Судьбы ее простое полотно

Нина Роженко Верба
Слишком легко мы расстаемся со своим прошлым. Собственно, даже не со своим. Не мы его переживали, а потому, как в старой революционной песне:" Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног..." Все очень просто: потопали ногами - раз-два,  отряхнули какие-то щепочки, листочки, комочки грязи...Что там еще налипло за 74 года-то? Встряхнулись, перешагнули и бодро зашагали в очередное светлое будущее. А люди, вся жизнь которых уместилась в эти 74 года, потрясенно смотрят нам вслед... Да, они верили лозунгам, да, они строили новую светлую жизнь для всех, в том числе и для нас, да, они строили  социализм и коммунизм. Они жизни на это положили. А мы с легкостью необычайной все перечеркнули. Жизни их перечеркнули.

Нет, не впрок нам уроки истории. Однажды, в семнадцатом году, уже отряхнули прах старого мира. К чему это привело - знают все. И вот опять отрекаемся, памятники сносим, улицы переименовываем, города: э-э-х! размахнись, рука, раззудись, плечо! И в разрушительном своем азарте даже не замечаем, что кромсаем по живому, без наркоза. И корчатся от боли наши соотечественники. От душевной боли. И не велика доблесть смеяться теперь над ними: во что верили, дураки! И не велика доблесть попрекать их теперь: дохозяиновались! "Времена не выбирают, в них живут и умирают." Они скудно жили, много и трудно работали, они одолели страшного врага, выиграли самую жестокую и беспощадную войну, они костями своими мостили нам дорогу в коммунистический рай. Они верили...

А вы, господа, все, кто бесстрашно и бестрепетно ринулся навстречу новой жизни, остановитесь на минутку, оглянитесь. Вот они робко стоят на обочине этой жизни - бывшие строители коммунизма, постаревшие, с натруженными руками, получившие свободу и не знающие, что с этой свободой делать. Да, им по-прежнему дороги развалившаяся держава, рухнувшие кумиры и идолы. Нам ли осуждать их за это? А тем более добивать? Помилосердствуйте!

Давайте все вместе помолчим и вспомним. Тем более, что день подходящий - День Победы! Что бы там ни говорилось, но это наше общее прошлое, наша общая история. Все мы - дети того времени. Все! Дети! И последнее это дело - отрекаться от матери, какой бы она ни была.

Если судьба страны - большое полотно, то жизнь моей героини - Полины Ивановны Милаевой - тоненькая ниточка в этом полотне. Вроде бы незаметная, а попробуй, убери!  И съежится узор, померкнет. Восьмой десяток лет живет она на свете, многое  повидала на своем веку, многое испытала.

- О моей жизни, - хитровато улыбаясь, говорит Полина Ивановна, - роман можно написать.

Кстати, она очень любит читать и пересказывать прочитанное. Книги, газеты.  Охотно рассуждает о политике, о нынешних проблемах. У нее на все свой взгляд. Взгляд крестьянской женщины,  всю свою жизнь много и тяжело работавшей на земле.

- Как же можно было вот так все перевернуть? - удивляется она. Мы сидим с ней на летней кухне за обеденным столом. Тихо, тепло, в маленьком загончике мелодично поют цыплята: желтые и черные пушистые комочки.

- Ну, ладно, пусть бы открывали церкви. А землю... Ведь ее никто не хочет брать, а те, кто взял, уже отказываются. Робить-то на ней нечем. Меня тоже в родном колхозе спрашивали: будешь свои три гектара забирать? А я говорю - нет! Жила колхозницей, колхозницей и помру.

Удивительная все-таки штука  - человеческая память. Откуда, из каких глубин всплывают имена, давно забытые, события, вроде не важные, но бережно сохранившиеся, и даже запахи, краски. Словно и не было прожитых лет, словно опять она тоненькая девчонка-комсомолка, в строгом костюмчике защитного цвета, в белом беретике бежит на  репетицию драмкружка в клуб колхоза "Красный пахарь". Ставили "Назара Стодолю", а она играла Галину. Сцена новая была, на ней из декораций - пенечек, на нем Галина и сидела, объяснение в любви слушала, а вот целоваться наотрез отказалась. Может, потому, что в зале на каждой репетиции сидел Денис и глаз с нее не сводил. Что же цвело тогда сирень или акация?  Встречались они недолго, с месяц, наверное, и забрал Денис Полину к себе домой.

Свекровь ( царство ей небесное) крутого нрава была казачка. Невзлюбила невестку иногороднюю. Свадьбу Денис с Полей не играли и даже не расписались. Но любили друг друга! Через все невзгоды любовь свою пронесли.
А свекровь просто со свету сживала. Все надеялась, что уйдет нелюбая. Даже рождение первенца, сына Толика, ничего не изменило.

