Студенческая практика на Индигирке

 
Предисловие

Вот уже около двух недель два друга – Михаил и Юрий, студенты 3 курса Ленинградского института водного транспорта (ЛИВТ), ожидали направление на суда СЗРП для прохождения плав.практики. Работа на море, особенно на судах загранплавания, для студентов-очников, еще овеяна ореолом романтики: дальние страны, южные красавицы, новые впечатления и флер принадлежности к морской касте, на который так падки молодые девчонки, и который так тешит самолюбие. Друзья ожидали направление как раз на суда загранплавания, но виза все не приходила, приходилось ждать. За эти дни они уже несколько раз были в деканате, но ничего определенного не узнали. Друзья пили пиво в одном из пивбаров на Среднем проспекте Васильевского острова. Решение поехать на практику без направления, на свой страх и риск, пришло неожиданно, между 2-й и 3-й кружкой пива и было с энтузиазмом принято друзьями. На следующий день, не теряя времени, друзья сходили в деканат и получили «добро». Место будущей практики выбирали недолго – решили ехать как можно дальше, чтобы и мир посмотреть и заработать, с учетом северного коэффициента. Самое дальнее место практики, куда направляли от института, оказалось пароходство на «Белой горе», в среднем течении Индигирки, на севере Якутии. Неожиданно дорогими оказались билеты на самолет: 160 рублей в 1980 году, о котором идет рассказ, было больше средней зарплаты инженера. К счастью помогли родители, и через несколько дней друзья уже летели в самолете, в далекий незнакомый им край, навстречу неизвестности. Естественно денег на обратный билет у них не было. С юношеским максимализмом, они даже не допускали мысли, что все вакантные места уже заняты, штаты укомплектованы, и в пароходстве для них мест нет. Время полета от Москвы до поселка Чокурдах – было около 9 часов, и еще 2 часа – от Чокурдаха до поселка Белая Гора. Было время подумать, собраться с мыслями. Внизу были видны  прямоугольники лесов и полей, с четко очерченными краями, змейки рек и ниточки дорог. Если присмотреться, можно было увидеть и букашки – машины. Высота не пугала, она завораживала и настраивала на философский лад. Мелкие бытовые проблемы уходили на второй план. Хотелось думать о чем-то большом, глобальном: об окружающем нас мире, о месте которое мы занимаем в этом мире, о смысле жизни. После Урала пошли сплошные леса с редкими лентами рек и пуговицами озер. Только когда летишь на такие большие расстояния, начинаешь понимать, насколько огромна наша страна, насколько неистощимы ее ресурсы и потенциал. И широта души русских людей – следствие огромных просторов нашей страны и ее неограниченных возможностей.
В Чокурдах прилетели под вечер. Было светло, хотя, как, оказалось, светло было и утром и днем и ночью: в это время года солнце не опускается ниже горизонта, поэтому, когда просыпаешься и смотришь на часы, то не сразу можешь понять это утро или вечер. Ждать самолет до Белой горы пришлось 2-е суток – желающих лететь на Белую Гору, было мало, даже с учетом того, что АН-2 берет на борт только 10 пассажиров. Только сейчас друзья почувствовали, как далеко они оторвались от цивилизации. Если встать к поселку спиной, чтобы не видеть немногочисленные деревянные дома на сваях, вбитых в вечную мерзлоту, то перед глазами, до самого горизонта,  расстилалась бесконечная тундра, и было понятно, что за горизонтом тоже простирается тундра и так до бесконечности. Появлялось ощущение космоса: та же бесконечность и безвременье, здесь ничего не изменилось за тысячу лет. Особенно это ощущение острое после огромного, но тесного для людей мегаполиса, с отравленной, искусственной средой обитания.

Глава 1 ( Начало работы)

