В соавторстве с Таем Вэрденом.
Осторожно! Содержит описание гомо- и гетеросексуальных отношений!
Жанры: Слэш, Романтика, Драма, Фэнтези, Мифические существа
Предупреждения: Насилие
1. Гости Элесигната
«Элесигнат» с карани переводилось на родной язык Лигео как «сияющая твердыня». Когда конвой приблизился к замку, ничего сияющего в нем юноша не увидел — мрачное, подавляющее своим величием строение господствовало над горной долиной, напоминая орлиное гнездо на скале. Темно-серый гранит, черные контрфорсы, черное же знамя на шпиле самой высокой башни.
— Еще раз, — в горле пересохло. — Дипломатическая миссия, говорите? Я еду к Темному, чтобы удостовериться, что… Кххх… — горло уже драло, словно шерстяным клубком гладили. – Это, правда, дипломатия? Замок больше на тюрьму похож.
Советник Темного, иначе правителя этого княжества никто не называл, едущий бок-о-бок с Лигео, только чуть наклонил голову. Он встретил миссию на границе, возглавляя три десятка закованных в сталь и закутанных в темные меховые плащи рыцарей. И сам не слишком отличался от них. Такой же молчаливый, такой же… холодный, словно неживой. Но юноша видел его глаза, в них горел мрачный живой огонек.
— Государь ждет вас.
— С какой целью? — Лигео выпрямился в седле. — Меня просили провести переговоры с князем. Я, признаться, рассчитывал на нейтральные земли приграничья. И этот замок…
— В нейтральных землях опасно.
И снова замолчал. Он представился в первый день, но запомнить имя, состоящее из одних шипящих согласных, Лигео при всей его памяти не сумел. То ли Шшссирш, то ли Сшссисш. Если и у Темного будет такое имя… позорище будет, вот что. Надо будет записать и выучить. Дипломат все-таки. Потом Лигео задумался над словами советника: что значит «опасно»? Никаких нападений там не происходило, миссия спокойно добралась до границы княжества.
— А для кого были опасны переговоры на пограничье, советник?
Тот снова чуть склонил голову, будто вслушивался или же переводил слова чужого языка. Потом коротко бросил:
— Для всех.
Лигео было странно слышать этот ответ. Он лично никакой опасности там не заметил. Вообще никакой. Пограничье было безлюдной степью, ровной, как стол и серой, как пепел. Там даже снега не было — ветром выдувало. Он хотел, было, уточнить, но замок навис всей громадой, заставляя умолкнуть и начать окутываться аурой Света. На застывшем лице советника мелькнула и сгинула какая-то эмоция. Должно быть, ему не слишком нравилось соседство с Избранным Света. Но он промолчал и не сделал ни единого движения, чтобы направить своего коня чуть дальше от главы дипмиссии.
Элесигнат закрывал собой половину неба, впереди распахнулся чудовищный зев врат, с грохотом опустился подъемный мост. Лигео сглотнул. Было страшновато. Но выбора не оставалось. Избран Светом — лезь к Темному.
«В пасть», — про себя добавил юноша, направляя своего нервничающего скакуна внутрь.
Темный тоннель щерился стальными зубьями решеток, казался глоткой неведомого чудовища, куда Лигео предстояло войти добровольно. Его миссия была рассчитана на два года. Два года разведки, проверки, переговоров, изучения княжества. Из разрешенного — Светлая магия. Уже сейчас Лигео чувствовал, насколько тяжело ему будет использовать Свет здесь, в этом месте. Казалось, что его отторгает сама земля. Но он упрямо взывал к своему Свету. Без него было… неуютно. А еще до сегодняшнего дня с князем Лигео общался лишь письмами и не знал, как именно его встретят. Если судить по почерку и манере составлять предложения, Темный был резок, жесток, малоуступчив и вообще, оправдывал свое прозвище. От него не стоило ждать витиеватых приветствий и любезностей, скорее, рубленых фраз, минимальной вежливости на грани приличий. Полная противоположность мягкому обходительному Светлому, искренне любопытному, доброму. Может, здесь это и не будет воспринято верно, сочтут слабым. Пусть. Лигео не собирался меняться в угоду кому-то. Было просто странно, что на роль дипломата выбрали именно Лигео, а не, скажем, его старшего брата. Но Свет избрал своего представителя, подделать результаты храмовой жеребьевки не представлялось возможным: золотистая живая татуировка на лице появлялась сама собой, такое не скроешь и не подделаешь. И теперь два года жить здесь, слать отчеты.
Кони встали у каменных ступеней. Лигео спрыгнул наземь, пошатнулся, придержавшись за седло.
— Слегка непривычно, — пояснил он. — Столько не ездил.
Двери — огромные, окованные металлом створки из темного, почти черного от времени дерева с бронзовыми орлами вместо ручек — распахнулись, медленно, словно во сне, без скрипа, вообще без единого звука.
— Князь ожидает вас, — голос явившегося на пороге слуги заменил скрип с оглушительным успехом.
Лигео прошествовал внутрь, темный величественный зал поверг его в легкий внутренний трепет. Внушительно. Мрачно. Давяще. Своды терялись где-то очень высоко во тьме, не освещаемые зыбким холодным светом магических огоньков в чашах на стенах. Этого света едва хватало, чтобы видеть, куда идти, не натыкаясь на стены. Следом за главой дипмиссии под своды замка вступили и его спутники, ежась и подсознательно втягивая головы в плечи.
— Не бойтесь, мы гости, а не пленники, — подбодрил их Лигео, ласково улыбнувшись. Хотя сам он в статусе миссии сомневался. Недаром же старший жрец отводил глаза, говоря, что это очень важно — договориться с Темным о сотрудничестве. Кроме Лигео, с князем общались и отец и старший брат юноши, и содержание их писем он не знал.
Вскоре распахнулись и двери тронного зала, впуская их внутрь. Лигео благожелательно улыбался. Здесь было лишь немногим светлее, но через пару мгновений ярко вспыхнул огонь в каменных желобах по периметру стен, делая зал похожим на иллюстрацию к страшным сказкам. Загорелись многосвечные шандалы по бокам небольшого возвышения, на котором стоял трон. В первое мгновение Лигео показалось, что он вырезан из цельной глыбы грязного льда. В серо-коричневой глубине камня остро вспыхнула радуга, и он узнал морион. А на троне неподвижно, как статуя, возвышался сам Темный — пятно мрака. Но вот он поднялся, приветствуя вошедших. Очень высокий, широкоплечий, лицо — будто вытесано из мрамора неумелым резчиком, оставившим слишком много острых углов.
— Приветствую вас, князь, — Лигео поклонился, решив, что не переломится.
— Добро пожаловать в Элесигнат, Избранный, — громыхнул голос князя.
Темный сошел по ступеням, останавливаясь в двух шагах от Лигео. От него веяло холодом. Лигео подавил порыв завернуться в плащ.
— Рад увидеть вас воочию, князь.
— Это взаимно, — пророкотал князь, узкие, бледные губы раздвинулись в хищной улыбке, обнажив кончики клыков. — До сих пор я судил о вас по письмам, но этого было мало.
— У нас будет два лета, чтобы составить друг о друге представление, князь, — Лигео все-таки слегка приглушил свой Свет. И ощутил - Ее. Родственную Свету, но противопоставленную ему силу, хотя только невежественный глупец может считать Свет и Тьму врагами. Князь не выпячивал ее, но Лигео понял: он так же Избран, только Тьмой. Растерянная улыбка возникла сама собой. Избранник. Пускай даже Тьмы. Лигео решил, что это хороший знак.
Князь сделал к нему еще шаг, склонился, поймал его ладонь. Вопреки ожиданию Лигео, его руки не были холодными, как мрамор, нет. Они были теплыми, это было приятно, но ощущение ледяного дыхания оставалось, и эта двойственность заставляла сердце юноши биться быстрее.
— Мое имя Элеин.
Никаких шипящих, две согласных на имя. Лигео это понравилось. Он еще раз улыбнулся князю и принялся представлять спутников:
— Если счесть нас полным корпусом посольства, это наш секретарь Мара, — невысокая хрупкая девушка с огненно-рыжими волосами поклонилась. — Моя личная охрана и близкие друзья Арис и Тенья, — юные ученики паладинов, закованные в светлые латы, слаженно склонили головы. — Наш магистр экономики Ладдар, — меланхоличный, близоруко щурившийся молодой человек кивнул трону. — И маг дипкорпуса Стэр, наш старший.
Маг буравил Темного подозрительным взглядом, но о поклоне не забыл. В черных же глазах князя на мгновение вспыхнуло насмешливое понимание, затем они снова стали непроницаемыми зеркалами.
— Вам покажут ваши покои, — кивнул князь. — Думаю, вы захотите отдохнуть после долгого пути.
— Путь оказался неожиданным, так что мы воспользуемся гостеприимством вашего замка с удовольствием, — отозвался Лигео.
— В нейтральных землях сейчас опасно, я приказал проводить вас в Элесигнат. Но мы поговорим позже, я понимаю, что вы устали. Идемте, Избранный.
То, что князь за все это время так и не отпустил его руку, Лигео понял только сейчас. И страшно смутился. Его мягко, но непреклонно увлекли из зала по гулкому коридору. Тьма в князе стала ощутимее и… ярче? Свет в ответ разгорелся, пробежав золотом узора по тыльной стороне ладоней. Если бы не выдержка, если бы не долгое, с младенчества практически, обучение, Лигео не сдержал бы потрясенного выдоха: Тьма ластилась к его Свету, словно сытый хищник, которому хочется ласки. Князь улыбался, но смотрел строго вперед. Наконец, он остановился и взмахнул рукой. Двери расположенных в этом коридоре комнат распахнулись, повинуясь его жесту, осветились огнем вспыхнувших каминов и свечей.
— Ваши покои.
Лигео все-таки отнял руку, поклонился и шагнул в отведенные ему комнаты. Восторженного «ах!» не сдержал — темные тона мебели и стен, смягченные пламенем очага, были уютны. От громадного зева камина шел ровный поток тепла, быстро согревая комнату, плотные портьеры занавешивали узкие окошки-бойницы, словно льдом схватившиеся — застекленные цельными пластинами хрусталя.
— Отдыхайте. Скоро согреется большой котел, и вам помогут выкупаться с дороги, — пророкотал князь, оставшийся за порогом комнаты.
— Благодарю. Эта комната прекрасна, — Лигео сбросил плащ, согревшись, принялся расстегивать ремни куртки.
О том, что князь не попрощался, юноша вспомнил, уже раздевшись до тонкой рубашки и распустив волосы, сушить. Вечная беда — стричь короче пояса запрещали родичи, волосы путались, не прочесывались, выдирались, Лигео злился. Он развернулся, взметнув светлым водопадом завившихся от влаги волос. Ну, так и есть: князь стоял у дверей, смотрел, как-то так, что подобрать сравнение и объяснение его взгляду Лигео сразу не сумел. Потом чуть склонил голову, отступил и растворился в темноте коридора. Будто растаял.
— Это все очень странно, — решил Лигео.
Никто, даже маги и жрецы, не мог сказать ему, кто такой Темный. Его имя прозвучало впервые только в тронном зале Элесигната, и что-то подсказывало Лигео, что оно покинет его память, стоит проехать по тоннелю и мосту прочь из замка. Интуиция подсказывала, что Элеин — не человек. Или не совсем человек. Это пугало и притягивало, как старая книга страшных сказок — и жутко и волшебно.
Лигео понимал, что ему хотелось бы продлить ощущение сплетающихся и проникающих друг в друга Тьмы и Света, приходившее рядом с князем. Это было слишком приятно, чтобы не желать еще. И страшно. А ведь следовало бы постараться вернуть себе беспристрастность — ему еще работать! Лигео осмотрелся, нашел стойку для плащей и стал пристраивать свою верхнюю одежду, чтоб занять себя чем-то.
Через пару минут в дверь постучали.
— Господин посол готов принять ванну? — на пороге стояла женщина неопределенного возраста, одетая в строгий темно-синий наряд, оставляющий открытыми только кисти рук.
Лигео кивнул. Ванна — это прекрасно, теплая вода, возможность смыть усталость. Женщина вошла в комнату, коснулась резной панели, украшающей стену, и та вдруг сдвинулась, бесшумно уходя в пазы, открывая прямоугольный проем. Спрятавшаяся за ним ванная комната была невелика, но роскошна: темно-синий мрамор и черный ирридин, магические светильники по стенам. Посередине возвышался небольшой подиум, в котором и пряталась ванна, вернее, бассейн. Горничная подошла к нему и постучала пальцем по золотой пластинке, впаянной в бортик. Из стен бассейна, точнее, из закрытых золочеными решетками отверстий забила горячая, судя по пару, вода.
Лигео оценил красоту ванного помещения, теплоту воды. И стал ждать, когда горничная уйдет.
— Я здесь, чтобы вам помочь, — сказала она, видимо, желание посла было написано на лице. А это плохо, он должен быть бесстрастен.
Лигео разделся. Было немного неловко, раньше ему ванну принимать не помогали, верней, слуги оказывали помощь лишь в детстве. Но своим уставом в чужом замке не машут, пришлось смириться и позволить горничной выполнять свою работу. Спустя некоторое время он даже забыл о своем смущении: оказывается, это очень приятно, когда тебе кто-то промывает волосы, заботливо и аккуратно, не дергая пряди и не царапая кожу головы. Еще Светлому понравился мыльный состав, приятно пах. Лигео надеялся, что запах останется на волосах надолго.
Наконец, когда он был отмыт до скрипа, а от горячей воды разморило до зевоты, ему помогли выбраться из бассейна, укутали в тонкое полотно и усадили уже в комнате на мягкий пуф у камина, посреди пушистого ковра. В руках у горничной появился костяной гребень с редкими зубцами. Расчесывала она тоже бережно, вскоре Лигео понял, что он еще и приготовиться к выдранным прядям не успел, как она закончила разбирать волосы.
— Заплести вам косу, господин посол?
В потоке тепла от камина волосы высыхали быстро, а их легкость, если не заплетать, приводила к тому, что волосы перепутывались до колтунов. Поэтому Лигео только кивнул с благодарностью. А спустя несколько минут блаженной истомы женщина отступила с поклоном:
— Готово, господин.
— Благодарю вас, — Лигео едва по привычке не благословил ее.
Горничная снова поклонилась и вышла, оставляя его в одиночестве. После шести дней в седле и горячей ванны кровать с тяжелым бархатным пологом манила просто невыносимо, и Лигео поддался ее зову.
Разбудил его стук в дверь и голос Мары:
— Лигео, проснитесь, нас ждут.
Светлый потянулся и пошел открывать дверь. В коридоре было холодно, особенно после тепла комнаты.
— Кто нас ждет? Князь?
Мара кивнула:
— Вас лично приглашают на ужин, нам остался советник.
— Что? Только меня? Н-но… Ох, ладно.
Пришлось быстро переодеваться в один из наименее мятых костюмов. Багаж уже доставили, скорее всего, пока он спал, сундук стоял теперь у изножья кровати. Надо бы не забыть приказать, чтобы освежили одежду. Светло-кремовая сорочка, приглушенно-коричневый бархатный сюртук. Лигео знал, что такие пастельные оттенки ему очень идут.
Мара одобрительно кивнула:
— Вы прекрасно выглядите.
Лигео переплел косу — хвост был чересчур неудобен для него — и двинулся вслед за Марой, которая шла за безмолвным слугой, показывающим дорогу. Вероятно, она куда лучше запомнила ее, когда князь вел их сюда. А вот у самого юноши этот путь выветрился из головы напрочь, слишком он был занят ощущением сплетающихся Тьмы и Света, чтобы следить за поворотами и лестницами.
— Добрый вечер, князь, — Мара была безупречна, вежлива, изысканна и строга. — Доброго вам вечера, Избранник Света, — элегантный поклон, и она удалилась, бесшумно и легко.
Князь кивнул, медленно и торжественно, повел рукой, приглашая юношу присоединиться к трапезе. Лакей тут же отодвинул перед Светлым тяжелый резной стул с высокой спинкой, украшенный гербом.
— Надеюсь, вы хорошо отдохнули, Избранный.
— Достаточно хорошо, князь, благодарю вас. Гостеприимство вашего замка превыше всех похвал.
По губам Темного скользнула чуть заметная улыбка.
— Я рад.
Лигео подумалось, что, не будь он рад, уже полетели бы головы нерадивых слуг.
— Прошу вас, наслаждайтесь ужином. Мои повара старались.
Лигео воздал с немалым наслаждением должное и ужину. К счастью, князь во время еды не был склонен беседовать. Лигео исподтишка следил за тем, как тот ест, ведь это был один из наиболее явных способов узнать привычки и характер противника. Аккуратные, скупые движения, отрешенный взгляд, привычка есть понемногу — Лигео составлял в уме портрет Элеина. От вина он отказался, верней, поднес бокал к губам и поставил обратно, не тронув и капли. Насколько он успел заметить, то же самое делал и князь — пригубливал, но не пил. Дань вежливости? Или вино отравлено? Но его Свет не всколыхнулся, предупреждая, значит, яда нет. К счастью, слуги принесли чистой воды, так что запить ужин нашлось чем. Лигео наслаждался холодом этой воды. Судя по запаху, взяли ее из ручья, по берегам которого росли травы, а в текущий родник падали осенью яблоки. Ощущения смешивались в многоцветный клубок: приятная сытость, чудесный вкус воды, ледяное дуновение Тьмы от сидящего напротив князя. Лигео позволил себе даже прикрыть ненадолго глаза. Свет всколыхнулся, предупреждая о Тьме, снова вплетшейся в струящееся свечение. На него смотрели, взгляд чувствовался, как прикосновение, но какие чувства таились в нем? Черные зеркала глаз князя не давали ответа на этот вопрос. Он не отводил взгляда, хотя это и было невежливо.
— Что-то не так, князь? — Лигео невольно прикрылся свечением, прячась в привычное мерцающее облако.
— Любуюсь, — усмехнулся мужчина. — Вы очень… притягательны, Избранный.
— Притягателен? Как Свет для Тьмы?
— Без одного не бывает и другого, не так ли?
— Разумеется. Но ваше внимание слегка пугает. Вы так странно взираете…
— Нечасто случается Избранным встретиться и быть так близко друг от друга.
— А нам это ничем не грозит? Признаться, я не ждал Избранника Тьмы столь близко.
— Составите мне компанию? — князь поднялся из-за стола и в три шага оказался рядом, предлагая руку.
Лигео поднялся, принимая ее:
— С радостью, князь.
И снова его Свет смешался с Тьмой князя, порождая почти эйфорию, заставляя отрешиться ото всего внешнего. Он не заметил, что его так и не взяли под локоть, что было бы оправдано с точки зрения этикета, но вместо этого Элеин переплел с ним пальцы в почти интимном пожатии. Лигео очнулся лишь на середине коридора, руку вновь убрал.
— Князь…
— Вам неприятны мои прикосновения? — судя по насмешливо изогнутым губам, князь знал ответ на свой вопрос, ждал только того, что скажет его гость.
— Не в этом дело, князь. Это просто неприлично, мы не так близко знакомы.
— Приличия соблюдают те, кто не может позволить себе их нарушать, — ухмыльнулся мужчина. — Знакомство же — лишь вопрос времени, и мне не хотелось бы терять его на глупости.
Он снова завладел рукой Лигео, сжав ее так, что юноша понял — не отпустит. Нет, ему не было больно, он просто четко понимал, что сейчас князь желает держать его за руку, и его желание будет выполнено, даже против воли Светлого.
— Двух лет вам вполне хватит, князь, я думаю. А принуждением вы добьетесь своего лишь на то время, пока применяете силу, — хотя б увещевать Лигео мог.
— Тебе не нравится? — князь наклонился к нему так, что это было сказано почти на ухо, совсем негромко. — Скажи, что тебе противно слияние наших сил, и я отпущу.
— Нет. Мне… Не знаю, каково, но не противно.
— Хочешь узнать, каково мне? — князь так и не отодвинулся, продолжая нависать над ним каменной статуей, обдавая холодом и теплом одновременно.
Лигео кивнул, слегка вздрогнув от пробежавшего по спине холодка.
— Ты когда-нибудь голодал? Не пропустив ужин или обед, а так, что брюхо прилипало к спине, и молодые еловые побеги казались вкуснейшим лакомством? Вряд ли. А испытывал ли ты жажду, от которой лопается кожа во рту и глотке? Когда вкус собственной крови — наслаждение, но он не приносит облегчения мук? Тоже вряд ли. Ты не поймешь, каково это — получить целый каравай свежевыпеченной сдобы, еще горячей, исходящей ароматным паром, кувшин чистейшей воды, такой холодной, что ломит зубы. И терпеть, не накидываясь на пищу и питье, потому что они могут убить. Но вдыхать аромат и время от времени мочить губы — можно. Именно это я и делаю.
Лигео легко вспыхивал во всех смыслах, кроме характера. И сейчас заалел как пылающий огнецвет. Неужели князь испытывает такое в самом деле?
— Мне просто тепло от слияния сил. Как тепло зимой от роскошного меха покрывала.
— Твое ожидание было коротким.
Князь отступил на полшага, отпустил и его руку, и юноша едва не застонал, ощутив, как не желает этого расставания его Свет. Если у него такие ощущения, то каково же князю? Лигео поднял руку раскрытой ладонью к князю, теплое свечение тронуло скулу того. Элеин прикрыл глаза, но мелькнувшую в них жажду юноша успел заметить. Князь сдерживал себя, словно бешеного жеребца, рвущегося вперед. Лигео окутал его коконом Света, как тяжелобольного, нуждающегося в постепенном исцелении. В ответ к нему рванулась Тьма — густая, как патока, опьяняющая, словно слишком крепкое вино. Князь подхватил под руки покачнувшегося Избранного, прижал к стене, занавешенной толстым гобеленом, накручивая на ладонь его косу, заставляя запрокинуть голову, и… отпустил, отшатнулся. Лигео сполз на пол, сжимая ладонями виски, пытаясь унять головокружение. Да, теперь он верил каждому слову Темного. Такая сила была способна свести с ума, и не только самого князя, но и всех вокруг.
Юношу подняли, но знакомой ауры он не ощутил и открыл глаза. Его держал на руках советник князя.
— Вам нужно отдохнуть.
— Наверное, — пробормотал Лигео и потерял сознание.
2. Выбор Избранника Света
Очнулся он уже в объятиях своих паладинов, забравшихся к нему в постель. Пучок целомудренных светлых — терять невинность строго воспрещалось всем воинам храма, о чем мало кто знал. А силы юного Избранника Света тяжелая мощь близнецов успокаивала.
Так и провели ночь, вернее, ее остаток — спать Лигео уже не хотел, он обдумывал свое положение. То, что миссия рассчитана на два года, теперь воспринималось насмешкой, ведь было предельно ясно: из Элесигната ему не вырваться никогда. Князь не отпустит, и вряд ли родичи об этом не знали. Знали, и отправили с ним тех, кто не особенно нужен. Стэра, может, еще и выпустят, маг-стихийник вряд ли пригодится. Хотя… Зачем здесь паладины или тихий полуслепой ученый? Возможно, князь будет так щедр, что оставит их в Элесигнате, чтобы Избранному Света не было так одиноко.
Лигео вздохнул, старательно отрешаясь от горечи: его сдали, просто сдали, как пешку, разменяли на помощь Темного.
— Что такое? — тихо спросил Арис.
Тенья положила ладонь на руку Лигео молча, сила прижала, как щит, тяжелый и прочный.
— Спите, все хорошо, — Лигео почудился чей-то взгляд. Наверное, в самом деле, просто почудилось. Дверь была закрыта, а Свет ровно окутывал его, не отмечая близости Тьмы.
— Мы испугались за тебя. Когда этот советник принес тебя бессознательного.
— Избранник Тьмы старше, я не был готов к встрече.
Арис нахмурился:
— Избранный. Это плохо.
— Тебя он не отпустит, — Тенья приподнялась на локте. — Сбежим, пока еще можно?
Лигео задумался. Бежать. Сейчас и впрямь еще можно.
— Нет. Я останусь. Уезжайте.
Паладины фыркнули.
— Мы тебя не оставим, вот еще, — подытожил Арис. — Будем защищать.
— От Темного? — хмыкнул Лигео. — Глупости. Я не позволю вам ввязаться в смертельный бой. Он сильнее, даже мне это понятно.
— Мы клялись тебя защищать.
— Но не делать глупости.
— Без глупостей, — уверила Тенья. — Просто рядом. Как друзья. Не бросим в одиночестве.
— Спасибо, — Лигео опустил голову на ее плечо, ему стало немного легче.
— Арис, расскажи, что знаешь об Избранных.
Паладин - ну, почти паладин, посвящения они еще не прошли, и вряд ли теперь пройдут, — вздохнул и заговорил:
— Избранные — это сосуды для Тьмы и Света, призванные для поддерживания равновесия в мире. Они должны быть вместе. Но так случается не всегда, даже, скорее, так случается очень редко.
— И разъединиться никак?
— Нет.
Дверь открылась, вошли сонный Ладдар и Мара.
— Страшно, — кратко объяснила секретарь.
В постели пришлось укладываться в один огромный ком. Ладдара прибрал под бок Арис, Мара сразу прильнула к Тенье.
— Друзья окружили, — прыснул Лигео.
— И сжали кольцо, ага, — добавил Арис.
— А Стэр?
— А что — Стэр? Он с советником Шсирсшем, беседуют. Беседовали, по крайней мере, пока советник не метнулся за тобой.
— Сдал нас Темным на житье и рад. Еще на заре и ускачет, злорадно гогоча, — буркнул Ладдар.
— Ты не справедлив, — покачал головой Лигео. — За что ты так не любишь мага?
— Мне все время кажется, что он при нас вроде надзирателя — чтоб не сбежали по пути. Сдать Темным, расписаться и уехать.
— Глупости, — отмахнулся юноша.
Но утро показало, что Ладдар был прав: в Элесигнате мага уже не было, он убрался на рассвете, оставив письмо для Избранного. Лигео читал и мечтал об арбалете и Стэре на дистанции. Маг и впрямь был лишь курьером при посылке.
— Ааа! — Лигео испепелил Светом письмо, разнес какую-то каменную перекладину на перилах и выдохнул.
Успокаивали его опять близнецы, но Свет словно взбесился, не желая угасать. Паладины переглянулись:
— Началось. Тенья?
— Я схожу за ним.
Через десять минут она появилась, поманила брата, и Арис вышел. Лигео разносил несчастную лестницу в крошево. Бушевавшая внутри ярость искала выхода. Его позвали по имени, и, хотя в нем не было ни одной раскатистой ноты, у князя получилось произнести это, как громовой раскат. Лигео пружинисто развернулся в его сторону. Князь улыбался, довольно, словно охотник, узревший в капкане великолепного зверя.
— Доброе утро, князь, — Лигео пытался взять себя в руки и успокоиться, но не выходило, хотелось растерзать кого-нибудь.
— Идем.
Это был приказ, пришлось подчиниться. Но Лигео не пожалел: его привели в огромный мрачный зал, осветившийся так же, как тронный, пламенем в желобах у стен. На стойке у двери было выставлено оружие, и князь кивнул:
— Выбирай по руке.
Лигео мрачно глянул на князя:
— Лук. И бегущего Стэра. Я не умею фехтовать, я маг.
— Пусть убирается. Зачем он здесь?
Элеин коснулся руки юноши, и того будто окунули в кипяток или жидкий лед — он не сумел понять своих ощущений. Князь дернул его на себя, прижал, повел по спине ладонью, и мир просто исчез, затопленный смешавшимися силами, погребенный под водопадом Тьмы и Света, ставшими единым целым. Светлый почти повис на руках князя, ошеломленный этим слиянием. В мире не осталось ничего, кроме теплых рук, кольцом сжавшихся вокруг, защищая, бездонных глаз, похожих на небо самой темной ночи года, и губ, неожиданно осторожных, твердых, с привкусом вина. Лигео разорвал поцелуй, уткнулся лбом в плечо князя, пережидая, когда мир прекратит кружиться. Он чувствовал, как напряжены все мускулы сильного тела под его руками. Но перестать цепляться за князя пока не мог — Свет не желал расставаться со своей обретенной половинкой, от переполняющей силы кружилась голова, как от крепкого алкоголя. Лигео прижался еще крепче на краткие мгновения, затем осел в теплую темноту, даже в своем полуобмороке не отпуская князя, вцепившись до побелевших пальцев.
Очнулся он нескоро и не в своей постели. И рядом не было близнецов, но был кто-то другой. Лигео протянул руку туда, откуда веяло льдом, наткнулся кончиками пальцев на теплое плечо. Обнаженное плечо.
— Ммм? — глаза не открывались, пришлось перекатиться ближе. — Князь?
Тот поймал обе его ладони, прижал их к своей груди. Лигео чувствовал, как бьется его сердце — мощные, размеренные сокращения, ровный ритм дыхания.
— И почему я в вашей постели? — Лигео улыбался с нотой боязливости.
— Во сне слияние проходит легче. Через пару ночей нам будет проще. Твой Свет приспособится к моей Тьме.
— И что будет тогда?
— Помолвка. Я хотел бы сразу свадебный обряд, но не думаю, что ты согласишься. У тебя будет время.
«Смириться со своей судьбой» — осталось непроизнесенным.
— Какая еще помолвка? Какой еще обряд? — взвился Светлый предсказуемо: быстро и в свете вспыхнувших огнем простыней.
Темный только повел ладонью, гася пожар.
— Полная магическая помолвка перед заключением брака с плавающим статусом.
— Какой еще плавающий статус? Какая магическая? — огнем занялись гобелены.
— Похоже, придется обновить обстановку, — ухмыльнулся князь, снова гася огонь. — Плавающий статус супругов — необходимость в нашем случае. При всем моем желании принять тебя равным, силы неравны и магия не позволит.
Лигео было страшно, он ничего не понимал в происходящем, он хотел спать, обняв князя, и удрать сию же секунду — все разом. Свет бушевал, разнося мебель, пламя взревывало на все новых и новых участках. Успокоил его Элеин самым надежным способом в мире: поцелуем. Властным и почти жестоким вначале, до прокушенных губ и царапин от клыков, успокаивающим и нежным после, когда Лигео сдался и перестал биться в его руках.
Светлый прижался к своей темной половине и затих, осмысливая. Свадьба. Брак лучше, чем плен. Но без предупреждения, без предложения, просто уведомить? Впрочем, это вполне в духе Темного.
«Я беру то, что могу взять», — писал он в одном из писем. И это была правда, он поступал совершенно верно с позиции силы. Лигео тогда написал: «А удержать тоже сможете?» Сейчас он был уверен: сможет. Удержать Свет так же, как удерживал в себе Тьму. Хотелось ли ему подчиняться? Способен ли был Лигео подчиняться сейчас, надеясь в будущем достичь равенства? Он не знал. В конце концов, ему было всего восемнадцать, он был младшим жрецом, врачевал, пробовал носить меч паладина, бегал вечерами в таверну за пирогами с вишней и рвал яблоки в саду храма — жизнь юноши, обычного, каких десятки у Света.
И вот он — Избранный, в чужой стране, рядом с пугающе притягательным чужаком, Избранным Тьмы. Взрослым, даже не на годы — на десятилетия старше. Он так и не узнал, сколько лет князю. Лигео уронил голову на плечо будущему мужу. Смириться и ждать — что еще остается.
От Элеина пахло странно и слабо, будто статую натерли настоявшейся на специях водой. Запаха статуе не удержать, он рассеется, но пока еще ощутим: мускус, камфара, воск, сосновая смола и оружейное масло. Лигео обнюхивал его, проводя носом по шее, затем лизнул. Солоноватая и чуть терпкая кожа, слишком гладкая для обычного человека и лишенная волосков, с незаметными порами. Насколько мог рассмотреть Лигео, и на подбородке князя не было щетины, а на груди — мощной, мускулистой, и в подмышках волосы тоже отсутствовали. Сунуться ниже, под одеяло, юноша пока не решался. Ощупывал и обнюхивал выше пояса. Нравилось красивое тело, вызывало такой же восторг, как тот, который юноша испытывал, трогая бархатистый нос пантеры в королевском зверинце, благосклонно разглядывавшей рискнувшего лечить ее человека. Уровень опасности от того и другого примерно совпадал, как казалось юноше. Князь благосклонно фыркал, улыбался и держал руки при себе, вернее, обнимал будущего супруга за пояс и не опускал руку ниже. К тому же, Лигео был одет, с него сняли только сюртук, ремень и сапоги.
— Пантера была милей, — решил для себя Светлый. — Урчала.
— Мое горло устроено немного иначе, — усмехнулся князь. - Увы, я не умею урчать.
— А кто вы, кстати, князь?
— Полукровка. Моей матерью была княгиня Алитена.
— А чья кровь? — юноша еще раз обнюхал Темного.
— Демонская.
Это было сказано так просто, без рисовки или опаски, что нельзя было не понять: для князя это уже давно привычно, очень давно. Не пятьдесят и не сто лет. Светлый шарахнулся с кровати, как та пантера при виде целителя, зашипел, чуть не в рычание, был бы хвост, уже стегал себя по бокам.
— Успокойся. Чего ты так испугался?
— Еще не знаю, — Лигео не приближался, только завернулся в щит.
— Иди сюда. Если бы даже я хотел причинить тебе вред, то не смог бы. Лигео, — имя прозвучало на сей раз не раскатом грома, а плеском воды по каменистому порогу.
Светлый вернулся на кровать, уселся рядом с князем:
— А где рога? И хвост?
— Не достались, — усмехнулся тот. — А ты хотел бы рогато-хвостатого супруга?
— Не знаю. Наверное, привык бы. А что досталось?
— Власть над водой, ветром и пламенем. И Тьма.
Светлый рискнул слегка приподнять одеяло. Судя по тому, как он застыл, любопытство оказалось наказуемо. Князь не делал ничего, просто лежал, закинув руки за голову, смотрел, усмехался. Ждал, что еще сделает Светлый. И только по тому, насколько напряженными были все мускулы красивого, скульптурной лепки тела, можно было догадаться, чего ему стоит это мнимое спокойствие.
Светлый аккуратно опустил одеяло:
— Что-то я насчет брака опять сомневаюсь… Жить хочется.
— Человеческое тело так устроено, что может подстроиться под любые обстоятельства. В том числе и такие, — князь кивком обозначил, какие.
— Хм, — Лигео изучил подробней, снова приподняв одеяло. — Хорошо, когда-нибудь проверим, — и убрал одеяло совсем. — У тебя красивое тело. Идеальное почти.
— Я воин.
Выражение лица Элеина не изменилось, но вот глаза… Они стали, словно провал в бездну, еще темнее. И на секунду Лигео показалось, что в них мелькнуло отчаяние.
— И что? — Лигео не понял реакции.
— Такое тело — результат долгих лет тренировок.
Князь слукавил: скорее уж, это результат борьбы за жизнь в бесконечных войнах прошлого, а мир, которого он добился — награда. Наградой же теперь было и терпение, которое полудемон приобрел за свою долгую жизнь. Иначе Светлому не поздоровилось бы еще в первый же день.
— Мне нравится, — Светлый огладил ладонями его живот.
По запястьям тяжело стукнула, оставляя влажный след, налившаяся кровью часть тела, так напугавшая Лигео. Горячая. Князь прикусил губу острым клыком. Лигео покосился на искомую часть будущего мужа, после чего наклонился поближе, обхватил ладонями.
— Неплохо. Состояние отличное. Стояние еще лучше.
— Лигео… — опять прокатилось громовым раскатом имя, закончившись длинным «о-о-о», похожим на стон.
Светлый подумал, затем вздохнул. И принялся за пробу семейной жизни. Если б не строжайшие обеты, можно было б заподозрить Лигео в том, что он последние пару лет еженощно и ежедневно упражнялся в том, как доставить удовольствие данным способом.
Сначала он не обращал внимания, привыкнув к единению Света и Тьмы, что Тьма уже не так спокойна, как была. А когда его окутало плотным, как мокрый парусинный шелк, жарким, болезненным вожделением, разбавленным смутным удовольствием Света… Лигео умудрился снять с себя все быстрей, чем, если б одежда горела. В ушах шумел прибой, все тело ныло и тянуло, и это ощущение было одновременно и приятным, и нет. Элеин шевельнулся, и через мгновение юноша уже лежал под ним. Князь наклонился, целуя и не щадя сейчас ни своих губ, ни губ Лигео. Светлый знал в теории, что будет происходить, но вспоминать пыльные книги не хотелось, мысли были совсем о другом. Вместе с руками Темного, с его губами, языком, юношу ласкала его Тьма, почти материальная сейчас, плотная, почти осязаемая. Черный бархат, невесомый шелк, прикосновения, о которых невозможно сказать — холод это или жар. Свет померк, укрывшись в этой Тьме, свернувшись там, приластился. Лигео под ласками мужа вспыхнул своим пламенем, чуть ли не потек переливами огня.
«Власть над пламенем», — говорил полудемон. Оно не обжигало его, а тоже ластилось, как рыжий кот. А потом Лигео ощутил, как внутрь его тела пробирается теплая струйка жидкости, собираясь в шар. «Власть над водой», — это она и была.
Наверное, нарушать обеты до свадьбы было неправильно. Но Свет ведь не был против? Он не знал, как это понять, а потом стало не до понимания. Он стонал и мотал головой, коса рассыпалась, и волосы наверняка перепутались, но ему было сейчас все равно — внутри перекатывались теплые шарики, то и дело задевая что-то, отчего Лигео бросало в жар. Где-то на самой грани слуха щелкало, словно снимаемый доспех — Свет снимал обеты с Избранника, позволяя все, что тому заблагорассудится. С супругом можно. Сам князь пока только гладил его, целовал, касался языком в самых неожиданных местах, не торопясь вторгаться в неподготовленное тело. За него это делала его магия, зачарованная вода. Лигео порой вздрагивал, тело не знало, как реагировать. Оно из всех касаний мужчины знало ладонь Ариса, впечатывающую знак Света в грудь жреца. И все же это было… хорошо? Нет, он не мог подобрать слов к тому, что испытывал. Безумно — пожалуй, подошло бы. Внутри по венам тек жидкий огонь, сливался в один поток, пока не переполнил свое вместилище. Лигео выгнулся, раскидывая руки. Комната снова полыхнула алым костром. Потом его укутала теплая тьма и Тьма, как нежный пух. И он провалился в них, оставляя измученное тело на попечение будущего супруга.
