Д-р богословия, профессор К 100-летию смерти Л. Толстого
Канадского Университета,
Русский писатель в изгнании кино-роман
НЕСТОР ТУПОГЛУПАЙ «КОРОЛЬ ЛИР из ЯСН ПОЛЯНЫ»
Фото-портрет Автора
Отзывы издателей и писателей)
Ч а с т ь в т о р а я
П Е Р В А Я С С О Р А С М И Р О М
(Первый уход)
И - БУДНИЧНО и ДЕЛОВО
протискивается в проход между нар тот самый Хозяин Ночлежки:
- Вот эта! -говорит он Городовому.- Вот эта денег не плотит и не выходит с квартеры
- Житья от яе нет!-
закричали вокруг сожители и особенно косматая Старуха напротив:
- ПерхАить, гнида, усю ночь! Спокою не даёть! Тварь такая! Заразить ещё! И откуда она такая тут на нас тольки свалилась?! Паскуда!….
- КУДЫ Ж Я ПОЙДУ ? -
спросила Работница, когда Городовой вывел её из Ночлежки и посадил на паперти ближней церкви
- Околевай, иде хошь. А без денег жить нельзя!
С ЖАЛКИМ УЗЕЛКОМ СВОИМ
работница сидела боком на заснеженной паперти и - как-то призадумавшись- смотрела на ледок в луже…, где отражалась красная (к стуже) вечерняя заря..
Прокатывались через лужу (разбивая лёд) богатые экипажи (мимо! мимо!) - со смехом! разговорцами! - и все в одну сторону: к белоколонному, ярко-освещённому Дому, - откуда неслась бравурная музыка и валил пар из открытых настеж окон (Так , видно, было им там всем жарко)….
Одна рессорная карета проехала близко и окатила Работницу ледяными брызгами. Работница не дивнулась. Только вздрогнула.
Собака бездомная (с подведённым животом) остановилась понюхать её. От Работницы ничем сьестным не пахло. Она хотела бежать дальше, но… остановилась и присела возле: всё какой-то «хозяин», какой-то «дом»…
Мимо них - на высоких колёсах - катилась весёлая, радостная жизнь: вскрикивали ядрёно кучера! взвизгивали дамы! гоготали сытно мужчины!....
А они сидели и ЗАМЕРЗАЛИ.. В нескольких шагах от тёплого Дома, около быстро затягивавшейся ледком и вновь разбиваемой колёсами лужи…
ДОМАШНИЕ ТОЛСТОГО ТОЖЕ СОБИРАЛИСЬ НА БАЛ.
Одетая в чёрное с блёстками платье - Хозяйка дома - с высоко подтянутыми толстыми грудями и следами пудры на лице - вместе с расфранчённой дочерью вошли к Толстому:
- Ты что - болен? - осторожно спросила она,
видя, что тот, не сменив позы, продоложает лежать меж диванных подушек, уткнувшись в угол. - Мы едем к Щербатовым на бал. Ты не хочешь посмотреть на дочь? - это её первый бал!
- Едем, едем! - нетерпеливо переминался позади них в дверях сын Илья…
РАБОТНИЦА ВСТАЛА, ОТЁРЛА КОНЦОМ ПЛАТКА
(омоченное брызгами, то ли слезами) лицо и…куда ж ещё? - пошла назад - в Ночлежку.
-Ты что?! - закричали все на неё. - Опять пришла! Вот паскуда!
Старуха вскочила и с хищными увёртками вытолкала Работницу во двор. Та поскользнулась и упала, выронив узелок, который откатился в сторону. Собака - видно, ждавшая её - подошла, понюхала его, потом села около упавшей.
Старуха подождала - та не вставала.
-Ишь, - кашлянула Старуха: - притворяется! Стерва! (И пошла в дом)
МИМО УПАВШЕЙ СТУКОТЕЛИ КОЛЁСА.
Проехала и карета Толстых.
- МамА! - сказала дочь.- Смотри: женщина лежит!
- Пьяная, наверно! - едва взглянула та в окно. - Не забудь подойти к Хозяйке дома, как я тебя учила! - ворчливо добавила она. - О чём ты думаешь!! Что у тебя в голове! От сегодняшнего бала может быть зависит всё твоё будущее. Колинька Кислинский твой будет сегодня!! А ты…
- Оставь, мамА! - сморщился Илья.- Надоело!
- А БАБОНЬКА-ТО - ТОГО…,-
(Склонился над упавшей какой-то Босяк, возвращавшийся в Ночлежку) - Никак преставилась?... Э-ге-ге… Дворник! Эй!
- Гав! Гав! - рассердилась Собака.
- Пошла ты!- Махнул Босяк на неё. Но та не уходила. Зашла с другой стороны и села, лизнув откинутую руку Работницы.
- Ишь, тоже! - усмехнулся Босяк и пошёл в Ночлежку.
В БОЛЬШОМ ДОМЕ ГРЕМЕЛА МУЗЫКА!
Щёлкали каблуки в мазурке, звенели шпоры, обегали рысцой дамы вокруг приколеневшихся на паркете кавалеров…Старшая дочь Толстого Татьяна тоже порхала-вокруг Колиньки Кислинского, счастливо взглядывая в сторону сидевшей меж гостей матери.
- МамА! - протиснулся к матери сын Толстого Илья (перепачканный мелом, всклокоченный и бледный среди красной и распарененной в танцах толпы. -
- Я проиграл крупную сумму.
- Что ты! Что ты! Ты же обещал мне!
- «Обещал, обещал»! - Так вышло. И все играют. Что я- хуже других?
- Ну и как же теперь?
- Я дал слово. Я должен заплатить завтра!
- Сколько? -«7 тысяч». - Да ты что?!!
- «Что, что»! Что вы все делаете большие глаза, как только речь заходит о деньгах!Только у нас дома надо клянчить всегда деньги, а все иначе живут. По 30 тысяч вон в вечер просаживают!
- Что за выражения!
- Господи! Как вы все мне надоели с вашим «воспитанием»! МНЕ НУЖНЫ ДЕНЬГИ! И всё! МОИ! ЗАКОННЫЕ! ДЕНЬГИ! Я граф! И наследник!
- Спроси у папА.
- Да -«даст он» - ж д и!
- Он должен дать - он твой отец! В конце концов он тоже проигрывал в молодости,
даже хотел однажды заложить Ясную Поляну - в счёт проигрыша….
...РАБОТНИЦУ ОБМЫЛИ, ПОЛОЖИЛИ на СТОЛ МЕЖДУ НАРАМИ
Косматая Старуха плакала: «Кабы я знала, что она такая хворая! Дитятко! Что ж тысразу не сказала?….»
- Ладно! - строго прервал Хозяин: - Будя выть! И так с полицией таперя хлопот не оберёшьси! Брату ейному надо б сообчить - он тута невдалёко живёт.
- Я сбегаю, - вызвалась одна из Кучерявых. постоялок.
- И деньги надо б на гроб собрать
- Соберём!- с готовностью откликнулась та же Кучерявая…
... - ТАК ТЫ СМОТРИ: СЛОВО ДАЛ! -
ощерился на Илью фрачный Хлыщ, одеваясь с собутыльниками у гардероба - и цвикнул оригинально краем золотозубого (с гнилинкой) кривого рта. Собутыльники захыкали…
- Ну и что ж, = хорохорился Илья, дрожа на сквозняке хлопающей двери.
( - Карету Рославлевых!-крикнул швейцар)
- Да отец тебе не даст! - нагло щерился щербатым, гнилым золотозубьем Хлыщ, закуривая перед выходом папироску.- Ты ещё… (Он не договорил и со значением снова цвикнул углом рта с папироской в сторону «своих». Те поняли и опять слюняво захыхыкали).
- А я и без него найду, - побледнев ещё больше, дрожит Илья.- Тётка даст. Она мне всегда подкидывает.
- Ну, смотри…. Моё дело предупредить…
И не прощаясь - все пошли от него к двери.
- Граф, а ходит, как оборвыш! - процедил кто-то из них.
- Он не достанет! - прибавил другой, пьяно чмокая раскуриваемой
папироской.
- А мне что! - совсем громко (видно нарочно - так что стали уже прислушиваться одевавшиеся у гардероба) проронил золотозубый. - Пусть не играет, а сидит у себя в вонючей деревне с вонючими мужиками. А то лезут в Свет, а сами оборванцы. «Графы» называются!
Илья растолкал одевавшихся и схватил золотозубого за лацканы: - Ты!... Ты..Ты - шуллер! Ты как играл!? Я видел, мерзавец! - ты с этим вот - своим - перемигивался!
Но золотозубый почти без усилий ткнул его в грудь - тот ударился о стенку и осел на мокрый от следов пол.
- Чтоб деньги завтра были!
И хлопнула за ними выходная дверь, - обдав Илью морозным паром...
- ЧТО ЖЕ, - СКАЗАЛ ТОТ ГОРОДОВОЙ,
что отводил Работницу на паперть , - Это та самая.
Я её помню. Сейчас составим бумагу.
И - положив листок на стол (около лица покойной - больше некуда было) стал коряво писать. Все стояли около и смотрели на него и на бледный нос покойницы.
Потрескивала свеча, колебался «язычок» от хриплого дыхания Городового.. На дворе выла - оставшись одна на морозе - Собака.
Работница лежала тихо, - будто прислушиваясь к этому вою: звуку единственного (жалевшего о ней) существа…. Чуть колебались и тени на чистом бледном лице, на прядках мягких русых волос над высоким лбом - около ввалившихся (но по-девичьи ещё нежных) худых щёк… …. …..
...- ТАК НЕЛЬЗЯ ЖИТЬ! НЕЛЬЗЯ! НЕЛЬЗЯ! ДРУЗЬЯ МОИ! -
стучит по столу одетый в шубу Толстой. - Как вы не понимаете? дорогие мои! Любезные! НЕЛЬЗЯ!! НЕЛЬЗЯ!
- Господи! Что случилось? -
вбежала испуганно Дама, что спорила с ним когда-то за завтраком у Тани во время утренних фабричных свистков.- Лев Николаич!