В пароходстве очень удивились несанкционированному приезду двух студентов. Лимит для практикантов был исчерпан. Но и отправиться домой друзья уже не могли из-за банального отсутствия денег. Покупку таких дорогих билетов второй раз семейный бюджет не выдержал бы. Работу нужно было найти в любом случае, даже если эта работа будет никак не связана с судами и практикой. В отделе кадров пароходства вошли в положение, предложив пойти на компромисс и пройтись по судам самостоятельно: вдруг кому-нибудь требуется замена. В пароходстве было около 2-х десятков единиц флота, включая баржи и плавкраны. Практически на всех уже были студенты-практиканты из института. Навигация еще не началась ( в этих местах навигация начинается поздно и продолжается не более 4-х месяцев), и весь флот находился в затоне. Обход начали с самых, на вид, новых и больших судов. И тут повезло Юре: до института он окончил Речное училище, и мог работать штурманом. Штурман потребовался на совсем новом судне, всего год назад введенном в эксплуатацию. Судно называлось СПН-600, что означало – судно палубно-наливное, грузоподъемностью  600 тонн. Юра с ходу включился в работу по подготовке судна в эксплуатацию, а погрустневший Михаил, продолжил обход судов. С каждым судном надежда все больше таяла. Не зная, что и делать, и уже почти отчаявшись, Михаил присел на берегу, чтобы собраться с мыслями.
Лед недавно сошел, но кое-где еще оставались островки пористого, покрытого твердой коркой наста, снега. Причальных стенок, у которых обычно стоят суда, в этой глуши не было. Суда стояли на якоре недалеко от берега, а некоторые просто были привязаны к толстым стволам деревьев или «мертвякам» ( врытым глубоко в землю бревнам) за швартовный канат. На них можно было попасть по грубо сколоченным сходням. От здания пароходства к берегу вели тропинки, еще не просохшие от стаявшего снега, и истоптанные множеством ног. Люди, проходившие мимо, не интересовались почему так долго сидит на берегу молодой парень. Некоторые здоровались, но большинство, молча, проходили мимо. Стал накрапывать дождик. Дело шло к вечеру. Скоро закончится рабочий день и люди разойдутся по домам, кто-то останется на судне для несения вахты. Но все они будут в тепле и под крышей над головой. А куда идти ему, Михаил не знал. Можно было попроситься переночевать в здании пароходства, но в лучшем случае где-нибудь на скамейке в коридоре.
Наконец какой-то парень, судя по одежде то ли моторист, то ли механик, вышедший на палубу плавкрана покурить, поинтересовался у Михаила, почему он так долго сидит на берегу. Узнав в чем дело, парень, неожиданно предложил попытать счастья на одном из буксиров, с которого, по его словам, сбежал моторист. Это было хоть что-то, и Михаил, поблагодарив и узнав куда идти, поспешил на буксир. Рабочий день заканчивался, и капитана уже не было на борту. На вахте был старпом – молодой парень, с уже обозначившимся «пивным» животиком и равнодушными глазами.
Он провел Михаила по буксиру. Буксир был грязный, плохо освещенный, и какой-то неухоженный. Было видно, что на судне нет настоящего хозяина, и команда – случайные люди, которых собрали на одну навигацию,  скорее отбывает повинность, и не следит за состоянием буксира, на котором им придется работать. После прикосновения к поручням и ручкам дверей, руки стали скользкими, и черными от машинного масла. Михаил шел за старпомом, и старался не касаться грязных переборок, чтобы не испачкать одежду. Спустились в машинное отделение, где в полутьме занимался ремонтом мрачноватый и неразговорчивый старший механик. Потом старпом показал Михаилу его каюту. В каюте был рундук, забитый грязной ветошью и стопка грязных матрацев на полу. Вместо вешалки в переборку было вбито несколько гвоздей. На этом меблировка заканчивалась. Помыться можно было только холодной водой, раздевшись по пояс у раковины в умывальнике – душ был сломан. Да, не о такой практике думал Михаил, когда летел сюда за несколько тысяч километров. Он, постепенно, начинал понимать, почему отсюда сбежал моторист, но делать было нечего – это все-таки лучше, чем остаться под открытым небом.
Рабочий день закончился, и Михаил решил сходить в пароходство, чтобы забрать свои вещи и с утра приступить к работе на новом месте. Но, прежде, чем зайти в пароходство, Михаил зашел к другу, посмотреть как устроился он, СПН-600 стояло недалеко от буксира. Друзья встретились, как будто не виделись много дней, и сразу стали делиться впечатлениями. У Михаила – в основном негативные, а у Юры, наоборот, сплошь -позитивные. Михаил узнал, что капитан на СПН-600 – лучший капитан пароходства, у него всегда лучшие рейсы и, каждый месяц премии. Судно – ухоженное, чистое, в эксплуатации чуть больше года. « Кстати ты знаешь, что капитан твоего буксира – самодур», - спросил Юра, -  «Он избил кокшу, и теперь запер ее в каюте, чтобы она не сбежала, пока не пройдут следы от побоев, а моторист сбежал, потому что капитан гонялся за ним с ружьем». Настроение у Михаила испортилось окончательно. « А ты знаешь», - вдруг спросил Юра, - «У нас сегодня списали моториста за пьянку, и капитан завтра пойдет в кадры просить ему замену. Попробуй, может быть повезет».
«Господи, помоги мне», - подумал Михаил. Вопрос с зачислением в штат, решился на удивление быстро. Может быть,  капитану не хотелось идти в пароходство, а может быть, Михаил произвел хорошее впечатление. Михаил сбегал за вещами в пароходство, и, не заходя больше на буксир, вернулся на СПН-600, чтобы, с утра, приступить к работе на новом месте.

