Гость.
Отец Михаил жил в небольшом на три кельи скиту вторую неделю. Так вышло, что находился он тут один. Но Отец Михаил вполне был этим доволен. Ему хотелось о многом поразмышлять в полном уединении.
После легкого ужина отец Михаил приступил к молитвам. Он молился, и тихая светлая радость наполняла его душу, растворяя все тревоги и волнения прошедшего дня. И казалось, что не только душа, но и тело становится легким.
И в этот самый неподходящий момент до него донесся стук. Кто-то стучал во входную дверь, не смея войти внутрь. Со словами «На все Господи воля Твоя» отец Михаил прервал молитву, встал и пошел открывать дверь.
На пороге стоял незнакомый молодой человек. Волосы до плеч. Одежда мешком висела на худом теле. Одет он был опрятно, но скучно и бедно. Внешность незнакомца была какая-то блеклая. Только большие синие глаза поражали своей красотой. Он посмотрел в глаза отцу Михаилу, и словно в душу ему заглянул. Отец Михаил даже отпрянул от неожиданности.
«Взгляд какой-то не от мира сего», - определил его про себя отец Михаил.
- Здравствуйте, извините, что нарушаю Ваше уединение. Заблудился. Уже несколько часов хожу по лесу, а выйти не могу, - объяснил свой визит незнакомец.
- Так вот она тропинка, - указал на нее рукой отец Михаил. - Крутой поворот между кустами делает, оттого и не видна. Иди по ней прямо, через минут двадцать к монастырю выйдешь, а там и дорога рядом.
- Устал я очень.
- Ну, заходи. Отдохни. Есть хочешь?
- Да.
Они прошли в маленькую комнату, которая служила обитателям скита трапезной. Но уж больно мала она была, и ее ласково называли между собой кухонькой.
- Садись, - указал отец Михаил гостю на скамью за небольшим столом. – Я гостей не ждал, так что могу предложить только постный овощной суп да хлеб.
- Спасибо, - обронил гость.
Съев половину супа, гость заговорил.
- Я все отец Михаил думаю о первородном грехе.
- И что же тебя беспокоит, сын мой? – садясь напротив гостя за стол, спросил отец Михаил.
- Почему древо познания Добра и Зла все чаще называют древом познания? Разве это одно и то же?
- Ну, ответить на этот вопрос в двух словах сложно, - не совсем поняв, при чем тут первородный грех, сказал отец Михаил.
- Разве? А по-моему это очень просто. Это древо не просто познания, это древо познания Добра и Зла. Добра и Зла, - с особым нажимом произнес гость. – Помните, как у Маяковского
Крошка сын к отцу пришел,
и спросила кроха:
- Что такое хорошо и что такое плохо?
Что такое хорошо? Что такое плохо? Плоды с этого древа позволяли судить! И как повели себя Ева и Адам, когда Змей предложил им отведать плоды этого древа? Хотя точнее повелись. Не познав еще фактически ничего, не осмотревшись вокруг, не задумавшись над величием замысла Божия; не попытавшись понять, кто они и зачем выпущены в мир, мир, сотворенный Богом; не попытавшись познать этот прекрасный мир, не изведав, как он устроен, каковы его законы; не познав жизнь, и не вкусив плодов с ее древа, выражаясь современным языком, при почти нулевой информации, они уже захотели дать оценку всему. Судить обо всем! Судить! Судить, что хорошо, а что плохо! Мнение прежде знания. Мнение вместо знания. Сладкое осознание своей компетентности, и не важно, что она мнимая. Родилась гордыня!
Отец Михаил от такой трактовки библейского сюжета лишился дара речи.
- И что за этим последовало? – спросил гость и сам себе ответил. – «И узнали они, что наги», - процитировал он Библию. – Они рассудили, что это плохо. И родился стыд. А затем? «И сшили смоковные листья, и сделали себе опоясанья», - опять процитировал гость Библию. – Прикрыли детородные органы. Ту часть тела человеческого, которая создана была Богом, чтобы производить на свет потомство. Бог сотворил первых людей из праха земного и делегировал им часть творчества – способность в любви производить на свет человеческие тела, храмы для душ будущих поколений людей. А они устыдились этих частей своего тела и исказили чистоту замысла Божьего! А что произошло во втором поколении людей! Каин и Авель. Легко Богу было увидеть червоточину в Каине. Он предоставил ему шанс избавиться от нее, подвергнув Каина испытанию – отнесся по-разному к дарам братьев. «И призрел Бог на Авеля и на дар его. А на Каина и на дар его не призрел», - снова произнес цитату из Библии гость. – Увидев состояние Каина, Господь велел ему «властвуй над своим грехом». Но…Каин не захотел преодолеть себя и очиститься. Зависть родилась в душе Каина, и он судил Авеля, счел его недостойным внимания Бога и жизни. И родилось самое страшное на Земле преступление – убийство. Каин отнял у Авеля Земной мир, подаренный Авелю Богом. Последующие поколения еще больше увязли в этой трясине. Они, не обременяя себя познанием сути дела, вовсю, со своей колокольни, судили всех и вся. Решали кто прав, кто виноват. Кто глуп, а кто умен. Кто дикий, а кто цивилизованный. Кто имеет право жить, а кто нет. Культуру какого народа взращивать, а чью стереть с лица Земли. Какие ценности должны восприниматься всем миром, а какие должны исчезнуть, как недостойные существования. Вот он первородный грех, грех, рожденный первым, первое ослушание человеческое во всей своей красе! Бог предвидел последствия этого поступка, и наказание Адама и Евы не было чрезмерным.