- Да вот - , утирается салфеткой её муж, сидя напротив Толстого тоже за затраком:
- Лев Николаич рассказывал, как сегодня ночью, когда мы все были на балу - умерла там… какая-то… прачка… т.е не прачка, а эта… ну. работница там какая-то… В подвале…
-О, Господи! - облегчённо вздохнула Дама. - А я-то уж подумала! Вы так кричали, Лев Николаич, и так стучали по столу! - что я подумала уж Бог знает что!... Лев Николаич! Опомнитесь! Ну, разве так можно?.... Печально, конечно. Но нельзя же из-за этих несчастных отравлять жизнь своим близким!... На Вас оч жаловалась вчера жена… И сына держите, как оборванца!... Ну!
Толстой полез в карман за платком, чтоб вытереть слёзы, но вытащил вместо него комок смятых ДЕНЕГ.
- Вот! - швырнул он их на пол.- Вот от чего нам надо освобождаться! Я весь напичкан деньгами! Куда не сунешь руку = везде эта пакость! Эта грязь, пропитанная кровью… ТАК! (засуетился он) - Я знаю, что мне делать! Сначала освободиться от этой мерзости! (Он нагнулся и поднял с пола деньги). Потом отдать эту шубу, а затем и свои поганые, награбленные именья. И тогда я буду свободен!..
Он вышел, не прощаясь, из дому,.. и домашние увидели, как он ОТДАЛ (почти всучил насильно) первому оборванному нищему все деньги. А на ближнем углу - он снял шубу и отдал её оторопевшему (стоявшему «с рукой») инвалиду.
И РАЗДЕТЫЙ! ПЕШКОМ! ПОШЁЛ ПО МОРОЗУ!!!
- По-моему он - того,….- сказал муж, начав наконец дожёвывать оставшийся за щекой бутерброт… и вдруг заметил, что жена подбирает с ковра на полу рассыпанные Толстым деньги.-- Да брось ты эти деньги! - зло покраснев, крикнул он.- В самом деле: помешались мы прямо на этих «бумажках»! Деньги. Деньги. Деньги!...
….- ЛЕВ НИКОЛАИЧ! -окликнули из кареты.- ЭТО ВЫ?
Тот - не отвечая - продолжал хмуро идти.
- Почему Вы раздетый? Лев Николаич! Садитесь ко мне. Я подвезу Вас
Тот молча сел
- Что случилось, дорогой граф? Почему Вы в таком виде? Точно Король Лир, прогнанный из дому! Ха-ха-ха… Вы видели Росси в этой роли? Я только что оттуда - с утреннего спектакля. Вос-хи-тительно! «К’ор-дэл-лли-я-а! О, дочь моя-а!» А? -Бесподобно!
- Я сегодня ночью узнал драму почище вашего лживого Шекспира, - сказал Толстой.- И никто ею не интересуется. А нелепого, совершенно неправдоподобного «Короля Лира» (где нет ни одного положения,.что были бы в жизни) СМОТРЯТ! И ЛЬЮТ СЛЁЗЫ!! Это какое-то поголовное сумасшедствие!
- Но позвольте! Лев Николаич! А эта великолепная сцена, когда Лир (этот великий монарх!) раздаёт своё имущество детям!! А? «К,ор-дел-лия-я! Ха-ха-ха!» А?!
- Чушь! Самая невероятная и глупая выдумка! Так не бывает нигде в жизни, чтобы король, говоря какие-то нелепые слова, разделил меж детьми королевство, а потом был изгнан ими и скитался бы в бурю в степи! Это несусветная чушь! Которая может нравится только таким извращённым людям, как мы с вами… Но Вы , кажется, пьяны?
- Самую малость, Лев Николаич! После спектакля был банкет. Восхитительный банкет: такое клико!... А сцена, когда Корделия отказывается от своей доли наследства! А?!... «К,ор-дел-лия-я! О. дочь моя-а!» А?! … Иван Степаныч! (закричал он вдруг в окно) Стой! Стой! Скотина!- забарабанил он неистово кучеру.- Иван Степаныч! Ты куда?! Залезай к нам. Ты не знаком? Это граф Толстой, европейского масштабу писатель, «К.ор-дел-лия-а!!»…. Куда же Вы?, - граф!
- Противно мне с вами, с мертвецами. Вы - мертвецы! И спасенья вам нет!
И сойдя из кареты - пошёл раздетый прочь!
Оставшийся поджал губы, со значением некоторое время молча глядел ему вслед.., потом кивнул головой приятелю на пропадающего в улице Толстого: «Какой великий ум, К,ор-дел-лия, и пошатнулся! А?!... Хо-хо-хо… Ну, залезай ко мне! Едем сейчас к цыганам: есть там одна цыганочка - прямо (поцеловал пальцы) - «К,ор-дел-лия»!... Пош-шёл, сскотина! (закричал он кучеру и - долбанул в стенку)….
…. - Я Е Д У В Я С Н У Ю!
- Как же так - сразу?... М ы… …
- Стой! Не перебивай!... Самарские именья я передаю крестьянам - т.е. тем, кому они и принадлежат. Чтоб избавить наших детей от соблазна и погибели! В которые ты их ввергаешь!
- Но я …
- Стой! Подожди!... С Ясной тоже подумаю - как быть! Я НЕ ДАМ ВАМ ЖРАТЬ ЧУЖОЕ ! И ПИТЬ ЧУЖУЮ КРОВЬ! Я употреблю власть главы семьи! Я не могу потакать, чтоб мой сын превращался в игрока и кутилу! живущего, как вошь на чужом теле!
- Но нам нужны деньги на житьё в Москве.
- Нет! Денег на разврат у меня нет: на все эти ваши карты и балы! И эти деньги не мои!
- Ну. хорошо: это от имения. Но у тебя же есть твои произведения!
- Ах, «произведения»?! С сего дня я отказываюсь от собственности на мои поганые «произведения»! Илья будет наживаться на моих «произведениях», чтобы ни черта не делать, спать до 12-ти и кутить со своими собутыльниками? - НЕ ВЫЙДЕТ!
- Отец! - вышел (стоявший за дверью) Илья: - Так - жить - нельзя!
- Что: не хватает на карты и пьянки?
- Нет, чёрт возьми, мне это надоело! - закричал Илья.- Подавай сейчас же мои деньги!, мою долю! У всех сыновья, как сыновья: и деньги у них, и лошади…
- И проститутки, добавь!
- ЛЁВА! - взвизгнула жена.
- Да: и «проститутки»! - истерично (по-матерински) тоже завопил сын, и - не разбирая слов - зачастил: - Как и у тебя было! И у всех! Я не хуже других! Я хочу иметь то, что имеют все. Я хожу, как оборванец!
- ЗАРАБОТАЙ! ТРУДИСЬ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ! Я - ТРУДИЛСЯ!
- НЕ БУДУ!!
- Не хочешь?
- Не ХОЧУ и не БУДУ! Я граф! А не плебей!
- Но ведь это….
- Не хочу, не хочу знать всю эту твою чепуху! всех этих твоих «мужиков»! с которыми ты целуешься»! Целуй их хоть в зад, а мне они противны!
- Но ведь это… - оторопело развёл руками Толстой
- Не хочу, не хочу, не хочу! - затопал тот в истерике ногами. - Отдавай мои деньги! Отдавай мои деньги! - вопил он, пуская сопли и слюни. Мать увела его. продолжающего кричать… и тут же вернулась:
- Как тебе не стыдно! До чего довёл ребёнка!
- Какой же это «ребёнок»? - это хищный зверь!
- Ты сам «зверь»! Ты любишь только крестьянкиных детей, а своих нет. Ненавижу, ненавижу, ненавижу! (И так хлопнула дверью, что осела притолка
и посыпалась из пазух извёстка)
- ТУТ-ТУ-У! - НЕСЁТСЯ (ВЕСЬ СОТРЯСАЯСЬ ОТ ПАРА и СВИСТА) ПОЕЗД!
разрывая облака дыма, пронзая перелески, ныряя под мосты и выскакивая на возвышенности… Ух, ск. мощи! Ск. радости в стремлении к какой-то, ему лишь ведомой, цели. Домой! Домой! У каждого свой дом! Где ему хорошо! покойно! Где отдыхает его душа…
- СТОЙ, ИГНАТ! - «ТРРР!»
Толстой вышел на холме, размял ноги…
Сквозь зимний узор кустов - утонув по пояс в снегах - раскинулась перед ним знакомыми до щеми строениями, пристройками и флигельками, голыми рощицами и снежными косогорами вокруг - ЯСНАЯ ПОЛЯНА…
«Ну, куда отсюда надо уезжать? Чего ещё надо? Да тут рай земной. А они всё куда-то «едут»! и суетятся там! О!».... А что это там?! Игнат!
- Игде? - «А вон - на деревне: дым! Да чёрный какой! Да много как!»
- А и верно - дым!... Никак пожар? Уязжал - ничаво не было!...
- …. ЗЯБРЕВ! ЭТО ТЫ? -
подьехали к крайнему пепелищу,-посреди которого чуднО торчала голая обгорелая печь и шипели в снегу раскиданные брёвна.
- А то ж не я? - зло ответил весь чёрный, в саже, мужик. - Не вой! - зыкнул он на бабу, уткнувшуюся в жалкие пожитки, горкой накиданные на чёрном же снегу. К ещё дымящемуся бревну была привязана мычавшая пегая корова, и на нём же сидели в ряд шестеро (как по ранжиру) чумазых ребятишек.
- Что ж это, Зябрев - неужто всё у тебя сгорело?
- Как видишь…. К утру детей убью, жену зарежу, а сам повешусь. Боле делать неча! Живитя хорошо!
- Не отчаивайся, Пётр. Я помогу!
- Дождёсси от вас! как жа!..... Ты с бабой-то своей совладать не могёшь! А тут - нам «помогать». Она дасть табе «помочь»! Жди!
НАД ДЕРЕВНЕЙ ПЛАВАЛ НАБАТНЫЙ ЗВОН,
ревела скотина, кричали люди,… Чёрными мухами кружился пепел…
- А это чья ж изба так полыхает? - тронулись дале.
- А вдовы КопылОвой, - сказалИгнат: - Вы ж сами ей строили - «негорящую».
