Драма гипертимного ребёнка

Драма гипертимного ребёнка
Психологический разбор повести В.А. Осеевой "Динка"
© Бермант-Полякова О.В., 2015

У Тома Сойера (1876) был другой пол и похожий характер, и не было ни мамы, ни папы. У Пеппи Длинныйчулок (1945) был похожий характер, мама умерла, а папа был в отъезде. У Динки (1959) были и характер, и мама, и сёстры, и вернувшийся папа.

1. Детство Валентины Осеевой
2. Юность Валентины Осеевой
3. Взрослость Валентины Осеевой
4. Зрелость Валентины Осеевой
5. Автор и его герой
6. Натура Динки
7. Динка и Лёнька
8. "Динка" как автобиографическая повесть, исправляющая неслучившееся
9. Привязанности в мире Динки
10. Национальные игры в скрывать/показывать

В годы войны она написала повесть, за которую получила огромную денежную премию и двухкомнатную квартиру на главной улице столицы, окнами на Моссовет, а переиздания её книг позволили ей навсегда забыть о бедности. Потом она встретила свою любовь и уехала из столицы в Крым.

Всю жизнь она курила крепкие папиросы и умерла 67-ми лет от рака лёгких. Когда её возраст приближался к шестидесяти, она написала книгу и своём детстве и отношениях с мамой, - и вошла в историю.

1. Детство Валентины Осеевой

За сорок лет до рождения Валентины Осеевой её дед был вынужден бежать в Россию, - он был греком и участвовал в восстании против турок в 1862 году. По семейному преданию, он влюбился в русскую красавицу благородного сословия и попросил её руки. Чтобы жениться, ему потребовалось подтвердить своё равное происхождение, и Леонид Венеракис (Любимов, сказали бы мы по-русски) вернулся в Грецию, откуда с трудом вернулся только через два года. За это время красавица успела объявить о помолвке с гусаром, - жених вызвал соперника на дуэль и убил его.

В браке грека-дедушки и русской бабушки родилось четверо детей: Аристид, Леонид, Ариадна (мать писательницы) и Клеопатра. В книге "Динка" это Динкины мама и тетка, они названы именами Марина и Катя. В повести Марина "служит в газете корректором". В жизни Ариадна Леонидовна, которая отличалась врождённой грамотностью, действительно проработала корректором в газете "Гудок". Отец, Александр Дмитриевич Осеев, был инженером-мостостроителем и, как и книжный персонаж-железнодорожник, сочувственно относился к революционному движению. В 1905 году отец руководил крупной забастовкой на Самаро-Златоустовской железной дороге.

В книге отец Динки работает на элеваторе, помогает забастовщикам и потом вынужден уехать в Финляндию и скрываться от ареста. Это анахронизм, самарский элеватор открылся 21 сентября 2016 года, а действие в книге происходит в 1909. Это было время, когда города соревновались между собой: кто быстрее проведёт трамвайную линию, развернёт телефонную сеть, построит самый длинный мост. Во всех этих начинаниях волжский город Самара оказывался одним из первых. Суперэлеватор в Самаре был создан в рамках столыпинской аграрной реформы. Его строительство велось в 1913-1915 годах, в годы первой мировой войны. Это был не только самый большой в Европе, но и самый современный по технологиям объект, в нём размещалось свыше 3 млн. пудов зерна одновременно.

События 1905 года историки описывают следующим образом. 18 октября в Самаре был получен царский манифест от 17 октября, давший свободу слова, печати, союзов, собраний. По городу распространялась листовка "Что дает нам царь и чего мы добиваемся", которая заканчивалась призывом к вооруженному восстанию. Похороны рабочего Карасева 18 октября превратились в многотысячную манифестацию, прошедшую по улицам города.

25 ноября 1905 года по инициативе самих рабочих в Самаре возник Совет, в который было избрано 40 депутатов. Главной своей задачей Совет считал организацию вооруженного восстания. 8 декабря он дал по линии Самара-Златоустовской же­лезной дороги телеграмму всем рабочим и служащим, предложив приостановить движение и пропускать только воинские поезда с солдатами, возвращавшимися с Дальнего Востока. Железнодорожники тотчас объявили стачку. К ней примкнули рабочие многих предприя­тий. По решению Совета работали только аптеки, водопровод, пекарни, мясные и молочные лавки. Все предприятия и учреждения закрылись. Стачка стала всеобщей. Она была направлена на поддержку начавшегося в Москве вооруженного восстания.

Рабочие выдвигали экономические требования о десятичасовом рабочем дне, однако стачка быстро приобрела политическую тональность. 23 ноября жители села Никольское, деревень Русская и Мордовская Борковка, Борская Московка Ставропольского уезда разрушили и сожгли близлежащую усадьбу графов Орловых-Давыдовых. В этот же день крестьяне сел Выселки и Васильевка разрушили и сожгли другую усадьбу этих помещиков. Через три дня запылала усадьба Орловых-Давыдовых в селе Большая Рязань. 27 ноября сгорели усадьбы Аржанова, Сосновского и Ярового. Всего в 1905 году крестьяне Самарской губернии разгромили и сожгли более 50 имений.

Потом последовало введение правительственных войск для усмирения бесчинств. Митинг протеста против бесчинств полиции и казаков, созванный 12 декабря 1905 г. социал-демократическим комитетом, полиция разогнала. Рабочие и служащие, принимавшие участие в декабрьской стачке, увольнялись и заносились в "черные списки". Попавших в этих списки рабочих не принимал ни один завод.

Совет рабочих депутатов прекратил свою деятельность. Комитет РСДРП ушел в подполье. Как организатор стачки, Александр Дмитриевич несколько лет скрывался от властей, затем был арестован. Семье пришлось покинуть Самару (в 1910 году 150 тыс человек населения), где прошло детство писательницы, и вернуться в Киев (в 1913 году 520 тыс жителей), где она родилась. Здесь Осеева начала учиться в частной гимназии.

Из-за преследований полиции Ариадна Леонидовна с тремя дочерьми, Галиной, Анжелой и Валентиной, вынуждена была часто переезжать из города в город. Закончила гимназию будущая писательница уже в Житомире.

Незадолго до этого, в 1916 году, отец оставил семью с женой-гречанкой и женился на молдаванке, которую привёз с места службы.

2. Юность Валентины Осеевой

По окончании гимназии она поступила на драматический факультет института имени Лысенко, но получить актёрское образование ей не удалось из-за гражданской войны.

Родители оформили официальный развод, старшая сестра, Галина (в книге Алина) вышла замуж, а мать с двумя девочками (книга "Динка" посвящена автором матери и сестре) по заданию партии в буквальном смысле слова ушла в монастырь. Все трое переехали в Москву и в 1923 году определились на службу в Трудкоммуну им. Клары Цеткин на станции Солнечная воспитывать сирот-беспризорниц.

Шестнадцать лет жизни писательницы, до войны, связаны с работой с детьми без родителей. Её значительная часть проходила в Даниловом монастыре, по преданию, первой основанной на берегах Москвы-реки обители, который в 1929 году перешёл в ведомство НКВД и стал спецприёмником-распределителем для детей репрессированных.

В 1937 году Осеева опубликует свой первый рассказ для детей. "Таких парадоксальных писателей, пожалуй, больше и нет в советской истории. За долгую жизнь она написала всего две большие книги – и получила за одну из них Сталинскую премию. И при этом – ни пафосных интервью в газете «Правда», ни «Голубых огоньков» по телевизору, ни теплых должностей в писательском союзе. Никто из ее верных поклонников (а это, без преувеличения, все детско-подростковое население СССР 1960-х и 1970-х годов) так и не узнал о ее личной жизни ничего, хотя пытались многие. Пять скупых строчек в Большой советской энциклопедии – и точка", - пишет биограф писательницы.

Возможно, это связано с документами о неразглашении, подписанными в силу работы в учреждениях НКВД. А возможно, - с нежеланием привлекать внимание к своему дворянскому происхождению. Она напишет о своём детстве только когда Сталина уже не будет в живых.

3. Взрослость Валентины Осеевой

"Работая воспитательницей в Даниловском детском приёмнике (на территории тогда закрытого Данилова монастыря), она познакомилась со своим первым мужем в довольно романтичной обстановке: он приехал на коне и помог утихомирить юных бунтовщиков, но брак распался довольно быстро", - пишет биограф, не задумываясь о несоответствии года рождения сына в этом браке, - 1927, и времени организации детприёмника, 1930.

В 1943-м Осеева-Хмелёва, чтобы спасти сына от голодной смерти, отправит его к отцу. Сергей Хмелев жил тогда со своей новой семьей на Дальнем Востоке и служил в Тихоокеанском морском училище. Тихоокеанское высшее военно-морское училище имени русского флотоводца Степана Осиповича Макарова расположено во Владивостоке, и с момента своего основания является единственным военно-морским учебным заведением на востоке страны. Оно было учреждено в 1937 году, в 1998 году преобразовано в военно-морской институт, а в 2014-м ему вернули статус училища.

Своего сына писательница назвала Леонидом, - Лёнькой.

После войны она напишет повесть "Васёк Трубачёв и его товарищи", за которую ей дадут Сталинскую премию. По книге-дилогии (1947, 1951) будут сняты чёрно-белые приключенческие фильмы, оба на киностудии им. М. Горького режиссёром И.А. Фрэзом (1955, 1957). Она станет богатой и известной.

Когда у неё родится внучка, она встретит своё женское счастье.

4. Зрелость Валентины Осеевой

Её любимый муж будет, как и папа, инженером. Инженер-изобретатель, писатель-фантаст В.Д. Охотников родился в 1905 году в г. Ельце. Детство он провел, как и Валентина, на Украине, в Полтавской губернии, куда переехал вместе с матерью. Окончил начальную городскую школу, затем реальное училище. В 14 лет, оставшись сиротой, Вадим Охотников начал работать помощником электромонтера, а в 16 заведовал городской электростанцией.

В 1923 году он так же переехал в центральную часть страны, поступил в Ленинградский институт инженеров звукового кино, совмещая учебу с работой электромонтера-осветителя, а затем – заведующего осветительным цехом на кинофабрике «Белгоскино». В 1930-е годы В.Д. Охотников сконструировал звукозаписывающий аппарат, который использовался в первых советских звуковых фильмах. В 1935 году Президиум Верховного Совета Белорусской ССР присвоил ему звание «Заслуженный деятель советской техники». Уже через год он разрабатывал новые звукозаписывающие приборы в персональной лаборатории в Ленинграде, а с 1938 года занимался работами оборонного назначения.
Индукционный миноискатель системы Охотникова долгие годы стоял на вооружении Советской Армии. Всего же он сделал более 50 крупных изобретений в области электротехники, электроакустики, военной техники.

Был награжден медалью «За оборону Ленинграда» (1943), орденом «Трудового Красного Знамени» (1944). С 1946 года В.Д. Охотников - научный редактор журнала «Техника-молодежи», где в том же году появился его первый научно-фантастический рассказ «Разговор по существу».
В 1947 году он был принят в Союз писателей СССР и посвятил себя литературе. Его произведения являются популяризацией собственных научных и технических идей.

Именно с ним она уедет в Крым в 1952, он будет рядом, когда она будет писать "Динку".

5. Автор и его герой

Психологический разбор повести В.А. Осеевой "Динка" опирается на "вырванные из разных глав" цитаты, без пояснений по контексту. Дальнейшие размышления предполагают, что читатель прекрасно ориентируется в сюжете повести и взаимоотношениях действующих лиц. Если вы не знакомы с повестью, отложите чтение эссе и прочтите оригинал.

Главная героиня книги – русская дворянка Надежда Арсеньева, в возрасте семи-восьми лет отроду.

— Вот, девочки, ваша новая подруга, Надежда Арсеньева!
— Никаких Надежд… — хлопая крышкой парты, проворчала Динка, и, когда классная дама вышла, она громко заявила: — Зовите меня, пожалуйста, просто Динка, я терпеть не могу никаких Надежд! (Д, Ч3Гл3)

Мысль о том, что Динка дворянка, советским школьникам не приходила в голову, но современникам писательницы был прекрасно известен и циркуляр «О сокращении гимназического образования», прозванный «циркуляром о кухаркиных детях», и время его подписания, 18 (30) июня 1887 года. Российский министр просвещения граф И. Д. Делянов запретил принимать в гимназии «детей кучеров, лакеев, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей».

Лёнька не мог готовиться к поступлению в гимназию в 1909 году (Лев Толстой умер в 1910-м, его смерть оплакивают героини книги (Д Ч3Гл5)), потому что был крестьянином по рождению. Если бы отец Лёньки имел свою недвижимость в городе, он мог бы записаться в мещанское сословие, и Лёнька был бы записан мещанином, - но у Гордея Лукича не было дома в Самаре, поэтому даже к "тому подобным людям" Лёнька не относился.

Равный доступ всех сословий к образованию появился только после октябрьских событий 1917 года. Не думаю, что анахронизм (в исторической науке, литературе, кино — ошибочное, намеренное или условное отнесение событий, явлений, предметов, личностей к другому времени, эпохе относительно фактической хронологии) является оплошностью писательницы, скорее всего, это воля автора. В реальной жизни Ариадна Леонидовна помогала мальчику, принятому в семью писательницы, однако учился тот в реальном училище, а не в гимназии.

Не могла Динка происходить и из семьи разночинцев или купцов, - разночинцы и купцы обычно учили в гимназии одного ребёнка, и как правило, старшего сына, а не всех трёх девочек, как в семье Арсеньевых.

Если верить семейному преданию о дедушке-дворянине и бабушке-дворянке, то Ариадна Леонидовна Венеракис имела личное дворянство по рождению и вышла замуж за ровню, инженера по профессии, - иными словами, окончившего университет и получившего по окончании университета личное дворянство. Таковы были реалии девятнадцатого века. Это значит, что все три девочки Осеевых, как и героини книги, с рождения были записаны в дворянское сословие.

Саму писательницу можно без колебаний отнести к тройственным натурам, истероидно-эпилептоидным-циклоидным. Первые двадцать лет жизни её манила сцена, - частная музыкально-драматическая школа Н.В. Лысенко, куда она поступала на драматический факультет, открылась в 1904 году, а после смерти основателя в 1913-м стала носить его имя (это и сейчас ведущий профессиональный вуз, только называется Киевский национальный университет театра, кино и телевидения и носит имя Ивана Карповича Карпенко-Карого, драматурга соцреализма, присвоенное ему в 1945 году). Следующие двадцать лет она была воспитателем детей, и работала в иерархической структуре НКВД, - реализуя свою эпилептоидную натуру. После сорока стала публиковать рассказы об отношениях между людьми, сочувствии друг к другу, понимании в взаимопомощи, - проживая свою циклоидную натуру. Муж-изобретатель, очевидно, имел сильный паранояльный радикал в характере, и в браке с ним-цельным она сумела обрести гармонию.

О натурах и как их определять, подробно рассказано в конспекте по радикалам характера, который есть здесь http://moemesto.ru/rorschach_club/file/14250701/Методика 7 радикалов К печати 34 страницы.doc

Динка тоже истероидно-эпилептоидно-гипертимная по натуре. В наши дни психологи назвали бы её ребёнком-россыпью, потому что "рассыпания" Динки трудны для всей семьи, а детские психиатры говорили бы про СДВГ, синдром дефицита внимания с гиперактивностью. Ситуацию усугубляет эмпатический провал в отношениях Динки с её тёткой.

О концепции Хайнца Кохута про эмпатический провал empathic failure понятными словами на примерах из семейной жизни я писала в 2010 году здесь http://m-d-n.livejournal.com/150887.html.

Ребёнок-россыпь это авторский перевод книги американского психолога Грина Р.В. Взрывной ребенок. Новый подход к воспитанию и пониманию легко раздражимых, хронически несговорчивых детей, отрывки из которого есть онлайн здесь http://olga.co.il/knigi/rebjonok-rossyp.html

Её родители оба эмотивно-паранояльны по натуре и не понимают девочку, - об этом, собственно, и книга, - а Лина и Лёнька понимают. Русский паранояльно-циклоидный характер мы обсуждали, когда разбирали Записки княгини Дашковой здесь http://rorschach-club.livejournal.com/159452.html, родители Динки оба такие же, как княгиня Екатерина Дашкова, только idee fix у них революционная.

Буйная натура Динки с самого рождения девочки перегружает окружающих, которые не могут найти подходящего поля деятельности для приложения её талантов. Любой нереализованный талант разрывает изнутри, несчастна и Динка в семье, не нашедшей практики, которая оформит её душевные силы в социально приемлемые действия.

