, группового, «нашего» слова быть не может!)
И нам сочувствие даётся,
Как нам даётся благодать...»
(1869)
(это что – аксиома? “нам” даётся благодать и сочувствие кем? - богом, сатаной, или кем-то ещё, кто на слова наши отзываться должен?)
А в 1866-м году он репетировал ещё бОльшую чушь на ту же самую тему:
«Когда сочувственно на наше слово
Одна душа отозвалась -
Не нужно нам возмездия иного, - / Фёдоры! А зачем всем «вам» нужно возмездие какое-то в принципе? /
Довольно с нас, довольно с нас...» - / здесь точно так же - четыре раза “наше, нам, нас, нас” + “одна душа” /
/ За это надо… в морды дать
Тем, кто «поэтами» зовётся:
Четыре раза (!) «НАМ» писать
В строфе… лишь федям удаётся!
Средь графоманов целый лес.
“Великих тютчевых” найдётся,
Но Федя… - был и остаётся -
Какой-то… “групповой балбес” /
Наверное, благодаря навязыванию и тиражированию подобной графоманщины миллионы людей машинально,
абсолютно бездумно произносят зачем-то слово - «сочувствую» или «соболезную»,
якобы ещё и «благодать» при этом ощущая.
Способен кто-нибудь дать толкование глаголу “сочувствовать”?
То есть... чувствовать одно и то же синхронно, параллельно, сразу двум или нескольким людям – это как?
К примеру, ребёнок голод чувствует, и говорит вам слова - «есть хочу!»,
а вы ему… возьмите, да и… выразите своё «сочувствие», да ещё и благодатью упейтесь.
Или вы сильно чувствуете сами, что… уже невмоготу и в туалет пора, а некто замечает это,
и спешит сказать – «а позвольте… и я вам сейчас посочувствую».
Или вы чувствуете жару и поэтому снимаете одежду, или спать хотите и потому ложитесь, а вам тут же говорят – «сочувствуем вам».
Ну, благодать ведь какая, – совместное, групповое чувствование!
Великий Тютчев сам сказал: «нам даётся сочувствие» - то есть каждому человеку (!),
ведь никак не предугадать – чем же «слово наше отзовётся».
Так что ли?
Чем является это бессмысленное слово «сочувствую», кроме как свидетельством беспредельного лицемерия того, кто им пользуется?
Может быть, врач, вместо того чтобы залечить вам больной зуб, должен сказать – «ах! как я вам сочувствую!»,
и прослезиться ещё для полной благодати.
Поэзия может быть только в единственном числе.
Местоимения «нам», «наши», «нас», «мы» в стишках употребляются только по причине… трусости.
Когда автор прикрывает множественным числом полное отсутствие честности, ответственности за свой текст.
Он спешит как можно скорее крикнуть - «А я… такой же… как вы, мои дорогие! Оцените меня скорее, как и я вас ценю!».
Ещё пример глупости от Феди:
«И жизнь над нами тяготеет
И душит нас, как кошемар...» - / а «кашевар» интереснее был бы здесь /
(1873)
/ А над читателем довлеет
Какой-то тютчевский кошмар /
С чего вдруг Тютчев выдумал, что «нас душит жизнь»?
Если она якобы “душит” его самого, то что мешает написать эту глупейшую метафору в единственном лице? –
«Жизнь надо мною тяготеет и душит, как какой-то… кашевар», например.
«Увы, что нашего незнанья
И беспомОщней и грустней?...» - / сие внезапное признанье всего у тютчевых верней! /
(1854)
/ всего грустней и беспомОщней – ведь ударения нет мОщней! /
Вот это и есть подлинное тютчевское рифмоплётство, то есть абсолютно безвкусная, бездарнейшая ахинея.
Никакой музыки, никакой просодии, ни элементарного чувства меры и ритма в сочетаниях слов:
почти всё тютчевское либо тяжелопроизносимо, либо нечитабельно вообще, но смысла лишено напрочь.
Глухота «Великого Феди» проявлялась практически в каждом опусе чуть ли не построчно.
Вчитайтесь, если сможете, в это хрестоматийное нечто с… кривыми ударениями:
«Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои - - / а то ж узнают все про чувства, и станет всем ужасно грустно… /
Пускай в душевной глубине
Встают и заходЯт оне
Безмолвно, как звездЫ в ночи, - - / а разве плохо было бы написать, к примеру, – «безмолвно, звёздами в ночи», и не мучить язык? /
Любуйся ими - и молчи.