Отец Михаил находился в смятении. Все его естество восставало против, он было попытался заговорить, но, казалось речевой аппарат отказывался подчиняться ему. В голове пульсировала одна мысль: «Ересь! Ересь! Ересь!» И вдруг как-то некстати всплыло: «Адам!»
- Адам, - продолжал гость. – За что Бог так сурово наказал Адама, если первой запрет нарушила Ева? Бог сотворил Еву из ребра Адама. А это значит, что главой рода человеческого Бог выбрал Адама. И отвечать Адам должен был не только за себя, но и за Еву и за детей своих. Адам же не только за Еву не смог нести ответственность, но и за самого себя тоже. Кому много дано, с того много и спросится. Адам провалил испытание на зрелость!
Эта последняя фраза гостя почету-то придала отцу Михаилу энергии и он, совладав со своим безмолвием, с силой выдохнул то, что пульсировало в голове.
- Ересь! Ересь! Ересь! Как ты смеешь судить о таких вещах?! Кто ты такой?! Что ты знаешь?!... Изыди!!! – крестя сначала себя, а потом гостя велел отец Михаил, и видя, что гость не трогается с места, с какой-то отчаянной мольбой в голосе, почти шепотом попросил, - Уйди.
Гость заглянул в душу отцу Михаилу печальным взглядом и…исчез. Отец Михаил вскочил на ноги и опрометью бросился из кухоньки.
Вбежав к себе в келью, он упал не колени и вслух стал читать первую, пришедшую на ум молитву.
- Отче наш, Иже еси на небесех! да святиться имя Твое, да приидет Царствие Твое…
Через полчаса отец Михаил более или менее пришел в себя и услышал, как кто-то входит в скит. Он замер.
- Отец Михаил, ты здесь? – услышал он голос отца Никифора.
И хотя в особых приятельских отношениях они никогда не были, отец Михаил бросился к отцу Никифору как к родному.
- Утомился я по делам бегаючи. Весь день на ногах. Чувствую до монастыря не дойду. Решил к тебе. Чай не выгонишь, дашь ночлег, - проговорил отец Никифор после обычных приветствий.
- Проходи, проходи, - радостно суетился отец Михаил. – Есть хочешь?
- И накормлен и напоен. На ногах еле стою. Устал и спать хочу мочи нет.
- Ну, выбирай келью. Отдыхай.
От пережитого и долгих молитв перед сном спал в эту ночь отец Михаил крепко и долго.
- Ну и здоров же ты спать, - добродушно-насмешливо обратился к нему отец Никифор, хлопоча у плиты, когда отец Михаил появился на кухоньке.
Отец Михаил боязливо глянул на стол. Ни тарелки, ни ложки на столе не было.
«А был ли мальчик?» - вдруг всплыли в его памяти слова из романа Горького «Жизнь Клима Самгина». «Не было никого! Не было!» - успокоил себя отец Михаил. – «Надо бы ослабить ограничения в еде, а то от галлюцинаций и до обморока недалеко».
- Садись, трапезничать будем, - балагурил отец Никифор, ставя на стол тарелки с пшенной кашей.
Отец Михаил сел за стол.
- А у меня чудесный душистый травяной сбор есть. И на вкус приятен и тонизирует, - вспомнил он.
- Попотчуй, попотчуй. Грешен, люблю твои сборы, травник, да и кто их у нас не любит. И желудку приятно и телу полезно.
- Давай заварю, - предложил отец Михаил, вставая.
- А ты что, гостей ключевой водой кормишь? – спросил отец Никифор.
Отец Михаил, не успев до конца встать, так и замер в согнутом положении.
- Захожу сюда – на столе тарелка, а в ней наполовину вода.
Отец Михаил рухнул на скамью.
- Вылил я ту воду, - продолжал отец Никифор, - а последняя капля слезой повисла на краю тарелки. Чистая, как у младенца. Чудно…