- Как же так? - Я ж глину специальную месил! Не должно было гореть!
- Вот от глины от энтой, видать, и полыхаить!
СОСЕДИ-МУЖИКИ СРЫВАЛИ ДВЕРИ,
сымали с петель ворота…
А сама КопылОва - без платка, в одной кацавейке - стояла, как зачарованная, перед своей
«негорящей» избой, держа в руках один только чайник: первое, что подвернулось под руку.
Толстой спрыгнул на снег, схватил багор - стал помогать растаскивать брёвна..
Напротив - через улицу - догорал другой дом, и слышалась отчаянная , странная гармошка.
- Вася Фоканычев, - говорили в толпе: - Избу с музыкой провожаить.
- А что мне жалеть?! - кричал- видно, выпивший Вася. - Ничаво не было, ничаво и не жалко! Эх, гори, огонь, свети чище: были нищи мы всягда и остались нищи! Их, их, их… Пусть вон Тит-брюхан беспокоицца: у яво добра много. Да у яво . вишь, не горит!
И ПРАВДА: РЯДОМ с ФАКЕЛОМ ГОРЯЩЕЙ ИЗБЫ КОПЫЛОВОЙ -
невредимо продолжал стоять высокий, ладный сруб. Видно, спасала его - единственная на всю деревню - железная, добротная крыша…
Ревела в тесовых сараях скотина, рвались лошади, а хозяин ходил вокруг дома с иконой «Тихона», не давая своим бабам выносить добро:
- Цыц вы - проклятыя! На Бога надейтеся, беспутныя!... Свят, свят, свят!... Господи, Тихон преподобнай, утишИ пожар! (Запел он)
- БАТЯ! - кричал из распахнутого сарая рослый сын - еле удерживая пяток сильных добрых лошадей: - Выводить кОней надоть!
- ТЯТЯ! - вОпят снохи из коровника: - Тёлок не сдержим! Пустим!
- НЕ ТРОЖЬ! - зверел на них Тит.- НАДЕЙСЯ!
- Погорим ведь! Титок! - голосила жена, стоя в дверях дома - с самоваром.
- ЦЫЦ, СВЯТОТАТКА! НАДЕЙСЯ! ТВОРИ МОЛИТВУ!
- Ты б соседке - Копыловой - подмог,- сказал укоризненно с козел кучер Игнат.- Глядишь, и у тебя бы не взял пожар.
- Сами пусь спасаюцца! - отбрехнулся тот. - У кажного своё! Чаво я буду ей помогать? Мене «Тихон» дёржит… НЕ ТРОЖЬ! - крикнул он дочери, вынесшей из дома двух малолеток. - Неси обратно! Не гневи Бога! Надейся!... Господи, Тихон преподобный, утишИ пожар!
Через титов дом загорелась следующая изба, а его сруб всё стоял!, и вправду, как заговорённый. Народ дивился:
- Смотри, смотри: Рожновых изба занялась. А его стоить! Знать, вправду: богатых и беда обходеть
Но вот задымилась одна застреха под крышей, за ней другая… Побежала струйка огня по наличникам.. Тит сорвал, затоптал сапогами.
- БАТЯ! -вопил сын. Одна рыжая лошадь вырвалась и дико бегала по двору, натыкаясь на головни. Одна головня ударила Титка по руке, и он выронил икону.
- Ах, мать твою! - выругался он.
И тут разом - будто дождавшись - вспыхнули стены
- Ну, «Тишка», - прохрипел он, поднимая икону: - Теперь держись!
Переломил икону о колено и, размахнувшись, кинул в самый огонь.
- Выводи скотину! - завопил он.- Мать вашу, дармоеды! Что стоишь, как Богородица?! - заорал он на жену с самоваром
- Да-ть ты вялел «надеятца» - на «Тихона».
- Дура! Вон твой «заступник» - сам, как спичка, горит. Выноси добро!... А вы что? (снохам) - тёлок выгоняйтя!... ВЫВОДИ! - крикнул сыну в.конюшню.
Долго не поддававшийся дом - охватило сразу со всех сторон.
- Батюшка! - спохватилась дочь: - Детей-то забыли!
- Цыц! Куды?! - ухватил он её за руку.- Сгоришь!
- Тятенька! Пуститя! - рвалась та: - Мишутка с Аксюткой ведь там!
- Нябось - в огороды уж убяжали!
- Нет, тятенька: чует моё сердце: там они.
- Эй, Аксюткя! Мишутка! - закричал Тит в окно.
- Ну, люди! - сказал кто-то в толпе: - Добро вынесли, детей бросили!
И тут изнутри избы раздался детский крик.
Дочь ринулась, но Тит швырнул её так, что она упала!
- Ты что! Изба щас рухнет!
Облился водой, собираясь кинуться за внуками, но его опередил Толстой -И тотчас выскочил обратно: с вытаращенными глазами и хватая ртом воздух. . Волосы на нём трещали, одежда дымилась. .
- Ой, деточки! - завыла дочь.- Ой, рОдные! На кого ж я вас покинула! На кого бросила!
Люди крестились.
И тогда Анисья Базыкина - натянула на глаза платок, облила себя водой и пошла в дом.
- Стой! Анисья! - крикнул Толстой: - Крыша!
Она пылала весело и ярко! Казалось горело само железо!
- Пропала бабочка! - охнул кто-то.
И в этот миг она появилась в пламени, как летящая Богоматерь - с младенцами в каждом локте.
Платье на ней горело… Она стояла, шатаясь и ходя боками, как запалённая лошадь. И когда у неё взяли детей, она с размаху рухнула без памяти в снег.
- Анисья! - подбежал Толстой.
Она открыла обгорелые (без ресниц) глаза… и спекшимися губами выговорила:
- Ничаво!... Жива… Испужалси?
Толстой поднялся…: (вокруг над белыми снегами высились уже только одни обдымленные печи да поднимался -вместе с дымом- отовсюду стон и плач).. оглядел хмуро стоявших мужиков и сказал: - А ну - вали за мной, мужики!
ДУБОВАЯ РОЩА СТОЯЛА ПО КОЛЕНО В НЕТРОНУТОМ СНЕГУ,
и дубки в заходящем солнце были один к одному: как братья.
- Х о р о ш и ? - спросил Толстой.
- Это, как есть! - ответил Вася Фоканычев, держа вместе с топором и гармошку.
- А ну - в топоры их, ребята!
- Жалко,- сказал кто-то.- Это ведь батюшка Ваш ещё сажал: дочкам на приданое. Дочки подрастают, и дубки растут..
- Не жальче ваших детей,- ответил Толстой: - Вали их!...
…- ВЫ ХОТИТЕ ОТДАТЬ ПАВУ? -
проходят с Приказчиком в Скотную).
- Да, Фёдор Степаныч, да, мой верный приказчик… Забирай, КопылОва!... А завтра начнём раздавать погорельцам овёс на весенний посев.
- Но ведь это лучшая Ваша корова!
- А вот «лчшее»-то и надо отдать ближнему (у которого и худшего-то не осталось) - Забирай, забирай, Копылова!
- Да уж я и не знаю как…,- засморкалась слёзно та… и вдруг бухнулась Толстому в ноги.
- Не смей, Авдотья… Не смей мне сапоги целовать
Но та н е в с т а в а л а !
- Авдотья! Я тебе говорю. Нехорошо ведь так!
Но та лежала, как мёртвая; и только плакала: «Кормилец ты наш! Родной ты наш!»-
-- Ну. что ты будешь делать? Мне прямо совестно!.. Ну. давай и я тебе в ноги поклонюсь
Толстой встал на коленки и согнулся кулём к голове Копыловой. Так они и лежали кулями друг против друга у ног удивлённого Приказчика. Коровы из яслей смотрели на них не менее удивлённо…
… ЛАСКА - ВИЗЖА - ПРЫГАЛА НА ХОДУ ВОКРУГ ТОЛСТОГО пытаясь лизнуть в лицо, пока он шёл к крыльцу
- Там священник Троицкий приехал к Вам из Тулы,- сообщил дворник Филат, снимая перед приехавшим барином шапку.
- Чего ж он? - «Ня знай… Который раз уже…Я говорю: «В Москве граф» -Важное,. грит, дело»
- ЗДРАВСТВУЙ, ТИХОНОВНА! -
обмёл, обстучал ноги в сенях
- Здравствуй, батюшка! Здравствуй, голубчик! С приездом!
- Спасибо. Где священник?
- В столовой. Чай кушает… Осьмую чашку, мил!! (Зашептала «экономка»). Надоел! В пятый раз, поди, приязжает!
- Вот как!? -« Да»
- ЗДРАВСТВУЙ, ИВАН МАКАРЫЧ!
- Здравствуйте, Ваше сиятельство, - зашевелился широкий, вальяжный Поп.
- Сиди, сиди! Чего ты? Ты старше меня. Сколько уж тебе?
- Так что… шестой десяток распечатал на Пасху, хе-хе..
- Ого!... Ну и как?
- Да ничего страшного, хе-хе…. Батюшка мой до 90 дожил!
- Вон как!... Это хорошо… Добрей только бы нам с годами-то становиться. А?
Иван Макарыч!... Помирать-то ведь все будем…
- «Добрей»-то оно так.., но: не б е з р а с с у д н о! И в меру, хе-хе…
- Как так?... А разве есть «мера» у добра?
- Выходит, что есть…хе-хе… Балуете Вы очень крестьян, Ваше сиятельство-
дурной пример в губернии подаёте… хе-хе..
- Вон как!... Ты зачем приехал-то ко мне? - Иван Макарыч! (Налил Толстой и себе чаю)
- Да как сказать… Даже неудобно…
- Брось! Мы ж с тобой сызмальства друг друга знаем. Следить что ли за мной велели?
- «Уговаривать» - прислали. (Зашептал Поп и посерьёзнел)
- Кто? -«Архиерей!... А ему Письмо из Питербурха пришло!»
- Так… Ну,- «уговаривай»!... А в чём ты меня «уговаривать»-то будешь?
- Да ведь… Ваше сиятельство! Вы ж учёнее меня…
- Брось! Говори прямо! НЕ юли!
- В церьковь не ходите (продолжал шёпотом Поп).. Служителей церковных служить молебны у себя не стали принимать!...