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя? - / глупый Федя Тютчев! сЕбя пОйми лучше! /
Поймёт ли он, чем ты живёшь? - / сам знает каждый – чем живёт, и ложь от Феди не поймёт /
Мысль изречённая есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи,- - / какой… нежно-лиричный глагол – «взрывать»! да тут Днепрострой, не иначе! /
Питайся ими - и молчи. - / в диетическом меню ресторана «Сапёр» - “Ключи невозмутимые” - от подрывника и шеф-повара Феди! /
Лишь жить в себе самом умей - - / в других не нужно, Федя, жить, по морде можно получить /
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонЯт лучи,-
Внимай их пенью - и молчи!..» - / не нужно есть в ночи ключи, я то всё разгонЯт лучи…! Ох, Федя, лучше замолчи !…/
(1830)
Это Тютчев хотел фирменный стиль выдумать что ли – и стал менять ударения? ЗаходЯт, разгонЯт, как звездЫ…!
Зачем так коверкать русский язык? Ради какой художественной выразительности?
Тютчев рекомендует «питаться ключами», но по возможности «не взрывать» что-то.
И питаться… молча!
Что конкретно не нужно «взрывать», дабы не «возмутить ключи»?
Федя! - Дичь!!
Никто не в состоянии понять, «чем ты живёшь», Федя, так как твои опусы – ложь.
И что за дикая ахинея – постулировать вдруг, что всякая изречённая мысль ложна?!
То есть – в принципе, всё изречённое - ложно!
Ну так заткнись тогда первым, Федя!! И молчи!
Глупый Тютчев случайно прочёл или услышал строчку от Лао-Цзы, но ничего не понял.
В оригинале “Tao Te Ching” текст такой – “Дао изреченное не есть Дао”.
Но смыслы такого уровня Феде не доступны.
Хотите ещё пример образцовой фигни от «великого» ФИ…?
Пожалуйста, - такого «добра» у него просто… моря – наслаждайтесь, пробуйте сами на вкус, на цвет…:
«Поток сгустился и тускнеет,
(странный глагол – «тускнеет», если уже «сгустился», ведь «сгустился» – означает «более сочный, плотный, насыщенный»)
И прячется под твёрдым льдом,
(это о селевом потоке речь? тогда почему робко «прячется», а не сметает всё, и лёд тем более?
И… только у Феди лёд ещё бывает «мягкий»?!)
И гаснет цвет, и звук немеет
(у потока гаснет цвет? (!), то есть… Федя описывает поток цветной воды со звуком!? О! Это цветное шоу «поющие фонтаны»… во льдах?)
В оцепененье ледяном,-
(судя по всему – резкое похолодание так вдохновило Тютчева, что он аж… оцепенел вместе со всеми словами, и цвет погас!)
Лишь жизнь бессмертную ключа
(Фёдор! у тебя ж только что всё оцепенело во льдах…(!) ну так… с чего опять потекло-то? глобальное потепление?)
Сковать всесильный хлад не может:
(вот теперь ясно! это течёт поток цветного и густого фреона от компании «DuPont», но… фреон лет на сто позже придумали, однако)
Она всё льется и, журча,
(Федя! Проснись, оцепеневший! Слова «поток» и «ключ» мужского рода, а у тебя теперь «она»! «Он всё струится…» - так хотя бы нельзя было?)
Молчанье мёртвое тревожит.
(у Тютчева и «живое молчание» запросто получилось бы – а тут целая жизнь льётся, «бессмертная и журчащая»!
наверное, бывает «жизнь смертная»)
Так и в груди осиротелой,
(слово «сирота», Феденька, означает ребёнка, чьи родители умерли, а вовсе не твои рёбра, отделённые от тебя почему-то)
Убитой хладом бытия,
(на полярной льдине рёбра морозишь что ли, Fyodor ты наш Konyukhov? С убитыми хладоном пингвинами дрейфуешь при минус 70, челюскинец?!)
Не льётся юности весёлой,
(на тему «льётся из организма или в нём» физиологи пусть диагнозы ставят - « как у феди во груди пролилося юности…»!)
