Понедельник. Еду в электричке на работу. Передо мной сидит женщина, возвращается с дачи: между ног на полу сумка с дарами подмосковного лета. Из сумки выползает букашка, зеленная с щитком, по форме как у средневековых рыцарей. Я смотрю на насекомое и все так неправильно: понедельник, заканчивается лето, впереди пять рабочих дней. Как все же хороша пятница, особенно, её вечер. О среде говорят, что это маленькая пятница. Вместе с иудеями готов отмечать субботу, а понедельник? Пора переходить на четыре рабочих дня и со вторника.
Женщина вопросительно перехватывает мой взгляд. Я предательски сообщаю: «Ползет». И киваю на букашку. Женщина щелчком пальца сбивает букашку на пол, та падает на свой щиток, и подобно пловцу на спине, вращая лапками, быстро начинает пересекать пространство в проходе, приблизившись к одной подошве обуви, и, казалось бы, достигнув желаемого, где можно было наконец-то зацепиться и принять нормальный вид - перевернуться, но она почему-то разворачивается и двигается в противоположную сторону, и так несколько раз. Внутренние рецепторы, видимо, ей подсказывали опасность, исходящую от подошв. Они её не обманывали.
Остановка. И зашагали по проходу пассажиры. Будь у меня в руке газета, я оттолкнул бы зеленого пловца куда-нибудь под лавку. Но чудо. Букашка, застывшая на время у одной из подошв, осталась невредимой.
В это время у дверей вагона появился очередной продавец мелкорозничного товара. На сей раз примелькавшейся старикан с галантерейным набором. Если бы это было в добрые, старые времена, то его бы уже давно посадили как шпиона. Поскольку прокукарекав несколько фраз, он не обращая внимания на пассажиров, (потенциальных покупателей!) несется стремглав по вагону дальше, и не дай бог, его остановить, так перед вами тряхнет рукой, что забудете, чего хотели. Однако, понятно, в следующем вагоне у него назначена встреча с резидентом.
Наша букашка ничего не знала о спринтерских способностях продавцов в электричках и начала свой заплыв. На месте их трагической встречи осталось маленькое, темное пятно. А ведь могла она еще долететь до московского куста сирени, и быть склеванной птичкой (нормальной, не теми, которые пасутся на асфальте), или спокойно доехать в сумке до московской квартиры, и навечно мумифицироваться в книжном шкафу. Но, нет, не получилось, такова тяжелая судьба мелкого среди крупных, и я чувствовал себя виноватым до своей остановки.