...
Стук множества миниатюрных колес, красные шарики катятся по тропинкам, капают, капают в единую чашу недоумения, слишком резко, слишком определенно — ты, вроде, мертв? Именно утверждение в форме неуверенного вопроса. Совсем не риторический, но ответ на него прилип к тонкой стеночки гортани и шелестит, першит листьями и перьями.
Я слышу стук.
Эй, добро пожаловать. Тебя здесь ждали.
Где? - машинально реагирую, хотя уже все понимаю. Я умер, будучи стариком. Я умер, будучи девочкой гимнасткой. Я умер, будучи примерной женой, у которой был маленький секрет от мужа, в виде регулярных приемов лизергиновой кислоты. Я умер.
Эта станция не по зубам, мы приехали.
Выхожу на свет, понимаю, что я могу все, потому вижу привычное — какой-то неприметный вокзал, болеющие серостью стены, цветы в клумбах, табличка, букв которой не могу разобрать от старости — своей или ее, не ясно...
- Как ощущения? - смотрит на меня кошачьими глазами, я пытаюсь понять род этого существа и решаю (почему?) что это «он».
- Хочу чашку чая.
Он смеется.
- Если хочешь, будет. Только зачем ты так держишься за привычное? Ты ведь давно понял, как все устроено. Единственная настоящая реальность — апогей иллюзии.
- Я хочу лицо. Хочу имя, одежды, чашку чая, - меня обволакивает дискомфорт, легонько кусается, стерва.
- Пусть будет так.
Я оглядываюсь на поезд, с которого сошел, поправляю воротник рубашки — я тот, кем всегда хотел быть и был. Имя мне Адоель, начало.
Ступаю по брусчатке к пустой забегаловке.
Ты ищешь относительность, рамки, тебе страшно.
Мне? Вовсе нет, Тет, я просто играю по своим правилам.
Игры забава честолюбивых, ведь везде есть победитель и проигравший.
Это моя особенность. Такая себе заурядная уникальность, потому я удивлен, оказавшись здесь.
А где ты?
В Раю.
Огрубевшие руки, при взгляде на которые погружаешься в переплетения выдуманных клеток, дальше молекул, атомов... Нет, нельзя слишком далеко, иначе найдешь Ничего в основе.
Эти руки приносят изящную фарфоровую... Нет, стеклянную дешевую чашку с пакетированным чаем.
- Первая задача лежит в ключевых понятиях изначального появления материй — сколько надо пересечений уникальных Вселенных, чтобы создать объект?
- Или событие.
- Да, или событие. Вернее сказать, событие это тоже объект. То, что ты делаешь, является воплощением сущности. Сколько? Три миллиарда? Тысяча? Одно сознание?
- Я сделал эту чашку чая для себя, меня одного достаточно.
Тет прищурился так, словно поймал меня на грубой ошибке.
- Относительно чего ты создал объект? Тебе потребовалось для этого столько дополнительных якорей — вокзал, кафе, даже одежда и мое имя, чтобы вести беседу. И, в итоге, как знать наверняка, твое ли это создание? Тщательнее, Адоель, без гордости и спешки.
Если потребность определяет необходимость действия, то что определяет вектор влияния? Попробуй создать мир, со всеми физическими законами и его условностями, вроде морали или религии, но появится ли от этого смысл существования каждого его элемента? Понимание предназначения. Ходить и каждому давать брошюрку с инструкциями к жизни, влиять массово через общую коммуникативную сеть?
Я запутался.
- Я наблюдал все это еще тогда...
- Когда был жив, хочешь сказать? - Тет взял мой чай и с интересом заглянул внутрь. - И как ты можешь знать границы своего восприятия, если оно и творит окружение. Пойдем, человек, попытаемся узнать твою правду.
Чашка выскользнула из смуглой руки: я ожидал услышать звон разбивающегося стекла о плитку, но она не коснулась пола — распавшись на неизвестные моему уму частицы, сдернула обои кожи со скелета светлого зала и вплела в ступени бесконечного моста, повисшего над огромным полем велосипедистов.
- Что? - невольно вырвалось из моих уст.
Лиц их не было видно с такой высоты, но мне представилась серьезная сосредоточенность, которая бывает у людей, что уверены в беспрекословной правильности действий. Крутят ржавые педали убеждений, вперед, к самопожертвованию и светлому будущему.
- Они решили, что праведникам надлежит искать Истину и после смерти, - неужели в глазах Тета ирония? - Даже большая очередь их не смутила — ждали целую жизнь, подождут и немного вечность. Забавно, не считаешь?