Не блещет резвая струя,-
(«под ним струя светлей лазури» уже была: ну… синькой обмочился парус, ну так что ж теперь! То ж Лермонтов, как и Федя - великий!)
Но подо льдистою корой
( “как под льдистою корой был… какой-то геморрой”, ой! )
Ещё есть жизнь, ещё есть ропот -
(ну да,… Федя, а куда ж твоему цветному фреону деваться-то? ропчи уж… как холодильник)
И внятно слышится порой
(Тютчев к слову глух беспредельно! - «внятно» означает чёткую речь, дикцию, артикуляцию, но никак не процесс слушания!)
Ключа таинственного шепот!»
(с какого бодуна вдруг цветной сгущённый поток, он же ключ, он же «она» таинственно зашептал/а?)
(1830-е годы)
Нет, Федя, это вовсе не аллегория про «бессмертную жизнь», как ты надеялся.
Это, скорее, отрыжка аллигатора, - то есть некая уже несъедобная хрень, которую ты вымучивал никак не полминуты.
Что такое «хлад бытия»?
Почему он «убивает осиротелую грудь»?
Конечно же, сочинять про «блестящие струи юности да осиротелые груди, убитые хладоном», могут и тайные советники,
особенно в министерстве иностранных дел – никто не возражает.
От скуки канцелярского бытия и не такое настрочишь.
Рифмовать «весёлой / осиротёлой», наверное, было забавно.
И строчка «в груди осиротёлой не льётся юности весёлой» - апофеоз смысла и русского языка!
То есть – вот эти образцы русской словесности являются непревзойдёнными?
Это и есть то, что следует изучать, писать сочинения, диссертации, помнить наизусть,
конференции собирать, какое-то мерзкое слово «тютчениана» придумывать?
И заставлять школьников насиловать себя такими опусами?
Ведь вся приведённая в этой статье ахинея от Ф.И.Тютчева собрана кем-то в хрестоматии для школ!
Этим всем действительно восхищались современники Тютчева?
Да?
Современники – то есть все эти самозваные критики – вроде бездарнейших Некрасовых с “Современниками”,
хваливших Федю на страницах журнала.
А кто-нибудь читает стихи Некрасова добровольно?
Вот эти, к примеру:
«Долго не сдавалась Любушка-соседка,
Наконец шепнула: "Есть в саду беседка,
Как темнее станет - понимаешь ты? .."
Ждал я, исстрадался, ночки-темноты!...»
Или:
«Охти-мне! часто владыку небесного
Я искушала грехом:
Нутко-се! с ходу-то, с ходу-то крестного
Раз я ушла с пареньком
В рощу... Вот то-то! мы смолоду дурочки,
Думаем: милостив Бог!
Раз у соседки взяла из-под курочки
Пару яичек... ох! ох!...»
(1862)
Или вот этот шедевр:
«Где твое личико смуглое
Нынче смеется, кому?
Эх, одиночество круглое!
Не посулю никому!
А ведь, бывало, охотно
Шла ты ко мне вечерком,
Как мы с тобой беззаботно
Веселы были вдвоем!
Как выражала ты живо
Милые чувства свои!
Помнишь, тебе особливо
Нравились зубы мои…»
(1855)
В 1856 г. Некрасов писал другу охотнику Тургеневу: -
«О книге моей пишут чудеса, голова могла бы закружиться... Неслыханная популярность,
успех, какого не имел и Гоголь...» (!)
А это “поэтические шедевры” друга охотника Тургенева:
«На твой балкон взобраться снизу
Я не могу, краса моя!
Вотще к нему вздымаю руки,
Его достигнуть мне нельзя!
Балкон высок — нет мне опоры,
Но ты на помощь мне приди...
Хоть бы струну с твоей гитары,
Хоть ленту сверху мне спусти…»
(1868)
«Что тебя я не люблю -
День и ночь себе твержу.
Что не любишь ты меня -
С тихой грустью вижу я…»
И т. д.
Ну, понятно теперь всё, - как же Некрасову не хвалить Тютчева!
Скажите, а… кто так не писал?
Ведь так «поэтично» ежедневно испражнялись в своих альбомах все скучающие барышни,
все поручики, все лицеисты, все служащие всех канцелярий…
На французском, русском, немецком…
Вот только не посылали эту чухню в журнал к Некрасову.
