Дед Мишка

Александр Романов 7
            


                С  дедом  Мишкой  мы  познакомились  на  рыбалке.  Как-то  приехал  я  на  свое  любимое  место,-  а оно  занято.  Сидит  уже  тут  мужичок -  небольшой,  светловолосый,  еще  не  старый,  но и не  молодой.  Лет  под  шестьдесят  пять.

                -  Да  я  тут  уже  годков  с  пять  рыбачу…  Вот  и  этот  валун    установил  так,  чтоб  удобно  сидеть  на  ём  было,  и   на  дереве  два  гвоздя  вбил,-  один  для  рюкзака,  а  второй  для  фляги  с водой,-  тихо  обьясняет он ,  словно  извиняясь , -    сам-то  я  тут  недалече  живу,  на  улице  Лизы  Чайкиной,  оттуда  полем   пять  километров,  по  холодку  за  час  дохожу.  Почитай,  каждый  день  здесь  по  будням  рыбачу…
                -  Потому  и  не  встретились  ни  разу,-   говорю  я  деду,-   я  на  этот  ставок  по  выходным  приезжаю.  Не  каждые  выходные, понятно,  но  раз -   два  в  месяц -  это точно.
                -  Ну,  то  садитесь  от  меня  в  любую  сторону.  Вдвоем  веселей.  Хоть  поговорить  с  кем  будет,-  рыбы -   то  тут  нет  и  никогда  не  было,-  говорит  он,  соблюдая  старую  традицию  рыбаков, -  заранее  не  хвалить…
                Так  мы  и  познакомились.  Я  его  называю  Михаилом  Иванычем, Он  меня -  Сашей.  Иногда  уважительно -  Александром.

                Михаил  Иванович  не  живет, а  как он  выражается,-  доживает  свой  век.  Жена  его  умерла  пять лет  тому  назад  и   теперь  жизнь для  него  потеряла  всякий  смысл.
                -  Понимаешь,   Саша,  без  моей  Танюшки  это  не  жизнь,  а  одно  название.  Живешь,  ешь,  пьешь ,  телевизор  смотришь   и  на  рыбалку  ходишь,-  а  чувствуешь,-  нет  жизни.  Один,  если можно так выразиться,-  физический  процесс…  Радости  нет  и  нет  самого  главного  -    ощущения  надобности…  Она  же  меня  всегда,  бывало,  приголубит,  успокоит,  направит  мысли  в  нужное  русло  и  утихомирит    ежли   што…  И  всегда  подскажет  как  лучше.  Всегда  её  слушал и  делал  как  она  советовала и  всегда  так  ловко  выходило   .    Без  сучка и  задоринки…  А  однажды  принял  решение  с  ней  не  посоветовавшись.   Сейчас  доложу,  что  с  того   получилось...

                Михаил  Иванович  внезапно  замолкает  и  с  интересом  смотрит  на мои  поплавки.

                На  правой  удочке  поплавок  плавно  наклоняется  и  плывет  в   сторону  ,  потом  не  спеша  уходит  под  воду.  Так  клюёт  только  карась.  Чуть  подсекаю  и  вытаскиваю  на  берег  карася -  желтого  и  активного.  Он  чуть  меньше  моей  ладони.  Снимаю  его  с  крючка,  опускаю  рыбу  в   садок   .  Затем  цепляю  нового  червя,  плюю  на  него  и  закидываю  на  то же  место.  Достаю  сигареты.  Закуриваю,  пачку  протягиваю  другу:
                -  Угощайся,  Михал  Иваныч !

                Дымим   вместе.  Сосед  продолжает  рассказ:
                -  Еще  не  так чтоб  и   старыми  были -  дали  нам  дачный  участок.  Вот  представь, Саша, -  поле,  проехал  трактор,  вспахал  называется,  и  стоят  колышки  с  фамилиями  владельцев.  Порезана  та  вспаханная  земля  ровно  по  шесть  соток.  Ну,  вбил  я  по  периметру  арматурины,  прикрутил  кое-как  проволоку.  Насобирал  её  где  мог.  Больше  по  свалкам.   Вся  разная:  и  колючая,  и  алюминиевая,  и  катанка.  Короче -  забор.  В  углу -  закуток  из  коробки  с  под  холодильника  -  туалет.