Психодинамика действия в "Динке" такая же, как в классическом романе взросления: книга начинается с описания "большого бабаха отношений" между героиней и Лёнькой, пробуждающем в Динке совесть. Дальше происходит становление эмоциональной саморегуляции и овладение эпилептоидным кругом аффектов (с выплесками злобы) и истероидным кругом аффектов (сокращает практику скрывать/показывать и честно рассказывает маме о своих делах), а к десяти годам формируется волевая саморегуляция. Её гипертимность (жажда новых впечатлений, аффект циклоидного круга) становится другого свойства: тяга бродить по свету из ежедневной неконтролируемой превращается в сдерживаемую неделями – запойную. Родители сублимируют свою истероидность, играя в скрывать/показывать с окружающими и жандармами и злятся на Динку за то, что она не так эмотивна, как они. Но обо всём по порядку.

6. Натура Динки

Динка, как и автор повести, истероидно-эпилептоидно-гипертимная по натуре.

Ей нравится входить в роль другого перед девочками в классе, перед сестрой или для самой себя:

А Динка была изобретательна. Иногда она входила в класс совсем как учительница Любовь Ивановна и, точно как она, мерно помахивая рукой, говорила:
— Слушайте, дети, слушайте! Земля — это круглый шар, и этот шар все время вертится…
— Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! — заливались подружки. — Арсеньева! Динка! Покажи батюшку!
Динка прятала под фартук руки и, выпятив живот, ходила по классу, визгливо восклицая:
— Де-ти мои! Господь бог наградил Давида божественной силой, и слабый Давид победил Голиафа!
Девчонки визжали от удовольствия, а на уроках, когда к доске вызывали Арсеньеву, с ними не было сладу.
— Тише! Тише! — надрываясь, кричала Любовь Ивановна, а Динка, стоя у доски, корчила смешные рожи. — В чем дело, наконец?
Любовь Ивановна с возмущением оборачивалась и встречала удивленный, невинный взгляд Динки.
— Они не дают мне отвечать урок, — скромно жаловалась та. (Д Ч3Гл6)

Потом, на глазах испуганной Мышки, она поставила картонку на пол, нажала на нее коленкой, затянула ремни и, ухватив ее за ручку, прошлась по террасе, изображая старую даму и с улыбкой оглядываясь на присевшую от смеха Мышку.
— Мадам, я тороплюсь на поезд! Мадам Мышка, идите за мной!
«Мадам» Мышка, ухватив один конец ремешка, тоже разок прошлась по террасе, потом Динка изобразила «двух мадамов», опаздывающих на поезд, и девочки со смехом потащили картонку в кухню. (Д Ч2Гл47)

Динка изображает попеременно то сурового короля дон Педро, то чудесного пастушка. Король у нее представлен с сильно выпяченной нижней губой и вытаращенными глазами; для чудо-мальчика Динка изо всех сил укорачивает нижнюю губу, голову откидывает назад и чуть-чуть щурит глаза. (Д Ч1Гл4)

Как все истероидные натуры, она извлекает удовольствие от умения скрывать / показывать себя одновременно. Это касается и актёрства как ремесла, и обращения с информацией, истероидным натурам нравится скрывать/показывать правду. Им неинтересно показать фокус, и только, им требуется фокус с его последующим разоблачением.

Мышка тоже засмеялась.
— Ты так быстро врешь, — сказала она, — что я даже ничего не успеваю подумать!
— У меня не простое вранье! — важно сказала Динка. — Но тебе никогда не додуматься, потому что оно похоже знаешь на что?
— На длинный язык! — фыркнула Мышка.
— Нет… На яичко, которое вкладывается одно в другое, одно в другое, а в самом конце такой шарик.
— Ну и что?
— Шарик взаправдашний, а кругом вранье, — объяснила Динка. (Д Ч2Гл45)

Так проявляет себя истероидное начало в натуре ребёнка. Его истоки нужно искать в инстинкте самосохранения, который присущ каждому из нас. В минуту опасности для жизни эволюционно у любого человека есть (1) возможность нападать в ответ, поражать, - в том числе на уровне социальных взаимодействий демонстративными, эксцентричными выходками поражать воображение окружающих, прикладывать усилия к тому, чтобы выделяться на любом фоне, (2) возможность замирать, притворяться неживым, неподвижным, как бы мёртвым, - хорошо известно, что хищники не едят падаль, потому что мало кто из них может метаболизировать трупный яд, - в том числе на уровне социальных взаимодействий ничего не менять в своей жизни, придерживаться одних и тех же рутин годами и даже десятилетиями, стараться не выделяться ни в одежде, ни в поведении, прикладывать усилия к тому, чтобы оставаться незаметным в любой группе людей, мимикрировать под окружение, таиться, (3) возможность убегать, покидать ситуацию, где возникла опасность, - в том числе на уровне социальных взаимодействий разрывать отношения с людьми в один момент, выкидывать их из практик своей жизни и из памяти.

Удовольствие от ощущения, что две силы действуют одновременно, наполняет человека переживанием мощных жизненных сил, поэтому люди снова и снова к нему возвращаются. Так, удовольствие от скрывать/показывать это удовольствие от практики таиться/нападать одновременно. Недомолвки, полуправда и плутовство, розыгрыши и исключение третьего из пары (мы не скажем ему то, что знаем вдвоём), - всё это удовольствия одного корня, где силы (1)(2) действуют вместе. А удовольствие от ближе/дальше, от отношений, в которых приближаются к другому, чтобы поразить его обвинениями и упрёками и отпугнуть его, а потом приблизиться к нему, и одновременно разорвать отношения, убежать и потом снова сближаться, чтобы быть в отношениях, это совместное действие сил (1)(3). Это удовольствие психиатры почему-то называют "пограничной организацией личности", социальные психологи "амбивалентно-сопротивляющимся типом привязанности", а житейская мудрость отношениями в треугольнике, потому что "об третьего" легче сближаться-отдаляться и расходиться-сходиться с партнёром, переживая эмоциональные потрясения к собственному удовольствию. Глубинное удовольствие тут от того, что все живы и всё хорошо, в итоге, - на некоторое время.

Ещё один аффект истероидного круга – это тревога. Он напрямую связан с ощущением опасности и инстинктом самосохранения.

Из трёх сестёр Мышка, девочка с "генерализованным тревожным расстройством", как сказали бы мы сейчас. Она тревожится по любому поводу. Динке тревоги неведомы до появления в её жизни Лёньки, - это первый человек, за которого она тревожится по-настоящему, глубоко, сумеет он спастись от злого Гордея Лукича и сбежать с баржи (Д Ч2Гл3) или нет.

7. Динка и Лёнька

Если вы внимательно читали повесть, то обратили внимание, что Динка скрывает/показывает не для собственной выгоды, а для того, чтобы рассмешить окружающих. О тревоге в повести говорится больше 120 раз, про грусть 80, а про хохот больше 40. Сказать по-совести, девочка растёт в довольно депрессивной обстановке.

Её мать мало того, что удручена разлукой с мужем, (вспоминайте Екатерину Дашкову, которая рано овдовела и не вышла замуж вновь, паранояльно-циклоидные женщины все такие), она в силу собственной сострадательной натуры переживает и тревожится за детей и близких и одновременно у неё душа болит о справедливости и борьбе за правое дело (вспоминайте Екатерину Дашкову, которая не могла спать, когда болели её дети, и не примирилась ни с фаворитами, ни с расточительством государственной казны).

Все мысли Марины Леонидовны, мамы книжной героини, поглощены рас-планом, - в книге это организация побега Николая Пономаренко из тюрьмы (о рас-планах Дашковой выплатить долги мужа, дать европейское университетское образование сыну и приумножить собственные имения, сделать племянниц придворными дамами и о мазохистически-параноидной динамике в этой связи, мы уже говорили), - и внимание детям уделяется "по остаточному принципу".

Исследования И.В. Боева о ПАЛ, патологической аномальной личности, на статистически значимом материале 15-летнего лонгитюдного исследования сотен подростков и взрослых показали, что истероидная и циклоидная натуры не образуют двойственного характера в популяции. Это всегда будет или цельная (с дрейфом в сторону дезадаптации) натура, или тройственная натура, через эпилептоидный, паранояльный или шизоидный третий характерологический кластер.

Динка смешит окружающих, потому что так реализуется её циклоидное начало в натуре, её желание быть с ними "мы". Её эмотивная, меланхоличная и тактичная, чувствительная и деликатная мать выглядит полным антиподом подвижной, смешливой и бурно жестикулирующей дочери, однако на самом деле обе циклоидны, только представляют два полюса, субдепрессивный и гипоманиакальный, одной синусоиды.

Настроение сестёр, Мышки и Алины, описано как ровное, энергичный и предприимчивый Костя много хохочет, о настроении отца и Лины ничего не известно, Лёнька тоже описан как человек без колебаний настроения, - значит, центром семьи и ядром, вокруг которого вращаются её переживания (а в этой позиции всегда циклоид) будут или Марина, или Динка. Поскольку Марина мать, обеспечивает семью деньгами и имеет в семье больше авторитета и власти, она становится центром жизни в семье и доме, - и Динка закономерно уходит из семьи на улицу. На улице востребована её гипертимная натура.

Так же закономерно у Екатерины Дашковой был муж, красавец и душа компании-гипертим, и столь же уместно предположение о том, что гипертимом был муж Марины Леонидовны, отец Динки, - производственник и общественник, как бы сказали в советское время, предпочитающий уюту семейной тихой гавани кипучую общественную жизнь.

В.В. Пономаренко на стр. 171 книги о радикалах характера так описывает эту сторону циклоидной натуры: "Гипертим постоянно исполнен сил, энергии, но при этом не сконцентрирован ни на чём определённом, не имеет устойчивой цели, единственного направления, в котором израсходовал бы свои мощные энергетические запасы. В результате гипертим «распыляется» на множество мелких (в аспекте их социального значения) занятий. Гипертим – неутомимый живчик, оптимист. Его постоянно солнечный, безоблачный взгляд на мир невольно передаётся окружающим, и в этом как раз заключается основная роль гипертимной тенденции в социуме. Живя по принципу «эх-ма, горе не беда» гипертимы создают вокруг себя жизнеутверждающую, жизнерадостную психологическую атмосферу. Сила и подвижность нервной системы обеспечивают истинную уверенность в себе – без позёрства, без чувства превосходства, без агрессии. Гипертим просто ощущает себя в тонусе, всегда готовым к действию".

На стр. 172: "Гипертимы вечно всё делают на бегу: спеша, дожёвывают бутерброд, допивают сок, одновременно натягивая на голову свитер или застёгивая рубашку. Им свойственно полное невнимание к общественному мнению (точнее, к условностям, которые бытуют в социуме). В любом случае пространство гипертима предназначено целиком для активного отдыха и общения, а также несёт на себе отпечаток небрежности, незавершённости. Всё, что ни делается им для обустройства собственных помещений, будь то ремонт, сборка мебели, распределение бытовых и рабочих предметов по местам – делается наспех, без установки на достижение высокого качества".
 
На стр. 178: "Он заливисто, энергично смеётся, не скрываясь, не считая нужным сдерживать себя. Это именно гипертим, и никто другой, покатывается от хохота, подёргивая руками и ногами, приговаривая «ой, мама» и захлёбываясь. Гипертимам – вездесущим живчикам, свойственные привественные и иллюстрирующие жесты".

На стр. 180: "Гипертимы все движения совершают быстро – они быстро ходят, быстро едят, быстро говорят. Свойственные гипертимам оптимизм, жизнелюбие и низкую тревожность, являющуюся признаком сильной нервной системы, мы уже обсудили. Ему не хватает целеустремлённости, он распыляет свои силы. Отсутствие тревоги наносит ущерб исполнительности, обязательности, ответственности, осторожности, постоянству во взаимоотношениях. Гипертим неисполнителен, потому что склонен недооценивать ситуацию и, в связи с этим, возможные отрицательные последствия своего поведения. Чем сполна наделён гипертим, так это общительностью. Он охотно расширяет круг общения, следуя своему девизу: «Ни дня без нового приятеля». Не желая знать условностей, гипертим легко устанавливает контакты с представителями разных социальных слоёв, групп, являясь своего рода связующим звеном между этими группами".

На стр. 182: "Наряду с беспечностью, гипертимы наделены поведенческой гибкостью и изобретательностью, за счёт которых выходят из критических, подчас, ситуаций".

Пример из сцены ареста Кости:

Костя мягко улыбнулся ей и, пробегая мимо, сказал:
— Не бойся и не вставай с места! Сильный стук в парадную дверь, как удар грома, прокатился по коридору.
— Кто там? — спокойно спросил Костя.
Динка поправила свою шляпку, дрожащими руками завязала под подбородком бант и приросла к стулу…
— Скажите, пожалуйста, почему вы очутились здесь, в этой квартире, когда вам заведомо известно, что госпожа Арсеньева проживает сейчас на даче? — ехидно спросил он, склоняя набок гладко прилизанную голову.
Но Костя не успел ответить.
— Потому что я заблудилась на пристани, и Костя привел меня сюда! Мы сейчас поедем на дачу! — бойко выкрикнула со своего стула Динка и, поправив одной рукой шляпку, крепче прижала к себе куклу.
Один из жандармов вынес из комнаты завязанное в узел платье и, бросив его на пол перед офицером, поднял вверх старое, порыжевшее пальто и дешевые подержанные брюки.
— Найдено-с за комодом, — доложил он. Офицер, брезгливо морщась, отодвинул свой стул. Жандарм вывернул карманы пальто, встряхнул брюки.
— Думаю, что этот маскарадный костюм не принадлежит госпоже Арсеньевой, с кривой усмешкой сказал офицер.
Динка, почувствовав, что он снова ловит на чем-то Костю, мгновенно вмешалась:
— Это мама купила Никичу! Это наше! — быстро сказала она.
Привычка постоянно выкручиваться и что-то придумывать в свое оправдание безошибочно подсказывала ей, где таится опасность.
— Так точно, ваше благородие… У них есть такой пьющий старик, — кашлянув в руку, подтвердил дворник Герасим.
— Уберите! — махнул рукой офицер. (Д Ч2Гл62)

Истероидное и гипертимное (циклоидное) начала соединены в натуре Динки через эпилептоидность.

Если аффекты истероидного круга это удовольствия от обладания двумя инстинктивными силами одновременно и тревога, а аффекты циклоидного круга это грусть, печаль и радость, веселье, то аффекты эпилептоидного круга это испуг и месть.