      Глава 2 (Первый рейс)
 

Через несколько дней СПН-600 вышло в свой первый рейс в эту навигацию. В этих местах практически нет дорог, все передвижения и доставка товаров – осуществляется по рекам:  летом - по воде, зимой – по льду. Везут продукты питания, товары первой необходимости, и, конечно же, бензин и спирт. Бензин и спирт – это универсальная валюта, причем бензин – предпочтительней. Если спирт можно купить в магазине, то достать бензин было намного сложнее. Водка в магазинах не продавалась, наверно потому, что зимой могла замерзнуть. Продавался питьевой спирт – 96 градусов, и почему то – вино «Тамянка». Может потому, что ее выпивали еще до зимы. Судно шло в верховья Индигирки – поселок «Мома» - конечный пункт в судоходной части Индигирки.
Дальше начинались совсем дикие места, куда могли добраться только охотники и рыбаки. Бассейны рек Яны, Индигирки и Колымы еще в начале прошлого века считались одним из самых неисследованных мест на Земле, и, многие ученые считали возможным встретить в этих местах неизученные племена. Если в низовьях Индигирки расстилается тундра, то в среднем течении царствует первозданная тайга, неизведанная и неисхоженная. Такое изобилие рыбы и зверя можно встретить только в таких местах, куда еще не добралась цивилизация. Об этих местах очень ярко и интересно рассказал писатель  Олег Куваев в своем романе – «Территория».
В среднем течении Индигирка спокойно и величаво несет свои воды. Там где берег низкий, река постоянно подмывает корни деревьев, и весною, в половодье, деревья падают кроной по течению, с вырванным, и задравшимся вверх, комлем. Зимой легко можно определить направление течения по стволам упавших деревьев. Редкие населенные пункты расположены вдоль Индигирки на расстоянии – 50-100 километров друг от друга. Иногда за целый день не увидишь ни одного поселка, ни одной деревни. Тайга расстилается на тысячи километров. Если углубиться в тайгу настолько, что не слышно журчание воды, то легко потеряться в этой заповедной глуши, где на сотни, а то и на тысячи километров, нет ни одной живой души. Тишина оглушает и давит на уши. Состояние не обычное и не привычное, особенно после большого города, где городские шумы сливаются и образуют естественный фон, такой привычный для городского уха. Судно везло в Мому не только продукты и товары первой необходимости, но и бензин и соляру. Жидкое топливо всегда было стратегическим грузом на севере. Все энергетические установки на севере работают на жидком топливе, и за время короткой северной навигации нужно успеть запастись им на всю долгую полярную зиму. В наше время контроль за приемом и расходом топлива – очень строгий. Замеры проводятся специальными сертифицированными датчиками, с учетом дифферента и крена судна, температуры топлива и специальных тарировочных таблиц. А расход топлива подсчитывается с помощью компьютерных программ, и выводятся на компьютеры технических суперинтендантов. Не буду дальше углубляться в специфику, чтобы рассказ не превратился в топливный отчет. Скажу только, что все равно топливо воруют, как и раньше. В то время, о котором я веду рассказ, на судно просто приходил замерщик топлива с длинной деревянной линейкой и лакмусовой бумажкой. Судовой механик зорко следил, с какого борта будут делать замеры. Если замеры делались с левого борта, то механик включал балластный насос и закачивал балласт в правые балластные танки, судно кренилось на правый борт и уровень топлива с левого борта уменьшался. Разница в уровнях давала возможность сэкономить для себя топливо. Вот почему на судне всегда стояло несколько бочек с бензином. Все знали об этих хитростях, но закрывали на них глаза – учет был слабенький, да и топливо стоило копейки. Охоту и рыбалку заменял бартер. Когда судно проходили мимо рыбаков, то меняли бочку бензина на мешок рыбы, когда встречали охотников, то за бочку бензина получали полтуши оленя или сохатого. Необходимости в охоте или рыбалке не было, и все-таки экипаж судна и рыбачил и охотился для души или, чтобы пощекотать нервы. Сейчас неприятно вспоминать такую, неоправданно жестокую охоту, в которой и Михаил и Юра принимали участие, или, как минимум, были наблюдателями. Но из песни слова не выкинешь. Единственным оправданием служит то, что так охотились все местные жители.
 

