Betula szaferi 27

Михаил Садыков
Глава двадцать седьмая
Гонората


Poniedzialek (понедельник)

Moj wspaniawy Otto!  Забавный, сварливый Медвежонок! Ты в тот день велел принести целую гору фиалок, и оставить их у моей кровати, пока я спала. Я в тот день надела розовое, под стать фиалкам. Но ты этого уже не увидел. Как это было давно! Восемь лет назад. Целая вечность.

Храбрый австрийский вояка, рубленный саблями и прошитый пулями в многочисленных битвах. Ты покорил сердце юной польки, семнадцати лет отроду, не своими подвигами, а своим веселым нравом, грубоватыми солдатскими шуточками и бесконечной нежностью ко мне.

Таких девушек как я, в Старо Мясте полным полно, я была из них самой бедной, но Отто выбрал меня. Впервые выйдя в свет, я была ослеплена обилием великолепных мужчин. Статных, красивых и богатых. Но все они едва замечали меня, поскольку победа над моими невеликими бастионами не принесла бы им ни славы средь друзей, ни денег в кошеле.

Как часто мы не принимаем любви тех, кто искренне нас любит, и тщимся обрести внимание лестной нам персоны, что воротит от нас нос. Об этом говорила мне моя покойная матушка на смертном одре, когда мне было лишь двенадцать. Как часто не принимаем мы чужой любви только из-за того, что нам кажется, что мы достойны большего. И здесь, - говорила матушка, - здесь сразу два греха. Ты творишь кумира из того, кто ослепил твои глаза, и это есть первый грех. И преисполняешься гордыни, отбрасывая великий дар, посланный Господом. И это есть грех второй и главный.


Господь равно любит нас всех, и посылает каждому из нас того, кто искренне нас любит, дабы чрез любовь этого человека снискали мы любовь божью. Чтобы ни случилось, - говорила мне моя матушка, - чтобы ни случилось, сколько бы людей не говорили тебе, что ты уже никому не нужна, не верь! Каждый человек хоть кому-то нужен в этом лучшем из миров.


Отто не только посватался ко мне, но и погасил все векселя моего отца, ибо хозяйство наше после смерти матушки пришло в совершеннейший упадок. Он продал пожалованное ему австрийской короной имение, погасил наши долги, и выделил денег в приданное двум моим младшим сестрам. Я узнала о том только после его смерти. Мы переехали в Краков, и  счастливо прожили с ним три года. Он умер внезапно, надевая к обеду свой парадный мундир – в тот день к обеду мы ждали местного старосту.

Доктор Мёгель сказал, что из раны вышел старый кусок картечи, и загородил ток крови. Любила ли я его? Я так часто задавала себе этот вопрос. Особенно в первый год после его смерти. И сейчас я отвечаю – да. Да, я любила моего Отто, моего саксонского медвежонка. Сегодня день его памяти. Я снова надену розовое. И снова возложу на его могилу букет розовых фиалок.  Мой бедный Отто… Впрочем, мне ли судить, кто из нас теперь беднее…

Wtorek (вторник)

Краков, модный салон, и этот старый еврейский пройдоха М… Подумать только! Поначалу этот пан М. даже надумал встать надо мною некоего рода покровителем. Вторичное замужество, о котором часто грезят лихие вдовушки, слишком мало времени возбуждало мой разум. Присмотревшись к М., я решила, что он может быть весьма полезен.

«Торговля культурой – это вам не галантерея! Хоть и не без галантереи тоже!» - часто говаривал М. Ах, мои усидчивые белошвейки! У меня молодой поляк, считающий себя модным и современным, не выезжая из Кракова, вполне мог чувствовать себя таковым. Всё это он находил у меня. Саксонские кружева, английские подштанники, и модные французские идеи Эгалитэ, сделали своё дело.


