Неоконченный роман

   
- Мистер Родуэлл…
Не отвечает. Вхожу осторожно. Шепотом. На цыпочках. Знаю, если не отвечает, значит, занят, так занят, что только попробуй просунуться тут со своим свиным рылом в калашный ряд, огребешь по полной, мало не покажется. Нет, Родуэлл, конечно, человек тактичный, не то, что некоторые, но уж если доведут его, так посмотрит, у тебя  и душа вон…
- Мистер Родуэлл…
Тишина. Нехорошая какая-то тишина, зловещая, такая тишина бывает, когда Родуэлл где-нибудь сидит и думает, а он всегда сидит и думает. Глаза стеклянные, смотрит в одну точку, вроде, как и не видит тебя, вроде как ничего и не делает, а попробуй, подойди, спроси что-нибудь…
- Мистер Родуэлл… вы… меня вызывали… помочь вам… писать…
Не отвечает. Уже и сам забыл, что секретаря вызывал, уже окунулся с головой в свои волшебные миры, уже видит перед глазами самоходные машины и крылатые повозки, опять будет доказывать с пеной у рта, что лет через сто все будут на таких ездить, и попробуй ему возрази…
- Мистер Родуэлл…
Поднимаюсь на второй этаж по скрипучей лестнице, отскакивает вспугнутая кошка, исчезает в темноте. Приоткрываю дверь, осторожно просачиваюсь в полосу света от тусклой лампы…
- Мистер Родуэлл…
Так и есть, сидит спиной ко мне, не видит, не слышит, не понимает, перебирает свои миры, свои вселенные, крылатые повозки, летящие к самым звездам. Думаю, как бы сделать, остаться, посидеть незаметненько, или уйти, отсидеться внизу, с кошкой, пока не распахнется дверь, не выскочит Родуэлл с горящими глазами, сенсация, ты посмотри, берем воздушный шар, наполняем жидким аргоном, долетит до самой луны…
Хочу уйти, тихонько выскользнуть, исчезнуть. Что-то не так, что-то настораживает, что-то…
- Мистер Родуэлл…
Осторожно трогаю за плечо. Сейчас сорвется, сейчас накинется на меня, да вы все человечество в каменный век отодвинули…
Не срывается. Не отвечает. Задумался, крепко задумался, с головой ушел в свои миры…
Родуэлл соскальзывает с кресла, мягко падает на ковер…

- Давно знали покойного?
Вздрагиваю. Покойного. Как звучит…. Непривычно…
- Да… года два.
- Когда последний раз видели?
- Дня три назад.
- Ничего тогда… не заметили?
- Да нет… как всегда…
- Не помните… кто приходил к нему последнее время?
Повожу плечами, где это видано, чтобы к Родуэллу люди ходили… Хотя… а нет…
- Да… заходил к нему… один…
Пробую вспомнить, как он выглядел, да никак не выглядел, можно подумать, я людей помню, никогда я людей не помнил, пару раз Родуэлла и то не узнал…
- Заходил… и что же?

Вспоминаю. Не вспоминается. Лицо не вспоминается, хоть убей, помню только голоса, вот на голоса у меня память хорошая.
- Ну что, мистер Родуэлл… дельце одно есть… - говорил гость.
- У вас… ко мне… дельце?
- Ну да... Даже не дельце, а как бы это сказать… пари…
- Это еще интереснее…
Голос Родуэлла, хриплый, надтреснутый, слышу как сейчас… Помню, как я вышел из кабинета, заварить кофе, служанки в тот день в доме не было, да может, ее вообще не было, у Родуэлла перебои с деньгами…
Помню, как вернулся обратно в комнату, Родуэлл сидел, перелистывал что-то, покусывал кончики усов, вот это я хорошо его манеру помню - покусывать кончики усов…
- Интересно, интересно… так вы говорите, сколько человек писали… так никто и не закончил?
- Ну да… эту вещицу в мире называют незаконченный роман…
- Ну… можете считать, что в скором времени он будет окончен. Даже не сомневайтесь.
Вот это я хорошо помню. И строки из романа тоже, когда Родуэлл разложил его на столе, «заснеженная дорога тянулась и тянулась до самого горизонта, насколько хватало глаз, возница подгонял лошадей, и высокие шпили замка исчезали за поворотами. Маргарет чувствовала, что в ее жизни начинается новая глава, что её ждет много неизведанного и удивительного…».
Вот это помню. И как Родуэлл повернулся ко мне, глаза злые, редко у Родуэлла бывают глаза злые, но уж если посмотрит, не знаешь, куда сквозь землю проваливаться…
- Друг мой… огромное вам спасибо, в ближайшее время я не нуждаюсь в ваших услугах. Вам не трудно будет навестить меня в четверг?
Исчезаю. Стушевываюсь.