- Стой, Иван Макарыч! Стой!... Я тебя знаю: человек ты хороший. Хоть и поп. Но я всех попов, как чертей, ненавижу. Если вы, действительно, являетесь вождями народа, его пастырями…- то куда же вы этот народ ведёте? А?
- Да помилуйте! Лев Николаич! - Народ так тёмен, что как циплёнок может задохнуться в своей скорлупе…
- Да-да… А вы - то дерьмо на этой скорлупе, от которого дохнут циплята!
- Ле-ев Николаич!
- Вы - грабители! Задаром никого не схороните, лоб бедняку не перекрестите! Я не про тебя говорю - ты сошка маленькая. Тебе сказали «задурманивай» - ты и задурманиваешь. Но те-то (повыше): ЗНАЮТ, чего делают!
В открывшуюся дверь вбежала собака Ласка вместе с «экономкой» и залаяла на Попа.
- Ишь! - сказала «экономка»: - А без тебя тут, Лев Николаич, ОБЫСК был!
- Как «обыск»? Какой «обыск»? А что ж ты не говоришь?
- Да забыла… Собака вот тоже на них лаяла. Вот и вспомнила.
- Кто ж обыскивал? Где?
- Ды везде. Из городу - «Жанжармы» что ля?
- Как же вы разрешили?!... В чужом доме! (Побежал в кабинет, тотчас выскочил) Всё перерыто!.. Кто пустил ?! Кто позволил?! У?!
- Да-к ведь.. - Лев Николаич! Оне военные. С саблями!
- В толчки! Под зад коленом - этих «военных». Куда Филат смотрел! Расчитать к чёртовой матери!
- Что ты, что ты, батюшка!
- И дворника! И повара!..- всех! Нахлебников много у нас - вместе со мной.
- А кто ж тебе самовар ставить будет? - Я ведь его не подыму. Ай и мене прогонишь?
- САМ я буду ставить!
- «Сам»? Ну, смотри. Тольки потом не ругайси.
- Нет, какова мерзость? Какова подлость! - В отсутствии хозяина! - залезть в чужой дом! Перерыть всё!... Вот , Иван Макарыч! - видал? А ты говоришь!... Я завтра же царю напишу!... Что за самоуправство! Что за свинство!.. Я за границу уеду, -коли так!
- Что Вы говорите! Лев Николаич! - усовещевал Поп. - И вслух, громко!
- А что же мне делать?! Коли нельзя здесь знать минутой наперёд, что меня, сестру или жену мою, - не скуют! не высекут! не убьют!... Где мы живём?!... Я и скрываться ни от кого не стану: я обьявлю, что продаю все именья и уезжаю из России!
- Гумага вон тут тебе ишшо пришла. Из Крапивны што ля.
- Что за «бумага»? Где?
- Да в Суд будто тебя требуют. Судить что ля хотят.
- Где она?
- Да вон - на комоде, под стаканОм.
Схватил: «…предписывается Вам явиться, как присяжному заседателю на выездную сессию Окружного Суда для судебного разбирательства по делу…»
- Хорошо! Я поеду. Я - п о е д у! Я устрою им «разбирательство»! Ммер-зав-цы!... Вот и получается, Иван Макарыч,- что у нас с ними два разных Христа: один ваш - обманный (для болтовни), а другой - мой: настоящий, добытый собственным моим разумом!
- Христос ОДИН у нас, Лев Николаич! Не кощунствуйте»!
- Нет два! Два, два! Два! (И махнув, опрокинул стакан с чаем на Попа. Это вышло так неожиданно, и Поп так комично вскочил, что все невольно рассмеялись. А собака залилась лаем).
…- ЧТО Ж ВЫ ОПОЗДАЛИ? ЛЕВ НИКОЛАИЧ!-
выбежал из Казённого Здания раздетый гоподин: - Уже два «Дела» рассмотрели..,- прибавил он, сворачивая за угол к табачной лавочке: -На Вас наложили штраф в сто рублей… Ступайте быстрей - обьясняйтесь, а я сейчас… Там перерыв!... Ну- речь какую ахнул этот - Свистунов! Ммм!... И нашёл ведь ход!... Теперь хе.. оттяпают у этой старушенции последнее именьишко хе=хе,.. И ведь ни за что, ни про что! А?! Вот шельма! Ге-ни-альный адвокат!
Толстой молча привязал лошадей, поклонился крестьянину у подьезда - и вошёл в Суд.
- Прокурора - где кабинет? - спросил у одного, уныло дожидавшегося с бумагой у какой-то из (многчисленных) дверей.
- А кто их знает! - вздохнул тот.- Ходишь-ходишь, ждёшь-ждёшь аезде, а толку ни у кого не добьёшься.
- Вон там - в коридоре, - сказала плачущая пожилая барыня (видно, та, у которой «ни за что, ни про что» только что оттяпали последннее именьишко.). Да он всё «занят». Как не придёшь - всё «занят да занят»…
Из приотворенной высокой Двери в зал Уголовного Суда - доносилась чья-то нарочито «ораторская» речь (видно, того «шельмы-адвоката»): «… а поелику грабёж есть грабёж, а взятка есть взятка, и похищение из запертого места есть похищение из запертого места,.. сопряжённого к тому же с тем видом насилия, которое в просторечьи именуется у б и й с т в о м, да ещё и убийством, совершённым на… так сказать, политико-экономической п о ч в е…»
- Да не на «почве», а на м о с т о в о й было, у подьезда! - прокомментировал тот «унылый» от своей двери, и кучка прислушивавшихся у Зала (тоже посетителей) в коридоре засмеялась…
- ВЫ К КОМУ? - СПРОСИЛ КУРЬЕР в ПРИЁМНОЙ.
Но Толстой мимо очереди, мимо сидевших и стоявших - решительно прошёл к кабинету Прокурора.
- Туда нельзя! Нельзя! = заспешил Курьер. Но Толстой уже открыл дверь и вошёл.
-… и мне нужно разрешение на свидание с ней, как можно скорее.- Говорил какой-то Военный Прокурору.
- Да для чего же это?
- Да потому что Я, Я обманул её! и привёл в нынешнее положение, в котором она теперь в тюрьме.
- И всё-таки я не понимаю, какую связь это имеет с просимым Вами свиданием с ней.
- А ту, что я хочу жениться на ней! - выкрикнул Военный: - И следовать за ней на каторгу! (И отвернувшись к стене, стал доставать платок).
- Ах, вот как! - удивился Прокурор…- Что Вам угодно? - строго оборотился он к Толстому.
- Я присяжный, я хотел бы…
- Груздев!- крикнул в дверь Прокурор. - Почему пускаешь? Ск. раз говорил!
- Как Вам не стыдно! - зашипел Курьер, выпирая Толстого за дверь. - Лезут тут ещё! Сказано ведь было. Вон сколько ждут!
- Милый! - сказала Старушка-крестьянка (в платке): - Когда ж мене-то? Ведб уж с утра сколь жду, а у мене корова не поена, не кормлена…
- Скоро, скоро! Вас много, а он один. Не разорваться же!
- … А ЧТО У ВАС? -
после некоторого сердитого молчания спросил Толстой Старушку.
- Да милый (засморкалась та, вытирая глаза концом платка) - сына… к расстрелу!
- Как «к расстрелу»? За что?
- Замучил ротный! Привязалси и привязалси!
- Так сын в солдатах?
- В солдатах, милок, в солдатах…. Ну, - привязалси и привязалси… - Ты -пьянай! (На сына, на мово)… «Никак нет».. - Нет, пьянай! Ну-ка дышь на мене! (А сам дёргаить яво, за шиворот взял, трясёть!) Да… « Ня буду, говорит, дышать. Что ты? - я не пьянай» .. Ротный ударил яво по щаке.: -« Ты. стервец, пьянай!»… А тот ничаво не делал яму.. -ну. от себе так тольки посунул: штоб не дралси, мол… А тут ещё федфебель: «Как ты смел ротного трогать, не слушать приказу?!».. Ну и пошлО. Суд полевой. Присудили к расстрелу…
- Да как же так? Он же вперёд его тронул!
- «Вперёд», милый - «вперёд»! Привязалси и привязалси, То «ты не так стоишь!» То: «не так ходишь».. Ну, никакого житья не давал, А сын у мене справедливый. Смелый…. Когда яво на суд вели - он смело так шёл: прямо пятками землю рубить…. Поп пришёл исповедовать и причащать - не принял попа: «Отойди», грит - на попа.
И опять засморкалась.
- А ну, пойдём со мной!
С УЛИЦЫ, ТОРОПЯСЬ, ВХОДИЛ ТОТ, ЧТО ВСТРЕТИЛСЯ на ВХОДЕ,
неся в руках папиросы.
- Степан Федотыч! - обратился к нему Толстой: - Вот тут до Вас дело…
- Какое? - вскинул глаза на Крестьянку.
- Её сына присудили к расстрелу, а он не виноват. Так надо бы о… помиловании что ли? Или как?... Расходы я беру на себя…
- А его уже расстреляли. - Нисколько не стесняясь Крестьянки - ясно ответил тот, аппетитно закуривая свежую папиросу.
- Как так?
- Да так. Ещё в прошлом году. А она всё ходит и ходит.
- А что ж вы не обьясните? - оторопел Толстой
- Да обьясняли. А она всё равно ходит…
Крестьянка спокойно стояла - с таким выражением, будто не про неё шла речь.
- И всё тольки водой одной питалси, -сказала она: - И сам по себе по живому Псалтирь читал…
- ПРОШУ ПРОЩЕНЬЯ! - ВЫСКОЧИЛ ИЗ КАБИНЕТА ПРОКУРОР.-
Что ж Вы не сказали, что Вы граф Толстой! Я новый тут. (После смерти Николая Ильича).. Пожалуйте в кабинет. Чем могу служить? Вы не явились на сессию…
- Я приехал заявить, что не могу участвовать…
- Ну, пройдёмте ко мне. Нужно, как Вы знаете, представить уважительные причины..
- Причины те, что суд (как я только что ещё раз убедился)и бесполезное, и безнравственное дело.