Пугаются в повести "Динка" прямым текстом 160 раз, а называют месть местью 2 раза: беглые каторжники мстят бывшему сообщнику, истязателю Лёньки, убивая Гордея Лукича (Д Ч2Гл36) и Динка после самовольного ухода на базар просит Лёньку отомстить всем торговкам салом (Д Ч3Гл20). Налицо работа вытеснения, сказали бы люди, отягощённые психологическим образованием. Желание отомстить остаётся неназванным в повести, - хотя в нескольких эпизодах мотивирует героев действовать. Лёнька переворачивает доску и сбрасывает Меркурия в пропасть, другими словами, убивает человека, желая отомстить предателю за то, что выдал его благодетеля Колю, и защитить семью Динки. Первый убийца в состоянии аффекта, Каин, не раскаивался. Не раскаивается и эпилептоидный Лёнька. И у него, и у Динки мстительные чувства быстро достигают градуса слепой ярости:

Урок еще не начинался, девочки беспорядочно толпились около парт. Динка, расталкивая всех, кто попадался ей на пути, и словно ослепшая от бешенства, кричала:
— Где Муха? Где Муха? Завидев нырнувшую под парту гладенькую головку Мухи, Динка с яростью шлепнула ее ладонью по спине… (Д Ч3Гл9)

и интенсивность гнева пугает окружающих:

Один раз, когда она была еще маленькой, Марина принесла из библиотеки «Хижину дяди Тома» и читала ее детям. Все плакали. Динка тоже плакала. Сначала тихо, а потом, когда умерла Ева, она вскочила, затопала ногами и хотела разорвать книгу. Алина и Мышка изо всех сил пытались успокоить ее, мать гладила ее по голове и говорила, что всем жалко добрую девочку Еву и все плачут над ней, горе часто выражается слезами, но зачем же так злиться и рвать книгу? Чем виновата сама книга?
Динку с трудом уложили спать в тот вечер и по секрету от нее договорились завтра, во время чтения, отправить ее с Линой на прогулку. Но вышло иначе. Утром Динка забралась к матери в комнату, вытащила оттуда злополучную книгу и убежала с ней в дальний угол двора. Там она бросила книгу на землю и, топча ее ногами, в ярости кричала:
«Вот тебе! Вот тебе за Еву!»
Арсеньевы жили тогда в городе, и на дворе было много детей. Дочка дворника, Машутка, в ужасе бросилась в дом:
«Тетенька! Динка книжку бьет! Ужасти, как она ее треплет!»
Матери дома не было. Катя и Лина выбежали во двор. Книга с растерзанными страницами валялась на земле, а Динка, низко опустив голову, сидела с ней рядом. Вокруг, молчаливые и испуганные, стояли ребятишки со двора. (Д Ч1Гл28)

Эмоциональный выплеск опустошает ребёнка, после парксизма мести она впадает в "кататонию", неподвижность, а от разговоров у неё начинает болеть голова:
Книга с растерзанными страницами валялась на земле, а Динка, низко опустив голову, сидела с ней рядом. Вокруг, молчаливые и испуганные, стояли ребятишки со двора. Катя молча собрала разбросанные страницы и крепко взяла Динку за руку:
«Пойдем!»
Но Динка не шевельнулась. Тогда Лина, онемевшая от удивления, вдруг пришла в себя и разразилась громкими упреками (...)
«Пойдем!» — сердито повторила тетка и дернула Динку за руку.
Маленькая детская рука беззащитно натянулась, но Динка не встала. Жалкая фигурка ее не выражала никаких желаний, не было в ней и сопротивления.
«Пойдем домой, Дина!» — уже мягче сказала Катя. Девочка подняла голову и посмотрела на нее пустыми, словно выцветшими глазами, потом повернула голову к Лине. Липа не вынесла ее взгляда:
«Крохотка ты моя! Ведь сама не своя стала! Иди ко мне, дитятко ты мое выхоженное!»
Лина схватила девочку на руки и, вытирая своим передником грязные щеки Динки, быстрыми шагами пошла с ней к дому.
«Да провались она пропадом, книга эта самая! Своими деньгами не поскуплюсь, а мытарить ребенка не дам! Бумага — она и есть бумага, а дитё напугать недолго, — бормотала она на ходу, чувствуя себя единственной защитницей Динки. Теплые руки девочки, доверчиво обнимавшие ее шею, усиливали это материнское чувство. — Таскают в дом всякую баламутку, а ребенок отвечай! — ворчала Лина и, прижимая к себе девочку, переходила на тихое воркованье. Глазочек ты мой синенький, былиночка моя! Да мы их всех с энтой книгой!.
Не бойся, не бойся! А Лина сейчас кисельку сладенького дасть! Хошь кисельку-то?»
«Не-ет», — капризно тянула Динка.
«А чего хошь? Изюмцу коль дам?»
«Я спать хочу. У меня голова болит…» — заплакала Динка. (Д Ч1Гл28)

Лина пожалела Динку, смогла "расплакать" девочку, и та "получила доступ к аффекту" печали. Она злилась на книжку, где умерла Ева, потому что ей было до слёз жалко героиню, но ни мама, ни тётя не помогли Динке оплакать её горе и выплакать свои сожаления. Они лишь ругали её за неуважительное обращение с чужой вещью - книгой.

Лина – эпилептоидная натура и переживания Динки находят у неё душевный отклик, потому что она чувствует в ней "свою". Мировосприятие эпилептоидной натуры определяют дихотомия и иерархия. Есть свои и чужие, есть те, кто выше тебя и те, кто ниже тебя, есть те, кто защищают тебя и те, кого должен защищать ты. Для разных групп людей у эпилептоида наготове разные регистры речи, от сквернословия через пренебрежение и почтительность до слащавости.

Он видит мир с позиции силы, и не случайна религиозность эпилептоидных натур: существование Бога, который всесилен и вездесущ успокаивает его самим фактом наличия управы "свыше" на любого врага. В семейной жизни вопрос "кто главный" занимает эпилептоида в первую очередь.

Сравните тон Лины в обращении с Малайкой в первой части книги и во второй:

Малайка топчется на месте, смущенно оправдывается и наконец, решившись, протягивает ей свой сверток.
— Бери, пожалуйста, бери! — с неожиданной горячностью восклицает он. Носи на здоровье, пожалуйста!
— Лина, Лина, не обижай его! — торопится предупредить Марина.
— Лина, не обижай! — волнуется Мышка.
— Мы не позволим обижать Малайку, — строго говорит Алина.
Динка, упираясь головой в Линин бок, сердито толкает ее.
— Лина, не ломайся! — кричит Катя. — Как тебе не стыдно мучить человека?
— Да чего вы шумите-то? Я ему еще и одного слова не сказала… разворачивая сверток, говорит Лина. Яркий шелк блестит и переливается в ее руках.
— Носи на здоровье, — просит Малайка.
— Да здоровья у меня и без твоего платка хватит, не об этом речь, — нежно и задумчиво отвечает Лина, любуясь шелком. — Только что ж ты мне подарки возишь, Малай Иваныч… — мягко и выразительно начинает она. — Что я — жена тебе аль невеста? Али уж глаза у меня такие завидущие, что я на чужое добро польщусь? За что про что подарки мне дарить? — постепенно расходится Лина, глядя на Малайку с уничтожающей насмешкой. — Кто ж это я тебе, по твоему разумению, Малай Иваныч?
— Ну, пошел-поехал! — машет руками Малайка и, оборачиваясь к Марине, отчаянным взглядом призывает ее на помощь.
— Что у тебя, сердца нет, Лина? Я просто удивляюсь тебе! — возмущается Марина. (Д Ч1Гл38)

Лина и Малайка любят друг друга, но он татарин и мусульманин по вероисповеданию, а она русская и православная. Вопрос того, кому переходить в веру другого, решается в пользу Лины:

Она хотела еще что-то сказать, но из кухни рысцой прибежал Малайка. Круглые глаза его сияли, лицо лоснилось, белые зубы сверкали в восторженной улыбке.
— Лина согласился! Свадьба будем делать! Сичас едем город, даем деньги попу, ныряем корыто, крестимся и берем Лина! — взволнованно сообщил он и, испуганно оглянувшись, бросился обратно в кухню. (Д Ч2Гл34)

Получив желаемое решение спорного вопроса, Лина меняет манеру разговора и, как сказали бы мы сейчас, озвучивает не "подстройку сверху", а "подстройку снизу":

Приезжал Малайка, торопил со сборами, рассказывал, что он уже выкрестился в русского Ивана и что венчаться они теперь с Линой будут в русской церкви. (Д Ч2Гл38)

Но Лина, поравнявшись с ним, степенно заметила:
— Малай Иваныч, что это вы на виду у всех с ума сходите?
Выйдя из церкви, Лина сразу начала называть мужа на «вы» и по имени-отчеству. Это очень веселило присутствующих. (…)
Костя, хохоча, уверял Малайку, что теперь он пропал, так как самое главное в процедуре венчания — это первому стать хотя бы одной ногой на коврик, подстеленный под ноги молодым.
— Хотя бы одной ногой, Малай Иваныч! Хотя бы одной… — хохотал Костя. Ведь теперь Лина всю жизнь будет командовать вами!
— Пускай командывает! Что захочет, то и будет! — соглашался на все Малайка.
— Нет уж, Малай Иваныч, — с улыбкой говорила Лина, — теперь уж вы командуйте! Какая радость жене над мужем верх держать!
Смущенное лицо Малайки, не привыкшего к покорности Лины, вызвало новый взрыв хохота. (Д Ч2Гл44)

Точно по такому же сценарию развиваются отношения эпилептоидного Лёньки и Динки.

В мире Лёньки существует незыблемая иерархия презираемых им воров, затем нищих, которые побираются и берут даром, и уважаемых людей, которые сами зарабатывают свой хлеб. Себя он считает человеком, стоящим в верхней части иерархии, потому что трудится:

«Ну и будешь как нищий!» — огрызнулась Динка.
«Нищим не буду. За чужим куском руку не протяну, не бойся. Что заработаю, то и съем, — хрустнув пальцами, твердо ответил Ленька. — А сундук свой кому другому подари, он мне ни к чему!» (Д Ч2Гл1)

Но подлинное восхождение на высоту иерархической пирамиды даёт наличие своего клана, тех, кого ты защищаешь и о ком ты, сильный, заботишься, как о слабых, - и отношения с Динкой дарят сироте Лёньке это удовольствие.

Леньке чудится, как от пристани отходит пароход «Надежда», плывет он в разные города, день и ночь плывет. Чисто, до блеска, драит Ленька палубу, четко и быстро исполняет все приказания капитана, сидит среди матросов, и красуется у него на плечах матросский воротник… Хорошо это! По-человечески, по-настоящему! Только вот на берегу останется его Макака… Придет и сядет на обрыв одна-одинешенька. Поглядит на Волгу, поглядит на утес: «Лень, а Лень?»
A его то и нету… Далеко он, не прибежит, не приедет скоро… А случись что-нибудь, и слез ее не услышит. Только думать будет о ней: не обидел бы кто!
«Эх ты, Макака! Хотя б постарше была, а то ведь капля. Вот как есть капля в Волге-реке, так и она среди людей». (Д Ч2Гл58)

Войдя в семью Динки, он первым делом оценивает, кто наш, а кто не наш, - и признаёт Марину "нашей":

Динка уже сообщила мальчику, что «мама ждала его до последней минуты и со всеми спорила и даже на Алину не обращала внимания…». (Д Ч2Гл86)

А затем оценивает, кто сильнее в семье Динки и приходит к выводу, что все девчонки слабые, да и сама Марина тоже:

Он очень жалел Марину: — Беда ей с девчонками! Ревут как белужки. То одна, то другая… Но я их отучу матери нервы портить…»
Ленька был глубоко тронут и, приглядываясь в сумерках к усталому лицу Марины, тревожился.
Марина не спала… Утомительные сборы, боязнь опоздать на поезд, слезы Алины и отчаяние Динки отняли у нее последние силы. Нервы Марины не выдержали, и, уложив детей, она долго стояла у окна. Плечи ее вздрагивали, слезы неудержимо бежали по лицу… (Д Ч2Гл86)

Едва Лёнька признаёт за слабую и Марину Леонидовну, он начинает защищать и утешать и её, и она признаёт его притязания на главенствующую роль в семье:

Но сквозь эти мысли о себе, о Макаке, о красных сапожках он все время прислушивался, спит ли Марина. Но она не спала, и Ленька не выдержал… Стараясь не разбудить детей и повиснув на одной руке, он бесшумно спрыгнул вниз.
Марина, увидев его, поспешно вытерла глаза.
— Ты хочешь выйти, Леня? — шепотом спросила она, приподнимаясь на локте.
— Нет, — так же тихо прошептал Ленька и, несмело подойдя к ее постели, опустился на корточки. — Я так встал… Поглядел и встал… Только что ж плакать? Теперь будем вместе с ими валандаться… — кивая на спящих детей, протоптал он.
Марину не удивило это слово «валандаться», горло ее сжалось от нахлынувших слез, и, обхватив шею Леньки, она неожиданно для себя тихо пожаловалась:
— Трудно мне, Леня. Так трудно бывает…
— Как не трудно! Одной-то… Только теперь я буду… Они ко мне живо привыкнут… — боясь пошевелиться, сказал Ленька. (Д Ч2Гл86)

Страницы книги, где Лёнька защищает Динку и заботится о ней, самые трогательные и проникновенные во всей повести. Им обоим, и Лёньке, и Динке, долгие годы было не о ком заботиться, - одному в силу трагических обстоятельств жизни, другой в силу порядка рождения в семье, Динка самая младшая. Эпилептоидный хэппи-енд выглядит так:

На ее счастье, Лёне наконец повезло, и он нашел на Владимирской улице чистенькую, уютную и недорогую квартирку.
Неподалеку был Николаевский сквер, в котором, как мечтал Ленька, будет безопасно гулять его Макака, с обручем или с мячиком, как все приличные дети, которых он видел, проходя мимо.
(…)
Владимирская улица с непрерывно позванивающим трамваем, спускающимся с горы, ей очень понравилась, а во дворе новой квартиры Динка заметила мальчика. Он был в форме реального училища и стоял у ворот без шапки. Ветер шевелил у него надо лбом темный хохолок. Он с интересом смотрел на приезжих, и смешливые губы его растягивались в улыбку. Динке это не понравилось.
«Надо сказать Леньке; чтобы отлупил его», — подумала она. (Д Ч3Гл2)

Начало их отношений выглядит не столь безоблачным. Встреча героев в первый раз, где она платит спасителю неблагодарностью (Динка оклеветала мальчика и он был избит хозяином), впервые в жизни заставляет девочку раскаяться в содеянном и захотеть получить прощение. Встреча героев во второй раз, где Лёнька подаёт деньги поющей Динке, убеждает его в том, что оклеветала его нищенка, существо ниже его в иерархии. Это автоматически делает обиду, нанесённую ему, ничтожной. Он берёт её под свою защиту и назначает обидному слову "Макака" новый контекст, лестный для Динки, - она принимает его покровительство.

Несмотря на колоссальную разницу в сословном происхождении, уровне жизни и образования, оба чувствуют в другом родную душу, - оба одиноки, Лёнька не имеет близких, а Динка не понята ими. Их встреча означает конец одиночества, и "мы" героев преобразует каждого из них на свой лад.

У Динки перестаёт работать психологическая защита "отрицание", ведущая защита эпилептоидной натуры, и она начинает тосковать о других и бояться за них. В англоязычных странах это называют "сепарационной тревогой", в дореволюционном русском языке Осеевой это "надсада" (надсаживаешь себе сердце, думая о ком-то). Однокоренные слова "досада" и "досаждать", а состояние человека, которому досаждают другие люди или собственные мысли, называется "раздосадованный" кем-то или чем-то человек.

Девочка тоскливо слоняется вдоль забора от одного угла к другому, поминутно взглядывая на тропинку, потом она бежит домой узнать, сколько времени, и, в надежде увидеть Ленькин флажок, возвращается назад. Но флажка нет…
«Может быть, приехал из города хозяин баржи и Леньке никак нельзя уйти?» с тревогой думает Динка. (Д Ч2Гл2)

Лёнька, обретя "мы", перестаёт обесценивать испуг и страх и называть людей "глупыми" за то, что они чувствуют.

Фантазия Динки снова разыгрывается… Девочка представляет себе, как подходит к их забору страшный бородатый человек, еще не совсем убитый, но весь в крови…
«Где она? — грозным шепотом говорит он и закидывает за забор одну ногу, потом другую. — Где та девчонка, что висела на моей бороде, а… а?..»
Динка машет рукой, вскакивает, хочет бежать. Она понимает, что все это она придумала сама, но от страшных мыслей никак нельзя избавиться. Они приходят и днем и ночью. Если бы случилось что-нибудь такое, что бы сразу отшибло эти мысли… Может, считать до двадцати? Или найти какую-нибудь приставучую скороговорку, вроде: «Карл у Клары украл кораллы… Карл у Клары украл кораллы…»
Мама как-то раз сказала, что такая глупость засоряет голову. А Динке как раз и надо засорить голову, чтоб не думать о страшном. (Д Ч2Гл39)

Динка страшится, что хозяина убили "не насовсем" и он вернётся и отомстит ей за нападение на него на пристани. Испуг Динки сегодня назвали бы острым стрессовым расстройством, а психиатры старой школы диагностировали бы ментизм (Ментизм - эпизодически возникающий ускоренный поток неконтролируемых и обычно бессвязных мыслей, воспоминаний, представлений (Сhaslin, 1914). Депрессивный ментизм отличается от навязчивостей тем, что при отвлечении внимания больного поток мыслей или образов прекращается. Другое название ментизма - эпилептоидный психоз, все варианты сейчас уже не употребляются, а в клинической практике встречаются как и прежде).