- …и когда вы видели Родуэлла в следующий раз?
- Ну вот… в четверг… пришел, а тут…
Полицейский кивает, подталкивает мне протокол.
- Посмотрите… распишитесь.
Ставлю закорючку.
- Да нет, вы напишите, с моих слов записано верно…
Пишу. Задним числом читаю протокол, вроде все так оно и было.
- Вроде так…
Следователи косятся на меня, ну что вы на меня так смотрите, не я убил, не я, что вы…
Вычеркиваю из записной книжки имя Родуэлла. Второе имя за неделю, еще одного - Тояму Киото - убили в понедельник.
Почему-то я говорю - убили…
Перелистываю блокнот, выискиваю, с кем у меня еще сегодня встреча… а вот, Антон Игнатьев, тридцать восемь лет, Новосибирск, он меня в пятницу приглашал, он там роман какой-то выискал, в соавторы приглашал, говорит, закачаешься…
Чувствую, уже ни от чего не закачаюсь…

- Ну че, Тоха, привет…
Переключаюсь на русский, переключиться получается не сразу, барахлит что-то в мозгах. Тоха и так меня уже пару раз спрашивал, а ты откуда приехал, видно, проскальзывали у меня иностранные словечки…
Вхожу в квартиру, спотыкаюсь обо что-то на полу, над-а, домработницей здесь не пахнет, и даже не воняет. У них не принято. У них много что не принято…
Вхожу, шарахаюсь от орущего телевизора, Тоха глухой, что ли, включает на полную громкость.
- Так-то ты роман пишешь такой, что, закачаешься?
Не слышит Тоха, не слышит, сидит ко мне спиной, уткнулся в телек, что он там смотрит, слезливую какую-то мыльную оперу, совсем уже докатился…
- Тош, ты еще Санту-Барбару вруби, чего мелочиться-то…
Трогаю за плечо, хорош уже ничего не слышать, работать надо, сам мне говорил, ты увидишь, что я не пишу, ты дай мне пенделя, скажи, что я тряпка…
- Тоха, ты просил тебе пенделя дать…
Тоха безвольно валится с кресла, роняет ноутбук, пьяный, что ли, не ноутбук, конечно, а Тоха… спохватываюсь, трогаю жилку на шее, м-мать моя женщина…
Ищу телефон, где здесь телефон, у Тохи телефонов как звезд на небе, и все разряжены, знаем мы это дело. И все валяются незнамо где, Тоха эти телефоны пачками покупает, один потеряет, с другого на потерянный позвонить, потом теряет и первый, и второй…
Нашариваю на столе богом убитый самсунг, жму на кнопки, так и есть, сдох, бли-ин, в этом доме можно хоть с чего-нибудь милицию вызвать…
Спохватываюсь. Смотрю на оброненный ноутбук, вспомнить бы еще, как с ним обращаться, вспомнить бы…
Смотрю на экран.
Так и есть…
«Около полуночи повозка остановилась у ворот маленькой гостиницы, настолько неприметной, что ее даже не было на карте. Возница галантно подал Маргарет руку, она ступила на заснеженный двор, где уже с лаем носились два щенка, звонким лаем возвещая о прибытии экипажа…».

- Давно знали покойного?
- Да… года два…
Полицейские смотрят на меня. Узнали. Ну конечно, узнали, третий раз им уже за сегодня попадаюсь, один раз в пятом веке, один раз в семнадцатом, один раз в двадцать первом… три раза, это уже перебор…
- Сердечный приступ, - говорю, сам не знаю, зачем.
- Чего?
- У этого… у Тохи сердечный приступ…
- Молодой еще.
- И что, сердце и у новорожденного остановиться может…
- А вы-то откуда знаете?
Чувствую, что краснею.
- Ну… следов насильственной смерти… не обнаружено…
Люди в форме фыркают, подталкивают мне протокол.
- Здесь… распишитесь.
Здесь расписываюсь, задним числом читаю, что с моих слов записано верно.

