Андреас Гнейес, позывной «Дрезина». Возраст — 23 года. С 18-ти лет является штатным сотрудником и подопытным образцом №2258-3 лаборатории д-ра К. Прекрасно зарекомендовал себя в качестве «ищейки», способен к обучению, лоялен, хорошо переносит новые модификации вакцины. За прошедшее время прошёл образовательные курсы по дисциплинам «физика», «математика и основы нелинейного счисления», «программирование», «начала квантовой механики» под руководством д-ра К., а так же — «рукопашный бой» и «пулевая стрельба» под руководством д-ра Г.
Рекомендован к дальнейшему продвижению, и поставлен на постоянный контроль с последующим решением о включении в исследовательскую группу Проекта. Результаты выводов комиссии прилагаются в архиве 22.35.3332.
— Что ты думаешь по поводу Андре, Герних? Парень серьёзно прибавил в последнее время…
— Разве что в весе, хе-хе-хе. Ты его специально откармливаешь, что ли?
— Мальчик растёт. И иногда я вижу в нём тебя. В его целеустремлённости и намерении разгадать тайны «дырок», в желании увидеть новые миры, и…
— Матиаш, ты меня достал. Подожди ещё триместр, комиссия не принимает решений так быстро! Даже мой голос и твоё консультативное мнение не могут повлиять на исход голосования.
— Чёртовы бюрократы!
— Не без того, друг мой, не без того… Но, если бы не они, хрен бы мы сейчас грызли, как ты любишь говорить, а не в лаборатории сидели.
— Просиживали. Толку-то — кот накакал, куча «дырок», а ключа нет.
— Ключ есть. Просто мы искали не там… Я думаю… Нет, я знаю, что разгадка близка!
— То же самое ты говорил пять лет назад, помнишь? Когда мы обсуждали Дрезину.
— Да. Но теперь точно — всё. Пара изменений, и новый носитель для биомеханоидов. Я решил отказаться от кишечной палочки, она слишком неудобна в качестве фабрики наномашин… Далеко от мозга.
— Места дальше от головы, чем жопа, я не знаю… Кроме тех случаев, когда из неё уши растут, ха!
—… Думаю, менингококк подойдёт лучше.
— Ты совсем сошёл с ума, Герних! Если ребята начнут клеить ласты, нас всех посадят на кол, и даже без смазки!
— Тьфу на тебя, Матиаш! Разумеется, ослабленный штамм, лишённый токсичности и неспособный к передаче воздушно-капельным путём… Чтобы секреты на сторону, хе-хе, не уплыли.
— Твой новый биолог, этот Сапрассас, или как его там… Его идея, признавайся?
— Моя. Но штамм — его. Не бойся, старый друг, всё будет хорошо. Мозг — вот что главное. Мозг и частоты квантовых вибраций. Наны — только инструмент, врата откроет человек…
— Надеюсь на то. Надеюсь…
Андреас стоял перед двумя «распальцованными», и улыбался. Пока местные бандиты, носившие обклеенные дешёвыми переводными голограммами с видами средних пальцев куртки-бомберы, размахивали перед его лицом самодельными нунчаками, он размышлял с отстранённым видом. Не теряя, впрочем, контроля над окружающей действительностью. Сливавшиеся в монотонный гул однообразные матерные выражения нисколько не мешали, а вот летящая в лицо деревяшка прервала эту полусонную медитацию.
Он сдвинулся вперёд и в сторону на пару дюймов, перехватывая оружие, и помогая бившему его подонку ускориться ещё немного. Подсечка и толчок бедром, краткий полёт и кирпичная стена. «Готов». Второй «распальцованный», дыша перегаром, полез куда-то за отворот бомбера, и огрёб нунчаками по черепу, сложившись вдвое.
Дрезина посмотрел на треснувшие деревяшки, хрустнул соединительной цепочкой, и отбросил остатки оружия в нещадно вонявшую сточную канаву. И вот там-то его взгляд и зацепило…
В Старый город «ищеек» направляли только по двое. И обязательно в сопровождении неприметного человека в городском камо, с повадками то ли бывшего десантника, то ли разведчика… Доктор Грей в последний год притащил очень много своих знакомых и сослуживцев, и Комплекс иногда казался армейским тренировочным лагерем, а не лабораторией. Но Андре выбил из своего наставника разрешение на самостоятельные походы, причём буквально — стремительным ударом табуреткой на экзамене по рукопашному бою. Старый капитан долго смеялся, потирая ушибленный бок, но позволил своему ученику бродить по неблагополучному району в одиночку.
