Прозвища так вошли в разговорную лексику селян среднего Подонья, что люди пользуются ими чаще, чем фамилиями и именами. Однофамильцы Афанасий Сергеевич, Иван Иванович и Василий Трофимович Чутченко в разговорах упоминаются как Афоня Псарь, Иван Рогач и Василёчек. Афанасий унаследовал прозвище от деда, служившего псарём у помещика И. В. Станкевича, родного брата Н. В. Станкевича, известного общественного деятеля, философа и поэта. У Чутченко Ивана предок был рогоносцем, и все его потомки стали рогачами. Василий Трофимович получил прозвище Василёчек не от предков, а от своего имени — так его в детстве называла ласково мама. В селе он был известен тем, что умел изготавливать кнуты, имитирующие при охлыстах ружейные выстрелы.
При очередном испытании нового кнута Василёчек познакомился с Николаем, сыном местного священника. Их знакомство перешло в дружбу, оба любили и умели петь русские и украинские народные песни, которые обычно звучали в сопровождении пианино, за которым сидел Николай, учившийся в каком-то учебном заведении в Воронеже, а Василёчек никогда не учился, не мог ни читать, ни писать. Несмотря на различие в образовании, их сближала любовь к природе. Встречались они, когда Николай приезжал в село на каникулы. Он рассказывал своему другу о жизни в городе, о кружках городской молодёжи и привозил новые песни и городские романсы. Вместе друзья разучивали песни и пели.
В год юбилея Дома Романовых Николай приехал в отпуск. Он окончил учебу и получил направление на работу в Тульскую губернию. Вечером Николай пришёл к другу с сумкой. Друзья беседовали до поздней ночи, и Василёчек узнал, что его закадычный друг состоит в революционном кружке. Перед уходом сын священника попросил Василёчка разбросать листовки в поле во ржи перед тем, как крестьяне начнут её жать для барина. В листовках народ призывается к борьбе против царя и помещиков, поэтому разбрасывать листовки надо скрытно, иначе можно угодить на каторгу. Друзья расстались глубокой ночью, Василёчек обещал выполнить просьбу друга.
Через несколько дней сын священника уехал, а Василёчек обдумывал, как незаметно отнести на поле листовки. Во второй половине следующего воскресения по улице села ехал верховой от управляющего имением и объявлял, что утром в понедельник начнется косьба ржи. Время не ждало, листовки нужно было отнести до утра. Ещё не брезжил рассвет, а Василёчек с листовками в сумке отправился на поле, где утром должны начать косить рожь. Впотьмах он, никого не встретив, быстро добрался до места и стал аккуратно опускать листовки между стеблями рослых растений. Опустошив содержимое сумки, Василёчек прошёл вдоль поля, а затем направился к себе во двор. Это было сделано для отвода глаз. Придя домой, он разделся и лёг спать. В окно были видны проблески зари, а в голове бродили мысли — удалось ли ему вернуться незамеченным.
Утром Василёчек отправился в поле с косой, откуда только что вернулся с рассветом. На поле было десятка два мужчин, одни собирали листовки во ржи, а человек пять о чём-то беседовали. Навстречу ему, в село, на дрожках быстро ехал управляющий. Когда Василёчек подошёл к ржаному полю, листовки были собраны и один из местных грамотеев стал читать вслух, что там написано. Не успел он дочитать листовку, как управляющий привёз урядника. Последний отобрал листовки и увёз с собой, а управляющий расставил мужчин по местам, и они приступили к работе.
На второй день в селе появился следователь из Острогожска, и начались допросы селян. Кто-то из допрашиваемых сообщил, что видел, как Василёчек возвращался домой с поля на рассвете. Подозрение было серьёзным. Василёчка вызывали два раза на допрос к следователю, и одну ночь он провёл в волости, поскольку допрашивали с угрозами и побоями до утра.
Беду от него отвело то, что он умело разыгрывал роль дурака, что листовок никогда не видел и не знает, что это такое. Ему известны коса, лопата, кнут, а что такое листовка, он представления не имеет. Это спасло его от каторги.