3. Исцеление Тьмой
В себя приходить не хотелось, но пришлось — трясли паладины, пытаясь добудиться. Лигео отчего-то смутился, увидев Ариса, как всегда, в одних легких нижних штанах. Затем смущение прошло. Обет паладинов ощущался физически — две красивые статуи. Теплые касания, теплые тела, еле прикрытые тканью. И грудь Теньи даже из любопытства потрогать не хочется. Совсем не так, как было с князем. Ох, князь… Лигео подскочил, посмотрел на себя: он был в ночной сорочке, чистый и с заплетенными в косу волосами. Никаких следов того, что было.
— Ты в порядке? — теплая стальная ладонь Ариса на груди, привычно.
— Князь сказал, что ты снова упал в обморок.
— Я… д-да, наверное, — щеки полыхали, как ему казалось. — Н-не помню. Мы с князем… разговаривали. Кажется… Кажется, я должен стать его… супругом. Он говорил что-то о браке…
— Брак? — Тенья улыбнулась. — Поздравлять?
— Брак лучше плена, — Арис словно читал мысли жреца.
— А мы?
— Другие ученики, — Арис развел руками. — Мы как раз вынужденные пленники. Некуда идти.
— Но вы останетесь со мной. И Мара, и Ладдар. У меня здесь только вы — из близких и друзей.
— Конечно, мы останемся. Мы ведь клялись защищать тебя, — Тенья улыбнулась ему, погладила по плечу. — Так значит, ты станешь мужем Темному.
Лигео кивнул. Теперь эта мысль такой ужасной не казалась.
— Идем, завтракать пора, — Тенья поднялась. — Одевайся и будем искать дорогу.
— Зачем ее искать? — пробормотал юноша. Откуда-то он точно знал, как пройти в зал, где накрыт завтрак для него и его людей. И еще знал, что там их уже ждет князь.
— Мы еще не запомнили дорогу.
Паладины оделись, помогли одеться своему жрецу, Арис переплел ему косу.
— Не знаю даже, что мы тут будем делать, — задумчиво произнес паладин.
— Будем делать то же, что и должны были — изучать княжество и его обитателей. Учить их язык и обычаи. Пусть меня и сдали, как проходную фигуру, но сидеть на заду ровно я не собираюсь.
Лигео понял, что прозвучало это непривычно-резко и пробормотал:
— Извините, что-то я сегодня не в духе.
— Все хорошо, — кивнула Тенья.
В коридоре к ним примкнули тихая Мара и Ладдар, который не выпускал ее руку.
— Все плохо…
Тьма, застилавшая глаза Ладдара пеленой, опустилась. Бессилен был даже Избранник Света.
— Ничего, все будет хорошо, — повторил слова Теньи Лигео. Хотя он понятия не имел, что будет на самом деле.
А дорогу в столовую он, и впрямь, нашел легко, будто давно знал, куда идти. Будто ему подсказывали сами стены Элесигната нужный поворот и лестницу. Он шел, иногда касаясь ладонью стен, и ему казалось, что мрачный древний замок отвечает. Чуть ярче вспыхивают огни в чашах, чуть светлее становится в коридорах, чуть теплее.
— Добрый день, князь, — Мара вспомнила об обязанностях за всех улыбаться и разливаться соловьем, даже если вся остальная компания сидит, как сычи на солнце. — Ваше гостеприимство превыше любой похвалы.
— Я рад. И вам доброго дня, — кивнул князь, — присоединяйтесь.
На сей раз стол был накрыт на семерых, по правую руку от князя сидел его советник, по левую усадили Лигео, рядом с которым села Тенья, остальные расположились напротив.
— Да благословят Высшие, — окинув стол взглядом, пророкотал князь, отдавая дань уважения и Тьме, и Свету.
— Да благословят, — произнесли все.
Ладдар так и сидел, положив руки на колени, ухаживал за ним Арис, аккуратно кормил, поил, вытирал салфеткой остатки соуса.
— Что случилось с вашим другом, Избранный?
Фамильярность князь позволял себе только наедине с Лигео, и это было понятно, он вообще не слишком любил выносить на публику свою жизнь, поэтому обращался сейчас к юноше так, как того требовал этикет.
— Его слабое здоровье оказалось подорвано непоправимо, князь. Он ослеп из-за того, что при рождении мать его матери прокляла ребенка, — вполголоса поведал Лигео.
— Хм, и давно? И как?
На лице Темного не мелькнуло ни капли заинтересованности, оно осталось равнодушной мраморной маской, но Лигео уже знал, куда надо смотреть, чтобы увидеть чувства князя. Что за интерес Темному в этом проклятье, юноша не знал.
— Двадцать три года назад. Сказала что-то вроде: «Чтоб глаза твои меня вовек не видели».
— Угу. После завтрака вас проводят, — кивнул Элеин. Наверное, это у него советник нахватался дурного: ничего не пояснять, отвечая коротко и непонятно.
— Простите, а куда именно? — уточнил все-таки Лигео.
— В зал ритуалов. Наслаждайтесь завтраком, — ухмыльнулся князь, поднимаясь, остановил жестом хотевшего вскочить Лигео и вышел из трапезной.
Заканчивали питаться светлые в полной тишине. Ладдар все еще привыкал к слепоте, паладины просто молча и быстро поглощали завтрак, Мара что-то обдумывала. А сам Лигео сидел, как на иголках, не в силах проглотить ни куска. С одной стороны, он даже близко не знал, что задумал Темный. Вариантов было два: помолвка и ритуал для Ладдара. Во второе не верилось — что за резон князю бескорыстно помогать какому-то чужаку? Вот разве что он таким образом желает получить толику благодарности Лигео… Это логично. И если он поможет… Благодарность воспоследует.
Обетов на себе юноша больше не ощущал никаких, он мог бы поспорить чистотой с новорожденным. От этого было неуютно. За двенадцать лет при храме он так сроднился с нематериальными, но весьма ощутимыми оковами духа, что без них оставалось ощущение, будто вышел из комнаты голышом, прикрывшись одним лишь плащом. Хотелось спрятаться. В объятия князя, например. Завернуться в кокон его Тьмы, как в пушистые пернатые крылья. Лигео залился краской, уразумев, о чем думает, выронил из рук двузубую вилку.
— Лигео, что с тобой? — сразу спохватилась Тенья.
— Н-ничего, так… Все в порядке, — юноша сжал кулак до впившихся в мякоть ладони ногтей, опустил голову. Что с ним, в самом деле? Никогда не подумал бы, что способен на… такие мысли.
— Ты точно в порядке? Позвать князя?
— Нет! — возглас получился слишком поспешным и слишком… детским оттого, что голос сорвался.
— Видимо, позвать… — кивнул Арис.
— Нет! Я же сказал, я в порядке! — уже тверже отказался Лигео. — Не стоит дергать нашего гостеприимного хозяина по пустякам. Заканчивайте завтрак.
— Мы закончили, — произнесла Мара, поднимаясь.
Через секунду в трапезной возник лакей, с поклоном предложивший следовать за ним. До ритуального зала пришлось идти долго, спускаясь вниз, в вырубленные в скальном основании Элесигната катакомбы. Ледяные коридоры, освещенные редкими магическими огнями, уходили во тьму, и Лигео казалось, что они заворачиваются эдакой улиткой в толще скал. Ладдара Арис просто волок на себе, взвалив на плечо. Тот помалкивал, хотя явно хотел бы сказать нечто весьма нелестное. Но сам он здесь шел бы очень долго, даже если бы его вели за руку.
Наконец, тоннель окончился, влившись, словно ручеек в море огней, в невообразимую пещеру, которая явно появилась в результате природного воздействия, а не благодаря рукам человека. Ее украшали наплывы и колонны самых разных цветов: от снежно-белого и льдисто сверкающего кристаллами кварца, желтоватого и матового, красно-коричневого и даже изумрудно-желтого.
— Какая красота… — восхитилась Мара.
Арис вполголоса принялся описывать Ладдару все, что видел.
— Не трудитесь, юноша. Скоро он сам все увидит, — загремел раскатами по пещере голос князя.
Арис поставил Ладдара на ноги:
— Ваше благородство неизмеримо, князь.
Ответом ему послужило насмешливое фырканье.
— У стены лежит тюк, возьмите плащи и удалитесь на галерею, — князь ткнул пальцем в сторону, и они увидели пологий подъем, ведущий куда-то вверх. — И молчите, во имя Высших, что бы ни увидели.
Все поспешили выполнить приказ. Главное, чтобы Ладдар снова смог видеть. С галереи открывался чудесный вид. В том числе и на огромный алтарный камень, вырезанные в отполированном до зеркальной гладкости полу пента- и гексаграммы, круги и звезды. Все наблюдали молча, взявшись за руки. Так было не столь страшно.
Повинуясь движениям рук и магии князя, с Ладдара слетела, мигом истлев, вся одежда, невидимые клинки срезали его волосы, не успел он даже ахнуть. Те же невидимые клинки расчертили тело Ладдара кровавыми знаками, никому из присутствующих не известными. Лигео зажал рот ладонью, чтобы не проронить ни звука.
Арис обнял его за плечи, поддерживая. Маре очень хотелось заорать, но она лишь отвернулась, спрятав лицо в плечо Теньи.
Через мгновение Ладдара уже распяли невидимые путы на алтаре в виде пятиконечной звезды. Князь сбросил тяжелый плащ, оставшись обнаженным, но ненадолго — Тьма скрыла его, словно шелковое одеяние, заструилась по телу, как крылья, небрежно сложенные за спиной. Голос, начавший читать что-то на незнакомом языке, то падал до шепота, то громыхал, как камнепад. И вот повелительно произнесено завершающее слово, и из порезов на теле молча бьющегося в путах Ладдара заструилось то ли свечение — грязно-красное, то ли дым, то ли кровь, рассыпающаяся мелкими капельками. Лигео решил, что именно так и выглядит проклятие. Вероятно, он был прав: от глаз молодого человека этой пакости исходило больше всего. Наконец, красный туман перестал сочиться, Ладдар затих, как марионетка с перерезанными нитками, а князь повел рукой… или крылом, словно обмахивая лежащее на алтаре тело. Тьма проструилась по нему, смывая знаки, и растворилась.
— Спускайтесь, уже все.
Голос Элеина был хриплым и усталым. Лигео первым делом метнулся к князю, проверять, как тот себя чувствует. Остальные окружили Ладдара, медленно моргающего и щурящегося. Влетевшую в объятия светлую птаху Темный сжимал так бережно и осторожно, но с такой мукой и жаждой во взоре, что все предпочли отвернуться. Ладдар потер глаза и беспомощно улыбнулся:
— Я вижу… Так четко и ясно… просто чудо.
— Я очень благодарен вам, князь, — Лигео смотрел с восторгом и обожанием.
— Не стоит благодарности…
Сознание заволакивало жаркой пеленой вожделения, уж слишком крепко прижималось к Темному столь соблазнительное тело, слишком сладким было единение Света и Тьмы, да еще и тут, в месте, где тоньше границы мира. Друзья Лигео поспешили уйти хотя б в тот же тоннель, оставляя Избранников наедине. На Ладдара набросили плащ, Арис понес его снова на руках — сапоги пали под чарами князя вместе с одеждой.
— А я все так хорошо вижу, — не мог нарадоваться Ладдар.
— Это же замечательно! — Арис улыбнулся ему.
— Тебе лучше уйти тоже, — Элеин дышал все тяжелее и глубже, раздувающиеся ноздри жадно вбирали аромат юного тела.
— Почему? — наивно спросил Лигео.
— Потому что мне уже очень трудно сдерживаться, а ты не готов принять меня. Потому что не было еще помолвки… Уйди, Лигео, или я за себя не ручаюсь.
Светлый рванул к друзьям, как молния, вроде только что стоял рядом с князем, а уже его голос звенит около Ладдара. Элеин со стоном распростерся на алтаре, вцепляясь в камень заострившимися когтями, чтобы не броситься следом.
Пучок Светлых снова сбился в одну кучу, так и передвигались, как многоногое нечто. Добравшись до комнаты Лигео, подождали, пока Ладдар сходит и переоденется, и снова собрались на кровати юного посла.
— Итак. За возвращенное зрение князь вправе потребовать плату, — сказала Мара, нервно похлопывая по колену ладонью.
— И он потребует, — кивнул Арис. — И ладно, если с Ладдара.
— Я сам расплачусь, — сказал Лигео и густо покраснел под грохнувший хохот.
— Я смотрю, криков: нет, за что, не отдавайте — мы не дождемся перед свадьбой?
— Разве что от князя.
— Все это хорошо, но насколько хватит терпения нашего уважаемого хозяина? — нахмурилась Тенья. — Помолвка еще не объявлена. А по некоторым признакам судя, свадьба должна состояться как можно скорее.
— Эй! Я же не беременный!
— Да, — кивнул Арис. — Как можно скорее, пока тут все еще цело…
— А что делать со свадебным нарядом? Стэр явно сдавал нас как пленников.
— Я могу попытаться сшить, — вызвалась Мара. — На крайний случай, замотаем в ваши белые плащи, зашьем, ленточками повяжем. Традиции обязывают Свет шить наряд Избраннику, а так бы портных князя попросили.
— Ужас, перед алтарем я буду как чучело, — тяжко вздохнул Лигео. — Может, вообще в простыню меня и веревочкой подвязать? Все равно, боюсь, свадебный наряд ждет участь одежды Ладдара.
— Тут нет белых простыней, так что придется в плащи, мы их отстираем, — уверил Арис. — Могу дать свои парадные доспехи, конечно…
— И что я в них буду делать? Звенеть, как язык в колоколе? — хихикнул Лигео. - Нет, спасибо. Плащи так плащи.
Плащи не понадобились. Через несколько часов к Маре и Тенье зашли горничные, позвав их куда-то в хозяйственную часть Элесигната. Привели же в мастерскую местных замковых швей, раскинули перед ними на выбор целую кучу тканей, от бархата и газового шелка до плотной шерсти. Девушки переглянулись, не сговариваясь, ткнули в шерсть.
— Когда Лигео волнуется, всегда мерзнет. А она довольно тонкая, и согреет, и жарко ему не будет.
— Может, это? — Мара указала на серебряный шелк, затканный узором.
— Можно и это, — согласилась Тенья. — Светом прикроется, если что. Ну что, шьем жреческую мантию?
— Жрец все-таки.
— Недожрец, — фыркнула Тенья.
Решено было сшить сорочку из белейшего тонкого полотна, нижнее одеяние из кремово-белой шерсти, а мантию — из того самого серебряного шелка.
— А он у нас молью бледной выглядеть не будет? — раскраивая кусок ткани, спросила Мара.
— Будет, а что поделать? Последний обряд Света, а там уже пускай хоть зеленые штаны с алым кружевом и желто-черную рубашку носит.
— Ну ты так сказала, будто он после замужества перестанет быть жрецом Света и Избранным.
— Не перестанет, но некоторые обычаи соблюдать не будет. Носить только белое на торжествах, например. Да и ты, если советника соблазнишь, тоже… — Тенья засмеялась.
Мара покраснела и отвернулась.
— Это вряд ли. Он - наг, им людские женщины не интересны.
— Это он тебе сам сказал? Вот прямо в глаза посмотрел и нежно прошипел: «Вы мне с-совс-сем неинтерес-сны, Мара»?
— Нет, конечно. Ты его ро… лицо видела? Он же как из камня, ни бровью не шевельнет, ни моргнет. Змея как есть. Мне ему что, мышек принести или молока?
— Он же наг, а не ужик из леса, — отмахнулась Тенья.
— Но молоко он любит, кажется, — задумчиво пробормотала Мара, вспоминая, что там ел и пил советник по дороге от границы княжества до Элесигната и уже здесь.
— Вот и принеси ему ведро молока, сколько там на эту тушу надо, чтобы напиться.
— Я же даже не знаю, какая она, эта туша, в истинном облике будет, — рассмеялась девушка. — Может, он страшен, как грех?
— Как сказать, выглядят наги приятно. Во всяком случае, если верить книгам. И вообще, я тебе могу назвать четыре способа убиения нага, а вот с ухаживаниями у меня слабовато.
— А тебе кто-нибудь нравился? Ну, хоть когда-нибудь? — покосилась на Тенью Мара, даже замерла с булавкой и куском ткани в руках.
— Нет, никогда. Я паладин, Свет уничтожает в нас все подобное. Я не могу влюбиться, не могу испытать сексуальное желание.
— И не жаль?
Тенья покачала головой:
— И не жалеем. Мы отличаемся от вон того камня лишь тем, что дышим и ходим. Свет — наша любовь и наше желание, служить Свету и нести его на лезвии меча — наш вечный свадебный дар.
— Разве нельзя служить Свету и не быть… — Мара постучала костяшками по деревянному столу. — Как Лигео, например? Не думаю, что брак ему помешает нести свое служение.
— Он — Избранник, ему позволено кувыркаться по постели лишь с Избранником Тьмы. Лигео повезло. А так он тоже был бы в покровах и цепях обетов.
— Это… знаешь, Тенья, это звучит ужасно. Тебе, наверное, не понять, но это в самом деле звучит так, будто служение Свету — это рабство. Обеты, цепи… Бр-р-р. Хорошо, что я в свое время отказалась идти в послушницы.
— Это не рабство, это осознанный выбор. Свет не принуждал меня приносить клятвы, — Тенья пожала плечами. — Впрочем, настоящим паладином мне уже не стать, как и брату. И Свет - все, что у нас теперь осталось.
— Глупости, и ты сама это понимаешь. Избранник имеет право разрешить вас от обетов. Я знаю, читала.
— И что ты предлагаешь делать? Выйти мне замуж за Ладдара?
— Почему — за Ладдара? Вдруг тебе понравится кто-нибудь из здешних? Ты же не знаешь, потому что не можешь почувствовать. Кстати, объясни-ка мне, какой это «осознанный выбор» может быть в десять лет? — прищурилась Мара.
— Такой вот… Из здешних? О да, начальник стражи князя, будем идеальной парой — рыцарь Тьмы и паладин Света.
Мара фыркнула:
— Почему нет? Он красивый, обходительный. Вежливый.
— Меня не привлекает.
Мара замолчала. Конечно, ее не привлекает, думала она возмущенно. Тенья и знать не знает, что это такое, в десять лет девчонки, да и мальчишки тоже интересуются все-таки больше куклами и игрушками, чем отношениями. А именно в таком возрасте даются первые и самые строгие обеты. Да, паладины Света — самые целомудренные и стойкие в вере. Но какой ценой? А впрочем, для них нет этой цены, ведь они в самом деле не знают, от чего отказались. Но в душе Мара все равно чувствовала — это не правильно! Это — не осознанный выбор! Осознанный — это когда испытал и боль, и любовь, и жаждешь покоя. А какого покоя могут жаждать дети?
Тенья встряхнула ткань:
— На свадьбе наш Избранник будет красавцем. Интересно, уцелеет ли вообще наряд после церемонии.
— Сомневаюсь. Уцелел бы Лигео…
— А что с ним станется?
Мара прикусила губу. Она родилась не в благородном семействе Фервинта, ее детство прошло в трущобах, пока ее не подобрали и не отвели в приют при храме. И что может статься, если один из любовников слишком нетерпелив или велик, она видела. Это касалось не только мужчин, конечно. Здесь же еще и избранность обоих — вовсе не облегчающий фактор, скорее, наоборот. Тьма и ее подданные никогда терпением не отличались.
— Он умеет исцеляться. К тому же… Князь смотрит на него так, что я не сомневаюсь — первая их ночь пройдет отлично.
— Князь смотрит на него, как голодный пес — на кусок сочного мяса.
— Я вижу иначе — он смотрит, как умирающий от жажды на ручей.
— В любом случае и мясо и вода в ручье будут поглощены. Шей, не отвлекайся, — буркнула Мара, у которой испортилось настроение.
Сама себе она признаваться отказывалась, что иногда смотрит на Тенью совсем не так, как следует смотреть на паладина. Тенья хмыкнула и заработала иглой. Шитье у нее спорилось куда лучше, чем владение мечом, следовало признать. Мара раскроила и наживила все детали праздничного наряда Избранника Света и тоже взялась шить. Им никто не помогал — все швеи были в курсе, что приготовить свадебный наряд для Лигео могут только те, кто приехал с ним.
Меж тем в Элесигнате и прилегающей к нему долине началось пока еще незаметное шевеление. Герольды, отправленные по всему княжеству, должны были объявить о церемонии заключения помолвки.
Лигео занимался тем, что нервничал, Ладдар читал книги, Арис возлежал на кровати и таращился в потолок, обнимая нервничающего Лигео — все были при деле. Ладдар читал вслух не просто так — он обнес здешнюю библиотеку и теперь просвещал своих спутников, какие обычаи существуют в княжестве Карайт. Арис и Лигео внимательно слушали.
— В целом, справедливо, — заметил Арис.
— Только очень уж… жестоко, — Избранный передернул плечами. — Ладдар, а что-нибудь по Семейному кодексу ты нашел?
— Принести не смог. У меня рук всего две.
— Арис, сходите? До свадьбы у меня сколько? .. Дней хоть десять есть?
— Дня три, — хмыкнул Ладдар. — Арис, пойдем, книг принесем.
— Идем.
Примечание к части
Разрешить от обетов - (устар.) снять все клятвы и обещания, в магическом плане - деактивировать все ментальные и физические ограничения, не позволяющие принесшему обет определенные действия и мысли.
4. Разрешение от обетов
Келисан постучал в дверь отцовского кабинета, почтительно дождался разрешения войти и шагнул внутрь, окидывая взглядом привычный строгий порядок. Селтар Ронсен, его отец, владелец двух десятков лавочек, торгующих специями, беспорядка не терпел ни в делах, ни в документах, ни в жизни.
— Есть ли вести от Лигео? — сразу же встретил вопросом отец, не скрывая волнения. — В Храме ничего не говорят.
— Нет, — вздохнул молодой человек. — Пока ничего. Но я уверен, он обязательно напишет нам. Отец, — Кел поднял глаза, в которых отражалось такое же беспокойство, — ты думаешь, этот Темный… он не обидит младшего?
— Я каждый день молюсь, Кел.
— Молитвы… Отец, я должен был напроситься в эту миссию! — Кел вцепился в цепочку с символом Света на груди до побелевших костяшек.
— Я потерял одного сына, лишиться сразу двух слишком тяжело. Я уверен, что Свет защитит нашего мальчика.
Магистр Бертау в этот вечерний час тоже пребывал в тяжких раздумьях: не совершил ли он ошибки, отдав Избраннику Тьмы Избранника Света практически без сопротивления? Была ли угроза князя такой уж значительной? Все-таки война — дело плохое… Но рискнул бы князь? Магистр тяжело поднялся с кресла и прошествовал к секретеру, где хранил переписку с Темным. Разобрал аккуратно сложенные пергаменты, вытаскивая нужный, выглядевший самым потрепанным от частого перечитывания. Он и без того наизусть уже выучил это письмо. Правдивее было бы назвать его ультиматумом:
«Мне известно, что на территории княжества Фервинт восемнадцать лет назад был рожден Избранный Света. Он должен быть найден и отправлен в Карайт, в противном случае я сам приду за ним».
Что было делать — пришлось отдать мальчика. Не обижает ли его там князь? Тьма без Света не существует, мучить не станет… Но всякие мелкие неудобства доставлять все-таки можно. Темный и сам по себе слишком властная тварь, да и горное княжество — не Поля Блаженных. Суровые обычаи, суровая природа, совсем несхожая с привычным юному Лигео равнинным климатом.
— Нужно написать им.
Посланный с дипмиссией Стэр еще не вернулся, но он и не должен был так скоро приехать. Дождаться его, узнать, как принял князь невольный «подарок»? Или все-таки написать… Нет, душа болит — надо послать письмо Лигео. Магистр взялся за перо, начав с традиционного благословения. А потом задумался: позволят ли письму попасть в руки пленника? Почему-то ему казалось, что Лигео находится в Элесигнате именно в таком качестве.
«Лигео, если ты можешь — напиши, как твои дела. Если ответа не будет… Мы готовы ответить на ультиматум князя отказом и забрать тебя. В конце концов, войны начинались из-за меньшего, а Свет поможет нам».
В Архивах хранились легенды о седой древности временах, когда Избранников разлучали насильно, считая, что слияние Света и Тьмы принесет миру не благоденствие, а катастрофы. И катастрофы в самом деле следовали, но следствием чего они были? Магистр покачал головой. Хроники… Архивы… Но сейчас речь идет не о пыльных свитках, а о жизни. Конкретно же — о жизни одного из его паствы. Лигео пришел в Храм по собственной воле, будучи совсем ребенком — шести лет от роду. Магистр увидел его случайно — ребенок, спрятавшись за колонну, пел вместе с хором, и его тонкий голосок вплетался в песнопение так органично, как звук хрустального колокольчика. А дрожащая аура Света, окутывающая малыша покрывалом, подсказала Магистру, кем должен стать этот белокурый ангелочек. Жеребьевка в Храме, указавшая на него спустя двенадцать лет, была лишь подтверждением факта избранности, не более.
«Лигео, если через трое суток не будет ответа — Храм заберет Избранника, дитя мое. Хроники могут твердить, что угодно, но мы не оставим тебя».
Запечатав письмо, Магистр Бертау вызвал храмового мага:
— Это должно быть доставлено в Элесигнат, в руки Избранника Света, не позднее, чем через сутки.
— Будет исполнено, — тот долго мешкать не стал, заряжая магического вестника. Крохотная серебряная птица, которой обернулось письмо, искрой света выпорхнула из окна, уносясь на северо-восток, к смутно видимым на горизонте горным грядам княжества Карайт.
Лигео, получив письмо, которое, разумеется, передали ему сразу же, не вскрывая и не мешкая, долго его перечитывал, хмурясь. Он не совсем понимал, что за ультиматум князя имелся ввиду. А забота Магистра была приятна, что и говорить. К тому же, письмо пробудило его совесть: он совсем позабыл, что о нем могут волноваться не только в Храме, но и родные. Так что вскоре Избранник Света уже отправил послание семье, в котором на много страниц писал, что все хорошо, описывал погоду, природу, еду, мебель, упоминал о чудесном исцелении Ладдара.
Магистру ушел такой же обстоятельный отчет, в котором Лигео уведомлял о скорой помолвке и свадьбе. Рука, правда, подрагивала, выводя эти строки: юноша начитался о брачных обычаях карайтцев, или карани, как называли себя жители княжества. И даже уверения друзей, что не все так страшно, половина обычаев устарели, а вторая не является обязательной, не помогали. Жесткость и почти жестокость оных пугала до безъязычия. Чего стоили только упоминания о прецедентах: измена каралась смертью не только поправшего брачные обеты, но и того, с кем был совершен грех. Прилюдной казнью, расписанной в своде законов с ужасающей детальностью. Изменять Лигео не собирался, но на общем фоне в ужас повергало все.
— Мы еще можем сбежать, — говорила Тенья, которой совсем не нравился настрой будущего жениха князя. Хотя о помолвке уже было объявлено, в замке готовился пир, а в окрестных поселениях — праздники, которые продлятся неделю до свадьбы и неделю после.
— Нет… Мы остаемся, — бормотал Лигео и снова погружался в чтение, а по ночам Арис не спал, успокаивая его.
Самого князя в эти дни в Элесигнате не было — он тоже готовился к свадьбе, ведь ему предстояло принести младшему супругу богатые дары, а также отправить такие же дары его семье, наставникам и Храму. Может, к лучшему, что он отсутствовал, Лигео нервничал меньше. А может, будь Элеин в доступности, юный Избранный пришел бы к нему и потребовал объяснений, получил их и успокоился гораздо быстрее.
Арис от Избранника Света не отходил вообще, Ладдар читал, наслаждаясь обретенным зрением, Мара улаживала какие-то дела с церемонией, Тенья помогала ей. Все были при деле, Лигео это удручало еще больше — свадьба надвигалась неотвратимо.
— Вот вы все будете такие красивые, — заложив страницу пальцем, протянул Ладдар, глядя на валяющегося в прострации на постели Лигео и Ариса, который осторожно разбирал его волосы. — Один я, как дурак — лысый. А между прочим, карани считают, что в волосах человека кроется его жизненная сила.
— Именем Света, — протянул Лигео, внезапно развеселившись, — пускай у тебя будет коса до пола. Золотая!!!
Сверкнула вспышка: Свет с радостью отозвался возлюбленному Избраннику своему. Ладдар ахнул: тяжелые, густые и в самом деле золотистые волосы оттянули его голову, рассыпаясь по плечам, по креслу до самого пола, сворачиваясь там лужицей шелка.
— Ого, — восхитился Арис. — Теперь будешь ходить и наступать, наступать…
— О, Высшие! Арис, — Ладдар заискивающе заглянул в глаза паладину, — заплети? У тебя единственного тут получается плести косы так, чтобы это было похоже не на мочало.
— За тобой все карани будут бегать и умолять дать дотронуться, — продолжал паладин, сноровисто заплетая другу все его новообретенное великолепие в тугую толстую косу.
— Да сдались мне они, — буркнул Ладдар, жмурясь и невольно подаваясь назад, поближе к рукам паладина.
— А что ж так? Ты у нас собой весьма хорош.
— Толку от этой «хорошести», если единственный, кто мне нужен, никогда даже не взглянет… — молодой человек прикусил губу и уткнулся в книгу, не поднимая головы.
— Да наш книгочей, никак, влюбился? — Арис рассмеялся. — И в кого же?
— Не важно. Он не ответит мне взаимностью.
— Потому что остался в Храме?
— Потому что… — Ладдар закрыл книгу, отложил ее на столик и поднялся, не глядя ни на кого в комнате. — Потому что он принадлежит Свету. Пойду я… пороюсь в библиотеке. Может, найду что-нибудь не столь мрачное.
Молодой ученый вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
— Лигео, кажется, Ладдар в тебя влюблен, — Арис растерянно посмотрел на Избранника.
— Это вряд ли, — покачал головой юноша. — Тогда он сказал бы, что его возлюбленный принадлежит Тьме.
— Остаюсь лишь я… Но кто в здравом уме полюбит паладина, пусть даже и не прошедшего последнего обряда посвящения?
— А кто сказал, что влюбленные находятся в здравом уме? — философски пожал плечами Лигео. — По-моему, влюбленные — самые настоящие сумасшедшие. Это же как прыгнуть с обрыва, не умея летать и уповая на чудо Высших.
— Что ж, тогда мне жаль Ладдара.
— Мне тоже, — вздохнул Лигео. — И Мару.
— Мара тоже влюблена в меня?
— Нет. В твою сестру.
Арис застыл на месте:
— В Тенью? Мара?
— Я сначала думал, что ошибся. Все-таки, я еще слишком юн, чтобы читать в сердцах так, как Магистр. Но сейчас… Когда Свет сливается с Тьмой, у меня будто шоры с глаз падают, все так четко становится видно.
— Значит, в нашей компании двое несчастных влюбленных… — Арис опустился в кресло, вздохнув.
— Самое поганое, что я могу это изменить. И князь может, пусть и по-другому, — Лигео говорил словно сам с собой, сжимая пальцы на косе и дергая ее. — В его власти — вырвать из их сердец ростки этого чувства. В моей… Только не станет ли это не решением, а болью?
— Не самое мудрое решение — возвращать чувства тем, кто полжизни прожил без них, Лигео.
Юноша ничком рухнул в подушку, пробормотав оттуда:
— Я знаю. Это не добавляет мне радости.
— Думай о свадьбе. Это будет твой праздник. Наверное, ты рад?
— Я боюсь. Хочу этого и боюсь до дрожи. Я знаю, что Элеин не причинит мне зла, ведь оно вернется к нему стократ. Он так же зависим от моего Света, как я — от его Тьмы. Избранники изначально были единым целым, Арис, знаешь? Об этом пишут летописи, об этом говорят легенды. Одна душа на двоих. Представь, сколько он мучился, прежде чем дождался моего рождения? Четыреста лет!
— Тогда чего ты так боишься, Лигео?
— Что не справлюсь. Банально, Арис, я боюсь ответственности.
Паладин улыбнулся:
— Это недостаток, проходящий с возрастом. Научишься всему.
— А теперь скажи это себе, — Лигео сел, исподлобья глядя на паладина. — Вот иди и скажи это сам себе. Все, меня нет. Буду спать, во сне натворить глупостей нельзя.
— Вряд ли научусь тому, на что ты намекаешь. Спокойной ночи, Лигео, — Арис поднялся и вышел из комнаты, притворив дверь.
Избранник снова с размаху уткнулся лицом в подушку и разревелся, как ребенок, стараясь, чтобы этого никто не услышал. Ему было больно и обидно сразу за всех своих друзей. Как Ладдара и Мару вообще угораздило влюбиться в близнецов? Зачем Свет и Тьма посылают им такие испытания? Или это испытание для него? Он боялся, что провалил его: он не мог решать за них. Что, если Арис прав, и, разрешив паладинов от обетов, Лигео лишь причинит им страдания, а вместе с ними и влюбленным в них людям? Или это и есть та самая ответственность? Решить, освободить. Или не освобождать и смотреть, как мучаются Мара и Ладдар.
«Подскажи мне, Свет!» — с отчаянием подумал Лигео. Но Свет не бывает милосердным, это прерогатива Тьмы.
Кого выбрать из друзей? А если он потеряет сразу всех четверых?
Уснуть в эту ночь ему так и не удалось. В постели тоже не лежалось, и Лигео поднялся, накинул теплый плащ, подарок князя, натянул сапоги и отправился бродить по мрачным коридорам Элесигната, как неупокоенный призрак. Тихий шорох привлек его внимание. Звук был похож на тот, что издает песок, пересыпающийся из ладони в ладонь. На самом деле, звук издавали чешуйки на хвосте советника, медленно перетекающего от угла одного коридора к другому.
— Получеловек-полузмея. Привидится же…
— Доброй ноч-ш-ши, Ис-с-сбранник С-с-света, — поклонился наг, обернувшись к нему. Невыразительное лицо его не изменилось, только на скулах и шее кожа покрылась крохотными чешуйками, блестевшими серебром в отблесках магических светильников. Ну, и вместо нижней половины тела сейчас был толстый и длинный хвост, с помощью которого советник передвигался. Вместо сутаны или мантии, в которых Лигео уже привык его видеть, торс нага прикрывали меха — короткая пелерина.
— А почему вы не падаете? — любознательно спросил Лигео. — Человеческая половина должна перевешивать.
— Это не так, — качнул головой наг. — Мой хвос-с-ст тяш-ш-шелее. И цс-сентр тяш-ш-шести рас-с-сполош-шен инач-ш-ше.
— Понятно. А язык тоже раздвоился?
Вместо ответа советник, усмехнувшись — впервые на памяти Лигео — показал ему кончик утончившегося и в самом деле раздвоенного языка.
— Тогда понятно, почему вы шипите. А вы с охоты? Мышей ловили?
Советник, Лигео с трудом припомнил правильную последовательность звуков в его имени — Шсирсш, рассмеялся, повергая юношу в трепет.
— Я не питаюс-с-сь мяс-с-сом, Ис-сбранник.
— А чем вы тогда питаетесь?
— Я — фруктами, овощами, молоком и с-с-сыром, яйцс-с-сами. Но другие наги могут ес-с-сть вс-с-се.
— А почему вы мясо не едите?
Вместо ответа наг приподнял и отодвинул в сторону край своей накидки, обнажая место, где человеческий торс переходил в змеиный хвост. От левого подреберья до того места, где у человека был бы пах, его серебристую чешую вспахивал широкий бугристый шрам.
— Мне нельс-с-ся.
— А почему вы к целителям не обращались? — удивился Лигео.
— Цс-с-селители такое не с-с-сумели бы ис-с-сцелить, — пожал плечами наг. — Это с-с-сделал за них мой гос-с-сударь. Ш-ш-шрам — память мне о предательс-с-стве.
— Вас предали?
— Это удивляет вас-с-с? — снова усмехнулся Шсирсш.
— Наверное. Что ж, не буду вам докучать более.
Наг качнул головой:
— Вы не докучш-шаете-с-с. Ч-ш-што вас-с-с тревош-ш-шит, Ис-с-сбранник?
Лигео подумал и честно рассказал все.
— Зс-с-сначш-шит, вы боитес-с-сь с-соверш-шить ош-ш-шибку, — медленно, словно смакуя каждый длинный шипящий звук, сказал советник. — Это правильно, бойтес-с-сь. Но дейс-с-ствуйте, иначш-ше никогда не ус-снаете, где ис-с-стина.
— Но если ошибка будет непоправима? Если… Если что-то случится? Арис и Тенья не простят меня.
— Тьма милос-с-стива — она умеет отнимать память, — четко, почти без акцента сказал наг, глядя в глаза Лигео своими — темно-зелеными, как мох в расщелине скалы.
Лигео кивнул. Спрашивать паладинов, хотят ли они снять обеты, бесполезно, это все равно что у незрячего интересоваться, на что он предпочитает смотреть, на рассвет или на радугу. Он только не знал, позволит ли Мара своему чувству пробиться, как цветку сквозь камни, если Тенья станет обычной женщиной, а не паладином в сияющих доспехах? На Ладдара он мог положиться, тот без колебаний подхватит Ариса так, словно тот слеп, так же, как Арис подхватывал его и нес на руках в минуты слабости. Но если не попробовать — никогда не узнаешь, так ведь?
