Люблю осень.
И не от того, что без комаров да мошек, а когда слякотно.
Улица без прохожих и мелкий дождь шумит моросно.
Струится влага по стеклу оконному, лист кленовый к нему …
- Эх, Женька, Женька, и в кого ты? И осень тебе по душе, ни как всем. Учишься на врача, а дома электронику паяешь. И окна, окна-то к чему листьями опавшими. Темно же, - мать тряпкой стекло трет, - хоть ума хватило – не на клей, а так и додумался бы.
Вот ведь, жизнь. Никто в семье к электронике и рядом, а этого не оторвать. Комнату захламил железками. Паяльник включит и вот смолой дымить. И электричества не боится! Голыми руками провода в розетку...
Сияет светится всяко, а то зарычит, или музыку какую сыграет.Народ разный крутится, железяки таскает.
А самого и дома не бывает. Институт, работа. Как можно, после ночи на учебу?
Молодой ещё…
***
Коридор длинный, пустой, шаги под высоким потолком эхом неприятным. Кабинет светлый.
- Ну, поздравляю коллега, - доцент Женьке руку протянул, - оформилось твое изобретение, теперь процедурные вопросы и получишь патент, кстати, статью в научном журнале опубликовал. Ты уж извини, я в соавторство к тебе, не обидишься?
И в глаза заглядывает. Череп отполированный от ламп светом неоновым отливает, глаза моргают толстыми веками в ресницах коротких. Лаптастые, влажные губы в улыбке услужливой, будто Женька профессор.
А он и рад. До славы-то, пока далече, зато, вот, в миру научном след оставил. А там, глядишь…
- Да, дивлюсь тебе,- доцент из под очков щурится, - и чего ты в мед пошел? Куда, кстати, распределился? В село. Ну, анестезиологи и там нужны. Теперь, значит, интернатура и в свободное плавание. Эх, молодость…
Не разочаровался Женька в профессии. А ведь коли не ранняя смерть отца и не помыслил бы врачом стать. Тогда, заднем умом ощутил - можно спасти родного было...
И прав оказался. Так, к шестому курсу и разобрался, и прибор сконструировал, с ним отец никак бы не умер.
***
Не любил он солнца яркого и когда народу много.
Хорошо на дежурстве. В реанимации тихо. Не до суеты пациентам после операции, или в болезни тяжелой. И врачи спокойно исполняют своё дело без лишних движений.
Так и дома. Шторы задвинет, музыку спокойную негромко…
Звонок. В дверях однокурсник.
- Привет, Женёк, вот хлам достался. Представляешь, в мусорке плеер нашел! Магнитофон японский по дешевке у алкаша взял. Ты глянь, наладишь.
Нормальный мужик Леха, частенько работку подкидывает. Так все шесть лет и «прокрутился». Винил «спросный» сдавал, технику редкую заграничную, тряпки забугорные. Всегда при деньгах, теперь и диплом в кармане.
Вот ведь, везде успевает и со всеми в ладах. Женька почти не видел Леху с утра на лекциях. Его-то, было дело, староста быстро профессуре «сдавала». А Леха ни разу «непрорисовался».
Технику частенько приносит неисправную. А из-под Женькиных рук она новой выходит.
Но брезглив, видать. Всегда в перчатках. Вот и сейчас не снял.
А Женьке в радость в японское «нутро» залезть, да и деньги за удовольствие втройне приятны.
«Кишками» японское чрево электронное не назвать. Как лАдно детальки расположены! Наши-то, напихают их на плату, проводами обвяжут. А зде-е-есь - глаз радуется. Аккуратно, на одной плате: блестят детальки мелкие, цветом разным переливаются, дорожки тонкие от них бегут в разные стороны. Песня, музыка, поэма!
Японскую электронику не каждый ремонтировать брался. Ходила в народе байка; лишь вскроешь её и на тебе; зашипит, задымится, только угольки и останутся.
А оно и не так. Правда детали отечественные ставить приходится, но от этого качество не страдает, если с умом-то.
- Сделаю, недели через две, - глаза у Женьки горят: такой магнитофон впервой ладить придется. «Сони» с колонками!
Эх, импортных деталей бы, и сварганит Женька за вечер «Соню». Но, видать, нынче звезды сошлись не так…
Дни шуршали кленовыми листьями, листались холодным ветром непогоды, мокли в мелком осеннем дожде и бежали друг за дружкой в сырой промозглости.
