Байкал

Валерий Семченко
     Вот и закончилась моя командировка. Я две недели любовался красотами Камчатки. Бродил с проводником по тундре, по нерестовым рекам. Снимал на "Кэнон" зазевавшихся медведей, фонтаны гейзеров на Паратуньке. Писал заметки на ходу, при свете костерка пил водку и ложкой черпал красную икру.  Всё это было. Домой везу не просто впечатления, везу покой в душе, всё остальное позже: распечатка плёнки, блокнотов расшифровка. Всё будет, но потом, ещё раз повторяю, -  позже.  Теперь домой, и лучше побыстрей. Со мной такое всякий раз бывает, словно боишься расплескать водой наполненный сосуд хрустальный.
     Огромный зал аэропорта.  Мой рейс задерживается на час, другой, в то время как на Хабаровск ушли уже два «борта» без задержки. Мелькнула мысль: "А почему бы … Да шут с ним, с самолётом. Пускай летят другие и песенку поют "Мне сверху видно всё…" Довольно, налетался! Я еду поездом, и баста. Неделю в "мягком" без забот и треволнений, без  встреч, без беготни. Редактор согласился, но в обмен на интересный репортаж.
     В Хабаровске купил билет без промедленья. Один в купе  (какая благодать!). За годы путешествий наслушался и навидался. Меня всегда тошнило от дорожных разговоров жующего иль пьющего соседа, спешащего всё вылить на тебя: кто он, зачем и почему…
     Два дня, иль двое суток, я отсыпался, ел и пил. Смотрел в окно на пробегающий пейзаж. Как велика Россия! На третий - заскучал. Уж так устроен человек: то тесно в обществе себе подобных, то скучно в одиночестве своём.
Я вдруг почувствовал себя оторванным от мира, а он, тот мир, проносится со скоростью курьерского. К тому же этот нервный стук колёсный, то затухающий, то вновь спешащий; мельканье городов и полустанков; коротких остановок миг с разноголосьем на перроне. Взрываясь, с грохотом проносятся мосты. Всё мимо, мимо, мимо…
     А вот и сам Байкал. Под стук колёс поют хмельные пассажиры: "Славный Байкал, омулёвая бочка…" Мы все пропахли омулем тогда. Наш путь лежит на Север по берегу Байкала. Всё меньше городов и полустанков. Байкальская вода, куда ни кинешь взгляд. Вода облизывает гальку и убегает к дальним берегам, синеющим на горизонте.
     На станции безвестной нас продержали долго. Я вышел из вагона. Хрустит промасленная галька под ногами, за насыпью распадок зеленеет, кой- где виднеются дома, а дальше - волны сопок. Рубли, десятки в руках весёлых пассажиров. Торговки, наперебой расхваливающие свой товар.
     Они стояли в стороне – пацан, лет десяти, и девочка, примерно, лет семи. Я лиц их не запомнил, запомнил руки, что держали серные "колбаски"- моё светло-коричневое детство. И вспомнились далёкие те годы лихолетья, когда смола была для нас не только жвачкой. Её считали  панацеей от всех бед.
     Я мог. Я должен был скупить у тех детей все то, что руки их чумазые держали! Но что я сделал? Купил  - одну. Как объяснить тот странный мой поступок?
     И по сей день стоит перед глазами тот не по-детски взрослый взгляд.  И по сей день, я ощущаю тот удивительный, неповторимый вкус во рту…
     Мельканье жизни за окном, чередованье дня и ночи в который раз уж подтверждают: и стук колёс когда-то смолкнет. Всё будет так, как предначертано судьбой.