Допросы с побоями сильно повлияли на психику Василёчка. Он стал более задумчивым, реже пел песни и перестал ходить в церковь, хотя продолжал верить в сверхъестественные силы, создавшие такой неповторимый мир на земле.
Огорчённый тем, что его первая любовь Ольга вышла замуж за Андрея, на Масленице, он женился на Насте, точнее, ушёл в зятья к зажиточному крестьянину по прозвищу Чубук. Совместная жизнь с Настей была короткой, так как разразилась Первая империалистическая война и Василёчек был призван в солдаты. Только двое из села попали в кавалерию, остальные в пехоту. Провожали новобранцев всем селом и не без слёз. Жёны оставались с малыми детьми, а Настя ожидала ребёнка. После недолгого пребывания в учебной команде Василёчек вместе с односельчанином Михаилом был направлен в эскадрон. В эскадроне ему досталась рыжая, лысая кобыла по кличке Ласточка, а Михаилу гнедой конь. Служба в кавалерийском эскадроне проходила успешно, поскольку с ранних лет он работал на лошадях, чего нельзя было сказать о Михаиле, работавшем на волах.
Василёк помогал земляку ухаживать за гнедым, а Михаил писал от Василька письма матери и Насте и читал ему ответные. Когда эскадрон прибыл на фронт, войска, обороняясь, отступали. Кавалеристам приходилось контратаковать противника. В одной из контратак Михаил погиб. Теперь писать письма и читать ответы было некому.
Война продолжалась не один год, а писем из родного села не было. Наконец, Василёк получил письмо от матери. В нём она сообщала, что, не имея весточки от мужа, Настя посчитала Василька погибшим и приняла в свой дом другого мужчину.
Это окончательно расстроило душевное состояние кавалериста. В боях он лез в самую гущу сражения, так как жизнь ему была немила.
После он сошёлся с обрусевшим поляком Тадеушем Линартовичем, который помог ему написать письмо матери и старался ободрить в постигшем горе. К сожалению, внимание Линартовича к судьбе Василёчка было коротким. В очередном бою Тадеуш был ранен и отправлен в лазарет. Василёчек оказался наедине с самим собой. Чем бы всё это окончилось — сказать трудно.
В это время в Петрограде произошёл государственный переворот. К власти пришли большевики, на их сторону стали переходить войска. Василёчек с небольшой группой кавалеристов перешёл на сторону большевиков и попал в Первую конную армию Будённого, где за три года прошёл большой путь с боями, пока казачья сабля не рассекла ему правое плечо. Раненого кавалериста отправили в госпиталь. Когда рана зажила, его демобилизовали по состоянию здоровья.
К родным пенатам Василёчек добирался долго. Железная дорога работала плохо, поезда ходили нерегулярно. Кроме того, село, где жили родные, находилось на расстоянии двух десятков вёрст от железнодорожной станции. Добираясь пешком от станции до дома, Василёчек думал о сыне, какой он и на кого похожий, как начнёт разговор с Настей и что делается в доме матери. Когда подходил к своему дому, солнце скрылось за горизонтом, и над взгорьем пламенел закат, а из трубы материнской избы клубился жидкий дымок. Вероятно, мать готовила ужин. Он прибавил шагу и оказался у родной калитки. Дверь в избу открыл тихо и увидел мать, хлопотавшую что-то у печки, и брата с молотком, забивающего гвоздь в табуретку. Мать охнула и стала мокрыми руками обнимать сына, а брат вытянулся, как по стойке смирно. Сестры дома не было, она ещё не возвратилась с работы. Беседа с домашними затянулась надолго.
Утром Василёчек пошёл к Чубуку повидать сына и поговорить с Настей. За несколько шагов до двора Чубука у Василёчка подкосились ноги и сильно забилось сердце. Такое не случалось даже на войне.
— Что это? — подумал он.
Преодолевая волнение, он резко открыл калитку и вошел во двор. У сеней мальчик бросал кукурузные зёрна курам и
кричал:
— Цып-цып...
Увидев красноармейскую форму на мужчине, спросил:
— Вы не друг папки?
Бывший кавалерист ответил:
— Нет, сынок, а где папа с мамой?
