Сто процентов (Далецкий Александр) / Проза.ру

Тот, кто бывал на море, южном море, знает то, насколько знойными и невыносимыми бывают дни. Ждёшь вечера, как спасения, и уж если не его прохлады, так хоть сваливания к горизонту пылающего светила.
Мы с сыном и моим племянником оставили Внуковский аэропорт столицы в мелкий дождик и плюс шестнадцать тепла, а Ларнака нас встретила ослепительным солнцем, правда, на термометре тоже, по-божески, всего двадцать шесть градусов было. Но это – лирика. Автобус очень скоро привёз пассажиров к морю, и мы быстренько заселившись в отель «Флорида», занялись активным обживанием своего временного пристанища. Как и следовало ожидать, сын с племянником тут же рванули гулять по Кипрской Анапе. Я – не возражал, резонно рассудив, что пускай парни лучше днём проведут рекогносцировку на местности, прежде, чем бросятся вечером покорять диско бары и прочие дансинги. Сам же я, юноша пятидесяти с хвостиком лет, спустился вниз, чтобы оценить достопримечательности местного бара, и сразу выяснить, что же это за всё, которое включено.
Бар встретил меня дуновением желанной прохлады и неназойливой тихой музыкой из невидимых глазу динамиков. Бармен, молодой, подтянутый парень лет тридцати, порадовал меня радушной улыбкой и приглашающим к стойке жестом. Я огляделся по сторонам, и двинулся на призыв желающего помочь в моей бескомпромиссной борьбе с пресловутым змием. Посетителей было пять-шесть человек, значит, возможно всё выяснить, не отвлекая бармена от работы. Общение было недолгим, учитывая мой приблизительно английский без долгой практики, но продуктивным. А затем я немного отпустил вожжи. «Куба либре» трижды подтвердил абсолютную духовную и биологическую совместимость с русским человеком. Халявность, тоже, давала положительные эмоции, от которых на четвёртом заходе потянуло меня на разговор по-душам. Переместившись поближе к своей жертве, коей выбрал единственно знакомого мне в этом месте человека, стал собираться с мыслями об английских словах. Прочитал на его рубашке приколотое имя. Имя действительно оказалось прикольное – Kosmo. Как может человек жить на планете Земля с таким имечком! Не иначе, как не настоящее! Но в лоб ставить вопрос – не наш путь, поэтому я просто наблюдал некоторое время за тем, как Космо манипулировал пальцами, покручивая пику для колки льда, а после, точным, неожиданным ударом наносил глыбе, вынутой для этого из морозильника, сокрушающий удар. Метнув короткий взгляд в мою сторону, парень в белой рубашке служащего отеля, заметил то, как я мотнул головой, мол, надо же! Довольный собой, он заулыбался: как говорится, пустячок – а приятно. И вот тогда я ринулся в беседу, задав первый вопрос для зачина разговора. Кивнув на пику, спросил (чтобы не выносить мозг читателю диалогом на английском, я буду на родном писать):
      - Ты, наверное, в прошлом профессиональный солдат?
Космо зарделся от комплимента и отрицательно затряс головой:
- Нет–нет! Я только срочную службу служил. Пулемётчиком.
- А Вы, служили в армии?
Что ж, вполне нормальный мужской разговор, и потому я с охотой отвечаю:
- Да, конечно. Я не уважаю тех, кто от службы прячется – не мужики они!
- Да, я тоже, сам пошёл служить, хотя многие отказывались, у нас в стране тогда творилась такая неразбериха! А вы из России?
      - Да, а что, заметно?
      - Ну-у-у, хороший бармен должен уметь определять своего клиента с одного взгляда!, - и он указал мне глазами на мой нагрудный карман, из которого выглядывал авиабилет с жирной надписью Москва на английском. Мы оба посмеялись, и он спросил:
      - А Вы кто по армейской специальности?
      - Стрелок.
      - Мото-стрелок, или «Оптикал шотэ»?
      - Оптикал.
      - О-о-о! СВД?
      - Да, правда не Советского производства, а румынского.
      - И как она? Хорошо себя показала или плохо?
