Глава 7
Кравцов завтракал в кафе. Он ловил себя на мысли, что в погоне за миллионером мало стал уделять времени основной работе, ослабил контроль. Продавцы стали подворовывать.
— Хорошо, что появилась способность читать мысли на расстоянии, — подумал он, — кражу удалось сразу раскрыть. Деньги девушки делили между собой. Когда им назвал украденную сумму и сколько досталось каждой, сознались и обещали вернуть. Если не вернут, удержу с зарплаты. Теперь они с опаской будут смотреть друг на друга. Будут не доверять и, думать, что кто-то из них мне стучит. Это и хорошо, пусть думают, что мой «глаз» постоянно с ними.
Кравцов заканчивал завтрак, когда ему позвонил Евгений Степанович.
— Добрый день, Анатолий Николаевич.
— Здравствуйте.
—Имею для вас одну интересную информацию.
— Слушаю вас.
— Нашлась наша пропажа.
— Где же её отыскали?
— Вчера из Риги своему дяде звонил. Может, там решил на ПМЖ обосноваться? Придется, наверное, в Ригу ехать, чтобы всё разведать.
— Я думаю, рановато, не будем мы в Латвию сломя голову мчаться. Для начала надо навестить его дядю и всё у него расспросить. Вы знаете, я сейчас к его дяде подъеду, всё у него узнаю, а потом мы вместе всё и обсудим.
— Хорошо, договорились.
Закончив разговор с Евгением Степановичем, Кравцов поехал разыскивать Соболева. Дом Михаила Максимовича в пригороде Одинцово он нашёл быстро. Особняк был снаружи недавно отремонтирован: новенькая крыша и свежая краска фасада придавали ему достойный вид. Конечно, сравнить его с домами новоиспеченных богатеев нельзя, но тем не менее, это было вполне приличное по нынешним меркам строение. Основным достоинством этой недвижимости был большой участок. Когда Соболев покупал этот деревенский дом, земли было чуть больше тридцати соток, но потом Михаил Максимович, глядя на своих высокопоставленных соседей, прихватил земли от пустовавшего бывшего колхозного поля, которое уже заросло бурьяном. Его земельный надел резко увеличился. С помощью взяток узаконил приварок, и теперь, учитывая, что земля в Подмосковье поднялась резко в цене, Михаил Максимович стал обладателем дорогого владения. Половина участка занимал сад и огород. Сквозь ограду Кравцов увидел хозяина, который поливал из лейки огурцы. Анатолий открыл калитку и пошёл по длинной дорожке в сторону огорода. Михаил Максимович сразу заметил гостя, но продолжал заниматься поливом.
— Кто это ко мне пожаловал — подумал он, — может из старых клиентов, думая, что я до сих пор обмундирование продаю. Да, были времена, вагончики без проблем мог толкнуть налево и этот дом легко купил. Сейчас бы такое дельце подвернулось — ремонт бы без натуги закончил, а то приходится этими огурцами на рынке торговать. Сколько ими наторгуешь, так мелочь одна. И почему военных так рано отправляют на пенсию.
Кравцов, читая мысли Михаила Максимовича, узнал его прошлые грехи и думал, как надавить на эти болевые точки. Всех грехов Соболева Анатолий знать не мог, но догадывался.
Михаил Максимович был подполковником в отставке. Ушел Соболев на заслуженный отдых будучи командиром части. Воинская часть, которой он командовал — это были крупные вещевые склады. В ведении Соболева были хранилища, в которых работал в основном гражданский люд и немного военнослужащих. Когда начался развал армии, он со своим начальником, генералом из штаба тыла, решили заняться бизнесом. В те девяностые, когда Союз трещал по швам, каждый из его граждан думал, что наступило его время. Все ударились в бизнес, даже те ребятки, которые протирали штаны в лабораториях разных НИИ, корпели над диссертациями и мыли пробирки. Заводы разваливались, станки продавали на металлолом, а люди уходили в торговлю или становились политиками. Было смутное время надежд, проб, огорчений и обнищания. Но предпринимательство тех годов отличалось от нынешнего. Тогда можно было продать всё, но негде было взять товар. Такой товар и лежал в хранилищах, которыми заведовал Михаил Максимович. Камуфлированное обмундирование шло как горячие пирожки на базаре в холодную погоду. Проверенные клиенты брали у Михаила Максимовича оптом зимние и летние куртки, брюки, ботинки с высоким берцем , хромовые и кирзовые сапоги и даже рулоны портяночной ткани, которую перекрашивали в синий цвет и шили из неё что-то на подобия джинсов. Словом, шло с молотка всё, во что одевали солдат и офицеров доблестных вооружённых сил. Благо склады были большими, а Михаил Максимович умело подправлял учет. В этот сложный период власть сама давилась, проглатывая огромные куски собственности, и до такой «мелочи» как хищение имущества с воинских складов никому не было дела.
