ГЛАВА 2
«А В ОТДЕЛЬНОЙ РОТЕ СКУЧАТЬ НЕ ПРИХОДИЛОСЬ…»
В жизни бывают дни, когда воспоминания набегают бурным потоком. Вот и сегодня Курилову, проезжавшему на машине по улице вечернего города мимо военкомата, вспомнилось, как он уходил в армию. А происходило это дважды. Первый раз — до срока, осенью восемьдесят второго, сразу же после смерти Брежнева, когда в стране была достаточно сложная ситуация. Родные, несмотря на неожиданность призыва, как водится в таких случаях, организовали хорошие проводы. Маму в городе знали мно-гие, и у него самого приятелей и знакомых было не счесть, как говорится, богатс-тво не от денег, а от друзей. Поэтому проводить пришли семьдесят человек. Хорошо посидели и весело погуляли тогда. Однако наутро, когда Андрей с провожающими при-шли на пункт сбора, объявили, что его и нескольких других досрочников оставляют до следующего приказа. Вот так и получилось, что весной его провожали вторично, и на этот раз уже по наступлению действительного срока.
Служить Андрей попал в хорошее место, в Москву, на автобазу Министерства обо-роны, в ремонтную роту батальона обеспечения. Двадцать четвертые и тридцать первые «Волги», ЗИМ-ы и ЗИЛ-ы — лучшие советские машины той поры составляли автопарк этого элитного подразделения. Солдаты роты полностью разбирали их, перебирали и вновь собирали, делали текущий ремонт и изготавливали различные части корпуса и внешнего оформления — все, кроме узлов и агрегатов. Чтобы стать первоклассными специалистами — других там не должно быть по определению,— они проходили хорошее обучение. Поэтому к ним обращались за технической помощью и гражданские лица. Платили за «левую» работу хорошо — десять рублей тогда были большими деньгами. С какой стороны не погляди, а хорошо жилось солдатам.
Сам же Андрей как слесарь-сантехник со своим напарником-электриком занимался казармой, столовой, продовольственным складом и всеми узлами и коммуникациями технических служб.
Автобаза располагалась на Беговой, позади издательства «Красная Звезда». Ее шестиярусный пантус был в то время большой редкостью. В этом многоэтажном гараже каждая машина имела свое особое место — по пословице «Каждый Еремей супротив сво-их дверей». Командование автобазой, вместе со всем генералитетом, находилось в районе станции метро «Улица 1905 года», на Пресненском Валу, недалеко от Вагань-ковского кладбища.
Машина Курилова незаметно въехала в «пробку», растянувшуюся на километр. Был воскресный вечер, и многие возвращались домой: кто с дачи, кто из лесу, кто из Москвы. Вокруг пыхтели машины, наполняя воздух угарным газом. Из машин то тут, то там высовывались руки с сигаретами, люди нервно курили в предвкушении «радости» провести столь ценное время в этом скопище еще до сих пор отдающего дневной жар металла.
На перекрестке на подстилке сидел парень-инвалид без обеих ног в форме десан-тника и, молча, провожал взглядом изредка останавливавшихся и бросавших в коробку несколько мелких монет прохожих.
«А ведь на его месте мог бы сидеть и я!» — Андрей вспомнил, как в армии он вместе с другими солдатами писал рапорт с просьбой отправить в Афганистан. Кого-то из них отправили, кого-то и его, в том числе, оставили. У каждого своя судьба.
Дисциплина на базе была железная. За провинность могли послать служить, что называется, и на «станцию Зима». Но таких случаев не было, так как к отбору воен-нослужащих для этого элитного подразделения подходили очень серьезно. Их набирали всего из нескольких областей: Тульской, Калужской, Воронежской, Орловской, Курс-кой и Липецкой. На всю роту было только два-три человека из Москвы, и то по вели-кому блату — сынки ответственных работников. Брали только русских, но были и исключения — с ними проходили службу четыре украинца. Особость подразделения подчеркивала и форма — красивая и добротная, из полушерсти и хорошо подогнанная, похожая на парадную.
А была на базе еще и отдельная двести тридцать девятая рота, в которой служили водители, возившие генералов из социалистических стран — участниц Варшавского Договора. Рота эта была «веселой» — водители никому фактически, кроме генералов, не подчинялись. За нарушение воинской дисциплины получали только устную взбучку и лишь иногда «губу»*. Но генералы прощали своим «доблестным» водителям их слабости и всегда выручали. И те чувствовали себя вольготно — угоняли машины на гулянки с девушками, после чего приезжали в любое время суток, как бы только что от генера-ла, и даже после отбоя могли пойти на кухню поесть. «Ну, уж эти Французы! что и говорить, уж ежели захотят что-нибудь того, так уж точно того...» ** — в шутку думал о них Курилов, словами любимого классика.