И да, конечно же, самый модный парфюмер, мсье Анри К., убежавший из зловонного и бурлящего Парижа, и снабжающий меня своими почти французскими ароматами. Две трети доходов, пан М. забирал себе. Это длилось чуть больше года…


Я лишь вчера решила завести дневник. Мысли роятся, воспоминаниям несть числа. Вчерашний день изрядно утомил меня. Продолжу завтра.

Кстати, М. предложил мне переехать в другую комнату. С чего бы это? Не стала даже смотреть.

Sroda (среда)

Волна удачи настигла меня два года назад. Господь сподобил меня убедиться в силе женского естества. И пусть твердят злые языки о том, что женщина дарована миру Диаволом! Пусть! Станется с них! То пишут старые замшелые неудачники, не познавшие радостей любви, восторгов побед, и сладости сдачи в её плен. Племянник самого К., молодой Ю-А, посетив Краков, видно из чистого любопытства посетил мой салон! Я не сдавалась почти две недели, но чрез две недели, он оказался под моим острым каблучком!


И с того момента всё переменилось! Я выкупила у пана М. его долю в нашем предприятии, и теперь сам М. платит мне за возможность своих знакомцев быть мне представленными! О, этот красавчик Ю-А! Яркая стекляшка, любитель бордо, блондинок, и завзятый дуэлянт! Он влюбился в меня, как школяр. Мой ветреный Ю-А! На время ветер в твоей красивой голове поутих, и ты стал моим.


Всё, чего бы я ни смогла просить, всё тотчас же бывало им исполнено. Он даже запретил у нашего дома утреннее движение и устлал отрезок пути по Медовой улице, что под моими окнами, толстым слоем соломы, дабы треск экипажей и стук каблуков не мог потревожить меня. Ты распорядился еженощно убирать старый слой, но лишь выкладывая новый, чтобы дурной запах не тревожил моего носа.


Мой салон, освещенный столь громким именем, стал внезапно прибежищем художников и литераторов, и юных, и знаменитых. Мой дом стал желанным местом для издателей, мелочных и расчетливых, и для покровителей искусств, недоступных снобов. Мой салон стал мостиком между этими двумя берегами. 


Общество столь блистательное никогда прежде не окружало меня. Обилие талантливых мужчин, льстило мне и кружило голову. Видит Бог, я никогда не изменяла моему Ю-А. Почти никогда. Гораздо реже, чем о том судачат пустые языки. В душе, Господи, я всегда была ему верна. (Хоть он, по правде сказать, редко отвечал мне подобным). Все мои мимолетные и невинные увлечения совершеннейшим образом не в счет!


Дева Мария будет мне свидетельницей и заступницей – я всегда раскаивалась в своих крошечных грехах!


Chetvreg (четверг)

Да! Теперь всё иначе! Лишь только я повстречала Его, ураган страсти унес меня без оглядки, сожалений и раскаяний.

Нет сил писать более. Окончу завтра.


Piatek (пятница)

Матка Боска! Я люблю его! И ничего не могу с собою поделать! Я всего лишь слабая женщина, и мне навеки суждено быть единственно рабою того, на чем держится мироздание.


Истинное женское естество наше, дарованное Господом, оно лишь дарует всему жизнь. Ибо Любовью всё крепится, всё зиждется, всё прощается, и во всякий миг рождается наново. Любовь превыше всего пребудет. Превыше предвечных сестер её, Надежды и Веры. Ибо из Любови всё возделывается, а что без Любви сотвОрено, то не живо. И лишь в Любови сама Жизнь пребывает.


Я молилась еженощно, и Господь даровал мне способ, которым я смогу быть рядом с моим возлюбленным.


Sobota (суббота)

Моё сердце в величайшем восторге и смятении! Молитвы и проклятия поочередно сменяют друг друга во след того мига, когда я увлеклась этим С. Поелику, тот С. был причиною той Роковой Встречи. Встречи с тем, о ком я молила Господа все эти годы.


