4.
Как не тянул Вова, но пришёл день, когда он вынужден был открыть Любе планы его семьи. Родители так и не передумали, и заняли очередь на подачу заявлений. Очередь была большая и продвигалась медленно. Родители использовали это время для сбора необходимых документов для подачи заявления на выезд. В один день октября 1977 года отец сказал Вове, что он направляется в школу, чтобы попросить справку для ОВИРа. Утром вся школа будет знать о решении семьи Эйдельман выехать из страны. Больше Вова тянуть не мог. Он должен был открыть Любе планы его семьи, чтобы весть о его отъезде пришла к ней от него, а не от школы. Вечером за день до этого Вова пошёл на встречу с Любой. Он шёл медленно, чувствуя, как будто к его ногам привязаны пудовые гири. С каждым шагом расстояние уменьшалось, а волнение увеличивалось. Сердце Вовы билось учащённо, он весь вспотел и тяжело дышал. Как сказать Любе, что он любит её, но подчиняется требованиям родителей? Как среагирует Люба?
Вова остановился собраться духом на лестничной площадке у двери в квартиру Любы, не решаясь звонить. Он пару раз поднимал руку к звонку и отдёргивал как будто кнопка излучала электрический разряд. Вова стоял перед дверью и со страхом смотрел на кнопку звонка. От волнения он весь покрылся потом. Преодолев нерешительность, Вова позвонил в звонок. Радостная, полная ожидания Люба открыла дверь. Она была в пальто, готовая к прогулке с Вовой. Один взгляд на лицо парня и вся радость улетучилась.
- Что случилось? На тебе лица нет, - тревожно спросила Люба.
- Нам надо серьёзно поговорить, - выдавил из себя Вова.
Сердце девушки тревожно сжалось.
- Ты меня разлюбил? – вырвалось у Любы первое, что пришло в голову.
- Что ты, я тебя не могу разлюбить, - искренне сказал Вова. – У нас другая проблема. Это не разговор на лестничной площадке. Твоя мама дома?
- Сейчас придёт. Я хотела улизнуть до её прихода, - ответила Люба.
- Предлагаю пойти к моей бабушке Ревеке, - сказал Вова. – Там мы сможем спокойно поговорить. На улице холодный дождь и разговаривать неуютно.
Девушка с тревогой посмотрела в лицо друга. На его бледном лице мелко дрожали губы, пугая Любу.
- Это удобно – пойти к твоей бабушке без приглашения?
- К бабушке Ревеке удобно, - сказал Вова.
- Что случилось? – повторила Люба, охваченная дурным предчувствием.
- Я тебе всё скажу. Пошли скорее.
Бабушка Ревека жила на улице Пушкинской всего в двух кварталах от дома Любы. Эти два квартала молодые люди шли молча быстрым шагом. Люба боялась спрашивать, а Вова предпочитал молчать.
Бабушка была рада приходу внука. Она оставила ребят одних в гостиной, которая так же служила ей спальней, а сама пошла в кухню приготовить угощение для внука и его подруги. Вова вежливо помог Любе снять пальто и предложил устроиться на диване. Люба, продолжая недоумевать и волноваться, с вниманием разглядывала гостиную. Это была довольно большая комната обставленная мебелью подобранную со вкусом. На фоне привычного жалкого жилья коммунальной квартиры эта комната выглядела как из другого мира. Что стоила только одна хрустальная люстра, освещавшая центр комнаты.
- Моя бабушка работает врачом акушером гинекологом, - пояснил Вова. – Она сейчас работает два дня в неделю и дополнительно консультирует в тяжёлых случаях. Она известный в городе специалист и её часто приглашают на консилиум.
Бабушка вошла с большим подносом. Люба с любопытством посмотрела на бабушку и не нашла в ней ничего необычного. В стареньком домашнем халате Вовина бабушка мало чем отличалась от других пожилых женщин. Только красивая причёска отличала бабушку Ревеку от Полины Марковны.
- Я очень рада вашему посещению, - сказала бабушка. – Каким ветром вас занесло? Почему ты такой унылый Володя?
- Бабушка я привёл Любу для важного разговора. Я решил, что у тебя нам будет удобнее поговорить.
