- Сапаров, оставь мне что-нибудь на память о себе.
- Султан, в прихожей висит хрустальное зеркало, купленное моим дедом у англичан. Пусть оно радует вас в ненастье, веселит в минуты грусти, светит в темноте. Но никогда, слышишь, никогда не снимай его со стены. Иначе ты окажешься в зазеркалье.
- Я не девушка, чтобы в зеркало смотреться. Да и в сказки давно уже не верю. Ты лучше скажи мне честно, почему уезжаешь из Грозного? Неужели не рад нашему возвращению?
- Друг, я вынужден покинуть этот благодатный край. Я здесь родился. Становился. Отсюда родом, но меня направляют на работу в Ростов. Когда-нибудь вернусь. Обязательно вернусь. Не поверишь, но все эти годы ждал тебя. Знаешь, верил, что вы все вернетесь. Без вас, чеченцев, на этой земле зыбко и холодно даже в летнюю жару. Пасмурно даже в яркий солнечный день. Грустно и одиноко в праздники. Ты думаешь, что только вам, репрессированным, жилось тяжело? В моей душе надолго поселилась пустота. Я пытался заполнить ее добрыми воспоминаниями. Мне не хватало вас, настоящих друзей. Нити мыслей опутывали мое тело. Кровь стыла в жилах от одной мысли, что не видать конца вашим скитаниям на чужбине. Часто убегал мысленно к звездам в ночной тиши, чтобы забыться. Ни на минуту не смог забыть черты лица Мариам.
- Я не смог проводить ее в последний путь. Тиф косил всех. В тот день мы похоронили семнадцать трупов. Неделями не возвращался домой, боясь принести с собой эту заразу. А когда вернулся, то слег сам. Из семерых, самой старшей была Мариам. Позже мне рассказали, что шесть трупов скинули в одну яму. Кто из них остался в живых не знаю. Даже не знаю кого искать. Родителей мы потеряли по дороге. Вдоль железных струн остались лежать они, как и многие другие, в станционной яме. Обманываю себя надеждой, что их трупы успели разложиться раньше, чем до них добрались крысы.
- Я виноват перед ней, Султан. Не успел попросить прощения. Клянусь, что не хотел напугать ее. Она бежала пригнувшись, но зацепилась косой за ветки айвы. Я нежно дотронулся до шарфа, чтобы освободить волосы. Но дикая лань сверкнула жгучими черными алмазами и злобно фыркнула. Я даже испугался. Всегда кроткая Мариам в миг превратилась в хищницу.
- Ах, вот почему она настояла, чтобы я отрезал ее косу кинжалом под самый затылок.
- На следующий день нашел ее косу в нашем саду. Я горько плакал. Не смел дотронуться до этих волос. Надежно прикрыв их прошлогодней листвой, побежал на вокзал. Но меня не пустили. И я стал звать. Нет, не громко. Звал про себя. И просил прощения.
- Мариам, моя Мариам.
Артак отвернулся, чтобы Султан не заметил блеск в его глазах от навернувшихся слез. Широко раскрыв рот, мужчина попытался набрать в легкие воздух, но почему-то поперхнулся.
- Что? Что ты сказал?
Султан повел желваками, раскрыв от услышанного рот.
- Мариам была моей. По-настоящему. Потому, что я ее любил. Искренне. Всей душой. Уверен, что и она меня, хотя мы так и не посмели признаться в этом друг другу.
- Ты не мог себе позволить влюбиться в мою сестру. Я считал тебя своим другом.
- А сейчас не считаешь? Разве я дал тебе повод усомниться в своей дружбе?
- Теперь не знаю, что тебе сказать. Помню, что она жила в выдуманном ею мире. В зазеркалье. Она говорила, что не видит в зеркале свое отражение. Сестра строила воздушные замки, напевая о дальних далях, густой синеве поднебесья и пурпуром отливающей зелени лесов. Она собиралась жить в сказочной стране Зазеркалья, плетя паутину своих мыслей. Мариам разбивала гладь воды, когда видела в ней свое отражение.
- Мне пора. Султан, если у тебя родиться сын назови его Артаком, а если дочь - Мариам.
- Кстати, а ты женат?
- Нет. Я еще не нашел свою Мариам.
Шел к исходу 1957 год. Тридцатисемилетний Султан нашел свою вторую половинку буквально через неделю, как проводил Сапарова. Кареокая армяночка Гаяне стала его верной спутницей. Первенец Артак родился через два года совместной жизни. Сухраб, Заурбек и Наурбек появились на свет в следующие пять лет. Близнецы Казбек и Эльбрус пришли в этот мир спустя еще два года. А к пятидесятилетию Султана громким криком оповестила о своем приходе дочурка, которую нарекли Мариам.
Много воды утекло с тех пор. Сыновья подросли и построили большой красивый дом из красного кирпича. Но родители не спешили переходить туда жить. Им жилось хорошо в саманном доме под кроной огромного купола старого грецкого ореха. По окончании Грозненского нефтяного института все сыновья работали в Нижневартовске. Каждый год они приезжали погостить у родителей. И радовали своим вниманием и подарками единственную сестру, которая не спешила оставить родительский дом. Длинная толстая коса, жгучие черные глаза, алые губы, осиная талия. Точь-в-точь Мариам из прошлого. И даже родинка справа над верхней губой.
