Папские земли. Аббатство святой Луизы.
Унылый, навевающий меланхолию скрип колеса. Мерно покачивается в такт хлипкая телега. Старая колея разбита, как и сама дорога, едва выдерживая вес. Того гляди пойдет трещинами, как прошлое, породившее эту магистраль. Кобыла осторожно выбирает дорогу, минуя разбросанные булыжники, лениво постукивая подковами. Цок, цок. Цок, цок. Взгляд животного с толикой надежды смотрит по сторонам. Оставленная человеческой рукой, предоставленная матери, посадка зарастает, местами покрываясь непролазными дебрями. Сечас бы во-он к тому кустику, пощипать, потереть бока о жесткие сучья. Так нет же. Приходится тащить убогую телегу. Что б она развалилась на этом месте! Да в довесок двух двуногих.
"Меня сейчас всего колотит, - тянется Рихард к собеседнице. - Даже верится с трудом. Ты будешь смеяться, но я вчера боялся ложиться спать. Что если это сон? Я проснусь собой. Свиньи, сенокос, топор да дрова, путь до колодца. Мне даже трудно объяснить как все сжимает, давит. Но теперь я маг. Маг..."
Всегда так необычайно, погружение в другого человека. Вернее даже не погружение. Нечто непонятное из слов святых отцов о браке и семье. Когда не двое, но один. Даже сейчас. Едешь по дороге, солнце то как печет, а хочется одеться теплее. Холодный осенний ветер пронизывает... нет, не тело - душу. Смотришь на дерево, понимаешь, вот оно, расцветает всеми красками. А перед глазами кружатся в последнем танце мертвые, пожелтевшие листья.
Ее эмоции. Холод, смерть.
Рихард сростается с девушкой. С незнакомой девушкой, растворяясь, влюбляясь каждый день все сильнее. Не кто она, от куда, даже как зовут. Ведь это и не нужно. Их души сплетены невидимыми, неразрушимыми узами.
"Теперь многое смогу изменить, - продолжает беспечно болтать юноша. - Не только для себя. Просто изменить. Не знаю даже как объяснить. Сделать мир чуточку лучше. Вернуть людям веру в справедливость. В настоящую справедливость, а не ту, что вписана в книги угодные лишь лордам".
Рихард останавливается. Вслушивается в ритм сердца, дыхание души. Что-то не так.
"Почему ты плачешь?"
"Рихард..."
Впервые девушка пытается закрыться. Будто пряча накатившие слезы упавшими на лицо волосами. Бесполезно. Узы нерушимы.
"Война", - выдыхает наконец она.
"Война?"
"Она питается мной. Просто откусывает кусок за куском, будто дикий зверь. Вокруг столько эмоций. Страх, боль. И ненависть, ненависть, ненависть"
Аббат Бернард оборачивается. Беспечно, просто скользнув взглядом по пошатывающемуся колесу. Разумеется, мальчик вызывает опасения. Следить в оба, а лучше и того больше. И дело вовсе не в проснувшемся Даре. Не в том духе воспитан Рихард. Нет в нем гордости и тщеславия. В взрощенной на легендах прошлого голове есть юношеский максимализм, тяга к справедливости.
Монах вновь оборачивается, украдкой глядя на подопечного. Все тот же взгляд. Будто звезды мерцают в карих глазах. Смотрит по стлронам, а видит невидимое. Видит мир сквозь душу таинственной девушки. Именно она, не пророчество, не Дар магии, заставляют Бернарда потерять покой. Кто же она? Уж явно не выращивающая репу селянка. И пусть монах более не пытается влесть в голову юноши, уверен - незнакомка не из простолюдинов.
Взмывает ввысь испуганная птица. Насторожившись, Бернард натягивает вожжи, всматриваясь в чащу. Даже Рихард возвращается в себя, обеспокоенно приподнимаясь.
Со вздохом облегчения встречают вернувшуюся разведку. Один из монастырских ополченцев скачет на разгорячонном коне. Остановленное животное все еще перебирает копытами, в нетерпении теребя гривой.
- Ни следа, - ополченец подмигивает ободряюще перетрусившему Рихарду.