- Это секретный разговор? Мне оставить вас одних? – спросила бабушка.
- От тебя у меня нет секретов, - сказал Вова. – Я думаю, что, узнав тебя, Люба тоже не будет иметь от тебя никаких секретов.
- О чём ужасном ты хотел мне сказать? – с волнением и нетерпением спросила Люба.
Володя, пересилив свою нерешительность, дрожащим голосом сказал:
- Дорогая, любимая Любочка. Ты мой самый дорогой друг, ты всегда дружила со мной сколько я помню себя. Мы с тобой всегда откровенно говорили на любые темы, включая вопрос об отъезде евреев в Израиль. Ты никогда никого из уезжающих не осуждала. Настал час, для нашей семьи решить этот вопрос. Мои родители подают заявление на выезд из СССР.
Вова выпалил всё это, с тревогой ожидая какую реакцию вызовут его слова у Любы.
Люба посмотрела на Вову, переосмысливая его слова. Конечно, она не осуждала тех, кто уезжал в Израиль. Но, она никогда не ассоциировала отъезд евреев с семьёй Вовы. Ей всегда казалось, что Вова будет с ней вечно. Объявление Вовы ударило Любу, как молотком по голове. «Эйдельманы уезжают, уезжают навсегда, а я? Что мне делать?» - сверлило в её голове. Бабушка Ревека сразу увидела изменение лица Любы и чувство тревоги охватило её. Она знала, что дети дружат, но не ожидала, что их чувства настолько глубоки, чтобы так серьёзно волноваться о возможной разлуке. Судя по реакции Любы на слова Вовы, положение очень серьёзно. Бабушка волновалась, прекрасно зная, как сильна бывает первая любовь и какой стресс вызывает первая измена. Отъезд в Израиль – это разрыв навсегда, это хуже измены. Ревеке было о чём волноваться. Девушка была явно в шоке. Люба смотрела широко открытыми глазами на Вову и явно не видела глубокой тревоги его лица. Стресс от возникшего волнения вызвал сильную боль в груди Любы. Все её мышцы обмякли и кровь отлила от головы. Лицо Любы побелело и она медленно начала скатываться с дивана. Первой к ней подскочила бабушка, стараясь удержать Любу от падения. Вова растерялся, но увидев, что бабушке одной не справиться, бросился помогать. Они уложили Любу на диван, предварительно положив ей под голову подушку. Люба была без сознания, а Вова в полной растерянности. Бабушка не растерялась. Она была опытный врач и знала, что делать в такой ситуации. Она быстро привела Любу в чувство и заставила девушку выпить раствор валерианы. Люба беспомощно смотрела на бабушку и её губы продолжали шептать «А я? А я?»
- Любочка! Милая! – нежно сказала бабушка. - Я тебя не оставлю. Ты можешь рассчитывать на меня. Рано или поздно, но мы объединимся с ними. Я тебя в обиду не дам.
Бабушка Ревека нежно гладила голову Любы, а Люба безутешно плакала. Сквозь слёзы и нервные всхлипывания прорывались слова:
- Вова – это всё, что у меня есть. Нет никакого смысла жить, если Вова уедет от меня!
- Возьми себя в руки, Люба. Я тебя понимаю, дорогая. Я сама пережила такое, когда принесли похоронку на моего Ефима. Мне тоже хотелось уйти из жизни. Я переборола себя и не ушла, я – сильная, я не позволила несчастью сломать меня. Ты тоже сильная. Ты даже не представляешь себе, какая ты сильная. Ты не можешь позволить себе сдаваться перед обстоятельствами. Ты обязана жить и добиваться. Я тебе в этом помогу.
Первый стресс прошёл, но Люба продолжала плакать. Она не могла избавиться от давящего чувства безысходности и пустоты. Вова в её жизни был единственным родным человеком, который понимал её, волновался и радовался вместе с ней. С его отъездом она обречена на одиночество. Она не видела смысла в продолжении жизни, если она остаётся наедине с ненавидящей её матерью без поддержки Вовы.
