Был сорокаградусный мороз. С неба лил дождь как из ведра. А я громко топал по улице, проваливаясь в раскаленный песок. На крыше росли большие деревья. На них расселись разные животные: козы смешно качают копытцами, бегемоты сидят на ветках и пищат что-то, кобры и удавы скачут с листочка на листочек, сверкая кожей на солнышке, бобры точат зубы на самой верхушке, готовые раскусить само небо.
Но мне некогда любоваться этой идиллией, я очень не тороплюсь по своим главным неотложным и чертовски неважным делам.
Окна дома справа, который постепенно тонет в болотной трясине, сияют ярким инфракрасным светом. И в темноте, которую создает небо надежно укрытое черными тучами, этот свет режет глаза так сильно, что хочется еще и еще.
Но я быстро мчусь боком на скале, размеренно перебирая ногами. Ноги как ладоши хлопают друг по другу, и от этого становится тепло и радостно в измученной дождем душе.
Там сзади за спиной пропасть, дно которой не видно, потому что оно всё покрыто бурной растительностью из длинных острых колючек. Даже отсюда снизу вершины пропасти видно как тверды эти колючки, как они огромны и напоминают своими размерами и цветом жало злобного трутня.
Уже прошел час и семьдесят одна минута, как я лечу ракетой в обратном направлении, промчав уже три метра и двадцать восемь миллиметров. Прохожие завидуют моей неимоверной скорости. Им кажется, что я сейчас взлечу самолетом и как белый синекрылый вертолет уплыву в открытый космос, блеснув напоследок перед взором близкого наблюдателя яркой ультрафиолетовой искрой огня. А от этого огня тело сразу покроется красивым рябым желтым загаром, как у металлического танка, сделанного из пластилина.
Мне стало страшно от того, что зеленый танк покрытый пупырышками стал поворачивать свою пушку в мою сторону. Заржавевшая башня скрипела и сминала тонкую бумагу. Неожиданно на танк прыгнул маленький синенький муравьишка. Несчастный танк заплакал – его смяли, как мороженое в морозильнике.
Но мне совсем некогда смеяться над этими детскими радостными слезками, поэтому мое лицо перекосило в нежной злобе. Моя улыбка помогла малышу дождаться чужую пьяную маму, которая позаботится, чтобы он никогда не нашелся. Она отведет его к злому пушистому космонавту, чтобы он из межзвездного пространства позвал любимого папу.
И здесь всё улаживается, - подумал я, шлепая по массивному танку босыми ножками в босоножках. Как же теперь жить?
Наверно, хорошо быть одноклеточной амебой – она легко решает свои проблемы, у неё много разных удовольствий, её все любят. А человеку плохо: все его обижают, толкают, тянут, несут, кричат, дымят, моют, лезут и т.д.
Рядом со мной взорвалась хлопушка, рассыпая крупные бумажные кусочки и меня.
Пора просыпаться.