Лигео мысленно воззвал к Свету: «Я готов освободить их от обетов». Ощущение прокатившейся по телу силы было приятным, но непривычным. Словно Свет спрашивал, уверен ли он в своем решении. Советник стоял рядом, свернув хвост кольцами, смотрел, не мигая, на залитую мягким свечением фигуру Избранника. Вмешиваться не собирался.
«Уверен. Я снимаю обеты с двух своих паладинов».
На ладонях жарким золотом вспыхнули знаки. На левой и правой, словно врезанные в кожу нити металла.
— Думаю, вам нуш-ш-шно прилош-ш-шить это к груди того, с-с-с кого вы с-с-снимаете обеты, — кивнул наг. — Ус-спеха, Ис-с-сбранник.
Лигео слабо улыбнулся и отправился искать близнецов.
Арис нашелся в библиотеке, помогал Ладдару снимать книги. Ладдар прятал глаза и неловко улыбался, паладин был спокоен и мудр, как всегда.
— Арис, на два слова, — юношу потряхивало от осознания того, что сейчас он может совершить самую большую в своей жизни ошибку. Но отступать он был не намерен.
— Да, Лигео, что-то случилось? Ты так бледен…
— Р-рубашку!
— Что? — паладин удивленно приподнял брови.
— Рубашку долой! Быстро!
Арис послушно стащил означенный предмет одежды. Лигео глубоко, до головокружения, вдохнул и впечатал ладонь ему в грудь, туда, где чуть заметно мерцал символ Света, являющийся ключом ко всем покровам обетов паладина. Мимолетно Избранник подумал: это очень хорошо, что Арис так и не принял последний обет, делающий снятие прочих процессом опасным для жизни отрешаемого.
Крик Ариса заставил Ладдара разронять книги и метнуться к ним:
— Что происходит?
Арис, пошатываясь и мотая головой, отступал все дальше, тонкие золотые нити вытягивались из его тела, вливаясь в ладонь Лигео. Тому не понадобилось ничего говорить: Ладдар, хвала Высшим, сообразил сам, обхватил паладина со спины, поддерживая. И будто ускорил этим процесс: Ариса выгнуло, тряхнуло, нити обетов превратились в ручейки золота и иссякли. Он осел вместе с Ладдаром наземь, тяжело дыша и болезненно морщась:
— Что это было, Лигео?
— Это? — юноша бесстрастно посмотрел на правую руку, с которой исчез знак отрешения. — Твоя свобода выбора, Арис. Всего лишь.
Он чувствовал себя так странно, будто в коконе. Звуки доходили как из-под воды.
— И что именно мне предстоит выбирать?
Лигео перевел взгляд на Ладдара, тот, все правильно поняв, кивнул.
— Мне надо идти… — юноша схватился за стену, левую руку ощутимо припекало.
— Хорошо, — Арис все еще пытался понять, что произошло.
Краем глаза, выходя из библиотеки, Лигео видел, как стоящий рядом с паладином (а бывших паладинов все равно не бывает, даже без обетов) Ладдар склоняется к нему и целует. Мысленно попрыгал и покричал: надо же, смелый, соображает. Главное, чтобы Арис его не оттолкнул, испугавшись.
Арис не оттолкнул: его просто на пару минут парализовало обрушившейся лавиной ощущений от этого короткого поцелуя. Почему он раньше не замечал, какие теплые ладони у Ладдара? И пахнет от него книжной пылью и свечным воском, а еще чернилами. И чем-то непонятным, но приятным. А у губ привкус горечи и соли. Внутри что-то трепыхалось, до боли стуча в грудь изнутри. Арис поднялся, неуверенно обнял Ладдара. В светло-серых глазах ученого вспыхнул Свет, тот настоящий, неподдельный, теплый, к которому Арис тянулся с детства, как к звезде. А взамен получил… яркий светильник, тепла не дающий, но обжигающий. Почему он только сейчас это понял? Арис крепче сжал руки: он больше не ошибется. Вот же его Свет, родной, теплый.
— Научишь меня чувствовать?
— Научу, — Ладдар прильнул к его плечу, пряча заблестевшие от слез глаза. — Обязательно.
Паладин неловко погладил его по волосам и потянул в библиотечный зал.
Лигео шел по коридорам замка, как слепой, не обращая внимания на то, куда идет. Но откуда-то знал, что Тенью и Мару отыщет в комнате последней.
— … надо жемчуг положить, — Тенья оторвалась от обсуждения. — Лигео? Что-то случилось?
— Да. Снимай рубашку.
Паладин хмыкнула, но скинула рубашку, встала, красивая, высокая, сильная — просто статуя воительницы. Лигео снова вдохнул, уверенности в собственной правоте не прибавилось ни на йоту, но отступать было некуда. Ладонь сама собой впечаталась в женскую грудь, почти в ложбинку между крепких, как мрамор, округлостей, стянутых полотняной повязкой. Тенья с любопытством смотрела, пока тело не скрутило так же, как и Ариса недавно. Мара вскрикнула вместе с ней, и юноша с облегчением понял: все получится, даже у них, пусть и не так легко, как у Ариса и Ладдара. Удержать крепкую воительницу хрупкой Маре было не под силу, она просто плюхнулась вместе с той на постель.
— Мать твою, Лигео, ты сдурел? — возмутилась Тенья.
Избранник Света нервно хихикнул: Тенья — и крепкие выражения? Это что-то новенькое.
— Совсем уже черепица посыпалась, — Тенья принялась одеваться.
— Может быть. Ну, я пошел, — он бочком отполз к двери.
— И что ты так уставилась? — Тенья перевела взгляд уже на Мару.
— У тебя грудь красивая, — брякнула та и покраснела.
— Да ты что? И с чего ты на мою грудь так таращилась, а, маленькая Мара?
— Я не маленькая! И почему бы не потаращиться? Тебе же все равно!
— Теперь мне не все равно.
— Ах, теперь? Что изменилось-то? Раньше тебя не трогало, что кто-то увидит.
— Если ты еще не заметила, с меня сняли обеты.
— Сня… Что? — Мара поперхнулась вопросом и заморгала. - О! Это же замечательно!
— Что замечательно? Что у меня в голове клубок ежей?
Мара хихикнула так же нервно, как ускользнувший за дверь Лигео.
— И что они там делают? Ты сейчас себя своей же рубашкой придушишь, дай, я сама зашнурую.
Тенья позволила ей заняться шнуровкой, с любопытством прислушиваясь.
— У тебя руки холодные.
— Ну, так не лето. У меня они всегда холодные. Как в детстве отморозила, так и посейчас проблемы. Ноги тоже, думаешь, я просто так в трех парах вязаных чулок хожу?
— Ледышка.
Сама Тенья ходила и зимой и летом в одних и тех же доспехах, менялись лишь поддоспешники.
— Меня в приюте так и называли, — фыркнула Мара, завязывая ей шнуровку на сорочке кокетливым бантиком. Не удержалась от шалости — провела ледяными пальцами по сильной шее паладина. Тенья не выдержала, сунула ее руки себе на живот, под рубаху.
— Ой, ты горячая!
Мара, пользуясь расположением Теньи, и вовсе улеглась на нее, руки просунулись аж до груди паладина, она ощупала плотную повязку.
— А зачем это тебе?
— Стягиваю, чтоб не мешалась.
— Ну, это в бою. А здесь-то зачем?
— По привычке, наверное, заматывала.
— А сними?
Да, жизнь на улице, да и в приюте тоже научила Мару лицедейству, щенячий взгляд она умела выдавать просто сногсшибательно, правда, действовало не на всех, пришлось научиться различать, с кем прокатит, с кем - нет. С паладинами прокатывало. Тенья хмыкнула, стянула повязку, выпуская на волю грудь. Мара жадно смотрела, потом перевела взгляд на свою — маленькую, почти незаметную. Так, прыщики какие-то, как говорила ее наставница.
— Ух, какая-а-а.
Наложить согревшиеся ладони на это великолепие или нет — вот что мучило девушку посуровее вопроса «Быть или не быть?»
— Какая? — Тенья оглядела.
Мара зажмурилась и все-таки обхватила ладонями крепкие груди, сближая их. А потом нырнула лицом в ложбинку, потерлась, как кошка.
— Это еще что?
Мара хихикнула: надо же, крик души — паладина лапают! Но рук не отняла, наоборот, сжала пальцы.
— Мара! Перестань!
— Не-е-еа, не хочу.
А если вот так? У Теньи маленькие для такой роскошной груди соски, нежно-розовые, а в комнате прохладно, и они съежились, как изюминки. А на вкус? Мара лизнула на пробу. Паладин возмущенно-удивленно что-то промычала. Но отпихивать подругу не стала. Ей было не до того — разобраться бы в себе и взбесившемся теле. Что еще за фокусы?! Ощущения какие-то непонятные. Мара еще… да что она вообще… зачем это?
— Что ты вообще делаешь, а?
Мара, причмокнув, оторвалась от ее груди, подняла невинный взгляд:
— А что?
Только что ж в ее глазищах демоны так и скачут?
— Мне… Мне не нравится, — неуверенно произнесла Тенья.
— Совсем? Вот даже ни капельки?
Однако, чтобы не искушать судьбу, руки Мара убрала и с паладина скатилась. Жалко, почти обидно, хотелось продолжения, но обижать подругу? Ни за что.
— Н-наверное. Я не знаю.
— А что ты чувствуешь? А если вот так? — Мара принялась гладить коротко, по-мужски стриженые волосы Теньи, осторожно проводя кончиками пальцев за ухом и по шее.
— Щекотно… И тепло…
— Это не нравится? — девушка прижалась ближе, зарылась в темные, с рыжей искрой, прядки носом.
— Нравится… — призналась паладин.
— А так? — тихо-тихо, чуть слышно, на ухо, Мара аккуратно прихватила губами нетронутую мочку, думая, что серьги Тенье в самом деле не подошли бы.
— И так нравится… Мара! Ну что ты… делаешь…
5. Свободный выбор
Лигео до своей комнаты не дошел. Свет, лишившись двух своих проводников, «наказывал» его тем, что чувства и ощущения вернувших свободу воли и разума паладинов, словно по невидимой связи, передавались Избраннику. Два чуть ли не противоречивых клубка эмоций разрывали его сознание, он сполз по стене у какой-то двери, сжимая руками виски, застонал. Желание, страх, нежность, жажда — все смешалось внутри во взрывоопасную смесь.
— Элеин… Элеин… — не слыша самого себя, шептал Лигео.
Тьма подползла, коснулась, словно проверяя, насколько плохо чувствует себя Избранник Света. Юноша потянулся к ней всем сердцем: Тьма успокаивала, защищала. Она окутала, словно убаюкивая. Его подняли на руки, и Лигео обвил шею своего Избранника, прижимаясь крепче. Запах специй, смолы и воска… Как же приятно.
— Не уходи…
— Я здесь, я не уйду.
Лигео позволил себе совсем расслабиться, окунуться в спасительную темноту забытья. Князь рядом, значит, все в порядке.
В себя он пришел в княжеской спальне, укрытый мягким теплым покрывалом. Сам Темный полулежал рядом, одетый, хвала Высшим, и читал при свете свечи, стоящей на придвинутом к постели столике. Видимо, не рискнул отлучаться от жениха.
— С тобой все хорошо? — черные глаза внимательно всмотрелись в лицо.
— Да, ты же рядом…
— Что случилось?
Книга отправилась на столик, князь развернулся к Лигео, собственнически забирая в свою крупную ладонь руку юноши.
— Я… Я снял обеты с паладинов.
— Хм. Ясно. И получил «подарочек» от Света.
Лигео кивнул:
— Да.
— Как твои друзья?
— Я не знаю, но вроде бы с ними все было хорошо.
— Шес меня предупредил, но впредь, прошу тебя, — князь выделил это «прошу», — не делай ничего подобного, когда меня в Элесигнате нет.
— А мне больше ничего такого и не придется. У меня было два паладина.
Элеин рассмеялся, потрепал и без того растрепанные волосы Светлого:
— Глупыш, все паладины — твои. Они лишь номинально подчиняются Храму, но по факту их верность принадлежит тебе, как воплощению Света.
— Но они все в Храме, а со мной только близнецы.
— Если ты пожелаешь, сюда примчится целый паладинский корпус.
— Зачем мне тут паладинский корпус? Мне хватает моих друзей.
— Ты не хотел бы пригласить на свадьбу своих родных? — князь перевел тему, внимательно смотрел, не выпуская его руку, поглаживая жесткими пальцами ладонь.
— Хотел бы… У нас дружная семья. Была. Пока меня не забрали в Храм.
— А что случилось потом?
— Обучение было долгим, а потом… Потом меня отправили сюда.
— Вы редко виделись? Поссорились? Твой отец, как мне показалось, очень гордился тобой, да и брат отзывался тепло. Даже, — князь хмыкнул, — обещал вызвать на кулачный поединок, если я посмею причинить тебе вред.
— Нет, мы не ссорились, просто все эти обряды, исцеления, обучение управлять силой, привычка к Свету, медитации — я действительно не мог видеться с семьей, я спал, лечил или учился.
— Ты скучаешь?
Лигео задумался. И, осознав, что не скучал, да и не думал о родных, пока ему не напоминали о необходимости написать им, что вел себя практически так же, как паладины под обетами: «Храм — твоя единственная семья, Свет — твоя единственная любовь», растерялся.
— Я… Нет… Это плохо, да? Я их совсем забыл…
— Научись отрешаться от Света, Лигео. Сбрасывать его, как плащ, когда он не нужен. Иначе… потеряешь близких.
— Но я не умею, — пробормотал Лигео.
— Ничего, я научу тебя, — князь притянул его руку к губам, поцеловал в ладонь, где совсем недавно горел знак отрешения.
— И я не забуду свою семью? Правда?
— Не забудешь. Если, конечно, сам не попросишь меня стереть твою память о них лет через сто.
— Я столько не проживу.
Элеин склонился над ним, усмехаясь:
— Глупенький, теперь, когда я нашел тебя, ты проживешь столько же, сколько и я. Мой Свет…
Терпения у князя был целый океан, бездна, насколько понимал Лигео, но не исчерпается ли оно вот прямо сейчас? Этого он слегка побаивался. Видимо, придется сбежать. Он завозился, пытаясь вывернуться из-под покрывала, не отрывая глаз от Темного. Тот смотрел, усмехался, потом протянул руку и помог выпутаться из объятий меха.
— Ты так боишься меня, Лигео?
— Но ты сам сказал — после помолвки.
— Неужели я не заслужил хотя бы один поцелуй?
— Один — заслужил.
Элеин не торопился накидываться и целовать, ждал.
«Это что же, мне самому его целовать?» — мысленно запаниковал юноша.
По всему выходило, что да. Лигео потянулся губами к его губам, запечатлел нежнейший поцелуй. Простыни, в которые князь вцепился когтями, скрипнули, но, как ни странно, выдержали.
— Благодарю, Свет мой. Теперь иди, — вымученно, будто Лигео его не целовал, а пытал, улыбнулся Темный. — Добрых снов тебе.
Лигео умчался, напоследок пожелав будущему мужу спокойной ночи. Прежде чем упасть и уснуть, он написал отцу и брату, приглашая их на свое бракосочетание. Подумал, и такое же приглашение отправил Магистру Храма. Все же тот двенадцать лет заботился о нем, как о родном. Теперь все было хорошо.
Скрипнула дверь, заглянул Арис, убедился, что Лигео спит, и ушел. Его самого ждал Ладдар, хотя ничего, кроме как спать в одной постели, они не планировали. У храмовника, кроме обетов, оставалась еще и совесть, он собирался попросить после свадьбы князя и его супруга провести обряд венчания и для них, хотя бы малый. Ладдару и того хватало для огромного счастья, всепоглощающего и теплого.
Арис тихо просочился в дверь, глянул на кровать и вздохнул:
— Ну, почему не спишь? Голова ведь болеть будет.
Ладдар шевельнулся, сел, потирая глаза.
— Ждал тебя.
— Я пришел, теперь спи.
Ладдар послушно улегся обратно, но засопел, только когда рядом лег паладин. Не понадобилось даже касаться. Арис тоже придремал, размышляя, как там сестрица.
Тенья, в отличие от него, Ладдара и Мары, не сомкнула глаз вообще. Будь возможность, она бы рванула в тренировочный зал, помахать мечом с кем-нибудь из рыцарей Тьмы, гвардейцев князя. Но Мара обвивалась вокруг нее, как лоза, что делало побег невозможным: спала девушка на удивление чутко.
Паладин нервничала, размышляя, что делать дальше. С Марой и этими чувствами. И вообще. Злилась на Лигео, и это тоже выбивало из колеи: они никогда не злилась раньше на Избранника Света. Он был априори непогрешим. Но сейчас, когда он без спросу влез в ее размеренную жизнь, разом сломав все, к чему она за долгие годы — два десятка! — служения Свету привыкла, с чем сжилась и срослась всей собой… И этот вихрь чувств уснуть не давал, а разобраться у Теньи все никак не получалось. Вот зачем он только полез, этот глупый мальчишка? Тьма в голову ударила? Всем счастья, даже если не просят? Р-р-р!
Тенья все-таки вывернулась из рук Мары, умудрившись не разбудить ее, накинула на себя первую попавшуюся сорочку и натянула сапоги. И ринулась из комнаты, кипя праведным гневом. На подходе к комнате Лигео гнев уже остыл, так что разбудила его паладин вполне спокойно:
— Верни все, как было.
Спросонку юноша никак не мог понять, чего она от него хочет.
— Что? Ты о чем?
— Я об обетах. Возвращай все обратно.
— Ты с ума сошла? Как? Я же не Магистр!
— А о чем ты думал, когда ты их снимал?
— Хорошо, — резко вскинул голову Лигео, выбрался из постели, — на колени.
Паладин преклонила колени, как когда-то давно, принося клятвы. Свет отозвался Лигео яростно и остро, закололо в груди. Юноша стиснул зубы, ничего не спрашивая и ничего не говоря. Он и без того знал, какие обеты лежали на Тенье. Свет ткал непроницаемые покровы, окутывая ими душу паладина, выжигая из нее все человеческие слабости. Поднялась она уже самой собой, вернее, той прежней.
— Спокойной ночи, Лигео.
Он молча махнул рукой, отсылая ее прочь. Он не понимал, почему? Почему близнецы оказались такими разными?
Тенья вернулась в кровать, улеглась и теперь уже спокойно смогла заснуть. Утром Маре хватило одного взгляда на паладина, чтобы понять, что произошло. Она молча покачала головой: это был выбор Теньи, и кто она такая, чтобы мешать той?
— Доброе утро, — Тенья улыбнулась ей.
— Доброе, — кивнула девушка. — Я сейчас умоюсь, и продолжим вышивать. Надо бы побыстрее заканчивать, да?
— Да, нам еще Лигео в это упаковывать на примерку.
— А может не надо? Он и так нервный, еще совсем в истерику скатится.
— А если что-то не так? Перед свадьбой перешить уже не успеем.
— Ох… ну, ладно, придется попросить у советника успокоительного чаю для нашего нервного Избранника.
— Думаю, это будет самым верным, — кивнула Тенья, примеряя жемчужины.
— Тогда я сейчас! — Мара подхватилась и бегом кинулась искать нага.
Советник выслушал ее и согласился налить означенного чаю. Мара понятия не имела, почему из всех карани, сколько их было в этом замке, безоговорочно она довериться могла только этому пугающему типу в вечной черной сутане. Он же даже не человек! Пресмыкающееся же, чешуйчатое и безэмоциональное, ужас! Но рядом с ним ее отпускало ощущение отчужденности и холода.
— Просто Лигео, то есть, Избранник Света… он немного нервничает перед свадьбой, понимаете?
— Прекрасно понимаю его настроение. А с вами все в порядке?
— Да-да, конечно, советник, — Мара улыбнулась. — Со мной все хорошо.
«Если не считать того, что паладин, на которую я вчера повесилась, предпочла сбежать обратно под покровы Света. А так все чудесно».
— Хорошо. Когда именно вам нужен успокоенный Избранник?
— Желательно завтра. Мы как раз успеем дошить его наряд. Ну, и перед самой свадьбой, конечно же. Вы себе представляете, что может натворить нервничающий Светлый?
Советник вдруг улыбнулся:
— Конечно. Я видел, что может натворить нервничающий Темный, и не раз.
— Хорошо, я на вас надеюсь, советник.
— Простите, если я лезу не в свое дело, — придержал ее за руку наг, — но — как ваша подруга?
— Что вы имеете в виду?
— Я знаю, что Избранник собирался разрешить от обетов ее и Ариса. Паладина я уже видел, он вполне счастлив, насколько могу судить, и свободен, а вот Тенью я не имел удовольствия лицезреть сегодня.
— Она вернулась под покровы Света.
— О, вот как. Не смею больше задерживать вас, — сохраняя на лице выражение равнодушной вежливости, советник склонил голову.
Мара поспешила практически убежать. Было больно. Немного обидно. Почему так? Почему Тенья вернулась к Свету? Наверное, Мара ее напугала. Точно, она просто напугала Тенью, вот и все. Надо было быть терпеливее, действовать мягко, помнить, что Тенья впервые что-то чувствует. А она не смогла, упустила свой единственный шанс, накинулась… И все погубила своими же руками. Девушке не приходило в голову, что ее подруга была паладином, боевым ветераном, и несколько легких, почти невинных ласк ее бы не напугали. Просто есть такие люди, которым удобнее быть за чьей-то спиной, а не разбираться в ситуации самостоятельно. Тенья выбрала Свет, в котором все было ясно и понятно. Неопределенность и непривычные эмоции ее не испугали, а раздражали.
Но в комнату Мара вошла уже улыбаясь. Ничего. Тенья выбрала то, что ей привычно. А Мара… перетерпит. Ну и что, что двадцать лет уже, перестарок — никому не нужна. Приютская, не красавица, только что язык подвешен хорошо, да рожи корчить умеет, какие протоколом требуются. Вот это она делать и будет.
— Что сказал советник?
— Что позаботится о Лигео и чае.
— Замечательно. А я узор собрала, смотри. Симпатично получится, как считаешь?
— Отлично получится, — одобрила Мара.
Письма Лигео улетели прочь из Элесигната на крыльях черных вестников. Взамен прилетели письма от отца, брата и Магистра. Все трое собирались прибыть на свадебную церемонию обязательно, и никакая погода не помешает. Лигео радовался: семья прибудет вся, он их увидит, он покажет отцу и брату дворец, а магистру расскажет про снятие обета с Ариса. То, что князь научит его отстраняться от постоянно присутствующей ауры Света, тоже радовало: он не забудет о семье. Теперь не забудет. Только что он имел в виду, говоря, что лет через сто Лигео попросит стереть память? А еще очень хотелось выяснить, какой же такой ультиматум имел ввиду Магистр. Хотя об этом можно его самого спросить.
Читать очередные страшилки из библиотеки замка не хотелось, и Лигео отправился разыскивать неуловимого князя, который был в Элесигнате, но куда бы юноша ни заглянул, везде говорили, что вот только что князь вышел. Наконец, у Лигео закралось подозрение, что его попросту избегают. Он топнул ногой и бегом отправился в княжеские покои: все равно Темный туда явится, рано или поздно.
Князь не являлся. Лигео успел устроиться на кровати и задремать в ожидании.
— Так-так, ну и кто у нас тут? — насмешливый шепот разбудил его среди ночи, перина прогнулась, и Лигео скатился под теплый бок князя.
— Я, комок спящего Света.
— Маленький Светлый, такой теплый, — Элеин поцеловал его в висок. — Что случилось?
— Ничего, для разнообразия. Просто соскучился.
— Прости, слишком много дел сейчас.
Голос князя звучал искренне и немного устало.
— Ничего, все хорошо. Спи, тебе надо отдохнуть.
— Ты думаешь, я сумею уснуть, когда ты рядом? Нет-нет, стой! Останься, — в голосе Элеина прозвучал далеко не приказ. Смиренная просьба, как бы странно ни звучали слова «смирение» и «Темный» в одном предложении. — Шес сказал, ты искал меня. - Да, просто… Тенья выбрала Свет, она… Я ошибся.
— Так бывает, — князь мягко привлек его к себе, принялся расплетать растрепанную косу. — Не вини себя, ты ведь хотел для нее свободы выбора? Вот и он, ее выбор. Я могу помочь Маре.
— А если и она не захочет забывать?
— Тогда это будет уже ее свободный выбор. Пережитые страдания делают людей сильнее, если не ломают их. Твоя подруга достаточно сильна.
Лигео лишь вздохнул, потом уткнулся в плечо князя, чувствуя, как сон одолевает все сильнее.
— Спи, мое счастье, — и легкий поцелуй были последним, что он услышал в этот долгий день.
6. Прошлое - прошлому
Наутро Лигео все-таки решил расспросить сперва друзей, вдруг они что-то знают про ультиматум. На этот вопрос кивнул только Ладдар.
— Я точно не знаю, слышал краем уха, что Темный намеревался захватить наше княжество, если ему не дадут то, что он требует. Но я думал, ты едешь сюда, чтобы договариваться об этом самом требуемом, а не в качестве откупа.
— Я… Я вообще ничего не знал…
— Тебе лучше спросить об этом самого князя, — посоветовал ученый. — Все может быть совсем не так, как ты себе вообразишь сейчас.
Лигео кивнул. Он ничего толком не вообразил, не знал, как отнестись. Но совет был хорош, следовало так и поступить. Тем более что его просто разрывало любопытство: откуда князь узнал о нем? Неужели он был готов начать кровопролитную войну ради одного в принципе рядового парня, в котором всех особенностей — его избранность?
Лигео направился искать будущего супруга. На сей раз князь нашелся с первой попытки, видимо, для разнообразия. Он сидел в кабинете, писал что-то, время от времени раздраженно фыркая.
— Есть минута? — немного нервно спросил Избранник Света.
— Для тебя — все мое время. Садись, — Темный отодвинул свиток, посыпав его песком, развернул свое кресло так, чтобы видеть нареченного. — Я весь — внимание, Свет мой.
— Ты угрожал войной, если меня не выдадут?
— Верно, — князь чуть улыбнулся.
— И ты б это сделал?
— Мои воины ждали только сигнала, чтобы перейти в наступление.
— И меня б убили, узнав о войне. Твое счастье, что магистр не верит свиткам прошлого.
— Я надеялся на его благоразумие, — кивнул князь. — В противном случае тебя бы просто выкрали из Храма.
— Украсть меня? Из Храма?
— Скорее, похитить, конечно. Были бы жертвы, возможно, среди твоих друзей. Этого я бы не хотел. Вопреки тому, что обо мне говорят, я не упиваюсь напрасными жертвами, Лигео. С Магистром я вел переговоры достаточно долго, чтобы уяснить себе суть этого человека. Однако он был упрям, и пришлось пригрозить.
— И ради чего? Одной избранности?
Князь помолчал, невидящим взглядом уставившись куда-то в камин, потом заговорил, и Лигео почувствовал его боль, как свою:
— Впервые я понял, что ты родился, около трехсот семидесяти лет назад. Это было, как пережить собственное рождение — больно, страшно, но удивительно. Это произошло на севере Кимелта, на побережье Великого океана. Я немедленно отправился искать тебя, даже нашел. Отправился с горсткой соратников, нас было всего пятеро, и мы ехали не под знаменами Карайта. Однако когда мы добрались до цели — это был небольшой храм Света в торговом городке на побережье, его настоятель узнал во мне Темного. Он обманул, а я тогда еще не умел читать в душах людей правду. Сказал, что отдаст мне дитя Света, а сам… убил тебя на алтаре. Я обезумел, впятером мы разрушили храм и город, и, если бы мои соратники не увезли меня, опоив вином с сонными травами, я призвал бы Тьму и уничтожил все княжество. Во второй раз это случилось через семьдесят лет, в Норене. Я явился туда один, умолял, стоя на коленях. Они убили тебя у меня на глазах, почти убили меня. Норена стерта с лица земли. В третий раз — сто лет назад — я дождался твоего совершеннолетия, прежде чем прийти в Алвар. Со мной было все мое войско. Тебя отравили, прежде чем отправить ко мне, ты умер у меня на руках. Четвертого раза я бы не выдержал.
— Я родился восемнадцать лет назад, — напомнил Лигео.
— Ты рождался четыре раза. Твоя душа — половинка моей, несущая Свет.
— Но я тебя не помню.
— Ты и не можешь помнить, ведь видел меня лишь в последнем воплощении — пару минут, не больше.
— Я и воплощений не помню, если уж на то пошло.
— Дважды ты не дожил до сознательного возраста, а последнее… Тьма милосердна, она отнимает память, если в памяти этой только боль.
Лигео кивнул:
— Но теперь мы встретились.
— И я счастлив, Лигео. Я чувствую себя живым впервые за много десятков лет.
Светлый улыбнулся, потом спохватился:
— Я тебя отвлекаю ведь.
— Ничего, это может подождать. Я ведь сказал — для тебя — все мое время, вся моя жизнь.
— У меня тоже дела есть, надо навестить паладинов, сжечь пару мишеней, выпить чаю.
Князь поймал его за руку, привлек к себе, улыбаясь.
— Вот поцелуешь — и я тебя отпущу.
Лигео поцеловал, целомудренно как и в прошлый раз. Умом-то он понимал, что князю этого мало, но пока ничего не мог с собой поделать. И еще ему нужно было остаться одному и крепко подумать над тем, что узнал. Очень крепко и внимательно. Значит, воплощения. Перевоплощения, вернее. Которых он не помнит… А князю и впрямь нужен не Лигео, а лишь его избранность.
Первое, что сделал Лигео — бросился в свою комнату и принялся строчить письмо Магистру. Не то, чтобы он не поверил Темному… Им рассказывали о зверствах Избранника Тьмы, и все перечисленное князем там было. Но вот подоплеку событий никто не озвучивал. И когда Магистр приедет — Лигео из него все вытряхнет.
«Мне нужны свитки из Архивов, Магистр. Все, касательно княжеств Кимелт, триста семьдесят лет назад, Норены, триста лет назад, и Алвара, сто лет назад», — писал он. Магистр пришлет, в этом Лигео был более чем уверен. Точнее, привезет сам, он ведь обещал быть на свадьбе. Ох, свадьба! Что же делать? И почему он не может вспомнить ни единой секунды из своей последней жизни?
Лигео стиснул ладонями виски. Ладно, князя он не помнит… Но что-то из этой самой жизни? Хоть смерть. Он должен узнать это. Юноша сел на ковер у камина в привычную позу для медитации, заставил себя успокоиться и сосредоточиться, воззвал к Свету.
«Я хочу вспомнить. Мне нужно вспомнить свое последнее перерождение!»
Свет не колебался долго. Информация пошла потоком, перед Лигео развернулись картины прошлого. Сказать, что он был шокирован — значит колоссально приуменьшить. Или сто лет назад подобное было нормальным? Суровое воспитание маленького сироты, подброшенного на порог Храма, обеты с пяти лет, даже не с десяти, как у паладинов: запрет на все радости человеческой жизни, изнурительные упражнения на износ. С десяти лет — достаточно тяжелая работа в лазарете при храме, наказания за малейший проступок. Ультиматум Темного. Насильно влитое в горло горькое зелье. Мучительный холод вокруг, удушье. И смерть. В последние мгновения — крик, похожий на вой смертельно раненого зверя: «Не уходи! Не оставляй меня, мой Свет!» И тьма, поглощающая все.
Лигео вскочил, закашлявшись, пытаясь напомнить себе, что все хорошо. Сейчас и здесь все хорошо. В знакомые крепкие объятия он влетел, сам не зная, как.
— Я здесь, Лигео. Все хорошо. Тс-с-с, ну, что ты? — князь перехватил его на руки и сел на кровать, баюкая юношу, как ребенка.
— Никогда больше никуда не девайся.
Это прозвучало глупо, да и говорить это должен был не он. Но Лигео сейчас и слов подобрать толком не мог.
— Я всегда буду рядом, мой Свет. Мы — одно целое, ты помнишь? Без Света нет и Тьмы, есть только боль и горечь разорванной души.
Лигео обнял его крепче, эгоистично решив, что все дела княжества подождут. Князь этому не противился, его руки привычно уже разбирали плотную косу юноши, разглаживали светлые локоны. Это было приятно, куда приятнее, чем даже когда это делал Арис.
— Я совсем глупым тебе кажусь, наверное, — пробормотал Лигео.
— Ты просто еще очень юн. Все приходит с опытом и возрастом. Когда ты научишься всему, что должен знать Избранник Света, я буду уважать тебя, как равного. А сейчас я просто люблю тебя.
— А что такого я должен знать? — сразу заинтересовался Лигео.
— Это рассказ не на пару минут, — усмехнулся Элеин. — Для начала расскажи мне, чему тебя учили. Что ты знаешь о Высших и их силе?
— Ну, — с сомнением пробормотал Лигео. — Ничего не знаю. Учили говорить со Светом, просить, пользоваться его силой.
— То есть о том, что ты, по сути, являешься не инструментом для приложения Света, а вестником его воли, тебе не говорили.
— Что-то вроде… Ну, что Свет дает силу мне, а я решаю.
— Нет, не так. Мы не решаем за Свет и Тьму, мы лишь проводники их воли. Избранники должны следить за тем, чтобы в мире Свет и Тьма находились в равновесии. Мы знаем, что для этого сделать, и это знание нам дают Высшие. Не Магистр и прочие храмовники. Они не имеют права приказывать тебе или мне.
— Я не знаю, — Лигео подумал. - Нет, не знаю.
— Потому что тебя этому не учили. Светлые утратили многие знания о мире, те, что в нашем роду сохранились, передаваясь из поколения в поколение.
— А ты меня научишь? Всему-всему…
— Научу, всему-всему, — проговорил князь, склоняя к нему голову и целуя в кончик носа. — Клянусь, Свет мой, не утаю ничего и не солгу ни единым словом.
Лигео прижался к нему, счастливый от того, что можно вот так сидеть и обниматься. Только сейчас он понимал, как же ему этого не хватало. Объятия паладинов не в счет, они не несли самого элементарного — любви и ласки. Только дружеское расположение, а этого, как ни крути, мало. А вот последние слова князя заставили Лигео задуматься: подобной степени откровенности от Темного он не ожидал.
— А почему ты так сказал? Клятва, в смысле.
— Разве это не очевидно? Между нами не может быть никаких тайн и недомолвок. Лигео, мы — одно целое, чем скорее ты это поймешь, тем легче тебе будет принять все происходящее.
— Дай мне немного времени, я не вполне понимаю. Я ехал дипломатом, чтобы убедиться, что ты не затеваешь ничего такого…
— М-м, страшного и ужасного? — ухмыльнулся Темный, открывая в этой ухмылке, больше похожей на оскал, длинные клыки. — Магистр думает, что я упиваюсь своей властью и занимаюсь только тем, что мучаю людей, режу на алтарях девственниц и ем младенцев на завтрак?
— Нет, просто думает, что ты можешь что-то замышлять.
— Могу и, несомненно, замышляю, — еще шире растянул губы в усмешке князь.
— И что же именно?
— Сначала — свадьбу и праздник, потом — долгую и счастливую жизнь с обретенным, наконец, супругом. Насчет мести за прежние мои попытки Магистр может не беспокоиться, я уже отомстил.
— Правда? — удивился Лигео.
— Тьма милосердна, мой Свет. Люди Фервинта ничем не провинились передо мной или перед тобой, мне не за что желать их наказания. А прошлое пусть остается в прошлом.
Лигео снова пылко обнял князя, прижав к себе. Тот лишь печально улыбнулся, скрыв эту улыбку в волосах Избранника. Он так и думал, что для Лигео люди, бывшие рядом с ним всю его жизнь до приезда в Элесигнат, будут иметь важное значение. Именно поэтому предпочел долгую переписку с Магистром быстрой и кровопролитной войне. За последние сто лет многое изменилось, в том числе и он сам. Но все же людям крупно повезло в том, что Лигео воспитывался в куда более комфортных условиях, чем в прошлое свое воплощение. Однако Магистр Бертау, судя по его письмам, не оставил надежды переубедить юного Избранника. Он согласился приехать в Элесигнат именно в надежде на то, что Лигео, прочтя хроники, где в самых нелицеприятных подробностях описывались события прошлого, откажется от брака с Избранным Тьмы.
— И все-таки от дел я тебя отвлекаю, — решил Лигео. — Ладно, пойду, всякими важными вещами заниматься.
— Лигео! — окликнул его князь уже в дверях комнаты. — Если будешь тренироваться с огнем, делай это под присмотром Шеса, хорошо?
— Хорошо, — покладисто согласился тот.
И пошел искать советника, раз уж разрешили все поджигать только под его бдительным надзором. Да и познакомиться с нагом поближе стоило — ему здесь жить и жить, а судя по обмолвкам князя, Шсирсш был к нему достаточно близок, чтобы считать их… друзьями? Ну, или боевыми товарищами. В любом случае, советника можно расспросить о Темном.
Наг согласился помочь юноше в овладении магией, предупредив, что учитель из него довольно строгий, так как он привык тренировать гвардейцев.
— Вы владеете огнем? — изумился Лигео. Он, вроде бы, слышал, что наги больше тяготеют к водной стихии и земле.
— Да, Избранник, это одна из моих боевых специализаций, — кивнул тот, как всегда бесстрастный и неулыбчивый.
— А сколько их у вас всего?
— Три, Избранник. Двумечник, лучник и огненный маг, к вашим услугам.
— Здорово, — восторженно заявил Лигео. — А я с оружием плохо обращаюсь, только немножко стрелять из лука выучился.
— Вы целитель, не годится тому, кто рожден, чтобы исцелять, приносить смерть. Но в вашей крови огонь, он порождает горячность мыслей и поступков. Его требуется научиться обуздывать.