Плэер и «Сони» оказались исправными. Небольшие сколы и трещина заделаны в один вечер, да так, что и не не заметить теперь .
Через день Леха забрал «музыку», щедро одарив товарища десятью рублями. А к концу недели, из реанимационного отделения перевезли Женьку в наручниках в отделение милиции.
- Предлагаю тебе, студент, всё как на духу поведать. Сколько квартир обнес и желательно с адресами. Чем меньше назовешь, тем больше их для тебя будет. Ясна арифметика?
Лысый следователь лет сорока крутил пальцами фокусника спичечный коробок: мудрено прятал его, подбрасывал и вновь невидимо скрывал в открытой кисти .
Женька ничего не понимал.
- Вы объясните о чем речь? Видимо «обнести», это украсть по-вашему? Но я не брал чужого .
- А-а мы интеллигенты, воровать не умеем. Где ты был 20 октября с утра и до 20 часов? – коробок спрятался в руке следователя, и показалось Женьке; выглядывает он из-за тонких чистых пальцев и хитро улыбается.
- С пяти дня дежурил - работал в отделении. С утра на практике и всё…
-Ясно… Ну, эт не важно,- следователю, видать, не понравилось Женькино алиби, - а если я тебя сейчас сведу с Лёхой, дружком твоим, что скажешь?
- А что сказать-то нужно?
- Дурака валяешь, студент!- рявкнул следователь.
В кабинет вошел человек в штатском с листом бумаги. И пока следователь читал, «въехал» Женька о чем речь идет, враз и понял! Хотел поделиться догадкой, вот и рот открыл, но как дернул его кто.
«А вдруг ошибся, вдруг Лёха не причем, а он с догадкой своей и оклевещет товарища.»
- Супрун Алексей Иванович, задержан при попытке совершения квартирной кражи. На вещах, изъятых при обыске в его квартире, обнаружены только твои отпечатки пальцев, - следователь бумагу к носу Женькиному, - а вещи эти нынче имеют конкретных хозяев-потерпевших. Представляешь, подельника твоего на краже взяли, а пальцы на вещах - твои. Теперь, студент, не отвертеться. Выбирай кто главным в компании вашей будет.
- А как же вы пальцы мои сняли, когда не знали чьи они, - удивился Женька,- как-то не по-человечески подставой дело пошло.
- О, да ты словечки-то какие знаешь, знать давно в шалманах крутишься. Но бестолочь ты беспросветная. Глянь на заключение, подстава. Сегодняшнее оно. Да, и не важно это.
Друг твой на краже нынешней попался, с остальными - в отказ. А магнитофончик с твоими пальцами из квартиры сына второго секретаря райкома стырин. Чуешь расклад, студент?
Женьке показалось лысина следовательская замохнатилась, будто парик одел.
Следователь подмигнул к чему-то, улыбнулся и вызвал дежурного.
Вот как. Воровал Лёха поутру, квартиры обносил, отсюда и при деньгах всегда. И видать не мало из техники ему в ремонт из украденного. Эх, сколько же аппаратуры наберется с пальцами Женькиными?.. И как доказать теперь невиновность свою?
Узкий коридор, желтый полумрак, вокзальный запах, железный стук закрывшейся двери, нары, окошко с синим полумесяцем в решетке.
Взобрался Женька на дощатый приступок, голову руками прикрыл. Всё, приехали, срок, тюрьма, а дальше?
- Чё, братан, менты на горло давят, - писклявый голос сверху.
- Давят, - ответил Женька и голоса своего не узнал. Резко, зло ответил.
- Ты по какой ходке?
-А чё? – и вновь подивился своей интонации.
- Да, ладно, братела, не заводись, я же по свойски, - тощий человек, суетно вышагивал по нарам от стены к стене.
-Ты, сынок не кипешуй, нак, накати, успокойся, - древний старик таблетку протянул, - «прихода» не будет, но заснешь, утро спокойно встретишь. С ментами на нервах нельзя.
По утру и не удивился Женька обстановке, будто с вечера лишь сморгнул и вот уж солнце редкими лучами через решетку.