— Их нет, они на работе, а что им передать? — в свою очередь спросил рослый для своих лет мальчик.
— В кого ты такой бедовый? — поинтересовался Ва-
силёчек.
— Конечно, в папку, — отвечал Гриша.
У будённовца серые глаза стали влажными. Чтобы не показать своей слабости, он погладил волосы своего сына и быстро покинул двор, где когда-то считался хозяином.
В дом матери ему не хотелось идти, он свернул на полевую дорогу и медленно пошёл, не зная куда и зачем. Домой вернулся поздно усталый и расстроенный.
На следующий день сказал матери, что пойдёт к двоюродному брату Тихону на хутор и там пробудет несколько дней. Материнское сердце чувствовало, что с сыном происходит что-то неладное, таким он никогда не был, но расспрашивать об этом не стала.
До хутора от села было семь вёрст. Тихон оказался на хуторе во время реформы Столыпина. Здесь поселилось семей тридцать односельчан. Первые дни пребывания Василёчек помогал брату в домашнем хозяйстве. На третий день он вышел на улицу и встретил свою старую симпатию Ольгу, приходившую по делам к дяде. Они обрадовались встрече и долго беседовали. Из разговора Василёчек узнал, что муж Ольги Андрей погиб на войне, мать мужа умерла, она живёт с сыном. Что случилось с Настей, она знала лучше Василёчка и не вела разговор об этом, посчитав его неприятным для собеседника.
Может, сыграли прежние чувства Василёчка к Ольге или их одиночество. Он взял руки Ольги в свои и сделал предложение. Ольга смутилась, щёки порозовели, глаза заблестели. Помолчав немного, сказала:
— Дело серьезное, надо подумать.
— Сколько тебе надо времени на обдумывание? — спросил бывший будённовец.
— Сутки, — улыбаясь, ответила Ольга, — завтра дядя меня повезёт в село, заходи, поедем вместе и обговорим в дороге твоё предложение.
Расставшись с Ольгой, он долго размышлял, о своей жизни, почему до войны Ольга предпочла быть с Андреем, а не с ним, как быть с сыном Гришей и как примет его сын Андрея. Эти раздумья не покидали его допоздна.
Рано утром Василёчек зашёл во двор дяди Ольги и увидел повозку, подготовленную к отъезду. Дядя Антон надевал хомут на шею лошади. Ольга, выскочив из избы с узелком, поздоровалась и положила вещи на телегу. Пока Василий и Ольга перебрасывались словами, чалая лошадь была запряжена в повозку. Антон открыл ворота, чтобы отправиться в путь. По дороге в село молодые обо всём договорились, и Василёк, не заезжая домой, поехал к Ольге. Так состоялся, как принято сейчас говорить, гражданский брак Василёчка и Ольги.
Вместе они прожили три временных этапа: единоличный, колхозный и оккупационный. Последний оказался трагическим. Сын Ольги десятилетний Алёша встретил в доме нового человека болезненно. Он считал себя хозяином в этом дворе и продолжателем дела отца, погибшего на войне. Однако отношения мужчин со временем стали партнёрскими. Василёчек умело вёл хозяйство и правильно воспитывал Алексея.
Жизнь бедняков и середняков крестьян-единоличников проходила, как сказал поэт, «в сплошном картофеле и хлебе». Это было почти натуральное хозяйство, в котором глава семьи думал, как одеть и прокормить домочадцев. Такое хозяйствование не давало государству нужной отдачи.
Достоинством этого периода жизни крестьян было то, что они были свободными людьми и делали то, что им нравилось.
В большие религиозные праздники, когда проходило богослужение, селяне посещали храм, ставили свечи по усопшим и молились. Василёчек в церковь не ходил, но после принятия пищи он всегда три раза крестился, перед сном читал молитву про себя. Негативное отношение у него сложилось не к церкви, а к священникам, с жизнью которых познакомился в период дружбы с Николаем. В церкви на проповедях поп говорил людям одно, а в своей личной жизни делал противоположное — был матерщинником, не соблюдал пост, выпивал и готов был забрать последнее у бедного крестьянина, если тот обратился к нему с какой-нибудь ритуальной просьбой. Василёчек это понимал так: если ты проповедник законов православного учения и считаешь их верными, то почему сам их нарушаешь?