— Здравствуйте, Михаил Максимович, — поздоровался Кравцов, подойдя к хозяину.
— Здравствуйте, — ответил Соболев и подумал, — меня знает по имени и отчеству. Может из моих старых клиентов — уж больно молод — так те уже состарились.
— Как огурчики, урожай хороший?
— Плоховато что-то в этом году, лето сухое.
— Меня послал к вам Буськов, — сказал Кравцов.
— Буськов, Буськов, — Михаил Максимович напряг память, — простите, не помню такого.
— Ну как же вы не знаете? Это же известная личность — бывший депутат Думы.
— А…. Это тот, что на Болотной площади в микрофон вякал. Был я тогда на Болотной. Хотелось залезть на трибуну и по роже ему съездить, да вот не пустили молодчики. Уроды развалили такую страну, а теперь вякают.
— Ну почему только они развалили. А вы где были?
— Там где и ты, — сказал Михаил Максимович в гневе.
— Нет, меня винить не в чем, — смеясь, сказал Кравцов, — я в это время школу заканчивал.
— Это все предатель Горбачёв натворил, — сказал Соболев.
— Хотели же предателя Горбачёва снять, танки даже помню в Москву зашли. А вы, находясь в рядах вооруженных сил, почему-то своего министра не поддержали.
— Почему, почему — скороговоркой ответил Михаил Максимович, — время такое было, кругом сидели одни предатели. Но чтобы они не делали, мы коммунисты все равно их победим, так и передайте этому Буськову и его дружкам по партии. Всё заберём и возвратим назад народу.
— А народ это кто?
— Молодой ещё, не понимаешь, — Соболев , поставив лейку, выпрямился, словно на трибуне приготовился держать речь. — Народ — это народ , — для уверенности Михаил Максимович развел руками, показывая воображаемый народ.
— А что же вы ему собираетесь возвращать?
— Как это что? Возвратим всё — нефть, газ, фабрики и заводы.
— И всё это принадлежало ему?
— Конечно, народу, а кому же ещё.
— Не помню, чтобы у нас фабрика была, мама ходила туда на работу, но акций у неё не было.
— Кончай дурнеем притворяться. Просто кругом одни предатели были, но коммунизм все равно победит во всем мире.
— А я думаю, что не победит.
— Да что ты понимаешь?!
— Я так понимаю что, если по вашему всё отдавать народу, то и этот дом надо тоже отдать. Придут и опишут ваше имущество.
— Это с какой такой стати! Дом это мой, я его вот этими руками заработал.
— Огурцами, что ли торгуя? Огурцы — это не обмундирование, на них много не заработаешь.
— Что-то этот парень обо мне знает, а хитрит, — подумал Михаил Максимович, — надо с ним аккуратнее вести разговор.
В это время из-за куста смородины появился ещё один человек, которого Кравцов до этого не видел.
— Вот весь куст обобрал, почти пять литров получилось, — сказал он. — Миша, сколько тебе заплатить?
— Это, Паша, пусть жёны разбираются,— Соболев махнул рукой.
Михаил Максимович и Павел Крутиков были женаты на школьных подругах. Павел Алексеевич был немного старше Соболева , преподавал когда-то в институте, а потом ушел на заслуженный отдых. На две пенсии с женой в Москве было жить сложно, но помог один бывший студент, который стал на одном из каналов центрального телевиденья замом какого-то начальника. Одним словом, Павла Алексеевича пристроили к кормушке. Он стал сниматься на телевиденье. Конечно, не звезда телеэкрана, но его личность частенько стала мелькать на экране. В наше время стало очень модно устраивать бездарные телепередачи — всякие «стирки», политические баталии с участием депутатов, медицинские ликбезы о лечении на дому мышиным помётом. Режиссёры придумывали сценарии, выступали в основном действующие лица с артистическими способностями, а такие как Павел Алексеевич сидели в зале и публично обсуждали «насущные» проблемы. Им подносили микрофон, чаще всего сразу троим, чтобы за время программы как можно больше нужных людей могли «высказаться». Они орали, перебивая друг друга, делали вид, что спорят. Гонорары начислялись им по количеству сказанных слов в эфире. Из этого гвалта телезрителю ничего нельзя было понять, да и эти передачи никому были не нужны, их не смотрели даже домохозяйки. Вся молодёжь ушла в интернет, а люди старшего возраста, глядя на качество таких программ, стали плеваться в «зомбоящик». Но, тем не менее, каналы жили и здравствовали, реклама на канале шла, деньги заказчики рекламы каналу платили, а все действующие лица этого бытового или политического «балагана» что-то имели. Безусловно, начальству, режиссерам и ведущим шла львиная доля, но перепадало и таким как Павел Алексеевич. К пенсии Крутикова была хоть и не большая, но приварка.