Андрей же часто вспоминал свою девушку, Татьяну,— первую любовь, с которой по-знакомился незадолго до армии. Краснея, шептал ее имя в разных вариациях, вспо-минал, как обнимал ее за плечи во время прогулок, теплую дрожь первых прикосно-вений, первые обжигающие поцелуи, истомляющие, мучающие и радующие одновременно. Как ему хотелось вернуться на улицы, улочки и парк, где они гуляли! Почему-то вспоминались желтые кленовые листья на асфальте, и как она, играючи, поддевала их ногой. И этот шелест, и вся краса раннего октября, и касания их тел, и поцелуи — все это было одним сладостным течением времени…
Потом, когда вернулся из армии, Андрей узнал, что она не дождалась, вышла за-муж… Но тогда, на службе частые мысли о ней согревали его и не пускали в «приклю-чения на стороне», которыми баловались ребята-сослуживцы во время самоволок.
…А в отдельной роте скучать не приходилось, к тому же у них при желании можно было найти все, начиная от кроссовок и кончая французскими духами. В буфете все-гда были дорогие по тем временам сигареты «Ява» и «Пегас». Молва об этом — эта всепроникающая fama*** — с невероятной скоростью распространялась окрест, и гражданские все время пытались прорваться поближе к этому изобилию. Потому Кури-лову, прибывшему из «учебки», база показалась раем. Но такова психология чело-веческая — и это все вскоре стало восприниматься естественным…
Пробка была не самой страшной из тех, какие бывают, и машина потихоньку про-двигалась вперед. На заветном перекрестке удалось свернуть туда, где движение бы-ло более оживленным. Хорошо знавший город Андрей окольными путями стал продви-гаться гораздо быстрее. Вдруг под колесом что-то звякнуло. Оглянулся — крышка люка. И вспом-нился интересный случай из того пласта воспоминаний, в котором он сейчас находился.
Работали они как-то на территории возле казармы. Нужно было обследовать под-земные коммуникации. Подойдя к открытому канализационному люку, Андрей начал быстро спускаться по лесенке и, когда спустился уже до пояса, почувствовал нео-бычный запах и сладкий-сладкий привкус во рту. «Газ»,— понял он и начал терять сознание. Хорошо, что прапорщик оказался рядом и успел поймать его за ремень. Не окажись прапорщика, он мог упасть и сильно покалечиться, или даже погибнуть, так как колодец был глубоким.
Сильную психологическую травму, связанную с возможной гибелью человека, впер-вые в жизни Андрей получил тоже в армии. Рядом с их базой проходила железная дорога. И подростки часто играли в игру: когда приближался поезд, они прыгали перед ним через рельсы. И однажды на его глазах один мальчик споткнулся, упал, и ему отрезало ногу. Мальчика Андрею с солдатами удалось спасти: они туго перевя-зали — перетянули ремнем бедро, подогнали свободную машину и быстро доставили в ближайшую больницу…
Сколько времени прошло, а до сих пор эта ужасная картина будоражит душу, слов-но все произошло только вчера. А тогда, несколько дней подряд, все — и «деды», и «молодые» — переживали этот случай — ведь так, по глупости, можно калекой остать-ся или вовсе погибнуть.
Сейчас во всех СМИ, отмечал Курилов, пишут, показывают и говорят о царящей в армии жестокой дедовщине. Трудно сказать насколько это правда. И подумалось ему, что нельзя из отдельных крайних случаев создавать картину всеобщего садизма.
Конечно, дедовщина, в той или иной степени, существовала всегда, и тогда тоже. Но как всеобщего явления ее в их подразделении не было. Происходили отдель-ные случаи, но они, скорее всего, были исключением, а не правилом. Как с тем ста-рослужащим парнем (Андрей уже запамятовал, как его звали), который однажды ночью поднял новобранцев, приказал им взять в руки по табуретке и залезть под кровать, изображая ночное вождение. Шум и грохот разбудили спящих. Те стали вскакивать и бить молодых.
Такие и подобные им ристалища этот солдат устраивал несколько раз. В итоге медкомиссия определила у него психическое заболевание, и его перевели в другую часть. После этого на все время службы Андрея всякая дедовщина у них перевелась…
Зазвонил-запел сотовый. Это жена, Юлия, уже обеспокои-лась задержкой.
— Я только-только из пробки, сейчас более-менее еду, скоро буду.
— Ждем, без тебя не ужинаем!..
Однажды, когда Курилов возвращался из краткого отпуска, вызванного смертью ба-бушки Агрофены Григорьевны, поезд из-за сильного снежного заноса застрял на пол-пути. В часть Андрей, естественно, опоздал и получил три наряда вне очереди. Мог ведь добраться на попутке, да денег жалко стало.
— Почему не позвонил?— спросили его.
— Откуда?— и слукавил, ибо можно было, хоть и пешком, до ближайшего полустанка дойти, но снова по-солдатски сэкономил. А сотовых тогда, в 1984-м, двадцать три года тому назад, еще не было…
* «Губа» — на армейском жаргоне означает гауптвахту. Гауптвахта (от нем. Haupt-wache, буквально — главный караул), специальное помещение для содержания военно-служащих под арестом. В Вооруженных Силах СССР гауптвахты были гарнизонные (обще-лагерные) и войсковые. В российской армии они тоже есть.
** Н. В. Гоголь. «Шинель». Собрание сочинений в девяти томах. Т. 3. М.: "Русская книга", 1994.
*** Молва, слух (лат.)
© Шафран Яков Наумович, 2015