Бабушка Ревека серьёзно была взволнована реакцией Любы и её душевным состоянием. Малознакомая девочка как то мгновенно завоевала место в душе пожилой женщины. Она видела, что Люба не оправилась от шока и не решилась отпустить Любу домой в таком состоянии. Она постелила девушке постель в кабинете и уговорила Любу остаться на ночь. Опытная бабушка знала, что стоит девушке остаться одной без дружеского участия как дурные мысли вернутся и кто его знает, какую глупость натворит несчастная девушка. Она решила оставить Любу на эту ночь у себя и приказала Вове отправиться к матери Любы и сказать, что у Любы много уроков и она остаётся на ночь у подруги. Вова нехотя отправился к матери Любы. Он был в отчаянии и полной растерянности. Обморок Любы повлиял на него, усилив его волнения.
В этот вечер бабушка Ревека сидела около Любы до глубокой ночи. Она нежно пыталась внушить Любе, что разлука не на всегда, что рано или поздно, но любящие сердца соединяться. Нужно только настойчиво и последовательно добиваться. Она подробно рассказывала Любе о своей жизни, разговорами отвлекая её мысли от предстоящей разлуки. Бабушка ушла к себе в спальню только тогда, когда обессиленная Люба заснула тревожным сном.
Соня с Олей готовили домашнее задание по химии. Оля теперь всегда приходила к Соне готовить домашние задания. Конечно, терялось много времени на болтовню. Соня одна могла бы значительно быстрее закончить задание, но ведь именно болтовня и обсуждение последних школьных новостей делали скучный урок значительно приятнее.
- Сонька, ты знаешь, что Вова Эйдельман уезжает в Израиль? – спросила Оля. – Мне об этом сказала Маша Ивченко.
- Откуда она знает?
- Ей Нина Ивановна сказала. Маша должна подготовить комсомольское собрание, на котором Вову будут исключать из комсомола. – Нина Ивановна была классным руководителем в их девятом «б».
- Когда будет это собрание? – спросила Соня.
- Во вторник, сразу после уроков.
- Я во вторник в школу не пойду. Не хочу участвовать в этом собрании.
- Это почему?
- Не хочу и всё! Ты мне всё потом расскажешь.
- А я пойду! Я хочу посмотреть, у кого из ребят поднимется на Вовку рука. До сих пор все они делали вид, что с ним дружат. И на Вовку хочу посмотреть, как он будет держаться! В нашем классе это первый случай. Разве тебе не интересно посмотреть на этот спектакль?
- Я не хочу, мне не интересно! – упорствовала Соня.
- Соня! Где твоё здоровое любопытство?
- Что в этом интересного? По наущению этой выдры Нины Ивановны все будут нападать на Вову. Это ты считаешь интересным?
- Я, да! Мне любопытно как поведут себя наши аиды!
- А как поведёшь себя ты, Оля Нудельман?
- Буду молчать, как рыба в аквариуме.
- А если выдра тебя назовёт?
- Скажу, что у меня болит горло и я не могу говорить.
- Слабо сказать, что ты его одобряешь?
- Дело не в слабости. Кому надо, тот знает. Я не настолько глупа, чтобы вылезать с такими вещами.
- А я бы не выдержала. Я бы сказала, что не вижу ничего плохого в желании поехать в Израиль. Я не пойду в школу, чтобы не делать вид, что я Вову осуждаю.
- Нет, Сонька, ты должна меня понять. Я интересуюсь только, как поведёт себя Толя Бергман. Он всегда утверждал, что он лучший друг Вовы. Я была бы не прочь проверить его на этом деле. Друзья проверяются в беде.
- Дура ты, Оля. Я думаю о Любе. Каково ей? – сказала Соня.
- Да, Любочке не позавидуешь. Все её мечты лопаются.
- Для Любы это трагедия. Сколько я помню Любу, а я помню её с первого класса, в её окошке был только один свет – Вова Эйдельман. Она всегда так тянулась в учёбе, чтобы доказать Вове, что лучшей ученицы в классе нет, что лучшей спортсменки среди наших девочек нет. Что с ней будет?
- И почему она не еврейка? – с сожалением сказала Оля.
- Если бы она была еврейкой, то и тогда это была бы трагедия, - сказала Соня.
- Почему? – удивилась Оля.
