Р О К

Николай Вознесенский
    Однажды осенью 1940 года несколько мужиков  нашего села  решили забраться на чердак под крышу сельской церкви  и проверить слухи о том, что там  под крышей на чердаке  спрятаны иконы и другое церковное имущество.
Это были: Куликов, Романов, Грызлов, Старостин, Гераськин, Илюточкин, Силаев – молодой, Давыдочев – начальник почты.
    Так как церковь  в то время использовалась под зерносклад, а отец мой  был  кладовщиком, то они пришли к нему и заявили, что хотят посмотреть: действительно ли под крышей церкви хранится  религиозное имущество, если  да, то его, мол, необходимо изъять.  Особенно настаивали Гуля и Артём. Наверное, надеялись, что там есть чем поживиться.  Отец не разрешил и пошёл к председателю колхоза – Лапшину Ивану Михайловичу. 
— Послушай, Иван  Михалыч. Тут  Гуля,  Давыдочев и другие  мужики  требуют, чтобы я  разрешил им  залезть  под крышу церкви.  Но ведь  для этого  нужно  будет  оторвать листы кровли.  А в церкви  зерно семенное.  Его же может  подмочить  во время дождей.
— Да  знаю, Фёдор.  Ко  мне они уже приходили с этой просьбой, скорее, требованием.  Разрешай,  пусть лезут.  А то ещё напишут донос  на нас с тобой, потом не отмажешься и ничего не докажешь.  И «загреметь» можешь в дальнюю  дорогу.  Пусть лезут, чёрт с ними.  Только  пусть  потом   заделают крышу, чтобы не протекало.
— Они, наверное, надеются там чем-нибудь  поживиться,- усмехнулся  отец.- Не думаю, что там есть что-то  ценное.
— Да я тоже полагаю, что там ничего ценного нет.  А если  что будет ценное, на твой взгляд,  то сообщи мне.  Тогда оформим, как положено и сдадим, куда следует.
На том и порешили. Мужики приставили к стене церкви огромную лестницу, доходящую до крыши, поднялись по  ней, отодрали железный лист кровли и проникли на чердак.
    Наша изба стояла  ближе всех к церкви, поэтому экспроприаторы  церковного имущества всё, что нашли на чердаке церкви, стаскивали к нам.  Там были  какие-то деревянные резные двери, остатки разобранного алтаря, иконы большого размера, которые когда-то по престольным праздникам выставляли  в специальных нишах  наружных стен  по бокам входных дверей.  Потом мужики всё это имущество растащили по домам.  Отец у себя дома ничего не  оставил, ни одной доски.  Да и мать была категорически против.
    Ценного там, конечно, к большому разочарованию жаждущих наживы  мужиков, ничего  не нашли.  Кровлю так и не заделали окончательно.  Осталось большое отверстие.  Через него не заливало  внутрь, так как купол был сводчатый, старинной кирпичной кладки, сделанный на века.   Зато  через этот лаз проникали на чердак галки и голуби  и гнездились там  с удовольствием,  обильно размножаясь.  Ведь там не заливало, не задувало, не было  хищников и корм был рядом. А вот все мужики, которые  участвовали в растаскивании  церковной  утвари, не вернулись с войны.  Многие наши односельчане, хоть и раненые, и контуженные, но вернулись живыми. А эти все погибли  буквально в первый год войны.
    Гришка Гуля  отвоевал финскую кампанию, заслужил звание лейтенанта и какую-то награду, но не получил даже царапины, а  в Отечественную – погиб   в первые месяцы.  Артёма Старостина  расстреляли в сентябре сорок первого за дезертирство и ограбление своего командира роты. Илюточкин  вместе со своим старшим сыном  погиб в первые месяцы войны, а второй его сын Дмитрий был призван в январе сорок второго и в этом же году был убит. А самый младший его сын Александр – сначала в шестнадцать лет потерял левый глаз, а уже в середине шестидесятых  как-то раз пил с друзьями  пиво возле бочки, поперхнулся и задохнулся.  Пока "Скорая" приехала, он был уже мёртв.  Именно всех мужчин из этой семьи взял рок.  Куликов, Романов, Силаев   погибли в впервой  половине сорок второго года. Из этой группы только Давыдочев  остался в живых,  но он и не участвовал непосредственно в экспроприации, а был приглашён только  для авторитета, как коммунист,  при переговорах  с председателем.