- Значит, 144 шьют, а ты не пределах. Ну-ну. Подставил тебя кореш, Женя. По-умному подставил. Менты после секретарского магнитофона много чего «повесить» захотят, коли в несознанку пойдешь. Дрянь дело, - морщинистый старичок закашлялся, - думай, паря…
Вонючий ментовский «Газик» трясло припадочно. Мотор гудел надсадно, чихал.
По выпавшему первому снегу, неторопливо шли люди, говорили о чем-то, улыбались, а кто с разбегу катился по подмороженному тротуару.
Так, по свежему снежку и вошел Женька в кабинет следователя.
А тот и не рад, видать.
- Итак, Евгений Васильевич, повезло вам, как-то невероятно повезло,- спичечный коробок о стол бьётся, гремит погремушкой.
- Теперь, в качестве свидетеля, поясните, когда и при каких обстоятельствах, вы имели доступ к магнитофону «Сони» с номером партии…
-В качестве свидетеля? - удивленно произнес Женька. И не ощутил радости. Лишь пронзительная обида за клацанье наручников на руках и вонючий дух КПЗ, пропитавший одежду и тело, за больные тычкИ в спину, у раскрытого «воронка».
- Поясните, гражданин, следователь, на каком основании, вы предъявляли обвинения…
- Так,- рявкнул лысый, - наблатыкался в КПЗ, под урку косишь? Не будет объяснений. Вот, произведу процессуальные действия и радуйся, теперешним финалом, студент…
На улице, в свежести морозной, мерзкий дух КПЗешный перебил аромат наступившей зимы. Хотелось здесь же, у выхода из отделения сбросить одежду и голым, идти неведомо куда. И ни мыслей, ни воспоминаний.
Остановился у ларька «союзпечати», вот так, будто кто привел его.
Перед глазами журнал знакомый. Купил, открыл, статья о его изобретении.
Под статьей поздравление доценту кафедры Сергею Сергеевичу О…ву, с пожеланием успехов в дальнейшей разработке изобретенного им уникального аппарата. И ни строчки о нем, о Женьке…
-2-
Время… Слово-то какое круглое. Так и катится по прописанному маршруту
Вот, уж пятый год Евгений в профессии. И понял, - не ошибся в выборе.
В удовольствие работа, хоть и деньги невесть какие к зарплате.
Мать сетует, мол, куда дежурств набрал, - не заберёшь денег-то всех.
А ему без работы никак. Так, отоспится и вновь, на сутки.
Вот, и сегодня, домой собрался, халат снял, а здесь, Верка-вертихвостка, - дежурствами меняться . Красивая девка! Чувствует - нравится Женьке и пользуется тем. А он, знает - она за него не отработает.
Спасибо, зав отделением - график отслеживает. А так бы и дежурил Евгений Львович впустую.
- Согласен,- улыбнулся Женька, а в глаза ей глянуть стесняется.
- Евгений Львович, больного из хирургии привезли,- старшая сестра знает, - он сегодня вместо Верки. Вот, до чего женщины друг дружку чувствуют, или что другое ведают?..
На каталке пациент. Лицо знакомое. Глянул в историю болезни и обмер…
Почти родной. Вот так, родители родят, а судьбу, чужие ладят.
И тут же, давнишнее сказанное из памяти: «Повезло вам, как-то невероятно повезло…»
Фраза повторялась надоедливо, коверкалась в сознании. «ПолезлО, пролезлО, пронесло, провезло…», бестолково застрявшее слово, мешало сосредоточиться.
Лысого переложили на кровать, подключили к аппаратуре. И теперь, поплавком из памяти выскочила пятилетняя давность. А к этому мысли всякие. И неприятное слово «везение».
Удивительно, как мало бывает в жизни нужно: всего-то - в е з е н и е.
Вот, так, ничего не делая, ждать, когда удача случится.
Пять лет назад, следователь безразличен был к Женькиной судьбе
И лишь везение, не позволило исковеркать жизнь, или погубить.
Выходит, следователь пустил дело на самотек и ждал, что выйдет?
Ему было позволено это!
Интубационная трубка подрагивала, меха аппарата мерно шумели, загоняя кислород в беспомощное тело.
А, что если и ему, врачу, пустить нынче «дело» на самотек - как повезет.