Только недолго кохал Денис свою любимую Полину. Война началась, и ушел Денис Андреевич на фронт, оставив жену с семимесячным сыном. Потекли тяжкие дни. От зари до зари пласталась Полина на колхозной работе, а по ночам плакала в подушку, дожидаясь письма от Дениса. До войны успела Полина семь классов закончить, была пограмотнее других, потому и выбрали ее секретарем комсомольской организации. А когда немцы к Кореновской подходить стали, Полине в правлении колхоза подводу выделили, чтобы уехать смогла. Знали, что ее, активистку комсомольскую,  в первую очередь смерть ждет. Пригнала Полина подводу домой, бросилась вещи собирать, а свекровь и еще две соседки лошадей выпрягли, во двор загнали и говорят ей: "Нам лошади и самим сгодятся, немцы придут, землю нам дадут, как пахать будем? А ты езжай, на чем хочешь!" Бросилась она назад, в правление, а там уже нет никого, горит все. Спасибо, брат приехал, забрал и Толика, и ее и увез в хутор Стринский Тимашевского района к родителям. Комсомольский билет свой Полина закопала в огороде. Из 45 комсомольцев она единственная сохранила его.

Рассказывая о судьбе мужа, Полина Ивановна плачет.

- Как же я могу все это забыть, отказаться от всего? Ведь это же было! Было! - восклицает она. - Взять и все перечеркнуть?!

Денис Андреевич был ранен на харьковском направлении. В ногу, колено было разбито. Немец на танке за ним гнался, раздавить хотел. Еле успел Денис в окоп скатиться. Танк на этом окопе развернулся, гусеницами поелозил, а Денис все же жив остался. После боя его уже женщины подобрали  из соседнего села. А потом немцы приказ издали - всех раненых выдать под страхом  смерти. Выдали. А кому ж помирать охота? Заперли солдатиков наших в сарае, несколько дней держали  и в концлагерь отправили. Там он умирал уже. Рана нагноилась, черви в ней кишели, лежал не поднимаясь, среди смертников был, среди тех, кого уже из списков живых вычеркнули. Разыскал его земляк, стал часового упрашивать, чтобы разрешил "брата" забрать. Тот ни в какую не соглашается, автомат наставляет, того и гляди пристрелит. Решили дождаться смены караула. Может, другой часовой посговорчивее будет. И точно. Уговорил, отмолил, выплакал. На руках унес Дениса Андреевича в санитарный барак. Настолько он исхудал, дошел, что тазовые кости кожу прорвали. Но выжил. Однако слаб был и ходить не мог. Так земляк его и прятал, подкармливал: врачом или фельдшером он в санитарном бараке был.

А однажды лагерь облетела весть: побег! Ушло семнадцать человек! В глубокой тайне они вырыли туннель и сбежали. Ох, как немцы всполошились. Комиссия на самолете прилетела из Берлина. Разбираться. Ай, да рус-Иван, говорили,  сталинское метро сделали. Но Денис бежать не смог. Он и ходить-то не мог. Когда наши лагерь освободили, он в госпиталь попал, долго лечился, а в сорок четвертом вернулся в Кореновскую. Больной, изможденный, на костылях. Идет по станице, а знакомые женщины на тачках зерно везут на элеватор. Узнали его и запричитали: Ой, Денис Андреевич, ведь убило Полинку, и Толика тоже, бомбой, так голову и срезало!" Он и обомлел. Как же так! Зачем же он столько страдал и мучился? Выжил зачем?

Но весть оказалась ложной. Перепутали. Действительно, в их доме убило женщину с ребенком. Квартирантку. Мать на постой пустила. Свекровка отношения к Полине не изменила. Все отговаривала сына: "И зачем она тебе нужна! Куда ты поедешь ее искать? Мало что ли девок других? Она, может, уже и замуж вышла..."
Но настоял на своем Денис. Ехал в Стринский, а у самого сердце замирало. К дому подъезжать стал, смотрит - мальчонка бегает.
- Ты чей? - спрашивает. - Зовут как?
- Толик.
- А мамку твою как зовут?
- Полей.
- А где же мамка?
- На работе.
- А показать сможешь?
- Смогу!

В тот день Полина в подругами на свекле работала.  Платьице на ней было цветное,  словно чувствовала, принарядилась. И видит - несется через поле сестренка младшая и кричит что-то. А что - не слышно. И вдруг поняла: Да-а-ня! А сама не верит. Не может быть, ведь три года вестей не было,  не может быть! Это она уже на бегу думала, а сердце радостно колотилось: вернулся! Денис! Данюшка! Увидела его с Толиком на руках и сознание потеряла.

Он ей тогда при встрече такие слова сказал: "Теперь нас с тобой, Полюшка, только смерть разлучит". Видно, чувствовал, что недолго ему жить осталось.
Первые дни они наговориться не могли. Сколько слез она выплакала, слушая, как настрадался он в лагере, разглядывая и лаская его исхудавшее израненное тело. Рассказывала ему, как немцы гоняли их на окопы, как однажды к бабульке, у которой они, пятеро девчат ночевали,  зашли немцы.