Сегодня он не собирался заходить к Степану и на дом, так как торопился. Его беспокоила Динка. Девочка выглядела какой-то запуганной, и, когда под вечер он, приезжая из города, звал ее на утес пить чай, она нерешительно оглядывалась вокруг и качала головой:
«Нет, Лень. Уже скоро вечер, деревья и кусты станут черными…»
«Да какой сейчас вечер? Еще до приезда твоей матери целый час! Пойдем!» звал ее Ленька.
«Нет… Лучше побудь здесь. Я, знаешь… — Она прижимала к щели лицо и тихо говорила: — Я хозяина твоего боюсь…»
«Да брось ты об нем думать! Зачем он тебе нужен?!»
«Как — нужен? — Динка в испуге трясла головой. — Он мне совсем не нужен! Совсем не нужен!»
«Ну, так чего ты к нему пристала?» — возмущался Ленька.
«Не я к нему пристала, а он ко мне пристал. Вот так закрою глаза — и сразу подымается, подымается… Особенно если темно… И даже дома… Я так боюсь. Лень… — морщась, говорила Динка и тихо добавляла: — У меня вообще всякое в голове страшное. Я и НЕ хочу думать, а думаю…»
Ленька растерянно глядел в ее испуганное лицо и не мог понять, что с ней случилось. (Д Ч2Гл40)

Лёнька, как умеет, лечит её расстройство:

Динка подошла и стала около Леньки.
— Вот, слышь, парень, и ты, подружка, какую я вам новость сейчас сообщу! — таинственно сказал Вася и, захватив ладонью свой подбородок, добавил: — Вот дело какое! Теперь уж сам видел я вашего хозяина! (Ленька метнул на него быстрый, тревожный взгляд, Динка широко раскрыла рот.) Самолично видел, детушки мои! Убили его, милые мои, насмерть! Так убили, что дальше ехать некуда! В лучшем виде! — Он развел руки и поглядел на Динку. — А то ведь знаешь как… Бают люди, а докель своими глазами не увидал, все думалось: ну как встанет он да побегит? Так ведь?
— Конечно, — с дрожью в голосе сказала Динка. — Встанет да побежит…
— Ну вот, — удовлетворенно кивнул Вася. — Дак я и поехал: дай, мол, сам погляжу! И верно, гляжу — убили насмерть… И схоронили под землей в глы-бо-кой яме, да еще камней навалили сверху! Шабаш ему теперь! Ни рукой ни ногой не шевельнуть! Раз — то, что мертвый, а два — то, что камнями заваленный! Вот как! — Вася выпрямился и, бросив торжествующий взгляд на Леньку, схватился за щеку и закачал головой. — Ох, и завалили ж его…
Динка неожиданно засмеялась, брови ее подскочили кверху, глаза засияли.
— Так и надо! — быстро сказала она. — Это хорошо, что его уже закопали, правда, Лень?
— Еще бы! — усмехнулся Ленька. (Д Ч2Гл51)

До встречи с Лёнькой Динка со всеми грустными, печальными, страшными, пугающими чувствами справлялась одним проверенным способом –отрицанием действительности:

Один раз мать читала очень грустную повесть о мальчике, которого отдали из приюта в деревню к очень злой женщине. Динка сидела на порожке и слушала. Она сидела тихо, размазывая на щеках слезы, и только в самых грустных местах повести молча ударяла себя кулачком в грудь.
«Пустим ее…» — как всегда, попросила Мышка.
«Попробуем… Диночка, ты уже научилась хорошо слушать?» — опросила мама.
«Научилась, — серьезно ответила Динка. — Но только мне лучше сидеть на порожке, потому что я иногда ухожу за дверь и что-нибудь меняю». «Как это?» удивилась мать.
«Ну, просто я сама все меняю… Плохие у меня сразу умирают, а хорошие ходят гулять и все самое вкусное едят, и я там с ними… мед-пиво пью, по усам течет», — задумчиво сказала Динка.
«Но ведь ты плакала сейчас, — напомнила мать. Она была совершенно озадачена тем «выходом», который нашла для себя Динка. — Почему же ты плакала?»
Динка вздохнула:
«Я не успела переменить, он уже умер».
(...)
С тех пор как только Динка во время чтения, поднималась и уходила за дверь, Мышка тихо говорила:
«Пошла уже… варить мед-пиво…» (Д Ч1Гл28)

Выбор матери читать детям печальные книги и тем самым расстраивать до слёз детей продиктован паранояльной идеей вырастить из них сочувствующих, эмотивных людей:

Вечером, когда дети заснули, сестры допоздна обсуждали этот случай [пароксизм ярости у Динки, её кататонию и головную боль].
«Да, я, кажется, сделала большую глупость… Она еще слишком мала для такой грустной книги», — каялась мать.
«Но зачем же вообще читать такие книги, даже и старшим детям? Зачем это нужно, чтоб они сидели перед тобой и плакали? Почему не читать им сказки, какие-нибудь веселые стихи, наконец…» — волновалась младшая сестра.
«Подожди… Я читаю и сказки и стихи, — нетерпеливо прервала ее Марина. Но этого мало. Они должны знать, что в жизни бывает много горя и несправедливостей. И если они плачут, так что хорошие слезы. Значит, они понимают, жалеют, они будут бороться против этих несправедливостей. Я же воспитываю их, Катя, на этих книгах!» (Д Ч1Гл28)

Похожим образом паранояльная Дашкова не откликалась эмоционально на переживания детей в бурном море во время качки, не сочувствовала им, а отрицала их страх и своим примером учила их отрицать тревогу и ничего не бояться. Современные психологи называют такое взаимодействие empathic failure, эмпатическим провалом в отношениях. В книге много примеров на то, что девочка в семье живёт невпопад с мамой и сёстрами.

Единственный эмпатический провал в отношениях Лёньки и Динки – это его нежелание ходить с сундуком, который Динка мастерит для него под руководством Никича. Всё остальное время он эмоционально на её волне и откликается на девочкины чувства, о которых она не умеет рассказать другим людям словами:

— Макака, миленькая! — прижав к щели серое от пыли лицо, тоскливо говорил Ленька. — Скучно тебе одной… Но вот погоди, я еще только раза три съезжу в город, а тогда все дни с тобой буду. Гулять будем, чай пить… Я и завтра пораньше вернусь, ладно?
— Ладно, — кивала головой Динка и молча, без улыбки глядела на него из щели, держась обеими руками за доски и напоминая маленького грустного зверька, посаженного за решетку.
— Макака, что ты такая? — спрашивал Ленька, и сердце его сжималось от жалости. В этой робкой, молчаливой девочке, покорно кивающей головой в ответ на его утешение, не было и тени прежней капризной, озорной, безудержно веселой и требовательной к нему Макаки, и Ленька с нарастающей тоской вглядывался в ее некрасивое, словно застывшее в одном выражении, такое незнакомое, но дорогое ему лицо, повторяя с горечью и тревогой: — Макака!.. Улыбнись хоть… засмейся… Подменили тебя, что ли? (Д Ч2Гл42)

Тем самым Лёнька действует как эмотивный психотерапевт: он даёт Динке "исправляющее переживание" бытия понятым Другим.

Эмотивная Марина Леонидовна тоже чувствует и видит, что её дочка не такая, как обычно, - но размышляет об этом над кроваткой спящей девочки или наедине с самой собой, в отличие от Лёньки, который чувствует, видит и пытается быть вместе с Динкой в её переживаниях.

8. "Динка" как автобиографическая повесть, исправляющая неслучившееся

Почему Валентина Осеева (1902-1969) написала свою, во многом автобиографическую, повесть про Динку только во второй половине 1950-х? Появилось время после выхода на пенсию? Встретила человека, который её любит и отважилась прикоснуться к тому, что болит? Проводила в последний путь маму и решилась рассказать о том, что было, не задевая её самолюбия? Жила семьёй, а не в интернате, видела, как подрастает внучка сына Лёни, и провалилась в полынью памяти, выписывала прошлое на бумагу, чтобы себя спасти? Много лет была рядом с детьми без родителей, была для них другом, воспитателем, утешителем, и наконец-то решилась стать целителем самой себе, написала книгу, в которой "мёд-пиво"?

Фактические расхождения с биографическим материалом в "Динке" очевидны.

Идея элеватора в Самаре возникла в 1910 году, объект ввели в эксплуатацию в 1916. Организовывать стачку на нём в 1905-м Арсеньев не имел никакой возможности, это анахронизм в тексте. Реальный Осеев был по профессии инженером-мостостроителем и участвовал в организации стачки на Самарско-Златоустовской железной дороге.

Отец писательницы сошёлся с другой женщиной и приехал к ним, чтобы оформить развод, а не получил по приговору суда десять лет одиночного заключения с последующей пожизненной ссылкой (ДПсД Гл1). В книге мама Динки едет к отцу, больному затяжным плевритом (заболевание лёгких), хлопотать о больнице, и любовь между ними так же сильна, как все годы.

Лёнька не закончил гимназию с золотой медалью (ДПсД Гл40), потому что не мог в неё поступить в принципе, в описываемую эпоху его стеклянным потолком в образовании было реальное училище. В книге Лёнька зарабатывал уроками, которые даёт другим (ДПсД Гл9, Гл40), а потом его часто стали посылать с поручениями партийные товарищи, и от уроков пришлось отказаться.

Событийная канва повести, по моему предположению, в нескольких эпизодах исправляет неслучившееся в судьбе писательницы. Психологическая достоверность её книг завораживает, она как будто читает в сердце, - тем контрастнее нереалистичные моменты и тем чётче просачивающиеся между строк слёзы боли. Я остановлюсь на трёх моментах.

1) В книге Марьяшка тянется за бумажными цветами, украшающими полку с иконой, опрокидывает на себя горящую лампаду с маслом, и получает ожоги груди и головы:
Около дачи Марина опередила детей.
— Катя, — звенящим шепотом сказала она вышедшей ей навстречу сестре, — не спрашивай ничего. Уведи детей…
Катя, не понимая, что случилось, молча увела к себе в комнату детей.
— Сидите здесь! — строго сказала она.
(...)
Дверь сторожки была раскрыта… Около крыльца лежали сваленные в кучу обгоревшие кисейные занавески, ватное одеяло из цветных клинышков, с торчащей из него рыжей обгорелой ватой и еще какие-то вынесенные на воздух тряпки… Тут же стояло деревянное корыто с водой, а рядом на земле валялось прогоревшее в нескольких местах детское платье и матерчатые туфельки…
Марьяшка лежала на голом матрасе и тяжко, словно в забытьи, стонала. Круглая головка девочки, лицо и шея были покрыты темными ожогами, запекшиеся губки почернели… (Д Ч2Гл29)

Осеева описывает ожоги 3-й или 4-й степени, и неизбежные при таком очаге поражения ожоги верхних дыхательных путей, лечить которые медицина начала двадцатого века не могла. Девочка, скорее всего, скончалась в течение нескольких часов после трагедии. В книге четырёхлетняя девочка выздоравливает, может говорить и видеть:

Девочка действительно выздоравливала. Однажды Марина приехала веселая и сказала, что глазки у Марьяшки не пострадали, повязку доктор снял и девочка уже бегает по всей палате (Д Ч2Гл32).

Борьба Лёньки за Динку, за её эмоциональную стабильность, по-видимому, описывает саму писательницу, её опыт утешения детей, встретившихся лицом к лицу со смертью.

2) В книге Лёнька мечтает привезти своей Макаке, - так он ласково называет Динку, - красные сапожки. Добрый капитан парохода "Надежда", куда его взяли матросом, даёт ему рубль, Лёнька идёт на базар, находит сафьяновые (из тонкой козловой кожи) сапожки, как и мечтал, но стоят они в два с половиной раза больше, чем есть у него денег, - конфликт, знакомый многим и в наши дни:

— Нету у меня… — умоляюще пробормотал Ленька, — Уступи, дяденька…
— Чего уступал? Зачим торгуешь, если денег нет! Ступай, ступай! — рассердился татарин.
Ленька, крепко держась за сапожки, тянул их к себе, торговец — к себе…
— Уступи! Я тебе чем ни чем отработаю, — безнадежно бормотал мальчик.
— Иди! Выпускай сапог! Караул кричать будем! — толкал его татарин.
— В чем дело? Сколько тебе не хватает? — раздался вдруг за спиной мальчика знакомый голос.
Стоя в отдалении, капитан уже давно наблюдал Ленькину торговлю. Глядя на упрямое и несчастное лицо мальчика, он вспомнил кудрявую встрепанную девчушку и обещание Леньки привезти ей из Казани красные сапожки.
— Ну, бери сапожки… Вот еще полтора рубля; — бросая на прилавок деньги, сказал капитан.
Ленька, не смея верить своему счастью, вынул из вспотевшей ладони драгоценный рубль и, прижимая к груди завернутые в бумагу сапожки, отошел от прилавка. Лицо его сияло, на бледном лбу выступили крупные капли пота.
— Спасибо… Я заслужу… Отработаю… — сказал он капитану. (Д Ч2Гл79)

Развязка драмы у прилавка похожа на святочный рассказ о появлении доброго ангела-хранителя, но даже если такое событие действительно имело место в реальности, логично было бы предположить, что в душе Лёньки происходит сшибка двух сильнейших мотиваций: самоуважения (он всегда сначала зарабатывает, потом покупает на свои, себе или Динке на конфеты или карусель, не суть важно, принимать что-то незаработанное для него быть нищим, человеком, не имеющим самоуважения) и жалости к Динке (сапожки должны быть ей утешением на время разлук с Лёнькой, когда он уходит из Самары в рейсы на "Надежде"). Я-для-себя и Я-для-Другого здесь взаимоисключающие решения, не взять незаработанных денег означает сохранить самоуважение и оставить Динку безутешной, взять незаработанные деньги означает утешить Динку и совершить бесчестный поступок.

В книге "Лицо его сияло, на бледном лбу выступили крупные капли пота", совершенно нехарактерная для эпилептоидного характера реакция. Перегруженный эмоциями эпилептоид разозлён, до бешенства, и нападает на источник своего дискомфорта. А поскольку капитан его начальник, то объектом нападения, скорее всего, будет торговец за прилавком или его имущество, которое одним движением можно смести на землю. Вспотеть от внутреннего напряжения, - сдерживая себя, чтобы не броситься на другого, маловероятный исход. Как вариант, дать кулаком со всей силы по стойке навеса и сломать её. Просиять эпилептоид не может в ситуации внутреннего конфликта, никак. Собственно, после слов " Я заслужу… Отработаю… — сказал он капитану" в книге следуют три звёздочки * * * и начинается новый раздел главы, - что даёт основания для предположения о том, что весь эпизод выдуман, а не прожит.

3) Третью догадку мне сложнее всего аргументировать. В книге взрослые принимают решение уехать, и у Динки нет никакого средства дать Лёньке знать, что её увозят. Она приходит на утёс и пишет там печатными буквами что-то для него, - несмотря на строжайший запрет не переходить по доске на утёс одной, когда его нет рядом. Мама девочки оставляет письма для капитана и письмо для Лёньки у соседской девочки Анюты, взрослые помогают Лёньке успеть к поезду в городе, который увозит девочку, взрослые помогают маме дождаться Лёньку, Динка привязывает себя к стулу, чтобы её не увезли на поезд насильно, - и Лёнька успевает воссоединиться с ней.

В реальной жизни, как мне кажется, были только слова "Найди меня, Лёнька" и девочка, привязывающая себя к стулу, чтобы взрослые не могли вынести её из комнаты насильно. Я думаю, её увезли, они потерялись и их встреча не случилась, и отчаяние маленькой девочки-Динки писательница пронесла через всю жизнь.

9. Привязанности в мире Динки

Если читать повесть глазами эксперта в психодиагностике, то сразу станет заметным автобиографический характер описания. Писатель, который выдумывает мир художественного произведения, инвестирует разных героев примерно одинаково, - вкладывает в разработку характера одинаковые усилия. Писатель, который рассказывает о себе, инвестирует одного-двух героев.

Любая семья на приёме, если её попросить рассказать об увлечениях и сильных и слабых сторонах каждого из членов семьи, тут же обнажит "недо-инвестированного" члена семьи, о котором ничего толком сказать не могут, потому что не знают его как человека.

Возьмём самое простое, первый уровень психодиагностики, виды интеллекта по Говарду Гарднеру. Мысленно рисуйте табличку, где восемь строк, соответственно:

Вербально-лингвистический
Внутриличностный
Телесно-кинестетический
Визуально-пространственный
Логико-математический
Музыкальный
Натуралистический
Межличностный интеллект.

Столбцами будут (психолог на приёме держит эту картинку в голове) разные члены семьи, в нашем случае Марина Леонидовна, Катя, Алина, Мышка и Динка в порядке убывания возраста.

Марина любит петь, поэтому в музыкальном интеллекте пишем ей "высокий". Она работает с текстами, корректором в газете, поэтому в вербально-лингвистическом пишем ей "высокий". Она понимает душевные движения других людей, поэтому в графе межличностный интеллект пишем ей "высокий". Больше про неё ничего не известно: она не танцует, не занимается спортом, не рассуждает о самой себе, не увлечена наукой и никак не выражает отношения к природе.

Про Катю вообще толком ничего нельзя сказать, в чём её сильные и слабые интеллектуальные стороны, она или грустит, или тревожится, или злится на Динку.