— Паша, ты вот человек ученый, на телевиденье снимаешься, рассуди наш спор с этим молодым человеком. Коммунизм во всём мире победит?
—Такой как при Сталине строили? — спросил Крутиков.
— Нет, не такой. При Сталине была тирания, а при Хрущёве волюнтаризм.
— Как при Брежневе? — снова спросил Павел Алексеевич.
— Нет, при Брежневе был застой, а Горбачев со своими дружками предали идею. Я говорю о коммунизме в общем. Понимаешь, тот настоящий, о котором писал Маркс.
— А…а, настоящий! Нет, настоящий не победит.
— Почему, Паша?
— Да потому, что люди его строят, а люди сам понимаешь какие.
— А ты популярно объясни, чтобы понятно было.
— Могу объяснить. Наша вселенная двухполюсная, она так изначально создана. Есть наш мир, и есть антимир, есть протон и есть электрон.
— Ну и что? — спросил удивлённо Соболев.
— А то, если строить однополярный мир в двухполюсной системе, он взорвётся.
—Что-то ты слишком мудрёно объясняешь.
— Чего тут не понятного. Ты знаешь, от чего грозы бывают?
— Ну что ты спрашиваешь, я же в школе и в училище учился, в физике понимаю. Электрический заряд накапливается и шарахает на землю.
— Вот и представь себе, что туча это и есть однополярный мир. Когда одноименного заряда скопится много, тучу разрывает, гремит гром и сверкает молния. То же самое происходит и с людьми, и в геополитике — мы часть этой вселенной имеем такие же атомы с протонами и электронами, и на нас оказывают воздействие все её законы. Например, в китайской философии есть Инь и Ян, от которых рождаются пять стихий и все они должны быть в гармонии. Когда влияние одного государства, одной нации, одной идеологии или одной партии становятся через меру большим, вот тогда, как ты говоришь, и шарахает. Появляются внутренние противоречия и возникают трещины в руководстве страной, власть начинает делиться на группировки и государство распадается. К примеру, так развалился СССР. Из-за этого же погибали и все самые мощные империи. Доминирование одного государства, нации, класса на всей планете приведёт к гибели человечества. Вселенная должна быть уравновешенной. Против усилия людей, решивших строить однополярный мир, сразу же появляются антисилы, чтобы уравновесить систему. Из космоса выделяется много энергии — возникают восстания, войны, а самое главное, аномальные явления. Происходят природные катаклизмы. Наша Земля живой организм, а мы всего лишь её частички, участники биологической цепи. Когда происходит сбой в этой системе, планета старается вылечить себя, устранить дисбаланс. Происходят землетрясения, просыпаются вулканы, поднимается среднегодовая температура, тают ледники, селями и наводнением смывает людей. Когда в твоём организме некие вирусы или бактерии решили , что они исключительные и распространяются по всему телу, тут же включается иммунная система и температура тела поднимается. Если мировые властители не поймут, что нужен баланс, а не бездумное обогащения, очередная цивилизация погибнет. И конкретно отвечу на твой вопрос. Все не могут верить только в Маркса, кто-то должен верить и в Бога. Не существует только одно добро. Чтобы понять добро, надо знать, что такое зло. Ладно, некогда мне с вами спорить, я спешу на съемки.
— Что от меня Буськов хочет? — спросил Кравцова Михаил Максимович, когда ушёл Крутиков.
— Ему нужен Альберт Борисович, — ответил Анатолий.
— Пусть сам звонит Альберту, зачем он тебя ко мне прислал.
— Он ему звонил, но телефон Альберта Борисовича не отвечает.
— А я что могу сделать?
— Он мне велел вас спросить, когда Альберт Борисович приедет в Москву.
— Не знаю, что у него в голове. В Риге с девками гуляет, он мужик холостой.
— Дело в том, что Альберт Борисович просил Буськова помочь ему в одном важном деле. А сейчас Дмитрий в отпуск собрался и не знает уезжать или ждать Борзовского.
— Важное дело, говоришь. Хорошо попробуем сейчас Альберту позвонить.
Соболев достал из кармана телефон и набрал номер.
— Здравствуй, Альберт.
— Добрый день. Что хотел?
—Тут человек пришёл от Буськова. Хочет узнать, когда ты вернёшься в Москву.
— Дай ему трубочку.
Михаил Максимович протянул трубку Кравцову. В планах Кравцова не входил разговор с Борзовским. Получив в руки телефон, он немного смутился, но талантливый мошенник взял себя в руки.