- Ну, - говорят, - бабка, показывай, где партизаны? - А девушки на печке затаились и дышать боятся. Конечно же их нашли, постягивали с печки, платки с них поснимали, языками цокают. Девушки в слезы, все, думают, сейчас снасильничают. А один из немцев гармошку губную достал и как начал "Яблочко" наигрывать, а им показывает, мол, пляшите! А где ж тут плясать, когда ноги не держат. Но только счастлив их Бог оказался. Тревогу объявили, наши уже на подходе были. И сбежали немцы, еле вещички успели пособирать.

Не помнит Полина Ивановна, как и до хутора добралась, рада без памяти, что жива осталась. Утром выходит из дома и глазам не верит: на пожарке - красный флаг, а на угловом сарае листовка: "Выгоним немца, как пса из овчарни!" Это наша разведка ночью в хуторе побывала. От радости Полина  аж в ладоши захлопала, а отец чуть не в шею домой затолкал: с ума сошла! Убьют напоследок! И точно! видят в окно - идут к  хате офицер и два солдата. Значит, про флаг сейчас выпытывать будут. Отец побежал на чердак прятаться, а Полина с матерью в комнате ждут. Офицер зашел и попросил воды нагреть, голову помыть. Мать бросилась греть воду, а маленький Толик выглядывает с печки и вдруг как крикнет: "Немец ипут!" Поля похолодела. А офицер закивал и говорит: "Капут! Капут! Гитлер капут!" Оказалось, что он не немец, а австриец, и ему тоже смертельно надоело воевать. Помыл австрияк голову и ушел. А до другого доведись - расстрелял бы, и рука не дрогнула.

Увез Денис Андреевич Полину с Толиком в Кореновскую и пошла она опять работать в родной "Красный пахарь". В Даниной шинели, в Даниных ботинках. Так уж получилось, что в семье была она и за мужика, и за бабу. Какой из Дани был работник на костылях!

За любую работу бралась Полина и дочку исхитрилась родить мужу на радость. Галочку! Работы она никогда не боялась, но ведь не двужильная. Надорвалась. Заболела туберкулезом, перевели ее на "легкий" труд. Ручку у веялки крутить.  "Пока сто ведер накручу, так мокрая , как мышь, в обмороки падала." А что делать! Семью кормить надо.

Был случай, вспоминает Полина Ивановна, летом свеклу пололи, хотела воды попить, как раз водовоз приехал, а женщины ее к бочке не подпустили. Ты, говорят, заразная, ты воду с собой носи. А что ж то за вода будет, коли ее весь день с собой проносишь по жаре? И кто ей это сказал!  Жена бывшего полицая! Схватилась Полина за тяпку, чуть голову ей не снесла. Горячая была! Характер крутой!

А Даня в последние годы все по госпиталям лежал. Доконал его лагерь. В Лабинском госпитале он и умер. Чувствуя, что умирает, попросил дать жене телеграмму. Она  бросила все, детей, хозяйство — пешком ушла в Лабинск. Ног под собой не чуяла, когда к госпиталю  подходила. А няня говорит: «Денис Андреевич? Тот, который ночью помер? Ой, как он вас ждал!»
И не дождался... Выдали Полине гроб, купила она полотна по 16 рублей за метр, чтобы было, чем глаза Дане прикрыть, и похоронила мужа своего. Через шесть лет после Победы, но догнала Даню война...

А в семьдесят первом году Полина Ивановна вместе с дочерью и сыном поехала в Лабинск — поклониться могиле мужа. Долго бродили они по кладбищу, только за двадцать лет затерялась могила. Села Полина Ивановна на скамеечку да как закричит во весь голос: «Даня! Данечка! Да где же ты? Что же ты, неужели не чуешь, как к тебе дети пришли! Где же ты ,Данечка?»

Идут годы. Недавно похоронила Полина Ивановна сына. Две дорогие могилы теперь у нее. Одна затерялась за долгие годы, другая — далеко, в большом российском городе, где жил Толик с семьей. Не поедешь лишний раз, не поплачешь над последним приютом сына.

...Вот перечитала сейчас  свой рассказ о Полине Ивановне Милаевой и подумала: а вдруг кто-нибудь да спросит, почему это автор именно ее выбрал, ну что такого героического она совершила? Какую медаль или орден заработала? Сколько свеклы собрала? Была ли стахановкой? Чем заслужила?

Действительно, медалей не заработала. Но часть общей нелегкой доли на свои плечи приняла и несла безропотно На власть, которая ее, женщину, сильно не баловала, не обижалась. Двоих детей вырастила. 37 лет колхозу отдала. Простая крестьянка, труженица. И уже тем бесконечно мне дорогая.

1992 г.
"Кубанские новости"




Репродукция картины В.Бакшеева