И в моральном, говорю, моем облике
Есть растленное влияние запада.
Но живем ведь, говорю, не на облаке,
Это вроде как, того, соль без запаха».
А.Галич
В своей каюте я угощал иностранного моряка. Крепкий американский парень,
с ковбойским именем Билл, храбро пил, но водку просил разбавить содовой.
Я предложил лед из холодильника. Билл был не против. Закуской служила
вареная колбаса и соленый огурец из бочки. Снедь я кромсал ножом, больше
похожим на кубинский мачете.
- У нас на судне нельзя иметь большие ножи, - сказал Билл, - можно иметь только такие.
Моряк показал на свой мизинец.
- Почему так?
- Чтобы избежать неприятностей. Между прочим, у нас нельзя пить водку.
- Это вы зря.
- Наверное... У нас много условностей.
- Сочувствую, – сказал я.
Билла мне привел комиссар, Борис Моисеевич Левин. Он сказал:
- Начальник, пообщайся с американским коллегой, у меня совершенно нет
времени, сплошной трабл…
- Теперь скажите это по-американски, - не удержался я.
Борис Моисеевич уверенно говорил только на русском. А в слове «еще» делал
четыре ошибки. Левин писал: «исчо». Любимым английским словом у него было
«трабл», а лозунгом – «Янки, го хоме!»
Американец плюхнулся на диван и задрал ногу на собственную коленку.
- Билл, - сказал он.
- Андрей, - говорю я, - рад тебя видеть.
- Кто он? – спросил мой гость, когда комиссар вышел.
- Первый помощник, - говорю.
- Старший помощник?
- Нет, первый помощник. Комиссар.
Ковбою потребовалось минуты три, чтобы обдумать мои слова.
«Это без бутылки не понять», - сказал я себе и открыл холодильник.
- Первый помощник, это штурман? – не отставал Билл.
- Нет.
- Механик?
- Нет.
- Уфф! – выдохнул моряк, - что же он делает на судне?
Я неплохо шпарю по-английски. И даже получаю за это добавку к зарплате. Но как объяснить Биллу, воспитанному при загнивающем капитализме, роль первого помощника на судне? Обязанности человека, который ничего не делает и при этом получает старпомовский оклад? Я старался, но, видимо, не сумел.
- Не понимаю, - сказал Билл, - не понимаю, для чего он вам нужен.
- Давай, лучше про девочек, - говорю я, - чиииз!
- Салют, - согласился Билл.
***
С помполитом мы познакомились в английском аэропорту Хитроу, когда летели
на судно, в Саудовскую Аравию. Это было первое судно Левина в новой высокой
должности. В прошлой жизни комиссар был неудачливым электриком. Его сильно
било электрически током и часто через голову.
- Чего тут писать? – спросил меня бывший электрик при заполнении таможенной декларации.
- Имя и фамилию, - говорю, - спишите правильно с паспорта.
Левин старательно срисовал свои данные печатными буквами.
- А в графе “SEX”?
- Это сугубо индивидуально. Регулярно или нет. У вас как?
- У меня регулярно, - серьезно сказал Левин. - Как это будет по-английски?
- Р-е-г-у-л-а-р, - произнес я по буквам.
Комиссар записал - REGULAR. Потом секунду подумал и нарисовал
восклицательный знак. Стоявший рядом капитан Чаркин, прижал ладонью усы,
чтобы не зарыдать.
- Вообще-то, у меня уже неделю, как бабы не было, - задумчиво сказал Левин.
- Значит – не регулар, - говорю. – Согласно международной конвенции, регулярно,
это когда не меньше трех раз в неделю.
- Какой еще конвенции? – почувствовал подвох комиссар.
- СОЛАС, естественно, - вступил в разговор Чаркин, давясь от смеха.
- Что же теперь делать?
- Добавьте спереди NO
Комиссар написал “NO REGULAR”, после чего зачеркнул восклицательный
знак.
Капитан незаметно, под столом, стиснул мне руку. Его глаза были влажными.
Это были слезы отчаяния.
Так мы узнали об интимной жизни нашего комиссара. А секс, согласитесь, во многом характеризует человека, даже если он – комиссар. В таможенной декларации слово «SEX» означает пол. Мужской или женский.
***
В Джидде нас поселили в первоклассный отель. Среди ночи организовали
завтрак и каждому определили уютный персональный номер. Я уже смыл с себя
дорожную пыль и был на пути в страну грез, когда в дверь постучали. В матовом
свете коридора маячила нескладная фигура в черных сатиновых трусах. Руками
фигура обнимала подушку.
- Начальник, - сказал комиссар, - можно, я у тебя переночую?
- Что случилось?
- В моем номере и свет не горит, и вообще ничего не работает. И жара, как в Африке.
- Позвоните в ресепшен, - спросонья посоветовал я.
- Звонил. Они ни в зуб ногой, ни черта не понимают. Я их тоже.
Тяжелый случай. Я выбрался из постели и последовал за помполитом в его апартаменты. В номере было темно и жарко, кондиционер не работал.
- Вы дверь как открывали?
