Круг замкнулся. Часть 1. Глава 1

Шафран Яков
Уважение к минувшему — вот черта,
отличающая образованность от дикости.
А.С. Пушкин

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

   ГЛАВА 1

   С ВЫСОТЫ ШЕСТНАДЦАТОГО ЭТАЖА

   Разве можно оставаться человеком без связи с тем местом, где живешь? И может ли место что-то означать без людей, его населяющих? Если говорить о месте  долж-ностном, карьерном, то права пословица:  «Не место красит человека, а человек место». Но место жительства  со всей его историей жизнетворений — от самых малых до величайших по духу и результатам — накладывает свои характерные черты, красит его. И человек богатством своей души, мыслями и делами созидает душу того края, где он живет, работает, творит — красит свое место.

   С  высоты шестнадцатого этажа город был как на ладони. Андрей Курилов с прия-телем Игорем Перерушевым  стоял на площадке плоской крыши у парапета. Они любо-вались городскими пейзажами, которым заходящее солнце придавало совершенно особые тона и полутона и наполняло необъяснимым содержанием, свойственным только закат-ной поре.
   Курилов, руководитель фирмы, любил общаться с друзьями и знакомыми. Вот и се-годня, встретив Игоря на улице, предложил ему по старой памяти — поскольку оба были в это время свободны — подняться на крышу высотки, в которой жил приятель, и всегда, сколько Андрей его помнил, имел ключ от чердачного люка, и там, в подне-бесной относительной тиши, поговорить, повспоминать.    
   Андрей прожил в Патрусевске почти всю жизнь, любил весь в зелени город, со старинными домами, помнящими многих знаменитостей и интересные события, любил новые улицы и проспекты с современными многоэтажными домами.   
   Вот там, вдали, виднеется и его родная улица, где он мальчишкой со сверстни-ками гонял на велосипеде, играл в «русских и немцев» и в живые, подвижные игры, которые теперешним детям заменили виртуальные обманы.
   Набегавшись, он возвращался к себе, в крепкий одноэтажный деревянный  дом, где они со старшим братом жили тогда еще с отцом и матерью, и с упоением принимался за книги. А читать он любил. Первыми из прочитанных были «Робинзон Крузо», «Том Сойер», «Гекельберри Финн», произведения Фенимора Купера и «Урфин Джюс и его де-ревянные солдаты» Волкова. Андрей не просто читал, а впитывал черты характера ге-роя, который ему нравился, все необыкновенные ситуации, где требовались находчи-вость, воля к преодолению трудных обстоятельств и препятствий и другие качества победителя.
   Недалеко от их дома было кафе, где мать Мария Васильевна работала буфетчицей. А рядом в здании бывшего храма располагался в то время склад промышленных това-ров. И сторож дядя Василий, всегда слегка пьяный, частенько заходивший в кафе вы-пить, приносил Андрюхе почитать старинные книги с «ъ», валявшиеся в темных пыль-ных углах этого склада вместе со всяким ненужным хламом. Эти книги обладали нео-быкновенной притягательностью, создаваемой и необычным внешним видом, и старым шрифтом, и пожелтевшими страницами, и даже запахом бумажной ветхости, усиливающей впечатление от их старинности. Некоторые из этих книг Андрей относил в букинис-тический магазин, а остальные оставлял у себя. Среди них было несколько сборников поэзии. Может быть, от этого появилась у Андрея тяга к поэзии и стихотворчеству…
   — Хороший вечер,— прервал молчание Игорь.
   — Да. И сегодня какой-то особенно хороший!— согласился Курилов, задумчиво гася сигарету в баночке из-под консервов, стоящей на бетонном полу у парапета.— Жаль только — редко могу теперь здесь бывать.
   — Приходи чаще! Ты же знаешь, я всегда рад тебя видеть…
   — Где времени свободного столько взять?— улыбнулся Андрей.
   Вдали, правее храма, за улицей и железной дорогой, среди деревьев виднелась крыша школы, где он учился…    
    Да, школа, школьные годы… Интересное было время, особенно с восьмого по деся-тый класс. И самые любимые учителя — Степан Григорьевич и Павел Петрович.
   Степан Григорьевич, учитель химии, весной и осенью частенько устраивал практи-ческие занятия на природе. Они собирались в Башатовском саду, у лодочной станции — «сковородки», как ее называли. Учитель кормил их блинами, приготовленными на сковороде, стоящей на невысокой треноге над тлеющими углями, и устраивал опыты по своему предмету, настолько интересные и увлекательные, что усваивались на всю жизнь. Потом они катались на лодках, после чего отдохнувшими и полными знаний возвращались домой.
   А учитель физкультуры Павел Петрович, герой войны, с большим, наколотым на груди орлом, иногда, после занятий уводил желающих в двадцатикилометровый поход в Домлатовку. Там был большой яблоневый сад. В феврале и марте они шли туда на  лыжах и после отдыха обрезали деревья. Когда же сходил снег, и земля подсыхала, совершали пешие походы, чтобы ухаживать за садом и делать необходимые сезонные работы. Вволю потрудившись,  они разводили костер, готовили на нем еду, пели песни. Летом оставались и на ночевку в палатках.
   Став взрослыми, ребята на всю жизнь сохранили  благодарность любимым учителям за знания и навыки, за вложенную в душу любовь к природе и физической культуре, за привитую привычку ухаживать за землей, на которой живешь.
   Говорят, что в старости — родина там, где тебе тепло, где тишина и покой. Но Андрей с этим никогда не согласится, для него родина — это, прежде всего, корни, память, друзья.
   «Давненько не был на могилках матери и учителей. А ведь раньше часто посещал их»,— подумал Андрей и закурил.
   — На кладбище надо бы съездить…— произнес он.
   — Давай вместе, мне своих тоже нужно проведать,— под-держал его Игорь.
   — В воскресенье и съездим!..
   — В воскресенье я собираюсь в Коломну, давно обещал проведать родных…
   — Слушай, так  у меня же там партнеры есть!
   — Вот давай вместе и съездим!
   — Смотри, что мы можем сделать: с утра в воскресенье — на кладбище, а потом — в Коломну. Часа в три-четыре будем там. Ты как?
   — Заметано! Утром заеду за тобой…
   Мысли Курилова вновь вернулись в прошлое, к матери. Мама, мама… Она умерла в 1979-м, когда ему было четырнадцать лет. «Скорую» ждали два с половиной часа. Он каждые десять минут бегал встречать ее на улицу. Но бригада приехала, когда мама была уже мертва. У нее случился инсульт. А ведь, чтобы спасти, как потом выясни-лось, достаточно было одного укола. Все это стояло у него перед глазами, как будто прошло не двадцать восемь лет с того дня, а случилось только вчера.
   Отец недолго прожил с детьми — нашел другую женщину и ушел. Андрей со старшим на два года братом Валерием жили одни и не в благоустроенной квартире, а в част-ном доме. Родственники, конечно, по мере возможности, помогали и деньгами, и про-дуктами, но мальчики нуждались. Потому Андрей, повзрослев, никогда обжорством не отличался, хотя был период, когда ел и не мог наесться.
   Рядом со школой был заводской стадион. Когда над ним вился черный дым, ребята знали — это жгут списанный инвентарь — и бежали таскать из огня клюшки, коньки и мячи. Воровали цветы из теплиц. Этим тоже немного пробавлялись. В каникулы и вы-ходные предоставленные сами себе длиноволосые пацаны днями напролет слушали музы-ку, выпивали, играли  в карты на деньги (нужда заставляла быть поумнее, обостряла мышление, потому чаще других выигрывали), хулиганили в Комсомольском парке. Ско-рее, играли в хулиганов на публику, не думая о последствиях. Но дохулиганились до того (сечь было некому), что одного парнишку избили до полусмерти.  Брата Валерия — «храбреца из храбрецов»,— как основного организатора  драки, посадили. Как он потом рассказывал,— вдруг, после такой свободы оказался в камере предварительного заключения — маленькой темной комнате со спертым воздухом, с небольшим зарешечен-ным окошком вверху… Остальные отделались более легким наказанием — пятнадцатью сутками с метлами. Но все же это поубавило их пыл, да и повзрослели чуть.
 