       Глава 3 (Охота)

Охота, в обычном понимании – это соревнование между человеком и зверем в ловкости, быстроте, выносливости и хитрости. Конечно шансы охотника всегда выше, благодаря технической оснащенности, но и у зверя остаются высокие шансы на выживание. В той охоте, которую я хочу описать, ничего этого не было. Скорее это было жестокое убийство, не вызванное необходимостью,  инстинктивное желание убивать, переданное от далеких предков на генном уровне. Наверно, под пластами гуманного воспитания и цивилизованных норм поведения, в человеке сидит древний охотник с его жаждой убийства.
Летом в тайге так много мошки и гнуса, что, со слов охотников, бывали случаи, когда сохатые задыхались – гнус и мошка забивали дыхательные пути. Поэтому часто сохатые выходят к воде не только, чтобы напиться прохладной и чистой воды, но и отдохнуть от гнуса. Выходят и зрелые самцы и самки с лосятами. Какое это незабываемое зрелище наблюдать сохатого в живой природе. Какое это мощное и красивое животное. Когда лось стоит с высоко поднятой головой, на широко расставленных ногах, его огромные, раскидистые рога напоминают корону. По сути, сохатый хозяин этих мест. Во время гона сохатый по-настоящему страшен – глаза наливаются кровью, мускулы перекатываются под кожей. Во время схватки с соперником, когда он бежит, наклонив голову, в кустарнике остается просека шириной с размер его рогов. В это время сохатого боится даже медведь.
В той «охоте», о которой я хочу рассказать, главное было во время заметить сохатого. Судно проходило выше по течению на несколько десятков метров, и тыкалось носом в прибрежные кусты. Один человек спрыгивал на берег, и, обойдя сзади сохатого, стрелял в воздух. Спасаясь, лось прыгал в воду в надежде доплыть до противоположного берега. Одновременно два человека спускали моторную лодку. Один – на руле, другой – с ружьем на носу лодки. Лодка подходила вплотную к плывущему сохатому, и один из «охотников» одевал на шею лосю петлю, держа ее так, чтобы в ноздри сохатому не попала вода. После этого лосю стреляли в ухо и тащили к берегу, там тушу, как можно быстрее, оттаскивали к кустам, чтобы с сзади идущего судна не заметили убитого лося ( охот.инспекцию все-таки побаивались). Тушу свежевали и забивали свежим мясом все холодильники на судне. Что не входило в холодильники – солили в бочках, из ног варили вкуснейший холодец, а рога брали как трофеи. Уже тогда и Михаила и Юру это зрелище коробило и вызывало внутреннее неприятие, но жалость к животному рассматривалась как слабость, и оба молча, мирились с такой охотой.
Справедливости ради нужно сказать, что, иногда, лось брал реванш. Рассказывают, что однажды, во время такой «охоты» охотники решили подвести сохатого поближе к берегу, чтобы легче было его тащить. Лось почувствовал под ногами дно и вытащил моторную лодку вместе с охотниками на берег за 6-и миллиметровый металлический трос. Трос оборвался, и сохатый ушел в тайгу.




Глава 4 ( Верховья Индигирки)

