Так уж случилось, что мне повезло работать там, куда другие пойдут только в самом крайнем случае. Десятки тестов, высоченный риск, почти полная изоляция и… немного человеческого фактора. Да, пусть будет так. Есть у нас на Базе чудо, которое регулярно мне ломает стереотипы о моих подопечных. Сразу оговорюсь, что в нашем 2637 году у большинства профессий принята своя терминология многих вещей, которую благодарный читатель из прошлого вряд ли поймёт. Поэтому, я буду использовать более привычные для вас определения некоторых понятий и попрошу профессионалов не обижаться. В самом деле, если бы я мог помнить и понимать тот смысл, который вы вкладываете в тот же термин «аффект» в 2015 году, я бы с удовольствием использовал это слово в его привычном для вас понимании.
Ах, да. Я не представился. Военный психолог, полковник вооруженных сил Российской Федерации Егорьев. Командую Базой псиоников. Восемнадцатая городская. А, псионики кто такие? Нет, не психи. То есть, психи, но не совсем. Это такие ребята, которые могут за минуту разложить несколько десятков вооружённых до зубов парней с годами спецподготовки за спиной, а потом мило хлопнуть глазками и уйти в состояние оглушения. Мы условно называем разнос аффектом, поскольку больной в этот момент контролирует только свои действия, направленные на самозащиту. А самокритика и совесть отсутствуют напрочь. Со стороны выглядит как вполне успешная попытка распыления на атомы всего, что представляет опасность – по их мнению, конечно же. Мышление в тот момент у них ускоряется в тысячи раз, однако при этом они не способны на сложные научные расчёты. Вся их вычислительная мощь работает на фокус, на цель. И еще, это болезнь, если что, а не сверхспособности какие. Да и не скажешь сразу по ним, что это прирождённые убийцы. Если честно, по ним даже гендерную принадлежность не сходу определишь, но это уже издержки самого заболевания. Так что если вам в переулке встретится некто удивительно красивый, с таким, знаете, эльфийским флёром и с гетерохромией – бегите. Мало ли, как тяжко у него на душе и не выдаст ли он сейчас аффект, который превратит Вас в равномерно растекающуюся по асфальту костно-мясную фаршеобразную кашицу. И номер ближайшей Базы не забудьте набрать, как отдышитесь.
Тут, пожалуй, стоит рассказать, с чего всё началось. Первые годы освоения дальнего Космоса были весьма опасным экспериментом – синхронизация относительных времён ещё не была толком отточена, и дальние перелёты могли окончиться как угодно и когда приспичит мирозданью. И вот, одна из экспедиций привезла издалека болезнь, чем-то похожую на простуду по симптоматике и на насморк по осложнениям – то есть, получить их можно было, но для этого нужно было очень постараться. Страшными оказались последствия этой болезни для потомства. Поначалу на участившиеся случаи рождения андрогинных ребятишек с глазами разного цвета внимания никто не обратил – цивилизация у нас, знаете ли. Толерантное общество. Да и по вторичным половым признакам детки от сверстников ничем не отличались. Если на мордашки не смотреть, конечно. А потом малыши стали подрастать и злиться.
Сначала мелких монстров, превращавших домашних животных и добропорядочных граждан в аппетитный фарш, отстреливали, ибо - риск. Благо, что псионика после аффекта можно голыми руками брать – это милейшее и тишайшее существо, которое сидит где-то в тумане оглушённого содеянным сознания. А его изорванная от перенапряжения психика ищет хоть какие-то силы на то, чтобы встать и действовать по обстоятельствам, вопреки мнению нервной системы. И сколько их перебили, пока мы, психологи, искали хоть какие-то возможности спасти малышей…
Первыми какие-то результаты по изучению болезни появились у белорусских и российских врачей соответствующего профиля. Не то, чтобы нам было сильно жаль мелких монстров, но они демонстрировали типичную для многих психических болезней симптоматику, и это стоило изучения и направления в общественно-полезное русло. Тем более, что дети – цветы жизни, и их вполне можно хотя бы научить сдерживаться. Конечно, параллельно с нами вели работу и психологи других стран, но именно русско-белорусско-украинская команда предоставила в 2595 году первую рабочую технику по психологической работе с этой патологией. Псионией, как это красиво обозвала подопытная Маша Северянко. На момент предъявления эффективности рабочей психотехники ей было 23 года, а на её счету было всего три трупа – те, кого она разложила при манифесте.
Через несколько лет появились и первые Базы, на которых специально подготовленные психологи выхаживали изловленных ребятишек – родители всеми силами отказывались верить, что их дети больны с рождения и прятали своих «ангелочков» от военных так, как не все шпионы способны спрятать кодовую книгу и шифровки агентуры. Даже диссидентские паблики в соцсетях организовывали с пропуском чуть ли не по видеофильму с младенцем. Но большинство детишек изымать все же удавалось, и процесс их ассимиляции с интересами общества пусть и со скрипом, но пошёл.