Не подключать аппаратуру, не отслеживать ежеминутно состояние, не вводить нужные лекарства и если лысый выживет, так и сказать: «повезло вам, как-то невероятно повезло…»
И Женька представил…
Восковое лицо, широкие зрачки, бестолково работающий аппарат ИВЛ,* вгонявший кислород в мертвую плоть.
Жутью повеяло от залетевшей мысли. Так и увидел свое остывшее тело рядом с мертвым следователем. Стыдно, нет, - мерзко, мерзко думать так! Как он мог?!
Кривая монитора неожиданно выпрямилась, запищал зуммер…
Остановка сердца!
-Накаркал, вот дурак, накаркал!
Ноги ватные, пот холодный по спине.
- Умрет же!
Простынь на пол.
Раз, дав, три… Раз, два, три… Молодые руки вталкивали в грудную клетку еще не отлетевшую душу.
- Запустилось сердце!
Дефибриляция!
Следовательское тело подпрыгнуло на кровати, как из преисподней вырвалось .
Монитор запищал ритмично. Горбатая кардиограмма побежала по экрану…
В эту ночь он не прилёг ни на минуту. Подлость, так тихушно забравшаяся в душу, попискивала зуммером монитора и высовывала из подсознания свою мерзкую морду. Стыд, и сожаление за непотребные мысли терзали до утра. Так и просидел Женька у кровати следователя. Щупал пульс, заглядывал в глаза и глупо считал каждый вдох и выдох ИВЛ.
Воскресенье… Женька и не знал, что делать в этот день. Безделье в выходные тоской пробирало, и отправлялся он в отделение, несмотря на нерабочий день, где оставался до сумерек. Поэтому, брал дежурства воскресно-праздничные, за что уважали его в коллективе несказанно.
Вот и сегодня с дежурства ушел лишь к полудню. Домой только пешком, так, остальное время короче будет.
Солнце яркими лучами подсматривает за прохожими из-за пышных кленов, веселится в глади фонтанного бассейна, а то и слепит настырно.
Впереди девушка и мужичок. Все, что ниже спины его, утратило стройность, солнце на лысине смешно бликует, лишь из тени выйдет.
Девица обернулась – Верка! Помахала рукой, тут и спутник её оглянулся. И не узнал бы он его, коли не фамилия Веркина. Доцент!
Вот, откуда Веркина «забывчивость» при обмене дежурствами, – генетика. Папаша нахаляву, и дочь от него «недалеко упала». И обидно за себя стало.
- Нет, это забывчивость её девичья…
- Да, да, - ухмыльнулось подсознание, - и деньги за неотработанные дежурства в карман, тоже по забывчивости.
- Не может такая девушка с обманом,.. - настаивал Женька.
- Влюбился, - хохотнул внутренний голос.
Неприятно Женьке от мыслей таких, и от неожиданной встречи. Так, и свернул в аллейку, шаг ускорил.
Утро всегда радует. Солнце спросонья лениво лучами в листве путается и ни ветерка. Замер воздух в свежести рассветной. Птицы негромко щебечут. Редкие прохожие и те - вполголоса.
Женька в семь, уж на работе. Народ больничный привык к нему спозаранку и не удивляется.
Пациент его сам дышит, на мониторе ритм сердечный.
Приятно человеку жизнь спасти, какой бы рутинной работа ни была, хоть и со счета сбился сколь с «того света» вытащил.
Следователь глаза открыл. Не узнал Женьку под маской.
Степанов Степан Степанович – прочел Женька. Странно, доцентово имя до сих пор помнил, а этого забыл.
- Евгений Львович, вас внизу родственники Степанова ждут, - старшая сестра шепотом.
В фойе девушка одиноко стоит. Птичка-невеличка, глаза с поволокой голубой.
- Вы, Светов? – к Женьке навстречу. Волосы смолью черной, носик острый, губы пухлые, не накрашенные - краси-и-вая...
Женька слушал известную ему историю болезни, и любовался печальными глазами, чуть розовыми щеками без косметики, длинными ресницами и грациозной шеей, заманчиво переходящей в декольте легкого сарафана.
- Состояние, Степанова стабилизировалось, соответствует тяжести перенесенной операции, в настоящее время нет причин для волнения, - дежурно промолвил Женька.
Девушка улыбнулась: « Спасибо, доктор. Я завтра приду, можно?»
Эх, это Женьке бы свидание назначить, а здесь, красавица встречу предлагает.