СПН-600 уже несколько дней шло в верховья Индигирки. Тайга постепенно отступала, уступая место горам. Горы подступали к реке и сдавливали русло. И хотя двигатели работали на полную мощность, судно шло все медленнее. Ближе к Моме скорость течения реки была уже соизмерима со скоростью судна. Если смотреть на воду, обтекающую корпус судна, то казалось, что судно несется со скоростью глиссера. Но это впечатление было обманчиво, стоило посмотреть на берег, как чувство скорости пропадало. Судно, как в замедленном кино, с трудом преодолевало стремительное течение, и казалось еще немного и судно начнет сносить вниз по течению. Ориентиры на берегу почти не двигались относительно судна. Вот – сопка, друзья взяли ее как ориентир, спустились в каюту, прошло 2 часа – сопка почти не сдвинулась назад. Сходили на ужин,  сопка – на том же месте. Утром, поднявшись на палубу, друзья увидели, что сопка, хоть и отступила назад, но все еще была в зоне видимости. В последний день, перед приходом в порт, когда Мома была как на ладони, друзья решили быстрее пообедать, чтобы не опоздать на швартовку. Но старший механик сказал, чтобы особенно не торопились – «Придем, дай бог к ужину». Так и случилось. К причалу подошли ближе к вечеру. Двигатели не глушили, пока судно полностью не пришвартовалось. Учитывая сильное течение, завели дополнительные швартовы, и приступили к разгрузке. В порту судно уже ждали, на причале толпилось человек 20 разномастных мужичков. На грузчиков они были не похожи. Да и вряд ли небольшой порт мог себе позволить содержать постоянную бригаду для разгрузки редких судов. Капитан все разъяснил: за время долгой полярной зимы все спиртное из магазина, и все спиртосодержащее в аптеке было давно выпито, и местные, измученные долгим воздержанием, готовы были бесплатно разгрузить судно, лишь бы быстрее утолить жажду. Капитан рассудил мудро – спиртное разгружали в последнюю очередь. Мужики быстро соорудили деревянный настил с причала на палубу, и, как муравьи, деловито и быстро засновали с причала на судно и обратно. Команда зорко следила, чтобы их маршрут не сместился в сторону ящиков со спиртным.
После оформления всех необходимых документов судно было готово к обратному рейсу. Выходили рано утром, чтобы в светлое время суток пройти как можно дальше. Идти вниз по течению было смертельно опасно. Отдали носовой швартов, и судно развернуло по течению. Быстро скинули кормовой швартов, и вот уже судно стремительно несется по течению. Судно несется с такой скоростью, что по сторонам страшно смотреть. Все внимание нацелено вперед. В этот момент понимаешь как важно, чтобы на судне был опытный капитан. Капитан сидел за штурвалом, как языческий идол: тело и голова были неподвижны, глаза устремлены в одну точку, и только руки легкими и плавными движениями направляли судно по единственно верной траектории. Одно неверное движение и судно налетит на скалистый берег. Вся команда собралась в капитанской рубке – в случае чего больше шансов добраться до берега. Было тихо. Все молчали. В такую минуту все разговоры – лишние. Напряжение такое, что, кажется, дотронься до человека и ударит током. За несколько часов мы пролетели (именно пролетели) расстояние, которое прошли против течения за несколько дней. Постепенно скорость течения, а с ней и скорость судна стала падать. Скалистые берега отступили, уступив место тайге. Напряжение спало, и экипаж стал расходиться по рабочим местам. Стармех, с явным облегчением, подхватил свой чемоданчик и спустился в каюту. Капитан передал вахту старпому, но с мостика не ушел, а поставил чайник, и сел у окна наблюдая за движением судна. Самое опасное осталось позади. Через пару суток подошли к поселку – «Дружина». Дружина замечательна тем, что здесь находится самый  большой в этих местах, а может и на всем северном побережье, ледник для хранения рыбы. Ледник вырублен в вечной мерзлоте, глубиной – 17 метров, и, в любое время года, температура и влажность здесь постоянные – идеальные условия для хранения рыбы. Когда спускаешься вниз по скрипучим ступеням на шаткой лестнице, становится не по себе. Кажется, что спускаешься в могилу, настолько там темно и тихо. Сравнение не из приятных. Наконец ты внизу,  глаза постепенно привыкают к темноте, вокруг множество мешков с рыбой – местные рыбаки свозят весь улов сюда. Сверху кричат, чтобы ты выбирал рыбу с толстым брюшком на ощупь – там икра. Наконец мешок выбран и крепко завязан на удавку. «Вира», и мешок рывками уходит вверх, туда, где виднеется кусочек синего неба. Осторожно поднимаешься по ступеням, цепко хватаясь за перекладины, и, с облегчением, выбираешься на твердую землю. Будет, что рассказать знакомым.
 

Глава 5 (Случай в Белой Горе)

