Косыночкин работал. Второй час вглядывался в белизну открытого файла, надеясь рассмотреть в нем краски золотой осени. Получалось плохо. Нет, разумеется, представить картину полыхающего многоцветьем леса, довольно легко, но хотелось чего-то этакого, чтобы духом осени веяло от каждой строчки. Косыночкин напряженно закрыл глаза.
- Сидишь, погружаешься, - насмешливый голос вывел писателя из оцепенения. Свесив ножки, на мониторе сидела маленькая старушка. Синий рабочий халат, яркая косынка, блестящие калошки, все это было крошечным, игрушечным.
- Вы кто? – Косыночкин с трудом выталкивал слова.
- Кто, кто, - проворчала старуха, совершенно по-молодецки спрыгивая на стол, - тебе срифмовать или по форме представиться?
- Я требую объяснений…
- Ха, требует он. Ну слушай. Перед вами, любезный наш литератор, сотрудник клининговой компании муз «Экология вдохновения». О как! – в ручках гостьи откуда-то возник маленький пылесосик.
- Клининг, клининг, - напряженно вспоминал забытое слово сочинитель.
- Да уборщица я, если по-русски. Среди нас, муз, тоже эта вредность прижилась, свои понятия заменяем завезенными красивостями. Тьфу ты, прости Гармония! Нет, оно конечно, звучит, да смысла-то не меняет. Звучит. Стали много мы за звуками-то бегать, а вот делом заниматься желающих мало.
- Но что вы делаете, пардон, на моем столе?
- Что, что, не видишь что ли? Нафлюидят, не продохнуть, - старушка включила пылесосик.
Косыночкин с ужасом наблюдал, как с поверхности рабочего стола исчезали целые папки.
- Что вы делаете? Прекратите немедленно! По какому праву? Это мои произведения, они защищены авторским правом.
- Ух-ты, ах-ты, раскричался голубчик, - муза-уборщица выключила свой агрегат, - думаешь, я тут по доброй воле? Послали меня. Работаю-работаю, не покладая рук, а хоть бы кто спасибо сказал.
- Да кто вас послал?
- Гармония и послала. Думаешь, засоряете информационное пространство своими опусами, вымучиваете свои «нетленки», так и герои? Ох, милок, да кабы не мы, умерла бы Литература под грузом этого мусора, как есть погибла бы. Дышать ей нечем стало, захлебывается в этих розовых потоках банальностей, в этих пошлых красивостях. Вот сидишь ты второй уже час, погружаешься, а куда погрузился? То-то. Сходил бы лучше в парк, воздухом подышал, а я пока тут уберусь, - маленький пылесос опять заурчал.
- Прекратите немедленно. Музы-уборщицы, чушь какая-то…
- Чушь? А то, что вы натворили – не чушь? «В глубине черепной коробки шевельнулась мысль», «от девушки шла волна», «ночь накрыла черной вуалью», - продолжать? Эх, мельчают творцы, инженеры словесных форм.
- Я буду жаловаться! – Косыночкин задохнулся от гнева.
- Ох, сердечный, - уборщица ловко запрыгнула на плечо литератора, погладила натруженной рукой по редким, давно немытым волосам, - не убивайся так, голуба. Я же не все уберу-то, кое-что оставлю. Помнишь, как описывал первую встречу со своей женой? Сама плакала, когда читала, хоть и не люблю мемуары. А жаловаться, да куда же на нас жаловаться-то? Думаешь, я по своей воле тут хозяйничаю? Сослали меня.
- Как сослали, - у писателя даже слезы высохли.
- Так и сослали. Я, милок, приквартирована была к одному прозаику. Поэтов, знаешь ли, недолюбливаю с детства. Мне, дружок, важнее содержание, нежели форма. Эстетизма во мне маловато. А прикрепили меня к такому графоману, не передать. Что ни день – новые опусы и все в «золотых лучах» и «зеленой листве». А мысль-то на все рассказы одна: «хорошо быть хорошим и плохо быть плохим». Веришь ли, все зубы свои стерла. Я уж и сюжеты ему нашептывала, и образы неизбитые перед мысленным взором рисовала, и по ночам композицию перестраивала, чтобы хоть какой-то смысл появился, а все без толку. А тут еще спекуляцией занялся. Нет, я не против сильных переживаний, какая же литература без конфликта, без эмоций? Но ведь эмоции-то, милок, инструменты. Они чувства должны рождать. А этот клавиатурный ударник лишь свое тщеславие воспроизводил. В ход пошли и брошенные детки, и бездомные животные. Ползал мой подопечный по самому дну, выискивал самые слезоточивые сюжеты с одной единственной целью – возвеличиться над своими же героями. ВОЗВЕЛИЧИТЬСЯ! А литератор на то права не имеет. Не может он только осуждение рождать, он призван множить милосердие, понимание, желание помочь. Любовь, вот о чем стали забывать. Вот я и не выдержала – спалила компьютер, кладезь его графоманского бреда. Меня за то и сослали. Теперь вот каждый день по страницам бегаю, подчищаю. Так что не реви, голубчик, не реви.
И старушка опять включила пылесос…