Про Алину аналогично, она ждёт папу и боится пропустить начало занятий в гимназии и отстать от подруг, на этом сведения о её жизни обрываются.

Про Мышку, которая любит читать книги и в юности любит стихи, а также записывать за Динкой её экспромты, можно поставить "высокий" в вербально-лингвистическом, больше про её задатки и способности ничего не известно. Мир её переживаний переполнен тревогой, она учит читать соседскую девочку (работает сильной функцией), и только.

Теперь Динка.
Она получала пятерки только по тем предметам, которые любила, а любила она, по ее собственному выражению, «больше всего на свете» уроки словесности и своего учителя словесности. (ДПсД Гл1)

Вербально-лингвистический интеллект пишем "высокий".

На уроке арифметики Динка молча и безнадежно стояла у доски. В голове ее возникали самые неожиданные и нелепые вопросы, связанные с условием задачи, которую нужно было решить. Какой-то купец продал ситец, потом купил шерсть, потом опять что-то продал… В руках у Динки крошился мел: она неожиданно оборачивалась к доске и писала первый вопрос: почем аршин ситцу? Но девочки испуганно и отрицательно трясли головами и показывали что-то на пальцах. Тогда, окончательно запутавшись, Динка записала сразу второй вопрос: почем фураж шерсти? (Д Ч3Гл11)
– И кто это придумал так крутить человеку мозги… Ну еще геометрия туда-сюда… Там хоть теоремы, их каждый дурак может наизусть запомнить. Ну, физика еще ничего, там опыты интересные, а уж алгебра – это прямо издевательство! (ДПсД Гл1)

Логико-математический интеллект пишем "низкий", все слабые функции это или источник затруднений для человека, или избегаемая им деятельность.

Ноги привычно нащупывают опору, руки ловко и быстро цепляются за сухие мохнатые корни, на берег сыплются комки глины и сухой песок. Динка не боится спускаться с крутого откоса, она уже давно освоила этот кратчайший путь, а сейчас страх за ужа и ярость удесятеряют ее ловкость. — Эй, Макака, Макака! — в восторге прыгают мальчишки. — Африканская шимпанзе! (Д Ч1Гл4)

Динка давно уже на берегу. Она то прохаживается мелкими шажками по песочку, как совсем приличная девочка, то, вспомнив, что обещала художнику висеть, поспешно бросается к обрыву. Ухватившись одной рукой за толстый корень, она нащупывает ногами глиняный выступ и, повиснув в воздухе, смотрит вдаль… (Д Ч1Гл23)

Телесно-кинестетический интеллект пишем "высокий".

Натуралистический интеллект, - в качестве примеров любви к растениям и животным можно переписывать полкниги, Динка тонко чувствует природу и душой, и телом настроена на неё. Пишем "высокий".

Оставалась последняя тройка по рисованию. Динка совсем не умела рисовать, а когда подавала учителю свой листок, он аккуратно ставил ей «три». Динка считала, что учитель рисования и сам плохо разбирается в этом предмете, так как, заложив руки за спину и лениво двигаясь между партами, он всегда заказывал одно и то же.
— Ну, нарисуйте там бабочку или уточку какую-нибудь!
Такая низкая отметка, как тройка, уже не устраивала Динку, и однажды, встретив во дворе Хохолка, она отдала ему свою тетрадь и попросила нарисовать ей на одном листе большую бабочку, а на другом плывущую утку.
Хохолок нарисовал. На уроке рисования Динка с увлечением «отделывала» свои рисунки, то слегка подчищая резинкой крылышко у плывущей утки, то подрисовывая красивой бабочке тоненькие усики… Так на обоих листах, поданных учителю, появились жирные пятерки. Динка приняла их со спокойной совестью, считая, что все равно нельзя научить рисовать тех, у кого нет никаких способностей к рисованию, так же как нельзя безголосых научить петь, и что сами учителя по этим предметам вряд ли получали пятерки. (Д Ч3Гл15)

Визуально-пространственный интеллект пишем "низкий"

Динка охотно и с чувством поёт, и под шарманку, и дома на крыльце, музыкальный интеллект пишем "высокий".

Организовывать других людей и проявлять чудеса дипломатии у неё не получается, соотносить между собой много элементов она не может в силу дефицита внимания, но комбинация в своих интересах, где один-два участника, как мы только что прочли выше, Динке вполне по силам. Межличностный интеллект пишем "высокий".

Внутриличностный интеллект у неё работает, она понимает сама себя с детсих лет:
Слезы Динки сразу высыхают, глаза загораются злыми огоньками.
— Ты совсем не то поешь! Просто как дурак какой-нибудь! — сердито кричит она.
— Ну вот! Теперь злишься, а сама ведь сказала: «Я буду реветь, а ты пой!» — хохочет Ленька.
— «Сказала, сказала»! Зачем мне про попа какого-то. Надо вот какую песню…
Она вытирает ладонью глаза и, глубоко вздыхая, старается войти в настроение другой песни.
— Сейчас… только отозлюсь, — тихо говорит она, видя, что Ленька ждет.
— Ну ладно, отозлись… А то подожди, поедим каши… — мирно соглашается Ленька, пробуя разваренную бурую жидкость. (Д Ч2Гл68)

Учитывая, что ей в этом эпизоде восемь лет, пишем "высокий".

Ни телесно-кинестетический, ни натуралистический, ни музыкальный интеллект, ни межличностный или внутриличностный академическая система образования не востребует. Динка мало того что "бесталанная" с точки зрения чистописания и арифметики ученица. У неё дефицит внимания и она двигательно расторможена. Ей нужно двигаться, - бегать, прыгать, идти куда глаза глядят, - здесь и сейчас, чтобы постоянно подзаряжать свою оперативную память, чтобы "держала" в фокусе внутренний план.

Если этого не делать, она будет смотреть на мир как через узенькую щёлку забора, и на поле сознания эмоции будут бессвязно сменять друг друга, а мысли устроят чехарду. Окружающие ожидают, что она держит в памяти слова и настроение другого, подумала о его мотивах, о ситуации здесь и сейчас, о своих желаниях, выбрала подходящий способ реагировать, проверила, уместен он в данной ситуации с данным человеком или нет, и отреагировала, - а Динке из этого списка доступны одновременно только два дела в лучшем случае, и при этом ей нельзя остаться без подзарядки, - то есть надо двигаться физически, а не сидеть.

Когда объём слухоречевой оперативной памяти у человека с дефицитом внимания меньше, чем у сверстников, в любой ситуации информационных перегрузок другие люди как бы журчат им, как ручей, - бессмысленно и неустанно. А на самого ребёнка ругаются "неслух", потому что он не понимает того, что прекрасно слышит. Фокус в том, что и собственные мысли обдумывать словами при нехватке оперативной памяти тоже трудно, - в уме задерживается лишь часть мысли или только связка между мыслями, а сами мысли человек уже не помнит. За это на самого ребёнка ругаются "бестолочь". Динка для Кати и старших сестёр три в одном: непоседа, неслух и бестолочь, одним словом, сестра-монстр. Её драма в том, что ни характер, ни дефицит внимания она себе сознательно не выбирала.

Она отзывается "невпопад" и выглядит глупой в глазах взрослых, она суматошная, она невнимательна к другим, она вечно занята своими делами и никогда не помогает, когда её помощи ждут близкие. Она "трудный ребёнок", - и именно трудным детям посвятит Осеева свою сознательную жизнь.

Современный детский психиатр поставил бы Динке синдром дефицита внимания с гиперактивностью не колеблясь. Домашнее прозвище Орало-мученик в истории болезни было бы записано приличным словом невропатия. В США, в Европе или в Израиле она пошла бы в школу, принимая метилфенидат, - психостимулятор короткого действия (Риталин) или пролонгированного действия (Концерта). В России оба препарата запрещены Минздравом из изъяты из оборота лекарственных средств, - аптеки не продают экстази и амфетамины, не станут продавать и их. Динка тоже прекрасно обходится без лекарств, - она идёт в школу на год позже сверстников, учится в школе с помощью репетиторов и не ограничена в движениях.

Вот как проявляется её дефицит внимания в гимназии:

В прошлом году, когда Катя хотела устроиться на службу, девочку отдали в гимназию. Но она удержалась там только одну неделю… Для начала ее сильно запугала Алина.
«Смотри не болтай зря и не забывай делать реверансы!» — несколько раз внушала она.
Динка не болтала и делала реверансы, но уроки казались ей слишком длинными, и, соскучившись, она попросту выходила из класса. За это ее приводили в учительскую и читали ей длинные, строгие нотации.
«Что тебе говорили и учительской?» — спрашивала мать.
Но Динка не помнила слов.
«Я помню только мотив, — простодушно сознавалась она и, подняв вверх палец, с точностью старалась воспроизвести полученный выговор: — Тра-та-та, тра-та-та, та-та-та-та… Но я все время приседала», — оправдываясь, добавляла она.
Марине посоветовали оставить ее еще на год дома. Динка перестала ходить в гимназию, но воспоминание о запертом вместе с детьми классе и о скучных, строгих учителях осталось у нее на всю жизнь. (Д Ч2Гл66)

Динка мельком бросает взгляд на зеркало и недовольно отворачивается.
«Ишь, сидит, распустила Дуня косы… Глазки синенькие, щеки румяные, а пышные прожорливые губки так и лезут вперед. Несчастная матрешка! Недаром Федорка один раз сказала: „Не знаю, чого тоби не нравится, на мой вкус, ты дуже гарна дивчина“. На Федоркин вкус…» – горько усмехается про себя Динка, любуясь сестрой.
– А вот глаза у тебя стали совсем другие, – неожиданно говорит она вслух.
– Глаза? Какие глаза? При чем это тут? – останавливаясь посреди комнаты, удивленно спрашивает Мышка. Она давно уже привыкла ко всяким неожиданностям со стороны Динки, но ведь сейчас они говорят о папе и о маме, и при чем же тут какие-то глаза?
– Ты совсем не слушала меня, Динка. Я так беспокоюсь, а у тебя вечно одни глупости на уме, – с обидой говорит старшая сестра.
– Да нет, я, конечно, слушала… И я тоже беспокоюсь…
– Ну так почему же ты всегда вставишь что-то неподходящее? Говоришь с тобой об одном и вдруг слышишь что-то совсем из другой оперы… Ну почему это?
Динка вертит пальцем около головы.
– У меня мысли бегут наперегонки, – серьезно объясняет она. – Их нельзя удержать на месте. (ДПсД Гл8)

Благодаря домашней подготовке Динка поступает сразу во второй класс гимназии, но ей скучно повторять и заучивать учебный материал, она легко отвлекается и на внешние стимулы, и перескакивает внутри себя с мысли на мысль, с эмоции на эмоцию, - и оценки неуклонно снижаются. Тогда Динка усаживает себя за уроки, придумав систему немедленного поощрения за волевое усилие, и переходит в следующий класс:

Дома Динка не расставалась с учебниками. Выпросив у матери несколько копеек, она бежала в соседнюю лавчонку и на свой лад готовилась к занятиям. Усевшись на постели, она извлекала из своего ранца все, что приобрела на свои жалкие гроши. Обычно это были две-три конфетки в ярких обертках, тоненькая шоколадка и яблоко. Привязав эти лакомства на длинную нитку на некотором расстоянии одно от другого, она укладывала свои сокровища под подушку, выпустив наружу небольшой кончик нитки… Затем, разложив вокруг себя учебники и тетради, начинала усиленно повторять все, что се могли спросить. Когда же ей казалось, что энергия ее ослабевает, она осторожно наматывала на палец кончик нитки, тихо повторяя:
— Ловись, рыбка, большая и маленькая…
Рыбка ловилась. Сначала маленькая — в виде конфетки, потом побольше — в виде шоколадки, и так как самое лучшее приберегалось к концу, то напоследок из-под подушки вылезало румяное яблоко…
— Ловись, рыбка, большая и маленькая, — шепотом говорила Динка и каждый раз при появлении «рыбки» удивленно восклицала: — Ой, что это? Кому это?
По строгому приказу матери никто из домашних не вмешивался в занятия Динки, не спрашивал ее ни о чем и не надоедал ей советами.
Только Мышка, пробегая через комнату и делая вид, что ничего не слышит и не видит, давясь от смеха, шепотом рассказывала домашним, что Динка уже вытащила за нитку все конфеты и теперь догрызает яблоко.
— Ох и хитрая бестия! — хохотал Вася. — Дай бог, чтоб за все эти конфеты она хоть как-нибудь перелезла в третий класс!
— Перелезет! — уверенно говорил Леня.
— Не знаю, почему мама поощряет все эти выдумки! Но она хоть занимается или просто сидит ест конфеты? — с раздражением спрашивала Алина.
— Нет, она занимается! Всю тетрадку примерами исписала. (Д Ч3Гл15)

К слову, все подаренные ей деньги Динка всегда тратит на сладости (конфеты, тянучки) или на мороженое, - как и полагается гипертимной натуре.

Из трёх вариантов характера, гипертимно-шизоидного, гипертимно-паранояльного и гипертимно-эпилептоидного, последний чаще других будет ввязываться в драки (предполагаю, что в детстве писательница задиралась к другим детям или дралась с еними ежедневно, а не раз в год, как книжная героиня Динка) и формировать реакцию на свои желания подраться, работая в системе правоохранительных органов (формирование реакции – психологическая защита из континуума отрицания).

О психологических защитах мы подробно говорили здесь
Дети с дефицитом внимания в силу своих особенностей, - им сложно удерживать в голове цепочки рассуждений и быть дальновидными так, как это естественно делают другие дети, размышляя о долгосрочных и краткосрочных последствиях выбора или поступка, - чаще действуют под влиянием сиюминутных желаний, необдуманных импульсов. Если они вдобавок к этому стеничны (энергетически неиссякаемые) как эпилептоид и гипоманиакальны (всегда в приподнятом настроении), как гипертим, - им скучно дома и в школе. Их тянет бродить по новым местам, идти куда глаза глядят в поиске новых друзей и впечатлений. Они чаще сверстников попадают в травмоопасные ситуации или становятся правонарушителями, чем астеничные (легко истощаемые энергетически) и подавленные (со сниженным тоном настроения) дети.

Лёнька – единствнный, кого Динка признаёт подобным себе, и в общении оба по-эпилептоидному искренни: злятся и сердятся друг на друга, а потом мирятся. Он первый человек, в отношениях с кем она проживает подлинную взаимность, познаёт взаимопонимание и взаимовыручку. Утешительница Динки, Лина, понимала её и жалела, но Динка не понимала Лину и не сочувствовала ей, а Лёньку понимает и тревожится за него.

