Ссора

               
Тимофей и Настя уже больше месяца в ссоре.  Забылся сам повод конфликта, осталась только обида на свою половину, которую так любишь, а с её стороны такое непонимание.
И выползала, откуда  - то  горькая мысль: 
- А может быть, вся прожитая совместно жизнь, была с другой стороны сплошным притворством? Воспитывали  и растили детей, общие проблемы не давали разобраться в личных отношениях. Мелкие размолвки тут же гасились житейскими делами:  то сынишка нос расквасит, то дочка прибежит со слезами, то корова телится и многое, многое другое.
А вот теперь, когда дети разъехались, дом опустел и они остались один на один, что - то стало происходить.  Размолвки  складывались в общий ком, где то там, в дальнем уголке души, и из него вырастала жгучая, как молодая крапива, обида.
И вот всё это вылилось в большую ссору. Каждый из них думал только о себе, как о жертве, а воспоминания услужливо подбрасывали каждому горькие моменты из их жизни, где противоположная сторона была гонителем и агрессором.
Из любящих супругов они вдруг стали чужими, обиженными друг на друга  людьми.
Тимофей вспоминал все горькие обвинения Насти, в его сторону, обильно сдобренные слезами. Ему было больно за неё, за её глупые подозрения в его счёт, хотелось обнять, погладить, как обиженного ребёнка по голове, но не давала глупая  гордость.
- Пусть помучается, поплачет, может, поймёт, как и мне больно – думал он.
Эта же сила, шептавшая ему, что он хозяин и глава семьи,  заставила  сказать совсем не те слова, что он хотел высказать Насте.
- Нам нужно расстаться, так жить больше невозможно, ты ненавидишь меня, теперь я понял, что ты всю жизнь притворялась что любишь, а я доверял тебе, как ребёнок и вот оно прозрение.
- Что, нашёл другую, так и скажи, или всю свою смелость растерял?
- У тебя всегда не было доверия ко мне, твоё притворство хуже измены.
- Это ты притворщик, всю жизнь притворялся любящим мужем. Что кончилась твоя любовь?  А не ты ли мне говорил, что любовь никогда не прейдёт? Так, где же она, если ты уходить собрался?
- Помолчи о любви, когда любят, то ревностью не изводят любимого.
- Больно нужно мне ревновать тебя. До седины  дожил, а разума и совести не нажил.
- То, что я дурак, ты права, а вот про совесть не говори, лучше на себя её примерь – и взбешенный Тимофей выскочил из дома.

Тимофей решил уехать, куда глаза глядят. Он так и сказал Насте:
- Не знаю, куда я поеду, мне нужно пожить в другом месте среди незнакомых людей и собраться с мыслями. Детям ничего не говори пока, скажи, что по делам уехал.
 На железнодорожной станции он подошёл к кассе протянул две тысячи кассиру:
- Мне на восточное направление  до станции, куда денег хватит.
Кассир посмотрела на Тимофея, запоминая его лицо, и протянула билет до станции Саянская.

Это непередаваемое ощущение - ехать неизвестно куда, не знать, что ждёт тебя впереди. Тимофей, который привык  жить в полной ясности, следуя своим планам, вдруг выпал из общего потока размеренного и потому ясного,  спокойного образа жизни. Ему было непонятно, как случилось, что вот он взрослый мужик, имеющий уже внука, в трезвом рассудке,  вдруг бросил всё  и теперь едет в поезде непонятно куда и зачем.
- Пусть будет что будет, может милиция заберёт за бродяжничество, хотя, кажется, сейчас за это не забирают, но к Насте не вернусь, на поклон не пойду, не дождётся этого.

Рано утром проводник объявил, что поезд прибывает на станцию Саянская, где будет стоять тридцать минут. Тимофей взял свой рюкзак и вышел из вагона.
Станция и вокзал выглядели очень ухоженными. Во всём виделся какой - то мужской, армейский порядок. Покрашенные металлические  низенькие изгороди отделяли пешеходную дорожку от клумб с цветами, обложенными  побелёнными кирпичами. Деревья в небольшом парке вокруг станции тоже были подбелены известью на метр от земли.
Кирпичный туалет на две половины, стоящий недалеко от вокзала, сверкал чистотой и покраской не только внутри, но и снаружи.
 Тимофей  вышел на привокзальную площадь.
Здесь стояли припаркованные автомобили, на одни садились немногие прибывшие пассажиры из других вылезали приехавшие к поезду.
Тимофей присел на скамью и стал наблюдать,  как постепенно разъезжаются машины, пустеет стоянка и затихает небольшая станция, вновь погружаясь в сонное состояние.
-Помоги, милый, сумку поставить на скамейку - услышал он женский голос.
Обернувшись, увидел женщину лет семидесяти пытавшуюся поставить свою сумку на край скамьи.
- Что же ты, мать, одна в дороге,  да ещё и с таким грузом - спросил Тимофей, помогая поставить тяжёлую клетчатую сумку на скамейку.
- Так вот получилось, приехали сюда с подругой, она младше меня на десять лет, Анной её зовут, она здесь задержалась, а я вот в деревню теперь одна еду. Анна то меня удерживала, мол, погоди до завтра, вместе поедем, а у меня сынок дома Лёшка, пять лет ему, душа изболелась - вдруг чего набедокурит.
- Что - то поздновато  тебе, мать, для такого сына?
- Так ведь приёмный он мне, остался сиротой один одинешенек. Родители его сгорели пьяные в доме, а он бедненький выбрался из горящего дома и ночью ко мне первой прибежал, от испуга немым сделался, ручонками машет, в меня вцепился и тянет за собой, как собачонка, мол, пошли беда у нас.
- Ужас, какой..
- Родителей похоронили, а мальчонку в детдом оформляют, пока у меня живёт, я бы его у себя оставила, так не разрешают, тебя говорят саму пора в дом престарелых определять.
-Невесёлые дела выходит..
-Да, уж, веселья мало.
- И далеко до вашей деревни?
- Нет не очень, полчаса езды на автобусе, вот как раз через час и поедет.
- А как деревня прозывается?
- Колупаевка, небольшая деревушка, всего четырнадцать семей  осталось, а когда то большой совхоз был.
- Слушай, мать, ты меня на постой к себе не пустишь?  Пожить хочу здесь у вас, по хозяйству тебе смогу всё исправить, помочь. Человек я неприхотливый, могу и в сарае обосноваться.
- Зачем в сарае, две комнаты у меня, будешь с Лёшкой в одной жить, а я в другой. А ты чего это в глушь прячешься, может от милиции?
- Да нет. С  законом у меня всё нормально. От жены сбежал.
-Вот оно что. Что ж и такое  бывает. Дети то есть?
- Есть, уже внуку два годика..
-Выходит и у тебя не такие уж весёлые дела. Что ж поживём, авось, Бог устроит всё. Называй меня  Марией, а тебя как звать то?
- Тимофеем называй.