— А вы научите, правда?
— Я в вашем распоряжении, Избранник, — поклонился наг, прижав левую руку к груди. — Идемте, я покажу вам тренировочный полигон.
Лигео пошел за ним. Полигон очаровал его сразу: огромный, темный, с кучей мишеней. И все обещало так красиво гореть. Объяснения Шеса очаровали еще больше: лаконичные, предельно понятные, они заставляли вдумываться в каждое слово. Заставляли сосредоточиться и ощутить внутренний источник пламени, взять его под контроль. Первый урок вышел не таким идеальным, как бы того хотелось Лигео, он нервничал, терял контроль, поджег пару раз учителя. Хотя и такого ревущего потока огня, как обычно, тоже не последовало.
— Достаточно на сегодня. Вы прекрасно справляетесь, Избранник, — заметив, что юноша постепенно устает и теряет контроль, сказал наг. — Мне доставило удовольствие учить вас.
— Но у меня ничего не получилось.
— У вас все получится, — улыбнулся советник, снова приложил руку к груди и поклонился, опуская глаза.
— А вы — отличнейший учитель, — Лигео тоже поклонился.
Идя к себе, он думал, что уже второй раз видит улыбку советника, да и разговаривать с ним тот стал не в пример больше, не рублеными короткими фразами и одиночными словами. Что же это получается, его здесь почти приняли? Можно ли считать изменение в поведении советника за признак этого? Надо посмотреть на поведение обычных гвардейцев.
Но первым делом он отправился принять ванну. Ему безумно нравился бассейн из черного ирридина, при свечах мерцавшего синими искрами, теплая вода, подававшаяся с помощью магии, запахи мыльных составов. Лигео нежился в этой воде, блаженствовал, любовался искрами. Хорошо. Красиво. Настроение сразу же улучшалось, хотелось идти и нести всем радость и добро. Он похихикал над собственными мыслями: паладин недоделанный, надо же. Но добро все же придется принести, для разнообразия — темным. Он собирался заглянуть в местный лазарет, советник очень кстати напомнил ему о том, чем Лигео занимался в Храме большую часть своего времени.
— Несу Свет в массу темных… — Лигео развеселился еще больше.
Он выбрался из бассейна, укутался в полотняную простыню и сел перед камином сушить волосы. Стоило бы позвать Ариса, чтобы расчесал и заплел. Или Сону, ту женщину, что помогала ему в первый день в Элесигнате. Но Арис занят, у него там теперь новая жизнь. Да, лучше Сону. Он дернул за шнурок колокольчика, висящий у двери. Удобная выдумка, что и говорить. Сона пришла быстро, сразу же взялась расчесать, просушить, переплести косу, в меру тугую, чтобы смотрелась аккуратно и при том не тянула. Волосы у Лигео стали куда более красивыми, чем раньше, коса потяжелела. Он пока этого не замечал, в замке не было зеркал, как таковых. Зато замечали остальные светлые. Радовались за своего Избранника: Тьма шла ему на пользу, юноша расцветал с каждым часом, проведенным рядом с князем.
— Он как закрытый пока что бутон розы, — восторгался Ладдар.
— Зато потом вовсю распустится, — хмыкал Арис.
— И будет благоухать вечность под покровом Тьмы, — улыбался ученый. — Разве это не прекрасно?
— Прекрасно, — соглашался Арис. — Может, тебе косу отрезать все-таки? Наполовину хотя бы.
Ладдар задумчиво наматывал на локоть все золотое богатство, тяжеленное, как жизнь грешника, гладил его, вздыхая, и отказывался.
— Нет, не хочу. Это будет так выглядеть, будто я отказался от подарка Лигео.
— Тогда давай, заплету, чтобы покороче было.
На это Ладдар соглашался с радостью, ему нравилось, когда его возлюбленный паладин брался чесать и переплетать его волосы. Ладдар млел и чуть ли не мурлыкал, прикрывая глаза. А Арису нравилось смотреть на блаженствующего Ладдара, обнимать, целоваться с ним в библиотеке за стеллажами. Паладин учился жить заново, осторожно, неспешно. Учился понимать жесты и малейшие нюансы эмоций своего любимого человека по движениям бровей, тонких нервных пальцев, изгибу чувственных губ. Он изумлялся каждый раз, словно впервые, замечая очередной оттенок поведения: как можно было этого не видеть и не понимать раньше? У Ладдара ведь такое выразительное лицо!
— Вот и все, доплел, — Арис не удержался, поцеловал его в шею.
Ладдар тихонько застонал: он был еще весь во власти ощущений от ласковых рук паладина в своих волосах.
— Как же хорошо-о-о, Арис…
Паладин развернул его к себе, даря уже настоящий поцелуй. Ладдар обвил его шею руками, зарылся пальцами в короткие пряди на затылке. Теперь пришла пора Ариса довольно постанывать и вздыхать: ученый умел несколькими движениями размять его загривок и плечи, прогоняя по телу волну тепла. В такие моменты он прижимал Ладдара к себе так крепко, как только мог это сделать, не опасаясь повредить. Тот был все еще болезненно худым, но после изгнания проклятья князем должен был совсем скоро поправиться, нарастить на щедрой кормежке хотя бы немного мяса на своих костях. Арису он казался хрупкой веткой, которую можно нечаянно сломать неосторожным движением. Паладин даже спал все ночи напролет в одной позе, не шевелясь, чтобы случайно Ладдара не придавить. Ему до сих пор не верилось, что он спит с кем-то, кто не просто собрат-во-Свете, а любящий его человек. Нет, не «кто-то» — Ладдар, единственный и неповторимый. Мужчина, любивший его с первой их встречи. Об этом он узнал тоже только недавно. Ладдар смутился, сообразив, что проговорился. Арис тогда его просто обнял, не зная, что сказать. Слова были и не нужны — Ладдар умел читать по глазам, по биению сердца, по крепости сжавшихся рук.
— Спасибо, что остался со мной.
— Как можно не остаться с тем, кто любит?
Но Арис понимал, о чем он: примером была Тенья, равнодушно и отстраненно улыбавшаяся им в трапезной. Так же, как улыбалась Маре и Лигео. Что ж, выбор у каждого свой. Если сестра выбрала путь Света, значит, пройдет по нему до конца. Вера и несгибаемое упорство - то, чего самому Арису не хватило. Хотя взамен он получил тепло и любовь.
— Тебя. Я получил тебя, и это больше, чем весь мир, — почти беззвучно шептал он ночью, глядя на спящего Ладдара. Тот улыбался во сне, и эта беззащитная улыбка, чуточку удивленно приподнятые брови были драгоценностями, которые Арис только сейчас начинал ценить.
— Я тебя люблю, — признался он неожиданно даже для себя.
А потом слизывал со щек Ладдара катящиеся по ним слезы, целовал соленые губы, мокрые ресницы и понимал, что счастлив.
— Пойдем, Лигео навестим? — предложил Арис, нехотя разжимая объятия.
— Хорошая идея. Если, конечно, осуществимая, — улыбнулся Ладдар. — Наш Избранник, сам того еще не понимая, умудрился влюбить в себя Элесигнат.
— Что, весь и сразу?
— Я имею в виду замок, — уточнил ученый. — Элесигнат обладает своей душой и разумом, как и все демонские замки.
— Что? — Арис огляделся. — И что, теперь Лигео постоянно сопровождает черный кот?
Ладдар рассмеялся, задорно и заразительно.
— Черный кот? Не знаю. Но то, что Лигео теперь ориентируется в замке лучше некоторых карани — это точно.
— Светит им путеводной звездой со всех галерей разом?
— Как и положено Свету во Тьме. Скорее всего, он в лазарете. Или же я плохо знаю нашего Избранника.
— Почему не в кабинете или спальне Темного?
— Потому что не там. Ну… я просто чувствую.
— Хорошо, пойдем в лазарет, вдруг Лигео помощь нужна. Больного подержать, например.
Ладдар снова рассмеялся, кивнул и повел паладина. Арис смотрел на него, сдерживая улыбку: если в Лигео замок влюбился (ему почему-то казалось, что это «влюбился» значит то же, что «врезался»), то Ладдара Элесигнат принял.
7. Танец нага
В лазарете Лигео упоенно врачевал всех страждущих, которые весьма бодро разбегались из этого самого лазарета, напоминавшего гнездо мышей, в которое прилетел латный сапог.
— Тебе попридержать парочку болящих, Лигео? — весело осведомился паладин, хватая за шкирку пробирающегося к выходу темного, судя по нашивке на куртке — из рыцарей.
— Я ничего не понимаю, — пожаловался тот. — Они почему-то сразу же убегают, когда меня видят.
— Боятся, видимо, что ты их благим словом и Светом с темного пути свернешь.
Несчастный рыцарь придушенно охнул и обмяк, из-под куртки закапало красным на пол. Лигео сразу же наложил на него кровоостанавливающее и общеукрепляющее. Арис перекрыл собой дверь, всем видом показывая, что или врезаться в него, а он полностью здоров и посильней любого подранка-Темного, или кидаться в окно, если кто пролезет. Окна-бойницы были узкими и под самым потолком. Кто не успел убежать — остались на своих местах.
— Откуда вас столько? — Ладдар взял миску с водой и тряпку, направился к ближайшей койке.
— Из Пустошей, — прохрипел один из рыцарей, у него была перевязана голова.
— А что там такое происходит вообще? — удивился Ладдар, отмачивая повязку.
— Зачистка территории. Вырраги расплодились, господин. Надо успеть… н-н-нх! — рыцарь крепко стиснул зубы, когда Ладдар снимал ткань с его лица.
— Ничего, парень, Избранник все поправит. Лигео, здесь глаз, вернее, его нет.
— Так есть или нет? — запутался Избранник. — Неважно, будет два.
Он закончил с раненым в живот парнем и склонился над потерявшим глаз.
— Ох, Свет Великий… Ладно. Арис, подержи его за плечи.
Паладин стиснул несчастного Темного мертвой хваткой. Тот только и мог, что орать в голос, пока Лигео накладывал заклинания, перенаправлял потоки Света и возвращал глаз на место.
К вечеру у Избранника закончились силы и пациенты.
— Я голоден, как стая этих… выррагов. А кто это, кстати?
Ладдар, оттирая руки от крови, наморщил лоб:
— Это такие твари, ростом с теленка, когтистые, зубастые, шипастые, наполовину ящеры, наполовину птицы.
— А пустоши – это..?
— Нейтральные земли. Поэтому мы ехали так быстро.
— Советник!
— Благодарю вас, Избранник, и вас, господа, за помощь рыцарям, — наг низко поклонился, прижав руку к груди, как утром на полигоне.
— Это наш долг, помогать больным и раненым, — ответил Лигео.
— Ага, — мечтательно добавил Арис. — Особенно Темным… Больным и раненым. Там, кстати, кто-то убежал, чтобы случайно не быть вылеченным. Это они всегда так или только когда целитель приходит?
— Они не ожидали, что к их ранам снизойдет сам Избранник, — усмехнулся советник. — Ничего страшного, если сбежали легкораненые — само заживет.
— Учитывая, как они резво бежали — раны точно пустяковые. Но я пройдусь, вдруг насобираю урожай полудохлых Темных.
— Я провожу вас… по особо урожайным местам, — кивнул наг.
— О, это был юмор? — Ладдар удивленно уставился на дверь, куда вышли Лигео и советник. — Я думал, он не умеет шутить.
— Почему же. Рядом с нашим Лигео все оттаивают, — хмыкнул Арис. — Идем в столовую, если по пути встретится кто-нибудь, добьем втихаря.
— А…
— Ладно-ладно, исцелю, — заверил паладин. — Долго ли умеючи, два благословения и один пинок.
— А…
— Ну, что ты, я легонько, даже до Пустошей не долетят.
Ладдар захлопнул рот и фыркнул:
— Идем, воинственный мой паладин.
По пути им один раненый все-таки попался. Арис обошелся без пинка, хотя манера исцеления у паладина и впрямь напоминала добивание несчастного: гаркнуть воззвание к Свету так, чтоб замок содрогнулся, и припечатать макушку раненого ладонью, ниспослав поток Света, способный скинуть с пути Тьмы даже князя. Исцеленный икнул, кое-как удержался на ногах, бормотнул что-то на карани — так сразу и не поймешь, поблагодарил или обматерил, и умчался куда-то во тьму коридоров.
— А что он сказал-то? — поинтересовался Арис.
Ладдар покраснел и пожал плечами:
— Благодарил.
— А что ты тогда так заалел, словно он мне предложил в благодарность на месте совокупиться тридцатью семью извращенными способами?
Бедный ученый покраснел еще сильнее.
— Я не… он не… не совсем…
— Не совсем? Ладдар, да переведи ты мне, что он сказал.
— «Мать твою через порог моргенштерном в задницу, — отрешенно подняв глаза к потолку, произнес Ладдар, — долбанный Светлый, хоть бы предупредил. Но все равно благодарю». Это дословно.
— И что ж ты так краснел-то?
— Не люблю подобные словесные конструкции, — пожал плечами ученый. Он слукавил: темный сказал намного грубее, хотя поблагодарил в самом деле. Просто Ладдар, действительно, не любил мат, повторять — тем более.
— Пойдем уже, мой нежноухий. Мечтаю о еде…
Кормили в Элесигнате просто и очень сытно. Никаких изысков — дичь, козлятина или рыба из местных горных озер, в основном, жирная форель, каши из местного же злака или земляных яблок, хлеб в виде толстых поджаристых лепешек. И зелень — она была круглый год, ведь горцы выращивали ее в парниках, отапливаемых магией или горячими источниками. После трапезы Арис решил отправиться на тренировку вместе с сестрой. Мирное время, конечно, хорошо, но и навыки забывать не следует. Тенья была не против, ей уже надоело почти праздное времяпрепровождение в замке. Тренировка была хорошим способом занять себя. Хотя о паладине нельзя было сказать «надоело», «заскучала» — все эти понятия теперь были неприменимы к Тенье снова. Когда она была не нужна — погружалась в привычное состояние молитвы и медитации, похожее на транс. Время в нем пролетало совершенно незаметно. Но на тренировку она охотно согласилась. Даже почти живой выглядела при этом.
Позвенеть мечами — это было хорошо, погонять брата, прощупать его слабину теперь. Раньше она ему уступала, но теперь… Арис, к ее удивлению, если такое было, слабей не стал. Наоборот, словно ускорился. Тренировка закончилась славным разгромом зала, и, если начинали они вдвоем, то к концу на них пришли поглазеть все, кто не был занят срочными делами в замке. Были там и темные рыцари, и стража, и слуги. Ну, и Ладдар в первых рядах. Арис поймал его взгляд, краем глаза увидел крепко сжатые на символе Света тонкие пальцы — и превратился в смерч, ураган, стихию! Сперва это помогло, затем сестра хладнокровно его оглушила, подгадав момент.
— Н-да, я была права, выбрав Свет, — касаясь его горла кончиком лезвия меча, покачала она головой.
— Твой выбор, сестра, это твой выбор, — улыбнулся паладин.
Она кивнула и отошла. Паладин рывком поднялся, обнял подлетевшего к нему Ладдара, осторожно, чтобы не поранить острыми краями пластин доспеха.
— Ну-ну, все хорошо. Это просто тренировка была.
— Это страшно со стороны.
— И я продул собственной сестре, — рассмеялся паладин. — Позор на мои седины.
— А ты всегда выигрывал? — с любопытством спросил Ладдар.
— Не всегда, — Арис провел ладонью по символу Света на нагруднике, магические замки отщелкнулись, и он принялся снимать броню. — Когда нам с Теньей было по двадцать, она побеждала меня три раза из пяти. Потом — я ее. Мы, в принципе, равны по силе.
Ладдар принялся ему помогать.
— Осторожнее, солнце, порежешься.
— Ай!
— Ну вот. Иди сюда, — паладин зажал в ладонях тонкую кисть, похожую на птичью лапку, взывать к Свету вот так — почти молча, без молодецкого рыка, было странно, но не пугать же Ладдара? Золото коснулось руки ученого, залечив без следа порез.
— Они острые, — бестолково напомнил Арис.
— Спасибо, — Ладдар посмотрел так, что паладину не понадобилось бы взывать к Свету после такого взгляда.
— Пойдем, а то мы тут зал развалили слегка.
— За ночь все восстановится. Это ведь демонский замок, — улыбнулся ученый.
Почти все разошлись, в зале потухла половина магических факелов, залегли вдоль стен тени. Мара не знала, почему осталась — наверное, было любопытно посмотреть, как будет восстанавливаться разгромленный зал. Она услышала шорох чешуи по камням, только когда советник в обличье нага прополз совсем рядом, то ли сделав вид, что не заметил вжавшуюся в стену девушку, то ли в самом деле не заметив ее. Мара восторженно рассматривала его. Нага так близко она видела впервые. И ей понравилось увиденное. Полузмей сбросил короткую пелерину прямо на пол, снял с подставки два изогнутых клинка, выполз на середину зала, огибая кучи щебня от каменных манекенов-горгулий и щепок — от деревянных големов. Мара наблюдала, затаившись. Эти переливы тела завораживали. Серебряная чешуя с чуть заметным тускло-серым рисунком поблескивала в синеватом свете факелов. Пепельная коса извивалась по мускулистой спине до того места, где у нага в человеческом обличье были бы ягодицы. Под кожей перекатывались горбы мускулов. Наг свернул хвост кольцами, откинулся на него спиной, раскинув руки с оружием крестом. Замер на мгновение… и начал танец.
Мара даже не заметила, что вышла на открытое место, подавшись вслед, чтобы не упустить ни единого движения. Посвистывал разрезаемый лезвиями воздух, извивалось лентой, почти не касаясь пола, мощное тело нага, и Маре казалось, что она видит трех противников, окруживших его тенями. Того, как именно зал восстанавливается, она и не заметила. Сон сморил ее незаметно, девушка сползла по стенке на меховую накидку нага, свернулась клубком.
Проснулась она уже в своей спальне, укутанная в эту самую накидку. Жаркий румянец залил щеки: неужели это он принес ее сюда? Ох, как стыдно! Но… нет, не стыдно — если бы он не хотел, чтобы за ним наблюдали, сказал бы. Она не верила, что наг мог не заметить обычную человеческую самку, которая даже не скрывалась особо.
А накидка такая мягкая. Мара провела ладонью по меху. От него пахло теплым и острым запахом, как от нагретых солнцем степных трав. Кажется, именно в степи наги изначально и жили. Потом люди загнали их в предгорья. Интересно, где и как познакомился с князем его необычный советник? Расспросить бы. И надо накидку отдать, а то так неловко. Вдруг он рассердился?
Мара быстро привела себя в порядок, заколола волосы и отправилась искать советника.
— Ваша накидка, господин Шсирсш…
— Не ломайте язык, Мара, — наг качнул головой. - Шес, к вашим услугам.
— Ну что вы, гибкость моего языка уже вошла во все поговорки.
Зрачки в темно-зеленых глазах дрогнули и сузились в тонкие золотистые щелки.
— Я заметил.
— Мне неловко, что я отняла у вас деталь гардероба.
— Вам мех к лицу.
Да он же дразнит ее! — поняла Мара. Что же такого ответить…
— А вам к хвосту, господин советник.
— Туше. Но эту накидку оставьте себе, лисий мех вам больше подходит, чем мне.
— Потому что я рыжая?
Наг вместо ответа вынул из ее рук пелерину, накинул на плечи девушке и одним движением извлек из ее прически три шпильки, удерживающие тяжелые крупные локоны в узле. Мара ахнула, попыталась поймать волосы, но затем передумала, покосившись на медные пряди, и впрямь отлично сочетавшиеся с огненным мехом.
— Свободные женщины-карани носят волосы распущенными, — пояснил наг. — Вы не карани, но пока вы здесь, жить придется по здешним законам. А вам так очень красиво.
— Но непривычно. У нас так носят лишь жрицы любви.
— Кто? — недоуменно моргнул наг.
Мара заметила только сейчас, стоя так близко и вглядываясь в его лицо, что даже в человеческом облике у нага видно третье веко, затягивающее глаза, когда он моргает, а ресницы — короткой и жесткой на вид, густой щеткой.
— Э… Продажные женщины. Куртизанки. Шлюхи.
— Хм. Я слышал о них. Здесь такого не бывает.
— Правда? — удивилась Мара. — А если кому-то из неженатых карани хочется удовлетворить эту потребность?
— Для этого есть «парный клинок», — наг посмотрел на непонимающее выражение ее лица и пояснил: — Побратим, боевой товарищ.
У Мары дернулось веко:
— Ч-чего?
— Или посестра, в войске князя служат и женщины.
— Но… Боевого товарища… Ах да, ваши рыцари ведь не закованы в обеты.
— Тьма милостива, — усмехнулся советник. — Обеты есть, но их лишь два, и они не запрещают рыцарям испытывать чувства.
— Свет тоже милостив, — пожала плечами Мара.
— Увы, Свету не присуща милость. Свет справедлив, в этом и разница. Но и Свет, и Тьма — единое целое.
— Да. А теперь, советник Шсирсш, перейдем к делам. Все-таки мы дипломатическая миссия.
— Идемте, — кивнул наг и зашагал куда-то вглубь Элесигната неслышным скользящим шагом, напоминая о том, что человеком не является.
Мара последовала за ним, вздыхая — Лигео занят общением с возлюбленным либо лечением, Тенья тренируется, Ладдар в книгах. Арис с Ладдаром. И лишь ей приходится работать. Но она не жалела — бездельничать было просто невыносимо. Наряд для Избранника был уже дошит, вышит и готов к примерке, еще бы затащить Лигео и заставить его это все надеть… Мара собиралась выполнить работу, возложенную на них всех, насколько хватит ее сил. Сейчас вот требовалось обсудить условия поездки по землям, посмотреть, как тут вообще живут.
— После свадебного обряда, — кивнул наг, — и праздника здесь, в Элесигнате, князь провезет своего супруга по княжеству. Карайт невелик территориально, но довольно густонаселен.
— И как вы тут все уживаетесь?
— Мирно.
Он сказал это без капли пафоса или насмешки, просто констатировал факт, но Мара почему-то ощутила укол стыда. Да, княжество Карайт в три раза меньше Фервинта, а его войско — в четыре раза сильнее. В Фервинте то и дело случаются бунты — то крестьяне против нового налога, то гильдейские мастера против навязанных учеников, то просто банды разбойников после неурожайного года.
— А проблема перенаселения? — расспрашивала Мара. — А если случается голодный год?
— Проблема? — советник покачал головой: — У нас нет проблем с перенаселением. В каждой семье есть муж, жена и трое детей, это закон. Если детей меньше, и родить женщина больше не может, к ним на воспитание пойдет сирота. Если детей вовсе не дают Высшие — через пять лет брак разрывается, и они могут заключить новый. Если и тогда детей нет — будут воспитывать сирот. Вдовам и вдовцам помогают все.
— Весьма разумная система, — кивнула Мара.
— Когда неурожай… — советник замолчал, словно пытался вспомнить что-то, потом развел руками: — здесь не бывает неурожайных лет, светлая. Тьма милостива.
— То есть, никаких запасов на крайний случай вы не делаете, выходит? У нас всегда засыпают зерно на случай неурожая.
— Запасы на зиму есть всегда, есть посевные запасы, они неприкосновенны. Есть «княжеская десятина», она хранится в замках вроде Элесигната. Тоже неприкосновенна. Это и есть запас на случай неурожая. Хранится она обычно два года, затем продается и заменяется новой.
— Наверное, когда знаешь, что урожай точно будет каждый год, жить легко, — улыбнулась Мара.
— Не в этом дело, светлая. Это вопрос веры. Мы верим князю, Избраннику Тьмы. Он хранит Карайт от бед. Пока мы верим — это так и будет. Простите меня, — наг кивнул на бумаги, — нужно работать.
Мара откланялась и отправилась к себе, записывать узнанную информацию. Нести распущенные волосы было непривычно, навстречу еще попался Арис, посмотрел задумчивым взглядом, ничего не сказав, к счастью, но Мара и без того вспыхнула, как вишня на солнце. В себя от смущения она пришла только в своей комнате. И немедленно разозлилась: в конце концов, наг прав, в Карайте им придется жить по законам этой земли, а она — свободная женщина. С другой стороны, законы своей родины тоже никто для дипломатов не отменяет. Впрочем, она единственная, кому придется искать компромисс, паладины носят короткие волосы, Ладдар и Лигео заплетают косы, чтобы не мешались в работе. И только бедному секретарю либо стричь волосы до плеч, либо мучиться, пытаясь распустить их так, чтобы не чувствовать себя шлюхой на выгуле.
Этим вопросом Мара промучилась до обеда, машинально записывая все, что узнала, в свиток для отчета. В трапезной должны были присутствовать советник и князь, и она просто не знала, что же делать. Если она снова заплетет волосы, Шес подумает, что ей плевать на обычаи карани. Еще обидится… Если распустит… Что скажут свои? Наконец, она распустила волосы, заколов лишь боковые пряди, чтобы не лезли в глаза и не падали в тарелку с едой. Вроде бы прилично получилось.
В трапезную она прошмыгнула тихой мышкой, стараясь не попадаться на глаза никому. Поэтому и оказалась там второй — после советника. Наг стоял у окна, задумчиво глядя сквозь толстый хрусталь на заснеженные горы.
— И вновь доброго дня вам, — Мара подошла. — Любуетесь природой?
— Нет. Ими, — он кивнул на замковый двор, где гарцевали на вороных лошадях Темные рыцари. — Мы уходим сегодня в Пустоши.
— В Пустоши? Охотиться на этих полуящериц?
— Сражаться с ними. Они почти разумны, их много, это будет славная битва.
— А что им вообще нужно?
— Мясо. Они людоеды.
Мара содрогнулась. Она представила себе их кортеж, который защищала полусотня Темных. Теперь ясно, почему князь выслал такую охрану, и почему они так быстро миновали Пустоши.
— И вы тоже уходите с воинами?
— Да, я веду свой отряд.
— Советник князя… Это странно. Впрочем, Арис и Тенья тоже водили бы отряды в бой, если б стали принадлежать Свету целиком.
— Я воин, — коротко ответил наг.
Разговор прервало появление князя и остальных светлых.
— Рыжик, — сразу обрадовался Арис. — Лисенок.
— Вилку метну, — проворчала Мара.
— Боюсь-боюсь, — приподнял ладони паладин. Он знал — да что там, сам учил Мару метанию всего, что попадает под руку. Вернее, переучивал — учили ее в приюте.
— Но все равно лисенок, — добавил он, посмеиваясь. — Или белка. Нахальная рыжая белка.
Мара показала ему язык под прикрытием салфетки.
— Мара, тебе так очень красиво, — Лигео бесцеремонно потрогал ее волосы, солнечно улыбнулся, — так и ходи.
— Спасибо. Ладдар, как твоя коса?
— Положил в надежное место, где на нее точно не поставят стул, и я не усядусь.
Мара покосилась туда, куда тянулась толстенная золотистая плетенка, хихикнула: место Ладдар выбрал и впрямь самое надежное — Арисовы колени.
— Насчет того, что он туда не усядется, я поспорю, — громким шепотом сообщил ей паладин.
Мара снова заалела. Да что ж такое? Вот же охальник! Стоило только спустить с поводка обетов, каким стал! Но Арис — это Арис, а она-то чего краснеет? Все остальное время обеда Мара, машинально пережевывая пищу и не чувствуя вкуса, думала над своим поведением и ощущениями. Почему она от каждого намека так смущается, даже если намек не в ее сторону? Выводы, к которым она пришла, были неутешительны: похоже, ее тело совсем рехнулось, а ей от этого страдать. На Маре не висели никакие обеты, она была обычной девушкой, здоровой и достаточно крепкой для своей комплекции, неудивительно, что ее телу требовалось то, что оно еще ни разу не получало. А спусковым крючком послужил тот практически невинный эксперимент с Теньей. И у карани даже нет храмов любви. А у нее нет никакого побратима. Единственный шанс она сама про..любила. Еда начала горчить, Мара отодвинула тарелку, скомкано извинилась перед всеми и вышла.
Идя по темным коридорам, она думала, что сегодня уедет в опасный поход и тот единственный чужак, с которым ей было легко общаться здесь. И останется только зарыться в книги, как Ладдар. Не кидаться же на первого встречного гвардейца… Да и не поведутся они. Все, кто несет службу в замке — женаты, а кто не женат, у того, наверное, есть свой «парный клинок», как сказал советник. А переспать просто так… за это следовало строгое наказание и немедленная свадьба. Учитывая, что Мара все еще девица, несмотря на ее прошлое… Нет, свадьбы с первым встречным ей не надо. Придется по старинке, руками.
— А где это я? — она лишь сейчас поняла, что заблудилась.
Вокруг были только высокие и ужасно холодные каменные стены. Если бы не накидка нага, Мара уже бы совсем замерзла. Редкие магические светильники горели совсем тускло, перед девушкой была одна на весь коридор дверь, но, судя по слою пыли на ее кольце, не открывалась уже очень долго. Мара решила, что за дверью может быть комната, а там окно, из которого можно покричать, и решительно взялась за кольцо. Если в жилых комнатах двери не скрипели вовсе, то эта была явно нежилой. А разочарование от кромешной темноты за дверью быстро сменилось страхом: это куда же она забрела, если здесь нет окон? Мара попыталась вспомнить, спускалась ли она по лестницам, и не смогла.
— Надо возвращаться, — сказала она, голос задрожал.
Порадовало только одно: в пыли на полу были четко видны ее следы. По ним и пошла, стараясь двигаться быстрее. И за очередным поворотом поняла, что потерялась совсем — следов не было, видимо, не разглядела на полу, проскочила коридор.
— Ой, мамочки…
Вот теперь ей стало страшно по-настоящему.
— Ау-у-у? — несмело и совсем негромко протянула она.
Эхо слегка повыло и стихло.
— Ау-у-у! Кто-нибу-у-удь! — чуть громче позвала Мара и всхлипнула. Холод пробрался уже и под лисий мех, а руки и вовсе заледенели.
— Где вы? — позвали откуда-то из глубины коридоров.
— Я зде-е-есь! — Мара всхлипнула еще громче. — Я заблудилась!
— С-стойте на мес-сте.
По шипению Мара поняла, кто примчался ей на выручку и расплакалась — уже от облегчения. Наг появился из-за поворота коридора, тускло поблескивая серебряной чешуей.
— Вы не пос-с-страдали? Не ушш-шиблис-с-сь? — он торопливо оглядывал ее.
— Н-нет, — девушка помотала головой, — только испугалась. Сама не понимаю, как оказалась здесь. Как вы меня нашли?
— Прош-ш-шел по ваш-шим с-следам. Идемте, вы с-с-совсем с-самерс-с-сли.
Мара споткнулась на втором шаге, упала и ойкнула, хватаясь за щиколотку, которую будто острой спицей проткнули.
— Что вы… — советник подхватил ее на руки, — с-с-сейчас-с, отнес-с-су вас-с в лас-сарет.
Девушка обняла его за шею, уткнулась лицом в плечо, стараясь не хныкать. Обычно она не плакала, жизнь на улице и в приюте отучила ее от подобного проявления слабости. Но сейчас, когда разом навалилось столько всего: чужая земля, обычаи, разочарование и усталость, понимание того, что вернуться домой не светит… Слезы сами текли и текли.
— Потерпите, — успокаивал ее наг, — лас-сарет уш-ше блис-ско.
— Я в порядке. Это просто…
— Я понимаю, — он на пару мгновений приостановился, заглянул ей в глаза. — Вс-с-се пройдет.
Мара посмотрела в эти теплые глаза с вертикальными зрачками и вцепилась в плечи нага покрепче.
— Шес, я… буду вас ждать!
И как у нее не завязался язык узлом? Впрочем, разве она не говорила, что гибкость ее языка уже в пословицы вошла?
— Тогда я прос-с-сто обяс-сан вернутьс-с-ся, так ведь?
— Да. Обязаны вернуться, — Мара покраснела и отвела взгляд.
— Я вернус-с-сь.
Он больше не сказал ей ни слова, вполз в лазарет и передал ее с рук на руки Арису, развернулся и исчез, только серебряный блик мелькнул в косе. А через час по подъемному мосту Элесигната загрохотали подковы боевой сотни, отправляющейся в Пустоши. Мара, которой вправили щиколотку и уже вылечили ее, стояла у окна своей комнаты, которое выходило как раз на ворота, и провожала взглядом колонну, не зная, кто из них — советник Шсирсш, Темные рыцари не носили знаков различия.
— Провожаешь? — Арис подошел к ней.
Мара вздрогнула и обернулась к нему:
— Вот зачем ты так подкрадываешься!
— Привычка, — Арис развел руками. — Кого ждешь? Советника?
— А я должна кого-то ждать? — с вызовом подняла голову девушка. Ей совсем не хотелось признаваться в том, что она, в самом деле, ждет этого темного.
Арис пожал плечами:
— Нет, ты никому ничего не должна. Тогда просто в окно любуйся. Пейзаж красивый.
Мара снова посмотрела в окно. Колонна всадников уже неразличимой змейкой мелькала внизу, в долине.
— Да, я жду его, — опустив плечи, призналась девушка. — Мне страшно. Шес сказал, что эти твари… с которыми они едут воевать… они людоеды.
— А он не человек, а наг. Все будет хорошо, они уже умеют сражаться с такими вот.
— Он же в людском облике, значит, тоже рискует. Но ты, наверное, прав, он умелый воин. Я видела… — Мара осеклась и прикусила язык.
— Видела что?
— Как он танцует с клинками, — вздохнув, сказала она.
Арис усмехнулся:
— Тогда ты знаешь, насколько он умел.
— Арис, я боюсь, что… он не вернется. И что вернется — тоже боюсь, — Мара спрятала лицо в ладони.
— Почему ты боишься, что он вернется? Ты ведь хочешь этого.
— Боюсь, что сделаю что-то не так, и будет, как с Теньей.
— Он не терял чувств, он знает, что это.
— Он же наг, может, в его понимании я веду себя неправильно? Я боюсь ошибиться. Арис, он мне нравится. Нет, не нравится… — Мара запустила пальцы в волосы, подергала прядки на висках. — Мне рядом с ним кажется, что я… что я дома.
— Это главное, Мара. А насчет поведения — будь сама собой.
— Спасибо! — девушка на несколько мгновений прижалась лбом к его плечу. — Спасибо, что поговорил со мной.
— Ты же мне как вторая сестра.
— Угу. А ты мне как брат. И я очень, очень за тебя рада, знаешь?
Арис поцеловал ее в макушку.
— Но я терпеть не могу, когда ты так делаешь! — тут же зашипела девушка. Больше в шутку, конечно, теперь малый рост уже не приносил ей неприятности и проблемы, как в далеком детстве.
— Ну точно лиса. Мышь поймать, чтобы ты подобрела?
— Я бы попросила тебя поймать мне одного серебристого змея, но он уполз по делам, так что спасибо, братец, но нет.
— Поймаю, как только вернется. Пойду, сеть сплету.
— Из Книжниковых кос? — хихикнула Мара.
— Именно, там сеть хорошая будет, наловим тебе пяток нагов на любой вкус.
Мара только улыбнулась. Зачем ей другие? Ей бы с одним разобраться. Он так и не сказал, когда вернется, но до свадьбы своего друга и господина всяко должен бы?
— В общем, займись пока чем-нибудь, чтобы не думать зря лишнего.
— Да. Я как раз думала, кого бы мне выловить из местных, попытать насчет обычаев и традиций. А то советник, конечно, рассказал кое-что, но очень мало.
— Вот и поймай, в библиотеке вроде сидит какой-то умник.
Мара чмокнула паладина в щеку — в прыжке, иначе не дотянулась бы, подхватила со стола начатый свиток и пару перьев и рванула ловить неизвестного «умника», пока тот никуда не делся.
8. Библиотекарь Элесигната
«Умник» был седовлас и погружен в книгу. Читал увлеченно, никого не видя — копия Ладдара, только намного старше. Мара немного опасливо подобралась к нему. Она обычно стеснялась тех, кто старше. Кашлянула.
— Извините, господин…
— Да, милое дитя? — мужчина посмотрел на нее.
Мара залилась краской. Ну вот, и этот ее ребенком кличет.
— Я хотела узнать, кто вы?
— Я здешний библиотекарь, Иритис.
— О! Мое имя Мара, я секретарь дипломатической миссии Фервинта. И я собираю некоторые сведения о вашем княжестве, разумеется, те, что не секретны.
— Я вам могу многое рассказать, для секретаря Избранника у нас нет секретов. Я понимаю, что супругу князя в одиночку всего не охватить.
— Да, да, я буду вам очень благодарна. Все будем, если честно. Я пыталась выспросить у советника Шсирсша, есть ли в Карайте такое понятие, как запасы на черный день, а он…
— Шес — военный советник, вам стоило бы поговорить об экономике с самим князем.
— Но князь сильно занят.
— Ну, что ж, я попробую помочь вам, чем смогу. Рассказать на словах, или принести пару свитков?
— Лучше пару свитков, если вас не затруднит.
Но когда библиотекарь принес ей запрошенное, Мара разочарованно застонала, правда, лишь мысленно: все они были написаны на карани.
— Я не смогу их прочесть, — вздохнула она. — Пока я еще не владею вашим языком, господин Иритис.
— Это ничего, в таком случае, я буду вам рассказывать, а вы пишите. Потом займемся грамотой.
На том и порешили. Старик читал, переводил ей, объяснял нюансы, насколько знал сам.
— Надеюсь, я все понятно рассказываю? — спрашивал он каждые полчаса.
Мара рассыпалась в искренних благодарностях, задавала кучу уточняющих вопросов и вообще была в восторге от библиотекаря. Тому нравилось, что наконец-то нашелся умный и внимательный собеседник, так что старик разливался весенним ручьем.