-Да, совсем «крыша съехала, - подивился он своему рассуждению.
- Ох, и влюбчивый ты, - голос изнутри усмехнулся, - ты б спросил, как звать её.
В ординаторской Верка на диване. Халат коротенький, почти прозрачный. И где ткань такую берет, - насквозь все видно.
- Женя, тебе нужно за меня отдежурить сегодня, без обмена,- переложила ногу на ногу.
Мать родная, по пояс под халатом обнаженность! Вот, в натуре, у кого ноги от ушей. Аж, дух перехватило. И бедро и ягодицы - голо тело! И хоть бы хны, носом не повела, халат не поправила.
Женька к окну отвернулся.
- Сегодня не смогу, и вообще, Вер, я больше не буду меняться.
- Это, я не смогу сегодня, Женя! Ты не можешь мне отказать, так нельзя, - говорит, будто обязан он ей чем. Как мамка, когда Женьке мусор выносить не хочется.
- Нет, - грубо ответил и в дверь…
Следователь уже в кровати сидит. Глазами встретились.
- Евгений Львович, можно Вас, - голос слабый, глаза в орбитах глубоко.
- Спасибо, вам, доктор. Мне рассказали…
- Ни к чему Степанов, это работа моя, другого не умею.
- Я знаю, вы обижены на меня. Но, я не мог вас не задержать.
- Как же так?!- вырвалось у Женьки. Глаза сузились и столько в них тоски и сожаления.
- Это, так же, как не спаси вы меня,.. только наоборот. В каждой профессии свои правила и ответственность. Появились факты, доказательства, информация и вот – вердикт.
- И что же за факты-доказателства?
- Старушки из дома сына секретаря, опознали по фото вашего однокурсника, вас – нет, как впрочем, и в других местах. Вот, так, - Степанов попробовал улыбнуться.
- Странная у вас профессия. Унизить человека, для доказательства его невиновности. Странная…
Женька переоделся, вышел из отделения, а вездесущая старшая сестра уж перед ним.
- Евгений Львович, вы же дежурите, - сказала так, словно удрать он хотел.
- Вы, путаете, сегодня Олева в ночь.
- Как же так! - возмутилась старшая, - она всех предупредила, что вы, её дежурство взяли»…
(ИВЛ* - аппарат искусственной вентиляции легких.)
-3-
К ночи дождь в окно постучался. Взвилась непогода.
Ветер по стеклам брызгами крупными. Всполохи молний, гром раскатистый. Шумит ненастье, ярится.
Пациенты Женькины, от хмури природной задыхаться взялись, от головы, да от сердца маяться, а кто и Богу молиться…
Так, до утра и не присев, боролся доктор с напастями без продыху.
Ночь минутой пролетела, и лишь миновала кутерьма эта – с ног и свалился, как год отстоял.
Дымкой туманной аллея полнится. Хмурое небо влагу тучно сгребло, вроде светло, а ночью веет. Прохлада промозгло сыростью давит, ноги тяжестью налиты, веки хоть пальцами раздвигай.
И вдруг: « Добрый день, Евгений Львович».
Солнца луч сквозь тучи пробился, щекотнул глаза весело. Здесь и усталость, как рукой… Рядом девушка, зонт над головой. Капли с кленов стучат редко. И таким ароматом повеяло – не надышаться.
Сказать не знает что, смутился. На улице-то, не в больнице, с официозом. И обратиться не ведает как,- имени не знает.
- Аня, - девушка руку протягивает.
Эх, до чего же женщины натуры проницательные.
- Женя,- тут же ответил.
Анюта и рассмеялась. А Женьке, вновь конфузно.
- Представился, бестолочь, - голос внутренний хохотнул.
С этого места жизнь Женькина и изменилась. Закрутилось, завертелась любовью. Уж и полу дня друг без дружки никак. А с ночи, - так до утра долго.
Вот и месяц минул, как вдвоем, неразлучно. Мама Женькина девушку дочкой зовет, от чего ладно на душе у парня. Как-то о её родителях спросила, а он и ответить не знает что, и маялся от того целый день. Никак не видел он в жизни своей Степанова, и неприятно становилось от мысли, что отцом назвать его придется.
Утром Аня позвонила.
- Ждем вечером в гости.
- Ну, вот, приблизился час, - подумал Женька.