В престольный или другой большой религиозный праздник Василёчек надевал свежую домотканую белую сорочку, закручивал свои гусарские усы под тонким прямым носом, расчёсывал поредевший чуб, выпивал чарочку хмельного собственного производства. Закусив горячительное, начинал петь протяжные лирические песни и романсы, которые выучил с Николаем. Песни и хмель согревали его, он с ними улетал в небеса, забывая про грешную земную жизнь. Василёчек часто пел песню, в которой были слова «и никто не узнает, где могила моя». Эти слова оказались пророческими.
В двадцать девятом году в сёлах началось раскулачивание и всеобщая коллективизация. Многие участники Гражданской войны были активистами в этих мероприятиях. Василёчку эти все почины показались противоестественными. Его бывшего тестя Чубука раскулачили. Настя с сыном Гришей уехала куда-то на юг к родственникам. Теперь он даже изредка не мог видеться с сыном.
В колхоз вступил не первым, но и не последним. Заявление в правление колхоза написал Алексей, а он поставил крестик вместо подписи, потом отвёл кобылу с телегой на колхозный двор. Ему, как бывшему кавалеристу и инвалиду, доверили пост конюха во второй бригаде.
Лошадей Василёчек любил. В бригаде вокруг дяди Васи, так его называли ребята, образовалась группа любителей лошадок. Ребята кормили, убирали, чистили лошадей и верхом водили на водопой. Дядя Вася учил их кавалерийскому искусству, рассказывал о Будённом, научил делать кнуты и уздечки. У белой кобылы по кличке Гусыня дядя Вася выдёргивал из хвоста длинные волосы и делал из них лески для удочек ребятам. Состав группы любителей лошадей, организованной Василёчком, из года в год изменялся, более взрослые уезжали из села на учёбу, на их место приходили ребята меньшего возраста.
На рассвете самой короткой ночи 1941 года грянула Великая Отечественная война. Пошла всеобщая мобилизация, призывали молодых и старых. Алексея призвали в армию в первые дни войны. Фашисты рвались к столице. В школах открывались госпитали, куда прибывали раненые. Двое инвалидов вернулись с фронта в село. Их рассказы о боях были удручающими.
Через год война докатилась и до Дона. Наши войска, отступая, проходили через село к Дону и переправлялись на левый берег. Под вечер во вторую бригаду заехала группа военных, которые попросили дать две пары лошадей для подвоза орудийных снарядов. Как приятно был удивлен конюх, когда в числе военных узнал своего старого знакомого Линартовича, в чине капитана. Лошади были подготовлены, и бойцы поехали со снарядами, а Линартовича Василёчек пригласил на ночь к себе домой. Во время ужина хозяин расспрашивал гостя о положении дел на фронте и что собирается делать часть Линартовича на левом берегу Дона. Тадеуш рассказал, что знал о войне, а в конце предложил ему поехать с ним. Потом, помолчав, спросил:
— В активистах значился в селе?
Василёчек усмехнулся и ответил:
— Нет.
Тадеуш спросил снова:
— Ты как будённовец привилегиями пользовался?
В ответ Василёчек покачал головой.
— Тогда, Василий, оставайся в селе и будешь помогать нам бить нацистов с тылу.
На несколько минут будённовец задумался, а затем спросил:
— Чем я могу тебе помочь? Ты за Доном, лошадей заберут другие части Красной Армии или враги, которые придут сюда.
— Василий, я тебя знаю, мы не раз с тобой ходили в разведку, ты будешь нам сообщать о расположении частей врага и где находятся его огневые точки. Дам я тебе карабин, пару гранат и три шашки тола с запалами. Завтра мы поедем до Дона и условимся, где на берегу ты будешь оставлять донесения, — говорил Линартович.
Ночью Тадеуш принёс Василёчку обещанное — карабин, гранаты, тол и взрыватели. От карабина Василий отказался, а остальное забрал. Утром они поехали к Дону верхом на лошадях, вспоминая свою кавалерийскую молодость. В зарослях ивняка, где Дон резко поворачивал на юг, был крутой обрыв и глубокое место в реке. Договорились, что Василий в бутылке или пузырьке будет приносить сведения о враге и класть под дернину на обрыве.
