Телефонные номера

Вадим Ирупашев
       Нашёл я тетрадку свою с записями телефонных номеров, завалилась она за шкаф книжный и пролежала там лет десять.
       Обрадовался я находке. И удивился количеству в тетрадке имён, фамилий – неужели так много было у меня друзей, приятелей, знакомых!
       И захотелось мне позвонить кому-либо из них. Но как-то и страшновато было звонить – быть может, кто-то и не жив уже, ведь больше десяти лет прошло, а если кто и жив, то, поди, и не узнает, не вспомнит меня. Но решился позвонить.
       Набираю номер телефона одного из приятелей. Взяли трубку. Говорю: «А нельзя ли позвать к телефону Петю?» Отвечают: «Если вам нужен Пётр Васильевич, то его новый адрес – Сормовское кладбище, сектор тринадцатый, номер могилы шестьсот шестьдесят шесть». И положили трубку. Я оценил шутку.
       А вот номер ещё одного моего старого приятеля. Жив ли он? Слава Богу, жив! Говорю: «Сашка, это ты? А это я, Вадька Ирупашев, помнишь такого?» Приятель долго молчит, вскрикивает: «Ты живой, что ли? А все говорят, что ты помер, я уж за тебя и свечку в церкви поставил! Приезжай ко мне, дружище, отметим  твоё воскресение, напьёмся как свиньи!» Я пообещал приятелю как-нибудь навестить его.
       А это чей номер? Какой-то зашифрованный – только две буквы: «Л.П.» Вспомнил, это моя бывшая любовница, от жены я её номер зашифровал. Решаюсь позвонить. Голос бывшей сразу узнал, говорю: «Люсенька, а это я, твой Вадик. Надеюсь, ты не забыла меня?» Люся растеряна, молчит. И как не растеряться-то: думала, провалился я в тартарары, а то и помер. Пришла в себя Люся и как-то строго говорит: «Что вам от меня надо, гражданин? У меня муж, дети, я вам не какая-то». И трубку положила. А когда-то говорила, до гроба любить будет!
       А это номер телефона моего друга Кольки. Много лет уж мы с ним не виделись, потерялись как-то. Набираю номер. В трубке старческий голос – мать Кольки. Спрашиваю: «Это Мария Ивановна? А это Вадим Ирупашев, друг вашего сына. Не позовёте ли вы его к телефону?» Мария Ивановна всхлипывает, говорит: «Так ты что, не знаешь, что ли, помер Коленька-то мой, Богу душу отдал. А виноват ты в этом, негодяй: как начал он с тобой в молодые-то свои годы водку лопать, так уж и остановиться-то не мог…» Не стал я дальше слушать Марию Ивановну, положил трубку. Обидно как-то мне стало: Колька водку лопал, а я виноватым оказался!
       Вот и номер телефона моего одноклассника Серёжки. Созванивались мы с ним аж пятнадцать лет назад! Надо позвонить, узнать, защитил ли он докторскую-то. Набираю номер. В трубке голос незнакомый говорит: «Если вы по поводу похорон Сергея Михайловича, то вынос тела завтра в двенадцать». И трубку положили. Как-то не по себе мне стало – один я, что ли, в живых-то остался!
       А вот номер телефона моего брата. Поругались мы с ним много лет назад, а из-за чего поругались, я сейчас уж и не помню. Надо бы позвонить, поговорить с ним по-родственному, быть может, и отношения у меня с ним наладятся. Набираю номер. Брат трубку взял. Говорю: «Саша, брат, это я. Узнаёшь меня? Как поживаешь-то, жена, дети, внуки здоровы ли?» Брат даже поперхнулся, кричит в трубку: «Ты ещё жив, алкоголик, а я уж думал ты сдох давно, водкой обожрался! Звонишь-то чего, небось, сад у меня оттяпать хочешь? Так ничего у тебя не получится – мне его наша мать перед своей смертью завещала!» Бросил брат трубку. А я ещё долго сидел с открытым ртом – хотел ему что-то возразить и не успел.
       И решил я уж никому не звонить. Но вот номер телефона человека, которому не позвонить я не могу. Хороший человек. Выручил он меня когда-то, денег дал. Сказать надо бы ему, что помню я его доброту. Набираю номер. Говорю: «Михаил Петрович, как поживаете, здоровы ли? А это с вами Ирупашев говорит. Помните такого?..» А Михаил Петрович как-то сердито перебивает меня: «Как не помнить мне тебя, пьяницу! Но зря звонишь, здесь уж не подают!» И трубку бросил.
       Обидно мне стало. И что это они все меня пьянством-то попрекают, ведь и не пью я давно уж!
       И какую-то неприязнь я почувствовал к этой тетрадке с телефонами моих бывших друзей, приятелей, знакомых. Лежала бы она за шкафом ещё десять лет!