- Отъезд – это сложное дело. Родители Вовы хотят уехать, а мои родители боятся. Даже если бы я была на месте Любы, всё равно пришлось бы разлучаться. Ужасно подумать о Любе. Она так Вову любит!
- Люба красивая. Она найдёт себе другого парня, – сказала Оля.
- Не перестану я удивляться твоей наивности, - сказала Соня. – Легко сказать такое. А если она его больше жизни любит?
- Она ещё не взрослая. Она эту детскую любовь постепенно забудет, - убеждённо сказала Оля. – Моя мама тоже до войны была влюблена в одного мальчика, а потом его забрали на фронт и он там погиб. Мама же вышла замуж за моего папу!
- Я знаю нескольких женщин, которые потеряли мужей на фронте и так никогда не вышли вторично замуж. Если крепко любит – никогда не забудет!
Они взялись за домашнее задание по химии. Каждая думала о Любе. Соня очень волновалась о подруге. Она знала, что Люба очень упрямая и верная. Она, наверное, убивается с горя. Не дай бог, если Люба решит, что без Вовы ей не стоит жить, она может пойти даже на самоубийство. Люба если решит, то от своего никогда не отступит.
Вечером Соня рассказала папе о своей тревоге по поводу Любы. Папа не мог поверить, что девочка в шестнадцать лет из-за парня может пойти на самоубийство.
- Ты не знаешь Любу, - сказала Соня. – У Любы нет отца, а со своей мамой Люба не может найти общий язык. Она только и жила одной дружбой с Вовой. Вова для неё всё: и друг, и надежда, и цель жизни. Потеряв его, Люба остаётся совершенно одна на всём свете.
- Что же подруги? Подруги не в счёт?
- Я люблю Любу, но я для неё не главное. В её глазах кроме Вовы никого нет.
- А как Вова?
- Что Вова? Он её любит, но он ещё мальчик и серьёзно о девочках не думает. Он тоже переживёт, я уверена в этом.
Соня поделилась с папой своим планом пропустить школу во вторник, когда назначено собрание по исключению Вовы из комсомола.
- Тут ты не права. Ты уже не маленький ребёнок и должна понимать, что закрыв ручками глаза не спрячешься. Нужно смотреть врагу в лицо. В таких ситуациях люди раскрываются. Кто-то притворно будет осуждать Вову, а другой будет ругать с пеной у рта, уверенный в предательстве Вовы. Всех этих следует опасаться. Они в любой момент продадут. Рано или поздно нам предстоит пережить то же, что сейчас переживает Вова, и я хочу, чтобы ты знала, что нас ожидает.
- Что я должна говорить, если Нина Ивановна вытащит меня выступать?
- Подумай сама. Ты у меня умненькая и найдёшь способ отказаться от выступления.
- Ой, папа, я боюсь.
- Верю. Но ты должна себя перебороть. Нам эта канитель ещё предстоит.
- Когда? – спросила Соня.
- Не знаю ещё. Вот твою маму никак не уговорю. Она боится как ты.
- Ты не боишься?
- Честно скажу – я ужасно боюсь, но понимаю, что я должен на это пойти. Долг пересиливает страх, - пояснил папа.
Во вторник Соня в школу пошла и даже осталась на собрание. Но собрание в последнюю минуту отменили. Маша сказала, что собрания не будет. Начальство решило, что не следует возбуждать нездоровое любопытство у ребят по отношению к Израилю. Ей велели отобрать комсомольский билет у Эйдельмана и подготовить протокол для комитета комсомола школы, который примет решение об исключении из комсомола. Хулиган и двоечник Коля Швыдко остался недоволен таким поворотом событий. Он надеялся отыграться на собрании. Всегда его ругают, он бы смог поругать других. Маша была очень рада, что ей не придётся вести собрание, где будут поносить Вову, который ей был очень симпатичен.
Люба Круглова уже несколько дней болела и не ходила в школу. Соня, волнуясь о подруге, пошла к Любе, чтобы хоть немного поддержать её дух. Соня застала Любу в постели. Соседка Любы Полина Марковна, которая ухаживала за Любой, сказала, что у Любы высокая температура. Она ещё в коридоре предупредила Соню о том, что хотя участковый врач сказала, что это грипп, на самом деле высокая температура у Любы связана не так с простудой, как с депрессией и лучше будет, если не говорить с ней о Вове и о собрании в школе. Добрая старушка не желала дополнительно расстраивать больную Любу.