                И  началась  пахота.  С  весны  до  поздней  осени  мы  с  Таней  на  той  даче,  так   называемой.  Жена,  извини,  раком  стоит,  а  я больше  по  инженерной,  так  сказать,  линии:  тяпку  наточить,  воды  холодной  в  бидончике  принести,  в  обед  сало  и  хлеб  порезать… Потом  будку  железную  купили.  Слыхал,  как фашисты  наших  пленных  в  лагерях  душили?  Вот  в  таких  душегубках…  Она  за  день  накалится как  печка -  не  войти  внутрь  и  не  притронуться  к  ней  снаружи,-  ожог  враз  схлопочешь . 
                Раз  остались   ночевать  на  той  проклятой  даче.  До  полуночи  сидели  около  будки,-  ждали,  когда  она   остынет.  Потом  Таня  постелила  на  кровати.  Разделись  и  легли…  Вилы,  ёшканый  бабай !  Засада !  Впаялись  друг  в  дружку.  Утром  не  разорвать  нас  было.  Как  пластилиновые  сцепились…  Ужас… Голова  болит,  не  выспались,  помыться  негде…  А  надо  еще  работать  целый  день…  Мне-то  еще  попроще:  по  холодку   стопарик    накатил,  перекусил  из  того,  что  из  дома  прихватили,  бидончик  в  руку  и  пошел  не  спеша  за  водой  холодной  к  колодцу   за  два  километра…  А Таня  как  утром  стала  в  позу,  так  вечером  разогнулась  только  с  моей  помощью…

                А  через  год,  по  весне,  нам  воду  провели.  Сперва  деньги  собрали,  да  такую  сумму,  шо  мы  все  подумали,  што  та  вода  с  сиропом  сладким   будет...  Провели  трубы.  А  воду  не  дали.  За  воду,  оказывается ,  надо  отдельно  платить.  Кричали,  кричали  на  собрании и  решили  на  следующий  год   деньги  собрать.  Забегая  вперед  скажу  тебе,  Саша,  что  не  было  воды  ни  тогда,  ни  через  два  года,  ни  через  три…  Всё  как-то  через  задницу  у  нас  делается,  чесслово…
                И тут  же  шепот,  тихий  и  настойчивый:
                -  Подсекай,  Саша,  потихоньку  тяни... Ну  !!!  !


                Закинув  пойманную  красноперку  в  садок,  я  встаю  и  из  термоса  наливаю  горячий  чай  в  две  кружки.  Одну  протягиваю  Михаилу  Ивановичу.  Тот  подозрительно  смотрит  на  чай,  оценивает  его  цвет  на  крепость  и  интересуется:
                -  Сердце  не  остановится,  часом,  от  такой  черноты?
                -  У  меня  же  не  остановилось…  Тридцать  лет  пью  только  такой,-  успокаиваю  я  его.
                -  У  вас,  летчиков,  сердце  как у  хорошего  коня.  Крепкое  и  ко  всему  приученное…
                -  Здоровье  у  лётчиков  хорошее,  это вы,  Михал  Иваныч,  точно  сказали…  Но  умирают  летчики,  как правило,  рано.  Долго  не  живут…
                -  Што  так? -  удивляется  тот.
                -  Не  знаю.  Закон  природы.  Вот  как  на  Кавказе.  Там  горцы  стареют  рано,  а  живут  долго…
                -  Не  понятно,-  хмурится  мой  друг,-  сложная  философия.  Не  для  меня.

                Выпив  чай  и  поменяв  червей  на  крючках  двух  удочек,  Михаил  Иваныч  садится  поудобнее,   закуривает  и   продолжает  рассказ.

                -  Так  вот,  прошло  два  года  и  стала  наша  дача  на  что-то  похожа.  И  будка  стоит  покрашенная  весёленькой  краской,  и  грядочки ,  и  дорожка  из  керамических  плиток.  А вот  в  торце  моего  участка -  заросли  в  рост  человека.  И  ни  разу  я  там  никого  не  видел.  А  то  как-то  гляжу,-  кто-то  в  зарослях  шевелится,  пробует  в  нашу  сторону  дорожку  пробить.  Выходит  из  зарослей  женщина…  Молодая  еще.  Лет  под  сорок.  Приехала  с  каким-то  мужчиной  на  иномарке.  Красивая  как  Клара  Лучко  в  молодости.  Познакомились.  Говорит  мне:
                -  Нам  этот участок  случайно  достался.  Покойный  муж  в  горисполкоме  работал -  помогал  в  выделении земли  вашему  кооперативу.  Теперь  муж  умер ,  а  я работаю  хирургом и  мне  грубая  работа  руками  противопоказана -  чувствительность  и  точность  движения  нарушаются.  Я  хочу  вам,  Михаил  Иванович,  предложить  сделку.  Давайте  сделаем  так:  я  завтра  пригоню  трактор  и  он  мой  участок  вспашет.  А  вы  на  нём   посадите  картошку.  По  осени  выкопаем  и  разделим   её   пополам.  Соглашайтесь…

                Ну,  и  головоломка,  ёш  ты  двадцать…  И  спросить  совета  не  у  кого :  жены  в  тот  день  не было  со  мной…  Подумал,  подумал… А…  Будь  что  будет…   Согласился.
                Вечером  рассказал  об  этом  жене  Тане.  Та  выслушала  и  так  тихо  говорит:
                -  Зря  ты  повёлся… С  того  участка  толку  не  будет. 