— Как вы узнаете, что здесь есть пузырёк и каким способом вы его возьмёте? — спросил Василёчек.
Когда ты принесёшь и положишь под дернину в пузырьке донесение, надломишь ветку ивы так, чтобы она висела на коре и была видна с того берега, — пояснил капитан, — от нас, незаметно для врага, ночью или вечером, кто-то переплывёт Дон под водой, тихо вынырнет у кручи, заберёт донесение и таким же способом вернётся назад.
У Василёчка засияло лицо. Он, выросший у Дона, хорошо плавал и сам под водой не раз переплывал в этих местах реку, когда был молодым. В этом простом и заманчивом способе доставки сведений о вражеских войсках была серьезная загвоздка: Василёчек не знал грамоты и не умел писать. Линартович, подумав, сказал:
— Придётся к тебе поселить нашего бойца под видом твоего родственника.
Василий, помолчав, спросил:
— А вы долго будете стоять на левом берегу Дона?
Тадеуш так ответил на этот вопрос:
— По агентурным данным немцы займут оборону на правом берегу Дона, где для этого природные условия благоприятные.
Оставят тут своих сателлитов — мадьяр или итальянцев.
Сгруппировав отборные войска в мощный кулак, двинут на Сталинград. Мы закрепимся на левом берегу и с помощью таких, как ты, огнём будем уничтожать врага.
Тадеуш и Василий расстались у понтонной переправы, по которой уходили последние части Красной Армии на левый берег. Пожав другу руку, Линартович сказал:
— В один из вечеров к тебе придёт родственник, его зовут Тимофей.
Во второй половине следующего дня группа разведки врага на мотоциклах с колясками проехала по селу до Дона. Убедившись в отсутствии наших войск, мотоциклисты уехали, а утром нагрянула вражеская армада. Военные части начали занимать огневые рубежи, а гестапо устанавливать свои порядки. Мужчин выгоняли копать окопы, траншеи и противотанковые рвы. Василёчка с другими селянами погнали рыть окопы и траншеи к меловой горе у самого Дона. С горы он надеялся увидеть наши воинские части на левом берегу. Однако часть Линартовича была хорошо замаскирована в лесу. В обеденный перерыв он попросился у охранника искупаться в реке, чтобы в дальнейшем использовать возможность попасть до кручи с дерниной. Плавая в тёплой воде, Василёчек посматривал на обрыв, куда надо относить донесения.
Когда он возвращался домой, то увидел: на пригорке недалеко от его улицы была построена палаточная столовая. Рядом с палатками стояли полевые кухни, а поодаль узел связи, над которым выделялась антенна, и к палаточному сооружению связисты тянули провода. Во дворе его встретила Ольга, загонявшая корову в сарай. Жена спросила:
— Завтра опять идти рыть окопы?
Он ответил:
— Да.
— Сестра серьёзно заболела и передала, чтобы я обязательно пришла, — сказала Ольга, — дня два ты будешь хозяйничать один.
Такое бывало и раньше, когда жена уходила к сестре в соседнее село на несколько дней.
Ожидая человека от Линартовича, Василёчек не торопился ложиться в постель. Когда на ходиках обе стрелки поравнялись на цифре одиннадцать, он услышал тихий стук в дверь. На вопрос: «Кто там?» — ответили: «Тимофей». Хозяин впустил в избу, плохо освещенную старенькой керосиновой лампой, ночного путника и закрыл входную дверь на крючок. У стола стоял мужчина среднего роста лет тридцати в гражданской одежде и сапогах. На голове его был большой картуз, закрывающий верхнюю часть лица. Хозяин предложил гостю сесть на табуретку, стоявшую рядом со столом, сам сел на лавку. Когда гость снял картуз и положил на колени, Василёчек увидел круглое открытое лицо с широко расставленными глазами и привздёрнутым носом. Когда Тимофей заговорил, хозяин заметил во рту редкие зубы. Гость сказал:
— Надо разработать легенду о моём появлении в вашем доме.