И особенно лихо получались у них метафоры про ледяные или живые струи в осиротелых грудях…
Так почему бы всех этих писарей не назвать тоже “великими поэтами” и “русскими гениями”,
а все их альбомы с гербариями, вензелями и голубками - образцами лирики?
Даже у Пушкина, при всей его небрежности и даже пошлости (Смотрите статью «Я вас любил. И вслух, и на бумаге»),
нет такой дичайшей белиберды и безграмотности, как у Тютчева.
У Саши никакие «Мы» не “любят убийственно”, никто ”ключи не ест и не взрывает” ничего,
и “в тень дышать не углубляется густую…”.
Нет у Пушкина такого – «зреет золотистый баснословной былью»…
Пейзажи в «Евгении Онегине», к примеру, абсолютно легки, но и предельно точны.
«… Короче становился день,
Лесов таинственная сень
С печальным шумом обнажалась,
Ложился на поля туман,
Гусей крикливых караван
Тянулся к югу: приближалась
Довольно скучная пора…»
Это написано просто, нежно, точно, легко, музыкально и… понятно, то есть русским языком - это называется Поэзия!
А после глубочайшего Баратынского как мог Фёдор гнать свою… глухую ахинею?
Скорее всего, Тютчев читал только доносы в канцелярии, но никак не произведения Гёте и не поэзию Баратынского,
или хотя бы стихи друга-Пушкина.
Саша Пушкин тоже «мыкать» любил - использовал «МЫ», но крайне редко.
К примеру – в том же «Онегине»:
«Чем меньше женщину мы любим,
Тем легче нравимся мы ей…»
Но это точность, которой нет ни в одном стихе Тютчева! - речь у Саши о “Женщине” вообще, -
а ФИ всегда писал только о своих личных встречах по ночам с малолетками.
Вот что писали о Фёдоре некоторые «деятели», и сами наплодившие «великие стихи»,
да такую же, не менее «великую прозу».
«Но самое важное отличие и преимущество Тютчева, это всегда неразлучный с его поэзией элемент мысли.
Мыслью, как тончайшим эфиром, обвеяно и проникнуто почти каждое его стихотворение.
Большею частью мысль и образ у него нераздельны. Мыслительный процесс этого сильного ума,
свободно проникавшего во все глубины знания и философских соображений, в высшей степени замечателен.
Он, так сказать, мыслил образами. У него не то, что мыслящая поэзия, - а поэтическая мысль;
не чувство рассуждающее, мыслящее, - а мысль чувствующая и живая.
От этого внешняя художественная форма не является у него надетою на мысль, как перчатка на руку,
а срослась с нею, как покров кожи с телом, сотворена вместе и одновременно, одним процессом: это сама плоть мысли»
(«Биографический очерк» - М. 1874)
Это настрочил сразу же после смерти Тютчева его… зять - человек по фамилии Аксаков.
Зять он был замечательный, наверное, - как не написать про тестя хвалебный некролог!
А сам И. С Аксаков вчитывался в «чувствующие мысли» Тютчева?
Ведь далее в той же статье он пишет: «Здесь кстати заметить, что точность и меткость качественных выражений
или эпитетов - важное, необходимое условие художественной красоты в поэзии».
Где конкретно нашёл он у Тютчева… точность и «качественные выражения»?
«Взрывай ключи, питайся и молчи» - это точно? Это мысль вообще?
Или «дышал он углубленный в тени, слушая горе, в эти чудные мгновенья» - качественно выражено?
Или «облак дыма»,… «вдали от любви», или «бог, отнимающий воздух»,
или «геба пьяная с орлом» - это… «глубины знания и философских соображений»?
Господин А. А. Фёт (Шиншин) (1820-1892) – тот самый, что «пришёл с приветом рассказать, что солнце встало…»,
писал о Тютчеве:
«В сыртах не встретишь Геликона,
На льдинах лавр не расцветёт,
У чукчей нет Анакреона,
К зырянам Тютчев не придёт….»
/ Молодец, однако, Фёт, - точно знает, что несёт! А несёт он нам привет, дядя Афанасий Фет! /
Ну… как тут не вставить пару опусов самого Афанасия (можно любые выбрать – не промахнёшься!):
«С бородою седою верховный я жрец,
На тебя возложу я душистый венец,
И нетленною солью горячих речей
Я осыплю невинную роскошь кудрей.