— Ох, я исписала свиток, — когда закончилось место, спохватилась девушка. — Да и вас, наверное, утомила уже.
— Не совсем…
— Тогда, если вы не против, мастер, расскажите мне об обитателях Элесигната?
— Это я могу, вас интересует кто-то конкретно?
— Ну, больше всего, конечно, сам князь. Те, в чьих руках власть, всегда интереснее обывателей.
Библиотекарь кивнул и принялся рассказывать:
— По происхождению наш князь — наполовину демон, как вам, наверное, успели уже все уши прошипеть здесь. Он — Избранник Тьмы, а ее милость распространяется на нас, простых обывателей, но от своего Избранника она требует самую малость и в то же время почти невыполнимое — найти Избранника Света.
— Но он нашел ведь? Значит…, а что это значит? — Мара даже подалась навстречу, настолько интересно было ей.
— Это значит, что теперь все снова станет цельным. Тьма уравновешивает пылающую ярость Света, а Свет не позволяет Тьме окутывать все покрывалом вечного покоя.
— А почему вы говорите, что это такое почти невыполнимое задание — отыскать Избранника Света? Насколько я помню, Избранники рождались… э-э-э… кажется, каждые сто лет, или даже чаще?
— Потому что люди убивали их, не давая князю даже приблизиться. Он почти потерял надежду, когда вдруг выяснилось, что ваш Магистр оказался, в отличие от своих предшественников, человеком неглупым.
— У… убивали? — глаза Мары стали огромными и круглыми. — Но зачем?! Высшие! Это же просто кощунство!
— Это случилось давным-давно, еще при жизни прошлого Избранника Тьмы. Вышло так, что Свет подзадержался. И Избранник Тьмы попросту сошел с ума, совсем еще юный мальчишка, не получивший вовремя второй половины. Войска Тьмы разрушили город-монастырь, сожгли его дотла. Не уцелел никто. Избранник Света погиб под теми руинами. А люди, не вникая в тонкости магии, сочли, что Избранник Тьмы должен убить Светлого… И поэтому стали убивать их сами, надеясь, что Темный уйдет, узнав, что его врага больше нет в живых.
— Какая нелепая трагедия, — прошептала девушка. Она представила себе одиночество, сводящее с ума, и содрогнулась.
— А князь… он не сошел с ума потому, что полукровка?
Библиотекарь кивнул:
— Да. И теперь он разыскал своего Светлого.
— А это правда, что замок Элесигнат построили демоны? И он теперь… живой?
Библиотекарь кивнул:
— Истинная правда.
— Бу, и чем же я ему так не понравилась? — пробурчала себе под нос девушка. — Завел меня, понимаете ли, в какие-то катакомбы! Если бы не советник Шсирсш, там бы я и померла!
— А советнику кто подсказал, где вас искать?
— Не знаю. Думаете, сам замок?
— Как знать. Он ведь и впрямь живой.
— Кстати, вот о советнике — расскажите о нем, что знаете? — Мара всеми силами старалась сделать вид, что наг интересует ее только как объект исследования, не более.
— Советник Шсирсш… о нем я знаю мало, он скрытен, не любит зря болтать. Да и по делу лишнего слова не вытянешь.
— У-у-у, это правда, пока мы ехали от границ Фервинта сюда, услышали слов так десять за десять дней!
— Это многовато, что-то он разболтался.
— Да? А мне казалось, что в Элесигнате господин советник стал более, хм, разговорчивым.
Библиотекарь лишь засмеялся.
— А как они с князем познакомились? — Мара любопытно прищурилась, глядя на него.
— Кто-то кому-то жизнь спас, а большего не ведаю.
— Ла-а-адно. А расскажите о ком-нибудь еще?
Иритис покивал:
— Хорошо, расскажу вам об Элесигнате. Вам интересно?
— Мне все интересно. Магистр говорит, что любопытство родилось у моей матушки первым, а потом уж я, — рассмеялась Мара.
— Хорошо, — библиотекарь принялся за очередной рассказ.
Мара внимательно слушала, стараясь запоминать даже самые незначительные мелочи. Краем глаза она заметила, что послушать рассказ библиотекаря подобрались и Арис с Ладдаром, потом подтянулся и Лигео, видимо, освободившийся от работы в лазарете, потом пришла Тенья — все посольство собралось здесь.
-… и вот так наш замок получил свое имя.
— И он снова станет сияющим, — раздался от дверей голос князя, — когда мы с Избранником Света заключим брак. Эти старые камни отряхнут пепел скорби.
— И так тоже можно, — согласился библиотекарь.
— Я уже и забыл, как интересно ты умеешь рассказывать, Иритис, — улыбнулся Элеин. — Кстати, Лигео, полюбуйся на чистокровного демона. Ни хвоста, ни рогов в наличии нет.
— Д-д-демон? — восторженно пробормотал Лигео. — А почему нет рогов? А хвоста? А копыт?
— Потому что рога, хвост и прочие извращения — удел низших демонов, — усмехнулся библиотекарь. — Высшие могут принимать любую форму, в том числе и такую, но это дурной тон.
Лигео с Ладдаром уже собирались разорвать несчастного демона на составные части для изучения. Бедняге удалось отбиться, взамен пообещав рассказать немного об обычаях демонов, стоящих примерно посредине между людьми и Высшими. Потом подключился Арис, бесцеремонно перекинул Лигео через плечо, косу Ладдара намотал на руку.
— Спать.
— Но еще же рано!
— Еще немножко-о-о!
Паладин был неумолим, князь же был с ним согласен:
— Уже за полночь, господа, пора дать отдых разуму и телу.
— Спокойной ночи, князь, — Мару перекинули через второе плечо.
Девушка возмущенно брыкнулась, но побоялась свалиться и сердито засопела.
— Доброй ночи, — князь ничего не сказал насчет бесцеремонного унесения своего жениха, хотя проводил паладинов и остальных очень выразительным взглядом.
— Совести у тебя нет, мой князь, — пробурчал Иритис, когда двери за ними затворились.
— Откуда у меня совесть? — усмехнулся тот.
— От незабвенной княгини, я думал.
— Заметь, я ни слова не сказал о крыльях, — хохотнул полудемон. — Не разберут же эти дети тебя на части.
— А ты глаза их видел? — ворчал Иритис.
— Ну, покажешь пару обликов позаковыристей. Тебе же не трудно?
— Сам покажи.
— Ни за что! Если я так сделаю, в первую брачную ночь мне придется не любиться с мужем, а утолять его ненасытную жажду знаний.
— А если это я сделаю, у тебя брачной ночи не будет. Зачем ты сказал, что я демон?
— Они бы и так узнали, — князь стал серьезным, сел в кресло. — Только при других обстоятельствах и не от меня. Сюда едет Магистр, думаешь, он не узнает тебя? А что он способен напеть в ушки моему юному Избраннику, я и думать боюсь. И вообще… боюсь. Все еще так зыбко…
— Я мог бы и не показываться.
— Это мало что изменило бы. Кроме тебя есть и другие, вернется Шес — он тоже не человек.
Иритис вздохнул:
— Он и не… Неважно. Шес тут ни при чем.
— Да, дело не в том, демон он или нет. Дело в нетерпимости людей к тем, кто отличается от них! — рыкнул князь.
— Ночь. Тебе тоже нужно поспать.
— Ты знаешь, что я мало сплю, — Элеин махнул рукой и душераздирающе зевнул.
— И много зеваешь.
— Наверняка, твои шутки.
— Ничего не знаю, иди спать, мой князь.
Элеин, невнятно ворча, поднялся из слишком уютного кресла, в котором его в самом деле потянуло в сон, и отправился в свои покои. Старый демон усмехнулся, погладил стену библиотеки.
— Пускай спит.
Замок согласно вздохнул сквозняками. В нем тихо-тихо спала искорка Света, и он старался охранять ее сон всеми своими силами.
Лигео спал у князя, устав за день, даже не почуял, как тот пришел. Нет, Арис, конечно, принес его в его спальню. Но стоило только паладину уединиться с Ладдаром, как Лигео встал и побрел куда-то, не понимая, куда, сонно закутавшись в одеяло. Стража безмолвно провожала глазами этот меховой одеяльный кокон до самых дверей княжеских покоев. А там Лигео уже занял всю постель, счастливый. Потом он подкатился под горячий бок, сунул холодные ноги между чужих теплых бедер, тихо мурлыкнул от удовольствия, когда его обняли поперек груди и живота, и уснул крепче. Князь, сомневавшийся в своей способности уснуть рядом с таким соблазнительным женихом, тоже неожиданно провалился в сон, даже не успев возжелать чего-то.
9. Урок в оранжерее
Утром Лигео сбежал пораньше, чтоб Элеина не провоцировать ни на что. Самому было немного стыдно — что он творит? Ведь иначе как провокациями его действия не назвать. Ничего, свадьба уже совсем скоро. Избавляясь от утреннего напряжения в своей ванной, Лигео вспоминал те ласки, что подарил ему князь в ту ночь, когда Свет снял со своего Избранника все обеты. И ему отчаянно хотелось продолжения их.
Но завтракать он явился уже, улыбаясь светло и радостно. Его улыбка вызвала ответную у князя. Правда, мирное течение трапезы нарушил магический вестник, упавший в руку Элеина клочком пергамента. Князь прочел, хмыкнул:
— Магистр Бертау уже у границ Карайта, с ним полсотни паладинов и твои родные, Лигео. Шес встретил их и проводил через Пустоши.
— Ой, — Лигео посмотрел под стол, — Магистр… ой, ушки мои, ушки.
— Что тебя так расстроило? — удивился князь.
— Просто он… Он меня всегда за уши драл, если я глупости совершал.
— А ты совершил какую-то глупость? — темные глаза князя сузились на словах о наказании, полыхнули багровым огнем.
— Э… Нет, но собираюсь.
— Это какую же?
Лигео покраснел и отвел глаза:
— Тебя поцеловать.
Темный погасил взгляд, вызывавший у светлых непроизвольную дрожь, улыбнулся.
— Разве это глупость?
Он чувствовал себя воистину счастливым: его жених сам - сам! — собирался его поцеловать.
— И еще какая, — хмыкнул Арис. — А то сам не догадываешься, князь?
— Скоро свадьба, а терпение у меня от отца, — холодно ответил Элеин. — За то время, что вы здесь, ты мог бы и понять это, паладин.
— У тебя-то — может быть…
— Его хватит на двоих.
Лигео краснел, как огнецвет, смотрел в свою тарелку и боялся поднять глаза.
— Не ругайтесь, пожалуйста.
— Мы и не думали, — успокаивающе коснулся его руки князь. — Твои друзья просто волнуются, и я их понимаю.
— Так мне… можно тебя поцеловать?
Князь склонился к его уху, прошептал:
— Не здесь, мой огненный. Хочешь, покажу тебе самые красивые уголки Элесигната?
Лигео закивал, выбившиеся из косы пряди метнулись язычками светлого золотого огня.
После завтрака князь предложил ему руку, заботливо поправил меховую накидку: в коридорах было холодно.
— Элесигнат когда-то, еще при жизни моей матушки, был прекраснейшим из замков Карайта. Здесь даже была оранжерея, которую своей магией создал мой отец. Сейчас она… хм… в запустении, но я приказал восстановить ее.
— Оранжерея? Это, должно быть, очень красиво.
— Признаться честно, я не знаю. Давно там не был, — увидеть на лице князя такое выражение — как у нашкодившего школяра — было странно, по меньшей мере. — Узнай матушка, что ее черные и багровые розы погибли — я не отделался бы открученными ушами.
— Черные? — восторженно переспросил Лигео.
— Демонский сорт. Они живучие, так что я даже не знаю…
Коридоры в этой части замка были гораздо светлее, но более запущенные, пыльные. Князь несколько смутился, взмахом руки уничтожил пыль и паутину. Древние камни заблестели: пол оказался выложен полированным ирридином, а стены — серым мрамором с прожилками голубого опала.
— Это матушкино крыло.
— Здесь так красиво, — Лигео оглядывался. — Так… Светло.
— Она была человеком. Светлой. Отец влюбился в нее с первого взгляда.
— А мои родители поженились по договоренности.
— Я списывался с твоим отцом и братом, но о матери ничего не знаю.
— Ее… — Лигео прервался. — Нет у меня мамы.
Князь обнял его, успокаивающе погладил по волосам.
— Прости, я не хотел напоминать тебе о больном.
— Ничего. Все в порядке. Пойдем.
Оранжерея оказалась огромным залом с крышей — хрустальным куполом, застекленным мелкими шестиугольными фасетами, отчего он казался похожим на глаз стрекозы. Посредине зала располагалось рукотворное озерцо — неглубокий, всего лишь по середину лодыжки, бассейн, выложенный по краям диким камнем. От него поднимался парок — вода была горячей.
— Заклятье отец накладывал, оно все еще держится, — заметил князь.
Стены зала были сплошь заплетены разноцветными вьюнками, а клумбы заросли одичавшими до состояния древовидных кустов розами. Кое-где на кустах еще виднелись бутоны и огромные цветы такого темного цвета, что не зря назывались черными. Лигео рассматривал все это с интересом. Было немножко грустно — такая любовь… Князь подошел к одному из цветущих кустов, протянул руку, чтобы сорвать полураспустившийся бутон.
— Зачем? Пускай растет.
— Хотел подарить тебе, мой Свет.
Лигео улыбнулся:
— Он нравится мне и так, Элеин. Красиво. Никогда не видел таких роз.
— Если пожелаешь — это будет теперь твоя вотчина.
— А это… Это правильно? Это же твоей мамы.
— Ее давно нет, а тебе здесь нравится. Думаю, она была бы не против.
Лигео подпрыгнул, обнял его и подарил поцелуй. Правда, он все равно получился почти целомудренным, ведь иначе Лигео целоваться не умел. Он чуть не ахнул, когда по его губам пробежал чужой язык, осторожно, но весьма настойчиво пытаясь проникнуть меж ними, и тут же отпрыгнул, заливаясь краской.
— Что ты? Иди ко мне, не бойся. Это всего лишь поцелуй, Лигео.
Лигео приблизился, неуверенно и боком, как дичащийся котенок.
— Иди-иди, — Элеин, улыбаясь, протянул ему руки. — Буду учить тебя мастерству поцелуев.
— А когда у нас уже свадьба? — проныл Лигео, одергивая рубаху.
— Скоро. Через день прибудут Магистр и твои родственники, вернется Шес, значит, само венчание будет через три дня.
— Это хорошо, — Лигео прижался к нему.
— Тебе так не терпится? — князь запустил руки под его накидку, поглаживая плечи и спину.
— Любопытно, — честно признался Лигео. — И как-то странно.
— Что странно? — Элеин увлек его к спрятавшейся в зарослях роз скамье, усадил себе на колени.
— Ощущение странное.
— Расскажи мне.
— В животе… Словно пух летает.
— И щекочется? — полудемон прошептал это ему на ухо, поцеловал мочку, провел языком по краю ушной раковины.
— Д-д-да, очень.
Князь повернул его голову ладонью, принялся целовать, неспешно, ласково, сдерживая нетерпение и страсть в узде. Лигео постанывал, льнул к нему все откровеннее, не умея сдерживаться.
«О, мой огненный…»
Шквал чувств бился в стальной заслон воли князя, заставляя его глаза полыхать внутренним огнем. Но полчаса спустя он отстранил тяжело дышащего возлюбленного и хрипло простонал:
— Хватит на сегодня, Лигео.
— Ага… Ой. Шел бы ты…
— Обязательно, — ухмыльнулся князь, нарочно опуская руку на его бедро.
Лигео прикусил губу.
— Тебе помочь?
— П-помоги, — пролепетал Светлый.
Элеин развернул его спиной к своей груди, расстегнул его пояс и раздернул гашник штанов, задрав рубаху до груди. И запустил ладонь внутрь, поглаживая и лаская. Лигео застонал, заерзал. Князь никуда не торопился, тем более, сейчас. Правда, губу он, кажется, прокусил, сдерживая собственное желание. Но это было несущественно сейчас, когда их силы, Свет и Тьма сплетались в почти любовном объятии, свивались в искрящиеся жгуты и полотнища, превращаясь в медленный смерч, вращающийся вокруг них. Светлый застонал особенно долго, выплеснул семя и обмяк в руках князя.
Назад, в его комнату, Темный нес его на руках, и с его губ не сходила шальная и чуть болезненная улыбка, а каждый шаг поначалу давался с трудом. Лигео лежал у него на руках безмятежный и тихий.
— Что слу… О? — вскинул брови попавшийся им навстречу Арис.
— Не «о». Ничего не случилось.
— Я уже вижу, — кивнул паладин.
Князь отнес жениха в постель, разул и снял ремень и плащ, укутал в одеяло и вышел. Арис кивнул ему:
— Он спит? Или в своем трансе?
— Уснул. Пусть отдохнет пару часов.
— Хорошо, — паладин развернулся.
Князь смерил его странным взглядом, усмехнулся своим мыслям и зашагал в кабинет. Следовало подготовиться к расспросам Магистра, отдать приказ о размещении полусотни храмовников.
Лигео проснулся, не понимая, почему вообще свалился спать днем. Потом вспомнил, мучительно покраснел. И пошел искать Ариса.
— Так в чем проблема-то? — паладин был благодушен и светел.
Они устроились у тех самых роз. Лигео, запинаясь, рассказывал про свои ощущения. Арис слушал.
— Не знаю. Просто… Он когда на меня даже просто смотрит… Мне сразу так жарко.
— Это нормально, малыш, правда. Ты испытываешь к нему влечение.
— И мне так стыдно.
— А вот этого не надо, — строго отметил Арис. — Какой стыд, если речь о любви?
— Просто… Я как мелкий щенок, который крутится около матерого волкодава и тявкает, пытаясь его в нос лизнуть. Я даже целоваться не умею.
— Могу научить, — хмыкнул паладин. — Зубы не стискивай, губы не напрягай, стой смирно, он сам всему научит.
— Вот-вот. Он и учил утром. А в итоге я… — не краснеть у Лигео не получалось, он чуть не сгорал от смущения.
— Это тоже нормально, пойми, Лигео. Между вами притяжение, и я восхищен тем, что Темный еще не воспользовался твоей наивностью. Он умеет держать слово.
— А что я Магистру скажу?
— Ничего. Ты не обязан ему отчитываться в каждом слове и поступке. Это, скорее, он обязан.
— Но это точно нормально?
Паладин кивнул.
— А вы с Ладдаром? ..
— Мы тоже ждем своей свадьбы.
— И вы ни разу…
— Я не умею, — спокойно ответил Арис.
— А…
— Ладдар меня потом научит.
— А он умеет?
— Чисто теоретически, но, думаю, разберемся.
Лигео подумал, повздыхал, потом спросил все же:
— Арис, а брак у вас будет какой?
На этом вопросе растерялся уже паладин, почесал в затылке.
— Наверное, равный, малыш. Как магия примет.
— А если неравный?
Арис рассмеялся:
— Какая разница? Какой будет. Брак — это условность, важно лишь то, что происходит между двумя людьми.
— Почему тогда людям так важна эта условность? — скривился Лигео. — Вот наш князь, Стайр Белогубый. Почему у него брак неравный? Жену-то он взял из Варкайны, равную по крови и роду.
— Я не знаю, может, какие-то традиции, нам непонятные.
— Ты представляешь, сколько мне придется всего узнать, чтобы стать хотя бы ближе к Элеину? — застонал юноша. — Всей жизни не хватит!
— Жизнь у тебя будет долгая.
Лигео судорожно вздохнул: это у него будет долгая жизнь. А его друзья?!
— И всему ты научишься.
— Да, — убито согласился Лигео.
Арис потрепал его по волосам:
— А почему ты так опечалился?
— Потому что… ладно, это пока неважно. Я всему научусь!
«Может быть, и продлевать жизнь людям. Ведь может быть такая магия?»
— Нет, ты скажи. Это важно.
— Я не хочу вас потерять. Никого из вас, понимаешь? — Лигео вцепился в куртку паладина, как утопающий в соломинку. — Я должен научиться, как продлить жизнь вам!
— Зачем, малыш? — удивился паладин. — Мы и так останемся с тобой. Мы станем частью Света, ты от нас не отделаешься никогда.
Юноша расплакался у него на груди, как ребенок. Трудно осознавать, что те, кого любишь, однажды уйдут, пусть даже в Свет. Арис гладил его по волосам:
— Ну что ты? Мы все так же будем с тобой.
— Но тогда я не смогу сморкаться в твою рубашку, когда понадобится, — криво усмехнулся Лигео, немного успокоившись.
— Почему? Сможешь. Транс и медитация, и мы снова здесь, а я так же материален для тебя, как и сейчас.
— Все, хватит об этом! Я и так сопли развел, будто нервная девица. Поговорим о вашей свадьбе. У тебя хоть кольцо есть? Или мне самому озаботиться, как главе дипмиссии?
— Конечно же, я предоставлю эту честь тебе, Избранник. Откуда у меня кольцо? Я сюда паладином ехал.
Лигео хмыкнул. У него было немного денег — Магистр выдал на непредвиденные расходы. Можно найти замкового кузнеца и отдать золотую монету на переплавку. Два колечка он уж всяко сделает.
— А Мара… Придушит ведь советника, как увидит.
— Почему? — не понял юноша.
— От любви, Лигео.
— А ты думаешь, она влюбилась? Она же вроде в Тенью…
— Влюбилсь-влюбилась. Бедный наг.
Лигео поставил локти на колени, согнувшись, подбородок устроил на сплетенные пальцы и задумался.
— Хм. Почему это он — бедный? Мара — хорошая, только сильно энергичная, непоседливая.
— Она очень беспокоится за советника.
— За него тут многие беспокоятся, даже Элеин. И я тоже. Все-таки, мы видели, что эти вырраги могут сделать с рыцарем, даже несмотря на броню.
— Но Элеин его не ждет…
— Ждет, но не так.
— Мара его придушит.
Лигео развеселился:
— Неа, не придушит. Мара маленькая, а наг большой.
— Она очень сильно постарается.
Лигео только хихикал, представляя себе эту картинку.
Следующий день пролетел незаметно, а утром… Утром Лигео было, честно признаться, не до Магистра, который жаждал увидеть своего воспитанника, и даже не до родственников: вместе с паладинами прибыли и раненые темные рыцари, и он с головой ушел в работу в лазарете. Арис помогал Избраннику Света, Ладдар нервно читал, Мара… Мара искала глазами Шеса. Но того еще не было: оставшиеся в строю рыцари под командованием нага добивали расплодившихся тварей на Пустошах. Лигео очень хотелось нарычать на Магистра: тот мог бы и отрядить своих паладинов на помощь, заменить ими раненых темных. Но почему-то не сделал этого.
Расползавшихся из лазарета Темных Арис ловил профессионально. Водворял на койки, держал, пока Лигео латал их раны, помогая замковым лекарям. Выбрался юноша оттуда ближе к ночи, удостоверившись, что никто из раненых не истечет кровью и не умрет от горячки и заражения трупным ядом, попавшим в раны с клыков и когтей выррагов.
— Ног не чую, — пробормотал Арис.
— Угу, — Лигео привалился к стене, готовый сползти по ней на пол и так и уснуть в уголке коридора. Но следовало отмыться от крови и прочей гадости и переодеться.
— Давай… Идем… — Арис толкал его в бок.
Князь возник с ними рядом неслышно, поднял Избранника на руки.
— Паладин, вам нужна моя помощь, или сами доберетесь?
— Я-то доберусь, за мной уже златокосый мой спешит.
Элеин кивнул и поспешил в комнату Лигео. Где обнаружил Магистра, явно дожидающегося юношу с намерением устроить ему промывку мозгов.
— А вот и вы, Избранники. Рад видеть.
— Взаимно, Магистр Бертау, — сдержанно кивнул князь. — Вас проводят в мой кабинет.
— Хорошо, с удовольствием обсужу с вами некоторые вопросы.
Темный только сверкнул глазами, умолчав о том, что удовольствие будет односторонним. Он вызвал Сону и перепоручил ее заботам вымотавшегося Лигео.
Магистр с энтузиазмом накинулся на князя, расспрашивая, что такое водится в Пустошах, как тут живет Лигео. Темный отвечал сухо, но достаточно подробно, чтобы не казалось, что он что-то умалчивает.
— Значит, Лигео понравилось здесь. Это хорошо.
— А вы думали, что я стану мучить того, кто является частью меня самого? — хмуро покосился на него князь.
— Он молод, ему могло здесь быть… тоскливо.
— Как видите, ему не тоскливо, у него есть любимое дело, которым он может заняться, есть друзья.
— Я рад, — кивнул Магистр.
Князь пристально посмотрел ему в глаза, призвав Тьму, как всегда, когда желал прочесть невысказанное в душе человека. В душе светлого царил… Свет. Знакомый по тем четыремстам годам одиночества: безжалостный, выжигающий все, кроме цели, не различающий средства их достижения. Фанатик, очередной. Но…
— Почему вы согласились, Магистр? Вам ведь это претило.
— Я решил, что стоит попытаться. Вряд ли вы требовали его столь яростно, чтобы убить.
— Теперь вы убедились?
— Да, убедился. И рад, что все-таки принял правильное решение.
— Вам указали ваши комнаты, Магистр? Там достаточно удобно?
Старик кивнул:
— Да, они хороши для моих дряхлых костей.
На этом они и распрощались. День выдался утомительным для всех.
10. Немного истории
Утром Лигео все-таки попался Магистру и привезенным свиткам. Хотя шел он к отцу и брату, и они были первыми, с кем ему хотелось пообщаться. Как-никак, не виделись двенадцать лет.
— Но моя семья…
— А свитки ты зачем просил?
— Но отец…
Наконец, Магистр его выпустил. Лигео сразу же помчался к родным. Старик только печально посмотрел ему вслед. Кажется, последняя надежда обуздать детскую глупость и горячность Избранника, все еще трепыхавшаяся на дне души, умерла. Магистр видел — обетов больше нет, ничто не сковывало волю и чувства Лигео. Он стал… самим собой. Хотя, может, теперь войн Света и Тьмы не будет? Магистр сжал в сухих старческих ладонях ненужные свитки со страшными свидетельствами прошлых ошибок, стиснул губы. Как больно признавать, что и прежние главы Храма Света, и сам ошибались, став виновниками тысяч и тысяч смертей. Сжечь бы эти документы… Или…
— Есть у вас тут библиотека? — обратился он к первому же попавшемуся на пути стражнику.
— Да, светлый, — кивнул тот. — Я провожу вас.
— Добрый день, — Магистр вошел в библиотеку. — Вы — здешний книжник?
Навстречу ему из глубокого кресла поднялся самый настоящий демон. В облике человека, конечно, но суть его природы для Магистра Бертау тайной не стала.
— Да, я библиотекарь замка Элесигнат. Чем могу быть полезен?
— Мне нужно сохранить вот это, — он положил на стол свитки.
Демон бегло просмотрел написанное в них, кривовато усмехнулся:
— Интересно сравнить точку зрения храмовников с нашей. Я сохраню их.
— Весьма благодарен, — кланяться Магистр не стал. Из глаз демона на него смотрело чистое зло, точнее то, что он считал таковым. Даже не Тьма. Силы, которые стоят наособицу от Высших, по собственной воле выбирая, подчиниться ли им или проигнорировать. Хаос Первозданный. Находиться с таким рядом было неуютно.
— Что вы думаете по поводу скорой свадьбы князя и Избранника Света, Магистр? — меж тем спросил демон, неприятно усмехаясь. Желание покинуть обитель зла он чувствовал прекрасно, но, похоже, не собирался так быстро отпускать человека.
— Думаю, Лигео достаточно разумен, чтобы сознавать, на что пошел. И если он уверяет, что ему хорошо, это так…
— Я спросил не о чувствах юного светлого, — еще шире осклабился демон. — Или люди разучились понимать простые вопросы?
— Это его свадьба. Что я думаю… Что я рад за него.
— Пра-а-авда? — издевательски протянул демон. — А попытка уговорить мальчика одуматься и вернуться в Фервинт - это, надо полагать, такое изъявление вашей радости?
— Я не считаю, что в этом возрасте ему следует заключать брак. А ваше стремление подслушивать под дверью пугает.
— Мне нет нужды заниматься такими глупостями, — смешливо фыркнул библиотекарь. — Достаточно посмотреть вам в глаза. А что вас так напрягло в возрасте Избранника? Ему восемнадцать, самое время обрести поддержку старшего супруга, который сумеет воспитать из мальчика достойного человека. Привьет ответственность, выдержку. В конце концов, научит любовным премудростям, а это, знаете ли, многое значит.
— Вот это меня и смущает больше всего, — усмехнулся Магистр. — Он о таком даже и не читал.
— У вас, милейший, никто в Храме о таком не знает, — пожал плечами демон. — Вы в том числе. Свет-Свет-Свет, единственная радость в жизни, остальное — тщета бытия и прах. Не так ли?
Иритис подошел к Магистру на полшага ближе, ухмыляясь, как… да как демон.
— Я знаю. Свет не всегда запрещал… Но моя любовь мертва. И вспоминать мне больно. Мы можем поговорить о чем-то ином?
— Свет, Магистр, никогда не запрещал плотских радостей. Ни-ког-да. Люди извратили Его волю, как раз тогда, когда впервые погиб Избранник Света. Пятьсот лет назад. Я хорошо помню то, что было ранее.
— Я не так стар, так что поверю на слово.
— В ваших Архивах, Магистр, этого нет, кто же расскажет, как не… кхм… сторонний наблюдатель? Демоны испокон веков были вне игр Света и Тьмы, ведя собственные летописи. В Элесигнате грандиозная библиотека, — он повел рукой, указывая на ровные ряды стеллажей, кажущиеся просто бесконечными, от пола до самого сводчатого потолка, с двумя ярусами галерей и передвижными лестницами. — Здесь собраны образцы письменности и исторические документы с момента возникновения письменности демонов. Задолго до такового у людей.
— Это весьма любопытно, — кивнул Бертау. — И как же все обстояло на самом деле?
— А вы присядьте, Магистр, я расскажу. Чаю?
— Да, не откажусь… — Магистр присел в кресло.
— Итак, — взмахом руки материализуя на столике чашки, кипящий чайник и коробочку с травяным сбором, начал демон, — все началось пятьсот шестнадцать лет назад, когда в семье обычного сапожника родился Избранник Тьмы. То ли это была неудачная шутка Высших, то ли стечение обстоятельств… — его тон говорил, что он больше верит в первое, чем во второе, —, но мальчик родился слабоумным. Тем не менее, тогдашний наместник Темных, Фиарадх Лагерин разыскал ребенка и забрал его в свой замок. Он заботился о мальчике до пятнадцати лет. К сожалению, Фиарадх погиб во время наводнения, спасая жизнь воспитаннику. Без поддержки наставника юный Избранник не сумел справиться с теми силами, что даровала ему Тьма. Его разум пошатнулся. И потрясение, которое он испытал во время рождения Избранника Света, усугубило его болезнь. Естественное стремление соединиться со своей второй половинкой души стало маниакальным, юный Избранник призвал рыцарей, которыми ранее командовал наместник, и отправился искать суженого.
Магистр кивнул:
— Пути Высших порой неисповедимы.
— Пути, которым следовал разум тогдашнего Магистра Храма, тоже. Узнав, что к ним движется войско темных, — демон презрительно усмехнулся, — аж из сорока трех рыцарей, при том, что в городе-монастыре на тот момент находилось более двухсот храмовников, не считая прочего населения, Магистр Нэрэ… испугался. Как иначе можно объяснить то, что он запер ворота Храма и отказался даже говорить с Избранником Тьмы? У меня нет иных вариантов. Никто из рыцарей не сумел успокоить юного Оулина, тот рвался вперед, Тьма в нем чуяла Свет за стенами Храма, сломленный рассудок не воспринимал никаких доводов. Возможно, впусти Магистр его, позволь взять младенца на руки, и Оулин вернулся бы в разум, кто знает. История не терпит сослагательного наклонения, не так ли, Бертау шан-Нэрэ?
Магистр кивнул, сцепив пальцы в замок на колене и о чем-то задумавшись.
— Все закончилось печально, — продолжил демон, — пристально глядя на старика. — Магистр Нэрэ провел обряд Жребия и нашел Избранника света. Трехнедельного младенца, незаконнорожденного. Один из паладинов обрюхатил девицу, работавшую на кухне Храма, та потихоньку выносила ребенка, потихоньку родила, но сказать его отцу не успела — сгорела от родильной горячки. Сирота. Очень часто Избранники Света не знают своих родных.
— Да и прочие не слишком-то. Болезни и войны. Так что дальше?
— А дальше — просто стечение обстоятельств, несчастный случай, — вздохнув, сказал Иритис. — Магистр просто не умел обращаться с детьми, не знал, как правильно их держать. Когда я рассказывал эту историю Лигео и его друзьям, я солгал, сказав, что Оулин Темный разрушил Храм, и Избранник Света погиб под развалинами. Малыш задохнулся оттого, что его неправильно держали, и его смерть окончательно разрушила разум Оулина, который призвал Тьму и не оставил от города-монастыря камня на камне. А после убил себя.
— И вот так все и началось… Ну что ж, теперь Избранники нашли друг друга. Надеюсь, Лигео не причинит значительного ущерба имуществу князя своим огненным характером.
— Его учат усмирять огонь. Здесь достаточно мастеров стихий, чтобы это сделать.
Демону были очень интересны мысли человека, однако он видел, что тот устал, и лезть в его голову, чтобы послушать, чревато. Все-таки Магистр уже старик.
— Я рад, что мой мальчик нашел свое счастье… Которого многие в нашем Храме никогда не получат. Может быть, однажды это станет символом того, что можно быть любимым и Светлым.
— Можно, — Иритис передернул плечами, — если не закутывать ваших несчастных храмовников в обеты, как мух в паутину.
— Это не просто так. У этих обетов есть своя печальная история…
Демон налил ему в чашку еще травяного чаю, приправленного толикой магии исцеления.
— Вот как? Я буду чрезвычайно признателен, если расскажете, Магистр Бертау.
Магистр отпил чаю.
— Это было давно, не знаю, сколько сотен лет минуло… Паладины верно служили Свету. И нужно было случиться тому, что Избранник Тьмы слег с болезнью на несколько дней. Избранник Света в сопровождении своих телохранителей отправился на прогулку. Когда к вечеру они не вернулись, за ними отправили отряд, он и доставил обратно юношу, над которым свершилось насилие. Тогда Избранник Тьмы впервые взмолился Свету, прося о наказании. Теперь некоторые паладины Света закутаны в обеты…
— И как же вы определяете, кого связывать обетами, а кого - нет?
— Они сами решают для себя. Если паладин готов преодолеть все, Свет отпускает узы.
— Слушаю я вас, людей, слушаю, — хмыкнул демон, — и не понимаю: то ли Высшие обделили вас разумом, то ли понадеялись, что сам разовьется. Какие решения может принять человеческое дитя в десять лет?!
— Не в десять. Позже. Рано или поздно паладину дается выбор — Свет или жизнь.
— Хотите сказать, что в десять лет на детей-послушников накидывается обманка?
Магистр кивнул:
— К чему Свету рабы?
Иритис фыркнул насмешливо:
— Лгать самим себе ради того, чтобы оправдаться — как это типично для людей. А кто же они, по-вашему, Магистр? Рабы и есть. Даже под обманкой. То, что при желании это ограничение можно сбросить, не показатель. Они ведь даже не догадываются об этом желании!
- Те, кто истинно желает, те сбрасывают… А потом кто-то живет долго и счастливо. А кто-то становится Магистром.
— Снова ложь, — покачал головой демон. — Задумайтесь сами: дети, выросшие без желаний, откуда их возьмут? Они не научены чувствовать, просто не умеют этого. Вы выхолащиваете души и делаете вид, что благородно позволяете им самим решить? Чушь!
— Возможно. Что ж, спасибо за чай. Пора мне.
— Добрых снов под кровом Элесигната, — буркнул библиотекарь, взмахом руки убирая за Магистром чашку.
Магистр поднялся, кивнув ему:
— Был бы я лет на сорок моложе… Доброй ночи.
Иритис мысленно надавал себе по рукам, потом — отвесил полноценную оплеуху… Не помогло: сила жгла и распирала изнутри, очень хотелось устроить пакость человеку. Просто ну сил терпеть не было. Будто ему не тысяча лет, а сотня максимум.
— Князь меня прикопает… то, что останется после вмешательства Светлого… А, была — не была!
Он слил комок света в сложенные «чашечкой» ладони, тревожного, багрового, который постепенно сменил цвет на темно-синий, а затем и бирюзовый, поднес к губам:
— Найди его, пусть вернется в свои тридцать лет, ни днем позже. Ночью. Лети, — и раскрыл ладони.
11. Сумасшедший день
Первое, что сделал Лигео, влетев в комнату, где разместили его отца, это бросился ему на шею и разревелся. Само так получилось.
— Ну что ты, маленький… Ну что ты, — его гладили по спине, ерошили волосы. — Как ты вырос. Красавец такой.
— Отец, мне так стыдно… Я так виноват перед тобой и братом, — всхлипывал юноша.
— В чем же ты виноват? — брат тоже обнял его.
— Я забыл вас, не писал, не приезжал… Я не должен был забывать!
— Но ты же воспитывался, ты учился всему, — его так и не выпускали из рук.
— Ты не понимаешь, — Лигео поднял глаза, мокрые и несчастные, - я, в самом деле, забыл. Будто вас никогда не было. Вспомнил только здесь, и то, после того как мне напомнил Элеин. То есть, вспомнил как о родных, а не обычных людях.
Отец вздохнул и погладил его по волосам:
— Но ведь все-таки вспомнил. Не вини себя, малыш, ты — Избранник Света. Свет требует многое.
— Но не это! Я знаю, что многие Избранники до меня были сиротами. Но я-то нет, и это было жестоко — заставлять меня приносить обет «единственной радости», — сверкнул глазами юноша.