Трухлявый мост меня обеспокоил больше, чем его слова. Я постарался сделать шаг, но пространство опасно затрещало. Веревочные перила судорожно крутились. И я понял, что не хочу туда, вниз, ни ради благ других, ни ради своего — минутный комфорт дороже перспективы помочь Миру найти Истину. Оправдываюсь ли я, лихорадочно строя конструкции настоящего, веры в ценность мгновения как такового? Ни прошлого, ни будущего нет, только «сейчас». «Сейчас», не реализованное импульсом творения, убивает даже меня, уже переступившего эту черту, делает зомби, заставляет ощутить бренность и распад всего существа моей личности. И как выйти из этого цикла?!
- Тет!!! Спаси!
- Я не могу тебе помочь. Я не знаю, что с тобой, - он спокойно стоит позади, взирает немного печально. - Держись, Адоель, перестань искать!
Спокойно, ты сам разрушаешь этот мост, ты сам управляешь всем, ты способен все поменять! Не действует.
Я проваливаюсь вниз, на крохотные фигурки обреченных праведников, я один из них, моя индивидуальность - шифр древних цивилизаций, только инструмент взаимодействия, вуаль между полярностями, иллюзия, я уже кручу ржавые педали веры, способный на все, в том числе и ожидать вечность ради одного. Постичь Истину.
Он заговорил со мной, ослепительно чистый, радостно ясный, я утонул в блаженном трепете Его слов, не успев их осознать. Крутить. Я обрастаю словами, как ракушками, в них по жемчужине смысла, но никто не смотрит в мою сторону, все смотрят на Него, я уязвлен и покинут, бессмысленный и тонкий, пластинка чужих проекций на бесконечное поле велосипедистов, камни мои не драгоценны, меня обманули и продали на аукционе.
Самый дешевый. Вот что мне говорит сосед в дурацкой шляпе, продолжая путь в очереди. Ты не умеешь верить, чисто и отречено, ты лишний в сомне верных, лучших, ты воплощение противоположностей. Изыди.
Будучи в постоянном страхе погрузиться в гордыню, я унижал себя до крайности, но в чем отличие от алкоголика, оставившего яд, в страхе потерять контроль? Очутившись в бездне, способной меня вознести или умалить, я осознал ничтожество и хаос, который несу в нереализованной клеточке сознания. И неужели я это заслужил?!
- У тебя есть цель. Главное определение движения, - Птица из под Шляпы заговорщически подмигивала слепым глазом. - Ведь ничего не стоит на месте. Как поживает твоя правда?
- Моя правда... Как ее знать, если я не знаю границ себя? Если я не понимаю, кто я? Существую ли я?
- Что же, тогда мне не с кем даже поговорить, жаль. Остальные не любят отвлекаться.
Птица-Из-Под-Шляпы утратилась.
Я — ее взгляд? Пересечение черт множества существовавших и нет, как едкий экстракт бесконечных характеристик. Я помню смех, немного изнутри, увлекающий в веера вариаций мраморных моментов. Зеленые волосы? Или нити, плетеные бессонными ночами — три ночи, три дороги. Помню этот мрамор, оплетенный золотыми сетями, все кружится вокруг, все плотнее, оттого больнее. Не мне. Но и мне тоже.
Сижу перед столом, пытаюсь вспомнить дом, где нахожусь, только изба с низкими потолками стучится, ко мне подходят и пытаются узнать самочувствие, но я не знаю! Не знаю, кто я — пересечение черт множества существовавших и нет?
Нет материи, ровный калейдоскоп Вселенной, не рождающий вопросов, жадный.
И вот, постепенно, я вспомнил «дышать». Плоский-плоский лист свинца, освобожденный от наслоений за годы, многие годы поисков. Я ЕСТЬ. Я существую и это хорошо. Я познал себя, впервые в жизни увидел — я кусочек янтаря, солнечный луч сквозь мед, рождение в комнате без зеркал, без лабиринтов, прямо и уверенно, близко, очень близко к началу, единственно истинно меня не тыкают парализующими самоидентификацию копьями отречения и не бросаются пылью прогнивших гнезд.
- Все хорошо, хорошо, дыши. Вдох — выдох. Дыши. Ты там, где тебе хорошо. Вдох — выдох. Молодец. Дыши.
Дышу. Я молодец. Почему я представляю себя, где мне хорошо, но вижу потолок, угол оконной рамы, тюль?
Мрамор, оплетенный золотой сетью. Прямо сейчас, здесь. Разжимает мои занемевшие кулаки.
- Не так сильно, что же ты делаешь. Выпей воды, малыш.
Осколки чашки. Вот куда они девались. Стали педалями.
Я стряхиваю осадок чужой цели и встаю с велосипеда, с непривычки и усталости шатаясь, едва успевая уворачиваться от одухотворенных соседей на колесах.