Дед Михей по вечерам выходил за калитку, садился у плетня на лавочку, загрубевшими пальцами делал самокрутку и не спеша раскуривал. Посеребренные сединой, лихо закрученные усы, придавали ему былую казачью удаль. Никто в хуторе не знал, сколько ему лет, могли лишь предполагать. Хуторяне приходили послушать Михеевы байки. Весельчак и балагур, он вспоминал свою жизнь, приключения и никогда не повторялся.
- Погиб дружок мой на шахте - начал он свой рассказ - Похоронили его. Но так уж повелось, что в каждую получку с самогоном и закуской шли на кладбище. Дорога в хутор мимо пролегала, как дружка не помянуть. Расстелили у могильного холмика скатерку, разложили продукты. Наполнили граненые стаканы, выпили. Сидим, разговариваем. Налили по второй, третьей, не заметили, как и стемнело.
- Ну что, Петро, - обращаюсь я к невидимому покойному дружку, - выпить- то, наверное, хочется? - И ставлю стакан с самогоном на холмик.
- Отчего, же, не выпить, коль предлагаете? - послышался глухой голос, сиплый, как бы из-под земли идущий и показалась дрожащая рука, потянувшаяся к стакану - Ох, как вовремя, а то жажда замучила!
- Верите, - дед Михей прищурился, - оторопели мы. Смотрим на руку, взявшую стакан. Переглянулись – вроде бы все на месте. Ну, а рука тогда чья? Наваждение. Неужели покойного? А может? Торопливо перекрестились - хмель, как рукой сняло. Вроде бы не робкого десятка, но так испугались и, словно по команде, пустились мы бежать, только нас и видели.
На другой день кладбищенский сторож, которого тоже звали Петром, рассказывал хуторянам:
- Обход делал я. После выпитого с работниками кладбища меня развезло. Свалился я на травку между могилками, да и задремал. Проснулся от голосов. Нутром чую - мужики выпивают. А может и не мужики, а сила нечистая, не знаю, - и мне предлагают. Потянулся за стаканом, выпил, закусить попросил, приподнялся, чтоб посмотреть, кто меня угощает. Поблагодарить хотел. Глянул – никого. Чудеса, да и только! Сел за накрытую скатёрку и Бога благодарю. Надо же – и выпить есть, и закусить. Жаль, что не с кем, одному пришлось…
- Слушали мы сторожа и помалкивали, - усмехаясь в закрученные усы, продолжал Михей:
- Не хотелось, чтобы хуторяне нас на смех подняли. Только с тех пор мы перестали ходить на кладбище. А, если ходили, то днем, как положено.
Дед Михей лукаво улыбнулся и задумался. Врал он или говорил правду, кто его знает. Да и какая разница? Его байки - веселые и печальные, правдивые и не очень, всегда находили поклонников среди хуторян.