С мальчонки не смеются. Даже Бернард не демонстрирует чудес стойкости. На то есть все основания. На дорогах крайне не спокойно и без крепкого отряда опасно высовывать нос. Местный архиепископ активизирует патрули из городской стражи, но это если и помогает, то лишь частично. Аббат и сам не уверен, что познания в священной магии помогут справиться с напастью в одиночку.
О банде бытует масса слухов. Через пару поколений кто-то из бардов не побрезгует щегольнуть словоблудием. И потекут сказания о благородных детях леса, что грабят богатых и отдают бедным. Сейчас под нож увы попадают как бонатые, так и бедные, а добро благополучно оседает в разбойничьих карманах. Налеты дерзки и очень хорошо спланированы. Бандиты будто прозорливцы минуют ловушки, с нюхом волка хватая добычу там, где их не ждут. Констебль не раз озвучивает мысль, в лесах скрывается не только толпа отморозков с кольями и топорами. Да и не только в лесах. Кто-то же сливает информацию.
Не менее подозрителен и легендарен лидер бандитов. Молва готова видеть обедневшего аристократа, разжалованного военного. Хотя кличка Гаст, хозяин, возвращают в далекие, считай забытые времена еретических войн. Именно так звали лидеров многочисленных ячеек вольнодумцев. Но вряд ли кто из них дожил до наших дней. Бернард готов видеть в том блаж, возможность подзадорить церковников.
- Пшла! - оторвавшись от размышлений, аббат понукает неспешно жующую травку кобылу.
В коротком ржании несчастное животное выражает все. И что думает о попотчевавшем бока хлысте, и о предстоящей дороге и самом аббате. Но с места трогается.
До придорожной таверны добираются к вечеру. Раскрасневшееся солнце как раз укутывается за горизонт, когда "Веселый Джо" раскрывает объятия перед путниками. Таверну не меняют ни годы, ни войны. Как и прежде, основатель Джо смотрит на путников с большой картины у стойки. Статный, хозяйственного вида мужчина, с бородой без усов, довольно объемного телосложения. Четверо братьев, потомков основателя, окружают главный зал вихрем рабочей суеты. В углу весело пиликает скрипка, вставляя трели в гудение волынки. Смех, звучат тосты и здравицы.
- Преподобный, - искренней приветливостью сверкает глазами Грег, светловолосый конопатый парень, младший из братьев.
Он как раз ставит компании батарею кружек и, вытирая руки о фартук, спешит к аббату. Руки церемонно складываются под благословение.
- Вам как обычно? Сейчас же распоряжусь на счет ночлега. Молельная комната открыта.
Не то, что бы братья уж больно религиозны. Так спокойнее. Вспышки прорыва Тьмы предраспологают к определенной параное.
Благодарно кивнув, Бернард и слуги удаляются для молитв. Воздать Безначальному за безопасный путь. Рихард остается в зале, заказав ужин. Хорошо прожаренная на топленом сале картошка с фазаньей грудкой и овощами. "Веселый Джо" славится отменной кухней и репутацией. Тут можешь быть уверен, вместо обещанного кролика не подсунут облезлую кошку.
Миловидная девушка, с только созревающей под блузкой грудью раскладывает тарелки. Глазки так и сверкают.
- Спасибо, - даже не взглянув в ее сторону обронил юноша, уткнувшись в книгу.
Та оскорбленно фыркает, теряя интерес.
Чтение как всегда уносит сознание. Табачный дым кажется поднимающимся под атакующей кавалерией столпом пыли. Разгульная кабацкая мелодия - грозным маршем шагающей пехоты. Впору представить себя, в краствых сверкающих доспехах, да на лихом коне. Или уже не так? Мантия, низко опущенный капюшон, срывающиеся с посоха заклятия.
Парень пытается нарисовать возникший перед взором образ. Даже улыбается, оторвав взгляд от страницы. Представленное определенно нравится. Лишь бы голову не вскружило. А то, что судьба носителей Дара далека от мечтаний, как-то забывается. Далеко не все, вошедшие под своды Академии ученики получают полновесный посох. Узка и терниста дорога, так легко оступиться. Для некоторых судьба сельского знахаря, лечящего чири, ярмом ложиться до конца дней. Боевые маги волочат службу в армии, мало чем отличаясь от замызганных солдафонов. Лишь единицам открыта дорога из красного кирпича, ведущая в покои придворных чародеев.
