- Нет, пирожные не буду, - отставила подальше соблазнительную тарелку Ира, и хлебнула из чашки зеленый несладкий чай. – Везет тебе! За двадцать лет килограмма не прибавила.
- Некогда было, - усмехнулась Оля. – Повертись-ка матерью-одиночкой!
Глубоко вздохнув и покачав головой, Ирина изрекла:
- У тебя ведь были варианты. Вот с Игорем вы сколько лет? Отчего не женитесь?
- Ты прекрасно знаешь. Ему удобно. Захочет – к нам приедет, захочет – меня к себе позовет. Свободный мужчина.
- А ты?
Оля промолчала.
- Неужели не хочется по-нормальному, хотя бы жить вместе?
- Не знаю. Если подумать – так даже лучше. Каждый сам себе хозяин. Вот ты сейчас сидишь у меня, а через полчаса твой Вовка позвонит, и спросит, когда домой собираешься.
Ира усмехнулась: точно, позвонит.
- А я сама решаю, когда гулять, а когда домой идти. Когда пальто купить, а когда новый телевизор. Если мне помощь мужская по дому нужна – Игорь ведь не отказывается. Я ему тоже в чем-то помогаю. А в остальном – свободные люди. Зато не возникает поводов для мелких ежедневных стычек.
- Юлька с ним как?
- Нормально. Друг семьи, свой человек. Вначале немного ревновала меня, а сейчас – большая стала, все понимает.
Ирина неопределенно пожала плечами. Она считала подобные отношения неправильными. Вдруг вспомнила:
- Ты на встречу в школу пойдешь? Круглая дата, двадцать лет.
- Кого я там не видела? С теми, кто не уехал, и так то и дело пересекаемся во дворе.
- В этом году многие придут. Елена сказала, почти всех нашла, и будет даже… - Ира выдержала интригующую паузу, - Кожухов.
Оля замерла на секунду, отвела взгляд.
- Разве миллионерам есть дело до бывших одноклассников?
- Оказывается, есть. И, представляешь, Саша ресторан заказал, за свой счет. Так что в этом году нам тратиться не придется. Он все такой же красавчик. Ты видела?
- Как-то раз мелькнул по телевизору, - проронила Оля.
- Я в Интернете все про него прочитала. Вернулся из Штатов лет пять назад, огромная логистическая компания, благотворительность – какой-то детский дом опекает. Неужели не хочется на него посмотреть? По-моему, ты была в него влюблена.
Оля не стала признаваться, что тоже заглядывала в Интернет. Подруга продолжала глядеть вопросительно, и она тряхнула головой:
- А пойдем! Когда еще обломится ресторан на халяву!
Почти все парты были заняты, расселись как когда-то. Переглядывались, перешептывались, еле умолкли, когда их классная руководительница Елена Леонидовна, по привычке держась за спинку своего стула, начала по очереди обращаться к каждому. Бывшие одноклассники коротко рассказывали о том, как живут.
Оля тоже отчиталась о дочке в институте и своей работе, слушала других, но сидела, как на иголках: придет, не придет?
Кожухов явился с опозданием минут на пятнадцать. В простом синем джемпере и защитного цвета куртке, на вид здорово потертой, он смотрелся моложе, чем в телевизоре. Елена Леонидовна запнулась на полуслове, и вроде покраснела, по классу прошелестел вздох, кто-то присвистнул. Александр одарил всех белозубой улыбкой, затем обернулся к классной, вручил роскошный букет, обнял. Проходя мимо Ольги, слегка коснулся ее лежащей на парте руки и едва слышно прошептал: «Привет». Уселся на свое место, через проход.
- Спасибо, что нашел время прийти, Саша, - поблагодарила Елена Леонидовна. – Мы все очень рады тебя видеть…
…Покончив со шлягерами девяностых, ресторанный ансамбль затянул блюз. Наплясавшиеся под «Белые розы» одноклассники вернулись к столу, там звенели бокалы, только Оля с Александром покачивались в центре зала под обволакивающее, чувственные звуки.
- Как тогда, у меня на даче, помнишь? – шепнул он, склонившись к ее уху.
Разве она могла забыть?
***
Всем в классе было известно, что Кожуховский отец круто приподнялся при переделе собственности. Однако замашек «нового русского» у Сашки не наблюдалось, он остался тем же компанейским парнем. Весь последний год Оля сохла по Кожухову. Она считала его самым умным и самым красивым. Некоторые мальчишки в классе еще страдали от юношеских прыщей, а у него кожа гладкая, будто только что умытая. Непокорная русая челка спадает на высокий лоб, темные брови почти срослись, а глаза! Болотно-зеленые, с желтоватым ободком вокруг зрачка, они казались подведенными – такие черные и густые ресницы.