                Приезжаю  я  на  дачу  дня  через  два.    Гляжу,-  точно,  участок  в  торце  вспахан…  Но  как?   “ Кировец”  такие  борозды  напахал,  через  них  конём  не  перепрыгнешь…  Отовсюду    трава  торчит, ветки  от  деревьев  плугом  из  земли  вырванные,  какие - то  доски  и  куски  красного  кирпича,  а  сам  участок  приобрел  овальную  форму  -  по  углам  плугом  вспахать  горе - тракторист  не  смог…

                Короче,  взял  я  лопату  и  начал  разбивать  эти  холмы,  а  граблями  выравнивать.  Неделю  промучался.  Посадил  картошку.  А тут  трава  начала  расти.  Картошка  еще  не  взошла,  а  участок  соседки  -  весь  в  траве  как  поле  футбольное.  Тяпку  наточил  шо  саблю  булатную  и  вперед…  Появилась,  наконец,   картошка.  Ботва  хилая,  рахитом,  што ли,  болеет,-  не  понятно.  А  дождей  нет.  И  воды  в  трубах  нет.  Земля  -  шо  камень.   Подошло  время  окучивать.  А что  там  окучивать?...  В  тех  условиях -  это  что  камнями  засыпать.

                А  соседка  меня  не  забывает.  Нет – нет  да  позвонит:
                -  Как  там    наша   картошечка ?

                Михаил  Иванович достает  новую  сигарету,  неторопливо   раскуривает  её  и,  не  отводя  взгляда  от  поплавков,  продолжает:


                -  Настала  осень.  Выкопал  я  соседкину  картошку.  А  она  мелкая  как  черешня,  и  не  круглая,  а  вся  в  каких-то  шишках  да  вмятинах.  Накопал  я  три  четверти  строительного   мешка.  Знаешь,  такие  белые,  для  мусора… Сижу,  смотрю  на  этот  урожай  и  думаю:  если  его  еще  разделить  поровну,-  совсем  соседке  два  ведра  останется…  Отдам  ей  всю  картошку. Позвонил  ей  на  сотовый:
                - Приезжайте  завтра,  - говорю, - забирайте  урожай.
                Та  обрадовалась,  затарахтела  в  телефон:
                -  Конечно,  конечно…  Это  такое  подспорье…  Картофель  в  этом  году  неимоверно  поднялся  в  цене…  Спасибо  вам, Михаил  Иваныч ….
                А  на  следующий  день  я  наслушался  от  Маргариты  Львовны  такого, что  и  во  сне  не  увидеть: оказывается,  я  аферист   и  вор,  который  украл  картошку…  Спасибо,  жена  Таня  выручила.  Подошла и  так  тихо  и  душевно  говорит  ей:
                -  Давайте  я  вам  луку  дам.  И  морковки  сейчас  копну.  Вам  же  это  нужно,  правда?  И  чесночку  положу,  и  свеколка  есть.
                Короче,  наложили  мы  соседке  еще  мешок  сопутствующих  овощей  с  нашего  участка.  Уехала  она  успокоенной  и  счастливой.  А  Таня  моя,  вот  на  что    человек  был  святой, -  ни  разу  не  попрекнула  за  тот промах…  Ну,  было  и  было…  Впредь  умней  штоб  был.
 
                Михаил  Иванович  замолкает,  тушит  окурок  сигареты  о  каблук  старого  ботинка,    прячет  его  в  пустой  спичечный  коробок  и  долго  смотрит  куда - то  вдаль  поверх  поплавков.  Глаза  его  влажны  и  печальны.

                Солнце  уже  высоко.  Клёв  заканчивается.  Всё  сильней  и  сильней  пригревает  солнце.
                -  Сматываем  удочки,  Михал  Иваныч?  -  спрашиваю  я.
                Иваныч  смотрит  на  солнце,  с  сожалением  -  на  застывшие  поплавки.
                -  Ты  прав.  Клёва  уже  не  будет.  Надо  отчаливать…
                Мы  вытаскиваем  из  воды  удочки,  выбрасываем  в  воду  оставшихся   червей,  не  торопясь  собираем  мусор  на  месте  рыбалки,  достаем  из  садков  рыбу  и  укладываем   свои  рюкзаки  в  багажник  автомобиля.  Я  угощаю  Михал  Иваныча  коньяком  из  небольшой  серебряной  фляжки.  Тот  делает  несколько  глотков,  его  лицо  чуть  улыбается  седой  небритой  щетиной:
                -  Дай  Бог  не  последняя…

                Я  довожу  его  до  его  панельной  пятиэтажки  в  самом  начале  города  и  пожав  на  прощание    руку,  уезжаю  к  себе  домой -  на  дачу.  Ехать мне до нее  еще  через  весь  город  и  потом  километров  тридцать.   Квартиры  в  городе  у  меня  нет.