- Я сказала отцу, буду знакомить с женихом. Он же не знает о наших отношениях. Хочу удивить, - и рассмеялась.
Вечер душный. Женька в пиджаке при белой рубашке. Цветы, шампанское, - вроде с таким набором знакомиться ходят. Галстук шею давит, ботинки новые жмут и мысли: как Степанов представление воспримет.
Дверь почти уже родная, звонок. Хозяин удивленный.
-Проходите, Женя. Вы удачно зашли, мы гостей ждем, - на цветы изумленно глядит.
И вдруг, улыбнулся, руку протянул. Женька тоже…
Бутылка на пол, хлопок, струя в лицо, по стене напиток пузырится. Степанов хохочет в голос. Ну, и понял Женька, - нормальный мужик Степан Степанович…
А здесь, и Анюта в дверях. На мужиков в шампанском смотрит.
- Познакомились, - улыбается.
-Разыграли, значит, старого следователя, - Степаныч головой качает…
Уютно в квартире. Обычная обстановка, на стене фото Ани. Нет, девушка в платье, что нынче не в моде. Значит мать. А в доме-то «рука» молодой хозяйки чувствуется…
- Да, уж 15 лет, - хозяин стул придвинул, - а твои родители?..
Так и разговорились. И спокойно Женьке, как в доме родном.
- С электроникой-то, дружен еще, - Степаныч на телевизор кивнул, - не работает уж полгода.
- Можно глянуть, а так-то, лет пять, как и паяльник в руки не брал.
- Ясно, - хозяин улыбнулся смущенно, глаза отвел.
- Нет. Степан Степаныч, здесь другое.
И поведал Женька историю о своём изобретении.
- А ты ранее нигде не опубликовал о нем? – Аня на отца глянула.
- В газете политеховской сообщение было об удачной разработке студента-медика. Доцент рекомендовал.
- Так, можно оспорить приоритет изобретения и наказать вора, - глаза у Аньки заблестели, носик заострился, будто гончая след взяла.
- Ну, и займись, дочка, - отец головой кивнул,- вор-доцент должен получить по заслугам.
Женька смотрит на обоих и теперь не дочь с отцом, а коллег видит.
Вот уж второй месяц с Аней, а не поинтересовался её профессией.
- Так, ты многим, чем не поинтересовался, - усмехнулся внутренний голос, - ток и переживал, как со Степанычем жить, а надо было – как с невестой. Они с отцом-то видать одного поля ягода. Угораздило тебя, брат, в малину ментовскую. Хотя, какая разница, теперь…
- Нет, не буду разбираться. Доценту, нынче и так досталось: дочь под следствием, говорят, будет ей небо в клетку.
С дежурства к вечеру отлучилась, втихаря, а у больной проблемы случились. Медсестрам, врачей бы пригласить из другого отделения, а они её искать кинулись, ну и .. . нашим-то больным времени много не надо, - сам под стол глядит, будто его, тогда искали…
В общем, суд скоро. У доцента инсульт. Он, моего разбирательство не вынесет. А изобретение и так пользу приносит...
- Ты не хочешь восстановить справедливость? - глаза Анькины, лучиками иголистыми.
- Не понимаю. Не понимаю, зачем подводить человека к смерти, ради разбирательства! Прибор создан, работает, а ты предлагаешь воспользоваться его существованием для наказания, смерти подобному. Ты считаешь, - за мелкую кражу нужно отвечать жизнью?- возмутился Женька.
Анька на отца глянула.
-Папа…- губки в удивление возмутительном, на щеках румянец.
А Степан дивится рассуждениям доктора.
Не всякий жить так может, не каждому дано простить обиду, иль унижение, когда сама судьба наказание оскорбителю выносит. Вот, и его видать простил и доцента. Или не прощение это, а сострадание?..
Месяц любопытный за окном повис, звезды россыпно мерцают.
Женька у дверей Анюту поцеловал, улицей темной к дому.
В парке листья кленовые шепчутся, далекий гудок тепловозный раздался и запах семечек жаренных…
Со спины шорох, шаги быстрые.
- Извини, без обид, - голос скрипучий и боль, острая жгучая, бесконечная…
Убийцу Женьки, Степанов нашел быстро. Отморозок, проигравшийся в карты, оставил нож на месте происшествия. Следствие длилось недолго…
1980г.