ГЛАВА 45
КНИГА. ПАДЕНИЕ И ПОЗОР — ТОЛЬКО ЛИ СЛЕДСТВИЕ ВНЕШНИХ ПРИЧИН?
Перед Николаем Иннокентьевичем нарисовалась историческая картина павшей Византии. Вот уже на развалинах монархии Константина учреждена латинская империя, которая жестоко била по патриотическим чувствам ромеев — ведь старый глубокий антагонизм никуда не делся, а ненадежное государство латинян только усиливало его.
Новый император мог, несмотря на враждебность и отвращение греков, по воле католической церкви назначить православного патриарха из числа западных епископов, учредить на земле ромеев латинские монастыри, и даже мечтал
подчинить Риму восточную церковь. И такие попытки продолжались в течение двух столетий…
Земсков очень остро чувствовал — словно сам был византийцем,— как они страдали от вытеснения из самых важных сфер жизнедеятельности, от жестокой эксплуатации, как тяжело было православному священнику исполнять свои религиозные обязаности, так как католические вожди, думали только о том, как бы, воспользовавшись затруднениями и бедствиями ромеев, заставить Православную церковь вступить в союз с Римом, подчинить ее папству, и делали для этого все возможное: пускали в ход и подкуп, и щедрые посулы, обещали кардинальские шапки влиятельным православным священникам, а в отношении колеблющихся использовали влияние итальянских «гуманистов»...
Перед мысленным взором Николая Иннокентьевича предстал и позор Византии 1369 года, когда в Риме ее император Иоанн V принял католичество.
Земсков встал и стал расхаживать взад и вперед по комнате. Мысли его склонялись к тому, что все происходившее после принятия императором католичества, очень живо напоминало времена не столь далекие российские. Ведь тогда в Византии значительно обострились и без того имевшие место распри между действительно православными и латинофилами. Ядро последних составляла придворная знать, часть феодалов, часть высшего духовенства и значительная часть интеллигенции. Последние императоры из дома Палеологов поддерживали их, а порой и возглавляли. Они во всем ориентировались на Запад, возлагали на него все свои надежды, надеялись, что Запад защитит Византию от угрозы турецкого нашествия, которая с каждым годом становилась все сильнее. А Запад и перед этой и для него самого угрозой не отказался от разрушения Византии, от превращения ее в свою вотчину. И это при всем том, что он не имел достаточных сил и единства для отпора туркам. Поэтому объективно позиция латинофилов вела на путь измены и, хотя они всячески от этого отмахивались, составляла единый фронт с имевшими место быть и в немалом количестве (это в православном-то государстве, да с величайшими угрозами с двух сторон!) туркофилами.
В православную же партию входила значительная часть высшего духовенства и большинство среднего, в ней было немало и богословов. Основной же ее опорой было монашество. Эта партия непримиримо выступала против сближения с Западом и церковной унии. Среди богословов первое место принадлежало знаменитому Марку Евгенику, митрополиту Эфесскому. Его сподвижником, а позднее преемником в качестве вождя православных был Георгий Схоларий, ставший позднее первым греческим патриархом в Константинополе во время владычества турок.
Священники и монахи проповедовали среди населения, большинство которого поддерживало православных, ибо было полно ненависти к латинянам из-за эксплуатации ромеев и подавления их самобытной культуры. Купечество и ремесленники страдали от засилья итальянцев, которые фактически вытеснили их из всех выгодных направлений деятельности и торговли с Левантом и Причерноморьем.
Но все-таки сил православной партии было недостаточно, и она не смогла сплотить народ для защиты от турок.
Николай Иннокентьевич присел к столу и, полистав последнюю часть рукописи, нашел место, где повествовалось о конце Византии.
«…И вот согласие на унию было достигнуто. В вопросах догматических и литургических Рим заставил ромеев признать католическое вероучение во всех основных пунктах и быстро добился от них согласия по всем спорным в течение пятисот лет вопросам. В народе многих архиепископов и епископов обвиняли в том, что на Ферраро-Флорентийском соборе они были подкуплены «врагами истинной веры». В послании афонских монахов русскому великому князю Василию II прямо говорилось, что император и византийское духовенство «какову мерзость въсхотеша очима своима увидети свою благочестивую веру продате на злате студным латинам…»*.