- Ах, как можно жевать столь чудесное мясо без пива, - раздается голос над самым ухом.
Звук заставляет отвлечься. Довольно неприятная персона, не понравившаяся с первого же взгляда. Очень поношеная серая одежда, местами покрытая засохшей грязью. Худощавый мужчина далеко за тридцать. Впалые, покрытые щетиной, щеки, бегающие наглые глазки и такая же улыбка. Точно крыса.
- Знаешь, - продолжает распинаться незнакомый тип. Садится рядом, кладя руку на плечо Рихарда (факт, что тот пытается отодвинуться нисколько не смущает), - братья продают отменное пиво. Не доверяют горлдским пивоварням и правильно делают. Те вечно норовят разбавить сей нектар небес. Братья варят сами. Нет ничего ничего лучше их темного, но у меня как на зло ни гроша в кармане...
Чего-то такого Рихард и ожидает. Никогда не понимал подобных, с позволения, людей. Да как-то и не стремится, стараясь просто избегать. Вот и сейчас юноша пропускает болтовню мимо ушей, в надежде, что попрошайка отстанет. Взгляд в сторону часовенки - скорее бы вернулись.
Оборванец между тем заглядывает через плечо паренька. Улыбка становится еще шире, но взгляд... Вмиг перестает походить на жулика.
- Узнаю руку монаха Францыска, - неожиданно выдает он. - Оригинал. Довольно редкая вещь, творения братьев ордена Молчание не часто встретишь в придорожной таверне.
Глаза Рихарда готовы вылезти из орбит, что весьма веселит собеседника. Тот берет из рук парня книгу, перелистывая на иллюстрацию. Миниатюра штурма крепости. Довольно детальная. Хорошо прорисованно вооружение и принцип действия осадных механизмов.
- Интересуетесь военным делом, молодой человек? - быстрый взгляд на замершего от изумления Рихарда. - Тогда не советовал бы начинать с Францыска. Хороший слог, поэтичный и легко четаемый, но, - незнакомец перелистывает несколько страниц, - монах не военный. Часто путает название машин и не разбирается в многоходовках маневров. Но главное совсем другое. Сознательно или по приказу Церкви тут искажены факты.
- Какие же интересно? - Рихард не замечает, как увлекает речь собеседника, прогоняя былую неприязнь.
- Битва в Бабочкиной долине. До сих пор Западноземелье и Папское государство считают ее гордостью и победой, переломившей хребет Темному Лорду. Истинна увы далека от написанного тут. Папе действительно удалось убить генерала Тщеславие и опрокинуть фланг. А в центре тяжелоя княжеская пехота втоптала в землю легковооруженных казаков. Но северяне сильно вырвались вперед и оказались обстрелянны с двух сторон. А затем зажаты подоспевшими морскими налетчиками нордами. Когда же в битву вступил сам Властелин, папа был сильно ранен, бросок рыцарей утух. Королевские маги сильно перетрусили, боясь один на один выступить против Лорда. К утру следующего дня на совете светлые в спешке отступили, оставив дорогу на столицу Священный город открытой.
Рихард от изумления открывает и закрывает рот. Невероятно! Немыслимо! Темная Война кажется священной и незыблемой историей. Юноша с детства зачитывается рассказами о храбрых паладинах, повергающих в прах порождения ада. А битва на Бабочкиной долине любимейшая тема. Рихард считает, что прлчитал все имеющиеся книги и знает все. Или уже знал?
Обьединенное войско светлых сил. Король Аларих, князь (тогда еще независимая страна) Свендослав, папа Аэций Третий. Против них сам Темный Лорд и восемь учеников, павших колдунов, принявших имена восьми смертных грехов. В честь битвы сотканы гобелены, написаны поэмы. В храмах в памятный день поют особые гимны, а на площадях волшебники пускают огненное шоу. И каждый ребенок знает, именно тогда доселе несокрушимая армада Вламтелина дала трещину. Пал Тщеславие, мясник и детоубийца. Остатки рассеянного войска метались по стране, терпя плражение за поражением. В бездну канули все, лишь Блуд, упав на колени, вымолил прощение у Его Преосвященства папы Аэция.