С отъездом Лины к мужу Динка осталась безутешной, и Лёнька принимает на себя эту задачу:

Ленька бросает украдкой взгляд на идущую рядом подружку, и мечты его тускнеют. Кажется, что в ней особенного? Суматошная она девчонка, беспокойная… А брось ее — и заскучаешь! Когда б еще знать, что не ревет она, не бегает, не ищет его. А то хоть вплавь бросайся и греби назад, да и только! «Вроде няньки я ей», — с грустной усмешкой думает Ленька, ощущая в своей руке маленькую цепкую руку.
— Ты слышь, Макака… Не реви тут, как я уеду, — говорит он вздыхая.
Девочка поднимает на него глаза и молчит.
— Эх, ты, — говорит Ленька, — надсада… (Д Ч2Гл67)

Динка осознаёт, что с уходом Лины никто не пожалеет её в семье, как брат Лека жалеет сестру Катю, жениха которой посадили в тюрьму. А с отъездом Лёньки на пароходе и вне семьи её некому будет ни утешить, ни пожалеть. Лека утешает Катю песней, и Динка предлагает Лёньке петь ей:

Динка приходит на утес расстроенная, тихая. Ленька мешает кашу. Девочка усаживается рядом с ним… В ушах ее все еще звенит песня дяди Леки.
— Лень, — говорит она вдруг, — когда я заплачу, утешай меня песней.
— Чего? — вскидывая на нее глаза, удивленно спрашивает Ленька.
Динка тихо и упрямо повторяет свою просьбу.
— Еще что придумаешь! — усмехается Ленька. — Ты заревешь, а я запою! Цирк!
— Никакого цирка! — с обидой говорит Динка. — Так все братья утешают сестер, а у меня нет брата… И некому меня утешать…
— Как это — некому? — хмурится Ленька. — Я все равно что брат тебе, а ты говоришь: некому! Не ври уж лучше! Но Динка горестно качает головой, и губы ее дрожат.
— Некому мне… петь…
Ленька оторопело смотрит на нее и, бросив ложку в котелок, подсаживается ближе:
— Да чего тебе петь? Вот ведь глупая! Сама глупая и другого человека дураком хочешь сделать!
— Пой мне… — всхлипывает Динка.
— Цирк! Ей-богу, цирк! — с недоумением качая головой, говорит Ленька.
— Пускай цирк… — уже по-настоящему ревет Динка.
— Вот ведь беда! Бедовская беда мне с тобой! Ну, давай буду петь, только молчи! — сердится Ленька. (Д Ч2Гл68)

Она учит его песне, - никто не купит ей конфету, не погладит по голове, не защитит, только напев и приласкает, и обнимет. "Смещение" показано Осеевой развёрнуто, и забота "песни" о девочке трогает сердце:

Но девочка горько плачет, и, по мере того как растет темная щель между пристанью и пароходом, плач ее становится все громче и жалобней…
— Макака!.. — в отчаянии мечется по палубе Ленька. — Макака! Не плачь! Слушай!
Запад гаснет в дали бледно-розовой,
Небо звезды усеяли чистые…
перегнувшись через перила, выкрикивает он высоким срывающимся голосом.
Девочка поднимает залитое слезами лицо и прислушивается.
— Полный вперед! — командует капитан.
Все быстрее и быстрее вертятся колеса, все дальше и дальше отступает пристань… Уже далеко над Волгой рвется с удаляющегося парохода звонкий мальчишеский голос… И плач на берегу затихает. (Д Ч2Гл71)

Лёнька ведёт себя как человек с безопасной привязанностью к Динке, - несмотря на хроническую межличностную травматизацию в анамнезе (то-то сюрприз для теоретиков привязанности). Он с удовольствием держит девочку за руку, укрывает и одевает её, привозит ей подарки и готов ежедневными действиями подтверждать, что она для него значима. Динка привязана к Приме и Нерону, ежедневно чистит их и кормит, - лошади и собаке на хуторе достаётся больше внимания, чем Лёньке, и ещё нежничает с берёзкой, посаженной под окном домика на хуторе в день свидания с отцом. Это всё та же психологическая защита "смещение" и маркер дезорганизованного типа привязанности. Именно поэтому Лёнька интуитивно понимает, что Динка внутренне иначе свободна, она не так привязана к людям, как он, и до последних секунд их разговора не уверен, что она испытывает к нему какие-то сильные чувства.

Вот их объяснение:

Луна останавливается над самым домом, заливает белым светом крыльцо. Динка слышит шаги Лени. Она перестает петь, поспешно стирает следы слез и выходит на террасу. Ей хочется спросить, прямо спросить Леню: совсем ли он разлюбил свою Макаку? Ведь правда всегда лучше неизвестности. Но думать легче, чем сказать… И Динка молчит. Леня решается первый.
– Макака! – взволнованно шепчет он, грея ее холодные руки. – Прости меня, Макака… Я ничего не могу объяснить тебе, прости меня просто так, без объяснений…
– Я не сержусь… – тихо и покорно отвечает Динка. – Но скажи мне только одно… Ты сделал так со зла? – грустно спрашивает она, подняв к нему осунувшееся за день лицо.
– Со зла? – удивленно переспрашивает он и, не сводя с нее светлых глаз, отрицательно качает головой. – Нет, нет… Я не знаю сам… Только не со зла… И это никогда больше не повторится…
– Никогда? – в смятении повторяет Динка.
– Никогда-никогда, Макака… Только люби меня, как прежде… Я не требую от тебя никаких жертв, можешь ничего не говорить Андрею. Все это мальчишество. Ты должна быть свободна… А я уеду… Я уеду, Макака! А сейчас прости меня!
– Я не сержусь… – в отчаянии повторяет Динка, чувствуя, что случилось что-то непоправимое. – Я не сержусь, – повторяет она, робко заглядывая ему в глаза. – Только… возьми меня с собой, Лень! Я не могу жить без тебя.(ДПсД Гл30)

10. Национальные игры в скрывать/показывать

Когда я веду рассуждения о героях повести, то стараюсь держаться одного и того же уровня психодиагностики. О восьми уровнях психодиагностики подробно рассказывается в авторской статье 2014 года "Психодиагностика и жизнь", полный текст которой есть на официальном сайте О.В. Бермант-Поляковой http://olga.co.il/stati/psikhodiagnostika-i-zhizn.html

Здесь кратко напомню, на чём фокусируется психолог, размышляя, что на каком уровне находится: на первом – знание об индивидуальных особенностях, которые складываются в характер, на втором – знание о том, как действует тот или иной характер в той или иной ситуации, на третьем, - опыт социализации и этические установки относительно межличностных отношений, на четвёртом - представление о мотивационно-потребностной сфере, которая определяет выбор профессии и хобби, на пятом – знание о семье и привязанности, на шестом – знание о темпоральности отношений, как они зарождаются, когда и почему умирают, на седьмом – знание о смыслах, что человек считает событиями, изменившими его, почему сделал тот или иной выбор и зачем продолжает совершать действия, которые другим кажутся иррациональными, на восьмом - решение вопроса об авторстве жизни и праве назначать её контекст, выход за пределы и семьи, и поколения, и эпохи. Этот параграф – о мотивационно-потребностной сфере, во многом бессознательной.

В сословном плане семья Осеевых, - и их книжная версия, семья Арсеньевых – не потомственные дворяне, не крестьяне, и не купцы. Биографические данные говорят за то, что у них, у них, скорее всего, личное дворянство, и рассказ о детстве Марины и Кати с упоминанием кабинета отца и частных пансионов, свидетельствует в пользу того же:

Олег — старший и единственный брат Марины и Кати. Они рано лишились матери и, когда отец женился на другой, тяжело страдали от сурового обращения мачехи. Единственной воспитательной мерой воздействия этой злой женщины были розги. Особенно доставалось Марине, потому что Катя была еще маленькой, а Олег уже учился в городе. Приезжая на каникулы и видя жестокое отношение мачехи к сестрам, Олег пробовал жаловаться отцу, но отец был болен, редко выходил из кабинета, и мачеха умела убедить его, что мальчик не желает считаться с ней, как с матерью, и нарочно клевещет на нее отцу. Олега перестали брать на каникулы домой; он терзался, писал отцу умоляющие письма, но мачеха жгла их, не передавая.
Однажды Олег самовольно вырвался из пансиона и тайком приехал домой. Прорвавшись к отцу, он потребовал отдать ему обеих сестер или выгнать мачеху. Впервые после смерти матери отец откровенно объяснился с сыном и поверил ему. Олег получил разрешение взять Марину и поместить ее в частный пансион. Катя оставалась дома, но, когда через год отец умер, старший брат, приехал на похороны, тайком увез младшую сестру к себе. (Д Ч1Гл11)

Сословие замужней женщины в Российской империи определялось сословием её мужа. Если дворянка вышла замуж за мещанина, её дети записывались мещанами. И хотя в тексте книги рассказ Никича о детстве отца Динки, Саши, представляет его как человека из низов, из мастеровых, который сам рубил дрова, топил печь и работал в мастерских, - Никич не рассказывает, какими неведомыми способами подмастерье подготовился и поступил в гимназию, оплатил обучение в ней и в университете и стал инженером, не будучи ни купцом, ни дворянином, - это анахронизм, перенесение реалий советского времени в дореволюционное. Мещанок Алину, Мышку и Динку не приняли бы в гимназию в начале 1900-х годов. В книге нет слов, сказанных прямым текстом, о социализации родителей Динки. Скорее всего, они отождествляют себя с вне-сословной социальной группой. Семья Арсеньевых – это семья интеллигентов.

Интеллигентностью в девятнадцатом веке называлось умение замечать неудобство другого. Сейчас, рассуждая в парадигме радикалов характера, мы назвали бы это эмотивностью. Психиатры двадцатого века то же самое назвали бы сензитивностью, а писатели девятнадцатого – деликатностью, сострадательностью, сердобольностью. В крестьянской ментальности устной культуры то же самое называлось "жалеет" другого: чувствует, сочувствует, понимает, и перекликалось с христианским "носите тяготы друг друга", то есть будьте чуткими к страданиям тех, с кем вы вместе, болейте душой за другого.

Принято считать, что слово "интеллигент" ввёл в оборот в 1866 году русский писатель П.Д. Боборыкин. Это было, как бы мы сейчас сказали, отстройкой бренда от устоявшихся в социуме двух других: идеала дворянского воспитания, требующего добродетели христианского милосердия, и естественной крестьянской сердобольности. Отстройка потребовалась, чтобы отделиться от религиозного контекста: чутким человеком может быть и атеист по убеждениям, имеющий образование дворянин или разночинец.

Не все представители интеллигенции были интеллигентными людьми. Интеллигенция – это не столько профессиональная, конфессиональная или лоббирующая экономические интересы большая группа, сколько клуб для неподцензурного обсуждения вопросов общественно-политического развития. Традиционно в нём дискутировали две духовно-идеологические общности, западники и славянофилы. В пореформенное время появились новые течения. Скепсис по отношению к религии дал духовно-идеологическую общность безбожников, а литература кристаллизовала её центры, типаж безбожника-нигилиста, безбожника-нового человека и безбожника-революционера.

В равной мере и религиозный, воцерковлённый человек, и безбожник, может быть неинтеллигентным, чёрствым к другим людям, - что даст или тип религиозного ханжи и святоши, или типаж нигилиста, в ком нет нужды ни в вере в Бога, ни в сердобольности (таков Евгений Базаров, герой повести И.С. Тургенева "Отцы и дети", опубликованной в 1862 году. В нём "ноль" эмотивности, сказали бы мы сегодня, дефицит).

В равной мере и религиозный, воцерковлённый человек, и безбожник может быть сверх-эмотивен, вести себя самоотверженно и воспринимать как служение безвозмездный уход за больными и страждущими или жертвенно любить другого человека, ставя его интересы выше своих (таковы Лопухов и Кирсанов, герои романа Н.Г. Чернышевского "Что делать?", который был опубликован в 1863 году).

В равной мере и религиозный, воцерковлённый человек, и безбожник может избегать людей, чтобы собственная эмотивность и продиктованное ею желание служить близким и делать их жизнь лучше не соперничала с идеей посвятить себя Богу и уйти в монастырскую келью или в скит, - или практиковать аскезу, не уходя в монастырь (таков Рахметов, герой романа Н.Г. Чернышевского "Что делать?", избегающий любви, чтобы она не мешала делу революции, отсутствие эмотивности в нём следствие не дефицита, а конфликта).

Эмотивные психотерапевты склонны видеть внутриличностный конфликт и запрет на эмотивность там, где органические нарушения головного мозга обусловили эмоциональную тупость и дефицит."Ноль" эмотивности проявляется как неспособность поставить себя на место другого человека, вообразить, как бы он поступил или какие переживания испытывал бы в том или ином положении. У "нарцисса", как принято называть "ноль" эмотивности в англоязычной научно-популярной литературе (там ещё есть "перверзный нарцисс", то есть себялюбец, совершающий антиобщественные действия. В русской культуре это хам, и именно хамство - антоним интеллигентности). У эмоционально тупого человека с "нулевой эмотивностью" представления о социальных отношениях ограничены одной идеей (по аналогии с химией, Кай мог верить, что Н2О это только лёд, а Герда, могла знать, что Н2О это и лёд, и вода, и пар).

"Ноль" эмотивности отличается от "работающей" эмотивности, как прямая отличается от системы декартовых координат. Прямая называется "Я" в прошлом, я в настоящем, я в будущем, этим внутренний мир "ноль" эмотивности исчерпывается. У эмотива система координат, в его внутреннем мире есть идея о том, что Другие существуют, и он легко ориентируется в пространстве социальных взаимодействий, соотнося между собой Я-для других, Я-для-себя, Другой-для-меня и Другой-для-себя, различая, где я, где "мы" и где "они". Описывают "ноль" чаще всего как эгоцентризм и непоколебимую убеждённость человека в том, что другие люди устроены по образу и подобию его собственного Я. Наглядно "ноль эмотивности" показан в хрестоматийном рассказе В.А. Осеевой "Навестила":

Валя не пришла в класс. Подруги послали к ней Мусю.
— Пойди и узнай, что с Валей: может, она больна, может, ей что-нибудь нужно?
Муся застала подружку в постели. Валя лежала с завязанной щекой.
— Ох, Валечка! — сказала Муся, присаживаясь на стул. — У тебя, наверно, флюс! Ах, какой флюс был у меня летом! Целый нарыв! И ты знаешь, бабушка как раз уехала, а мама была на работе...
— Моя мама тоже на работе, — сказала Валя, держась за щеку. — А мне надо бы полосканье...
— Ох, Валечка! Мне тоже давали полосканье! И мне стало лучше! Как пополощу, так и лучше! А еще мне помогала грелка горячая-горячая...
Валя оживилась и закивала головой.
— Да, да, грелка... Муся, у нас в кухне стоит чайник...
— Это не он шумит? Нет, это, верно, дождик! — Муся вскочила и подбежала к окну. — Так и есть, дождик! Хорошо, что я в галошах пришла! А то можно простудиться!
Она побежала в переднюю, долго стучала ногами, надевая галоши. Потом, просунув в дверь голову, крикнула:
— Выздоравливай, Валечка! Я еще приду к тебе! Обязательно приду! Не беспокойся!
Валя вздохнула, потрогала холодную грелку и стала ждать маму.
— Ну что? Что она говорила? Что ей нужно? — спрашивали Мусю девочки.
— Да у нее такой же флюс, как был у меня! — радостно сообщила Муся. И она ничего не говорила! А помогают ей только грелка и полосканье!

Человека, не умеющего быть чутким и сострадательным, раньше называли не "нарциссом", а жестокосердным, бессердечным, лишённым чувства жалости. Именно такой считают родные Динку, предубеждённые к ней из-за того, что она непоседа, неслух, а временами и бестолочь. Однако у Динки нет внутриличностного конфликта, и она не тупа эмоционально. Она выглядит бессердечной, потому что её ведущая психологическая защита – смещение. Динка по-настоящему жалеет других, но смещает эти чувства на другие объекты, на другие поверхности, на другие действия и даже, - когда просит Лёньку петь ей при расставании, - на музыку.

Катя жестокосердна и к Марине, и к Динке. Динка не умеет замечать неудобства других, и это расстраивает её маму и сестру Мышку. Они обе не только не знают о том, что Динка жалеет голодного Лёньку, - потому что Динка скрывает это от них, но даже не догадываются о том, что сострадание гипертимного ребёнка действенно, для Динки пожалеть Лёньку это значит конкретными поступками помочь ему (петь до изнеможения за деньги, красть еду со стола, планировать петь самой, раз шарманщик обманул).