— Ты же нас вспомнил, малыш Лигео, — Келисан улыбался ему. — Расскажи лучше, как ты тут живешь.
— И что за свадьба, — проворчал Селтар. — Какие условия?
— О, папа! — Лигео закатил глаза, но на губах проступила улыбка. Точно таким тоном отец всегда говорил о важных вещах. В основном, конечно, о сделках, но свадьба — это и есть сделка. — Надеюсь, ты не пойдешь к князю требовать изменения условий, если они не придутся тебе по душе?
— Если они хоть в чем-то тебя ущемляют — пойду. И мне наплевать, кто он там: князь, император, хоть сам древний бог.
— Не думаю, что Элеин меня в чем-то ущемит, папа. Просто брак будет первоначально неравный.
— Это неважно. Важно, что у вас обоих здесь, — отец приложил ладонь к его груди. — Только любовь способна укрепить любой брак, уравняв обоих супругов.
Лигео покраснел, но Келисан, поймав его взгляд, фыркнул:
— Похоже, за этим самым цементом дело не станет, любви у малыша Лигео столько, что я удивлен, почему она еще из ушек у него не капает.
— Тогда меня все устраивает. Ну, сынок, рассказывай…
Они устроились втроем на кровати, так, как, он помнил, устраивались в его сопливом детстве: отец посредине, Кел под его правой рукой, Лигео — под левой. И он принялся рассказывать, перескакивая с события на событие, с истории на историю. О людях, о работе в здешнем лазарете, о советнике-наге, библиотекаре-демоне, о тихой и незаметной горничной Соне, которая чудесно расчесывает волосы и плетет косы, о старом лекаре и двух его учениках, которым он помогал. Отец и брат слушали, кивали, Кел подшучивал над Лигео, отец спрашивал более серьезные вещи: как Магистр все это воспринял, как прошло путешествие, как друзья Лигео.
— Вот не знаю я, как Магистр Бертау к этому отнесся, — развел руками юноша. — Я первое время сам не знал, как отнестись. Все трясся, как мышь.
— Но не обижает тебя князь?
— Нет. Он и не смог бы обидеть, он ведь Избранник Тьмы. Моя вторая половинка души.
— Что? Он… Он — Темный?
— Вторая половинка? — отец мыслил более здраво. — И что же, он сам это сказал? Или какие знаки магические?
— Я чувствую. Когда он рядом, мой Свет сплетается с его Тьмой во что-то иное, новое, единое целое. Это так… так прекрасно, что у меня нет слов описать.
— Значит, нашел себе любовь по сердцу. Что ж, благословить тебя на свадьбу могу, если это имеет значение.
— Для меня — еще как имеет, — горячо заверил юноша. — Спасибо, папа!
Отец лишь усмехнулся, ероша ему волосы:
— Порадовалась бы за тебя мама. Может быть. Если б радоваться хоть чему-то умела.
— А она… ты никогда не рассказывал о ней. Расскажи сейчас?
— Редкая красавица была — волосы как вызревшая пшеница, крутобедрая, пышногрудая, голос как ручей звонкий. Польстился на красоту, сосватал ее. Родила она мне первенца. Неласковая была к ребенку, а я все понять не мог, что же такое, другие матери детей с рук не спускают, а жена к малышу и не подойдет лишнего раза. Я решил, что это у нее блажь такая бабья, пройдет однажды. Когда Келисану была пять, Мариса снова понесла, родился ты. Думаю: ну, теперь-то уж материнская любовь проснется. Куда там. Вернулся я из лавки как-то раньше времени, а у жены любовник в постели, в нашей спальне. Обсуждают, как меня отравить. Я бы все стерпел, только Мариса не к добру сказала, что сыновей после моей смерти на купании утопит, — Селтар развел руками. — Вот через пару дней и утонула она в реке, поскользнулась, видимо.
Лигео замер в шоке, пытаясь осмыслить сказанное. Как же так? Он раньше, когда был маленьким, столько раз представлял себе мать, какой она могла быть: с ласковыми руками, нежным голосом, добрыми глазами. Думал, что она могла бы ему рассказывать сказки и петь колыбельные…
— А тебя через шесть лет в Храм забрали, мол, трижды смерти избег, значит, Свет благоволит.
— Трижды? — еще не отойдя от шока, переспросил юноша.
— Первый раз ты при родах чуть не задохнулся, пуповина вокруг шеи обмоталась. Второй раз тебя Мариса уронила, ладно хоть, она не заметила, что внизу дворовые собаки спят, так ты на них и свалился. А третьего раза уже я не допустил.
— Уронила? — снова переспросил Лигео, словно не мог понять, как это возможно — уронить ребенка. — Откуда… уронила?
— Из рук выронила, когда у окна стояла. Голова у нее закружилась от свежего ветра.
«Ложь… он лжет. Свет, я хочу знать правду!» — взмолился бедный Избранник. — «Всю правду, как она есть!»
Свет словно погладил его теплой мягкой громадной лапой.
Не лжет.
«Не лжет, я не так сказал. Отец… выгораживает… ее?» — он даже мысленно не сумел выговорить «маму», словно это слово больше не ассоциировалось с нарисованным отцовскими словами образом.
Он старается не причинить тебе лишней боли.
«Да куда уж больше. Впрочем, я и так все понял. Она пыталась меня убить, да? А потом он ее утопил…»
Свет снова погладил, обогрел.
— Я понял, папа, — глубоко вздохнув, Лигео уткнулся в отцовское плечо лицом. Зря он начал этот разговор, но и не зря — тоже. Теперь он знал все о своей семье, имел право, если так можно сказать, любить отца еще сильнее. И гордиться тем, что он — его сын. Келисан прильнул к другому плечу, руки мальчишек встретились и сплелись в объятии, и Селтар обнял их обоих, ощущая умиротворение. Тревога за младшенького, наконец, отступила.
Так они просидели с полчаса, потом явился Арис и снова потащил примерять свадебный наряд, расспрашивать про прическу, про цветы — бедный паладин уже никакой свадьбе не радовался.
Бертау не спалось. Видимо, возраст сказывается, решил он. Или место новое. Магистр вздохнул, перевернулся набок. И сам не заметил, как сон пришел. Не заметил он и чужой магии.
Утром в трапезную тяжелым шагом вошел незнакомый Лигео мужчина, мрачный, как грозовая туча. Паладина юноша в этом высоченном темноволосом мужчине узнал лишь по доспеху.
— Утра всем, — громыхнул он. — Лигео, рот закрой.
— Я его убью, — прошипел прижавший ко лбу руку князь. — Видят Высшие, убью… Доброе утро, Магистр Бертау. Как спалось?
— Несладко, князь.
— М-магистр… — пролепетал Лигео. — А вы такой красавец.
Бертау отвел глаза и покачал головой:
— Ешь молча, дитя.
Лигео закрыл рот и принялся есть, но усидеть на месте было просто невозможно, он ерзал и вертелся, то порываясь спросить у князя, что случилось с Магистром, то у самого Магистра, почему он так мрачен. Арис прятал глаза и старательно жевал, чтобы на губы не вылезала ухмылка, Тенья была спокойна, как камень, Ладдар и Мара недоуменно таращились, забыв о стынущих блюдах, приглашенные на завтрак Селтар и Келисан Ронсены хлопали глазами, но молчали.
После завтрака Магистр удалился на тренировочную площадку, сопровождаемый Теньей. В этот раз наблюдатели были разочарованы: Тенья оказалась повержена за десяток минут. Как ни хотелось князю самому взять в руки свой меч, он с сожалением отказался: слишком много дел было, чтобы тратить время на пустое. Поэтому он, закопавшись в последние приготовления к свадьбе, не видел, как в тренировочный зал спустился Иритис.
Магистр Бертау как раз прощался с Теньей. На Иритиса он и не взглянул, вернулся к оружию, подобрал его и кивнул решившему сразиться рыцарю. Меч того зазвенел по полу скоро, самого рыцаря, сбитого с ног, Магистр притиснул к полу коленом.
Демон медленно захлопал:
— Браво, молниеносная атака. Это было красиво.
Магистр поднялся:
— Благодарю, — на Иритиса он не смотрел.
— Звание Магистра не дается так просто, верно? — вкрадчиво предположил демон.
В зале прибавилось народу, не всякий раз удается полюбоваться художественным раскидыванием сильнейших рыцарей озверевшим светлым.
— Именно так. Магистр должен быть достоин.
Иритис сбросил на пол просторную серую хламиду, оставшись в штанах и рубашке, выбрал на стойке два изогнутых клинка, как те, что любили наги-двумечники.
— Давно не брал я в руки боевую сталь. Станцуйте со мной, шан-Нэрэ.
— Я не танцую на потеху демонам.
— А с демонами? — усмехнулся тот.
— Иногда. Но не с библиотекарями точно.
— Боитесь проиграть скромному Хранителю знаний?
Не то, чтобы Иритис надеялся взять его на «слабо», но дразнить-то никто не запрещал?
— Тренировка не игра, в чем тут проигрыш? Хорошо. Вставайте напротив.
Демон прикусил губу, чтобы не рассмеяться, вышел на середину зала, поклонился, сведя лезвия клинков перед собой. Бертау коротко кивнул и атаковал, прощупывая противника. Ему казалось, демон неуверен в себе и осторожен, больше уповает на защиту, чем нападает. А еще изумляло и даже немного злило, что в этой защите он не мог пока отыскать брешь. Время растянулось, как застывающая смола. Для зрителей в зале они двигались слишком быстро, пожалуй, только паладины да рыцари могли отследить все выпады и блоки. Схватка мечника и двумечника — не тот бой, который может долго длиться, оружие тяжелое, доспехи — тоже, даже зачарованные на легкость. Но по этим двоим было совершенно не заметно усталости.
Наконец, Бертау отступил, роняя меч.
— Довольно.
Он устал, все тело ломило. И было обидно: проиграл какому-то библиотекарю. Нет, его не обезоружили. Просто измотали схваткой, и, не остановись он сам, через пару минут демон выбил бы из его руки меч, как у ребенка.
— Прекрасная тренировка, — ухмыльнулся демон. — Благодарю вас, Магистр.
— Взаимно, — Бертау отвернулся, понес меч на стойку. Плечо болело. На душе было отчего-то муторно.
У стойки они почти столкнулись плечами, демон втянул запах крепкого мужского пота, разгоряченного схваткой тела, ощутил в нем оттенок боли.
— Вам нужно вправить сустав. Это моя вина, я помогу.
— Ничего. Я обращусь в лазарет, — Светлый отвернулся. — Вы уже… помогли.
— Что? О чем вы? — сделал невинный вид Иритис.
— Ни о чем. Благодарю за бой, демон.
Иритис вздохнул, успокаивая невесть откуда взявшееся раздражение, подождал, пока светлый выйдет, и последовал за ним, подхватив свою хламиду. В ней, двигаясь неслышно и пригасив свои силы, он становился невидимкой в сумрачных коридорах Элесигната. И когда рядом с Магистром никого не оказалось на пути к лазарету, в три скользящих шага настиг его, толкнул к стене, перехватывая руку.
— Стой, упрямец!
— Какой Тьмы, — взрявкнул Бертау.
— Какая, в Бездну, Тьма! — ответно рявкнул Иритис. — Я не служу никому из Высших, ты, человек!
Рука мужчины — крепкое, жилистое, широкое, как полтора демонских, запястье — была горячей, под кожей бился пульс, учащаясь. Иритис облизнул внезапно пересохшие губы.
— Что тебе от меня нужно, демон?
— Мне? — книжник нахмурился. А ему нужно? Он никогда прежде не лгал самому себе, и сейчас не стал, уразумев, что да, нужно. — Не от тебя. Ты.
— Что ты имеешь в виду?
Вместо ответа Иритис сцапал его за подбородок когтистыми пальцами и поцеловал. Губы магистра были горькими и прохладными, под поцелуем они дрогнули, приоткрываясь, кончик языка скользнул по губам Иритиса. Внутри поднялась волна жара, демон перестал даже пытаться быть нежным, сжал коротко стриженый затылок мужчины, царапнув когтями. Паладин сомкнул руки на его поясе, вжимая в себя, еще ближе. Демон вклинился коленом между его ног, потерся, запуская когти левой руки в выбитое плечо: пока паладин не обращает внимания, исцелить его. Потом будет не до того, как он подозревал, а боль может помешать. Сустав щелкнул, вставая на место.
— Спасибо, — спокойно сказал Бертау, отстраняя демона. — Самое приятное исцеление на моем веку.
Иритис сощурил полыхнувшие глаза. Он почти восхищался этим человеком: такая воля, такое самообладание, притом, что желание обновленного тела демон ясно чувствовал, такое не скрыть простыми одеждами паладина. Да и запах, ток крови, биение пульса — все говорило предельно ясно. И все же он сопротивлялся, глупый.
Бертау отвернулся и пошел в свою комнату. Тело ныло, требуя разрядки. И вспоминался вкус губ демона.
«Это невозможно!»
Он пытался отыскать хотя бы обрывки обетов, завернуться в них, как нищий в лохмотья, но тщетно: Свет не оставил своего верного последователя, но словно отстранился от него, наблюдая.
«Я же паладин…»
…выбирают, Свет или жизнь…
«Я уже давно выбрал!»
Наивное дитя. Выбор — это вся жизнь.
«Он демон. Я не смогу снова привязаться. И потерять».
Ты противоречишь сам себе, дитя. Подумай. Хорошо подумай…
Магистр опустился на колени, сжимая руками виски.
«Он — демон, Хаос во плоти! Зло!»
Упрямый глупец. Нет Зла и Добра, кроме тех, что в сердце твоем.
Бертау поднялся, опершись на стену. Демон. Но привлекательный. Голову кружит от его поцелуя. Демон. Красив, умен. И может, пока есть шанс…
«О чем я думаю…»
Горячие губы с привкусом меди. Гибкое тело, изменчивое и наполненное внутренним огнем. Он застонал, прижал ладонь к паху, будто к ране.
«Надо уйти из коридора. В комнату».
В каком-то тумане он добрался до отведенных ему покоев, захлопнул дверь и привалился к ней спиной.
«Это невыносимо…»
Одежда казалась раскаленными доспехами, сдуру натянутыми на голое тело. Магистр разделся моментально. Не помогло. Жар не ушел, а когда он прикоснулся к себе, его чуть не подкинуло. На задворках сознания мелькнуло сочувствие к Лигео. И сгинуло в очередной волне желания, топящей сознание, как океан — заблудившуюся в шторм рыбацкую лодку.
«Я не хочу… хочу…»
Не помогала даже боль от зубов, вонзенных до синяков в ребро ладони. Бертау невольно застонал. Пол леденил босые ноги, и он отступил к покрывающей камни огромной шкуре. Она была теплой, приятной наощупь. Мех касался тела, возбуждая еще больше. Он и не заметил, как оказался лежащим на этом меху. Дурман в голове и теле уже не накатывал волнами — бился вместе с учащающимся пульсом. Хотелось, чтобы не приходилось ласкать себя самому, чтобы рядом был кто-то.
12. Соблазнение строптивого
Дверь открылась бесшумно. Вместе с вспышкой ужаса: «Я не запер дверь?!», пришло чувство, которое он не мог ни объяснить, ни назвать. В проем проскользнул демон, закрыл дверь и задвинул короткий засов. Магистр посмотрел на него измученным взглядом.
Серый балахон соскользнул с безупречного тела. Библиотекарь больше не выглядел стариком, исчезли, разгладились морщинки у глаз и губ. Он молчал, опускаясь на шкуру рядом с Бертау, молчал, наклоняясь и целуя его. Магистр притянул его к себе, ничего не говоря, только застонал. Странный сплав требовательности, жесткости с лаской заставлял его разум отключаться, отдать главенство телу. А тело бесстыдно льнуло к демону, норовило прижаться, подставиться под ласки. И демон на эти ласки не скупился. Каждое касание жестких губ было как ожог, каждое движение пальцев по коже — как по оголенным нервам. Бертау бросил попытки что-то осмыслить, просто пытался, как мог, отвечать. Потом его оседлали, как жеребца, и он не сумел сдержать крик. Никак, это было невозможно — сдержаться, хотя вышло хрипло и низко, будто у изюбря по осени. Дышать тоже было почти невозможно, пока демон устраивал на нем скачку. И только потом дыхание прорвалось из груди долгим стоном, пока под зажмуренными веками метались цветные всполохи. Потом он открыл глаза, глядя в лицо демона, запоминая его выражение, но не оценивая его — сейчас голова все еще не работала, мыслить разумно он не мог.
А потом и вовсе провалился в сон, как в яму. Ненадолго. Но проснулся в своей постели, укрытый одеялом и чистый. На что-то надеясь, повернул голову. Нет, Иритис не спал рядом. Он сидел у камина, меланхолично уставившись на огонь. На фоне алых языков его профиль казался вырезанным из черного бархата. Магистр сел, слегка растерянно глядя. Больше на спину — туда, где рельеф мышц изменялся совсем не как у человека, а светлая кожа темнела на сгибах суставов и просвечивала рисунком вен на перепонке расправленного и как-то беззащитно лежащего на полу крыла. Одного — вместо второго у демона по левой стороне спины змеился толстый, уродливый шрам.
Бертау выбрался из постели, подошел, не зная, что сказать. Затем потрогал основание крыла, проследив переход. Демон судорожно вздохнул, выгнул спину.
«Да ему же приятно! Это, наверное, чувствительное место?» — подумал Магистр.
Это чем-то напоминало почесывание кота. Хотя котов Магистр Храма никогда не облизывал и уж точно уши им не прикусывал. Иритис тихо постанывал, прогибаясь под ним, его крыло то и дело вздрагивало, приподнималось, натягивая перепонку, просвечивающую рубиново-красным. Бертау возбудился от этих вздохов, от того, как демон пах, огнем и чем-то еще вроде металла. Пришлось на этой же шкуре снова взять разнежившегося и заласканного Иритиса. В этот раз все было так, как хотел он сам — неторопливо и без той толики насилия, что в первый раз. Почти нежно. Откуда в нем эта непонятная нежность — Бертау понятия не имел.
Когда все закончилось, он еще пару минут лежал с закрытыми глазами, обнимая демона. Ждал, что тот первым покажет желание освободиться из рук человека. Иритис не шевелился, только успокаивалось его дыхание и медленнее билось под ладонью паладина сердце. Он чувствовал эти толчки — они совпадали с гулкими ударами его собственного, еще шумно отдающимися в ушах.
В дверь постучали.
— Магистр, могу я с вами поговорить? — Арис явился не вовремя. Или вовремя — Бертау не знал, что сказать Иритису.
— По… — он кашлянул, — позже, Арис. Я приду к тебе сам.
— Да, Магистр.
Демон сел, Бертау не стал его удерживать, да и руки теперь казались неловкими, словно у набитой тряпками куклы. Иритис развернулся к нему, лицо на миг исказила судорога, и он сменил облик, пряча крыло. Улыбнулся.
— Тебя ждет паладин.
Бертау кивнул, поднялся, чувствуя себя совершенно разбитым, словно не предавался сладости греха, а таскал тяжеленные камни для собственного надгробья. На старого седого библиотекаря он не смотрел, умываясь, одеваясь, запаковываясь в свою броню, если б она только укрывала душу так же, как и тело.
Демон покачал головой, слушая его мысли, словно они были сказаны вслух:
— Сладость греха? О, Бездна, Бертау, о чем ты думаешь?
— О тебе, конечно же, — усмехнулся паладин. — Дальше по плану у меня самобичевание и размышления о том, как я мог пасть так низко.
— Что, правда? — распахнул глаза демон.
— Конечно же, нет. Думать о том, в какие пучины порока я два раза за сегодня нырнул, мне будет некогда — дела Храма. Может быть, потом, если выдастся свободная минута.
— Если выдастся свободная минута, я лучше коварно низведу тебя в пучины порока снова, — остро сверкнул глазами демон, не отводя взгляда от лица Магистра.
— Надеюсь, что она выпадет, — Бертау кивнул ему и вышел, направляясь к Арису.
Дальше все завертелось: свадебный наряд для Лигео, примерить его на Лигео, успокоить внезапно разнервничавшегося Избранника Света, на котором и штаны не сидят, и жемчуг мелкий, и цвет не такой; оборвать жемчуг и затребовать демонстративно другой, посветлее и крупнее, снова успокоить Лигео, сдать его князю. Проверить, как разместили паладинов, устроить общую тренировку всей полусотне, переждать восторги и восхищение омоложением. К вечеру Бертау плелся в трапезную как конь, пахавший весь день. Ему было ни до чего, хотелось только упасть и уснуть, можно в миску лицом, и ему даже не будет стыдно. Каким-то чудом он умудрился нормально поесть, мысленно недоумевая, почему сейчас, когда у него снова молодое тело, он так выматывается? Ведь будучи стариком, способен был дать фору многим юным!
— Магистр, вы в порядке? — встревожился Арис.
— В полном, — язык еле ворочался. — Проводи меня до спальни.
По пути он вспомнил, как тяжело было ему в тридцать лет, и успокоился.
— Так о чем ты хотел со мной говорить, Арис?
— Я хотел сказать… Что снятие обетов… В общем…
— Про Ладдара я знаю, что-то еще?
Арис залился краской и что-то прошептал. Бертау приподнял брови:
— Даже так? А почему ты уверен, что я в курсе того, как именно следует заниматься любовью двум мужчинам? Хорошо, идем, расскажу. Ладдара тоже позови, буду объяснять обоим.
Арис захлопал глазами. Вроде бы только что Магистр сказал, что не в курсе, и тут вдруг оказывается, что в курсе… Простой, как копейное древко, паладин после снятия обетов терялся. Но за будущим мужем побежал резво, одна нога тут, другая там. Бертау только посмеялся. Вот так и развенчивают образ целомудренного Магистра, у которого одна страсть — служение Свету. Да и достоин ли он теперь носить это звание? Он ведь пока ничего не решил для себя. Даже не брался думать об этом. Нужно изучить свитки. Они должны сказать, может ли паладин, избавившийся от обетов, а потом и вовсе впавший в грех плоти, продолжать быть паладином Света. Нет преемника, не на кого оставить Храм. Теперь он молод, можно вернуться, успеть найти того, кто станет Магистром после смерти Бертау.
— Мы пришли.
— Садитесь, — кивнул Бертау. — И слушайте…
Слова с трудом выстраивались в предложения, а вытолкнуть их и вовсе было тяжело, тяжелее, чем после нескольких часов битвы снова поднять меч. Тем не менее, он как-то умудрился объяснить хотя бы начало. Дальше все пошло легче, тем более, что Ладдар и Арис, хоть и краснели, но не перебивали и слушали внимательно. Пару раз задавали вопросы, Магистр отвечал. Наконец, они оба ушли, держась за руки и переваривая услышанное.
— Мудрость Магистра, — со смешком пробормотал Бертау.
— О, да, Магистр ведь теперь и сам просветлен, — хмыкнул за спиной хрипловатый голос демона. Он снова явился незваным и так тихо, что Бертау не услышал шагов.
Паладин сразу же сгреб его в объятия, словно намеревался удушить, и принялся целовать так, как будто это он был демоном, который способен исторгнуть из тела душу одним поцелуем. И ему было безразлично, в какой ипостаси сегодня явился его любовник — юной или старой, человеческой или демонской. Хотя, нет, ему хотелось снова касаться горячей нежной кожи на сгибе крыла, прикусывать острое ухо. Кровать застонала, когда два сплетенных в объятии тела повалились на нее, но выдержала. Демон выгибался, царапая спину Магистра когтями, обхватывал его бедра, требовательно потираясь всем телом. Нет, идя сюда, он знал, что человек устал и жаждет отдыха. Собирался лишь предложить промять спину и плечи… Но устоять перед таким напором, когда сам Бертау не чует усталости?
Магистр словно был одержим каким-то проклятием, стремился заласкать, зацеловать, взять всего Иритиса без остатка. Тот же отдавался так, будто желал принадлежать ему, слиться с ним воедино, не отнимать руки от руки и губ от губ никогда.
«И это я тоже запомню», — решил Бертау.
После, выплеснувшись, демон обессилено уронил голову ему на плечо и уснул, распластав по постели и полу крыло. Магистр долго не спал, всматривался в его лицо, очерчивал, не прикасаясь, запоминал, как Иритис улыбается во сне, как хмурится. Эти воспоминания - все, что вскоре останется у Магистра. После свадьбы нужно будет возвращаться. А там, в Храме, доспехи снова станут неотъемлемой частью. И единственным, кто увидит Бертау без брони, будет только он сам. Демону нечего делать в Храме, да и вряд ли согласится он уехать от своих бесценных сокровищ — книг. И от своего князя. Но как же… как же, Свет Яростный, ему будет не хватать этого…
— Я не хочу отпускать тебя, — одними губами прошептал он. — Будь я чуть безумнее, я убил бы тебя, чтобы ты не достался никому больше…
Но Бертау не зря слыл самым мудрым из магистров Храма за последние четыреста лет. Убийство демона ничего не принесет, лишь отравит эти воспоминания. Светлые. Он закрыл глаза. Светлые воспоминания, драгоценные камни в шкатулке памяти, перебирать иногда, вытаскивая на свет и удивляясь — неужто и такие у него есть. Седовласая голова спокойно лежала у него на плече, Иритис тихо дышал. Юное лицо — и серебро волос, прозрачное и легкое, именно поэтому и становится ясно, что это седина. Сколько ему? Больше пятисот лет, это точно. Бертау не удержался, провел ладонью по его щеке. Шелковая кожа, едва заметные лучики морщин в уголках глаз и губ - тех, что от улыбки. Магистр вздохнул, обнял демона, прижимая к себе. Эта ночь. Следующая ночь. И все закончится.
«Все закончится… Я буду вспоминать тебя, огненноглазый».
Ладонь сама легла на бугристый шрам на спине. Он так и не спросил, как демон потерял крыло, хотя и было любопытно. Лежать вот так было уютно. Теплая постель, теплое легкое тело под боком. Крыло бы ему сложить, чтобы не сломал во сне. Он осторожно потянул крыло за плечевую кость, оно было легким, он даже не ожидал. Сложилось в узкий валик, прижалось к спине. Иритис сонно мурлыкнул и почмокал припухшими губами.
— Спи-спи, — Бертау укутал его.
Ему не спалось, даже несмотря на то, что физически он устал, а уж про моральное состояние и говорить не стоило. Просто не спалось, и все. Он еще полюбовался демоном, таким прекрасным и невинным сейчас, во сне, что казался вовсе не воплощением Хаоса, а добродетелью во плоти. Потом тяжело вздохнул, снова опускаясь на подушку. Если сейчас не уснуть, назавтра он будет совсем разбит. Стоило лечь, демон обвил его рукой, крепко прижался, и его тепло усыпило магистра надежнее и быстрее снотворной настойки. И никакие сны ему не снились, ни тревожные, ни счастливые.
Утром хотелось демона обнимать, целовать и нежить. Но пришлось подниматься. Дела. Иритис, кажется, воспринимал это как должное, не стремясь задержать его. А Бертау не желал признаваться даже себе самому в том, что хотел бы задержаться, послать Пустошами все дела и заботы, сан, обязанности, ответственность, и просто насладиться тем, что даровано ему Высшими на краткое время. Ни один из них не сказал «Увидимся вечером», не спросил о встрече. Просто оба откуда-то знали, что демон придет, а человек будет ждать.
13. Немного о демонах, дружбе и искусстве
— Итак, Лигео, готов ли ты? — провозгласил Магистр, посмеиваясь при виде сонного и взъерошенного Избранника Света.
Юноша клевал носом над тарелкой, иногда ошалело вскидываясь. Как же, день свадьбы! Вот только Лигео было не до этого: он видел, что обычно невозмутимый князь чем-то взволнован, и тоже волновался.
— Я… д-да, готов…
— Успокойся, ну же. Ничего страшного не происходит.
— Советник еще не вернулся, — невпопад сказал Лигео, и понял, что именно это было причиной нервозности князя, Мары и его самого. Он улавливал отголоски чужих чувств.
— И где же он? — нахмурился Магистр.
— Он должен вернуться сегодня, — заметил князь, отложив столовые приборы. — Но я не сумел связаться с ним, и вестник вернулся ни с чем.
— Я могу отправить своего вестника, он отлично разыскивает Темных.
— Буду признателен, — склонил голову князь.
Он тревожился за друга, то, что вестник вернулся без ответа, могло значить все, что угодно: что Шес ранен и без сознания, что он убит, что сотня нага попала в одну из странных зон Пустошей, где не действовала никакая магия.
Магистр сосредоточился, над ладонью затрепетал светлый крылатый вестник.
— Разыщи, — приказал Бертау, отправляя мыслеобраз советника. — И передай.
Птица вспорхнула с ладони, растаяла в воздухе.
— Если не поможет, — неожиданно заговорил Лигео, и голос его был тверд и спокоен, — свадьбу отложим, пока не отыщется советник Шсирсш.
— Поможет, — кивнул Бертау. — Разыщем. А ты ешь.
Вестник вернулся через несколько часов, опустился на ладонь, оставив в разуме четкую картинку гигантского провала с оплавленными краями, в которых виднелись ходы и норы. И дико матерящегося нага. Из его экспрессивной речи Бертау вычленил одно: темные нашли основное гнездо выррагов, зачистили его, но выбраться не могут. Из-за использованной нагом огненной магии сдетонировал один из кристаллов, находившийся под гнездом, тот самый, что делал местность вокруг лишенной магии. И теперь никакие заклятья Тьмы или огня не работают, а светлыми никто из рыцарей не владеет.
Это Бертау и изложил.
— Придется поднять паладинов в седла.
Князь согласно кивнул:
— Я отправлюсь с вами. Видимо, все же придется отложить свадьбу на два дня.
— Через полчаса во дворе, — Бертау поднялся. — Арис, Тенья — остаетесь с Лигео.
— Мне нельзя с вами? — удивился юноша. — Но я могу помочь!
— У нас нет запасного коня, только и всего. К тому же, кому-то надо успокаивать Мару.
В конюшнях Элесигната было полно лошадей, но второй довод магистра перевесил, и Лигео склонил голову, признавая его правоту.
— Вдобавок, до свадьбы тебе лучше рядом с князем не находиться в такой ситуации. Пока вы оба спокойны, все еще можно контролировать, но чем сильнее нервничаешь ты, тем сильней отзывается Тьма. Чем сильней распаляется князь, тем ярче сияет Свет. А там, возможно, будет бой… Не хотелось бы нарушать перемирие и бить князя по затылку, если стычка выдастся жаркой.
Юноша покраснел, исподлобья зыркнул на подтверждающего кивком слова Магистра Элеина.
— Я вас понял, Магистр. Князь, я могу украсть у вас минуту времени наедине? Пока мы оба… кхм… спокойны?
Бертау отправился в свою комнату, облачаться в доспехи, вооружаться и уже размышлять над тем, как лучше провернуть освобождение Темных.
Лигео с разбегу повис на шее князя, зашептал, чередуя слова с неумелыми поцелуями:
— Вернись! .. Живым! .. Я тебя так… Я буду ждать! Элеин…
Князь крепко обнял его, напитываясь силой перед предстоящим походом.
— Обещаю, мой светлый, вернусь, и как можно скорее. Не волнуйся так, — он усмехнулся, крепко поцеловал сам, долгим и достаточно страстным поцелуем.
Лигео сразу же растекся по князю, счастливо улыбаясь. Такого его Арис и уволок с собой — чем скорее вернут советника, тем лучше будет для всех. Нужно было еще успокоить Мару, метавшуюся по своей комнате, как запертая в клетку тигрица. Тигренок, скорее — очень взволнованный и очень напуганный, а оттого опасный втройне.
— Успокойся, — Арис потрепал ее по волосам. — За твоим советником отправились сам Магистр и князь Элеин.
— Это-то меня и тревожит! Куда эта змеюка хвостатая успела влезть?!
Арис закрыл рот ладонью, маскируя смех кашлем. Кажется, несчастный наг и сам не знал, что его ждет. Кто его ждет.
— Так, займись-ка лучше придумыванием свадебной прически Лигео, чтобы потом только раз-раз и собрать.
— Думаешь, у меня сейчас получится? — девушка вытянула вперед руки: кисти и пальцы беспокойно подрагивали. — Хотя… Ты прав, лучше заняться делом.
— А что не так? Змей в безопасности, надо лишь выковырять его из норки.
— Хороша безопасность: в логове каких-то тварей! У-у-у! Вернется целым — сама шкуру с его хвоста спущу! На сапоги! — Мара судорожно вздохнула, прикусила губу, сдерживаясь, чтобы не реветь. Что ж такое, а? Как этот демонов змей умудрился пробраться под всю ее броню, которую Мара столько лет наращивала на своей душе?
— Тогда уж сразу еще на перчатки… всей полусотне.
— Вот еще! Это только мой змей!
Арис кивнул:
— Иди. Сделай Лигео на голове красиво, а не как обычно у него там.
Мара фыркнула и умчалась — делать «красиво».
Вообще, Избраннику Света полагалось нести волосы распущенными на всех праздниках, да еще и покрытыми легким платом, закрывающим и половину лица вдобавок. Но свадьба — это совсем иного уровня праздник, здесь лица вступающих в брак должны быть открыты, символизируя добрую волю и открытость друг другу. И волосы нужно слегка приподнять, сделать торжественно и величественно… Зеркало, найденное слугами специально для примерок свадебного наряда, отразило прическу вида «проезжая по ступеням головой». Мара огорченно вздохнула.
Лигео дремал, разнежившись под ее руками. Хорошо хоть у стула, на котором он сидел, была высокая спинка, к ней он и привалился.
— Та-а-ак, ладно, попробуем другую.
Следующий вариант прически вызвал у Мары желание побиться головой о стену: «я у слуг заместо швабры». Неслышно явившаяся в комнату Сона тихонько фыркнула, выдавая свое присутствие. Мара в отчаянии возвела глаза к потолку.
— Позвольте, я помогу?
— Да, конечно, если у вас есть хоть какое-то представление о том, что можно сделать с этой буйной гривой, — буркнула Мара.
— Я придумаю, — заверила ее Сона и принялась хлопотать.
Усмирить крутые золотистые локоны, перепутывающиеся со страшной силой, помог отвар одной местной травки, в который окунали щетку, расчесывая их. Влажные волосы потяжелели и легли волнами до самого пояса.
— Ух, красивые какие, как спелая пшеница! — восхитилась Сона. Потом принялась разделять всю массу волос на пряди, переплетая их в кажущемся хаотичным порядке. Но чем дальше, тем больше становилось понятно: тонкие пряди образовывали плотную сеточку, окружая основную часть волос, не позволяя ей путаться.
— А перед свадьбой нужно будет вплести сюда пару нитей жемчуга и цветы.
— Это красиво, — заявил проснувшийся Лигео. — Мне нравится. Мара, а тебе?
— Очень. Это куда лучше, чем то, что умею я. Научите, Сона?
Женщина смущенно улыбнулась и кивнула:
— Конечно, светлая, научу. Тем более вам пригодится.
— Зачем? — не поняла Мара. — У меня не такие длинные волосы.
— Так я и не о них, — усмехнулась та. - Да, обед готов и сервирован.
На обеде им обоим кусок в горло не лез, Лигео думал о князе, Мара — о советнике. Уплетали все лишь паладины и Ладдар. Кроме светлых, там же присутствовал и Иритис, призванный князем проследить за тем, чтобы все было хорошо. Библиотекарь выглядел отрешенным, больше терзал пищу, размазывая ее по тарелке, чем ел.
— Что-то случилось, господин библиотекарь? — вежливо спросил Ладдар.
— О, нет, нет, простите, я так невнимателен. Все в порядке. Просто ваш Магистр принес мне несколько старых документов…
— А покажете крылья?
— И рога?
— И хвост, — библиотекаря после обеда сразу же атаковали любопытные Светлые, намереваясь его раздергать на составные части и заспиртовать для изучения.
— Нет, нет и нет, — пытался отбиться от них бедный тысячелетний демон. — Второго и третьего у меня нет!
— А крылья?
— А почему нет рогов? Разве книги врали про то, что возраст определяется по рогам?
— Господин библиотекарь, а клыки у вас есть?
— А строение тела вообще какое?
Арис хохотал в углу и спасать Иритиса не спешил, а Ладдар и Лигео уже совсем нехорошо скалились.
— Во-первых, — махнув рукой, отчего нетерпеливых юных светлых разнесло порывом незнакомой им силы по креслам, сказал демон, начиная лекцию, — демоны, как и люди, делятся на расы и разделяются по происхождению. Есть высшие демоны, есть просто демоны, а есть низшие, их называют бесами или кролами. Последние выглядят как мелкие, уродливые, хвостатые и рогатые твари, зачастую с копытами вместо ног, клыками и когтями. У некоторых, выведенных для охраны, больший размер, есть и крылья. Просто демоны, если брать аналогию с людьми — средний класс, бюргеры, более человекообразны, не уродливы, без излишеств, вроде чешуи и брони, без хвостов и крыльев. Вот у них рога как раз являются показателем силы и возраста.
— А высшие?
— Да, а как высшие?
— А высшие демоны выглядят, как люди, кроме одной маленькой детали: они крылаты. Крылья могут служить для парения, но поднять в воздух с места не смогут, они слишком узкие для этого. Как защита, тоже не годятся — кости, хоть и прочные, но полые, легкие, перепонки — тонкие и легко рвущиеся, кроме того, пронизаны сетью кровеносных сосудов, что само по себе делает крылья очень уязвимыми.
— А зачем тогда они нужны?
— Как показатель силы. Чем больше силы у высшего демона, тем крупнее и сильнее его крылья. Кроме того… хотя, нет, об этом вам знать не стоит.
— Расскажите! — умильно попросили оба.