- Вот, этой карточкой, - комиссар вытянул перед собой пластиковую карту
с эмблемой отеля.
- Она же включает приборы в вашей каюте, - сказал я, а это – сканер.
Я кивнул на коробочку у входа.
- А-а-а…вот, сволочи, догадались тоже, провокацию устроили!
Комиссар чиркнул картой в прорези сканера. Ничего не произошло. Он вставил
карту не той стороной, не по стрелке.
На шум вышел капитан из соседнего номера.
- Что у вас тут?
- Активируем первого помощника.
- А не поздно ли? – с подначкой спросил Чаркин.
- Это никогда не поздно, - говорю, - вставляете карту в сканер и называете ему
свои данные – фамилию, имя, отчество. Только громко. У них тут голосовой
дешифратор.
- Давай ты, у тебя лучше получится, - комиссар протянул мне карту.
- Поехали, - говорю.
- Левин Борис Моисеевич!!! – громко заорал помполит.
Произошло чудо. В номере вспыхнул свет, мягко зашелестел кондиционер.
Счастливый комиссар захлопнул дверь, забыв пожелать нам приятных
сновидений.
- Откуда такое чудо-юдо? – спросил я капитана.
- С ним будет много хлопот, - предсказал опытный Чаркин.
***
На судне комиссар Левин немедленно подружился с доктором.
Это естественно. Эти два человека не стоят вахту, не участвуют в судовых
работах и имеют массу свободного времени.
Справедливости ради надо сказать, что доктор на судне может очень
пригодиться и даже спасти человеческую жизнь.
Это док посоветовал Борису Моисеевичу купить в подарок тестю морской
барометр.
Тесть комиссара был старпомом и на склоне лет утвердился в парткоме
пароходства. С его легкой руки электрик Левин вступил в партию и, окончив
специальные курсы, стал помполитом.
***
Мы завершали контракт и паковали чемоданы, чтобы лететь домой из
Корейского порта Ульсан.
Левин побывал в городе и приобрел старинный барометр, размером с добрый
каравай хлеба. На золотом циферблате подрагивали фигурные стрелки,
показывающие атмосферное давление и еще черт знает что. Все надписи были
на английском языке. Комиссар принес мне барометр для разъяснения
загадочных природных явлений.
- Напрасно вы его купили, Борис Моисеевич, - сказал я Левину.
- Это почему еще?
- Анероиды нельзя перевозить в самолетах. Это факт! На высоте от перепадов
давления лопается чувствительный элемент и прибору приходит конец. Домой вы
привезете блестящую железяку, годную для украшения стены.
- Что же делать? Я ухлопал на него целое состояние – 25 баксов!
- Выход есть из любой ситуации, – авторитетно заявил я, - можно поместить
барометр в глыбу льда, предварительно обернув целлофаном. Давление в
приборе будет стабильным, если его хорошенько заморозить в холодильнике.
- Это мысль, - сказал задумчиво Левин.
- Кстати, на эту тему… куда девается свет, когда его выключишь?
Я щелкнул выключателем и свет в каюте погас. Глаза у бывшего электрика
остановились. Он думал…
Я открыл холодильник: «А вот он!»
***
В аэропорту Сеула мы долго ждали своего рейса. Комиссар разгуливал по
терминалу с небольшим рюкзаком за спиной. В рюкзаке, в пятикилограммовой
глыбе льда, покоился дорогой барометр. Потом лед стал таять.
Мимо проходила стайка корейских стюардесс в синей униформе. Все девушки
были красивыми и знали об этом. Одна из них оглянулась и, кокетливо
прикрывая рот ладонью, что-то сказала Левину.
- Что она говорит? – спросил комиссар.
- Сэр, вы забыли поменять памперсы! – перевел Чаркин.
На круглом комиссарском заду расплывалось подозрительное мокрое пятно.
***
Первый помощник капитана Борис Моисеевич Левин не был злопамятным. Но
память у него была хорошая. Тем паче, что он все брал «на карандаш». Однажды,
за рюмкой, капитан Чаркин протянул мне три машинописных листа:
- Держи, начальник, и лучше присядь, а то упадешь – здесь полный список твоих
прегрешений. Мой однокашник, Коля Кашин, из парткома подкинул.
В моих руках был серьезный документ - выдержка из рейсового отчета первого
помощника капитана Левина. И там – все обо мне. И все – чистая правда.
И братание с американским матросом, и невоздержанность в питии, и о моей
гаванской подружке Лоле, и о сов.гаванской Марине, и о шоколадной красавице с
острова Мадагаскар, которая на прощание махала с пирса собственными
трусиками, и прочее, и прочее. Особо отмечен мой въедливый характер,
чрезмерное ехидство, замкнутость в себе, панибратские отношения с капитаном и
полное отсутствие юмора.
«Моральный облик вышеупомянутого АС Абинского оставляет желать много
лучшего!» - таков был заключительный вердикт.
- Попади эта «закладная» в «струю», - сказал Чаркин, - быть тебе, начальник, вечным каботажником…
- … и утешать себя пошлой поговоркой: бедность – не порок, - добавил я.
Но мы пережили то, переживем и это. Правда, братцы?!