ГЛАВА 36
ОДИН ДЕНЬ КУРИЛОВА БЕЗ АВТОМАШИНЫ
Сегодня у Курилова сломалась машина. Вечером, когда он ставил ее в гараж, все было нормально. А утром что-то застучало, заскрипело… Короче говоря, оставил он ее — береженого и Бог бережет — и поехал на работу в общественном транспорте, чего не делал уже давно — лет пять почитай.
На остановке было много людей. В утренний час пик это закономерно, но раньше, проезжая на машине мимо, он не видел такого столпотворения. Все правильно — накануне городское автохозяйство — Андрей, хоть убей, не мог вспомнить, как оно называется,— ввиду то ли нерентабельности, то ли банкротства сняло с маршрутов сразу тридцать автобусов.
Курилов вошел в толпу. Давненько он не находился в таком плотном окружении людей. Известно, что социальное расстояние между незнакомыми людьми, на котором они чувствуют себя комфортно, составляет где-то примерно метра полтора. Диском-форт был налицо. Люди нервно оглядывали друг друга, подергивали в сторону головами, то и дело пытались, поднимаясь на цыпочки или выглядывая из-за спины друг друга, рассмотреть — не идет ли автобус, троллейбус или автолайн нужного маршрута, а самые нетерпеливые протискивались к бордюру и выскакивали на проезжую часть. Так постепенно толпа занимала все большую часть мостовой, и транспорт был вынужден останавливаться уже в двух метрах от тротуара.
В отдалении по этой же линии бордюра стояло несколько такси, возле которых скучали таксисты, все как один дородные мужчины с животами и благородной сединой — кто-то в соломенной шляпе от припекающего солнца, а один даже с зонтом. Таксисты и люди из толпы существовали как бы в разных мирах, не замечая друг друга.
Когда к остановке подходил транспорт, начиналось «броуновское движение». Однако внимательный взгляд различал три типа поведения людей. Те, кого устраивал маршрут, со всех ног устремлялись к месту предполагаемого открывания дверей, а другие либо стояли как вкопанные, не желая даже пошевелиться, либо, наиболее чувствительные, стремились отойти, неминуемо сталкиваясь с теми, кто двигался в противоположном направлении.
И вот, наконец, транспорт останавливался, двери открывались, и из них начинали выходить пассажиры. Делать им это было непросто, так как приходилось буквально продираться через узкие проходы стоящих обок дверей и даже по центру людей, стремящихся, напротив, войти. Выходящие были встречаемы их пристальными взглядами, словно говорившими: «Быстрей, быстрей! Вот идет себе вразвалочку, еле шевелится!» Наконец, последний пассажир, совсем уж неуважительно толкаемый со всех сторон, выходил, и новые пассажиры устремлялись в салон. А там только что свободно вздохнувшие и оправившиеся от давки, далее едущие пассажиры с неудовольствием взглядывали на вновь прибывшее пополнение и локотками чуть отталкивали их от себя.
Одна женщина заметно двинула бедром Андрея — плотного, занимавшего много места, втиснувшегося между двумя рядами стоящих пассажиров. Тот развернулся, чтобы посмотреть, кто это его так, и плечом надавил на девушку, стоявшую с другой стороны.
— Мужчина, не толкайтесь!
Курилов вернулся в исходное положение и замер с виноватым выражением лица.
Но наиболее неудобные условия были у дверей в середине автобуса. Кроме того, что здесь, как и у других выходов, сталкивались интересы только что вошедших и собиравшихся выходить, была еще площадка для колясок с детьми и пассажиров с багажом. А еще у поручней со стороны передней площадки стояли пожилые, которым не было места на предназначенных для них сиденьях.
Под напором входящих один из пассажиров откинулся назад и остался в этом неудобном положении, не имея возможности разогнуться. «Хватит на меня опираться! Что я вам, стенка?» — воскликнула девица, стоящая за ним, и, собравшись с силушкой, резко толкнула его в спину.
Автобу с медленно двигался в пробке, которая растянулась километра на два. Это был один из самых длинных маршрутов — от металлургического комбината до другого конца города за рекой. С работы ехала большая группа гастарбайтеров-среднеазиа-тов. Часть их стояла в середине салона на площадке у окна, а остальные сидели на передних сиденьях. Курилов отметил про себя, что они почему-то всегда — и в автобусах, и в автолайнах — садятся на передние сиденья и всегда разговаривают. Неожиданно освободилось боковое место рядом с Андреем, и он, оглядевшись и не увидев рядом ни одного пожилого человека или женщины,— двух молоденьких девушек он в расчет брать не стал,— присел, поставив на колени большую и тяжелую сумку. Напротив него стоял мужчина лет сорока и с любопытством разглядывал Курилова. Андрей отвернулся и стал смотреть в окно. Но мужчина продолжал неотрывно взирать на него. Когда Курилов поворачивал голову и в ответ взглядывал на мужчину, тот резко отворачивался, либо начинал рассматривать фигуру Андрея. Как только тот вновь начинал изучать проплывавшие за окном городские пейзажи или смотреть на других пассажиров, мужчина опять фиксировал свой взгляд на лице Курилова. Так продолжалось минут двадцать. Андрею стало не по себе, и он задумался — что же это могло значить? «Если бы человек хотел что-то сказать, вступить в контакт, познакомиться, то продолжал бы смотреть, а не отводил взгляд,— думал он. И вдруг его осенило:— Смотрит ведь, как телевизор. Это — взгляд телезрителя! Человек дома с утра до вечера смотрит в «ящик» и до того привык, что и мир воспринимает большим и объемным экраном. Возник этакий комплекс телезрителя»,— нашел точное определение он.
В центре города автобус разгрузился, и стало заметно свободнее — многие люди разошлись по своим маршрутам в разные части города. Кондукторша — моложавая женщина бальзаковского возраста,— держа в одной руке, лежащей на поясной сумочке с деньгами, рулончик с билетами, другой исхитрилась подкрашивать губы помадой, глядясь в зеркальце в той же руке. Делала она это, игриво взглядывая на Курилова, а положив аксессуары в карман и присев на сиденье перед ним, улыбнулась.
Офис Курилова находился через остановку от центра в заречной части города, и он стал пробираться к выходу. У поручня стоял парень, и Андрей спросил у него — выходит ли? Но парень никак не прореагировал. Андрей снова спросил — никакой реакции в ответ. И только тут Курилов увидел в его ухе маленький наушник, от которого шел тоненький провод, терявшийся в волосах и уходивший за воротник. Он тронул парня за локоть. Тот повернулся, догадавшись, что его о чем-то спрашивают, вытащил наушник из ближнего к Андрею уха и вопросительно посмотрел на него.
— Вы выходите? — снова спросил тот.
— Нет, — ответил парень и тут же вставил наушник в ухо, отрешившись от всего вокруг.
«Да, давненько я не ездил в общественном транспорте, отвык уже»,— подумал Курилов и вышел на следующей остановке.
© Шафран Яков Наумович, 2015