Эту детскую грудь рассеку я потом
Вдохновенного слова звенящим мечом,
И раскроет потомку минувшего мгла,
Что на свете всех чище ты сердцем была» (!) / от такой жути в духе стивена кинга… «народ безмолвствует» /
(1884)
* * *
«С гнёзд замахали крикливые цапли,
С листьев скатились последние капли,
Солнце, с прозрачных сияя небес,
В тихих струях опрокинуло лес.
С сердца куда-то слетела забота,
Вижу, опять улыбается кто-то;
Или весна выручает своё?
Или и солнышко всходит моё? - / травка зеленеет с солнышком небес, Афанасий тихо… опрокинул лес…/
(1883)
* * *
«Средь клёнов девственных и плачущих берёз
Я видеть не могу надменных этих сосен;
Они смущают рой живых и сладких грёз,
И трезвый вид мне их несносен…» - / то есть… девственные клёны и плачущие берёзы – алкоголики?? /
Ну и … так далее.
А ещё нетрезвый член Афоня Фёт был корреспондентом Петербургской Академии Наук!
Как и Федя – главным цензором МИДа.
Да. Вот они какие… - наши крутые парни!
В. Я. Брюсов (1873-1924) так изощрялся в хвалебной статье:
«Поэзия Тютчева принадлежит к самым значительным, самым замечательным созданиям русского духа,
исходную точку мировоззрений Тютчева, кажется нам, можно найти в его знаменательных стихах,
написанных «По дороге во Вщиж»:
«Природа знать не знает о былом, - / абсолютно пустая строка, просто… набор слов /
Ей чужды наши призрачные годы. - / эта ещё хуже! А наши непризрачные годы не чужды? О чём это? /
И перед ней мы смутно сознаем - / очень смутно сознавал Федя всё, что создавал… /
Себя самих - лишь грёзою природы. - / опять какие-то все «мы» сознаём себя перед природой… «грёзою природы» /
Поочередно всех своих детей, - / раз, два, три, четыре, пять… - Феди вышли… пописать /
Свершающих свой подвиг бесполезный, - / Дети! Помните! Подвиги нужно совершать только… полезные! /
Она равно приветствует своей
Всепоглощающей и миротворной бездной» - / ?!! - “without comments” /
(1871)
Валерий Яковлевич, активно потреблявший морфий, а позже и героин,
сам был… «замечательным символистом» и даже «учителем поэтов».
Поэтому и… набор слов о том, что «дети подвиги свершают бесполезные, но их всё равно
природа миротворной бездной приветствует» возбуждал его несказанно, похлеще наркотиков.
Да и… начхать ведь на то, что «дура природа знать не знает о каком-то былом… и ей всё чуждо,
но она же всё равно всех детей приветствует, и даже поочерёдно…».
Вот оно - «Самое значительное создание русского духа»!
Это ж “ваащще ж ништяк” полный! Ой! То есть это - “во вщиж по дороге”.
В. С. Соловьёв (1853-1900), испив скипидару и смочив им обильно одежду и волосы,
как-то написал в панегирике любимому рифмоплёту:
«В изображении всех этих явлений природы, где яснее чувствуется её тёмная основа, Тютчев не имеет себе равных».
И приводит образец:
«Не остывшая от зною,
Ночь июльская блистала,
И над тусклою землёю
Небо полное грозою
От зарниц всё трепетало.
Словно тяжкие ресницы,
Разверзалися порою.
И сквозь беглые зарницы
Чьи-то грозные зеницы
Загорались над землею»
(1851)
Это оно и есть – то самое, несравненное!?
О чём этот стиш, не имеющий равных себе? О том, что летней ночью бывает гроза?
И всё?
Да, это, несомненно, чуть лучше, чем какая-то муть с проливаниями громокипящих кубков
в голубом небе – хотя бы уже потому, что здесь нет орлов недокормленных и пьяных геб.
Но нет и ничего, кроме указания на то, что ночами бывают грозы и молнии, только выражено это сказочными метафорами.
Да, если небо «полно грозою», то зарницы неизбежны.
И… что?
Кто-то сомневается что ли?
То есть – это и есть великая поэзия?