Когда Соня вошла в комнату Любы, её поразил полный беспорядок в комнате. Постель Любиной мамы была не застелена, а на столе стояли объедки, оставшиеся после завтрака. Люба лежала в постели вся мокрая от пота. Её лицо было мрачно и заплакано. Стали красными обрамлённые длинными ресницами глаза Любы, обычно поражавшие своей красотой даже подруг. Под глазами появились мешки. Увидев вошедшую Соню, Люба, борясь со слезами, сказала:
- Осторожно. Близко не походи. Доктор сказала, что у меня заразный грипп. Я же думаю, что мой грипп не заразный. Он от снижения иммунитета.
- Любочка родная, я пришла к тебе почуяв сердцем, что ты во мне нуждаешься.
- Дорогая Соня, я тебя очень уважаю, но ты никак не можешь мне помочь. Мне ничего не нужно и моя жизнь никому не нужна.
- Глупости, ты нужна мне. Я, думаешь, не понимаю причину твоей болезни. Я прекрасно понимаю, но не согласна, что твоя жизнь никому не нужна. Ты молодая и нужна своим друзьям и своему будущему. Ты нужна мне! Впереди вся жизнь.
- Ты говоришь, как Полина Марковна. Она это тебе внушила? Добрая старушка не понимает, что мне не для чего жить.
- Не говори глупости. Думай о будущем. У тебя будут детки и ты обязательно будешь им нужна.
- О каких детях ты говоришь, если Вова уезжает? – с отчаянием сказала Люба. - Уезжает навсегда и нет никакой надежды, что мы когда бы то ни было увидимся.
- Люба я верю, что ты сильная и сможешь перебороть себя. Я в тебя верю!
- Зачем? Зачем мне бороться с собой? Я не хочу с собой бороться. Я Вову не разлюблю, не надейтесь! Я никогда не забуду его и не поменяю ни на кого другого. Он уезжает и его не вернёшь. Никогда не вернёшь! Это бабушка Ревека убеждает меня, чтобы я не теряла надежду на соединение с Вовой, но я знаю, что меня никогда не пустят к нему.
Люба не сдержалась и стоны рыдания вырвались из её души, обезобразив её лицо, которое сморщилось как печёное яблоко. Она вся тряслась, её плечи дрожали, как листья на ветру. Соня растерялась, не зная, что ей сказать и что предпринять. В комнату вошла Полина Марковна и строго посмотрела на Соню.
- Я советую тебе Сонечка прийти завтра. Пусть Любочка успокоится и поспит. Выпей Любочка успокоительное. Утро вечера мудренее.
Соня почувствовала, что она только ещё больше расстраивает Любу и поспешила последовать совету Полины Марковны. У выхода из квартиры, Соня столкнулась с Вовой, который спешил к Любе.
- Я не советую тебе беспокоить Любу, - сказала Соня, преграждая путь.
- Я должен! Я перед ней виноват, - сказал Вова и, отстранив Соню, прошёл в комнату Любы.
Соня, погружённая в печаль, покинула квартиру. Она шла и перед её глазами было заплаканное лицо Любы. Люба всегда отличалась весёлым, жизнерадостным характером и видеть её в таком жалком состоянии было очень тяжело. Соня думала, как ей помочь Любе, но ничего путного ей в голову не приходило.
Вова решительно вошёл в комнату Любы даже предварительно не постучав. Увидев лежащую на кровати в белой ситцевой ночной рубашке рыдающую Любу, он подошёл к кровати Любы и опустился на колени.
- Прости меня Любочка! Прости, если можешь. Я ужасный эгоист и перед тобой виноват! Ты в праве меня возненавидеть, но знай, что я тебя люблю. Я не знаю, когда нам удастся получить разрешение на выезд и дадут ли разрешение нам. Я тебя люблю и очень прошу тебя не прогоняй меня. Умоляю тебя не расставаться со мной то время, что отведено нам до отъезда. Я не хочу терять тебя. Говорят, что перед смертью не надышишься, но очень хочется. Ты вправе порвать со мной сейчас, но я очень прошу тебя оставаться со мной до конца!