— Крылья — это показатель статуса. Король демонов никогда не прячет их. Герцоги имеют право выпускать крылья по собственному желанию. Маркизы — в определенные моменты. Графы — по требованию. За некоторые преступления король может приговорить демона к казни — лишению крыльев, одного или обоих.
Следующий вопрос был закономерен:
— А ваш титул?
— Герцог Кстар.
— Покажите крылья! — светлые аж подпрыгнули.
— Нет, — резко ответил Иритис. — Простите, но - нет.
Светлые огорчились, но тут же закидали его вопросами про дальнейшую жизнь демонов. Спас его Арис, отсмеявшийся и заткнувший обоим рот кусками пирога, склеившим челюсти исследователей.
— Чудесное решение, — одобрил его демон, — перерыв на перекус - то, что нужно!
— Они вас совсем замучают, — усмехнулся Арис. — Выпьем чаю?
— Юность, жажда исследования нового… Как я их понимаю и отчасти завидую, — вздохнул Иритис. — Какой чай предпочитаете в это время суток, паладин?
— В это время суток я предпочитаю травяной.
Демон улыбнулся, повел ладонью, кресла с сидевшими в них светлыми — Марой, Лигео и Ладдаром, — развернулись к круглому столику, как и кресло демона и еще одно, для паладина. Места хватило для всех. На столике возник кипящий чайничек, заварник, коробочка с чаем и чашки, а так же блюдо с пирогом.
— А они… С ними точно все будет в порядке? — Мара покраснела.
— Конечно, — усмехнулся Арис. — Магистр Бертау и в свои преклонные годы нас с Теньей по полу возил, бывало.
— Не беспокойтесь, князь тоже не лыком шит, кроме огня и Тьмы владеет еще и оружием, и магией воды и ветра, так что всех спасут.
Мара покраснела еще больше и закивала.
Чаепитие прошло в непринужденном молчании — уж больно вкусным был пирог, чтобы отвлекаться. После Иритис еще немного рассказал молодежи о демонах и их иерархии, законах и быте, после чего Лигео повел Мару в оранжерею, показывать «демонские» розы, Ладдар убрел на второй ярус библиотеки, в самый дальний угол, где были посвященные демонам стеллажи, а Арис остался наедине с библиотекарем.
— Так за что вас лишили крыльев, герцог Кстар?
Иритис вздрогнул и обернулся к паладину.
— Что вы…
— Я клянусь, что никому не скажу ни слова, да будет мне свидетелем Свет!
Паладина на мгновение окутало сиянием. Демон несколько минут созерцал его, потом вздохнул и ответил:
— За убийство отца нашего князя. И только одного крыла.
— И за что же вы прикончили отца князя?
Иритис снова вздохнул.
— Чтобы объяснить это, нужно сказать еще кое-что о демонах. Мы строго моногамны, то есть, для демона возможен лишь один брак на всю жизнь. Поэтому связи с людьми… мягко говоря, не приветствуются, ведь, если с хрупким и куда более слабым человеком, даже одаренным силой демонической крови вечной юностью и долгой жизнью, что-то случится, супруг-демон начнет сходить с ума. Княгиня Алитена к тому же погибла по вине своего мужа, это усугубило его состояние и привело к безумию быстрее, чем обычно. Мы с ним были друзьями дольше, чем вы можете себе представить, и кроме меня некому было прервать мучения Элая.
— И почему же, в таком случае, вам отрезали крыло? — паладин внимательно смотрел на демона.
— По-вашему, убийство, пусть даже и безумного сородича, могло остаться безнаказанным? — нахмурился Иритис.
— Избавление от мучений.
— Поэтому я не был казнен, — кивнул демон. — К тому же, за меня вступился Элеин.
— Что ж, в итоге все сложилось не самым наихудшим образом?
— Я бы даже осмелился назвать это наилучшим образом.
Арис усмехнулся, затем повернулся к бредущему мимо Ладдару, погруженному в чтение и ничего вокруг не видящему, поймал за косу. Ученый так и встал, когда коса натянулась.
— Напоминает мне козу на выпасе, — со смешком сообщил Арис. — Сейчас он еще кругами пойдет.
Иритис только головой покачал, когда Книжник в самом деле принялся наворачивать круги вокруг паладина. Тот ловко подныривал под косу, которая наматывалась на его ладонь, пока Ладдар не уткнулся в его грудь книгой. Арис обнял его за пояс, увел к дивану, усадил с собой рядом. Ладдар только страницы переворачивал.
— Похвальная жажда знаний, — заметил демон. — Но отдыхать тоже необходимо. Надеюсь, юноша простит меня.
Он поднес ладонь к губам, легонько дунул в сторону Ладдара, и тот уснул, не ткнувшись носом в книгу только потому, что паладин вовремя перехватил его за плечи.
— Отнесите вашего друга спать, светлый.
Арис кивнул, аккуратно положил книгу на столик, поднял Ладдара на руки, потом все-таки перекинул его через плечо. И утащил в спальню. А Иритис отправился вылавливать и отправлять на отдых Избранника Света и Мару, которые, вернувшись в библиотеку, окопались в разделах про нагов и… темные ритуалы.
— Как любопытно…
— Интересно-интересно…
В книги оба были погружены так, что Иритиса даже не заметили. Пришлось усыпить и их, потом относить в комнаты по очереди.
— Ну вот и хорошо, — улыбнулся демон, но улыбка быстро померкла. Он вернулся в библиотеку и сел в кресло, задумчиво глядя в огонь. Спать не хотелось, остро не хватало чего-то… Когда он понял, чего именно, застонал и уронил голову в ладони. Кто бы мог подумать, что он так быстро привыкнет делить постель с кем-то? Да еще если этот кто-то — Магистр Храма Света? И непонятно, что из этого хуже всего: то, что это глава паладинов со своим странным кодексом, или то, что он Светлый, с их странными понятиями обетов.
Подумав, выпив травяного успокоительного чаю, снова крепко поразмыслив, демон пришел к выводу, что хуже всего — скорый отъезд Магистра. Его даже не уговорить остаться, его обязанности никто исполнять за него не будет. Если нет преемника. А он есть? Наверное, должен быть, все-таки возраст был уже не тот.
— Может быть, попытаться? .. — тихо бормотал погруженный в свои мысли Иритис, не замечая вернувшегося в библиотеку Ариса. Он сидел спиной к двери, а та, по обыкновению, совершенно не скрипнула. — Н-но… разве я ему нужен? Первый попавшийся любовник, только потому, что тело потребовало, а я пришел сам… Бездна, помоги, нужен ли ему демон? По определению — враг, дитя Хаоса…
— Демоны не считаются врагами Света, — отметил Арис. — Вернее, ранее не считались, когда обучался Магистр Бертау.
Иритис вздрогнул, рывком встал, на его ладони пульсировал сгусток багрового света.
— Это вы… Не спится? — он сжал ладонь, гася пульсар.
— Я сплю мало, как и все паладины. Роскошь сладко отсыпаться у нас имеют либо юные ученики, либо Магистр. Остальные стойко бдят в раздумьях о судьбах мира.
— Забавно. И как вам эта… система? — Иритис жестом пригласил его присоединиться, сел обратно.
— Медитация вместо сна? Я привык. Тело отдыхает, а большего и не требуется.
— Не требовалось, — уточнил демон. — Когда не было никаких личных мыслей, вопросов, желаний. Сейчас вы еще этого не понимаете, но пройдет немного времени, и эта система даст сбой. Разуму понадобится полноценный отдых, а не медитация.
— Тогда я впервые за последние пятнадцать лет высплюсь, — согласился Арис. — А Магистр Бертау… Вы напоминаете ему его любовь, должно быть.
Иритис только печально улыбнулся. Он не питал особых надежд. Быть заменой кому-то, кто ушел, отчаянно не хотелось. В жизни скромного библиотекаря, бывшего некогда герцогом, формально титула не потерявшего, но давно уже отстраненного от управления своим доменом, как-то не случилось той единственной любви, которая была возможна для демона. Он, честно признаться, боялся, что ею станет Магистр.
— Правда, кто эта его любовь, сам магистр не знает, — хмыкнув, добавил Арис. — Да и никто теперь уже не знает, статуе этой уже века три-четыре-пять.
— Статуе? — переспросил Иритис.
— Да. Была в Храме статуя. Пол уже не поймешь, лицо разглядывать надо долго и пристально. Но красоты редкостной даже через такое время. Вот наш Магистр в молодости в эту статую влюблен был, все мечтал, что та оживет, как в легендах. Ему даже выбора не дали, сразу в преемники назначили. Вот одна любовь у него и была, эта статуя. Потом он ее убрать распорядился.
— В Храме? Откуда, во имя Бездны, статуя в Храме? — опешил демон. — Это ведь противоречит всем постулатам храмовников!
Арис только усмехнулся:
— А никто не знает. Эту статую, судя по рассказам, и убирали, и ломали, и освящали, и закапывали. Стояла себе спокойненько. Пока Магистр Бертау ее не увел. Молодежь все по ночам шепталась, что наставник рассказывал, как один знакомый паладин наставника его приятеля вот точно сам видел, как Магистр с этой статуей под руку ушли.
Демон фыркнул.
— Какой первостатейный бред, просто прелесть. А какие еще приметы у вашей чудесной статуи были? Погодите-ка, я сейчас! — он сорвался с места и метнулся куда-то вглубь библиотеки, чтобы через несколько минут вернуться с огромным и судя по всему тяжелым альбомом, сшитым из листов странной по фактуре бумаги, сделанной из плотно переплетенных плоских волокон. - Вот, здесь у меня изображения всех ныне существующих произведений ваятелей прошлого и настоящего. Магический каталог, сам делал. Конечно, не Тьма весть что, но…
— Сейчас посмотрим, — Арис погрузился в разглядывание статуй. — Не то, не то, тоже не то, это вроде похоже, но наклон головы не тот. И это не то. А, так вот же она, — паладин уверенно указал на изображение. — Вот с этой статуей Магистр Бертау якобы и прогуливается ночами. Сколько я ночей бегал, чтобы посмотреть… Так и не увидел.
Иритис бросил на изображение только один взгляд, рассмеялся, прикрыв лицо ладонями. Странно было бы не узнать это… изваяние. Да, изрядно попорченное временем и вандалами, кочевавшее вместе с завоевателями по нескольким людским княжествам и королевствам после одной из кровопролитных войн древности. Древности, разумеется, для людей, не для демонов.
— Этой статуе семь сотен лет, юноша. Семьсот сорок два года, если точнее. И ваял ее один из талантливейших скульпторов нашего королевства. Да, демон. Его звали Элай. Да, отец нашего князя.
— Вот как? И кого ж она изображает? — сразу загорелся Арис. — С кем там наш возлюбленный Магистр чувствует душевную близость и прогуливается ночами по двору?
— Элай попросил стать моделью для статуи своего друга. Правда, у нее должны были быть еще и крылья… Видимо, отбили при перевозке, или потому что желали видеть в этом юноше человека, а не демона.
— Магистр Храма Света прогуливается ночами по двору в компании статуи демона… — Арис рассмеялся. — Надеюсь, она все-таки не оживает.
— Нет, не оживает. Подобных чар не существует. Скорее всего, у кого-то было чересчур бурное воображение.
Арис снова кивнул:
— Да. Видимо, вы чем-то напоминаете Магистру его единственную любовь длиной в полвека.
— Ступайте спать, юноша, — улыбнулся демон. — У вас-то вполне живая любовь, которую стоит согревать ночами, а не любоваться на картинки в компании бедного старого библиотекаря.
— Который невесть что думает про моего Магистра? Должен же я был вас утешить.
— Вам удалось. Идите-идите, а то усыплю и отнесу в постель сам, — пригрозил Иритис с лукавинкой во взгляде.
— Не поднимете, — усомнился Арис.
Демон медленно поднес ладонь к губам. Арис со смехом поднял ладони:
— Ухожу-ухожу. Я не переживу слухов, что старичок-библиотекарь таскает меня спать как котенка.
— Я еще многим молодым фору дам! — возмутился Иритис, на несколько мгновений принимая свое юное обличье. — Добрых снов, светлый.
— Добрых снов, — Арис ушел обнимать Ладдара, согревать его и пытаться уснуть. И заодно обдумывать, что ж такое знакомое мелькнуло в облике демона при прощании.
«Бр-р-р-р, вот так пополуночничаешь с демоном в библиотеке, и сам, чего доброго, станешь все встречные статуи на предмет сходства рассматривать», — думал он, забираясь в постель и прижимая к себе подкатившегося под бок Ладдара. К тому же, это личная жизнь Магистра. Вот пускай он там под руку и прогуливается, хоть со статуей, хоть с демоном, хоть с обоими разом предается разврату.
Он почти уснул, когда отключающийся от усталости разум совместил все же два лица — попорченное временем, но с такой своеобразной усмешкой и необычным разрезом глаз, и мимолетно мелькнувшее сейчас, юное, с чистой, белой, как мрамор, кожей, лишь слегка отмеченной морщинками в уголках глаз и губ. Все-таки встретил Магистр свою статую. Арис еле слышно рассмеялся. Вот так попросишь у Света немного любви и чуда, получишь через пятьдесят лет в чужом краю. Повезло. Только странное это везение, что ни говори. Демон… статуя с отбитыми крыльями, демон с отрезанным крылом…
На этой мысли он и уснул, чтобы увидеть во сне, как по ступеням огромного амфитеатра, заполненного народом, который он никак не мог рассмотреть, спускается мужчина в простом одеянии, вроде куска полотна, перекинутого через плечо и перетянутого поясом на узкой талии. Идет медленно, высоко держа голову с тяжелым узлом каштановых волос, в которых мелькают прядки светлого серебра. Хотя он совсем не выглядит старым. Скорее — очень усталым или больным, однако держится гордо, почти надменно. Внизу, на овальной арене, покрытой белым песком, стоит укутанный в алые одежды… нечеловек: он рогат и хвостат, и даже на расстоянии огромен. Когда тот первый спускается почти до конца, становится ясно, что у алого не одежда, а кожа такая — словно обожженная кипятком. Первый сбрасывает небрежным движением с плеча ткань, обнажаясь по пояс, из его спины вырастают два крыла: узкие, длинные, с чуть темнеющей на сгибах и суставах кожей. Он подходит к алокожему, разворачивается спиной и опускается на колени. Тот же берется когтистыми, огромными лапами за его левое плечо и левое крыло, и одним слитным, мастерским движением выворачивает его из сустава и вырывает…
Подскочил Арис с воплем, сел, оглядываясь, пытаясь понять, что это было. Ладдар сразу же обнял:
— Плохой сон?
— Сон? — переспросил Арис. — Это и есть сны?
Ученый засмеялся, поцеловал его:
— Да. Это сны. Ты просто спал.
Паладин обнял его, приходя в себя. Движущиеся картинки — это же сны. Но почему такие ужасные? И о… библиотекаре? Наверное, демон своей магией показал прошлое. Что ж… Арис был благодарен за доверие. Теперь он знал, как тот шел на казнь, хотя вина его была только в милосердии и сострадании.
— Заплети мне косу?
Новый день, все на своем месте.
— Заплету, непременно.
Арис неожиданно крепко обнял Ладдара.
— Знаешь, я так счастлив, что ты у меня есть.
— И я тоже, — ученый не понимал, что произошло, догадывался, что плохой сон. — Очень-очень счастлив.
14. Выбор Магистра
День тянулся просто невыносимо медленно для Мары и Лигео, Тенья, как всегда, оставалась спокойной, посетив тренировочный зал и проведя несколько часов в молитвах и медитации. Арис, после недолгого колебания, последовал за Ладдаром в библиотеку, но демона там не увидел. Вскоре туда же сползлись и остальные, продолжать читать заинтересовавшие их книги. Арис убедился, что все в одном месте, все заняты, и ушел в тренировочный зал, рассчитывая там найти парочку рыцарей и хорошенько им навалять. Желание его исполнилось, но… хм… не совсем так, как ему представлялось. И он навалял, и его качественно поваляли по полу. В результате Арис счел, что жизнь прекрасна. Надо бы ополоснуться, сменить одежду и тащить пучок светлых котят на обед.
В трапезной пришлось кормить всех троих чуть ли не с ложечки. Лигео уговаривала Тенья, Ладдару подсовывал вкусные кусочки сам Арис, а Мару отвлекал от натягивания и без того похожих на струны нервов объявившийся Иритис, заговаривавший зубы всем без исключения забавными байками из истории княжества и Элесигната, жизни князя и случайных обитателей замка. Потом на плечо Арису уселся светлый вестник. Мара кинулась на него с верещанием маленькой злобной белки, сцапала. Вестник послушно принялся передавать новости: темных освободили, возвращаются, подранков ровно двое, князь и Магистр, получили по головам магией друг друга, не рассчитав силу и направленность заклинаний.
— О, Бездна, — провел рукой по лицу Иритис, — я не знаю, как они умудрились, но не сомневаюсь, что это было эпическое зрелище.
Вестник трепыхнулся и улетел, вырвавшись из рук Мары.
— Нож для снятия шкур одолжить? — весело поинтересовался Арис.
Девушка посмотрела на него непонимающим взглядом, вскочила, скомкано извинившись, и убежала.
— Нож? Зачем? — удивился Лигео, на время выпав из ступора, в который его вогнала весть о ранении князя.
— Как зачем, шкуру с советника снимать. Чтобы, пока новая отрастает, сидел смирным ужиком под веником.
— Арис! Какие ужасы ты рассказываешь! — Лигео всхлипнул и тоже сбежал.
— М-да… кажется, по возвращении наших доблестных вояк мне придется самому прятаться где-нибудь подальше, — хмыкнул паладин. — А то пустят на перчатки.
— Зачем ты их дразнишь? — упрекнул его Ладдар. — Им и так нелегко.
— Ага, у одного свадьба завтра, у второй любимая змея хвост скоро притащит.
— Э… когда ты так говоришь, мне проблемы Мары и Лигео тоже кажутся надуманными, — признался ученый.
Иритис хмыкнул и поднялся, так и не съев ни кусочка.
— Не волнуйтесь, светлые, все утрясется. Что не утрясется само, то можно будет устаканить.
— Устаканить — это мы завсегда, — согласился Арис. — Я б сказал — уграфинить. А после того, как Мара утрясет советника, его сразу придется… Того…
— Можно и так. Или укувшинить. В подвалах Элесигната еще и амфоры водятся, но я такое не выговорю, — хохотнул демон.
— Укувшинить — это когда Мара от нервов советника кувшином приложит?
— Кто его знает. Советник у нас умный, может, не дойдет до «кувшином по башке».
— Надеюсь, а то я лисичку сам учил оружием владеть, все, что попало, метать и всем подручным прикладывать. А она когда переживает, она такая переживательная, что ее переживания еще не каждый переживет.
Иритис посмеялся и отправился отдавать приказания готовить свадебное угощение. Как раз к завтрашнему дню большую часть успеют нажарить и напарить, выкатят бочки с вином и хмельным сидром. Арис и Тенья отправились начищать доспехи, чтоб сверкали истинным сиянием Света и заставляли от восторга слезиться глаза у всякого Темного. Дело — привычное за столько лет служения Свету и доведенное до бессознательных движений — спорилось, так что к вечеру все было готово. Арису оставалось только выбрать для любимого книгочея наряд покрасивее из привезенных с собой, впрочем, выбор был маленький: трое штанов, четыре сорочки да два сюртука, оба — не самые презентабельные. Хоть Ладдар и считался весьма многообещающим ученым, его прогрессировавшая слепота не позволяла занять при Храме хорошо оплачиваемую должность.
— Придется отчищать то, что есть, — решил паладин.
Замковые прачки клятвенно пообещали сделать все, что в их силах. Арис сомневался, что получится что-то путное. Но что уж теперь делать. Он почесал в затылке и отправился искать швей. Интересно, есть ли у них готовое платье? Может, хоть сорочку какую отыщут в закромах?
Швеи переглянулись и согласились, что подыскать непременно подыщут.
— Приводите вашего друга, посмотрим, что сможем сделать.
Вести Ладдара пришлось за косу, не отрывая его от очередного безумно интересного древнего свитка. Хорошо хоть это была не тяжеленная инкунабула.
— Вот, — со вздохом сказал Арис. — Что тут вообще можно сделать?
Беднягу обмерили с ног до головы, причем, свиток перед его носом пришлось держать Арису, иначе Ладдар категорически не соглашался вытянуть руку.
— Сошьем за ночь все самое нарядное, что только сможем.
— За одну ночь? — не поверил паладин.
Швеи захихикали и подтвердили, что да, за одну.
— Магия? — предположил Арис.
— Именно, юноша, магия.
Паладин с возмущением посмотрел на молодо выглядящую женщину, которая ну никак не могла называть его «юношей», пригляделся и заморгал: судя по ауре, его собеседница была квартеронкой: глаза у нее явно были от нага, заостренные ушки — от демона, а по ауре читалась примесь людской крови.
— Хорошо, спасибо вам, — Арис поклонился.
Ладдара назад он утаскивал так же, как привел. Вслед неслись шуточки про пастушка и единорожку. Арис только вздыхал — а что делать, если похоже. Во всех подробностях похоже, вплоть до девственности героев. Правда, должен ли быть девственником единорог? Этот вопрос занимал его довольно долго, до самого вечера, а потом вылетел из головы напрочь, стоило Ладдару уткнуться носом в плечо и тихонько засопеть. Арис сразу же вжался в его волосы лицом. Его любимый единорог. А ведь вправду похож: грива до земли, сам тонконогий, легкий, глаза жеребячьи, огромные и наивные. «Высшие, да не ошиблись ли вы, даруя этой душе облик?» — думал он, улыбаясь. Впрочем, он был счастлив, даже если ошиблись.
— Если тебе снова будут сниться плохие сны, я их прогоню, — Ладдар погладил его по груди.
— Спасибо, мое солнышко, — Арис поддернул его повыше, поцеловал, наслаждаясь вкусом любимых губ. Пока лишь этим, дальше они не зайдут до свадьбы. Ученый сонно ему улыбался, теплый и соблазнительный.
— Спи, спи.
«Как бы самому уснуть…» — думал паладин.
Но сон пришел тут же, надавил как теплый матрас, брошенный сверху.
А утро было туманным, холодным, но очень суматошным: вернулись все, кого ждали, раненые Магистр и князь даже не бухтели друг на друга, наоборот, почти дружески подшучивали.
— Что у вас случилось-то? — Арис пробился через толпу жаждущих поприветствовать героев.
— Коридорами ошиблись, — отозвался Бертау. — Шевеление почуяли, ну и ухнули… Лигео, смотри, как бы свадьбу прямо тут играть не пришлось. Дыши.
Избраннику Света были уже безразличны все слова и все, что вокруг, он видел только Элеина, слышал только его, шел к нему, отчаянно досадуя на слишком густой воздух. Иритис, ради его и князя безопасности, разделивший их щитом, только качал головой, глядя на сближающихся вопреки всему Избранников.
— Боюсь, придется венчать так… — шепотом сказал Магистр, опираясь на плечо Ариса.
— Хм, и о-о-очень быстро, — кивнул тот. Зрелище впечатляло: щит стал коконом, заключившим в себя две фигуры, одну — нестерпимо сияющую ярким бело-золотым светом, вторую — окутанную плащом Тьмы, словно гигантскими крыльями.
— Именем Света Яростного и Тьмы Милосердной объявляю этих двух Избранников единым целым отныне и вовеки.
— А… И это все? — шепотом удивился Арис.
Бертау только хмыкнул, кивая на щит:
— Потом повторим еще разок… Дня через два. Чтобы пафосно, торжественно, и я стою в белом плаще красивый.
— А если две свадьбы сразу — ничего? А то, как бы, ждать у моря погоды нам с Ладдаром тоже ни к чему.
— Да хоть десять, — хохотнул Магистр, кренясь набок.
Паладина оттолкнули в сторону, а Магистра подхватили чужие руки. Знакомые руки, пахнущие огнем и металлом, а еще пылью старых книг.
— Предпочтешь лазарет, или доверишься злокозненному исчадью Хаоса, о, светоч Света… тьфу ты!
— Светоч веры или Возлюбленный Света, — ехидно поправил его Магистр. — Главное, с Избранником не путай.
— Да хоть фитиль, Магистр, главное, чтоб никто в огонь не сунул, правда ведь? — лукаво прищурился демон. — И ты не ответил на вопрос. Отдать тебя в ласковые руки наших костоправов, или? ..
— Предпочту твои руки, — выдохнул Магистр.
Вообще-то демон в ответе не сомневался, он сразу направился к комнате Магистра. У него и своя была, правда, далеко не такая роскошная, как гостевые покои Элесигната. Так, небольшая спаленка, примыкающая к библиотеке. И кровать там была слишком узкая. Так что укладывал Бертау он на его постель, снимал доспех, пропотевшую несмотря на зимний холод стеганку, котту и сорочку, поддоспешные штаны, шерстяные и полотняные порты, качая головой при виде синяков.
Магистр смотрел на него, усмехался:
— Что, давно никого пестрым не видел?
— Почему же — не видел? Князя регулярно после стычек на границе вижу. Правда, теперь, наверное, перестану — у него будет, кому исцелять.
— Да. Что ж… Завтра мы уезжаем.
— Я догадался.
Демон наклонился, касаясь губами особенно крупного, багрово-фиолетового кровоподтека на ребрах Бертау. Ему, в сущности, было все равно, выпускать энергию исцеления через руки, ноги или любую другую часть тела.
Магистр прерывисто вздохнул:
— Если б я мог взять тебя с собой.
— Кто может запретить тебе?
Тонкий горячий язык провел по россыпи синяков на бедре и боку и будто слизнул их.
— Твое место здесь, среди книг, здесь твой дом. Я Магистр Храма, блюдущий заветы. Я бедней, чем последний нищий у порога Храма, предложить тебе могу разве что тощее одеяло и соломенный матрас.
Иритис рассмеялся, даже пожалев, что не показал любовнику свою каморку. Там было не намного богаче.
— Я был герцогом Кстар, потом осужденным на казнь и изгнание преступником, и если бы не мой князь, давно окончил бы свои дни, бросившись со скалы в надежде на последний полет. Все, что у меня есть — это я сам, даже моя хламида принадлежит Элеину.
— О, да я богаче, подштанники хотя бы мои, — хмыкнул Магистр.
— Мы продолжим мериться… хм… достоинствами нищих, или хватит уже? — Иритис заметил сбитые костяшки на руке паладина и принялся облизывать их, заживляя ссадины, потом уже просто целовал его пальцы, прикусывая острыми клыками подушечки.
Бертау притянул его к себе, одаривая жарким поцелуем:
— Я почти скучал.
— А такое возможно? — лукаво усмехнулся демон, прижимаясь к нему. Но тотчас отпрянул и протянул мужчине руку: — Идем в купальню.
Бертау поднялся:
— Что скучал или что почти?
— Почти. Это как «немножко умер»?
— У меня не было времени соскучиться, все время был занят.
Иритис ничего не ответил, просто пустил в бассейн воду и подтолкнул к нему паладина, а сам опустился на бортик, сбросив свою хламиду и штаны с рубахой на скамью. В воду Бертау окунулся с наслаждением, все прошедшее здорово вымотало его, хотелось лишь упасть и проспать сутки, как минимум. Но с рассветом подъем, снова в путь к Храму, а там дела, целый водоворот дел. И лишаться ласки в эту ночь из-за банальной усталости ему совсем не хотелось. Он пока еще не понял, были ли слова демона согласием покинуть Элесигнат, да и может ли он взять с собой порождение Хаоса, не вызвав бурю недовольства?
С одной стороны, Хаос не Тьма. С другой… Языки все равно развяжутся и понесут трепать такую новость — Магистр завел любовника, как он посмел, Возлюбленный Света, чистота души и помыслов. Бертау вспомнил следующую строчку и срочно принялся умываться, давясь смехом, пока разум не сообщил, как именно следует толковать слова о том, что лишь Свет волен касаться тела своего Возлюбленного. Ему на голову выплеснули кувшин воды, потом — пригоршню мыльного отвара, потом он просто затих, откинув голову на колени демона и прикрыв глаза от удовольствия. Тонкие пальцы аккуратно массировали его волосы, взбивая пену, убирая поселившуюся в висках боль и усталость.
— Так хорошо. Даже не помню, когда мне было так тепло и спокойно в последний раз.
— Хм, дай-ка подумать… Когда теплой летней ночью сорок три года назад ты стоял и пялился на статую, любуясь лунным светом, стекающим, как невесомый покров, с мраморного тела?
— Что? Перестань копаться в моих мыслях, — паладин слегка смутился.
— Ты слишком ярко вспоминаешь об этом. Я так похож на твою мраморную любовь?
— Немного. Я толком не видел его лица.
— Оно попорчено временем, да и руки, и не только они. Этой статуе семьсот с небольшим лет.
— Сколько… А ты откуда знаешь?
— Мир так мал и тесен, — задумчиво проговорил демон, зачерпывая кувшином чистую воду и смывая с головы Магистра пену. — Кажется, что он велик, но стоит только подумать о том, что никогда не встретишь прошлое, оно выныривает из-за поворота. И хорошо, если с объятиями и радостным криком, а если с ножом?
— Я не совсем понимаю, что ты хочешь сказать.
— Эту статую ваяли с меня, Бертау. Если ты помнишь, на спине у нее сколы, словно раны — это следы отбитых крыльев.
Светлый застыл на мгновение, потом хохотнул:
— Так, придется статую перепрятать.
— Зачем? — теперь уже не понял Иритис.
— Чтобы у меня был оригинал поближе. Места мало в комнате. Или ты, или статуя.
— А как же заповедь о кумирах? — фыркнул демон, снова сливая ему на голову из кувшина.
— Я же ей не молился. Я просто люблю эту статую.
— Так все же статую? — Иритис взъерошил мокрые волосы Магистра и успел только ойкнуть, когда его дернули в бассейн.
— Я уже не в том возрасте, чтобы признаваться в любви до самой смерти. Так что сам догадаешься.
— А ты собрался умирать? Но-но! Кто ж тебя отпустит в Свет так скоро, Возлюбленный… мой.
— Свет, ты ли это? — усмехнулся Бертау.
— Я за него.
Больше они не говорили — было не до того. Расплескали воду по всей купальне, оставили мокрые следы на шкуре у камина, но угомонились лишь на постели. Бертау демона прижимал к себе, не желая отпускать ни на миг. И усмехался, чувствуя, как отголоски Света долетают даже сквозь стены. В замке сейчас просто сумасшедшая концентрация сил, что Света, что Тьмы. Кто не разбежался из эпицентра — тот сам себе злобный черный рыцарь. Две Высшие силы, да еще и окрашенные в этот день неугасимым желанием — это одновременно и афродизиак, и средство излечения бесплодия и импотенции.
— Радуюсь, что они оба мужчины…
— Ну и зря, — проворчал демон, не поднимая головы от его плеча. — Вот представь, если бы у твоего миленького Избранника Света народились такие же миленькие квартерончики-демонята?
— Свет Всеблагий, упаси меня от этого счастья, заклинаю тебя, Возлюбленный мой.
Иритис даже с каким-то удивлением ощутил внутри себя острую вспышку ревности. Он совершенно не желал, оказывается, чтобы Бертау называл Возлюбленным какой-то там Свет, пусть даже это и одна из Высших сил, управляющих их миром. И пусть это даже принятая много веков назад форма обращения, ничего за собой не несущая, а Свет еще ни до одного своего Возлюбленного не снисходил… В любовном плане. Но все разумные доводы разбивались о стену: этот человек должен был принадлежать только ему, как и сам Иритис отныне и навсегда принадлежит человеку. Той частью сознания, что осталась еще трезвой, демон понимал, что это конец — для него. Та самая единственно возможная, заложенная в самой глубине души, словно магическая ловушка, любовь-связь, любовь-единение, разрыв которой означает безумие и смерть.
— Думал, усну, но что-то вообще глаза не закрываются, — признался Бертау. — А ты о чем так задумался, что вот-вот в межмировое пространство улетишь по самый хвост?
— У меня нет хвоста, — возмутился Иритис. Никакие другие слова не выговаривались. Он должен был произнести освященную тысячелетиями формулу признания, но не мог.
— Ага, все-таки ты меня слушаешь…
Иритиса словно под ребра ударили чем-то острым, причем — изнутри. Он хрипло вздохнул и заговорил, напевно и прочувствованно:
— Я слышу тебя, о, возлюбленный мой, в час, когда ночь распускает свой плащ, и в час рассвета, и в полуденный час. Я дышу с тобой, о, возлюбленный мой, в нежности весны, в ледяную стужу пика зимы, в летний зной. Я вижу тебя, о, возлюбленный мой, в глазах моих нет в тебе изъяна, и порока в тебе нет. Как два потока сливаются в одну реку, так жизнь моя, сила моя вольется в тебя, возлюбленный мой.
Бертау уставился на него, потом на губах мелькнула слабая неуверенная улыбка:
— А что я должен ответить? У нас нет ритуальных форм… признания.
— Просто скажи «да».
В огненных глазах демона Бертау видел сейчас что-то такое… пугающее, темное, словно та самая Бездна, пристанище Хаоса первородного. И не знал, что будет, если он согласится. В голову ничего умного не лезло.
— Да, — сказал он. — А на что я согласился?
Бездна ушла, словно захлопнулись тяжелые створки в небытие. Иритис тяжело повел головой, потихоньку начиная соображать.
— Ты… Ты сказал «да»? О… поздравляю, возлюбленный супруг мой, теперь ты от меня не избавишься никакими силами.
— А ты уверен? — усмехнулся Бертау. — Посажу в башню каменные ландыши выращивать, как в легенде.
— Пока ты жив — я буду жить и любить тебя, что бы ты ни сделал со мной или кем-то еще, — Иритис улыбался так, что было ясно: хоть в башню, хоть по шею в землю, хоть в жерло вулкана, сейчас он с демоном может сделать все, что угодно. Неравный брак — но не демон в нем старший, несмотря на возраст и силу.
Паладин перетащил его на себя, обнял:
— Придется беречь тебя всю оставшуюся вечность.
— И мне тебя, — пробормотал Иритис.
Его легкие волосы щекотали Магистру нос, лезли в рот, но он не отстранялся. И мысли, как назло, будто выдуло ветром из головы. Просто бездумно лежать, согревая собой легкое, тонкокостное тело, согреваясь от него.
Я вижу твой выбор, Возлюбленное дитя мое. Да будет так.
Магистр вздохнул, потом обнял Иритиса покрепче:
— Что-то на душе неспокойно. Надо проверить, все ли успели убраться из-под волн магии.
— Элесигнат сказал бы мне, если бы что-то было не так. Отдохни, Бертау, тебе это нужно.
— Не спится, — с досадой отозвался Магистр. — Возраст…
— Тридцать лет, — хихикнул демон. — И таким и останется.
— Я и говорю — не спится. В этом возрасте я никогда не спал больше трех часов в сутки, еще три часа я просто сливался со Светом всеми способами.
— Расскажи? Я знаю, что в тебе течет кровь того самого Нэрэ, настоятеля города-Храма, где впервые погиб Избранник Света. Но это и все.
— Меня с самого детства сразу готовили в Магистры. Если обычно мы ищем в паладины детей, которым уже восемь-девять лет, меня посвятили сразу же, не вынимая из пеленок. Родителей не было — их заменил Храм. Обучение. С самого детства очень жесткие обеты — верность лишь Свету, все помыслы и устремления — лишь на его благо. Когда обеты спали с меня, все решили, что я — Избранник. Я рос замкнутым ребенком, но со всеми чувствами, с мыслями. Первые три ступени я прошел без единой цепи Света на себе. Но на церемонии Жребия Свет не пожелал меня избрать, тогда меня подвергли старинному ритуалу обручения с Высшей силой. Что-то пошло не так, проводивший церемонию… сгорел. Тогда от меня отступились. Положение было шатким, я не вписывался ни в какие каноны. Не Избранник, не супруг Света, даже не паладин. Все были уверены, что такой Магистр погубит Храм, уничтожит все, что создавалось веками, и накличет Тьму на княжество. Но выбора не было, Свет возжелал видеть меня Магистром Храма. Никто не знал, что происходит…
— Искупление, неужели не понятно? Хотя, люди ведь забыли, кто был виновен в смерти Избранника тогда. Все верили в то, что безумный Темный убил младенца.
Иритис помолчал, потом фыркнул:
— Чего только не придумают, надо же! Обручение с Высшими… Зачем? Эти силы имеют лишь одно воплощение, и то — опосредованное: Избранников.
— Не знаю. Я получил титул Возлюбленного Света. И от меня все отстали, не мешая мне мирно гонять паладинов пинками по полю.
— Возлюбленного, фырк! Возлюбленного ребенка Света, так было бы точнее. И правильно, что никаких обетов Он не позволял на тебя навешивать, дети должны воспитываться свободными. А после? Когда ты сам этого пожелал?
— А я и не пожелал, — усмехнулся Бертау. — Вернее, мне пришлось. В борделе Магистру Храма делать нечего, да и нет у нас его поблизости. А когда вокруг ходят полуголые паладины обоих полов…
— Угу, а еще статуя, вся такая изящная, в саду, — тихонечко фыркнул демон.
— Статуя оказалась решающим фактором, — согласно кивнул Магистр.
— Ты ее сам в свою комнату перетаскивал, или кто помог? — стараясь не смеяться, представляя себе это зрелище, пробормотал Иритис.
— Четверо паладинов помогли. Решили, что раз уж Магистр такой странный, почему бы ему еще и в статую не влюбиться.
Иритис притерся к нему поближе. Элесигнат, словно орган, вибрировал и пел, купаясь в волнах смешавшихся сил Высших, и демон, привычно настроенный на замок, ощущал его и эти волны. Сдерживаться не было сил и желания. Не хотелось даже думать, что было бы, не попади он под резонанс и сумей закрыть свое сердце.