Спасибо, кстати, этим первым диссидентам, за то, что навели нас на мысль – аффект надо предупреждать регулярным контролируемым дистрессом. Например, играть с ребёнком в конструктор и заставлять собрать его без помощи рук, благо детки владеют самым что ни на есть настоящим телекинезом – умением регулировать собственное магнитное поле, и таким образом перемещать предметы. Только в отличие от кинетиков, которые на такое способны лишь после чипирования, псионики могут им пользоваться практически с рождения. Подобное напряжение психики давало свой эффект за счёт повышенного расхода ресурсов и последующей необходимости в передышке. Родители таким образом незатейливо моделировали ребёнку состояние постоянной усталости, при которой он с высокой долей вероятности выдавал на неприятную ситуацию вместо смертельно опасного аффекта усталое «данунах».
Впрочем, бесконечно подобные тренировки «на износ» продолжаться не могли, и дитя рано или поздно срывалось. Причиной тому был тот факт, что юный псионик очень редко расходовал даже малую долю своих резервов, не доходя до компенсации, позволяющей ему самому взять контроль над своими эмоциями, а необходимость дополнительно выматываться впридачу к набитой стрессами жизни, его вполне ожидаемо раздражала. И ружьё ранимой психики в некий волшебный момент стреляло. Тех, кому удавалось уловить тонкую грань между «могу» и «хочу», и суметь отладить самоконтроль без посторонней помощи, да ещё и выросших в диссидентской семье, до сих пор можно по пальцам пересчитать. На Базах их с детства этому учат, а малыши диссидентов отданы на откуп собственной соображалке и семье.
Понятно, что после появления первых Баз, где воспитывалось совершеннейшее оружие в мире – псионики, - правительство быстро пригребло к рукам все права на этих деток, как на армейскую собственность. С одной стороны, правильно сделали – мало ли когда манифестирует болезнь. А с другой стороны, в той же Германии детей ни на какие Базы не забирают, а оставляют у родителей под присмотром специальных психологов, чтобы сразу после периода взросления и подготовки отправить на заранее прописанные места службы. В Китае такие малыши вообще на учёте в психдиспансере состоят наравне с остальными больными, с той лишь разницей, что просто психов китайцы при приступе кладут лечиться, а псиоников - отстреливают. Всё-таки, китайцев много, больных у них хватает, и, зная китайские обычаи, не постыжусь заметить, что за 600 лет ничего не поменялось – на Востоке людей по-прежнему предостаточно и они там расходный материал. Уж на что в США каждому винтику по своему болтику и не шататься, а и то там власть помягче к гражданам в вопросах регулирования популяции руками криминалитета. Псиоников, во всяком случае, «отстреливают» по решению суда - смертельной инъекцией после вкусного обеда. В России и в соседних государствах таких детей изолируют от общества и воспитывают среди своих. Впрочем, стоит отметить, что отношение к псионикам в странах разное только со стороны власти, а общество как относилось к миловидным «эльфам» с плохо скрытой ответной агрессией и ненавистью, так и продолжает. В этом отношении наши погуманнее – стараются не пересекать ранимые натуры пациентов с суровой реальностью без лишней необходимости.
Обычными людьми База воспринимается как некая тюрьма, где томятся взаперти несчастные грешные души. Это не совсем так. База, естественно, охраняется пуще чёрной бухгалтерии нашего генерала, но это вовсе не означает, что ребята сидят «взаперти». Например, восемнадцатая наша стоит эдакой перевёрнутой тарелкой со стеклянным дном и боками посреди городского парка. И ажурной решёточкой окружена. На оной через каждый метр висит предупреждение о высоком напряжении и злых пси… эээ… обитателях. Пара постов с охраной и казарма, больше смахивающая на избушку, прилагаются. А внутри – большой зал с парой дверей к тренировочным комнатам, мой кабинет, проходы в туалет, душ и на кухню. Зал, по сути, это и общая комната, и чайная, и игровая-компьютерная. Кровати мы в первый же год обратно на склад отправили, закупив надувные матрасы. Тренировки тяжёлые, и большую часть времени псионики проводят во сне. У них за сутки максимум часов шесть бодрствования набегает, если в периоде компенсации, а если тренировочный день, то и до 10 может доходить иногда. Поэтому спальное место для них – это и стол, и дом, и молельня. Обычную кровать не потаскаешь под настроение то к окну, то ближе к кухне, а надувную – запросто. В перерыве между периодами сна можно даже недолго за пределами Базы погулять. Естественно, в первой фазе компенсации, когда все силы израсходованы на контролируемый аффект, и «псих» к окружающему миру устало-похуистичен.
Так что, большей частью, База напоминает сонное царство вперемежку с домашними посиделками на кухне, с горячим чаем, углеводными пайками, делимыми на всех и тайком закупленным мной по большой просьбе «оружий» салом, тонкими ломтиками, лежащим на кусочках серого хлеба. Одна большая семья, если отбросить в сторону размышлизмы о том, что будет, если кто-нибудь из этих «няшек» разозлиться… Впрочем, даже если и пойдёт всё крушить, то проблемы будут только у меня – остальные ещё раньше прочуют седалищными нервами приближающиеся приключения и порскнут, как тараканы в разные стороны от разбушевавшегося собрата. Эх, долго приступаю. Поднакопилось баек у меня про подопечных, пора бы уже и к ним переходить.