Но что, если странный бродяга не выдумывает? И Бабочкина долина еще одно горькое поражение Альянса. В хрониках нет ни намека, что темные дрстигли стен Священного города.
На немой вопрос, так и не назвавший имени человек лишь подмигивает. Мол не все и не сразу.
Стук упавшей деревянной миски заставляет обернуться.
- Что не так? - ревет басом старший из братьев, закатывая рукава. Мышцы так и бугрятся. Такими ручищами подковы гнуть, а не снедь разносить. - Еда не по вкусу?
На сидящих за спиной, Рихард еще бы и час не взглянул. Серые мышки в таких же серых плащах. Усталые, покрытые дорожной пылью, доселе молча смотрящие на дно кружек с вином.
- Еда была бы отлична, - один из них откидывает капюшон, демонстрируя русые, очень хорошо ухоженные волосы и бороду, - если бы таверна не пропахла псиной!
При этих словах он и спутник вскакивают, скидывая плащи. Зал ахает и замирает, обрывается милодия в гробовой тишине. Белые одежды с золотым шитьем, шпоры на сапогах. На бедре молодого настоящий меч, какие Рихард видел лишь на картинках. Бородач сжимает боевой молот, испещренный рунами и тускло мерцающий.
"Паладины!" - догадывается молодой человек.
Никем другим быть не могут. Причем рыцари смотрят как раз в сторону, где размещается юноша.
Шкрябает о пол отодвигающаяся табуретка. Рука касается плеча юноши, как-то покровительственно и с заботой. Незнакомец выходиь вперед. Руки на виду, открытыми ладонями к рыцарям. Мол, вот я, бейте, хватайте. Кажется, что боятся священным воителям? Бородач собран, будто натянутая тетива. Взгляд через сщуренные глаза следит за малейшим движением. Лишь дергает бровью, приказывая молодому держать дистанцию.
- Надо же, какие чистюли в таком месте, - собеседник Рихарда хихикает. Красный язычок нервно облизывает губы. Предстоящая драка будто опиумный дурман заволакивает незнакомца.
Молодой человек в испуге делает шаг от безумца. Где-то нутром понимает неправильность происходящего. Возможно и до посетителей доходит. Одна из служанок открывает рот. От ужаса крик глохнет в глотке. Все застывают, не в силах оборвать оцепенение.
Лишь истеричный смех прокатывается по залу. Человек разводит руки, будто блаженный в молитвенном экстазе. Голова задрата, в глазах безумте. Кажется вот-вот лопнут.
- Считаете себя вершителями судеб? - продолжает вещать незнакомец, голос звенит уверенностью и фанатизмом. - Палачами Безначального? Да вы просто надутые болваны!
Последние слова вырываются со звериным рыком. Застывший Рихард с трудом верит глазам. Человек меняется. Осанка сгорбленная, с диким ревем распахивает пасть, полную клыков. Чернеют когти на заростающих шерстью лапах.
- Оборотень! - визжат из глубины комнаты.
Тут то все и срывается. Крики, меняющиеся на вопли. Посетители бросаются к двери. Через головы летит табурет, выбивая окно. Какой-то мужик тянет за волосы опущую матом женщину. Та первой, подобрав юбки, прорывается к спасительному проему. Через опрокинутые столы, через голрвы или по головам. Никто не замечает, но один так и остается лежать. Фигура в белой рубахе распластана лицом вниз, на полу растекается багровая лужа.
Лишь четверо продолжают стоять. Паладины, перевертыш, да вжавшийся в угол Рихард.
Оборотень, полностью преобразившийся, проводит взглядом разбегающихся. Но даже не делает попыток наброситься. Существо, полностью контролирующее внутреннего зверя, уникально. Похоже потому рыцари и медлят, до последнего изучая повадки твари.
- Осторожнее, Гилберт, - гудит басом голос старшего, удрбнее перехвптывающего молот.
- Знаю, Десмон, - меч поет песнь, покидая с шелестом ножны. Звенят колокольчиком оживаюшие на клинке руны.