Перелистываю тонкий пергамент.
Здесь, на перекрестке времен и миров можно расслабиться, вспомнить, кто ты и что ты.
Перелистываю тонкий пергамент, который остался от Тоямы Киото, что-то он писал перед смертью, перед тем, как я вошел к нему в бамбуковый домик, окликнул - учитель! - и понял, что учитель мертв…
Листаю пергамент, аккуратно, бережно, вдыхаю запах чернил, Киото-сан знает, как приготовить чернила, чтобы жили века, не стирались, не тускнели…
Читаю…

Маргарет посмотрела в окно. На улице быстро смеркалось, с минуты на минуту мог вернуться муж, и все начнется по новой, побои, крики, угрозы…
Она еще раз пробежала глазами письмо.
…дорогая Маргарет, если только ваши чувства достаточно сильны…
Маргарет набросила шубку и метнулась к повозке, ждущей её у ворот замка.
- Скорее, - прошептала она вознице, - скорее же…

Кусаю губы.
От Родуэлла у меня привычка пошла, кусать губы…
Нехило… собираю кусочки неоконченного романа, на пергаменте, на бумаге, на экране ноутбука…
Начинаю понимать.
Из безвременья иду ко времени, уже неважно, к какому, полицейских разыщу всегда, а там и поговорим с ними про рукопись…
Натыкаюсь взглядом на объявление на перекрестке времен, вздрагиваю.
Это что-то новенькое…
Разыскивается.
И моя фотография.
Рушится мир под ногами.
Так я и думал, черт возьми, так я и думал…Ну, конечно, чем виноватых искать, проще на меня все эти смерти повесить…
Иду на вокзал, сам не знаю, зачем, когда не знаешь, что делать - идешь на вокзал. У перрона останавливается что-то виртуально-квантовое, невидимое, неведомое, какой-то экспресс каких-то неведомых времен. Забиваюсь в экспресс, жду, когда с меня спросят билет, не спрашивают, у них здесь не принято.
- Далеко вам?
- А?
Оторопело смотрю на него, только сейчас заметил человека напротив, он как из ниоткуда появился.
- Далеко, говорю, вам?
- Да… - неопределенно показываю рукой в будущее, - так… посмотреть…
Настораживаюсь. Вроде как не ездят в будущее просто так, посмотреть, это только в популярных романах какого-то там века путешественник садится на машину и едет, куда глаза глядят…
Мой попутчик кивает, ничего, понял…
- А вы?
- Знакомого одного навестить… в двадцать седьмом.
- И как там в двадцать седьмом?
Спрашиваю просто так, плевать я хотел, как там в двадцать седьмом, но нужно же что-то спросить…
Попутчик делает неопределенный жест, мол, так же, как и везде.
- Верно… люди к лучшему не меняются… А вы по жизни чем занимаетесь?
Он кивает.
- А… всем понемногу.
- Тоже правильно… в жизни все попробовать хочется…
- А вы?
- А… писатель.
Смотрю на него. Настороженно. Какой-то мор пошел последнее время на писателей, как бы чего не вышло… Надо бы предупредить его, только так, осторожненько…
- А почитать ваши творения где можно?
- Пока нигде.
Снова киваю. Понимаю. Начинающий. Но судя по возрасту, по проседи в волосах давно уже начинающий. Нет, не из тех, которые ближе к старости лет писать начали, а из таких, которые всю жизнь пытались пробиться и всю жизнь не могли. Знаю таких, сам такой был, пока не встретил Родуэлла, а за Родуэллом и дальше пошли, Уэллс, Конан Дойль, Тояма Киото, этого-то сегодня никто не знает, а напрасно, писатель что надо, залпом прочитал…
- Ну, ничего… я тоже начинающий был… потом как-то выбился…
- Так вы писатель?
Смотрит на меня. Недобро. Настороженно. Что я такого сказал, зачем я вообще ляпнул, что я писатель, тот еще из меня писатель, я без своих соавторов никто и ничто…
Экспресс останавливается. Медленно. Нехотя. Попутчик смотрит на меня.
- Вы… дальше?
- Да нет… посмотрю… что это… за двадцать седьмой такой…
Попутчик кивает.
- Я там… у одного человека… в соавторах…
Настораживаюсь. В соавторах… надо будет и того человека предупредить, а то мало ли что…
Мор…
Мор среди писателей…
Выходим, тут же шарахаюсь от чего-то летящего на меня, что-то проходит сквозь меня, мой попутчик смеется.
Привыкайте… я тоже сначала шарахался… и знаешь, что ничего не будет, и все равно, страшно так…
Киваю. Да уж, страшно, не то слово…
- Ну, пойдемте…
- Вы… к соавтору своему?
- К нему.
Спохватываюсь, что я его соавтора не знаю, где бы здесь обустроиться, в какой гостинице, если здесь вообще есть гостиницы…
- Да к нему пойдемте, он гостей любит…
Настораживаюсь. Почему-то не люблю я таких, которые гостей любят, а-а-а, сколько лет, сколько зим, да что как неродные-то, а-а-а, давай выпьем, да как не пьешь, да так не бывает, да по чуть-чуть, да давай…
Тьфу…
Идем куда-то из портала в портал, думаю, как бы запомнить дорогу, очень скоро бросаю это занятие, один хрен отсюда не выберусь. Ныряем в очередной портал, оказываемся в квартире, как-то неожиданно, даже не позвонили в дверь…
- А это кто с вами?
Голос. Из ниоткуда. Недобрый какой-то голос, холодный какой-то, бывает, говорит вежливо-вежливо, а все равно от голоса этого не по себе становится…
- А… это наш третий соавтор.
Снова холодный голос:
- Я же просил… никаких посторонних…
Настораживаюсь, чтобы уйти.
- Соавтор… вы же шедевр хотели, что ж соавтора гоните…
- Ну давайте… начинаем…
Он даже не спрашивает, как меня зовут. Может, в мире будущего это не имеет значение, может, у них и нет имен…
Наконец, спохватываюсь, кто говорит. Экран. Вон там, в углу. Дурной какой-то экран, красные буквы на зеленом фоне, или он так хочет показать, что не рад мне…
Мой попутчик садится на пол, кресла и стулья здесь тоже не предусмотрены, ну да ладно… хочется попросить кофе, чувствую, кофе здесь не пахнет, и даже не воняет…
Мой попутчик начинает:
- Где-то вдалеке послышалось зловещее завывание, Маргарет вздрогнула, ее сердце затрепетало, как птичка в клетке. Ей никто не говорил, что в этих местах водились волки, и почему-то ей казалось, что это не волки…
Экран в углу вспыхивает и гаснет, мерное гудение вентилятора умирает. Мой попутчик затравленно смотрит на меня:
- Вы… это… чинить их не умеете?
- С чего я должен уметь их чинить?
- Вот черт… как у них вообще ремонтников вызывают, не знаю…