— Здравствуйте, — сказал Кравцов, — меня прислал к Михаилу Максимовичу Буськов….
Но Борзовский тут же перебил его.
— Знаю, зачем он тебя прислал. Ты кто?
— Анатолий Николаевич.
— Вот что, Толя, передай Буськову — пусть идёт вместе с Касторовым в эту самую, сам знаешь куда… . Тут женщины рядом, я не могу говорить. На двадцать миллионов долларов губы раскатали. Ты передай ему, что я через пару дней вернусь в Москву, за двадцать тысяч найму мужиков — они ему харю начистят, что и мама родная его не узнает. Только потратился с этой поездкой на Майами, я мог бы в два раз дешевле и лучше отдохнуть. Всё.
— Вот такие дела, — сказал Кравцов, отдавая хозяину телефон.
— Что, Альберт скоро приедет?
— Сказал, на днях появиться.
Анатолий пошел к машине, а Михаил Максимович взял лейку и стал поливать огурцы.
В веселом расположении духа Кравцов зашёл в офис к Евгению Степановичу. Компаньоны были на месте. Анатолий поздоровался с каждым за руку и тут же развалился на старом диванчике, бросив свою папку на журнальный столик. Он сидел неподвижно, глядя в потолок, минуты две. Евгений Степанович и Славик с недоумением смотрели на него.
— Всё, господа, готовьте финишную ленточку, партия переходит в эндшпиль, — прервал многозначительное молчание Кравцов.
— Чем обрадуете, Анатолий Николаевич? — спросил Славик.
— Только что по телефону разговаривал с самим подпольным миллионером. Через два дня он будет в Москве.
Евгений Степанович и Славик тут же подсели к нему, и Кравцов стал подробно рассказывать о своей поездке в Одинцово.
— Так, Борзовский скоро будет в Москве, — сказал Евгений Степанович, потирая руки, — тебе Славик, надо хорошенько за ним проследить. Я думаю, предварительный план наших действий будет такой — надо узнать, в каком отделении банка он чаще всего бывает. А дальше открываем свой счет в этом отделении, чтобы знать все реквизиты банка. Потом будем думать, как вытащить у него пластиковую карточку. Придется даму ему подложить, а может, прибегнем к карманникам. У меня есть на примете хороший специалист — пальчики как у баяниста. Но об этом подумаем потом.
— Так может быть я сбегаю в гастроном, обмоем начало великого дела.
— Не спешите, Славик, мочить усы в вине, — ответил Кравцов, — для начала не мешало бы узнать «самую малость», где он держит свои сбережения. Если в банке — это одно, а если в стеклянных банках, то это уже другая статья — кража со взломом. Кстати, вы его дачу проверили?
— Да, нашёл. Место живописное, рядом река,
Славик подошёл к карте и вставил иголку с красным флажком, где была дача Борзовского.
— Знаю я эти места, — сказал Кравцов, — бывал там на рыбалке. Что там у него за дача?
— Дача, как дача — ответил Славик, — большой деревянный дом, обшитый вагонкой, новенькая крыша из красной металочерепицы. Дача огорожена невысоким бетонным забором.
— Нас красота здания не волнует, — перебил его Кравцов. — Как и кем она охраняется, пути подъезда.
— Вы, что, Анатолий Николаевич, не уж то думаете, на даче Борзовский будет свой капитал хранить? — спросил Евгений Степанович.
— От этих подпольщиков всё можно ожидать, — ответил Анатолий.
— Дачный посёлок огорожен и охраняется, — продолжил Славик, — со стороны дороги забор высокий , ворота открывают из машины каждый своим пультом. В гости можно попасть через сторожа по звонку хозяина дачи.
— Неприступная крепость?
— Какая там крепость, — ответил Славик, — со стороны леса забор из металлической сетки, местами целых пролётов нет. Я по лесной дороге подъехал почти к самой даче Борзовского. Дача его в конце поселка, возле леса. Калитка на замке, я перелез через забор, осмотрел двор. Справа от дома сарай, слева беседка. Ворота можно открыть изнутри.
— Ты там не засветился? — спросил Евгений Степанович.
— Обижаете. Всё сделал, как вы учили — белый парик, усики, бейсболка, очки от солнца, номер на машине сменил при подъезде к дачному посёлку.
— Значит, на даче никто не живёт, — размышлял вслух Кравцов. — Похоже, что там денег нет. Остаётся московская квартира, а с ней будут проблемы. Понадобится опытный медвежатник.
— Не волнуйся, это я беру на себя . В свою молодую бытность дверь открывал за минуту. Сейчас немного навыки подрастерял, но, думаю, справлюсь — заверил Евгений Степанович.