Когда в январе 1995 года кирпичный дом сожгли бравые солдаты российской армии, Султан и глазом не повел. Все это - ничто по сравнению с горем его сородичей, которые не успевали хоронить близких и родных. Какая-то тайная сила охраняла покошенный саманный домик, в котором он жил с женой и дочерью. Сухраб неоднократно приезжал за ними, пытаясь уговорить покинуть умирающий город. Война хлестала Грозный всевозможными пощечинами. Она топтала его железным сапогом, осыпала бомбами и минометным огнем.
Город продолжал стоять. Он не падал на колени, не просил пощады. Небо пыталось укутать его плотным смогом перед угрозой очередного бомбометания. А в перерывах между преступлениями как боевиков, так и федералов, солнце ласкало его улицы яркими лучами. Тучи приносили воду, которую расходовали на хозяйственные нужды, а машины МЧС привозили хлеб и питьевую воду. Вооруженные до зубов люди с обеих сторон прикладом открывали дверь в саманный дом в любое время суток, но дальше прихожей почему-то не входили. Видимо, Всевышний защищал семью праведника Султана. Его мягкость сочеталась с требовательностью, честность - с умением лавировать, идти на уступки. Он находил общий язык не только со сверстниками, но и стариками, и детьми. Принявшая ислам Гаяна ничем не отличалась от чеченок. Она искусно готовила жижиг-галнаш и лепешки, начиненными соленным творогом или сладкой тыквой. Красивые черты лица сохранились прежними. Несмотря на разницу с супругом в двадцать лет, Гаяне никогда не подчеркивала свою молодость. Наоборот, даже поражала людей намного старше себя мудростью, терпением, послушанием, праведностью. Как и любая мать, Гаяне не чаяла души в своих детях, но никогда не показывала это на людях. С сыновьями держалась строго. Но за напускной строгостью скрывались искренняя преданность и любовь. Часто провожая и встречая детей, мать не позволяла себе слабинку: никто из ее сыновей ни разу не заметил слезы на ее глазах. Слабость могла показать только мужу, когда дарила ему свою ласку. Очень редко ей удавалось заглянуть в хрустальное зеркало, вмонтированное в стену. Гаяне была уверена, что не видит свое отражение в нем именно из-за своего маленького роста. О волшебстве Зазеркалья она и не думала. Султан же не забывал заглянуть в зеркало после принятия серьезного решения. Если не удавалось увидеть свое отражение, он обязательно менял свое решение вплоть до того, что отказывался от дальней дороги, несмотря на необходимость.
Особо место это зеркало занимало в жизни Мариам. Как только трехлетняя дочурка проявила интерес к своему отражению, Султан собственноручно смастерил дубовую табуретку с широким сиденьем. Она часто служила и столиком для дочери, когда та собирала подружек. На правах хозяйки Мариам рассаживала их, каждой указывая место и роль, которую следует играть. Она на ходу сочиняла сказки, в которые сама же верила. Перед сном обязательно прощалась с зеркалом, а утром здоровалась с ним. Но никогда не прихорашивалась перед ним. Хрустальную поверхность Мариам тщательно начищала до блеска мелом.
***
- Дада, мое зеркало отвернулось от меня. В нем вереницы безликих с окровавленными руками. Черные вороны скидывают на них каменные булыжники. Земля под ними трясется, но они не падают. У меня в ушах страшный гул от неистового плача.
- Дочь, мы на пороге чего-то страшного. Ты, пожалуйста, не пугай мать.
- Дада, давай снимем зеркало и спрячем его.
- Нет, Мариам. Ты постарайся в него не смотреть.
- Почему?
- Потом. Потом расскажу тебе.
***
- Есть кто живой? Выходить по одному! Мужчинам поднять руки!
- Есть, нас трое. Вернее, я, дочь и еще не успевший остыть труп жены.
- Старик, отойди в сторону, - злобно прикрикнул верзила в офицерской форме и резко посмотрел в зеркало.
- Что за чертовщина? Дед, убирайся из города.
Плюнув через плечо, военный быстрым шагом вышел, выталкивая троих сопровождавших его салаг.
Умерла Гаяне во сне. Счастливая. Она потеряла рассудок, так и не поняв,
что началась военная кампания.
А Мариам не позволила себе слабость. Плакало ее сердце, но не глаза.
В столице великой России, Москве, пили шампанское, провожая 1994 год. Кромешным адом военная машина давила Грозный, который готовился встречать Новый год.
Из-за грохота канонады боевого огня, ни Султан, ни Мариам не слышали стук в дверь.
Завернув тело усопшей в ковер, родственники не теряли надежду, вывезти его в село.
- Султан! Открой же дверь! Я знаю, что вы здесь, - кричал Сапаров.
И ввалился в дом, сломав дверь ломом.
Слабый огонек керосиновой лампы танцевал свой скромный танец "Держись за жизнь". Его слабая тень отражалась на белой стене.