Из поселка «Дружина» вышли в Белую Гору для получения следующего рейсового задания. В Белой Горе произошел еще один случай, возможные последствия которого Михаил оценил не сразу. До получения рейсового задания судно простояло несколько дней на рейде, и у друзей было достаточно свободного времени. Развлекались тем, что катались на моторной лодке, и рыбачили, ставя сети. Во время одной такой прогулки, лодочный мотор заглох, и лодку понесло по течению. Михаил был один и не сразу осознал опасность. Весел на лодке не было, и догрести до берега Михаил не мог. Лодка неслась по течению, быстро удаляясь от стоявшего на якоре судна. Сначала Михаил принял случившееся за небольшое приключение - молодости свойственна самоуверенность и легкомыслие. Внутренняя тревога стала нарастать, когда река сделала поворот, и судно пропало из виду. По берегам тянулась девственная тайга, а река все дальше уносила лодку вниз по течению. Надо было что-то делать. В первую очередь – определить причину неисправности. Хорошо, что в лодке оказался чемоданчик с инструментами. Сняв кожух с лодочного мотора, Михаил увидел, что провернуло шпонку на приводном механизме, запасной – естественно не было. Подошел небольшой гвоздик, который валялся на дне лодки. Пока Михаил устранял неисправность, прошло довольно много времени. Михаил старался не смотреть на берег, скорость, с которой несло лодку – пугала. С первого раза мотор не завелся. Только сейчас пришло осознание беды. Если мотор не заведется, то его так и будет нести на несколько десятков, а может быть и сотню километров. Была небольшая надежда на редкое встречное судно или лодку рыбаков, и все-таки рассчитывать можно было только на себя. Но даже, если мотор и заведется, хватить ли бензина,  добраться до судна? Но на этот раз судьба была благосклонна к Михаилу, и мотор, хоть и не с первого раза, но завелся, и лодка медленно поплыла против течения. Михаил старался держаться ближе к берегу, чтобы в случае чего проще было вплавь добраться до берега. Моторка прошла излучину, и вдалеке стало видно стоящее на якоре судно. Когда лодка подошла к судну, Михаил не глушил мотор, пока надежно не закрепил чалку за кнехт. Никто на судне не заметил долгого отсутствия моториста, и Михаил подумал, а чем бы они могли помочь даже, если бы и заметили его отсутствие? Михаил не стал  подробно рассказывать о пережитом, а только упомянул о случившемся, как о курьезном случае. Старпом и дед (старший механик) были единодушны во мнении, что, скорее всего, лодку бы прибило к небольшому островку на реке, в нескольких десятках километров от якорной стоянки, а там Михаила за ночь заел бы таежный гнус. Ездить на моторке Михаил не бросил, но стал намного осторожнее и всегда, на всякий случай, брал с собой весла и инструмент.
Через несколько дней, получив рейсовое задание, судно вышло из Белой Горы, вниз по течению. Тайга постепенно редела, превращаясь в лесотундру, с островками низкорослых деревьев и чахлых кустарников. Суровый северный климат заставляет местную флору приспосабливаться к тяжелым условиям выживания – низкорослым деревьям проще выжить под толстым слоем снега зимой. Примерно через двое суток судно пришло в Чокурдах, где приняли снабжение и продукты.

   Глава 6 ( Танцы-обжиманцы)
Нашим детям сейчас трудно представить, что когда-то их родители тоже были молодыми, что и у них были и легкие увлечения, и нешуточные страсти, что их папы ухлестывали за молоденькими девчонками и дрались на танцах, а мамы «строили глазки» и флиртовали с молодыми парнями.
Чокурдах и Белая гора были, наверно, единственными островками относительной цивилизации на Индигирке. Редкие заходы в эти порты, всегда приходились на будни, и были заняты погрузочными или разгрузочными работами. Единственный раз за всю навигацию заход в Чокурдах совпал с выходными днями, и друзья решили воспользоваться этой возможностью и сходить на танцы, которые проходили в местном клубе. Клуб, как и все здания, стоял на вбитых в вечную мерзлоту сваях, и отличался от остальных домов только размерами. В клубе показывали и кино. Во время просмотра в зале ставили стулья, которые сдвигали в угол во время танцев. Друзья тщательно подготовились к танцам – побрились и приоделись, и к шести часам вечера уже были в клубе. Вряд ли бы они готовились к танцам так тщательно, если бы знали местные обычаи.
В зале играла музыка, но людей не было видно. На стуле, перед входом, сидела пожилая женщина и проверяла билеты. На вопрос идут ли танцы, она удивленно посмотрела на них, и сказала, что танцы в полном разгаре. Войдя в зал, друзья огляделись. По периметру зала стояли скамейки, на которых сидели местные девушки. Девушками их можно было назвать достаточно условно – были и несовершеннолетние девчонки, и довольно зрелые матроны, были и симпатичные и не очень, трезвые и заметно «навеселе». В общем, на любой вкус. Парней в зале не было видно. Вся «сильная половина» устроилась на сдвинутых в углу стульях, и, судя по звукам, доносившимся оттуда, усиленно накачивалась спиртным. Появление на танцах галантных и трезвых ухажеров, вызвало среди женской половины оживление. Танцы были единственным развлечением у здешней молодежи, и, обычно, проходили в три этапа: первый – усиленное потребление горячительных напитков, второй, и самый непродолжительный - непосредственно танцы, и третий, как апофеоз танцев, и обязательная составляющая программы – разборка, переходящая в драку. Сейчас был первый этап танцев: из угла доносились хлюпающие и чавкающие звуки вперемешку со сквернословием. Вся эта группа парней в углу сливалась в одно целое, и казалось, что  в углу шевелится и ворочается многорукая гидра. Весь вечер друзья были в центре внимания и порядком устали. Пока Михаил и Юра танцевали с одними девчонками, другие терпеливо ждали своей очереди. Наверно здесь редко были такие танцы, и девчонки всеми силами старались привлечь к себе внимание. Во время танцев друзья наслушались откровенных признаний и нескромных предложений. Но они не спешили на них соглашаться – они выбирали. Время танцев подходило к концу, и обстановка понемногу накалялась. Местные ребята постепенно доходили до нужного градуса. Накопленная энергия требовала выхода, и логическим завершением танцев, была, естественно драка. Но, скорее всего, у местных девчонок были свои планы на Михаила и Юру. Минут за 10 – 15 до окончания танцев, уже дошедшие до нужного градуса мужики, одновременно выскочили на середину зала, и стали прыгать и скакать с таким усердием, как будто вбивали каблуками гвозди. Пора было уходить. И не дожидаясь окончания танцев, и его логического завершения, девчонки вывели Михаила и Юру из клуба через черный вход. Разгоряченные друзья желали продолжения вечера, того же хотели и их новые знакомые. Вечер обещал быть томным.
Долго шли по тропинкам и пустынным переулкам по притихшему поселку. Какой-то шум слышался со стороны клуба. Наверно там уже начиналась драка. Наконец вошли в дом, барачного типа, с длинным коридором и комнатами по обе стороны коридора. Компания попала в комнату, где уже танцевали, точнее, переминались с ноги на ногу, тесно прижавшись, несколько пар. Немного потоптавшись вместе со всеми, друзья намекнули своим пассиям, что пора бы уединиться, но оказалось, что девчонок совсем не смущает присутствие посторонних людей, и они предложили заняться любовью прямо здесь на полу, прикрывшись открытым зонтиком. Это покоробило Михаила и Юру. Для интеллигентных друзей это было неприемлемо.  Они предпочли бы, если «девушки», хотя бы чуть-чуть поломались, немного обозначив свое целомудрие и скромность. Действие спиртного постепенно проходило, и желание продолжать это приключение притупилось. Было ясно, что ничего лучше их новые знакомые предложить не могут и уединиться им будет негде. Нужно было закругляться. Напоследок, нетрезвая пассия Михаила, наверно изображая любовную страсть, изо всей силы укусила его за основание языка, окончательно убив в нем всякие желания.
Уже поздней ночью друзья были на судне, полные незабываемых впечатлений от местных танцев и горячих якутских девушек.