Порой мне кажется, что всё это сон и бред, но лишь услыша его голос, сердце моё трепещет, кружИтся голова, и пылает тело.


Как всё странно…


Niedziela (воскресенье)

Дева Мария! Помоги мне! Я знаю, как я привлеку Его благородное сердце! Я дам ему то, что поможет ему на Его пути! Это не кража! Упаси Бог! Этот странный молодой пан Б… Я дала этому юноше столько любви, сколько смогло вместить его неопытное сердце.


Я уеду одна. В ночь, чтобы ни один пес не знал, куда и зачем я направляюсь. Я свято верю, что Мой избранник оставит меня рядом с собой хотя бы из благодарности. Его большое благородное сердце не позволит ему поступить иначе.


Жду не дождусь того момента, когда я вновь буду гладить его непослушные волосы и его милый вздернутый нос.



Записи на этом прерывались. Иосиф из Херсона, а ныне новоявленный Берек Йоселевич из Вроцлава, в который раз перечитал все записи в дневнике. Два раза их перечитал и пан М. Пан М. стоял в домашнем, даже не скинув ночного колпака. Отблески свечей делали его морщинистое лицо еще старше, чем оно казалось при свете дня.

- И что Вы скажете?

- Во-первых, как это к Вам попало?

- Она… То есть, пани Гонората, оставила меня ночью. Этого прежде никогда не было. Не мешкая, я побежал в ее дом, но застал ее комнаты пустыми, и только за оттоманкой в розовой спальне я нашел это…

- Розовая спальня… Хм… Вы и её знаете? Поздг’равляю Вас, молодой человек! – Пан М. хитро прищурился и подмигнул Иосифу-Береку.

- ???

- Что тут скажешь, ускакала краля. Убёгла кобылка.

- Ах!  Оставьте! Я, – Иосиф отмахнулся от неуместной казарменной шутки, - я не всё здесь понял.

- Что ж тут непонятного-то?

- О ком здесь речь? Одни инициалы, а имен нет.

- Это, друг мой, дневник, а дневники пишут не для публикаций.


Иосиф, он же Берек Йоселевич, испустил возглас отчаяния.

- Да Вы не тушуйтесь, юноша! Мне, положим, здесь всё понятно. «Медвежонок» - это первый муж Вашей коханочки. «М.» - это, конечно, я. «Ю-А» - это, понятное дело, Жозеф-Анри Понятовский, племянник короля Польши, и любовник пани Гонораты. Странный господин Б. – это Вы, милейший, ибо Вы здесь Берек!  Осталось выяснить, кто же эти пан С., и благородный пан с курносым носом. Похоже, у нашей любезной пани новая пассия. Ведь Понятовский отнюдь не курнос, даже, напротив, имеет предлинный нос с горбинкой. – Пан М. тихо рассмеялся. Покачивая головой. – А что, собственно, Вас  так беспокоит?


- Я отдал ей Венец Болеслава. Рассчитывая, что она передаст его молодому Понятовскому, своему любовнику. Она сама обещала мне, что отдаст его тому, кто возродит Великую Польшу. Но теперь вижу, что она собралась отдать венец вообще неизвестно кому.


Добродушное лицо пана М. мгновенно преобразилось. Благостность и безмятежность мгновенно слетели, как осенние листья с мостовой. Глаза превратились в узкие щелочки. Пан М. быстро окинул взглядом гостиную, в которую ввалился, ни свет ни заря, этот длинноногий пан.


- Нужно снарядить погоню. Мне понадобится пара человек, лошади, и… И я не знаю, кто этот… К кому она поехала. Ни камердинера, ни служанки в доме нет, и нет со вчерашнего утра. – Иосиф-Берек нахмурился, и глубокая складка пролегла между его густыми бровями.


- Поди, сыщи в Польше курносого пана, -  Пан М. надул щеки, и шумно выдохнул воздух и обхватил голову руками.

Продолжение: http://www.proza.ru/2015/11/04/1875