Вот такие были тогда дела…
Буря за окном не стихала. В комнату чрез завешенное шторами окно проникали лишь метущиеся тени и были слышны неутихающие завывания ветра. Николай Иннокентьевич, устало откинувшись на спинку стула, закрыл глаза.
«Почему, почему Византия погибла? Ведь она была оплотом Православия и большинство народа твердо стояло за веру и Отечество. Где причины?!» — напряженно думал он.
По часам, стоявшим на камине, было уже утро. Усталость навалилась на Земскова, и он задремал. Сколько так просидел в забытьи, не помнил. Но, когда очнулся от навалившейся дремы, стояла полная тишина, ветер стих и из окна пробивался солнечный свет.
И воображение вновь унесло Николая Иннокентьевича в те далекие времена, в день великого позора и начала окончательного крушения Империи, когда 6 июля 1439 г. в кафедральном соборе Флоренции состоялось торжественное заключение унии между католической и православной церквами. Греки в праздничных одеяниях во главе с императором подходили к папе, преклоняли колена и целовали ему руку.
Земсков полистал рукопись и прочел о том, что воспоследовало этому:
«…Возвратившихся в Константинополь народ встретил оскорблениями. Их открыто обвиняли в том, что они продали церковь и родину. И когда царь хотел исполнить договор, то возмущенный народ изгнал патриарха, бывшего другом Риму, и устроил мятеж под сводами Святой Софии…
А Запад, даже перед лицом угрожавших турок, по-прежнему думал не о защите Византии, а о ее покорении. И, в итоге, не сумев этого сделать, в нарушение договора отдал ее во власть туркам. Поэтому получается, что главную роль в падении Константинополя сыграли западные силы — католическая церковь и Венецианская с Генуэзской республики,— чьи действия против Византии, сопровождавшиеся грабежом и насилием, продолжались веками. Не меньшую роль сыграли прозападные настроения, во многом охватившие представителей государственной власти, феодальную знать, часть духовенства, в том числе и высшего, и, конечно, как всегда, значительную часть интеллигенции. Все это вместе взятое ослабило, обескровило Византию, сделало ее бессильной перед огромными, численно превосходящими ее турецкими ордами и решило исход решающей битвы. Империя была раздавлена беспощадными жерновами Запада и Востока, будучи изнутри изъеденной «ржавчиной» духовной измены, прямым предательством и своекорыстием, поставленным выше общих интересов…»
Николай Иннокентьевич прошелся по комнате, подошел к окну, раздвинув шторы, открыл его настежь и глубоко вдохнул свежий утренний воздух. На чистом голубом небе светило яркое солнце. Ничто, казалось бы, не напоминало о недавней буре. Но когда он посмотрел вниз, то увидел мостовую, усеянную досками, какими-то обломками, тряпками, видимо, когда-то бывшими бельем, обрывками бумаги, листьями и ветками. Был повален столб линии электропередачи, стоявший как раз рядом с его зданием, и довольно высокий дуб, росший напротив. А вот молодой каштан рядом с дубом остался цел и невредим.
В доме наискосок открылось окно, и солнечный луч, отразившись от стекла, брызнул прямо в глаза. Николай Иннокентьевич зажмурился…
«От одного ли борения с Западом погибла Византия?— по-думал Земсков.— Безусловно, агрессия в военном, духовном и экономическом плане была мощной. Но ведь если мы стоим на христианских позициях, то должны согласиться с тем, что сказано в Священном Писании: "Ни один волос не упадет с головы человека без соизволения на то Всевышнего"**. А уж тем более, если дело касается целого народа и государства.
Можно, конечно, особенно сейчас, когда Россия рухнула под очередным западным напором в лице Германии и Австро-Венгрии, отмести все негативное, что писалось и пишется об Империи ромеев. Но не получается ли в таком случае, что «всякая сосна своему бору шумит»? Не получается ли, что защищаясь, мы прегрешаем против истины? Конечно, верна и пословица: «Будь бела как снег и чиста как лед, и все равно люд-ская клевета тебя очернит».