      - Отлично!
От моей последней ремарки, собеседник словно вспыхнул радостью, и стало видно, как всё наносное, формальное, словно слетело с его лица, излучавшего искренний восторг. Он начал тыкать в себя пальцем, повторяя, чтобы я наверняка понял его, и было отчётливо видно, что человеку просто необходимо, чтобы именно я, русский, понял его:
      - Я, я – румын! Понимаешь меня? Эту винтовку сделал мой дядя! Он на заводе – конструктор! Это он придумал такой приклад и ложе! Удобно, правда? И крепко! А ты с ней воевал?
Теперь пришло время и мне покраснеть: ну, как объяснить парню, что бывают в жизни моменты, когда вроде и не на войне, но ты и по тебе – стреляют! И я сделал уклончивый жест ладонью, мол, не то, чтобы - да, а после решительно добавил, видя спадающий энтузиазм в глазах собеседника:
      - Но, пару раз она мне жизнь спасала. – Ну, приврал чуток! Но потрафить-то надо парню!
      - Ты из неё убивал людей?
      - Такой вопрос нельзя задавать. Ты же служил, и знаешь, что солдат стреляет не в человека, а противника, врага.
      - Я не стрелял в реального противника. Афганистан? Чечня?
Блин! И зачем я затеял этот разговор! Не хочу выворачиваться на изнанку! Поэтому закрыл тему:
      - Знаешь, это всё давние дела, про которые не хочу вспоминать.
Парень с сочувствием и пониманием кивнул, а я перевёл разговор на другое:
      - Почему у тебя такое странное имя, космическое?
      - А-а-а, это просто, чтобы клиенты смогли выговорить. Моё имя не румыны трудно выговаривают.
      - И как твоё имя звучит?
      - Да Вы не выговорите его!
      - Я? Я не выговорю? Я же - славянин! Мы одной крови, и многие имена у нас одни и те же!
Собеседник, которому, видимо всю жизнь, вдалбливали про то, что он, румын, европеец, удивлённо и неуверенно, но отрицательно покачал головой.
Что ж, тогда у меня остался последний и самый веский аргумент, который в сердцах я и выложил по-русски:
   - Ты меня уважаешь?
Бармен покраснев, опустил глаза и смущённо заулыбался, явно поняв сказанное мной.
   - Ты ведь понял меня! Ты понимаешь по-русски?
   - Так, немного, я не любил учить русский. Русские принесли горе в мою страну. Не ты, до тебя, после Второй Мировой войны. Мы не любили Советский Союз. Мы любили Америку.
   - А ты?
   - Я стопроцентный румын, и я – как все.
   - Короче, Киплинг, как тебя зовут?
   - Козма. – это прозвучало гордо, и с долей вызова в голосе. В голове сразу всплыла фраза из детства: «Любовь прошла. Завяли помидоры. Сандалии – жмут, и нам – не по пути».
В этот момент кто-то со спины положил ладонь на моё плечо, и я обернулся.
   - Пап, мы, с Андреем вернулись. Он пошёл в номер, говорит, что у него голова разболелась, и ему немного дурно.
   - А как ты меня нашёл?
   - Х-м… скажем так, что догадаться было не трудно.
   - Мой сын, Антон, я – Александр – такие имена в Румынии есть? – обратился я к бармену.
Козма кивнул, и вышел из-за стойки, чтобы протереть её от растаявших осколков льда с моей стороны. Выглядел он несколько обиженным.
   - Значит тебя зовут: Козма! Отлично!
Козма искренне удивился тому, что я так запросто произнёс его имя, а я решил добить его ещё одним аргументом:
   - Это старое, хорошее русское имя Кузьма!
   - Нет! – запротестовал Козма-Кузьма – это сто процентов румынское имя!
И тут голос подал мой сын:
   - Кузя, как домовёнок, Кузя.
Бармен замер, с вытянувшимся в изумлении и в явном непонимании происходящего, лицом, а затем невольно обронил:
   - Так меня дома зовут! Как вы узнали?
   - В русских семьях всегда между собой Кузьму зовут Кузей.