- Я, как прокурор, - усмехнулся тот чудачеству, - не могу, конечно. с Вами согласиться. И потому советую Вам сделать заявление суду… Да пройдёмте ко мне
- Я больше никуда не пойду и заявлять нигде не буду. Я сказал Вам - и достаточно.
И, повернувшись, сквозь толпу - пошёл во двор. Дошёл до коновязи, отвязал уже лошадей, но… вдруг привязал сызнова и пошёл в Зал, где проходил суд. «Только тихо и спокойно!»- говорил он сам себе. -« Да:тихо и спокойно»
В ЗАЛЕ УЖЕ УСАЖИВАЛИСЬ ПОСЛЕ ПЕРЕРЫВА
И Прокурор уже набрал в лёгкие воздуху, чтобы начать речь. Когда Толстой подошёл к трибунке для обвиняемых и облокотился о перильца.
- Это граф Толстой! - почему-то шёпотом проговорил Прокурор Председателю. В Зале повисла тишина, и все глаза повернулись на «обвиняемого».
- Господин Председатель!- игнорируя Прокурора, начал Толстой: - Я не могу быть присяжным заседателем… Не по указанным в законе причинам. А… по … другим.
(«Он был в мою молодость мировым посредником у дворянства,- шепнул один заседатель другому.- Всегда с «фокусами». Мы его просто ненавидели»)
- По каким же - «другим»? - недоумённо спросил толстый ( в орденах) Председатель.
- Если нужно - я могу сказать суду эти причины.
- Скажите.
- Гм-гм… Я не могу быть присяжным по… нравственным своим убеждениям.. Т.е.. по.. велению моей совести..
- Это недостаточная причина.
- Иначе я не могу обьяснить.
- Вы всё сказали? - « Да».
Судья зашептался с членом суда Потом с другим.. Толстой стоял и ждал
Со стены (над ними) в золочёной раме - во весь рост - выставив вперёд ногу в сияющем сапоге - презрительно смотрел на Толстого император «всея Руси».. В Зале затаённо молчали.
(«Не судите - да не судимы будете» - вот что это значит» - прокомментировал в коридоре опять тот «унылый» у своей двери.)
(«Всегда все споры в пользу крестьян решал!» - продолжал шептать соседу тот же заседатель:- Ненавидели-и, ненавидели мы его - страсть!»)
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОНЧИЛ СОВЕЩАТЬСЯ
И сидел прямо, что-то соображая., Все молчали
- Так Вы решительно отказываетесь от возложенной на Вас Судом обязанности?
- Да, никак не могу.
- А почему? - Несуразно опять спросил Председатель.
- Гм-гм.. Я ведь уже ответил: по… велению совести.
Судьи опять стали шептаться («Это скандал на всю Россию. Дойдёт до Питера..»)
Император на стене набухал злобой. Золотая рама, всякие ленты и ордена на выпяченной груди, а особенно выставленный на Толстого сапог - злобно поблескивали.
Толстой подождал, покашлял и - пошёл к двери.
- Постойте! - крикнул Председатель. - Мы не можем принять Ваше заявление. Если Вы сейчас уйдёте - суд будет считать Вас просто не явившимся и наложит дополнительный штраф в … 200 рублей.
- Как вам будет угодно
И захлопнул за собой дверь.
И ТОТЧАС ГРОХНУЛИ КОЛОКОЛЬЧИКИ!..
Заметался снег под копытами пристяжных. Заструились змеи следов по насту. И бросались из стороны в сторону по наезженной зимней дороге сани.
- Э- гей! Э-гей! - стоя в рост в санях, нахлёстывал Толстой лошадиные хвосты.-…По нравственныйм убеждениям!... вас возьми!.. По велению совести!.. дьяволы!..- ВОТ мои «законные причины»! Вот!... чтоб вас!.. Не могу! Не могу я, любезные, участвовать в ваших подлых делах.. Не могу! Дорогие мои! Э-гей!
На резком повороте сани круто занесло и, ударившись о кромку, они перевернулись - вместе с - кубарем покатившимся - Толстым!
В облаке снега! весь облепленный им - азартно вскочил Толстой на ноги и, хохоча и крича, бросился догонять - угонисто уходивших с перевёрнутыми санками, распалённых в скачке, коней…
ВЕСЁЛЫЙ! КРАСНЫЙ! ВЕСЬ В СНЕГУ!
Дымясь паром - ввалился Толстой в дом! Схватил встретившуюся в сенях «Экономку», стал её вертеть!
- Что ты! Что ты! Батюшка! Ай, дело выиграл? Пусти-ко! (И прибавила испуганно в полголоса) Твои-то - из Москвы все прикатили. Там сидят. Не раздемшись!
- НУ?! - ещё больше обрадовался Толстой.- Это хорошо!.. Это очень хорошо!
Быстро вошёл в гостинную…
ВСЕ! - СИДЯТ, почти не раздевшись! Не разбирая вещей!- Как будто на время! С визитом!...
- Ну. здравствуйте. С приездом. Какие молодцы!
Никто не ответил.
- Хорошо, что приехали… Скоро весна - солнце, воздух, трава!... А что город! - вонь, камень.. суета!
Все молчали.
- Ну… давайте чай пить что ли? Агафья Тихоновна! (закричал !экономке») - Подавай!
- Нет, милый: повара ты уволил, сказал. что сам будешь подавать. Вот и неси самовар сам, а мне не подсилу.
- Вот до чего дошло! - шепнула Татьяна насупившемуся Илье, Остальные переглянулись.
- Ну. «сам» - так «сам»! - пошёл Толстой за самоваром.- Ай, люли, люли…-запел он
Илья переменил ноги (нижнюю закинул наверх) и поглядел на мать, как бы говоря: «Я убеждал: не надо было ехать!» - А! - махнула та рукой в перчатке.-Картёжник! А есть что будем там?
- Надо было сидеть в Москве, пока сам бы не приехал. Приехал бы - небось!
Отвернув лицо, Толстой внёс самовар, сел за стол. разлил всем в чашки. Никто не сел.
Стал один - молча пить.
- Здравствуй, папА! - вбежала Маша. Обхватила за плечи, стала целовать, но тут заметила налитые чашки и - сидящих по углам - домашних… - А что это вы сидите? Я уж разобралась давно у себя в комнате. Здесь так хорошо! (Закружилась она). Ну, вы чего? МамА!
- Да вот они…- чай не хотят. Садись тогда ты.-. подвинул Толстой ей чашку. - Расскажи, как жили? Где Серёжа? (Она автоматически села, взяла чай, но - не донеся чашку до рта - вдруг расплакалась). - Ну - Маша! - продолжил Толстой, как бы не замечая её состояния. -= Я же спросил тебя: где Серёжа?
- Я не знаю, не знаю… Приедет после экзаменов… Я не могу так, не могу! (И упала головой на стол).
Толстой нахмурился, опустил свою большую, жилистую руку ей на голову и медленно стал гладить - вздрагивающие от плача. - волосы.
- А было так хорошо сегодня….- раздумчиво проговорил он. - Так хорошо…
-… НУ ПОЧЕМУ! ПОЧЕМУ МЫ ДОЛЖНЫ СИДЕТЬ ЗДЕСЬ?!
Где даже нет ФОНАРЕЙ на улицах! ПОЧЕМУ?!
- Танечка! Тебе - письмо!
- О!
- Из Москвы! Привезли Серёжа с дядей Сашей
- О!
- От Колиньки Кис-лин-ского
- Дайте, дайте, мамА!
- Попляши! Попляши!
- Ну, мамА!
Выхватила! Разорвала!... Бурно дыша грудью - вбежала в строчки….Через мгновенье заломила руки, закричала: - В Москву хочу! В Москву-у-у! Ма-мА-А! В Москву!...
...- ВЫ ВИДЕЛИ ЭТО ? -
В студенческой тужурке и очках - СЕРГЕЙ - (возмужавший, повзрослевший) - протянул братьям газету.
- А что? А что тут?...,-тупо спрашивал Илья….- «ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ… ВСЕПОДДАННЕЙШЕГО ОТЧЁТА ОБЕР-ПРОКУРОРА… СВЯТЕЙШЕГО СИНОДА..» .. Чего тут?
- А ты читай, читай.
- Э… мм… «..правда, граф Толстой пахал и косил для бедных и вдов наравне с крестьянами, покрывал им хаты, отдавал погорельцам свой скот, складывал им печи…»..
Я не вижу пока ничего интересного… «..своим собственным трудом…»
- А вот это место! (Подчеркнул Сергей ногтем)
- «.. но не имел уже больше возможности потакать мужикам …» (Недоумённо прочёл Илья)
- «…ТАК КАК! (нажал на голос Сергей) СТАРШИЕ ЕГО СЫНОВЬЯ (он многозначительно показал головой на братьев) начали о г р а н и ч и в а т ь его р а с т о ч и т е л ь н о с т ь! и не дозволяют крестьянам хищнически растаскивать его именья». Ну? Ясно теперь?- ЧТО НАМ подсказывают?
- Что? - недоумевал тупой Илья.
Тогда Сергей взял с полки толстый тёмный том и прочитал:
- «.. в сем случае над р а с т о ч и т е л е м - по заявкам родственников - может быть учреждёна … О П Е К А! т . е. лишение главы рода распоряжаться своим имуществом..» А?... «Свод Уложений о наказаниях» том 7-й, стр 189.
- Я ВСЁ ПОНЯЛ! - злорадно прояснел наконец Илья. - И с удовольствием лишил бы его: права -распоряжаться - нашими - деньгами!
- Дурак! - закричала Маша. - Какие это «твои» деньги? Ты не заработал из них ни копейки!. Всё это создал и приобрёл отец!
- Ну и пусть. А я… , а я…
- Помолчи, - остановил Сергей.- Я написал уже вот в «Московские ведомости» «ОПРОВЕРЖЕНИЕ», что «Мы - не только никогда не позволили бы себе «ОГРАНИЧИВАТЬ» в чём-то отца (НА ЧТО НЕ ИМЕЕМ НИКАКОГО ПРАВА! - перебил он заартачившегося Илью) - но что мы сочли бы подлостью: всякое вмешательство - с нашей стороны- в его действия»… Подписали: Старшие сыновья графа Толстого: Сергей, ИЛЬЯ!! (подавил он опять брата) и Лев!