- Давно знали покойного?
Почему смотрят на меня, почему…
- Да… первый день.
- А убили тогда зачем?
Вздрагиваю.
- За клевету знаете, что полагается…
Полицейский кивает.
- Пройдемте с нами…
Прохожу. Но не с ними. Выхожу в безвременье окольными путями, которые знаю только я. Стражи порядка сюда не доберутся, они просто не знают, что такое бывает, их по протоколу учили, а такое ни в одном протоколе не указано…
Перевожу дух. Похоже, в двадцать третий век мне дорога заказана, да вообще во все времена заказана, патруль до меня хоть где доберется. Ладно, не последнее время на свете, вон их сколько, вариантов, развилок, ответвлений, правда, я там никогда не был, и писатели сплошь незнакомые, чужие имена, Уэллс, Конан Дойль, Беляев…
Ладно, там тоже люди живут…
Смотрю на время, на стражей порядка, я их вижу, они меня нет, вот чем хорошо безвременье, я их вижу, они меня нет. Допрашивают моего попутчика, да что вы его допрашиваете, хватайте его уже и под арест, хороши, сыщики долбанные, все бы такие были…
Суют ему протокол, здесь распишитесь.
Уходят.
Мой попутчик шагает в безвременье, оказывается рядом со мной.
- Ловко ты от них…
- От смерти еще и не так побежишь…
- Давно по безвременью шаришся?
- Да… раньше как-то не доводилось… это так, с перепугу…
Располагаемся между временами, здесь тоже можно жить, для тех, кто не знает - здесь тоже можно жить. И неплохо. Тут даже мебель кое-какая попадается, мягкий уголок, диванчики, торшер, правда, не горит, электричество здесь проводить некому и незачем.
Спрашиваю то, что должен был спросить с самого начала.
- А за что вы его… так?
Он щурится.
- А догадайтесь с трех раз.
Догадываюсь.
- Из зависти?
Он кивает.
- Навроде того.
- Они в люди выбились… а вы нет…
- А вы догадливый…
- Вы и мне рукопись подсунуть хотели?
- Хотел.
- Не успели.
- Да что не успел… я вас и так…
Взводит курок. Как-то даже смешно, двадцать седьмой век, а тут курки…
Смотрю на него. Почему так бешено бьется сердце, да не колотись ты, неугомонное, не колотись… тут, главное, не подать виду, что тебе страшно, все хорошо, все хорошо, если это можно назвать - все хорошо…
- А зачем вы мне наврали, что вы писатель?
Он вздрагивает. Ага, проняло, не в бровь, а в глаз…
- П-почему… наврал?
- Ну как же, вы же и писать-то не умеете.
Он подходит ко мне, лицо злое, вот только мордобоя мне еще не хватало, вот только…
- Я не умею?
- Вы же даже подпись свою не поставили… крестик чиркнули… Всю жизнь на клаве, ручку отродясь не держали…
- Вы забываетесь… веке так в семнадцатом вызвал бы вас на дуэль…
- …а в веке так в двадцатом подали бы в суд. Да?
Фыркает, ноздри раздуваются, вот-вот зарычит…
- Да.
- Ну а чем докажете? Можете написать сейчас что-нибудь?
- Да запросто, - он шагает в какое-то время, в какой-то закуток, хватает со стола тетрадь, услужливо протягиваю ручку.
Диктую. Почему так сжимается сердце, почему…
- Маргарет… вошла в прихожую, где служанка сняла с нее шубку…
Холодеет в груди…
Он выводит буквы, давится кашлем, соскальзывает с кресла, смотрит на меня с ненавистью, остекленевшими глазами…
Подбираю со стола так никем и не оконченную рукопись. Вспоминаю, что так и не спросил у него, откуда она попала в наш мир…
Звонить в полицию…
Или не надо…
Сами тело найдут, разберутся…