— В эту статую невозможно было не влюбиться. Такая улыбка, — Бертау очертил кончиками пальцев губы Иритиса. — Учился целоваться именно со статуей.
Демон выгнулся, словно от удара молнии, застонал, поймал губами пальцы паладина, принимаясь вылизывать их. Магистр смотрел, как мелькает теплый влажный язык, прижимал демона к себе все плотнее, чувствуя, что уснуть у них еще долго не получится. Момента, когда их тела соединились, он, кажется, даже не заметил. Жарко ему стало с первого же прикосновения язычка и острых клыков к пальцам. Иритис медленно покачивался, извивался, как змей, и выстанывал дрожащим голосом что-то на незнакомом Бертау языке. Магистр ловил его облик какими-то смутными нечеткими обрывками. Было слишком хорошо, чтобы вглядываться куда-то, вслушиваться. Медленно, неспешно, как и грезилось ему когда-то, оба восходили к вершинам наслаждения. Лишь когда движения Иритиса стали рваными, а вместо слов из горла рвались только стоны, Бертау крепко взял его за бедра и задвигался сам. И в этот раз все даже чувствовалось как-то ярче и острее при одной мысли: первая почти что брачная ночь. Хотя почему «почти». Это и есть их первая брачная ночь. Иритис предложил, а он сказал «да», Свет подтвердил его выбор. Эта мысль была последней связной в голове Магистра.
Очнулся он уже утром, крепко прижимая к себе демона, не давая тому даже шевельнуться лишний раз. Иритис и не шевелился, он спал, забавно приоткрыв рот. Распухшие, искусанные губы, следы на шее, плечах, бедрах, измученное, но счастливое лицо. И не проснулся, видимо, очень устал. Бертау укутал его потеплее, подсунул подушку, чтобы демону спалось слаще, и поплелся умываться. Следовало решить несколько насущных вопросов. И первый из них — что делать с демоном? Забрать его с собой в Фервинт он пока не мог. Банально было некуда. В Храме ему принадлежала крохотная келья, своего было только нательная одежда, большего и быть не могло. Куда привести мужа? Сказать, что обручился? Муж из земель Темных… Оставить преемника и вернуться сюда? Потребуется несколько лет. Согласится ли Иритис столько ждать? А он сам — выдержит столько времени вдали от демона?
Бертау тяжело вздохнул: что же делать? Привести супруга ему некуда, оставить его он тоже не может. Это же с ума сойти — столько дней пути вдалеке от Иритиса. И столько лет. Нет-нет, он не сможет. Только не сейчас, когда его первая и, как оказалось, единственная любовь нашлась, рядом и принадлежит ему! Что же делать… Может, выбрать преемника из тех, кого взял с собой? Брал ведь лучших из лучших! К примеру… К примеру. Арис? Нет, уже не подойдет. Тенья? Или кто-то из полусотни. Или сразу Тенья? Выбравшая Свет после снятия обетов. По доброй воле отказавшаяся от мирской жизни и свободы воли. Она будет прекрасным Магистром. Лучше чем Бертау, во всяком случае. Можно и даже нужно спросить совета у Света, отзовется ли только Высший?
Он сосредоточился и воззвал, как звал раньше в молитвах.
«Дай мне совет».
Ты ведь знаешь, что вернуться придется, чтобы передать Тенье регалии Магистра.
«Но разлучиться с ним на две недели и на четыре года — большая разница»
О, дитя, еще какая. Ты узнаешь это сам. Теперь ты счастлив и свободен.
«Но ведь ты не оставишь меня?»
Как может отец оставить своего сына? Даже если сын этот уже вырос и даже обзавелся супругом.
Бертау улыбнулся и поспешил вернуться к своему сонному и теплому демону. Пусть он не знал своих родителей, сказанное Высшим сейчас согрело его сердце. Может, потому ритуал обручения Бертау и не сработал, что Свет выбрал его не Возлюбленным, а своим духовным сыном?
— А ты все так и спишь, — Бертау обнял Иритиса, не удержавшись.
— М-м-м… нет, я не сплю, — сонно прошептал демон, не открывая глаз. Зато к его губам потянулся, будто стрелка компаса.
Бертау поцеловал, после чего вспомнил, что у него дела.
— Спи, счастье мое бесхвостое, мне пора заниматься обязанностями Магистра.
Он не был уверен, услышал его Иритис или нет. Поэтому нацарапал записку и оставил ее у изголовья постели, а сам поспешил узнать, не прибили ли друг друга в порыве страсти Избранники. Вышел из комнаты… и не узнал замок. Мрачные серые стены засверкали полированным камнем в свете магических светильников, источающих уже не тускло-багровый или синеватый, а яркий и теплый желтоватый свет.
— Чувствую, у кого-то все сладилось… — пробормотал он, усмехнувшись.
15. Предложение Мары
Когда все были заняты встречей Избранников, все взгляды притягивало сияние вокруг них, глаза Мары искали совсем другое лицо. Узнала она советника по выбившейся из-под плаща косе. Ни у кого здесь больше не было такой толстенной серебряной плети. И он тоже искал ее, во всяком случае, глазами шарил по толпе. А Мара, сделав к нему пару шагов, вдруг замерла, ссутулилась. Да что она себе вообразила, дура? Разве может быть нужна нищая девица далеко не благородного происхождения, да еще и рыжая, что, как известно, к беде, целому военному советнику князя? Девушка почти уже развернулась, когда ее крепко обняли.
— Ждала? — выдохнул он ей в ухо.
И Мара потянулась к нему, обхватила руками склоненную шею, не замечая, что царапает себя острыми краями доспешных пластин.
— Да.
Он улыбался ей, обнимая.
— Волновалась?
— Хотела шкуру с твоего хвоста ободрать за то, что пропал.
— Я пожертвую хвост. Через пару дней.
— Не надо, мне… Мне не нужен хвост, вернее, один хвост — не нужен, только в полном комплекте с хозяином… — Мара краснела, бледнела и запиналась, куда подевалось ее хваленое красноречие!
— Насколько нужен? — улыбнулся наг.
Мара вспомнила: у нагов женщин очень мало, и, хотя они и не являются матриархальным народом, нагини имеют большое влияние. А еще — всегда сами выбирают себе мужчин. Конечно, она не нагиня, а всего лишь человек, но Шес первым к ней с таким предложением не подошел бы. Не то воспитание.
— Очень нужен.
— Тогда… — он слегка смутился. — Ты… Согласилась бы?
А она смотрела в его лицо, удивляясь этому беспомощно-растерянному выражению, отразившемуся только в его глазах. Такой сильный мужчина — и такой… Ему не подходило слово «робкий», «нерешительный». Он был отражением Мары. Нежное нутро и стальной панцирь поверх.
— Согласилась бы сплести хвосты, — она чуть улыбнулась, это было забавное выражение нагов, — или устроить гнездо?
— Сперва сплести хвосты. А потом и гнездо… — он поцеловал ей руку.
Мара подумала, потом подумала еще крепче, потом плюнула на все мысли и тряхнула волосами:
— Да, Шес из гнезда Шсирсш, я согласна сплести с тобой хвосты.
Он сгреб ее, прижал к груди, целуя,. Все ахнули и разразились шушуканием, большей частью одобрительным. Ну, как — все… Кто смотрел на них, а не на светопреставление, устроенное князем и Лигео. А потом Шес поднял ее на руки и зашагал в замок.
— До официальной церемонии я не смею даже просить о чем-то… — советник выглядел грустным. — Но хотя б еще один поцелуй?
Маре стало смешно: Шес так напоминал своего князя, что, впрочем, было совсем неудивительно.
— Только один, — согласно наклонила она голову.
Принес ее советник в свои покои, сдержанно, но вместе с тем дорого украшенные. Там они могли остаться наедине. И поцелуй можно было принять смело, насладиться им, не ожидая никаких посторонних глаз. Нет, Мара не боялась, что он переступит черту и потребует большего. Только не наг. Он так трепетно держал ее ладошки в своих, так бережно обнял, целуя, что прервать это действо Мара не решилась, увлекаясь им все больше и больше. Отступил сам Шес, очнувшись.
— Ты чудо… Настоящее чудо, Мара.
«Кивай и соглашайся», — твердила ей выученная на улице и в приюте мудрость. Похвалы так редки. «Да уж, чудо», — фыркало что-то внутри, привыкшее разбирать ее промахи по косточкам. Мара заткнула оба фонтана, улыбнулась:
— Спасибо, Шес. Ты тоже.
— Как только выпадет возможность, сразу же заключим наш союз. Каким бы ты хотела это все видеть?
— Я плохо знаю законы нагов, да и законы Карайта тоже еще не успела изучить от и до. А в Фервинте нет подобного разделения, там сразу заключается брак.
— И мы можем безо всяких церемоний, сразу, — согласился наг.
— А ты не боишься разочароваться? Я не самая добродетельная женщина, — Мара серьезно уставилась в глаза советника.
— Нет, не боюсь, — взгляд нага был полон нежности.
— Ну откуда тебе знать, что я… м-м-м… не ради денег или титула? Или ты как Иритис, мысли читаешь?
— Нет, я читаю то, что говорят твои глаза.
Мара смутилась и отвела взгляд. Знать бы, что они там такое разболтать успели, ее глаза! Шсирш принялся снимать доспехи, поводя плечами и чуть морщась.
— Ты ранен? — тут же обеспокоилась девушка. — Погоди, я сама. Меня учили, правда. Арис и Тенья. Я много чего умею, не только языком болтать.
Мара быстро и аккуратно отстегивала крепления и снимала части доспехов, отмечая глубокие вмятины, кое-где — рваные дыры в металле.
— Это все-таки была не прогулка. Благодарение Тьме, нас нашли.
— Скорей уж, Свету — нашел-то Магистр Бертау, — нервно хихикнула Мара, рассматривая заскорузлое от крови поддоспешное. — Это нужно отмачивать?
— Да, — кивнул наг. — Только аккуратней. Кровь моего народа не так проста, как человеческая.
— Ядовитая? — Мара отыскала в ванной комнате нужное, помогла нагу сесть на скамеечку возле ванны и принялась осторожно отмачивать присохшие к ранам одежки.
— Не совсем. Магически нестабильная. И, говорят, еще и афродизиак.
— Шес, я в магии разбираюсь чуть-чуть больше, чем в драгоценностях. А в них — ровно настолько, чтоб отличить золото от меди. Мне… Ну-ка, не вертись! Тише, больно не будет, обещаю.
Наг развеселился, но покорно поддался ласковым рукам невесты. Больно она в самом деле не сделала, тонкие пальчики сняли поддоспешное, потом сорочку, потом наспех наложенные бинты.
— Надо, наверное, позвать лекаря? — обтирая раны по краю, спросила Мара.
— Нет, у меня хорошая регенерация, не нужно.
— Ага, знаю я эту отмазку! А потом лекари руки-ноги оттяпывают, потому что заражение пошло. Нет уж, я же не знаю, в какую часть твоего хвоста вот эта часть ноги превратится? А если в самую важную? Надо лечить!
— Ладно, ты — можешь полечить.
— Вот же упрямый змей!
— И не представляешь, насколько упрямый.
— Уж-ж-жасно упрямый! Как кшас. Да?
Наг дотянулся, поцеловал ее в щеку. Мара смущенно улыбнулась.
— Сиди, я сейчас принесу лекарства и наложу повязки. Я быстро.
— А куда ж я денусь? Жду.
Мара метнулась в лазарет, вернулась с целым лукошком лекарств и бинтов и ворохом советов от лекаря, как что промыть, чем намазать, если глубокое — зашить. Советник успел уложить человеческую часть тела на хвост и задремать. Будить его Мара не стала, принялась за дело так. Зашивать пришлось только глубоко вспоротое бедро, рана пришлась началом на конец старого шрама. Шсирсш даже не проснулся, так и проспал все время врачевания, только морщился изредка. Мара старалась шить аккуратно, но перемазалась в его крови все равно, да еще и уколола палец, машинально сунула его в рот — зализать. Кровь у нага была кислой, как сок вишни. И отчего-то словно хмельной.
«Забавно», — подумала девушка, но особого внимания не обратила. Потормошила жениха, ей нужно было, чтобы он вернулся в людскую ипостась, чтобы забинтовать бедро. Как-то она сомневалась, что с его змеиного хвоста повязка не слетит. Шсирсш потянулся и открыл глаза:
— Мара? Что такое?
— Обернись. Давай-давай, надо же забинтовать. Я даже не буду подсматривать, ну, почти.
Наг хохотнул и перекинулся, стиснув зубы, когда заныла потревоженная рана. Мазь с обезболивающими травами подействовала быстро, правда, стискивать зубы нагу пришлось уже по иной причине.
— Милая… Полегче. Пожалуйста.
— Прости, больно? — испугалась Мара. — Я не нарочно, Шес!
— Нет. Мне не больно.
— Тогда что… Ох, — девушка покраснела и отдернула руки от горячей кожи, старательно отворачиваясь. Хотя глаза косили, куда не следует, сами.
— И обвенчать-то некому.
— А Магистр? Или нужен обязательно князь?
— Или Магистр.
Однако магистр заперся в своей комнате с демоном, и ему явно было не до Мары с ее змеем. Девушке аж обидно стало, но она решила брать пример с Ариса и Ладдара, которые мужественно переживали накатывающие волнами Свет и Тьму, от которых все не только вставало и стояло по стойке «смирно», но и готово было заколоситься.
— Так что просто посидим… И… — Шес тяжело дышал.
У Мары сердце разрывалось, но как ему помочь так, чтобы не подставить под нарушение традиций, она не знала. Уйти?
— Шес, может… — язык не повернулся предложить оставить бедного нага в одиночестве. К тому же, он был ранен, и уйти она просто не имела права, вдруг ему станет хуже?
— Да, милая?
— Нет, ничего. Тебе нужно прилечь. Я посижу рядом.
Наг кивнул, держа ее руку и слабо улыбаясь. Шесу было видно, что она боится. Чего? Он не умел слышать мысли людей, как Иритис, но хорошо читал по лицам, таким подвижным и эмоциональным, в отличие от лиц нагов.
— Что-то не так, милая?
— Конечно, не так! Тебя ранили, это разве хорошо? — нахмурилась Мара. — Лежи тихонечко. И если вдруг поплохеет, сразу же говори, не молчи! А то знаю я вас, мужиков, герои все поголовно.
— Так ты из-за меня?
— О, Свет, ну конечно, я из-за тебя! Или, думаешь, мои слова про то, что я буду тебя ждать, были только словами?!
Наг поцеловал ее руку:
— Нет.
Мара не стала выдергивать ее, хотя очень хотелось: слишком странно отозвался в ней этот поцелуй. Сухие горячие губы. Что?
— Так, я ведь просила! — она пощупала его лоб, заглянула в глаза, бросилась разводить выданные лекарями зелья. - Пей, Шес, быстро!
Наг поспешно выглотал зелье. Ну, правда, ведь чувствовал, что становится нехорошо, и промолчал. Не хотел расстраивать. Да и непривычна ему была подобная забота, раньше никто над ним не сидел. Шес улыбался ей, чувствуя, как постепенно становится легче. От зелий, или от заботы, ему, если честно, было безразлично. Главное, что она не ушла. И он непременно попросит Магистра их обвенчать. И князя тоже.
Он так и уснул, прижав ее ладошку к своей щеке. Мара просидела еще немного, но вскоре ее тоже сморило.
Утро застало их в довольно компрометирующей ситуации: наг спал, нагло уткнувшись в грудь девушки, обнимая ее. Спасало только то, что Мара была одета. Что не помешало явившемуся Арису возмущенно зашипеть, как дикий сородич нага. Шес подорвался с постели, хватая оружие, с которым не расставался никогда надолго.
— Прикройся, змеюка! — еще возмущеннее вскинулся паладин.
Шес поспешил закутаться в покрывало, ссориться с… родичем? другом? Мары он не планировал. Арис, больше ни слова не говоря, поднял девушку и унес в ее комнату. Должен же хоть кто-то в этом бедламе проследить за порядком и приличиями? Он чувствовал себя виноватым в том, что упустил Мару из виду вчера.
— Арис, я… Прости, мы…
— Он ничего не сделал? — отрывисто спросил паладин.
Мара замотала головой и всхлипнула:
— Он жениться предложил.
— Предложил — это пока еще не женился. Мара, ты же умная девочка, самая разумная из нас тут всех взятых…
— Ему было плохо! Я не могла оставить его в одиночестве, неужели не ясно?!
— Хорошо. Поговорим с Магистром. Послушаем, что он скажет по поводу твоего хвостатого.
— Магистр мне что, папочка? — Мара глубоко вздохнула и взяла себя в руки. — Арис, для меня авторитет только ты, как названный брат.
— Тогда я поговорю с нагом. А ты… Сама что скажешь?
— Я… кажется, я… люблю его…
Арис вздохнул:
— Любишь, значит. Хорошо. Я пойду. А ты пока побудь тут. И подумай.
Над чем ей думать, Мара поняла и без уточнений. И прилежно принялась раскладывать по полочкам свои чувства и мысли.
«Он красивый. Сильный. Сдержанный. Умный… наверное. Но он воин, и в любой стычке может погибнуть. А чего я хотела? Лавочника? Не-е-ет, меня всегда привлекали именно такие».
Арис же напирал на Шеса:
— Ты сможешь обеспечить ей достойную жизнь? А любовь? А семью?
Наг бесстрастно кивал, отвечал короткими «Да» почти на все вопросы. Князь не скупился на оплату службы своим рыцарям, а уж Шесу и подавно стоило только намекнуть — и к его услугам была вся сокровищница Элесигната. В разумных пределах, конечно. О том, что человеческая женщина может иметь детей от нага, было известно уже давно, и он был уверен, что Мара подарит ему дочь, самое драгоценное, что только может подарить женщина супругу.
Паладин еще немного попытал нага, потом сдался:
— Я разыщу Магистра.
— Ты ее родич? — за все время беседы это было самое длинное предложение, которое произнес наг.
— Брат, — отрезал Арис.
— Хорошо, — кивнул Шес, — я приду к тебе с дарами. Хотя она и так выбрала меня.
— Как полагается по традициям. Мне стоит что-то сделать?
— Не оставлять ее одну до церемонии. Остальное я сам.
После этого разговора Арис, схватив Ладдара и Мару, окопался в библиотеке, поглощая книги об обычаях нагов. Вернее, читал Ладдар вслух, Арис, к собственному стыду, читать умел куда хуже, чем махать мечом. Обычаи были простыми, хорошо запоминающимися: невеста с родичем, передать из рук в руки на свадьбе жениху, традиционный выкуп возлюбленной в день перед самой свадьбой. Дары приносились не только родственникам невесты, но и ей самой, и это становилось ее личным имуществом, отобрать которое никто не имел права. Можно было подарить хоть драгоценности, хоть замок, хоть земли, чем дороже подарок, тем лучше.
— Звучит вроде неплохо, — решил паладин. — А отдаривать его я не должен?
— Здесь ничего не сказано. Вообще, судя по обычаям, это жених должен быть счастлив, что к нему снизошла невеста.
Мара смущенно хихикнула:
— Да? А мне уже начинает нравиться.
— Ну еще бы. На самом деле, у нагов просто очень мало женщин. И если ты родишь ему дочь, то твой Шес будет целовать землю, по которой ступала твоя нога, — заметил Ладдар.
— Я постараюсь. А она… С хвостиком будет? Змейка?
— Полукровки обычно наследуют тому, чья кровь сильнее. Кто знает, — пожал плечами ученый. — Может, и с хвостиком. Милаха будет, наверное.
— Даже не сомневаюсь, — Мара мечтательно улыбнулась.
16. Счастье для всех
К обеду из своих покоев выбрались все: и Магистр с демоном, и князь с Лигео. Последние были сонными и помятыми, Лигео дико смущался, но прятать следы прошедшей ночи даже не старался — было бесполезно. Магистр был, как всегда, строг и неулыбчив, оглядел пучок светлых котят, убедился, что все в наличии.
— Доброе утро. Желающие предаваться разврату в законном браке обнялись и подошли.
— А как же официальная церемония? — пискнул Избранник. — Мы столько готовились! И людям нужен праздник. Нет-нет, Магистр Бертау, погодите. Арис! Мара! Я ведь даже кольца вам приготовил!
— Кольца? — растерялся Арис. — Да… Кольца ведь…
Ладдар прижимался к нему и краснел. Мара тоже смущалась, поглядывая на Шеса.
— Официальная церемония через час, — очень спокойным тоном сказал князь, хотя глаза его смеялись.
И все сорвались с места, словно наскипидаренные.
— Молодость, — вздохнул Бертау. — Когда-то я тоже таким был. Шестьдесят лет назад.
Иритис хихикнул и прикрыл рот рукой.
— И это мне говорит юноша тридцати лет!
— Мне семьдесят три, — Бертау усмехнулся и привлек его к себе.
— Тридцать. Ни днем больше не будет, пока я жив.
— Тогда жить тебе придется очень долго, — Магистр поцеловал его.
Князь кивнул, глядя на них, и отправился отдавать распоряжения насчет праздника. Все давно готово, сколько же можно откладывать? Лигео должно понравиться, это самое главное.
— Пойдем, — кивнул Магистр. — Надо доспехи почистить. Все-таки праздник.
— А ты собираешься венчать их в доспехах? — удивился демон. — Разве облачение Магистра ты не захватил?
Бертау досадливо вздохнул:
— Я его ненавижу. Я в нем похож на золотого павлина, очень злобного при этом.
— Идем, покажешь. Я могу кое-что поправить, — ухмыльнулся Иритис.
Облачение Магистра Храма Света представляло собой тяжелую от камней золотую негнущуюся робу, больше напоминавшую броню.
— Вот, — Бертау ткнул в подол, волочащийся за робой, как хвост за павлином. Черноволосый, бледный от недостатка солнца Магистр в этой робе выглядел как исчадие Тьмы, зачем-то всунутое в церемониальное одеяние Света.
— Вот так и стой, любовь моя, так и стой. Можешь глаза закрыть, — снова хихикнул Иритис. Работать с чистой силой Хаоса ему всегда было привычнее в родном облике, поэтому через миг, которого демону хватило, чтобы сбросить свою хламиду, перед Магистром стоял однокрылый юноша, растирающий ладони, все ярче полыхающие тревожным багровым светом.
— А что ты делать-то будешь, Свет мой?
— Ну какой же я тебе Свет, — откровенно расхохотался Иритис. — Увидишь, Бертау, увидишь. Закрой глаза!
Это уже прозвучало, как приказ. Магистр послушно зажмурился.
Первым делом Иритис лишил мантию большей части украшений. Просто провел рукой по ткани, и камни осыпались на шкуру, как желуди с дуба. Там, где они были нашиты, оставалась гладкая основа. Драгоценности остались лишь на рукавах неширокой каймой, да на вороте — полукругом, как нагрудное украшение. Следующим, что демон сотворил, был безжалостно обрезанный подол, мантия стала строго по щиколотку со всех сторон. Ну и финальным штрихом было изменение самой ткани. Вместо негнущейся тяжелой золотой парчи — белоснежный бархат, легший мягкими складками. Теперь Магистр выглядел намного лучше, может быть, до благостного сияния Света и не дотягивал, но и нахохлившимся вороном, обсыпанным драгоценностями, больше не казался.
— Возлюбленное дитя Света, как ему быть полагается. Люди все же забыли каноны, — констатировал демон. — Так ты мне нравишься еще больше. Смотри.
Он взмахнул рукой, превращая одну стену в комнате Магистра в чистейшее серебряное зеркало.
— Ого, — оценил Бертау. — Вот это я понимаю — торжественное облачение.
— Я рад, что тебе понравилось. Так, раз ты готов, стоит и мне поспешить.
— Уже не терпится увидеть…
— Боюсь, ты будешь разочарован. Конечно, я имею право выйти в регалиях герцога Кстар, но… — Иритис передернул плечами, расправил и сложил крыло. — Но не с одним крылом.
— Я не буду разочарован, даже если ты одним этим крылом и прикроешься, выходя… Хотя далеко все равно не уйдешь.
— Зачем же пугать народ, — снова развеселился демон. — Не стоит. Что ж, пусть будет так.
Одежды герцога демонского домена были на удивление просты: длинная туника с пришнурованными узкими рукавами, из светло-серого шелка, препоясанная серебряным поясом из прямоугольных филигранных звеньев с густо-багровыми камнями. И тяжелый длинный плащ из темно-серого короткого меха, неизвестного Магистру, заколотый на плече серебряной же фибулой с выложенным багровыми карбункулами вензелем.
— Ты прекрасен, — искренне сказал Бертау. — Как та статуя, только живой.
— Благодарю, — церемонно склонил голову Иритис. — Можем идти. Покажу тебе, где у нас обычно венчают пары.
Магистр двинулся за ним, на ходу обретая приличествующее величие и спокойствие, проговаривая слова, которые предстояло произнести.
Венчальная капелла оказалась семиугольной площадкой, окруженной колоннами и покрытой куполом, схожим с тем, что был над оранжереей Элесигната. Вместо привычного Бертау алтаря там был грубо обтесанный валун — странно-полосатый, скорее, даже узорчатый, черно-белый.
— И где мне нужно стоять при венчании пар?
— На восточном луче, конечно. Он здесь единственный четко направленный. Вот этот, — указал демон.
— Хорошо, — магистр встал на указанном месте.
Поток силы от алтаря он ощутил почти сразу. Той самой, что не разделялась на Свет и Тьму, что он чувствовал в Иритисе и в самом замке Элесигнат. Бертау глубоко вздохнул. Сила не была враждебной, что успокаивало. Хаос. Не самое плохое, что может быть на свадьбе.
— Хаос — первооснова всех сил. Изначальное Сущее, как его называют в летописях нашего народа, — негромко заговорил демон. — Он старше Высших, но в дела мира вмешивается редко, я сказал бы, что не вмешивается вовсе. Потому как Его воля приводит обычно к устранению всей разумной жизни, кроме Его детей.
Магистр кивнул:
— Что ж… Жаль, что нас с тобой никто не может связать, кроме нас самих.
Иритис подошел к алтарному камню, коснулся его края.
— Всеотец, услышь меня, смиренного. В руках твоих нить судьбы моей, дыхание мое. Бесстрастен ты и справедлив. Благослови отныне и вовеки связать две нити в одну…
Он не успел договорить, как вскрикнул и упал на колени, не отрывая ладони от алтаря.
— Иритис, — Бертау на какой-то момент испугался за демона.
— Руку… дай руку, — прохрипел тот.
Магистр сразу же потянулся к нему. Хаос подавлял. Это единственное, что он мог сказать, почувствовав на себе мощь этой силы. Его будто разобрали на части, на мысли и поступки, просеяли через мелкое сито и промыли в десяти водах, отделяя зерна от плевел. И собрали воедино, но уже каким-то другим, самую малость — но другим.
Да будет так!
Бертау ошеломленно смотрел на Иритиса:
— Что…
— Уже все, мой драгоценный супруг, — устало, но счастливо выдохнул тот.
— Нас обвенчали? — уточнил магистр и сгреб демона в объятия.
— А ты ждал чего-то другого? — Иритис распластался по его груди, усталый, словно после долгого сражения.
— Нет, что ты, — Бертау прижимал его к себе как величайшую драгоценность.
От замка к капелле направлялась процессия во главе с князем и Лигео, так что объятия пришлось оставить на потом, поправить одежду и принять благочестивый вид. У Магистра чесалось запястье и выше, это немного сбивало и раздражало. Он украдкой посмотрел, что там такое.
— Э… Татуировка?
— Брачный рунный браслет, защита и связь, — пояснил Иритис. Приподнял свой рукав, показывая краешек такой же татуировки на своем запястье.
— Потом расспрошу, — пообещал ему Магистр и встретил приближающихся ласковой улыбкой.
Сама церемония была короткой, да и чего тянуть, если все уже давно все решили? Магистр воззвал к Высшим, те явили свою волю, связав запястья брачующихся золотыми лентами, растаявшими через миг, и видимыми свидетельствами брака — золотыми кольцами, которыми новобрачные обменялись. И отступили в сторону, освобождая место для следующей пары.
Ариса и Ладдара обвенчали быстро, Бертау не были нужны доказательства их взаимной любви, он их невооруженным глазом видел — ауры паладина и ученого сплетались в единое целое, как только они подходили друг к другу на расстояние протянутой руки. Все нужные слова магистр едва ли не скороговоркой пропел, узрел две такие же золотые ленты, радуясь за свершившийся выбор своего воспитанника. Впрочем, они оба были его воспитанниками.
И наступил черед Мары и Шеса. Здесь уж торопиться никто не стал, хотя и медлить тоже. Князь с нагом отошли в одну сторону, Арис взял под руку названную сестренку, которая была чудо, как хороша в простеньком белом платье и рыжем своем плаще. К нагу он подвел ее медленно, Мара почти висела на нем, ноги подгибались от волнения.
— Примешь ли ты, сестра моя, в мужья этого нага?
— Да, — решительно кивнула Мара.
— Клянешься ли ты любить и почитать ее? — сурово посмотрел на советника паладин.
— Клянусь, — Шес только что хвостом не затрепетал, за неимением оного в людской ипостаси.
Арис вручил ему Мару, девушка сразу оперлась на нага. Тот посмотрел на князя, получил утвердительный кивок и сказал так громко, чтобы слышали все:
— Моей невесте я дарю Гнездо-на-Скале и земли, прилегающие к нему, на десять лиг окрест. И вот это. Красота твоя затмевает красоту камней, но позволь им сиять на твоей коже, словно роса под белой луной.
Наг принял от кого-то из слуг большую плоскую шкатулку, открыл ее и принялся украшать Мару ожерельем, венцом, браслетами из красного золота с лунными камнями, жемчугом и голубыми, под цвет ее глаз, топазами. Мара побледнела. Замок и земли… Ей… Сироте из приюта. Когда Ладдар читал им об этих обычаях, ни один из них даже не подумал, что наг в самом деле может подарить что-то такое ценное. А, судя по названию, замок — его вотчина. Бертау тихо что-то произнес, девушку окутала легкая дымка Света, придавая силы.
— Подойдите, — позвал Магистр. — Ближе.
Шес повел обмирающую от бури чувств Мару к алтарю, почтительно склонился перед Магистром, рядом с которым встал и его князь.
— Благословляю союз двух любящих сердец и призываю благословение Света, — Магистр окутался сиянием.
— Благословляю на долгую жизнь, да пребудет с вами милость Тьмы, — продолжил Элеин, и Тьма отозвалась ему.
— Да пребудет с вами благословение Всеотца, — неожиданно добавил демон. — Оно вам понадобится.
Черные и золотые ленты оплели запястья новобрачных и растаяли.
— Ну, целуй жену, что стоишь, — подмигнул другу князь, полюбовался на то, как наг обнимает и целует Мару. Потом объявил о начале праздника и повел Лигео и всех, кто желал, вниз, в долину.
— Мара, девочка моя, я надеюсь, что однажды в вашем доме зашуршат маленькие хвостики, — улыбнулся Магистр.
— А что ты имел в виду? — спросил Бертау, когда счастливые новобрачные ушли на праздник.
— Твоя Мара ведь не светлая. И не чистокровный человек. Почему я этого не увидел раньше? В ее крови течет капля нашей, демонской. Малая капелька, но она есть.
— Тогда благословение и впрямь понадобится. Что ж… Ты, наверное, на праздник хочешь?
Демон покачал головой:
— Не особо. Я никогда не любил шумные праздники.
— Тогда можем просто посидеть в библиотеке.
Иритис просто протянул ему руку и улыбнулся.
— Понятия не имею, что будет дальше. Тенье придется пройти обучение в Храме, я должен быть ее наставником три года, как минимум.
— Я поеду с тобой. Найдется в Храме закуток для одного старого книжного червя?
Бертау кивнул:
— Несколько лет мы потерпим.
Здесь ключевым словом было «потерпим». Иритис только смешливо прищурился: он терпеть был не намерен. Проникнуть невидимкой в комнату Магистра? На раз крылом махнуть. Проникать туда каждую ночь, а без этого их венчальная связь будет напоминать о себе весьма болезненно, уже труднее, но возможно.
Бертау отвел его в библиотеку, уселся на диван, прижимая к себе. Еще подержать в объятиях, пока есть такая возможность. А тот и не думал противиться, скорее, наоборот, льнул всем телом, не обращая внимания на ограненные камни оплечья, впивающиеся в щеку, которой он прислонялся к плечу Магистра.
— Время, когда я не смогу обнимать тебя в тот же миг, как мне этого захочется, будет мукой, — признался Бертау.
— Оно пролетит быстро, — пообещал Иритис. — Всего лишь три года.
Бертау поцеловал его. Три года. Вечность.
— Я обещал расспросить тебя, — отвлекшись от поцелуя, хотя — видит Свет — ему совсем не хотелось прерывать столь увлекательное занятие, сказал он.
— О татуировке? Это традиция демонов. Вязь невидима для других, если ты того захочешь. Включает в себя сплетение нескольких защитных рун и является свидетельством нашего брака.
Магистр кивнул — что-то такое он и подозревал.
— Займись сбором вещей, Иритис. Завтра на рассвете отправляемся. Увидишь наш прекрасный Храм… И мои «роскошные» покои.
Демон удалился в свою комнату и там замер, пытаясь сообразить, что же ему собирать. Пара сорочек, пара штанов, сандалии на лето — вот и все его вещи. Он рассмеялся, глядя на это «богатство», разложенное на кровати. Когда-то у него был свой замок, не уступающий Элесигнату по красоте и роскоши. Когда-то… недавно по меркам демонов. Четыреста лет назад.
Бертау переоделся из парадного облачения в простую повседневную одежду. С утра он наденет доспехи, а там дорога обратно. Храм. Но он больше не будет один. Никогда. От этой мысли ему хотелось петь, не привычные, набившие оскомину каноны Света, а что-нибудь разухабистое и самую малость непристойное. Он даже вполголоса затянул одну песенку, мало приличествующую образу наисветлейшего паладина. Смутился, замолк, рассердился сам на себя: да что же он, даже этого себе позволить не может? А в Храме тогда и мужа поцеловать не сумеет, все будет опасаться, что увидят-услышат? И загорланил что-то про короткие юбки уже на половину коридора.
Шарахались даже темные рыцари, что уж о паладинах говорить. Они, бедолаги, и так считали, что Магистр тут, в гнезде порока и разврата, совсем с ума сошел, каждый день же с Избранником Тьмы якшается.
— Совсем плох…
— Из ума выжил…
— То со статуей целуется, то теперь это…
Как согласовать внезапную молодость Магистра, паладины и вовсе не знали. Не приучены были критически мыслить, что поделаешь. Бертау только посмеивался, стоя в дверях зала. Потом помрачнел: придется за три года многое изменить и в Уставе Храма, и в традициях. Иритис говорил правду, раньше паладины не приносили строжайшие обеты все поголовно. Нужно оставить Тенье «чистый» храм. Интересно, она ведь станет первой женщиной-Магистром. Кандидатуру никто не оспорит, а он, поразмыслив, не нашел среди собратьев никого достойнее.
— Да, нужно подумать…
Паладины примолкли, сообразив, что Магистр уже здесь. Бертау кивнул им и развернулся. Женщина-Магистр… Любопытно. Если с нее потихоньку снять большую часть ее покровов, уча чувствовать, решать без приказа, станет ли она лучше него самого? За этими мыслями Бертау добрался до библиотеки.
Иритис нашелся в своем любимом уголке, но не читающим, как обычно. Демон рассеяно поглаживал по корешку лежащую на коленях книгу, уставившись в огонь. Течение его жизни, никогда не бывшее особенно бурным, сделало в прошлом лишь один крутой поворот, скорее, это даже был порог. Смерть Элая-Ваятеля, друга, почти брата от его руки стала страшным испытанием для Иритиса. Его чести, совести и верности. Казнь уже была не так страшна. Он едва не умер после нее, Элеин выходил его с большим трудом, забрал в Элесигнат.
Бертау присел рядом, ничего не говоря, взял за руку, думая о своем. Что делать, как делать. Иритис прислонился виском к его плечу, прикрыл глаза. Даже простое присутствие рядом паладина приносило его душе новые силы, тихий покой и умиротворение. Бертау поцеловал его в макушку:
— Поселю тебя в библиотеке Храма. Тебе там понравится — тепло, спокойно, много редчайших свитков, камин, грустный Магистр в обнимку со статуей.
— И толпы послушников, таскающиеся то ли за знаниями, то ли поглазеть на демона, — смешливо фыркнул Иритис. Хандра его поблекла и пропала.
— Зачем говорить, что ты демон?
— Бертау, ты меня удивляешь. Неужели среди всей братии не сыщется никого, кто узнает во мне меня?
— Как знать… Если и сыщется — буду гонять.
— Зачем гонять? Пусть приходят, буду учить их древним канонам, которые люди уже позабыли.
Бертау кивнул:
— Да. Это звучит неплохо.
В долине Элесигната шумел праздник, его отголоски слышались даже здесь, в самом замке. Суровая громада из серого камня, слушая, как празднуют люди, незаметно вздыхала всеми балками и перекрытиями. Наконец, через четыреста лет, в нее вновь пришло счастье.
Ночь опустилась на горное княжество Карайт, морозная, тихая и многозвездная.
— Ты счастлив, любовь моя? — спрашивал, перемежая слова поцелуями, князь.
Лигео кивал, обнимая его, не зная, как выразить словами то, что было внутри. Ради встречи с ним князь-полудемон пережил четыреста лет одиночества и множество потерь. И счастье Лигео сейчас состояло из его счастья, ведь они стали одним целым. А еще он был рад тому, что почти все, кто приехал с ним сюда, нашли свое счастье. Даже Магистр Бертау, что казалось и вовсе невероятным. Откуда-то он знал, что все будет хорошо и у них с Элеином, и у остальных. А если для этого им с Избранником Тьмы придется немало потрудиться… Ну, что ж, так тому и быть.
The End