Конечно, не одна Оля вздыхала по нему, только никому из девчонок Сашка предпочтения не отдавал, ко всем относился ровно, по-товарищески. Ни одна из них не мог похвастать, что целовалась с ним, не говоря уж о чем-то большем.
Одноклассники мечтали поскорее закончить школу, а Оля не представляла, как сможет жить, не видя Сашу ежедневно. Но на выпускном вечере – она и не мечтала! - Кожухов пригласил ее на первый же танец, и потом танцевал только с ней. Когда пошли гулять, заботливо накинул ей на плечи свой пиджак, чтоб не озябла, а после проводил до парадной, и они целовались в подъезде!
- Поедем завтра к нам на дачу? – слегка задыхаясь, спросил Сашка, отрываясь от нее.
Оля радостно кивнула.
***
Дом стоял на берегу озера, просторный участок спускался к самой кромке воды. Сначала они купались и валялись на горячем песке, болтая о школе, об экзаменах, которые только-только отошли в прошлое – а сколько волнений было. После катались на лодке. Замерев от восторга, Оля любовалась, как перекатываются мускулы на безволосой Сашкиной груди, как напрягаются сильные смуглые руки. Перед очередным взмахом весел улыбающееся зеленоглазое лицо приближалось, и ей хотелось коснуться теплой кожи, стереть капельки пота над его верхней губой, но она не смела.
Оба были голодны и, вернувшись в пустой дом, соорудили совместными усилиями огромный омлет с ветчиной, запивали его кисловатым итальянским вином. Потом, прихватив бутылку, поднялись в Сашину комнату.
- Потанцуем? – предложил он, включая музыкальный центр.
Зазвучало вступление. Саша приблизился, она положила руки ему на плечи. Женский голос начал с высокой ноты, и отчего-то у Оли мурашки побежали по спине.
- Кто это?
- Сэм Браун. Stop.
Оля вслушалась, мысленно переводя с английского: «Я отдала тебе всю любовь, что была у меня, а оказалось, что ты лгал, но я не верю… Остановись, пока не разорвал мне душу, остановись, пока не разбил мне сердце. Остановись…» Голос певицы звучал искренним отчаянием, и трагический ритм блюза подчеркивал его.
Саша коснулся губами Олиного уха, скользнул по щеке, и вот уже целовал ее, и чужая несчастливая любовь отодвинулась, заслоненная бурей собственных чувств. Музыка еще не отзвучала, когда он повлек ее к широкой тахте…
…Саша лежал с закрытыми глазами, на губах застыла удовлетворенная улыбка, а она, пристроив голову на его плече, мечтала. Самый лучший парень на свете любит ее и только что доказал это. Они поженятся. Конечно, не сразу, ведь им еще нет восемнадцати, зато будут жить долго и счастливо. И каждый раз, приезжая сюда, станут вспоминать этот счастливый летний день.
- Я послезавтра улетаю в Штаты, учиться. Отец все устроил. Правда, круто?
Она даже не сразу поняла. Послезавтра? В Америку?..
Только что построенный замок будущего счастья рассыпался сухим песком. Послезавтра. В Штаты. Он знал. И не сказал раньше. Значит, не любит и не любил. Просто воспользовался напоследок. Снизошел к дурочке, в течение года поедавшей его влюбленными глазами.
Не сдержавшись, она заплакала.
- Ты что? – обернулся он и принялся бессвязно успокаивать: - Ну, надо же учиться, а наша «вышка» за рубежом не катит… Я буду на каникулы приезжать. Ну, Оленька, я ведь не навсегда, я вернусь…
Она знала, что навсегда. Оттуда не возвращаются.
Саша стирал слезы с ее щек, целовал. Она не сразу, но ответила, а в голове все стучало: «Последний раз, последний раз, больше я его не увижу»…
***
Голос у ресторанной певицы был хорош. Даже шумная компания за столом притихла, слушали. Английские слова старого блюза звучали пронзительно: «Все, что я могу сейчас сделать, это оставить решение за тобой… Лучше остановись… Stop…»
- Ты совсем не изменилась, - вновь склонился Кожухов к Олиному уху, обдавая запахом коньяка. – У меня странное ощущение, будто и не было этих двадцати лет, будто впереди еще целая жизнь, с самого начала.
Ей самой казалось, что время повернуло вспять. Они танцуют, и эта музыка...
Его рука скользнула по спине, прижала теснее, будто обещая, или вымаливая прощения… Нет, это певица поет, что пришло время просить прощения, а может, пришло время сказать ему?..
