Водитель информационного агентства, где я работала, открыл благодаря мне закон всемирной невезучести.
Надо сказать, что родные и близкие считают меня хрестоматийным примером невезучести. Старая французская комедия «Невезучие» с Пьером Ришаром в главной роли – это про меня: в стеклянные двери я вхожу регулярно, и все стулья с поломанными ножками в офисах обычно мои.
В компаниях меня постоянно просят рассказать на десерт какую-нибудь нелепую историю, где я была главным действующим лицом.
А открыл теорию невезучести наш Вадим, когда я однажды едва не провалилась в канализационный люк.
Я вышла из метро и направилась к машине на обочине, в которой ждал меня он, склонный к философским размышлениям сорокалетний мужчина.
Опустившись рядом с Вадимом на переднее сиденье, я увидела его озадаченное лицо и взгляд, сосредоточенный куда-то внутрь себя. Обычно многословный, можно даже сказать болтливый, на этот раз он ехал в полном молчании.
Наконец у него вырвалось:
- Все! Понял!
Я поинтересовалась, что именно он понял.
- Понял, почему вы все время попадаете в опасные ситуации, но всегда выходите из воды сухой, - радостно объявил Вадим.
Как выяснилось, в нескольких метрах от выхода из метро находился ничем не огороженный канализационный люк с откинутой крышкой. Народ спокойно обтекал его с двух сторон. Потом вышла я и, не замечая люка, пошла прямо на него.
Вадим с ужасом наблюдал за мной из машины, понимая, что предупредить об опасности не успеет.
По его словам, я перешагнула люк чуть побоку, как раз так, чтобы не попасть в него ногой, и пошла дальше.
Люка я так и не заметила.
А закон всемирной невезучести, по версии Вадима, таков: невезучесть, отмеряемая людям звездами, есть константа, то есть, величина постоянная. Но только у одного человека в процессе жизни она дробится на множество мелких неприятностей, а другому выпадает однажды целиком.
Один не вылезает из дурацких ситуаций и слывет невезучим, хотя ничего по-настоящему плохого с ним не происходит.
А другой, благополучный, казалось бы, по всем статьям человек, попадает в переплет один раз, но по полной программе – авиакатастрофа, обрушившийся подъезд, молния и тому подобное. И дело кончается инвалидным креслом или могильным холмиком с березкой.
Как сказал Вадим, после канализационного люка он перестал за меня бояться.
Перестал Вадим бояться и за себя. Потому что, по его словам, первое время он постоянно ждал какого-нибудь глобального происшествия с нашей машиной.
А так дело ограничивалось ерундой. То мы ночью заблудились под Псковом, долго плутали по лесным дорогам, а потом завязли в болоте. То не заметили однажды в Ленобласти в темноте деревенского, чуть ли не полуметровой высоты «лежачего полицейского» и разбили фару. А то еще как-то на нашу машину на перекрестке набросилась дворняга, ростом с хорошего осла, настоящая собака Баскервилей, и прокусила нам бампер.
Вадим сделал, кстати, и еще одно наблюдение: невезучесть заразительна. Он признался, что с момента, как стал меня возить, его преследуют мелкие неприятности. Но относился он к ним теперь благодушно, поскольку из его же теории следовало, что лучше десять мелких неприятностей, чем одно крупное несчастье.