- Я не подпишу это «Опровержение».
- Подпишешь!
- Нет.
- Подлец!
- Сам подлец!
- Игрок паршивый! Кутила!
- Мозгляк университетский! ( Бросились друг на друга)
- Илья! - закричала Маша. - Сергей!...
- «..В Р Е Д Т О Л С Т О Г О…» -
(читает Софье Андреевне в другой комнате - приехавший в Ясную Поляну вместе с Сергеем- её брат(«дядя Саша») Берс:..- «..парализуется благонадёжным влиянием на него СЕМЬИ, которую ГРАФИНЯ ТОЛСТАЯ уверенно ведёт в духе православия, самодержавия и народности..» …. - У? - Ты слышишь?-
поглядел многозначительно на сестру через газету) «…и которая НЕ ДАЁТ! (поглядел ещё раз) вести ему пропаганду его мерзкого еретического вероучения..»! У?..
Опустил газету и снова многозначительно всмотрелся в призадумавшуюся сестру:
- Что ты на это всё скажешь?
- Не знаю, не знаю… Он стал невозможным…. Он всё раздаёт! Мы скоро останемся без всего.
- По-моему, он ненормальный.. Его надо взять в опеку. А то он оставит тебя без копейки. Так же все думают у нас дома. Мать и отец.
- Не знаю, не знаю… Орёт на меня. Говорить ни о чём стало нельзя. Вот только: : «Уйди!... Где ты - там воздух заражён!..»… В Америку на днях собрался от меня!
Входит - лицо страшное: «..Я пришёл сказать тебе, что так жить больше не могу, хочу с тобой разводиться, еду в Париж или Америку»… Спрашиваю: «Что случилось?» -« Ничего, но если на воз накладывают всё больше и больше - лошадь станет и не везёт»
Что «накладывают» - неизвестно… «Не ешьте! Не пейте! Не одевайтесь! Детей не учи!»
Целуется только со своими мужиками. Печалится, что арестовала тут двоих мужиков за порубку в лесу, а они оказались бывшими его учениками из его школы.
- Так не ВОРУЙ! - вскрикнул брат.- Разве он ЭТОМУ их учил?!
- Вот именно! Я так и говорю…А мне в ответ: «Ничего, пусть тащат, отдай и последнее в придачу»…. Ты понимаешь, Саша: если б мне сказали раньше, что так будет - я бы НИ ЗА ЧТО за него не пошла. А то я вышла замуж, народила детей, и вот теперь такое положение.. Это ужас какой-то, а не жизнь. А мне рожать опять скоро - может помру .(И она жалостно завсхлипывала). - Я в Синод поеду! К Императору обращусь, коли так!... Ты посмотри только, что он все эти месяцы пишет! Какое-то злобное отрицание всего: :Православия! Церкви! Брань на её служителей - на всю нашу жизнь, на всё, чем мы живём, что делаем - всё это невыносимо. Это бред какой-то! ужас! Мрак!... Я молодая ещё женщина - я ж и т ь хочу! Как все люди моего круга.. А так, как он предлагает - я жить НЕ ХОЧУ! И НЕ БУДУ! Я лучше умру, - но детей в этот мрак, в этот ужас - я не дам!
- Нда-а..- вздохнул брат.
- Я вот опий уже приготовила. Выпью-и всё. Я ему вчера так и сказала.
- Ну, это ты уж переборщила.
- Ничего. Его на жалость только и можно взять, Иначе его не проймёшь… …
….. …… …… …… ….. ….. ….
- БРА-БАХ! - ГРЯНУЛ ВЫСТРЕЛ.
- Ба-бах!- отклинулось эхо.
Над сараями полетели куриные перья, закричали куры..,взвизгнув,за сараи похромала собака Ласка..
- Попадание! - довольно сказал Лёвушка, подавая брату другое (заряженное) ружьё. - Вон ту ещё возьми! - рыжую. Она меня, сука, вчера укусила.
- Бра-бах! - Ба-бах! - отозвалось эхо. Рыжая, вспрыгнув - упала замертво.
- Так ей! - засмеялся Лёвушка.
- Заряжай ещё! - возбуждённо крикнул Илья. По комнате плавал пороховой дым. Лёвушка кашлял, смеясь. - Теперь вон того петуха возьми!. Ишь расхаживает по крыше
- Давай!...
- МАША! - ВЫСУНУЛСЯ В ДВЕРЬ ТОЛСТОЙ: -
скажи, пожалуйста , Илюше, что он мешает мне работать.
- А ОН МЕШАЕТ МНЕ Ж И Т Ь ! -
ощерился на сестру Илья, заряжая ружьё..- Он пишет для собственного возвеличения и забавы. А нам от его писаний ничего: ни денег, ни какого проку.
- Что ты говоришь! Он же - ЛЕВ ТОЛСТОЙ! ПИСАТЕЛЬ! Илья!
- Я тоже ЛЕВ! - подражая брату крикнул и Лёвушка (заряжая второе ружьё): - И тоже писатель! Мой рассказ «Лев - сын Льва» - напечатали в «Роднике».
- Ну, что ты говоришь! - улыбнулась Маша: - Какой ты «ЛЕВ»? Какой ты - «тоже»? Глупая твоя маленькая головка! Посмотри хоть вон в оконное стекло на себя. (Тот,. заряжая, мимоходом взглянул в стекло, с неудовольствием увидев там, действительно: оч. маленькую вихрастую «тыковку» - с глуповато оттопыренными ушами…, - похожую, конечно,- но оч. пародийно- на Толстого). - Видишь? - засмеялась сестра: - Ты больше похож на мокрого котёнка, чем на «Льва».
- Ну и пусть! А мне за рассказ всё равно заплатили: 7 рублей. И ещё будут платить!. А то, что он там сейчас шкарябает - со временем смогу написать и я. И получу кучу денег! Подумаешь, «писатель».
- Бра-бах! - ахнул выстрел. - Ба-бах!! - отзвенькнули стёкла.
И Чёрный петух - гордо расхаживавший по краю крыши - свлился с сарая, теряя перья. И одно перо, залетев в окно - влепилось Лёвушке в его «тыковку» прямо в низкий лобик.
- Готов! - захохотал довольный Илья, разглядывая петушиную чёрную метку на лбу у брата. - Вот это рука!.. Рюмку!- крикнул он ему, изображая кого-то. И тот (не замечая чёрной метки на лбу) смешно встал на колено и протянул брату рюмку - с водкой!- Ура!
- … ВОТ СКАЖИ, СКАЖИ ЭТО ЕМУ! -
нервно кричала Софья Андревна, распахивая дверь к Толстому светской Даме внушительного вида. - Пусть он услышит! А то он думает, ему всё можно. Совсем распоясался… Какая уж тут «любовь», какое уж тут «непротивление»?» Губит девятерых детей и меня с ними!
- Здравствуй, Alexandrine! - поднялся тот ей навстречу из-за стола. Поцеловались.
- Ты что ж это творишь-то?! -сразу начала «Александрин». - Тебя ведь в тюрьму упекают.
- Как «в тюрьму»?
- Да ведь я из Петербурга.
- Ну.
- Граф Дмитрий ездил уже к Государю с докладом: о заключении тебя в суздальскую тюрьму. Или по крайности в … сумасшедший дом. С дня на день жди ареста.
- Ну, что ж - я к этому готов.
- Ты же СОШЁЛ с УМА! Все ТВЕРДЯТ об этом, - даже самые паршивые газетёнки пишгут: «… несчастный старик, находящийся в состоянии умственного и нравственного распада». Я не верила этому. Но теперь сама вижу: ТЫ СОШЁЛ С УМА!... Оглянись на себя - ты занимаешься чепухой: написал какую-то ужасное книгу, которую нигде не печатают! И которая ходит по рукам… Занимаешься какими-то «религиозными вопросами», когда всё давно выяснено… Оплёвываешь Святое Писание! Написал какое-то «Новое Евангелие» («От Толстого»); глумишься над церковью! Раздаёшь достояние семьи… - вместо того, чтоб наслаждаться прекрасной семьёй и писать романы, которые приносят тебе славу и деньги!...
- «Семья» моя….
- У тебя ПРЕКРАСНАЯ семья! Пре-крас-ная! А жена твоя - чудо! Тебе рожна только не хватает!.... Ты вспомни, как ты жил? У тебя ПРОСТЫНЕЙ не было! Ты - с братьями - спал НА ПОЛУ! А она устроила тебе РАЙСКОЕ ГНЕЗДО! Рай-ско-е!... У тебя всё есть! ЧЕГО ТЕБЕ ЕЩЁ НУЖНО?!...
- Так. Ты всё сказала?
- Рожна, рожна тебе не хватает. Вот что!
- Ну. а теперь послушай, что Я скажу…. (И неожиданно - даже для себя - улыбнулся)
- Что ты улыбаешься?! Если хочешь знать - я приехала в эту вашу… глушь - из Петербурга! - ПРЕДУПРЕДИТЬ тебя!... И - если уж совсем откровенно: -НЕ ТОЛЬКО ПО СВОЕЙ ИНИЦИАТИВЕ. ( В дверях - стоя - слушает жена , толпяться дети). Сибирь! Каторга! Даже ВИСЕЛИЦА! - вот что мне намекали - насчёт тебя. .. Понимаешь ты? Дуралей!
- Понимаю. (Смиренно начал Толстой, расхаживая по кабинету)… Вижу, что ТАМ - у вас - тот тон, что я в чём-то провинился… И мне нужно теперь перед кем-то о п р а в д ы в а т ь с я… Так вот.:… хоть ты и любимая мною (из всех) тётка,.. но я скажу тебе (а ты передай тем, кто тебя «направляет»): -….Я - ПИШУ - ТО, ЧТО ДУМАЮ! (Понятно?)И что НЕ МОЖЕТ НРАВИТСЯ: НИ ПРАВИТЕЛЬСТВАМ, НИ БОГАТЫМ КЛАССАМ! (Понятно?)
- Ты дурак!... Ты - дуралей!... Я же с миром приехала! Помирить тебя с ними! А ты что?