Ежедневное переживание эмпатического провала в отношениях со своими близкими, а главное, недогадливость такой догадливой в отношении других людей матери, - этого ребёнок ещё не может сформулировать для себя, хотя способен безотчётно понять, что между ним и близкими происходит что-то, что заставляет его чувствовать себя одиноким и несчастным. Однако любой ребёнок способен заметить горечь, - в случае Динки, расстроена Марина своими собственными несправедливыми догадками. Её разочарование из-за ребёнка видно всем, тогда как гордость, восхищение и умиление утаено. Как большинство идейных матерей с разочарованным взглядом, Марина открывает своё сердце и позволяет себе лучезарное материнство лишь вдали от посторонних глаз, в темноте детской, когда ребёнок уснул. Непонимание и несовпадение ребёнка и матери это драма гипертимного ребёнка, в первую очередь, но и драма матери, которая придумывает себе причины для разочарования в ребёнке:

— Это хорошо, Диночка! Но ведь он еще мальчик. Где же он зарабатывает? — с беспокойством спросила мама.
— Он кому-нибудь поднесет мешок на базаре или еще что-нибудь… Конечно, ему мало дают… Он плохо ест, мама. У него такие худые ребра… — с жалостью вздохнула Динка.
Мать задумчиво смотрела на девочку, перед глазами ее пронеслось трогательное воспоминание о встрече на пристани.
— Если бы мой друг голодал, я не могла бы терпеть этого, Дина, — удивленно и грустно сказала она.
Динка вспомнила свой поход на дачи; обманувшего eё шарманщика и молча хрустнула пальцами.
— И этот мальчик, этот твой Леня, не хочет даже узнать, кто у тебя есть? — снова спросила мама.
— Не хочет? — удивилась Динка, и лицо ее сразу посветлело. — Да он всех знает, мамочка! И тебя, и Мышку, и Алину, и Катю — всех, всех! Когда ему скучно, он приходит к нашему забору. Он видел, как мы встречали тебя.
— Ах, Дина, Дина! — с глубоким волнением сказала мать. — Так легко ты говоришь об этом! Ведь у этого мальчика никого нет…
Глаза Динки потемнели, горечь упрека матери больно кольнула ее в сердце.
— У него есть, мама… У него есть одна подружка… Она жалеет его, мама… Это неправда… — тихо сказала она, низко опустив голову.
— Тогда… скажи ему, что твоя мама просит его прийти… скажи, что она рада вашей дружбе… — с волнением сказала мать.
— Я скажу, — тихо прошептала Динка.
Обе долго молчали. Потом мама встала и пошла по дорожке.
Динка осталась одна, не зная, плохо или хорошо то, что случилось… Что скажет на это Ленька?
Она сидела долго, пока из всего разговора по душам не выкристаллизовались четкие и беспощадные слова матери:
«Если бы мой друг голодал, я не могла бы терпеть этого…» Что же делать? Она снова пойдет работать…
Перед глазами ее встала длинная пыльная дорога, чужие богатые дачи… злой барчук… сухие корки хлеба… Она пойдет одна, без шарманщика… Но где взять музыку? Надо какую-нибудь музыку.
«Конечно, играть можно и на гребешке, лишь бы обратить на себя внимание… Войти и заиграть…»
Динка встала и решительным шагом направилась в комнату. Мать издали смотрела на нее, потрясенная глубоким и серьезным выражением ее лица.
«Как мало знаем мы наших детей!» — с горечью думала она, и маленькое верное сердце Динки вызывало в ней гордость и умиление. Но через минуту это чувство остыло и перешло в грустное разочарование: из комнаты донеслись вдруг беспечные, режущие слух звуки. Динка сидела около пианино и, приложив к губам гребешок с папиросной бумажкой, забавлялась неприятной музыкой. На полу лежала куча нот с любимыми романсами Олега.
— Дина! — холодно сказала мать, останавливаясь в дверях. — Что это за глупая забава! Она режет уши! И зачем ты вытащила все эти ноты? Положи их сейчас же на место и ступай со своим гребешком в сад! (Д Ч2Гл49)

***

Библейские характеры Авеля и Каина, двух братьев, один из которых послушно исполнил предписанное ему Богом и принёс жертву, а второй отказался выполнять заповедь (из зависти, что брату её выполнение даётся легче, чем ему) и пролил братскую кровь, - убил его в состоянии аффекта, в советские годы были непопулярной темой. Авель и Каин много веков были прототипами просоциального и антисоциального, законопослушного и бунтарского характеров. Герой романа Ф.М. Достоевского Родион Раскольников, самый известный Каин русской классической литературы, переступающий через заповедь "Не убий" из идейной одержимости, чтобы проверить, "тварь я дрожащая или право имею", в финале произведения приходит к чтению Евангелия и кроткому авелеву образу жизни.

Народничество как идеологическое течение существовало в нескольких практиках, одна из которых "хождение в народ" , а другая "бомбометатели". В последней четверти девятнадцатого века в общественном сознании оформилась как самостоятельная сила социальная группа, занявшая место между богобоязненным "авелевым" и богоборческим "каиновым" амплуа, - на воображаемой оси от плюса к минусу располагается "ноль", и это "ноль" эпилептоидности и чувства иерархичности в отношениях, сказали бы мы сегодня. Интеллигенты, - таково самоназвание данной социальной группы, не приемлющей иерархии. Чтобы не запутаться в трёх соснах "интеллигенции, интеллигентности и интеллигентов", припишите к первому "социально-демографическое", ко второму "межличностный интеллект", а к третьему "характер". Это три пересекающихся множества.

С психологической точки зрения, поскольку натур четыре, интеллигенция как социально-демографическая группа неизбежно проявит неоднородность. Социологически это "творческая интеллигенция", "техническая интеллигенция" и "гуманитарии" советской атеистической эпохи. Психологически возможен акцент либо на истероидную, либо на паранояльную, либо на циклоидную сферу.

Психодиагностически точнее было бы говорить о тройственных натурах, которым тоскливо жить в обществе с ограниченным числом социальных лифтов, - и они придумывают для себя свой социальный лифт, Революцию, который срывается однажды в пропасть насилия.

"Ноль" эпилептоидности отличается от "работающей" эпилептоидности, которая одновременно и авелева, и каинова – как у монеты есть реверс и аверс, две стороны, хотя предмет в руке один. Проявляется "ноль", прежде всего, своеобразной бытовой неловкостью, неумением споро и ладно управляться с бытовыми рутинами, обслуживать самого себя. "Ноль" эпилептоидности в повести "Динка" у её тётки, Кати.

Катя совершенно не умеет готовить:

Расстроенная и молчаливая Лина ходила по комнатам, собирала детское белье, снимала чехлы, занавески, стирала, штопала, скребла и мыла…
— Вот гляди, Катя, где продукта будет… Да не завози кастрюль-то… Не ставь на шибкий огонь… Кто из вас обедать-то готовить будет… — убитым голосом говорила она. (Д Ч2Гл38)

Катя принесла кастрюлю с супом; от усталости и горячей плиты щеки у нее горели.
— Я потом приноровлюсь, — сказала она. — Но сегодня получилась какая-то чепуха. Много беготни и мало толку!
Никич тоже пришел усталый, хотя этой ночью не ездил на рыбалку.
— Ну, — сказал он, усаживаясь на свое место за столом, — сегодня мы первый день без Лины — сбились с ног. Марина вздохнула:
— Лина все делала как-то незаметно… (Д Ч2Гл47)

Катя умеет шить, но мастерства у неё нет:

Давайте лучше подумаем, как нам снарядить нашу невесту. Чтобы все было, как говорят в деревне, «по-богатому»… — улыбнулся Олег.
— Я буду шить Лине приданое, — задумчиво сказала Катя. — Надо купить полотна…
И она начала перечислять, сколько, по ее мнению, надо сшить белья в приданое.
— Так поезжай завтра в город и купи все, что надо, — давая ей деньги, сказал брат. — Заложим жен и детей, а выдадим нашу Лину как полагается!
(...)
А на террасе с самого утра стучала швейная машинка — Катя шила приданое.
(...)
— Ну, довольно смеяться! Значит, у тебя этот трехсвадебный сервиз! А у нас что с Мариной? — озабоченно сказала Катя.
— Я завтра достану еще денег. Вы подарите ей подвенечное платье! Только уж платье ты, Катюшка, сама не шей… Отдайте кому-нибудь! — серьезно посоветовал брат. (Д Ч2Гл38)

Семьям среднего достатка обозревательница "Журнала для женщин", скрывавшаяся за псевдонимом Графиня Эльза, предлагала такой набор приданого:
Простынь – 3 дюжины.
Наволочек больших – 2 дюжины.
Наволочек маленьких – 1 дюжина.
Тёплых одеял – 2.
Одеяла из пикэ – 4.
Покрышки на подушки – 4.
Покрышки на одеяла – 2.
Личных полотенец – 2 дюж.
Ручных полотенец – 1 дюж.

Таким образом, Олег просил сестру в подготовке приданого ограничиться тем, что раскроить полотно на прямоугольники и строчить по прямой линии, а изготовление свадебного платья поручить профессиональной портнихе.

В Сибири, в ссылке, Катя и Костя много лет не могут устроить свой быт:

Когда Динка думает о Кате, перед ней почему-то всегда возникает одна и та же картина… Утонувшая в снегу избенка, покрытые инеем бревенчатые стены. Из угла, где лежит Костя, слышится надрывный кашель. На дворе, закутанная в серый платок, Катя колет мерзлые дрова, а на крыльце, завернутый с головой в тулуп, сидит маленький мальчик. Зовут его Женька, и он тоже часто болеет. Ссылка… Все это называется – ссылка в Сибирь. Один раз дядя Лека вырвался к Кате… Каких только препятствий не чинила ему в пути полиция! Больше месяца добирался он до глухого села, где далеко друг от друга разбросаны домишки ссыльных. Многим уже давно кончился срок, но их держат еще годами. Рассказывая о жизни Кати, дядя Лека плакал.
«Чем я мог им помочь?» – хватаясь за голову, повторял он. (ДПсД Гл14)

Старик Никич называет бытовую неумелость "мёртвыми бездельными руками", и рассказывает Динке о хозяйственности её отца:

— А папа твой как встанет, так волчком туда-сюда… И матери воды принесет, и к жене моей забежит, не надо ли чего… Она, бедняжка, уж прихварывала тогда. Так он ей и дров наколет, и печку затопит! А всего ведь десятый годок ему тогда шел, а эдакий ходкий мальчишка был! Никакой работы не боялся! Бывало, из училища забежит ко мне в мастерскую и там дело себе найдет… А вы вот белоручками растете! — ворчливо добавил дедушка Никич и, приглаживая редкие седые волосы, покосился на дачу. — Маменька всё душу в вас воспитывает… жалостливыми, добрыми людьми хочет вас сделать. Головы тоже насаждают вам книжками, разговорами. Да… А вот руки-то у вас, руки мертвые, бездельные руки, никакой в них умелости нет! — с горькой досадой сказал старик и тихо, словно извиняясь перед кем-то, добавил: — Я не осуждаю, а только не потерпел бы этого Саша. (Д Ч2Гл15)

И Лёнька, и Лина, и Динка, и её отец, и её мать владеют в равной степени и авелевыми, и каиновыми практиками. Поддержание существующих рутин, забота о слабых, выращивание растений, животных, детей – это всё авелевы практики. Ходит на работу, привозит гостинцы, чтобы порадовать домашних, собирается на крыльце с детьми и принимает гостей мать, "дров наколет, печку затопит" изо дня в день с детства отец, ухаживает за лошадью Примой и собакой Нероном на хуторе подросшая Динка, готовит, стирает и убирает на всю семью на дачах Лина, устраивает чаепитие с сахаром в каждый Динкин приход на утёс Лёнька. Помогает организовать побег Николая из тюрьмы, прячет на хуторе шрифт для нелегальной типографии, отказывается сотрудничать с властями мать; организует стачку рабочих на элеваторе, восставая тем самым против существующего порядка, отец; бродит по дачам где хочет, как хочет и, самое немыслимое для девочки её сословия, босиком, опрокидывая тем самым все правил поведения для послушных и приличных девочек, Динка; выбирает себе в мужья иноверца и инородца, переступая через неписаное правило отдавать предпочтение "своим", Лина; убивает Меркурия в аффекте мести Лёнька, нарушая тем самым и закон, и заповедь "Не убий".

В отличие от идеальных новых людей, застывших в амплуа авелевых героев Лопухова и Кирсанова и застывших в амплуа каиновых героев Базарова и Рахметова, восстающих против рутин обывательской жизни где надо и не надо, описанные Валентиной Осеевой герои узнаваемы и реалистичны. Повесть психологически достоверна так же и в психодинамике, определяющей поступки героев: эпилептоидная натура кумулирует аффект, помнит обиды, копит копейку к копейке, прибавляет припасы к припасам, - чтобы потом растратить всё собранное в одном эмоциональном выплеске, в одном грандиозном скандале, в одной крупной покупке или в одном большом застолье. Так устроен внутренний двигатель эпилептоидной натуры, ригидное самоограничение в течение долгого времени, которое прорывается половодьем желаний, теряющим из виду берега здравого смысла. На уровне социальных взаимодействий эпилептоидная натура точно так же может снова и снова повторять практики одного толка (в примерах выше – авелева), пока однажды не вырвется наружу практика другого толка (каинова).

Обратная психодинамика, гнев и злоба каинитского толка, которая однажды прорывается разовым авелевым, кротким и милосердным, поступком, в русском литературе впервые описана А.С. Пушкиным в повести "Дубровский", в 1833 году. Речь об эпизоде, где кузнец Архип задумывает убийство судейских:

"В зале приказные спали на полу. На столе стояли стаканы, ими опорожненые, и сильный дух рома слышался по всей комнате. Владимир с отвращением прошел мимо их в переднюю - двери были заперты - не нашел ключа, Владимир возвратился в залу, - ключ лежал на столе, Владимир отворил дверь и наткнулся на человека, прижавшегося в угол - топор блестел у него, и обратясь к нему со свечою, Владимир узнал Архипа-кузнеца.
- Зачем ты здесь? - спросил он.
- Ах, Владимир Андреевич, это вы, - отвечал Архип пошепту, - господь помилуй и спаси! хорошо, что вы шли со свечою!
Владимир глядел на него с изумлением.
- Что ты здесь притаился? - спросил он кузнеца. - Я хотел... я пришел... было проведать, все ли дома, - тихо отвечал Архип запинаясь.
- А зачем с тобою топор?
- Топор-то зачем? - Да как же без топора нонече и ходить. Эти приказные такие, вишь, озорники - того и гляди...
- Ты пьян, брось топор, поди выспись.
- Я пьян? Батюшка Владимир Андреевич, бог свидетель, ни единой капли во рту не было... да и пойдет ли вино на ум, слыхано ли дело - подьячие задумали нами владеть, подьячие гонят наших господ с барского двора... Эк они храпят, окаянные - всех бы разом; так и концы в воду."

Не сумев зарубить их во сне, он сжигает спящих людей и всё село, в мстительном порыве "так не доставайся же никому", - как вдруг, рискуя жизнью, бросается в огонь спасать кошку, изумляя автора сосуществованием Каина и Авеля в одной душе в одну и ту же минуту:

"Поднялся ветер. В одну минуту пламя обхватило весь дом. Красный дым вился над кровлею. Стеклы трещали, сыпались, пылающие бревны стали падать, раздался жалобный вопль и крики: "горим, помогите, помогите".
- Как не так, - сказал Архип, с злобной улыбкой взирающий на пожар.
- Архипушка, - говорила ему Егоровна, - спаси их, окаянных, бог тебя наградит.
- Как не так, - отвечал кузнец.
В сию минуту приказные показались в окно, стараясь выломать двойные рамы. Но тут кровля с треском рухнула, и вопли утихли.
Вскоре вся дворня высыпала на двор. Бабы с криком спешили спасти свою рухлядь, ребятишки прыгали, любуясь на пожар. Искры полетели огненной мятелью, избы загорелись.
- Теперь всь ладно, - сказал Архип, - каково горит, а? чай, из Покровского славно смотреть.
В сию минуту новое явление привлекло его внимание; кошка бегала по кровле пылающего сарая, недоумевая, куда спрыгнуть - со всех сторон окружало ее пламя. Бедное животное жалким мяуканием призывало на помощь. Мальчишки помирали со смеху, смотря на ее отчаяние.
- Чему смеетеся, бесенята, - сказал им сердито кузнец. - Бога вы не боитесь - божия тварь погибает, а вы с дуру радуетесь, - и поставя лестницу на загоревшуюся кровлю, он полез за кошкою. Она поняла его намерение и с видом торопливой благодарности уцепилась за его рукав. Полуобгорелый кузнец с своей добычей полез вниз.
- Ну, ребята, прощайте, - сказал он смущенной дворне, - мне здесь делать нечего. Счастливо, не поминайте меня лихом."

Насильственное утверждение своей правоты в споре, чьей будет Кистенёвка, - литературный сюжет, который станет явью семьдесят лет спустя, в революцию 1905 года и затем в 1917 году будет масштабирован до размеров империи. Невозможность получить от правящего царского правительства желаемое обернётся партией кузнецов, готовых раздуть мировой пожар, запалив свою Родину. Уничтожение государственности, гражданская война, разруха в экономике, гибель дворянства, духовенства, офицерства, а потом и предпринимательства были соединены в разрушителях с жалостью к детям-беспризорникам и готовностью их кормить и спасать, - похожим образом кузнец Архип был равнодушен к мученической смерти людей, но пожалел кошку.

Подытожить рассказ о том, как может выглядеть "ноль" той или иной натуры (циклоидной, эпилептоидной, истероидной, паранояльной) можно так:
"ноль эмотивности" в натуре это эмоциональная тупость человека,

"ноль эпилептоидности" в натуре это или неуклюжесть, моторная неловкость, или органическое неприятие иерархичности в отношениях.

"Ноль истероидности" встречается очень редко, поскольку истероидная натура укоренена в инстинкте самосохранения. Такие люди органически неспособны раздваиваться на сцену и закулисье, быть театром в себе и скрывать/показывать одновременно. Поскольку они сами этого не знают и не умеют, то и не предполагают в окружающих такого умения. Наивность и бесхитростность людей с "нулевой истероидностью", их сердечность и крайняя доверчивость служат лакмусовой бумагой, проверяющей суть каждого. Психологически здоровые люди стараются заботиться о них, психологически уязвимые – злоупотребляют их доверием. Роман Ф.М. Достоевского "Идиот" описывает человека с "нулевой истероидностью", 26-летнего князя Льва Николаевича Мышкина. Без попечения близких об их благополучии люди с "нулевой истероидностью" становятся лёгкой добычей посягателей на их деньги, имущество и здоровье.

