Перестарок

Александр Скрыпник
 По зеленоватой  воде плыли сухие листья – осень наступала медленно, но неотвратимо.  И грусть накатывала, и плакать хотелось.  Степаныч  давно заприметил, что  у  стариков слезы всегда близко , и мысль закрадывается: а доведется ли увидеть весну?
 Поплавки  танцевали  на речной зыби, не думая тонуть, и клев не предвиделся .  А тут еще послышался характерный шелест, и вдоль реки пробарражировало несколько дронов-такси.   Степаныч  махнул рукой обреченно -  это у нынешней молодежи фишка теперь такая: заходить на  шашлычную поляну  по руслу реки. Какой  клев будет после этого?
  Вверху, с обрыва,  донеслись взрывы женского хохота.  Шея затекла, и оглянуться непросто было, а вставать с низкого кресла из-за этой ерунды вообще глупо, и Степаныч сердито стал менять наживку.  Но лишь  нагнулся к банке, как посыпалась земля , и на крутой тропке послышались торопливые шаги. Распрямившись, увидел двух девиц, что резко затормозились при виде  рыбака. И снова взрыв хохота, и нежданные гостьи карабкаются обратно  наверх.

Хорошо, когда смешно просто потому, что молод. Вот что могло бы рассмешить ныне? – не придумать сходу. На глаза попалась газета, в которую была завернута наживка.  Там ярким пятном алела  набившая уже оскомину реклама Кардинального Омоложения. Баснословные  деньги конечно, но…  если дом продать и личный пенсионный фонд присовокупить…  А ведь таких омоложенных уже пруд пруди, поди. Как их там называют в народе?  При… пере… - неважно.  Зато сейчас бы так же вот смеялся, и хандроз…  да слово это забыл бы!
  Снова послышался  шорох осыпающейся земли. С обрыва  спускался  молодой увалень. Да странно спускался: мелкими шажками, держась за кусты – больной, что ли?  Искупнуться решил?  А спустившийся подошел и стал неподалеку. Нестерпимо заныли колени, и  Степаныч поднялся, кряхтя. «Суставы?» - голос увальня  выражал участие, и глаза его были какие-то … раненые. Чтоб ты в этом понимал? – подумалось, а вслух буркнул:  «Есть маленько»
  Помолчали, глядя на поплавок. «Не клюет?»  «Да где ж тут…» - Степаныч выразительно оглянулся на обрыв, откуда продолжал слышаться громкий смех…  ну что ж он торчит  над душой? Пописать? – вон кустики!  И, будто откликнувшись на раздражение рыбака, сверху послышался громкий женский крик; « Семен! Ты где?! У нас костер не загорается!» Верзила вздохнул и послушно стал карабкаться обратно.
 
 Вскоре к реке потянуло ароматным дымком и захлопали пробки шампанского.  Теперь жди веселой фазы пикника, и пора сматывать удочки.  Степаныч сердито стал закрывать контейнер с наживкой и не заметил, как спустились к пляжу давешние девицы, потому вздрогнул, услышав рядом  возбужденные голоса. Девицам   было весело, лица раскраснелись, и старика в расчет они не брали уже, раздевшись до белья и шумно плюхнувшись в воду. Степаныч отвернулся и сплюнул.
 
 «Дианка!» - донесся приглушенный голос. – «Ты что - на Семена запала?»
«А чего? Претендуешь? – бери, я не жадная»
«Ну, ты дура! Разуй глаза – это ж перестарок!»
«Ой, правда! Как не лохонулась!  То-то  я смотрю…»
Перестарок– вот  оно как, оказывается! Выходит, этот Семен чужой у них, молодых! А среди нас, стариков? - озарило. Тоже раздражает !
 Ох, не стоит дом продавать! – подумалось Степанычу весело.  Не лучше ли  со  «старой гвардией» во дворе  «козла» забить? – узловатые руки  споро сматывали удочки.
А  на воде сухие листья тянуло в водовороты, они вращались послушно   и не тонули.