…Проснувшись от света за окном, Оля тихо лежала, любуясь на Сашин профиль. Если бы он не уехал тогда! Сколько лет они потеряли…
Александр пошевелился, открыл глаза, повернулся к ней лицом, обнял. Теплая рука призвала к себе. Он шептал слова, которых она не дождалась двадцать лет назад. О том, что такая гармония – не случайность, он всегда помнил ее, но еще не поздно, ведь только-только зрелость наступила, впереди целая жизнь… Оля кивала, вторила, что так счастлива не была никогда – и это казалось правдой. Очень хотелось сказать ему о главном, она едва сдержала себя, понимая, что момент не самый подходящий…
Расставаться не хотелось, но, кинув взгляд на часы, Александр вздохнул. Пора.
Уже одевшись, вспомнил:
- Дай мне свой номер, я позвоню, когда освобожусь.
Оля продиктовала, он записал, нажал на зеленую кнопку. Ее только что включенный аппарат отозвался нежной трелью. Она обозначила новый контакт именем Сашенька.
Кожухов еще не успел убрать трубку, когда прозвучал не набравший силу звонок. Нахмурившись, он резко ответил:
- Да! – помолчал, слушая. – А почему ты мне звонишь? Врача надо вызывать, - опять послушал, физиономия стала озабоченной, заговорил менее резко: - Не разводи панику на ровном месте, все дети болеют. Сейчас водителя пришлю. Он купит все, что необходимо. Держи меня в курсе. Не волнуйся. Пока.
Закончив разговор, заметил Ольгин вопросительный взгляд.
- У сына температура, за тридцать восемь. Черт знает что, как можно простудить ребенка летом!
- Сколько ему?
- Полтора года.
- Такой маленький… А почему?.. Вы когда развелись?
- Мы и не женились. Да и не жили вместе. Оль, ты что, ревнуешь? Это было всего несколько раз. А потом она объявила, что беременна. Ну, я ведь не подлец, не стал требовать избавиться от ребенка. Конечно, проверил – от меня. Дал ребенку свою фамилию. Предупредил, что жениться не собираюсь. Купил ей квартиру. И тут, представляешь, девчонка вообразила, что напала на золотую жилу. То одно ей надо, то другое. Предложил: отдай мне сына, и живи, как хочешь, я даже квартиру отбирать не стану. Нет, говорит, сама воспитаю. Сама так сама. Но тогда содержание в размере заработка няни. Конечно, для ребенка – все, что необходимо. Продукты, одежда, игрушки, лучший врач – это я оплачиваю, - помолчал, усмехнулся: - Мальчишка симпатичный, на меня похож. Иногда я забираю его на денек – мама моя малышей любит.
- Сколько ей?
- Маме?
- Маме твоего ребенка.
Он не обратил внимания, как дрогнул ее голос.
- Двадцать, двадцать один… Где-то так. Пошли, кофе попьем.
Он говорил обыденным тоном!
Помолчав секунду, Оля твердо отказалась.
- Нет, мне пора. Я опаздываю.
- Подожди, тебя отвезут.
- Спасибо, - заторопилась она, не глядя на него, - я работаю буквально в двух шагах. При утренних пробках быстрее пешком.
- Я позвоню, - напомнил он, провожая ее до двери
- Да, да… - кивнула она, принимая последний поцелуй в щеку.
В этот день Ольге не надо было на работу. До дома добиралась на метро, погруженная в себя, не замечая утренней сутолоки. В какой-то момент достала из сумочки телефон и занесла последний номер в «черный список». Придя домой, стараясь не шуметь, направилась на кухню. Когда в дверном проеме появилась Юлька в пижамке, Оля задумчиво застыла над дымящейся чашкой кофе.
- Вернулась, гуляка! – изрекла дочь. – Спасибо, что предупредила, а то когда телефон выключен, как-то тревожно. У тебя что, романтическое свидание было?
Зеленые глазищи в обрамлении черных ресниц смотрели с любопытством.
- С кем-то из одноклассников?
Оля промолчала.
- Мам, я ведь уже большая и считать умею. Скажи, наконец, мой отец… ты с ним вместе училась?
- Его нет.
- Что?
- Его больше нет.
Дочка раскрыла было рот, но Оля, не желая продолжения допроса, поинтересовалась:
- Игорь не звонил?
- Не только звонил, приезжал. Починил, наконец, выключатель. Свет в туалете больше не мигает. А еще сказал, что я теперь взрослая и ты вполне можешь переехать к нему. Ты ему позвони, а? Он волновался, что у тебя телефон не отвечает.