Он достал кисет с бумагой и протянул его Василёчку. Хозяин, отодвинув руку с кисетом, сказал:
— Я бросил курить в госпитале, когда лежал по ранению, с тех пор не курю и рад, что много лет к этой соске не тянет.
Огорчённый отказом, гость свернул самокрутку, набил её махоркой и прикурил от горящей лампы. После первой глубокой затяжки он выпустил дым из носа и спросил:
— Нет ли у вас родственников на фронте?
— Наш сын Алексей воевал в составе стрелкового полка на Юго-Западном направлении. В октябре прошлого года он погиб смертью храбрых, так сообщалось в похоронке, — ответил Василёчек.
— Прекрасно, я однополчанин Алексея, с ним дружил, он дал мне ваш адрес до того, как погиб, а мы с группой бойцов попали в окружение, не хотим больше воевать, вот иду домой, который находится отсюда в двухстах километрах, — с ходу сочинил Тимофей.
Хозяину понравилась его находчивость. «Этот выкрутится из любого положения», — подумал он про себя.
— Как однополчанин сына, ложись отдыхать на кровать, а я полезу на лежанку. Жена моя пошла в соседнее село к сестре и там чего-то задержалась, — сказал хозяин.
Тимофей достал карманные часы, открыл крышку, увидев положение стрелок, сказал:
— Ваши ходики опережают московское время на полчаса. Уже полночь, пора спать, спокойной ночи.
Гость поднялся рано и начал писать донесение, в котором указывались координаты узла связи и столовой, а также время, когда у немцев бывает обед и в столовой находится большое количество солдат. Бумагу с донесением он поместил в пузырёк, закрыв его пробкой. Василёчек выгнал корову в стадо. Они позавтракали, и хозяин с пузырьком отправился рыть окопы, предварительно посвятив гостя, что он может найти в доме из еды. Василёчек копал траншею, а его мысли были заняты одним: как незаметно положить пузырёк под дернину.
Купаясь в реке в обеденный перерыв, он нырнул в воду и, вынырнув у кручи, положил пузырёк в условное место, обломив ивовую ветку, и таким же способов вернулся назад. Охранник этого не заметил, так как собирал землянику.
После купания Василёчек повеселел и с нетерпением ожидал окончания работы, чтобы поделиться с Тимофеем своей удачей.
Придя домой, он не нашёл Тимофея в избе, и во дворе его тоже не было. Наконец, он обратил внимание на лестницу, приставленную к чердаку сарая. Тимофей был на чердаке и через окошко во фронтоне вёл наблюдение за противником.
Василёчек поднялся к нему и рассказал, как выполнил задание. В свою очередь, Тимофей поделился своими наблюдениями.
— По мосту, что ведёт к узлу связи и палаточной столовой, за день проезжало несколько автомашин. Когда я проходил по мосту вечером, направляясь к тебе, я заметил, — продолжал Тимофей, — что у края моста доска оторвалась от брёвен настила, и туда можно положить тол со взрывателем. Рано, выгоняя корову в стадо, ты положишь взрывчатку под оторванную лоску. Сделай это осторожно и осмотрительно.
Это поручение гостя хозяин выполнил точно утром.
Работы по обустройству обороны для нацистов продолжались, а Ольга не возвращалась от сестры. Днём Василёчек рыл траншеи, а утром до работы и вечером после неё занимался хозяйством и готовил еду. В светлое время дня Тимофей находился на чердаке, а в сумерки спускался и помогал хозяину. Гак продолжалось несколько дней. Но вот машина с солдатами подорвалась на мосту, а наша авиация разбила узел связи и столовую с солдатами во время обеда. Это были результаты совместных действий Тимофея и Василёчка, позволивших уничтожить более ста солдат противника. Немецкое командование поняло, что случилось это не без участия местного населения. Нацисты стали выгонять людей из села, очищая прифронтовую полосу от жителей. Люди забеспокоились. Как быть с имуществом и живностью? В селе оставались только те, кто работал у немцев. Некоторые селяне, чтобы спасти своё имущество, добровольно шли прислуживать захватчикам, а другие доносили на своих селян, надеясь получить благосклонность оккупантов.