- Стой! Не перебивай!... «Мира» между нами быть не может. И книга моя, и я сам - есть обличение обманщиков. Вы хотите «уговаривать» меня? - ну уговаривайте. Давайте выйдем - перед народом, открыто! И поговорим!... Я в своей книге показал : что вера ваша - мерзостный обман,- выдуманный для оправдания вашего особого положения (сидеть на шее народа). Вы же - докажите, что мои обвинения несправедливы… Но для этого надо, чтобы народ сначала узнал мои сочинения об этом! Нужна свобода слова! Да не липовая, а подлинная!..
- О! О! О! - Разлетелся!
- Да.. А вы спрятались за цензуру да за штыки и м о л ч и т е! (Да приезжаете «уговаривать» меня, торг со мной - в тайне от народа - вести) т.е. как делали все обманщики и во все времена!... И будете молчать,- Пока можно будет. А уж буде нельзя - УБЬЁТЕ меня! чему ВЫ (вместе с нашими исподличавшимися «либералами») усердно и споспешествуете!... За что, впрочем, я вам и БЛАГОДАРЕН!
И Толстой яростно, и в пояс - ПОКЛОНИЛСЯ!... …..
-…. ПОЕЗЖАЙ к ИМПЕРАТОРУ! -
отчеканила она Софье Андревне, выходя от Толстого.- Защищай его. Он - сумасшедший!... Христос у нас ОДИН! - крикнула она в дверь, увидя на ней литографию Бугро, и истово перекрестилась.
- Нет ДВА! - ответил Толстой - Нет, один!
Толстой сердито захлопнул дверь - и стоял перед литографией, тяжело дыша
- Ваш сиятельство! - сказал Христос с литографии: - Ни за что ведь засудили. (И принял образ расстрелянного солдата). Привязался ротный и привязался. Ну. житья никакого не стало.
- Бра-бах! - Трах! - ударили выстрелы.
Христос вздрогнул и стал, окровавленный, клониться с креста
- Совсем безвинно…-прохрипел он последнее
- Трах-тах! Трах! Бра-бах!- Зачастили выстрелы. И тот повис перед Толстым тряпкой.
..- ВО ИМЯ ИИСУСА ХРИСТА! - вознеслось распятие в руке.
И - рухнув! Потеряв опору - задёргались в петлях «первомартовцы!»
- Андрю-ша-а! - ахнул женский голос.. - Со-ня!...
- …ВО ИМЯ ОТЦА и СЫНА, и СВЯТАГО ДУХА!...
И оседают под выстрелами «бездненские» крестьяне-бунтовщики
- ..ВО ИМЯ ПРАВОСЛАВИЯ и НАРОДНОСТИ! - возглашает Голос
И гонят в Сибирь польских повстанцев. За ч т о?!!
И упав в пыль перед ними - целуют колодки на их ногах - их простоволосые матери
- ВО ИМЯ ГОСПОДА НАШЕГО ИИСУСА ХРИСТА - отрекитесь! - грозит распятием Долгогривый.
И захлопываются скрежещущие, стальные врата за заключёнными в Петропавловке… …. …… ….. ……
…- ГОСПОДИ, ИИСУСЕ ХРИСТЕ…- шепчут губы
у несчастной жены, и матери - Софьи Андревны (с глазами, возведёнными к громадной, шикарной иконе), -
Где тот же Христос ( в золочёной раме)- чистый и благостный, в чистом хитоне, на чистой паперти
благославляет… ну.. некую СЕМЬЮ. Да, семью - из многих мальчиков и девочек (тоже в хитончиках), теснящихся перед ним..; мать (среди них - тоже в хитоне): тоненькую, чёрненькую..; и - возвышающуюся над всеми над ними толстую дородную фигуру Бородатого Толстяка (стоящего в хитоне, как в мундире), и этак д о п у с к а ю щ е г о великодушно благословлять себя Христу…
-.. ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО,- провозглашает ГОЛОС -
просит её сиятельство графиню Толстую - к себе!
Несчастная Софья Андревна ( в официальном , чёрном платье с блёстками) ещё раз перекрестилась ( не то на Христа на иконе, не то на Бородатого Толстяка в мунд… э.. в хитоне на ней)…- быстро повернулась на Голос и узрела в распахнутой громадной державной двери (как в раме) того самого Бородатого Толстяка - действительно, уже в сияющем мундире,( что только что позволял на иконе великодушно благословлять себя и свою семью).
- Прошу прощения, графиня, что заставил Вас дожидаться, -любезно подал Он ей монаршью руку.
- Я счастлива, Ваше Величество, - вся вспыхнув, прошептала бедная Софья Андревна, -.. что удостоилась чести быть принятой первым монархом Европы…
- Прошу Вас сюда…, - повёл он её по роскошному ковру в Царственной Приёмной, представляя (стоящих «коридором») придворных, будто специально согнанных для её Встречи: …- Графиня ...ибалина! Принцесса ..Саксен- кобурготская!
А вот Ваша родственница: графиня Аleksandrine Толстая…; Великий князь …аахаил; цесаревна Анна; цесаревич …еелай; фельдмаршал ..аимницкий; великая княгиня….
СОФЬЯ АНДРЕВНА - КРАСНАЯ, С КАПЛЯМИ ПОТА
на верхней губе -
шла как в тумане за Государем по малиновому ковру, и чей-то голос будто говорил вокруг неё: - Вот какова она!
- Вот это восхождение!
- Вот какова она - графиня Софья Андревна!
Не Толстая, нет, а просто СОФЬЯ АНДРЕВНА! Она и сама по себе кое-что значит!
Вот вам «дочь врача» Берса: ГРАФИНЯ СОФЬЯ!
- Прошу Вас, - сказал Император, пропуская её в кабинет.
И в душе её - грянула МУЗЫКА!...
….- МАМа! МАМОЧКА ПРИЕХАЛА!
(Чмок, чмок)
- Подождите, дайте мне раздеться! - сердито и хмуро говорила мать, рвя с рук перчатки.
- А у нас, мамочка, жандармы были! Секретаря папА (Алексей Иваныча) арестовали. За распространение рукописей папА.
- Да?... Это которую я переписывала?
Не дораздевшись, устремилась с детьми в свою комнату..
- Софья Андревна! - ахнула Агафья Тихоновна: - Куда ж Вы этак-то?, не раздевшись!
- Молчи, тварь! - зыкнула она.- Вы все здесь заговорщики. Хамы! «Народ» проклятый! Пьяницы, лодыри!.. Найдём теперь на вас управу!
Схватила со своего стола пачку бумаг, приложила к ним свои - переписанные… и, свистя чёрным официальным платьем, чуть ли ещё не в перчатках..- почти бегом бросилась из комнаты.
- НА!-ТЕБЕ! - НЕ ЗДОРОВАЯСЬ, НЕ СТУЧАСЬ -
толкнула дверь к Толстому. - Кому хочешь давай, а я эту гадость переписывать больше не стану. Можешь переписывать сам!
И, размахнувшись, с такой силой швырнула листки через его стол, что они ударились ему прямо в переносицу (заставив закрыться руками) и разлетелись по всему кабинету!
- Ха- ха… - засмеялся Лёвушкка у неё за спиной.
- И я сегодня же потребую сделать обыск - во ВСЁМ ДОМЕ!! - затопала она ногами в ботах, видя , что Толстой хочет возражать.- И Я ТРЕБУЮ, чтоб в доме было всё «НА ЗАКОННОМ ОСНОВАНИИ»!... Я была у царя, и защищала тебя, дурака: что запрещённые рукописи у тебя. дескать . крадут! (проходимцы - вроде этого «Алексей Иваныча»), что ты сам их не распространяешь!... И завтра же обыск/ Или я сожгу все твои поганые богопротивные бумаги! - взвизгнула она.
- Ты пойми, папА! - гладила мать старшая дочь.- Так же нельзя больше жить. Ты просто её убиваешь!.... Ну, зачем ты нас держишь в деревне!? Не даёшь денег! Пользуешься правом главы семьи. Это же самодурство. Мы не можем тут жить.
- Пусть он деньги наши отдаёт! - крикнул из-за спин Илья.- А то - в опеку!
- Куда? - спросил Толстой, потирая переносицу и моргая глазами.
- Да не «куда» (не ломайся!) - а в опеку! Чтоб тебе не давали разорять нас. Какой ты «глава семьи»? Какой ты «отец»! - Ты - РАСТОЧИТЕЛЬ! Вот ты кто!
- Что-что? Как?
Толстой что-то плохо слышал. У него забарабанило в правом ухе, потом в левом - и вдруг неожиданно воцарилась странная тишина… Он смотрел ( морщась, теребя уши и моргая) на своих близких, на свою кровную, любимую семью (о которой мечтал когда-то: как они «все вместе» «заживут общими думами»)… - и видел сейчас перед собой только разьярённую стаю потревоженных волков.. - красномордых, искажённых, злых…
Перед носом его кричали что-то (разевали неслышно рты). Лёвушка стучал кулаком по столу, бросил со стола хрустальную вазу с карандашами и нарочно САМ упал туда же..
Дочь-Татьяна, успокаивая мать, повисла у неё на шее. Та рвалась куда-то. Потом он увидел у неё в руках небольшой дамский пугач, который она наставляла себе в грудь. Татьяна с Машей не давали.
Тогда она разорвала на себе платье и побежала! Дети за ней, - оставив на полу Лёвушку с разбитой вазой.
ТОЛСТОЙ ПОМОТАЛ ГОЛОВОЙ, СТАРАЯСЬ ВЕРНУТЬ СЛУХ,
глотнул воды прямо из графина… И вдруг СРАЗУ ПРОСТУПИЛИ ВСЕ ЗВУКИ (Где-то в глубине дома продолжали кричать..)
- Ты чего тут валяешься? - Спросил он Лёвушку.
- Ничего, - смущённо ответил тот, неловко лёжа около осколков и стараясь их запихнуть под ковёр.
- Мерзавец ты! - безнадёжно сказал Толстой. - И это всё, чему ты у меня выучился? И всё потому, что я не давал вам развратничать? И паразитски жить за счёт мужиков?
- БАХ! БАХ! = стукнули выстрелы.