То, что Дрезину страховали, по меньшей мере, пятеро, Андре знать не полагалось.
Именно в трущобах Гнейес и наткнулся на странные «дырки». Обычные круги он видел чуть ли не с закрытыми глазами, и без всяких приборов, а после очередной смены рабочей вакцины-«бормотухи» — начал чувствовать их вибрации. Словно гудящие струны огромной бас-гитары, задетые великанским медиатором в невообразимой дали.
Часы, встроенные в коммутатор, негромко прогудели. Дрезина достал ингалятор, и впрыснул в носоглотку «бормотуху», сморщив нос от отвратительного запаха и вкуса. «Словно гнилой апельсин пополам с печенью нюхаешь, — подумал он, сдерживая желание чихнуть, и запрокинув голову. — Интересно, это Доктор придумал, или само получилось?»
Сейчас Андреас явственно чуял новую, незнакомую вибрацию. От прежних низких и гулких она отличалась тонкостью и излишней высотой — словно древняя бормашина вгрызалась в зуб на сверхвысоких оборотах. Чихать хотелось ещё сильнее, в носу свербило, и немного побаливала голова.
«Кажется, здесь, — Дрезина шажками подбирался к канаве, над которой чуткая аппаратура его очков рисовала призрачную синеватую тень тени — дрожащее ничто, фиксируемое по микродвижениям его, Андреаса, зрачков. — Да. Это что-то новое. Едва заметное. И ноет, как комар летней ночью, раздери его чума. Интересно…»
И он с лёгкостью перепрыгнул через канаву, целясь прямо в центр тени. Сердце замерло, как всегда сладко затихая в подобные моменты, вонючий воздух рванулся в лицо, а сумерки полуразрушенной улицы сменил режущий глаза синий свет…
Гнейес попытался вдохнуть, но диафрагма не слушалась, словно парализованная. Далеко впереди, нависая над отчётливо изгибающейся линией горизонта, изломанной и резкой, всходило гигантское иное Солнце. Синие лучи обжигали глаза, в глотке стояла резкая аммиачная вонь, уши заложило… Тело начало действовать само, не обращая внимания на паникующее сознание — рывок назад, оттолкнуться, и прыгнуть спиной вперёд в чёртов «круг», в рвущей жилы попытке спастись, выжить, снова дышать…
…Он с хлюпаньем и диким, рвущим горло кашлем обрушился прямо в нечистоты. Молодого человека сразу же стошнило желчью, и он едва не захлебнулся, но внутри разума билась только одна мысль: «Я смог! Я прошёл через «дырку», и вернулся! Я видел другое солнце!» И аромат сточной канавы показался ему в тот момент слаще, чем благоухание самых прекрасных роз…
— …Дрезина! Дрезина ты стоеросовая! Слышишь меня? — голос Грея доносится словно сквозь слой ваты, или воды, или… «Кого он зовёт? Меня?» — Салага, очнись, мать твою резиновую!
Удар по щеке. Ещё оплеуха. Голова мотается, словно чужая. Это не задевает, скорее наоборот — позволяет ещё глубже погрузиться в себя, отрешаясь от мира вокруг. Вселенная трясётся, содрогается, стучит резиновыми колёсами каталки по металлическим порожкам длинного коридора. Свет ламп проносится над ним, и он хочет закрыть глаза, но не может — тело не слушается. «Что со мной? Что случилось? Почему я голый?» — ленивые мысли шевелятся в черепе, переваливаясь от стенки к стенке, колыхаясь, расползаясь…
Голос доктора Каннингема тоже слышен издалека, распахнувшиеся двери обдают его замедленным скрипом:
— Везите сюда! В капсулу!
— Герних, ты кретин, это опытный образец! — это Грей. Кажется, капитан чего-то боится. «Я не опытный. Я очень опытный!» — мысль щекочет изнутри смехом, но вместо него снова приходит рвота, и его переваливают на бок. Глаза пересохли. Болят.