В русской классической литературе персонаж с "нулевой паранояльностью" это 32-летний Илья Ильич Обломов, герой одноимённого романа И.А. Гончарова. В натуре такого человека недеяние это удовольствие, он согласен всю жизнь плыть по течению, его не манит неизведанное, не радуют замыслы, не окрыляет загад на будущее, будь то ближайший день, выходные, сезон, год, пятилетка или десятилетие. "Ноль паранояльности" это то, чего нет в художественном мире Валентины Осеевой. В повести "Динка" все герои целеустремлённые, все мечтают о будущем и строят планы разных временных масштабов, и все активно действуют.

***

Все люди умеют скрывать/показывать. В начале двадцатого века национальная игра в скрывать от чужих/показывать своим была на тему участия в революционном движении. В советское довоенное время скрывали от чужих /показывали своим социальное происхождение, в советское послевоенное время скрывали/показывали нетрудовые доходы, в советское застойное время скрывали/показывали диссидентские настроения и самиздат. В конце двадцатого века скрывали/показывали участие в приватизации, в начале двадцать первого века скрывали/показывали капиталы, выведенные в оффшор, в новейшее время скрывают/показывают нелояльность Российской Федерации. Темой ближайшего будущего будет, скорее всего, национальный дух и технологическая планетарная общность. Что из двух будут скрывать, а что показывать, - поживём, увидим.

Вышеназванное описывает умонастроения эпохи, зафиксированные пишущими людьми. Те, кто не пишут, передают другим поколениям практики, а не тексты. Повесть В.А. Осеевой интересна тем, что зафиксировала практику начала двадцатого века: избегать размышлений о конфликте привязанностей, конфликте привязанности и лояльности, конфликте лояльностей. Рассказывает о ней линия Алины, старшей сестры Динки. Чтобы разбирать этот материал, необходимо прежде дать несколько определений.

Чувство "мы" в социальной психологии называется аффилиацией (от англ. affiliation присоединять, присоединяться). Это эмоциональная связь человека с другими людьми, тяга, потребность, стремление находиться в обществе людей, нужда индивида в создании тесных, доверительных, тёплых, эмоционально окрашенных взаимоотношений. Данное переживание оформлено как знание о других людях, "свои" они или "чужие". С чужими нет никакой эмоциональной связи, тепла и доверительности, как на уровне малой группы – семьи, так и на уровне большой группы – общества.

Интериоризацией (англ. introjection) называется неосознаваемый процесс перехода практики в идею, то есть действий в представления о них, и формирование внутренних структур речи и мышления посредством освоения социальной практики и перевода её во внутренний план психики. Осознаваемый процесс называется самообразованием или формирующим обучением.

В опыте каждого человека есть практика общения первых лет жизни, когда о нём заботился значимый взрослый. Уходя на внутренний план в процессе интериоризации, она становится представлением, что существует Другой-для-меня. Позднее возникают представления Я-для-Другого, Я-для-Себя и Другой-для-Себя. Разные варианты проживания аффилиации во внутреннем плане в психологии принято обобщать словом "интроекты".

Привязанность (англ. attachment) это эмоциональная связь Я и Другого в ситуациях заботы и разлуки, а также способ реализации этой связи на практике.

Лояльность (англ. loyalty) это приверженность идее, ценностям, мировоззрению, а также поступок как результирующая размышлений и совершённого выбора в противоборстве двух идей, ценностных ориентаций, мировоззрений.

Конфликт привязанностей (англ. conflicting affiliations) это невозможность сделать выбор, с кем быть "мы", когда доверительные, тёплые, любовные чувства связывают человека с двумя членами семьи, находящимися между собой во вражде.

Конфликт привязанности и лояльности (англ. the conflict of affiliation and loyalty) это ситуация противоречия между доверительными, тёплыми, любовными чувствами к члену семьи и неприятием его неэтичного поступка, или между доверием и сердечными чувствами к члену семьи и неприятием его противоправного действия, или между приязнью к члену семьи и неприятием заявленного им мировоззрения.

Существуют социальные регуляторы приоритета лояльности (в данном случае это верность идее служения) над привязанностью, такие как хиротония, публичная клятва Гиппократа, воинская присяга на верность Родине, и, наоборот, приоритета привязанности над лояльностью (в данном случае это верность идее правосудия): Конституция Российской Федерации в статье 51 устанавливает, что "никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом", статья 308 Уголовного Кодекса РФ "Отказ свидетеля или потерпевшего от дачи показаний" уточняет "лицо не подлежит уголовной ответственности за отказ от дачи показаний против себя самого, своего супруга или своих близких родственников".

Конфликт лояльностей (англ. conflicting loyalties) это невозможность сделать выбор, с кем солидаризироваться. Примером может быть трудовой конфликт и решение объявить забастовку. В противостоянии рабочих и администрации появляется группа штрейкбрехеров, кто лоялен другим идеям, и поэтому приходит на рабочее место, чтобы продолжать трудиться. Колеблющиеся между двумя лагерями и будут людьми в конфликте лояльностей. Чтобы разрешить его в пользу одной из сторон, человеку необходимо осознавать идейную, ценностную или мировоззренческую суть происходящего в большой группе.

Примерами конфликта двух привязанностей могут быть любой сюжет любовного треугольника, где требуется сделать выбор, с кем длить "мы"; развод родителей высокой степени враждебности, где ребёнку не удаётся оставаться в доверительных отношениях с обоими; ревность родителей и нового супруга, требующая выбрать, чьи интересы считать приоритетными после свадьбы; ревность детей от предыдущего брака в повторном браке, требующая сделать выбор, кому уделять больше времени, детям или новому супругу.

Во внутреннем мире могут вступить в противоборство привязанность к тому, кого считаешь "своим" и лояльность собственным ценностям, или интересам, или мировоззрению. В психологическом плане, необходимость определяться по отношению к подлости, преступлению или террористической идеологии родителя или ребёнка, брата или сестры, мужа или жены, возникает не так часто по сравнению с необходимостью определяться по отношению к его лжи. Противоборство между верностью другому, доверительными, сердечными чувствами к солгавшему члену семьи и верностью собственным ценностям, таким как честность и искренность, - это разновидность конфликта привязанности и лояльности.

Ветхозаветный вариант разрешения подобного конфликта, - в ситуации, когда член семьи отказывается от веры предков или переходит в иную веру, - предписывает членам иудейской семьи совершать по отступнику обряд оплакивания (шив'а), как по покойнику. В ультраортодоксальных религиозных кругах он практикуется и в наши дни.

Библейская притча о блудном сыне (англ. Parable of the Prodigal Son) в Новом завете рассказывает об отце, который откликнулся на просьбу дерзкого сына выделить долю наследства при жизни, и сыне, который после скитаний и нищеты вернулся в отчий дом, чтобы начать всё сначала вместе. Отец пожертвовал лояльностью своим представлениями о должном и сохранил привязанность, чувство "мы" с блудным сыном.

В реальной жизни, когда не действуют социальные регуляторы приоритетности привязанности или лояльности, в их конфликте возможны четыре исхода:
1) "свой своему поневоле брат", пожертвовать собственными убеждениями ради сохранения родственной привязанности;
2) "вечный спорщик", вести бесконечный мировоззренческий диспут, сохраняя родственное "мы";
3) " принципиальный", разорвать отношения и пожертвовать родственным "мы", сохраняя верность собственным идеалам;
4) "юродивый", избежать конфликта через апелляцию к наивысшему уровню обобщения: любит всех людей и приемлет все точки зрения, не привязан ни к кому настолько, чтобы быть "мы" только с ним.

В них усматривается сходство с описанными в психологии практиками (поведенческими стилями привязанности): безопасная привязанность, амбивалентно-сопротивляющаяся, избегающая и дезорганизованная соответственно.

Примером конфликта лояльностей может быть любая ситуация ценностного выбора в социальном контексте. Речь идёт о принадлежности большой группе людей, которая вырабатывает собственную мировоззренческую позицию и считает себя вправе отстаивать свои ценности. Идеи "Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой" и "Умри ты сегодня, а я завтра" проводят водораздел между людьми мира и антимира, законопослушными и криминальными слоями общества. Идеи "Помогать нужно только своим" и "Помогать нужно всем", прецедентным именем для которой является добрый самаритянин, проводят водораздел между ветхозаветным и новозаветным мировоззрением. Идеи "Гений и злодейство несовместны" и "Цель оправдывает средства" проводят водораздел между психологически здоровым (этичным) и психологически уязвимым (неэтичным) социумом. Подробнее об этом можно прочесть в работе Бермант-Полякова О.В. Проблема выбора в конфликте лояльностей.

В повести "Динка" есть эпизод, где Костя привлекает Алину к организации побега Николая из тюрьмы. Для Кости и Николая социум, который поддерживает работу государственных институтов, - "чужие", а революционеры, мечтающие уничтожить государственные институты, - "свои". Едва ли Алина осознаёт антиобщественный характер задуманных действий и последствия вседозволенности. До публикации романа Уильяма Голдинга "Повелитель мух" (1954) пройдёт ещё почти полвека.

В мире привязанностей Алины к маме, папе, сёстрам и лучшей подруге поручение Кости ставит девочку перед выбором:

Алина весело фыркает. Вот как хохотали бы они вместе с Бебой над этим смешным положением! Но ничего этого Беба никогда не узнает. Не узнает она и о тайном поручении Кости, о том, что под матрасом, на котором спит ее верная подружка, лежит в газетной бумаге карточка настоящего предателя, сыщика… Ничего этого не узнает Беба. Потому что есть на свете вещи превыше дружбы и любви… (Д Ч2Гл10)

Это психологически важный момент, когда Алина в конфликте лояльности и привязанности делает выбор и отказывается быть "мы" с любимой подругой, перестаёт делить с ней тайны. Она поступает как " принципиальный" человек, разрывает доверительные отношения и отдаляется от подруги, сохраняя верность собственным идеалам. Любопытно, что рахметовские настроения владеют Алиной недолго, она уверена в том, что Беба сохранит "мы" с ней:

И только, может, когда-нибудь, обливаясь горькими слезами, Беба передаст ей в тюрьму запеченный, в хлебе томик Пушкина.
«За что посадили твою подружку Алину?» — спросят ее девочки в гимназии. «Она выследила и поймала самого главного предателя!» — с гордостью ответит Беба. (Д Ч2Гл10)

В фантазиях Алины Беба уже знает подробности поручения, - что избавляет старшую сестру Динки от необходимости терять дружбу и снимает конфликт между лояльностью и привязанностью.

Глубинная мотивация Алины, вместе с тем, тоска по отцу. Её готовность выполнить поручение Кости это практика подражания отцу, желание длить "мы" с ним, делая то же, что и он:

А Алина будет стоять в камере в своем коричневом форменном платьице, заложив назад руки и прислонившись спиной к сырой стене, совсем как княжна Тараканова…
И на допросе она скажет только:
«Я дочь своего отца…»
Громкий стук в дверь нарушает мечты Алины о тюремной решетке. (Д Ч2Гл10)

"Принципиальная" Алина верна своим убеждениям и готова идти за них в тюрьму. Парадоксальным образом, когда её муж проявляет принципиальность и действует исходя из своих убеждений, - отказывая от дома брату, который был судим, - Алина не готова мириться с принципиальностью в другом человеке.

Вот как это показано в книге:
- Мамочка, Алина не писала тебе?
– От Алины было два письма… Жизнь ее налаживается, она ушла от мужа, – с удовлетворением кивнула головой Марина.
Дети удивленно и вопросительно смотрели на мать.
Леня пробормотал:
– Вот так налаживается…
– Как ты сказала, мама? – боясь ошибиться, быстро спросила Динка.
Марина улыбнулась:
– Я повторяю: жизнь Алины налаживается, она ушла от недостойного человека. Она работает, и я думаю, что мы с папой не ошиблись в ней!
– Но как же так… – начала Мышка.
Но Динка в бурной радости обхватила за шею своего Нерона и покатилась с ним на траву.
– Господи! Спасибо тебе за моих собак и за всю мою семью!
– Дина, не дурачься! Это была очень тяжелая ошибка в жизни твоей сестры, ей дорого стоил разрыв с мужем, – строго и печально сказала Марина.
– Она еще любила его? – тихо спросила Мышка.
– Она не уважала его, значит, и не любила. Но Алина ведь очень серьезный человек, ей надо было убедиться самой…
– Убедиться! – с горечью воскликнула Динка. – Да ведь его же сразу было видно!
– Это нам было видно, и то не совсем, – задумчиво сказала Марина. – Есть люди, которые умеют как-то незаметно уклоняться от серьезного разговора и в то же время держаться товарищества… Одним словом, Алина случайно узнала, что младший брат ее мужа – политический – вернулся из ссылки, а Виктор не захотел принять его… И Алина ушла. (ДПсД Гл47)

Если современный читатель поставит себя на место героев книги, и вообразит, что вхожий в семью молодой человек вовлекает старшую дочку в организованную группу лиц, организующих побег заключённого из тюрьмы, он, скорее всего, не захочет своему ребёнку судебного процесса и потери здоровья. И неважно, в европейской или заокеанской стране читатель сейчас живёт.

Можно вообразить и дальнейшее развитие событий: старшая дочка вместе с мужем являются соучастниками разных незаконных дел, а потом муж решает порвать со средой нарушителей. Тогда дочь возвращается к родителям, которые разочарованы просоциальностью зятя. В "Динке" показан мир людей, чья двойственность позволяет им отстраиваться и от "уголовников" (мы "политические") и от иерархически воспринимающих мир обывателей (мы интеллигенты). Двойственные они потому, что в сознании "таких, как мы" идея оправдывает антисоциальные средства её достижения на уровне большой группы, социума, и никакая идея не оправдывает недостойных средств её достижения на уровне малой группы, семьи.

Валентина Осеева избегает рефлексии на тему, почему "принципиальная" антиобщественная Алина достойна похвалы, а "принципиальный" прообщественный Виктор достоин осуждения. По сути, оба совершают один и тот же поступок: в конфликте привязанности и лояльности идее выбирают лояльность идее. Алина жертвует отношениями с подругой Бебой, Виктор жертвует отношениями с младшим братом.

Ирония судьбы в том, что спустя десять лет Осеева будет социализировать антиобщественных подростков, а спустя двадцать – писать для детей, и это будут назидательные рассказы о прообщественном поведении.

Она напишет о взаимовыручке и взаимопонимании, о сердечной теплоте и привязанности - для детей своих товарищей по революции, репрессированных партийных работников. Все герои её рассказов будут жить в семье. В царской России не было детдомов для детей, разлучённых решением суда с родными. И детей таких тоже не было. Имена своих первых читателей, заключённых в детдоме, писательница будет скрывать всю жизнь.

Процитированная литература:
Осеева В.А. Динка. Любое издание.
Осеева В.А. Динка прощается с детством. Любое издание.
Осеева В.А. Навестила. Любое издание рассказов.
Ксения Максимова. Чтобы помнили. Осеева Валентина Александровна. http://chtoby-pomnili.com/page.php?id=135
Наш край в период революции 1905-1907 годов
Хранитель зерна - Самарский элеватор
Пономаренко В.В. Практическая характерология с элементами прогнозирования и управления поведением. Методика "семь радикалов". http://www.koob.ru/ponomarenko/practical_character
Боев И.В. Пограничная аномальная личность.
Говард Гарднер. Структура разума. Теория множественного интеллекта http://lib100.com/book/superlearning/frames_of_mind/_,.pdf
Бермант-Полякова О.В. Психодиагностика и жизнь. http://olga.co.il/stati/psikhodiagnostika-i-zhizn.html
Руга В., Кокорев А. Барышни и дамы. Повседневная жизнь москвичек во второй половине XIX – начале ХХ в. М: ОЛМА Медиа Група, 2015. 221 с.
Пушкин А.С. Дубровский. Любое издание.
Бермант-Полякова О.В. Проблема выбора в конфликте лояльностей // Материалы Всероссийской научной конференции, организованной Институтом философии РАН, философским факультетом Новосибирского государственного университета, кафедрой философии религии и религиоведения Санкт-Петербургского государственного университета, Институтом фундаментальных и прикладных исследований Московского гуманитарного университета, "Человек перед выбором в современном мире: проблемы, возможности, решения" 27-28 октября 2015 года, Москва.