Глава 7 ( На мели)

Заповедные воды Индигирки и ее притоков богаты ценными породами рыб. В основном это – омуль, чир и нельма, но есть места, где водятся рыбы осетровых пород. Их немного, и они защищены законом. И, все-таки браконьеры добывают икру осетровых рыб, стараясь не попадаться инспекторам рыб.охраны.
Женщина, из администрации поселка, как-то рассказывала нам, что была на одном судне, по делам службы, и наблюдала такую картину: в кают-компании судна сидел практикант, и ел огромный бутерброд с черной икрой. Все знали, что лов осетровых рыб запрещен, и за нарушение этого закона полагается большой штраф. Знал об этом и практикант, но был, застигнут врасплох. Женщина, со смехом, рассказала, что сделала вид, что не заметила этого бутерброда. Она отвернулась на несколько секунд, а когда повернулась, то увидела, что бутерброд исчез, а практикант держит руки под столом. Второй раз она отвернулась, чтобы посмотреть, что же будет дальше, а когда повернулась снова, то ни практиканта, ни бутерброда уже не было. Когда она рассказала этот случай капитану судна, то капитан возразил, - «Ну что вы – это черносмородиновое варенье, его прислали родители практиканта». Не пойман – не вор.
Судно шло на бар Восточно-Сибирского моря для разгрузки морских судов, которым осадка не позволяла войти в устье Индигирки. Бар – это еще не море, но уже и не река. Берегов не видно, и кажется, что ты уже в море, но так мелко, что идешь только по руслу, вырытому землечерпалкой, и обозначенному вешками (воткнутыми в дно палками). Судно вышло на бар Восточно-Сибирского моря, и осторожно пошло по обозначенному вешками руслу. Но даже полное соблюдение правил плавания не гарантирует полной безопасности. Река быстро заносит песком судоходный путь. Судно ткнулось носом в мель, и остановилось. Попробовали отработать назад, потом в сторону, но только еще больше увязли в песке. Через час безрезультатных попыток сняться с мели, судно намыло островок песка вокруг себя. Стало ясно, что своими силами с мели не сняться. Вокруг расстилалось бескрайнее море, а прямо посреди водной глади, на песчаном островке, стояло судно – зрелище удивительное и не привычное. Можно спрыгнуть прямо с борта на песок, чтобы размять ноги и насладиться необычностью  ситуации. Вода вокруг – солоноватая, сказывается близость реки, и на вкус не очень приятная. Целых три дня, пока не изменился ветер, и уровень воды не поднялся, экипаж ел блюда, приготовленные на морской воде. Через три дня, два буксира с трудом стащили судно с мели, и судно продолжило свой рейс.