Люба сквозь слёзы разглядела напряжённые молящие глаза стоявшего на коленях Владимира.
- Поднимись! Я болела гриппом и могу заразить тебя. – выдавила из себя Люба.
- Мне плевать на грипп. Прости меня, дорогая!
- Я много передумала за эти дни, что я болела. Ты единственная любовь моя. Я должна навсегда оставить в моей душе воспоминания о тебе. Если я не могу сохранить тебя, то воспоминания никто не сможет отнять у меня.
- Я тоже буду помнить тебя всю мою жизнь! - страстно сказал Вова.
Люба, превозмогая свои слёзы, сказала:
- Я буду с тобой до самого твоего отъезда. Я бы хотела обидится на тебя, но не могу. Я люблю тебя. Обними меня! Сядь рядом со мной и обними!
Люба, забыв, что она одета только в нижнюю рубашку с открытыми плечами, села в постели и протянула руки к Вове. Вова рывком поднялся с колен и присел на краю кровати. Люба придвинулась к нему, обхватила его голову своими горячими ладонями и крепко поцеловала парня прямо в губы. Она смутилась от своего порыва и отпрянула от него. Порыв был таким неожиданным, что по началу Вова растерялся. Трепеща от смущения, он крепко обеими ладонями обхватил голые плечи Любы и, притянув её лицо к своему, нежно прижал свои губы к её. Оба тяжело дышали, не в силах разнять губы. Зов страсти был так силён, что Люба, перестав плакать, думала только о губах Вовы. Ничего более приятного и сладкого никогда не было в её жизни. Как же ей быть дальше? Сможет ли она жить без этих мягких чувствительных губ? Неужели в её жизни останется только воспоминание о любимом? Как хочется, чтобы эти губы навсегда остались с ней! Любе стало стыдно за свой эгоизм. Если она любит его так сильно, то в первую очередь она должно думать о Вове, о том, что лучше для Вовы. Да, именно потому, что она любит его, она должна заботиться о том, что лучше для него. Она просто обязана отпустить его в новую жизнь! Любовь требует жертв. Она готова на жертву, но очень хочется оставить хоть что-то от Вовы себе. Оставить такое, что было с ней всегда. Что может остаться с ней в создавшихся условиях? Подарок? Ей не нужен никакой подарок. Что стоит какая-то ненужная вещь? Нет, ей нужно другое. Что же? Что может быть такое, чтобы осталось бы в памяти навсегда? Вдруг Любу осенила дикая мысль – ей нужен ребёночек от Вовы! Эта мысль обожгла её душу. Как она раньше не додумалась, что ребёнок от Вовы — это самое дорогое, что она должна оставить себе прощаясь с любимым навсегда. Ребёнка не отнимешь, он будет её, он останется с ней. У неё появится цель в жизни - воспитать своего личного маленького Вову. Мысль эта была настолько отчаянной и смелой, что испугала её. Как это желание осуществить? Соблазнить парня? Люба смутилась. Ей стало страшно. Нужно переступить через это смущение и страх. Как побороть свою и Вовину застенчивость? Как возбудить в нём взрослые желания? Люба понимала, что Вова по сути ещё ребёнок, который ещё очень далёк от мысли о взрослой близости. Её саму это пугает. Но есть ли другой выход? Не переступив через смущение и страх - не появится ребёнок. Она должна его соблазнить! Ничего другого не придумаешь. Ребёнок - единственно правильный выход из ситуации! Наплевать ей, что им только по шестнадцать лет и они не женаты. Нужно забыть о приличии! Ей всё равно, что будут думать и говорить люди. Ей нужен ребёнок от Вовы не больше, но и не меньше! Они вполне созрели, чтобы зачать ребёнка, и она родит ребёнка, чего бы это ей не стоило. Вся её дальнейшая жизнь приобретёт смысл, если у неё будет ребёнок! Ей будет для кого жить, для кого добиваться успеха.