Молодой первым делает шаг к все еще неподвижному противнику. Удар с разворотом, вкладывая в замах вес тела. Благо пустой зал позволяет размахнуться. Клинок описывает дугу, намереваясь распороть волколака от ключицы до паха. Свист стали, ответный рык. Темная тварь поразительно проворна. Оружие лишь чудом размтнается с жертвой и вот уже Гилберту приходится пятиться, уворачиваясь от когтей.
С хеканьем, Десмон размахивается молотом. Магия раскаляется, навершие вспыхивает ослепительным сиянием. Сноп молний тянется к боротню. И снова ничего. Стрела света тухнет в покрывшем перевертыша мраке.
Рихард продолжает зовороженно смотреть. Не в силах пошевелиться, кажется не дыша. Противники мечутся по залу, осыпая друг друга ударами и заклинаниями. Крушатся столы и стулья, тлеет выжженное на стене пятно.
- Рихард, мальчик мой! - раздается срывающийся старческий голос.
Про отца Бернарда то и забыли.
Аббат пояаляется по среди зала. В воздетых руках священный символ Безначального, испускающий волны света. За спиной свита, готовая прикрыть господина сталью и телами.
- Беги ко мне. Живо!
Мальчик, пригинаясь, петляя зайцем, бросается к монаху. На какой-то миг кажется не успеет. Когтистая лапа едва не хватает за шиворот. Лишь меч Гилберта заставляет зверя отшатнуться и упустить добычу.
- Ты почему тут..., - начал было разьяренный не на шутку аббат, - а ну прячься, кому велено!
Насмерть перепуганный Рихард молчит, как немой. Лишь не мигая смотрит на оборотня. Тот стоит, тяжело дыша. Всклоченная, местами опаленная шерсть стоит дыбом. Бугрятся мышцы на монучем теле. Тварь смотрит на Рихарда. Пристально и кажется с удивлением. Хотя кто обращает сейчас на то внимание.
Издав злобное рычание, перевертыш бросается вперед. Яркая вспышка заклинания, собачий визг, полный боли. Молодой человек на миг зажмуривается. Но едва раскрывает глаза, оборотня след простыл. Лишь разбитая в хлам таверна.
- Сбежал, - Десмон с грохотом ставит тяжелый молот на пол.
Рука шарит в кармане в поисках платка, пот так и струится по лбу.
Постепенно в "Веселый Джо" возвращаются звуки. Кто-то зовет кого-то. Скрипит дверь и первая любопытная физиономия протискивается внутрь. Ойкнув, тут-же исчезает. Во дворе то и дело кричат братья. Естественно реч о убытках. Наконец обращают внимание на зарезанное тело. Находке вторит женский плач.
- Ты чего творишь? - злобно сверкает глазами отец Бернард, тряся юношу. - Почему не сбежал?
Рихард никак не придет в себя. Из уст не сходит ни слова.
Взгляд монаха теплеет. Прижимает по отцовски юношу, гладя по черным волосам.
- Главное ты цел. Побудь тут, я сейчас.
Бернард выходит, переступая через обломки барной стойки. Ту в щепки разнес оборотень, упав всем весом. Старший паладин как раз покидает таверну. Уж больно громко негодуют братья. С последними аббат тоже хочет переговорить.
Рихард ловит на себя взгляд Гилберта. Молодой паладин подмигивает крестьянскому сыну.
- Ну ты как, малец? - весело говорит он, будто и не было страшной драки.
Юноша останавливает взгляд на рыцаре.
"Малец? - удивленно думает он. - А ведь мы почти ровесники"
И все же трудно найти более не похожих людей. Лицо паладина светлое и открытое, взгляд чуть ироничен. Рихард наоборот, будто вытесан из камня. Но так или иначе голос Гилберта помогает юноше справиться со страхом.
- Все хорошо... спасибо, - мальчик только теперь понимает, что лицом к лицу разговаривает с благородным, да еще памазанным на службу самим папой, - мой господин, - поспешно добавляет он.
Рыцарь смеется. Кажется смотрит на простого паренька иначе. Совсем не как остальные. Просто как на человека. Равного. У Рихарда просыпается глубокое уважение к священному рыцарю. С вернувшейся уверенностью улыбается в ответ.
"Когда ни будь я стану таким же, - думает он. - Я стану паладином"