Один из таких приспособленцев пошёл доносить в немецкую комендатуру, что видел во дворе Василёчка постороннего мужчину. По сигналу доносчика во двор Василёчка пришла полиция. Но в доме и во дворе никого не было. Тимофей, видя вооружённых людей сквозь щёлочки сарая, спрятался в сене на чердаке. Полиция опросила соседей. Те ответили, что хозяин роет траншеи, а хозяйка пошла к больной сестре в другое село. Стражи порядка решили прийти вечером, когда хозяин вернётся с работы.
Как только полиция отошла на определённое расстояние, Тимофей вылез из сена, забрал с собой гранаты и тол со взрывателями и скрытно по огороду ушёл в заросли левады. Второпях он потерял на тропинке один взрыватель.
Возвращаясь с работы, Василёчек увидел у своего двора трёх вооружённых людей. Один из них — односельчанин, работающий в полиции, и двое в немецкой форме. Они с хозяином зашли в дом и начали делать обыск, перевернув всё кверху дном. Не найдя ничего подозрительного, приступили к обыску во дворе. У Василёчка подкосились ноги, он не знал, что Тимофей уже скрылся. Не найдя ничего подозрительного во дворе, полиция пошла в огород и на стёжке наткнулась на взрыватель, оброненный Гимофеем. Хозяин был немедленно доставлен в комендатуру.
Там Василёчка допрашивали, жестоко избивали. На допросе он держался мужественно. На все вопросы отвечал: «не знаю» или «нет». Однако вещественное доказательство его
вины было веское. Допрашивали его и били всю ночь.
Утром Василёчка вывели из камеры вооруженные гестаповцы и повели на территорию бывшего Панского сада. За ними шёл полицай с двумя лопатами. В метрах ста от круглого пруда и сарая последнего двора партизану дали в руки штыковую лопату и заставили копать яму. Василёчек понимал, что копает себе могилу, поэтому старался, чтобы яма была расположена по длине точно с востока на запад. Так хоронили людей по христианскому обычаю.
Понимая всю безысходность своего положения, он подумал: не огреть ли кого-нибудь из врагов лопатой. Однако его останавливало то, что гестаповцы убьют его, не закопав, и тело его достанется лисам, которых развелось за год войны в этой местности много. Местные жители не захоронят, поскольку почти все выселены из села, за исключением работающих на нацистов. Обреченный копал яму медленно, помня, что никто и никогда не торопился на тот свет. Гестаповцев медленная работа не устраивала, сзади то и дело раздавались возгласы: «Шнель! Шнель!» Когда яма была выкопана примерно метра полтора глубиной, рыжий гестаповец выпустил очередь из автомата в спину копавшему. Василёчек рухнул вместе с лопатой на дно ямы. Полицай под присмотром хозяев стал забрасывать только что выкопанной землей яму и, сравняв с окружающей местностью, глубоко вздохнул. Затем следом за немцами пошёл в комендатуру.
Эту картину с начала до конца наблюдала со слезами на глазах сквозь щель сарая одна из жительниц села. Она и рассказала селянам про эту страшную трагедию.
Если кому-нибудь из вас придётся ехать по шоссе из Каменки к Дону через Марки, то в центре села не переезжайте через мост, а поезжайте дальше по улице. В конце её, перед круглым прудом, посмотрите направо. Там, где были ели, захоронен прах старого подпольщика, запевалы-будённовца и забытого патриота Василия Трофимовича Чутченко. Весной в зарослях старого сада ему на утренней заре и вечерами поют соловьи, которых он так любил слушать при жизни.
В виде заключения:
Автор не теряет надежды, что люди, прочитавшие этот рассказ о трагической судьбе Василия Трофимовича Чутченко, постараются обратить внимание общественности села Марки и Каменского района, учащихся и следопытов Марковской школы на необходимость поиска останков патриота, расстрелянного оккупантами за подпольную деятельность в 1942 году, с целью перезахоронения по христианским обычаям праха на сельском кладбище. Совершённый Василием Трофимовичем подвиг заслуживает этого.