Глава 8 (Случай с баржей)

Я долго не знал, в какую главу вставить этот рассказ, пока не решил выделить его в отдельную главу.
Каждое поколение считает, что в их время жить было лучше, и они, с ностальгией вспоминают времена своей молодости. Так считаем мы, так считали наши родители и родители наших родителей, и так будут считать наши дети, и дети наших детей. Наверно память людей устроена избирательно, и все плохое забывается быстрее, чем хорошее. А может быть еще и потому, что в молодости мы были полны сил, жизнь казалась ярче и разнообразнее, богаче на впечатления и духовнее. Жизнь меняется, и мы меняемся вместе с ней. Что-то становится хуже, а что-то лучше. То, что лучше для одного, хуже – для другого, и наоборот. Что лучше, когда есть деньги, но нет товаров, или когда в магазинах изобилие, но не на что купить? Я хочу рассказать об одном случае, который все-таки более характерен для советского времени, чем для наших дней.
Итак: ранней весной, когда лед уже не был достаточно крепким, не совсем трезвый тракторист решил перегнать трактор на другой берег Индигирки, рассчитывая на исконное русское – «авось». Лед не выдержал веса трактора, и трактор провалился. В судоходной инспекции пароходства то ли не получили этой информации, то ли халатно отнеслись к своим обязанностям, и откорректировали карты слишком поздно. Самоходная баржа, которая поднималась вверх по течению то ли вовремя не получила откорректированные карты, то ли нерадивый штурман не внес корректировку в свои карты. В результате все три исконно русские черты – «авось», халатность и нерадивость слились, и самоходная баржа, грузоподъемностью 2000 тонн с грузом спирта на борту, врезалась в злополучный трактор, и, согласно законам физики, затонула рядом с трактором. Я не знаю, как поступили бы сегодня господа, ответственные за груз, но в то время товарищи, отвечающие за доставку груза, решили вопрос очень просто: к затонувшей барже, у которой из воды торчала только рубка, подогнали плавкран с грейфером. Для тех, кто не знает, что такое грейфер, объясняю, что грейфер – это два больших ковша, соединенных шарниром, и напоминающих челюсти доисторического динозавра. Доставать ящики со спиртом из-под воды грейфером, то же самое, что забивать гвозди микроскопом, или делать сложную операцию кухонным ножом. Хруст от битого стекла был слышен за несколько километров. Я не знаю, сколько бутылок со спиртом остались целыми, наверно, достаточно для тех, кто участвовал в этой операции. На этом месте еще много дней крутились водолазы, спасатели и рядовые энтузиасты. А на берегу еще долго возвышалась гора битого стекла и сломанных ящиков – памятник человеческой халатности и бесхозяйственности.

Глава 9 ( Возвращение домой)

Практика заканчивалась. Нужно было запастись рыбой перед отъездом. Михаил и Юра сшили прочные мешки с ручками и положили в них рыбы столько, сколько могли выдержать ручки мешков, чтобы порадовать друзей и родственников – такую рыбу в Питере не купишь. Уже в Чокурдахе, перед вылетом домой, друзей ждал еще один курьезный случай. Аэропорт в Чокурдахе – это длинный сарай с лавками вдоль стен. Стены покрыты, как ковром, ползающими тараканами. Пока ты сидишь на лавке, не касаясь стены – это только неприятное соседство, но стоило, во сне, прислониться к стене, как тараканы оказались и на одежде и в мешках с рыбой. Наверно это было забавное зрелище смотреть как два молодых парня, раздевшись до трусов, перетряхивают одежду. Впрочем, им самим было не смешно, да и зрителей было не много. Домой летели полные впечатлений от практики, и с северными трофеями – рогами сохатого, аккуратно обмотанными бинтом, и куском бивня мамонта. О последнем трофее нужно рассказать отдельно. В одном месте, на изгибе реки, берег, подмытый водой, осыпался, и стал виден бок мамонта, и торчащий из земли бивень. Бивень, отпилил какой- то умелец, и распилил его на куски. Один из этих кусков и достался Михаилу.
По слухам, этот же умелец обстриг выступающую часть мамонта, и даже связал из этой шерсти свитер. Хотя, скорее всего, это – байка. Надежды на хороший заработок оправдались с лихвой. При окладе моториста 125 рублей за месяц, со всеми северными коэффициентами, премиями и надбавками выходило не меньше 500 рублей - огромные деньги для студентов в то время. За четыре месяца заработок превратился в солидный капитал. Нужно сказать, что через три месяца, когда учебный год был в разгаре, друзья неожиданно получили еще по 300 рублей каждому за экономию топлива за пятилетку. В советское время законы выполнялись строго.