Толстой перешагнул через сына и побежал на звук
- ЕГО ТОЛЬКО ЭТИМ и ПРОЙМЁШЬ! -
говорила жена и неумело (зажмурившись) ещё раз выстрелила в (продырявленное в двух местах) окно.
- Хорошо! - сказал Толстой, и все обернулись на него.- Живите, как хотите… В Москву хотите? - поезжайте в Москву, - куда угодно. Я все деньги и именья - отдаю ВАМ! Вызывайте из Москвы Серёжу - завтра РАЗДЕЛ!
- ЖРЕБИЙ! ЖРЕБИЙ! -
командовал (стоя над столом) оч. довольный Илья, - треся вазу со свёрнутыми бумажками. - МамА! - (играя в аукцион) предложил он ей первой.
- «Ясная Поляна» ! - прочитала Софья Андревна вынутую бумажку
- Как будто специально для мамА! Ребята, я ничего не подстраивал! Жребий!
Жребий!
- Теперь я! - сунулся вихрастый Лёвушка.
- Постой! По старшинству же! - Сергей Львович!!.. СТАРШИЙ СЫН и НАСЛЕДНИК! - клоунадничая, возгласил Илья. - Прошу!
«Сергей Львович» - поправил очки и уныло вынул бумажку.
- Так! Разворачивай, - шумел, увлекая всех своими манипуляциями,. Илья.- Читай !.
- «800 десятин при селе Никольском-Вяземском», - скучно прочитал Сергей Львович..
- Вот это кусок! - ахнул Лёвушка.
- ...»…с выплатой Татьяне Львовоне..»
- Ну. да: тебе , Таня, - ткнул рукой в её сторону (как на аукционе) Илья.
- «…28 тысяч рублей, - продолжил «старший сын и наследник»: - А матери..»
- Тебе, мамА, - ткнул Илья.
- Тут что-то неразборчиво...
- Как так!.. Я всё хорошо писал… Дай-ка!... «… а матери = в продолжении 15 лет - выплатить 55 тыщ с … уплатой 4 процентов с этой суммы - годовых» . Виват! Маман!
- Уй!- вспотел и покраснел Лёвушка. - Я хотел Никольское!
- Ну, - Овсянниково ещё лучше! Балда! Да ещё осталсь часть Ясной Поляны! А там ещё Самарские именья! Налетай! - тряс вазу с ужимками фокусника Илья.- Следующий!
- Я! Теперь я! - вертелся и лез потный Лёвушка.
- Старшая дочь и наследница! - выкликнул Илья, ударив брата по руке..- Татьяна Львовна, будущая хе Кислинская- Мещерская… по мужу.-
- Да будет тебе! - сказала Татьяна, запуская дрожащую руку в вазу.- «Овсянниково»!, - ахнула она, зардевшись от удовольствия. Мать поцеловала её.
- Ого! - крикнул Илья,- Хватит детишкам на молочишко!
- Я так не буду! - вскипел Лёвушка, ероша свою головку-тыковку.- Всё хорошее вам достаётся
- Ну. что ты говоришь! - парировал Илья: - Я всем доли выписал равные: по 55 тысяч.
- Да! А я хочу Овсянниково!. Или Никольское!
- Ну, возьми «моё» Никольское, - скучно сказал Сергей Львович,- А мне - то, что останется. Мне абсолютно всё равно.
- Нет уж! - азартно выкрикнул тот. - Я сам себе вытяну. Там осталась ещё часть от Никольского и от Ясной Поляны! МОЙ черёд!
- Куда ты всё лезешь! Теперь вот Я! ПО старшинству.
- Нет, я!
- Как так? - Ты же младше меня!
- Чёрт вас знает, ск. вас много! «Старшие да старшие». А я -то когда же?
- После меня.
Илья долго тряс вазу, потом надулся, посерьёзнел и - ос-то-рожно потянул бумажку.
- Только бы Никольское мне осталось! - переживал Лёвушка
Илья прищурил один глаз, стал читать про себя жребий.
- Читай, читай вслух! - торопил Лёвушка.- Только бы ни Никольское!
- «Гринёвку! - прочитал, расплываясь в улыбке Илья : …и 368 десятин остальной части имения при селе НИКОЛЬСКОМ- ВЯЗЕМСКОМ!!» - захохотал во всю мочь он в сторону Лёвушки.
- У! - с хватился за голову тот и убежал в другую комнату.
- Иди - твоя очередь! - смеялся Илья.
- Не буду! Ты всё подстроил!
- Как же? - Это же жребий! Чтоб никому не было обидно. Что выйдет.
- Ну, пусть возьмёт «мою» долю,- Опять сказал тяготившийся разделом Сергей Львович
- Не надо мне подачек, - вышел, отирая слёзы и весь взьерошенный Лёвушка.- Я сам себе вытяну. Мне достанется оставшаяся часть Ясной Поляны.
- Тяни! - подставил вазу Илья.
- Потряси ещё.
Илья потряс.
Лёвушка повертел указательными пальцами, зажмурился и , вытянув трубочку, тотчас бросил её обртано.- Нет, я другую. Другую!
- Ну, тяни другую. Только так нельзя.
Тот опять повертел пальцами, зажмурился ещё крепче и вынул наконец бумажку. Напряжённо дыша, развернул её, прочитал, бледнея и - бросив её, со слезами убежал прочь.
- « Дом в Москве» - прочитал за него Илья. - Неплохо! Лёва! В МОСКВЕ же! В Москве будешь жить! Ну! (Кричал он брату вдогонку). Всё лучше, чем в Ясной. На что тебе тут? Кому она нужна - эта….
Софья Андревна ударила его по руке ( ваза выпала и покатилась по столу, теряя бумажки, в сторону сидевшего отрешённо в конце стола Толстого,И остановилась у его локтя)
И все взгляды обратились туда.
ТОЛСТОЙ СИДЕЛ СОВСЕМ ОТДЕЛЬНО,
Как-то боком ко всем на торце стола и отчждённо смотрел в мокрое осеннее окно, где на ветке трепетал последний осенний листок, готовый вот=вот оторваться от побега.
- Трум- трум, трум-трум» - постукивали по столу его жилистые пальцы.. Будто говорили: «Умер Лев Толстой! Трум- трум, трум-трум… С молотка раздаются его именья»
- Гхм!... - поправился Илья, ибо и ему даже стало как-то неловко от этого воплощённого образа отчуждённости, отрезанности и отделённости от всех.-Ясн. Поляна, конечно, неплоха, - сказал он: - Там в вазе ещё 370 десятин от неё осталось. Кому-то ещё выйдет. (Не решался он всё-таки подойти за вазой). Может, Маше? А? (Заискивал он у отца)…
- Мне стыдно сидеть с вами! - сказала вдруг Маша.- Стыдно смотреть на вас. На ваши жадные, корыстные лица… На этого паяца - с лицом идиота. Стыдно быть с вами.
И встала из-за стола
- Что ты! Ну. чего ты! - Куда ты?- засуетился Илья. - Твоя же очередь (указывал он на вазу, понуждая сестру как-то взять от Толстого вазу). Тяни!
- Ничего мне не нужно,- ответила та: - Ни-че-го от вас! Можете разделить меж собой мою «долю». А мне противно с вами.
И в обескураженной тишине - ВЫШЛА!
И ТУТ РАЗДАЛСЯ СМЕХ!
Все вздрогнули и оглянулись.
Смеялся (попрежнему глядя в окно) Толстой. Глаза его были красны, и смеялся он как-то очень странно.. - будто кашлял.
Потом встал и - под испуганными взглядами (всё также чуднО кашляя и вытирая от смеха глаза) - пошёл к себе.
И в этот миг ваза, упав с торца - зовнко раскололась!
В конце коридора, на повороте - висел (среди прочих) портрет Шекспира, и пока Толстой шёл - они с ним внимательно смотрели друг на друга… Когда же Толстой стал заворачивать - правый глаз Шекспира вдруг подмигнул, и в спину Толстого все портреты захохотали…
- « К,ор-дел-ли-я! - закричал нарочный, «поставленный» актёрский баритон с насмешкой. - Дочь моя-а!»
И все опять насмешливо загоготали… ... ...
- МАМа!!! - РАСПАХНУЛА ДВЕРЬ МАША..-
Отец… Отец….
(Но что-то мешала ей в горле)
- Ну! что?! - начала бледнеть Софья Андревна.
- У Ш Ё Л ! - наконец вытолкнула слово дочь
- Как «ушёл»? Куда?
-И З Д О М У ! Н А С О В С Е М !
- А-а! - задавилась мать. И бросилась в чём была на улицу.
САД СТОЯЛ ОСЕННИЙ, В МОКРОМ ТУМАНЕ…
Она пробежала, (оскальзаясь по грязи) сад и выбежала на аллею:
- ЛЁ-ВА-А!
Поскольнулась в луже и упала.
- ЛЁ-ВА-А!... ВЕР-НИ-СЬ !
В мокрой слякотной мге - за деревьями пропадала ( с мешком заплечным и палкой в руке) смутная фигура..
- ЛЁ-ВА-А ! ВЕР-НИ-И-СЬ !... МНЕ РОЖАТЬ СКОРО!... ВЕР-НИ-И-СЬ!..
Даже не оглянувшись, Фигура прибавила шагу и пропала в зыблющемся, расползающемся тумане.
СО ВСЕХ УГЛОВ и ИЗ-ЗА ДЕРЕВЬЕВ
смотрела на графиню (боявшаяся её) хмурая дворня и выбежавшая из кухни прислуга.
Бьющуюся хозяйку, (растерзанную и грязную) - подняли и понесли в дом.
- А-а !... Лё-ва! Вер-ни=ись! - осипнув,. стенала она: - О!о!..
- Ха-ха -ха! - засмеялся опять кто-то в тумане..
- А-ха-ха! - ответило, фонируя, эхо.
- К,.ор-дел-лия! Дочь моя-а!
- Дочь… дочь…. дочь…,- прочавкало в болоте.
- Моя… моя… моя… - отозвалось в парке.
- Моя! - отклинулось в последний раз в кронах.
И ПОГАСЛО!
Конец Первого Фильма.
-
…
_