— Срать я хотел на образцы, регенератор работает! Если его не погрузить в раствор, он сдохнет на хрен… — «Кто сдохнет? Я? Да что ж это такое-то…»
— Но кролики всё равно сдохли, профессор… — это незнакомый голос. Новый сотрудник? — Раствор не калиброван, наны…
— Тихо! — Каннингем в бешенстве. — Кладите этого героя в раствор. Калибровку я сделаю сам, на лету…
Кто-то прыскает прямо в глаза какой-то пакостью, и они закрываются. Всё куда-то плывёт, и тело погружается в ласковый тёплый поток, смыкающийся над ним. Дыхание не прерывается, просто становится тяжелее делать вдохи. Голоса затихают, отрезанные пластиком, пахнущим смолой и нефтью. Сознание медленно затухает, и Андреас погружается в тяжёлый сон…
— Эй, чува-а-ак… Чува-ак, есть чо? — загорелый до черноты нарк с горящими глазами треплет его по плечу, умоляюще и заискивающе смотря в лицо. — Ну, хоть травки, чува-ак… Или кокса… Немножечко… Полдозы… Ломает же…
Дрезина ощущает себя лежащим на нагретом солнцем камне, но жар нисколько не беспокоит — наоборот, он чувствует себя легко и прекрасно. Шевелиться не хочется, но губы сами выталкивают наружу слова.
— Ты кто?
— Чува-а-ак! Ты живой! — нарк отпускает руку Гнейеса, и пускается в пляс рядом с камнем, вздымая в воздух мелкий песок и пыль. Набедренная повязка из грязно-серой ткани колышется совсем рядом с лицом Андреаса, но он не может отвернуться. — Ты живой, чувак! Ты не поверишь, я пять лет без ширева!
— Ты кто? — повторяет Дрезина вопрос, ощущая всю нелепость ситуации. Какой-то нарк, какие-то пески, какой-то камень… «Алтарь? Да ну на хрен…»
— Слушай, чувак… Скажи доктору Кха… Каннингему, что Альф Йоргенсон жив, и уже заебался жрать местные кактусы! — нарк останавливает пляску, и склоняется над Андреасом, нос к носу, почти прикасаясь лицом к его лицу. — Чува-ак, тут так хреново без того ширева, что варил док… Скажи ему, что третья дыра открывается только после вмазки «белым», он поймёт! Чувак, слышишь?
Ощущение жары, пустыни и нагретого камня медленно сходят на нет, а голос Йоргенсона затихает во внезапно наступившей темноте:
— Чува-а-ак! Не уходи… ****ые жрецы, опять не угадали с жертвой…
— Ты понимаешь, Матиаш, что мы с тобой сделали? Ты был свидетелем тому, что наш труд был не напрасен! Квантовая механика, вибрации суперструн, и порталы…
— Герних, я только что видел, как один из лучших наших ребят-испытателей чуть не загнулся. И ты его чуть не угробил своим реаниматором, чтоб его кролики сожрали.
— Не-ет, мой аэродесантный друг! Я его спас от отравления аммиачно-метановой атмосферой и радиационного поражения. Наш агент Дрезина попал в систему голубого гиганта, и прожил на чужой планете несколько десятков секунд… Ты понимаешь, что это — прорыв?
— Да, я видел запись с очков Андре, сволочь ты безумная…
— Умная. Я — умная сволочь, Матиаш. И потому у нас всё получилось.
— Герних, я тебя ненавижу. Ты совершенно беспринципен…
— Матиаш, друг мой ненаглядный! Другие миры — это власть… Это новые материалы, свежие идеи, люди и ресурсы, богатство и счастье для всех нас! Это — свобода. Настоящая свобода.
— Это безумие. Этих «дырок» — сотни и тысячи, мы даже за тысячу лет не осмотрим всё.
— Это бессмертие. Регенератор и наны, квантовые скачки, перенос сознания… Это настоящее бессмертие. Ты же хочешь жить вечно?
— Я хочу умереть спокойно, друг.
— Но ты пойдёшь со мной? Пойдёшь? Ты обещал мне!
— Пойду, Каннингем. Скотина ты такая… Я — обещал.