Перелистываю страницы непонятно из чего, читаю буквы, написанные непонятно на чем.
Маргарет с замиранием сердца вошла в комнату, которую показала ей служанка. Её возлюбленный должен быть здесь, он войдет с минуты на минуту, его повозка стояла у ворот.
Маргарет оглядела уютную комнатку, она все еще не верила, что самое страшное позади, что не распахнется дверь, не ворвется разъяренный граф…
Рукопись обрывается. Как всегда внезапно. Уже прямо-таки чувствую, что там будет дальше, распахнется дверь, войдет муж, набросится на Маргарет, он-то все это и подстроил женушке… а вот дальше… а дальше очень может войти возлюбленный, который случайно оказался в гостинице… А вот к чему там говорилось проо волков, вот к чему, и Маргарет показалось, что это не волки…Похоже, что Маргарет себе в любовнички оборотня выбрала, только сама про то еще не знает.
Выискиваю ручку, была же, была, быть не может, чтобы потерял. Точно, вот она, как бы продолжить? Дверь распахнулась, Маргарет бросилась к своему… как его звать-то…
Спохватываюсь. Что я делаю, мне жить надоело, или как… Теперь надо думать, как от этой рукописи избавиться, куда ее деть.
Рукопись кусает меня за палец, выскальзывает из рук, черт, не удержал, ай-й-й, лови-лови-лови, нет, ускользает, падает куда-то в глубину времен…
Смотрю на ось времени. Не вижу рукописи, потерял, посеял, хорош я, хорош… живо представляю себе, как какой-нибудь вдохновенный графоман роется в лавке букиниста или тележке старьевщика, находит рукопись, перелистывает, домысливает, что там будет дальше… очиняет перо, вставляет лист в машинку, открывает новый файл, создает мыслеобраз, и…
… смерть от сердечного приступа.
Смотрю в темноту времен, до тошноты, до головокружения смотрю в темноту времен…