Но ведь были же бесконечные междоусобицы и дворцовые перевороты. Были же те, кто предпочитал союз с турками прекращению вражды, кто предпочитал ценою измены спасти свою, хоть какую, но власть. И понятно, что не могли объединиться латинофилы и греки-ортодоксы. Но не секрет и то, что в империи, среди тех и других, расцвели махровым цветом пороки и коррупция. Чиновники научились “добирать” недостающие, по их мнению, доходы из карманов просителей. Заграничные товары бесконтрольно продавались иностранцами. Пошлина в казну практически не платилась — мзда шла в карманы чиновников. Это привело к разорению собственных ремесленников и производителей. Были и ханжи, считающие себя совершенными христианами и ревнителями веры. А были и такие, кто во время военной опасности вдруг объявляли, что хотят постричься в монахи. Многое стояло уже не на добротолюбии и благочестии. Внешне все было правильно, а внутри у многих — пустота и духовная расслабленность. «Сами друг перед другом величаются, а другого чтоб унизить ни во что не вменяют... хитрейшие обманы делают... с кичливой надменностью ... грех да соблазн и вере поношение…»*** Это истинному последователю веры — таковые еще оставались — видеть было оскорбительно.
«Да, орудиями испытующих, а по мере непрохождения испытаний, и разрушающих сил становятся и павшие»,— подумал Николай Иннокентьевич.
Земсков быстрым шагом подошел к камину, взял лежавшую на кресле рукопись и, сев за стол, быстро стал писать на чистом листе окончание, ибо вдруг понял — еще не в деталях, может быть, не до конца, не совсем ясно, но по сути — что могло спасти Империю Ромеев, несмотря на все то, что было по отношению к ней извне и с ней внутри:
«Нужно быть сильным и вовне, и изнутри государством. Но даже при превосходстве в вере, знаниях, культуре и цивилизации необходимо сохранять доброжелательность и уважение ко всем окружающим странам и народам, тем более, исповедуя Православную веру. Показывать даже врагам своим пример любви и вести себя так, как учит Писание. Прощать и благословлять, учить и воспитывать, прежде и более всего, нужно тех, кто далее от истины и любви. Их нужно просвещать. При этом, не теряя собственной духовности, собственного сокрушенного перед Богом, смиренного сердца и любви к человеку, не отворяя двери своей души гордыне, ханжеству и фарисейству, не ставя личное выше общего, особенно в минуты опасности для страны и народа, создавая прочные духовные преграды греху и пороку. Как сказано: «С преподобным преподобен будешь, с неповинным неповинен будешь, с избранным избран будешь, а со строптивым развратишься»****. И еще, не закостеневать в своем величии, а учиться у всех, в том числе и у «варваров», и меняться. Сохраняя веру, традиции и силу, совершенствоваться, постоянно находиться в развитии, чутко реагируя на зовы времени, чтобы не отстать, не окаменеть и не переломиться, как тот «закостеневший» в своем величии и глядящий свысока и с презрением на окружающие деревца старый дуб, ставший жестким и переломившийся под порывами бури. В то время как молодой, еще «легкомысленный» и по-варварски «самонадеянный» каштан устоял…»
Утомленный работой, но довольный, Земсков аккуратно по-ложил рукопись в ящик стола. Полный радужных надежд он прошел в спальню и, стараясь не разбудить жену, лег в постель. Бессонная ночь и напряжение мысли дали о себе знать, и Николай Иннокентьевич сразу же, как только голова его коснулась подушки, забылся глубоким беспробудным сном.
* Послание прота и иноков Афонской горы к великому князю Василию Васильевичу о правоверии Восточной церкви и суемудрии Западной по случаю Флорентийского собора. — «Летопись занятий археографической комиссии за 1864 г.» СПб., 1865. Приложения, стр. 29.
** Новый Завет. Святое благовествование от Матф., 3:18.
*** Н.С. Лесков. Запечатленный ангел. Избранные произведения в 2-х т. Т. 2: Повести и рассказы.— М.:Литература, Мир книги, 2005.- 464 с.— (Золотая серия. Русская литература). С. 87.
**** Священное Писание. Псалтирь, гл. 17, ст. 26 — 27.
© Шафран Яков Наумович, 2015