Деревня Колупаевка стояла у  небольшой речки, вдоль которой тянулась дорога  и огромные заброшенные  покосы. Потом потянулись поля, добрая половина из них тоже заросла бурьяном, в некоторых местах  сквозь него пробивались молодые берёзки и осинки.
-Чьи это поля? – спросил Марию Тимофей.
- А Бог их знает, наверное, ничейные, раньше совхозные были. Помню, работала на них, сейчас на пенсию живу, да ещё огород свой, коза, куры.
Дом у Марии казался крепким, хотя уже было заметно, что в нём нет хозяйской  мужской руки.
Познакомился Тимофей  с Лёшкой.   Худенький  с отросшими спутанными вихрами мальчишка прижался к Марии и настороженно глядел на Тимофея.
- Что, мужик, вместе жить теперь будем? Да ты меня не бойся, я не злой. А что это у тебя волосы такие длинные? Скоро репей к ним цепляться будет.
- Никак не хочет стричься, убегает, стоит мне только ножницы взять.
- А ты меня сначала подстриги, подровняй немного.
Пока Мария подстригала Тимофея, Лёшка сидел и смотрел на них, слушая весёлые истории.
Так и зажили они все вместе в одном доме, каждый со своим  прошлым.
Подружились Тимофей с Лёшкой. Тимофей  постоянно  что - то подправлял в доме, а мальчишка был рядом  с интересом слушая его рассказы про сына Тимофея, когда тот был таким же, как Лёшка.
Хотелось Тимофею, чтобы  Лёшка заговорил, и он часто в разговоре обращался к нему как бы невзначай с вопросом, но мальчишка молчал и только его глазёнки отвечали на все вопросы.
Зато с Марией было много разговоров. Мария сразу сказала Тимофею.
- Хочешь, обижайся на меня, хочешь, нет, пусть  ты и сам седой и поумнее будешь, но я тебе в матери гожусь и хочу тебе мудрые слова сказать. Из за гордости человеческой вся беда твоя.
Вот любите вы с женой друг друга, но каждый свою любовь превозносит выше, считает, что он любит больше и потому другой должен любить его так же. Нельзя любить за что то, любят просто так и тогда это и есть самая любовь.
Напрасно вы мучаете, друг друга недоверием, это вас смущает враг человеческий, он  больше всего любовь ненавидит.
Об этом часто задумывался Тимофей,  и выходило, что права Мария, она словно заглянула в его душу.
Прошло больше месяца, и Тимофей позвонил Насте. Он попросил у неё прощения и сказал, чтобы не беспокоилась за него. Рассказал , что у него всё в порядке, но есть ещё кое какие дела, которые задержат его здесь.
Этим делом  была судьба Лёшки. Тимофей очень привязался к нему, а ещё больше мальчишка. Лёшка следовал за ним тенью, иногда ухватив ручонкой  ладонь Тимофея. Всё чаще Тимофей приходил к мысли о его усыновлении.
Мария была согласна с ним.
- Лёшка любит тебя, он очень сроднился с тобой, а вот как он примет твою жену. Захочет ли уехать с вами?
Тимофей  разговаривал  по телефону с Настей, предлагая ей усыновить мальчика. Настя всплакнула, узнав о его судьбе, и обещала приехать.  Лёшка прислушивался к разговору.
- Вот что, Лёшка, получается, надумали мы с женой взять тебя к себе сыном. Что ты на это скажешь?
Мальчик  обхватил Тимофея руками за шею и прижался к его щеке, он глазами  выказал свою радость.
Оформление  документов на усыновление растянулось ещё на месяц. Когда приехала Настя её встречали у автобуса Тимофей с Лёшкой. Настя вышла и обняла Тимофея. Они стояли, обнявшись, счастливые, помолодевшие. В этот момент Лешка,  ручонкой дернув Настю за юбку, сказал:
- Это ты теперь будешь  моя мамка?

                (март 2015)