   - Но у нас не русская семья! Мы стопроцентные румыны!
И тут, предчувствуя бомбу для сознания собеседника, я спрашиваю его:
   - А как твоя фамилия, стопроцентный румын Кузя?
   - Тоже, чисто румынская, вы не выговорите!
А затем, бросив испытующий взгляд на меня, и поняв, что отвертеться - не удастся, Кузьма собрался с духом, и произнёс по слогам:
   - Со-ко-лов.
Сын безудержно расхохотался, и Кузьма, немного обиженно, спросил:
   - Что смешного в моей фамилии? Она по-русски звучит, как что-то непристойное?
И я, сам едва сдерживая смех, пояснил обалдевшему парню:
   - Нет-нет, наоборот! На русском слово сокол означает небольшого, степного орла. Это русское слово. Фамилия означает, что ты – из рода орлов! А смеётся сын потому, что это одна из десяти самых распространённых русских фамилий! Много в Румынии людей с фамилией Соколов?!
   - Нет, только мы.
И я, умиротворительно похлопывая Кузю по плечу, не отказал себе в удовольствии добить его, за выпендрёж с европейскостью:
   - Я конечно, понимаю, что для тебя, стопроцентного румына, это может показаться невероятной новостью, но у тебя стопроцентно русское имя и стопроцентно русская фамилия! А в остальном – да, не спорю, ты – стпроцентный румын, земляк!
Тут я и сам не удержался от смеха, а Кузя, совершенно ошеломлённый, растерянный, повторял:
   - Не может быть! Мне всегда говорили, и мама, и папа, что мы – румыны. Они что, врали мне?
   - Да. Они врали тебе, а им врали бабушка и дедушка.
   - Но почему?
   - Потому, Кузенька, что время такое было, ещё до нас, в сорок пятом году, при Сталине, когда русских, живущих за границей, находили и просто расстреливали или сажали в тюрьму, как изменников Родины. Они врали, чтобы спасти свою семью, своих детей, которые могут случайно обмолвиться при постороннем.
Так что, поздравляю тебя, Кузя, ты такой же стопроцентный русский, как и я, как мой сын, только живёшь в Румынии и не говоришь по-русски! Но это – поправимо! Главное - знать правду о своих корнях!
Кузьма метнулся к мобильному телефону, и, не смотря на свою невысокую зарплату, и грабительский роуминг, как истинно русский человек, долго и эмоционально говорил с родными. Когда же разговор был окончен, он посмотрел на меня несколько растерянно, и сказал, что родные подтвердили, именно так всё и было, как я сказал. И тут я его обнял, как родного, как земляка, закрепляя в его сознании наше единство по далёкой Родине.
В последующие дни я по полдня проводил в баре. Для нас с сыном было всё, даже то, чего «не было», а у Кузи появился ураганный интерес ко всему, что связано с Россией.
Пролетели дни отпуска. Прощались мы с объятиями, как родные, сфотографировались. Кузьма, словно распрямившийся плечами от осознания сопричастности к великой нации, бесконечно благодарил меня за правду, говоря, что это самый дорогой для него подарок в жизни, что я подарил ему его национальную гордость. Говорил, что дядя нашёл для него дневник прабабушки, который она начала писать ещё до того, как семья отбыла в Констанцу, покинув дом навсегда. Говорил, что специально станет учить русский язык, чтобы прочесть и понять всё самому.
Как сложилась дальнейшая судьба Кузьмы Соколова – мне неизвестно. На Кипре я больше не был. В прошлом году, в 2014-ом, сын со своей любимой девушкой отправился в Кипрскую Анапу. Специально приходил в отель «Флорида», но бармен был уже другой. Из разговора с ним Антон выяснил, что в предыдущем сезоне наш знакомец крупно поговорил с администратором отеля, обсчитавшим девчонок из Словении, работавших официантками, и уволился вместе с ними. Неожиданно для себя, я ощутил гордость за поступок моего «крестника», и понимание того, что иначе и не мог поступить, столкнувшись с наглой несправедливостью, русский человек, Кузьма Соколов!