Так ведь у каждой барышни в альбоме такое было – про грёзы, розы, мимозы, грозы, морозы… ресницы, ницы, зарницы,…
трепетало и прочее что попало…
Соловьёв, а… что такое «тёмная основа природы»? Или есть ещё у природы какая-нибудь «основа светлая»?
Аксаков, почему вдруг ночью земля… “тусклая”, ведь очень темно, мокро и резко ярко иногда – при молнии,
то есть как раз всё очень контрастно? Это - «точность» по-вашему?
Брюсов, что «значительного» в этой пасторальке ни о чём?
Или вот это – тоже… «непревзойдённое» стихо (?):
«Не в первый раз кричит петух;
Кричит он живо, бодро, смело;
Уж месяц на небе потух,
Струя в Босфоре заалела. - / затр…ал всех живой петух – аж месяц от тоски потух /
Ещё молчат колокола,
А уж восток заря румянит; - / да, Федя, так как есть заря, то ночь уже прошла… не зря…/
Ночь бесконечная прошла,
И скоро светлый день настанет. - / а после ночи день бывает – то ж Федя всем напоминает /
Вставай же, Русь! Уж близок час!
Вставай Христовой службы ради! - / хрень пишет Федя каждый раз, и перепачкал все тетради /
Уж не пора ль, перекрестясь,
Ударить в колокол в Царьграде? - / крестился Фёдор каждый день, а чушь писать было не лень /
Раздайся благовестный звон,
И весь Восток им огласися! - / какой глагол из ряда вон ! зато великолепна сися ! /
Тебя зовёт и будит он,—
Вставай, мужайся, ополчися! - / сгрузи всех Тютчевых в вагон, и… на дорожку помочися /
В доспехи веры грудь одень,
И с богом, исполин державный!.. - / тут в рифму «северный олень» да Илья Муромец пожарный /
О Русь, велик грядущий день,
Вселенский день и православный!» - / наш Тютчев Феденька исправно писал такую дребедень ! /
(Ноябрь 1849)
/ О чем сей бред?
О петухе?
Христе с босфорною струёю?
Зачем же школьникам во вред
Ум забивать такой чухнёю?
Кого будить, кому вставать?
В доспехи одеваться веры… (?!)
Мозги ведь могут опухать
От чтения такой химеры!
Пора б учителям не лгать,
А, к лучшим обратившись книжкам,
Сказать девчонкам и мальчишкам:
- НЕ НУЖНО Тютчева читать! /
* * *
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Только стремление к качеству языка, к его предельной точности делает человека Человеком.
Человек вообще существует только в языке!
«Владением языком называется способность ясно мыслить и писать на этом языке стихи.
Однако попытки стихосложения обычно не имеют никакого отношения к слову «Поэзия».
В лучшем случае получается только рифмоплётство.
Можно сказать, что количество людей, владеющих поэтическим языком, практически равно нулю»
«И теперь и в дальнейшем, я думаю, имеет, смысл сосредоточиться на точности вашего языка.
Старайтесь расширять свой словарь и обращаться с ним так, как вы обращаетесь с вашим банковским счетом.
Уделяйте ему много внимания и старайтесь увеличить свои дивиденды.
Цель здесь не в том, чтобы способствовать вашему красноречию в спальне или профессиональному успеху -
хотя впоследствии возможно и это, - и не в том, чтобы превратить вас в светских умников.
Цель в том, чтобы дать вам возможность выразить себя как можно полнее и точнее;
одним словом, цель - ваше равновесие.
Ибо накопление невыговоренного, невысказанного должным образом может привести к неврозу.
С каждым днем у человека меняется многое, однако способ выражения часто остается одним и тем же.
Способность изъясняться отстает от опыта. Это пагубно влияет на психику.
Чувства, оттенки, мысли, восприятия, которые остаются неназванными, непроизнесенными и не довольствуются
приблизительностью формулировок, скапливаются внутри индивидуума и могут привести к психологическому взрыву или срыву.
Чтобы этого избежать, не обязательно превращаться в книжного червя.
Надо просто приобрести словарь и читать его каждый день, а иногда - и книги стихов…»
(Joseph Brodsky (1940-1996) - "Speech at the Stadium", 1988, Ann Arbor, Michigan)
Да! Только “книги Стихов”!
Но ни в коем случае не… Ф И гню Тютчева!
*
/4 ноября 2014/
*