    На смену этому, не очень приятному воспоминанию, наверное, по принципу «черное-белое», пришло другое: заросший деревьями и кустарником берег широкой, спокойной, залитой солнцем реки в деревне, куда они с матерью, когда она была еще жива, ездили к родичам, и где она оставляла его на летние каникулы; дощатый мос-тик и женщина, полощущая белье; ярко зеленая трава и клубящийся вдали, в верхуш-ках деревьев, туман. Теперь он мог бы часами сидеть и смотреть на гладь воды, на все, происходящее вокруг, но тогда их больше занимало постоянное  внутреннее и внешнее движение, игровая смена впечатлений, которых так много бывает в детстве в одну единицу времени…
   — Ну, пошли вниз, а то ты что-то сегодня больше обычного молчишь, все думаешь о чем-то,— сказал Игорь, внимательно глядя на Андрея.
   — Ударился в воспоминания, детство что-то вспомнилось…— с легкой грустью про-изнес Курилов.
   Солнце уже почти спряталось за горизонт, когда приятели решили спуститься вниз. Сумерки стали надвигаться на город, и посвежело. Через чердачную лестницу они вышли на площадку верхнего этажа. Кабина лифта долго не приезжала, словно дом, находясь в какой-то неведомой связи с воспоминаниями и настроением Андрея, не хотел отпускать его. Наконец приятели вышли на улицу и простились до выход-ного.


© Шафран Яков Наумович, 2015