Увидев незнакомца, Мариам резко поднялась с тахты, на которой сидела, свернувшись в комок от пронизывающего холода.
- А сейчас что вам надо? - спросил глухим голосом Султан.
- Мариам? Нет, не может быть!
Не веря своим глазам, незваный гость бросил тяжелый лом, и сделал пару шагов к девушке.
- Нет! Не подходите ко мне! - закричала девушка и бросилась к отцу.
- Сапаров? Ты?
Султан даже не сделал попытку привстать.
- Помню, помню, что ты обещал вернуться. Тебе понадобилось целых сорок лет. Ты сдержал свое обещание. Ты вернулся, чтобы убить нас?
- А... Что?.. Нет! Но, Мариам. Откуда она здесь? И эта коса!
- Это моя дочь, Сапаров! Почему ты здесь? Откуда? Почему в военной форме?
- Султан, я пришел за вами. Я потом все объясню. Этот город сотрут с лица земли.
- Артак, все в руках Всевышнего. Если нам суждено погибнуть, то мы предпочитаем умереть на своей земле. Один труп в нашем доме есть. А тебе не стоило рисковать.
Сорок лет я ждал весточки от тебя. А как в воду канул. Что тебе надо в эту страшную ночь испытаний?
- Зеркало...
- Ты пришел за зеркалом?
- Нет, нет. Тогда, в 57-м я увидел море крови. Тринадцать лет я видел свое отражение в этом зеркале. Меня мучили видения, что я стираю косу Мариам в этом кровище. Я струсил. И убежал.
- Зачем вернулся?
- Просить прощения. Я виноват перед тобой. Я не могу умереть, не рассказав все.
Мариам, не простит меня. Она приходила ко мне во сне, говорила ласковые слова, но оставалась дикой ланью. В последнее время просит отпустить ее домой. От этих сновидений, кажется, я тихо схожу с ума.
- Дочь, у нас есть чем угостить гостя? А ты, Сапаров, присаживайся. Авось, доживем до утра.
- Я приезжал туда.
- Куда?
- В степи Казахстана. В течение месяца искал вас. Вернее, искал ее, Мариам. Надежно спрятал косу. Честно, хотел забрать ее и уехать далеко-далеко. Не мог я жить без нее, без ее звонкого голоса, чарующей красоты. В этом проклятом зеркале видел только ее отражение.
- Ты видел Мариам?
- Прости, Султан. Я смог убедить ее, что она должна поехать со мной, чтобы спасти свой народ от гибели. В дороге она стала подозревать неладное. Когда мы добрались до Ростова, Мариам попыталась бежать. Я нашел ее на товарном дворе. Крепко, что есть мочи, обнял. А она обмякла. Потеряла сознание. Не сказала ни одного слова... Я не верил, что она умерла. Три дня прятался с трупом, надеялся, что она вернется ко мне. Потом похоронил.
- Как? Где?
- Просто вырыл яму, положил туда труп и присыпал землей.
- Ты убил ее?
- Клянусь всеми Богами, что я не хотел причинить ей боль. Она умерла от разрыва сердца.
- Откуда ты знаешь?
- Я работал в таких органах, где всё знают. Я сделал так, что нашли ее останки и определили причину смерти. А когда вы вернулись, я не смог смотреть вам в глаза. Поэтому перебрался к Мариам. Все эти годы я ухаживал за ее могилкой. Я так и не женился.
- А раньше не мог все это рассказать?
- Боялся, что не простишь. Боялся, что даже мертвую заберешь ее у меня. Там, за зеркалом я оставил ювелирные украшения от Фаберже, которые достались мне от бабушки. Это - целое состояние. Я знаю, что виноват перед вами. До утра нам надо выбраться из этого кромешного ада.
- Мне ничего от тебя не надо. Если ты пришел за своими сокровищами, можешь забрать их.
- Нет, Султан. Я, действительно пришел помочь вам.
- Хорошо. Но с одним условием, что я перезахороню свою сестру на нашем родовом кладбище. А ты поможешь мне забрать ее останки.
***
В очередной раз разгребая голыми руками руины саманного дома в холодный промозглый день, Султан увидел толстую длинную косу.
- О, Аллах! Как она оказалась здесь? Аллах, как же такое могло случиться? Аллах, я - твой праведный слуга. Мариам, я был уверен, что ты смогла перебраться в Европу. Моя маленькая Мариам.
Старик схватился за сердце и медленно опустился на груду огнеупорных кирпичей былой печи. Он тяжело вздохнул, пытаясь посмотреть в небо. Но тяжелые веки медленно закрылись. Губы сомкнулись. Окоченевшие от холода пальцы рук так и не выпустили кусок от хрустального зеркала, которое почти сорок лет висело в прихожей.
Если даже мир перевернется, ни один уважающий себя чеченец не позволит даже кончиком пальца дотронуться даже до волоска не только сестры, но и любой чеченки. Даже в зазеркалье Къонах остается рыцарем, защитником чести женщины.
***
Султан так и не узнал, что его маленькая Мариам, отсиживает срок в российской тюрьме, как террористка, за то, что плюнула в лицо Сапарову, когда тот попытался погладить ее косу.