Как только она поняла, что она хочет, ей сразу стало легко на душе. Мысли об бессмысленности дальнейшей жизни, которые мучали её, ушли навсегда. Их заменили волнения о том, как осуществить задуманное. Люба не знала, как приступить к действию. Они никогда не переступали черту. Даже по-настоящему поцеловались впервые только сейчас. Первое волнение было о том, не преувеличивает ли она их возможности. Созрели ли они физически для взрослой любви? Он начал бриться, но достаточное ли это свидетельство о половом созревании? Она всегда радовалась, что Вова скромно себя ведёт с ней, не позволяя себе вольности. Не свидетельствует ли это, что он остался ребёнком, в котором чувства только рождаются? Сегодняшний страстный поцелуй пожалуй свидетельствует о том, что в нём играют не только платонические чувства. В том, что она сама физически созрела Люба не сомневалась, но и она о таких взрослых отношениях никогда не задумывалась. Как преодолеть свою и его стеснительность? Как уговорить Вову на близкие отношения? Она должна это сделать. За неё никто не сделает это. Она обязательно должна соблазнить его, если она хочет оставить себе частицу Вовы.
Люба высвободилась из объятий Вовы и, нежно спросила его:
- Вовочка ты действительно меня любишь?
- Очень люблю!
- Я тоже очень люблю тебя. Я хочу стать первой женщиной в твоей жизни! – сладким шёпотом сказала Люба, удивляясь своей смелости.
- Ты и есть моя первая и последняя женщина! – сказал с чувством Вова.
- Ты, не понимаешь меня. Я хочу, чтобы в моих воспоминаниях ты остался не только как мальчик, с которым я дружила в детстве, а как мой муж!
- Нас не распишут! Требуется согласие родителей!
- Глупенький, кому нужна дурацкая бумажка! Я хочу другое, чтобы ты стал моим реальным мужем.
Вова не понял, что она имеет ввиду. Люба горько улыбнулась непонятливому Вове.
- Я хочу тебя! – она сказала глубоко дыша.
Вова, посмотрев на подругу и увидев в глазах Любы призыв страсти, с трудом догадался, о чём Люба говорит. Когда же до него дошло, он смутился как барышня, весь покраснел и честно сказал:
- Я боюсь. Не рано ли нам?
- Чего тебе бояться? Боятся должна я, но я не боюсь – я сознательно иду на это. Никто не сможет отнять у меня воспоминание о мужчине, который сделает меня женщиной! Ты понял?
Люба не стала объяснять Вове конечную цель её задумки. Она боялась испугать Вову. Смущение не покидало Вову. Он не ожидал такого предложения и не был готов к нему.
- Любка ты сумасшедшая! Это же большая ответственность.
- Я беру всю ответственность на себя. Я долго думала и поняла, что это единственный путь, чтобы ты навсегда остался в моей памяти, а я в твоей. Согласен?
- Ты всегда была отчаянная. За это я тебя полюбил. Я всегда в мечтах надеялся стать твоим мужем, когда мы вырастем. Я не догадывался, что и ты мечтаешь об этом. Но мы ещё не взрослые. Это, не детские игры в разбойников, это ответственный взрослый поступок! Сейчас, когда я должен уехать, я бы не решился на это. Я боюсь решиться на это.
- Не бери в голову глупости! Ты согласен переспать со мной? – Люба спросила прямым текстом.
- Я еле сдерживаю себя от желания. Но я боюсь.
- Значит мы обязательно переспим. Я так решила и от своего решения не отступлю! Не бойся. Я беру на себя всю ответственность. Лучше поцелуй меня ещё раз!
Оторвавшись от поцелуя, Вова спросил:
- Как ты собираешься это осуществить? Не здесь же под надзором тёти Поли?
- Я ещё не знаю сама, - ответила Люба. – Что-то придумаем.
- Ты отчаянная! Я бы никогда на такое не решился, - сказал Вова, прижимая Любу к себе.
В комнату с подносом в руках вошла Полина Марковна. Ребята отпрянули друг от друга. Полина сделала вид, что она ничего не видела.
- Я принесла угощение. Тут яблочный пирог, который я вчера испекла, - сказала Полина Марковна.
- Замечательно! Я проголодалась! – бодро сказала Люба.
Удовлетворённая переменой настроения Любы, Полина вышла из комнаты, оставив поднос на столе. Теперь опасения старой соседки ушли. Люба была вне опасности.