Не пой, красавица, при мне - Штрихи к атрибуции

Елена Николаевна Егорова
     Публикация: Егорова Е.Н. Штрихи к атрибуции стихотворения "Не пой красавица при мне...." // А.С. Пушкин в Подмосковье и Москве (XIX Пушкинская конференция 3-4 окт. 2015 г.). XVIII Троицкие чтения. Хозяева и гости усадьбы Вязёмы (XXII Голицынские чтения 23-25 янв. 2016 г. Материалы научных конференций. Под общ. ред. А.М. Рязанова. – Б. Вязёмы; М.: ООО "РазДваТри", 2016. С. 546-554.





Прекрасные стихи А.С. Пушкина «Не пой, красавица, при мне…» хорошо изучены и давно атрибутированы. Их подробный анализ содержится, например, в обстоятельном исследовании Р.Е. Иезуитовой [1], поэтому «историю» стихотворения изложим очень кратко.

Пушкин работал над ним с 3 по 12 июня 1828 года, как следует из пометок на сохранившемся беловом автографе ранней редакции. Импульсом к написанию послужила случайно услышанная поэтом грузинская песня, сообщённая А.С. Грибоедовым М.И. Глинке. Причём стихи были сочинены точно на эту услышанную мелодию, что следует из воспоминаний композитора. Мнения большинства пушкиноведов сходятся на том, что поэт слышал её в исполнении Анны Алексеевны Олениной, в которую тогда был настолько серьёзно влюблён, что собирался к ней свататься. «Бедная дева», черты которой вспоминает Пушкин, слушая печальную грузинскую песню в исполнении своей очаровательницы, это Мария Николаевна Волконская, урождённая Раевская. В неё поэт был поэтически влюблён в 1820 году, когда путешествовал с её семьёй по югу России. А на момент сочинения стихов она уже два года как была в Сибири, уехав к осуждённому мужу - декабристу С.Г. Волконскому.

Казалось бы, в этой версии атрибуции всё красиво, логично, хорошо обосновано. Однако не всеми исследователями она воспринимается однозначно. Например, С.Л. Гинзбург [2] считал, что стихи обращены к музе поэта. Такое предположение справедливо раскритиковали Т.Г. Цявловская [3] и Р.В. Иезуитова в упомянутой выше статье, поскольку идея не подтверждается ни одной строфой стихотворения. Гипотезу о том, что «бедная дева» - это Мария Волконская, подвергли обоснованным сомнениям В.М. Есипов [4] и Е.А. Зингер [5]. Сомнения основаны на том, что Волконскую вряд ли можно считать в 1828 году «роковым призраком», ведь она была жива, хотя и находилась в Сибири. Кроме того, в то время, когда Пушкин был в неё влюблён, её нельзя назвать бедной ни в каком отношении. Милой (см. ниже раннюю редакцию стихотворения) она, безусловно, была, а бедной, то есть обездоленной и/или небогатой, её можно считать только после отъезда в Сибирь в 1826 году. Однако «девой» она к тому времени уже давно не являлась, выйдя замуж в 1824 году. Смещение эпитета «бедная» к времени написания стихотворения неоправданно, поскольку разрушает целостность образа, ведь поэт вспоминал «при луне черты далёкой бедной девы». Е.А. Зингер предложила на «роль» «бедной девы» кандидатуру Амалии Ризнич, умершей в Италии в 1825 году, но аргументация исследовательницы небезупречна, как отметил В.М. Есипов. Например, покойную в 1828 году Амалию можно назвать «призраком роковым», но на момент увлечения поэта ею в Одессе богатая негоциантка не являлась «бедной девой» ни в каком смысле.

Слишком эмоционально и, на наш взгляд, предвзято, интерпретирует историю создания стихотворения Л.М. Аринштейн [6], пытаясь доказать, что великий поэт никогда  не испытывал к А.А. Олениной серьёзных чувств: «…Пушкин буквально взорвался. Услышав, как Анна Алексеевна напевала грузинскую мелодию (вроде бы привезённую с Кавказа Грибоедовым), он пишет поразительное по силе лирического напряжения стихотворение «Не пой, красавица, при мне…», так непохожее на всё, что он написал до того в связи с Олениной. Впрочем, его лирическое переживание обращено отнюдь не к ней, а к «далёкой бедной деве» из «другой жизни». Исполнительнице же песен здесь отведена довольно незавидная роль – её попросту, причём дважды, настоятельно просят замолчать, чтобы не будить в душе героя воспоминания о другой жизни, надо думать, гораздо более созвучной его душевному складу»[7].

Это наблюдение Л.М. Аринштейна, если отбросить ненужный в научной статье пафос, заслуживает внимания. Стихотворение «Не пой, красавица, при мне…» имеет две редакции и в окончательном варианте по тону действительно как-то выпадает из оленинского цикла Пушкина, куда входят, по мнению большинства исследователей, стихотворения «ЕЁ ГЛАЗА», «УВЫ, ЯЗЫК ЛЮБВИ БОЛТЛИВЫЙ…», «TO DAW, ESQ», «ТЫ И ВЫ», «Кобылица молодая…», «Предчувствие», «ВЫ ИЗБАЛОВАНЫ ПРИРОДОЙ…» (ранняя редакция), «Город пышный, город бедный…», «Я вас любил…» и, возможно, Посвящение к «Полтаве» и «Приметы». Выделенные прописными буквами произведения относятся к Анне Олениной без малейших сомнений, так как подтверждены автографами и/или достоверными воспоминаниями современников.

Впервые версию о ней как об адресате стихотворения «Не пой, красавица, при мне…» выдвинул в 1914 году М.А. Цявловский [8]. Он опирался на дату в беловой рукописи «12 июня 1828» (когда поэт был влюблён в Анну) и на воспоминание М.И. Глинки, что Грибоедов сообщил ему мелодию грузинской песни, на которую Пушкин сочинил данное стихотворение. Т.Г. Цявловская [9] развила эту версию, удостоверившись из дневниковых записей Олениной, что она, внучка известного оперного певца М.Ф. Полторацкого, хорошо пела. На наш взгляд, этих доказательств недостаточно. Как отмечал исследователь наследия Олениных Л.В. Тимофеев, многие знакомые Пушкина и Глинки брали уроки вокала и хорошо пели [10]. Композитор действительно в 1828 году часто бывал в доме Олениных и даже давал уроки Анне, но вот что она записала в своём дневнике в понедельник, 13 августа:  «Милой Глинка …играл чудесно и в среду придёт дать мне первой урок пенья»[11]. Если 15 августа 1828 года состоялся самый первый урок, то исполнение Олениной грузинской мелодии на уроке у Глинки в присутствии Пушкина как толчок к созданию стихотворения отпадает по времени. Гораздо менее вероятно, что это был первый урок после некоторого перерыва. Конечно, Анна могла и раньше могла заниматься у Глинки в Петербурге, куда выезжала иногда из Приютина для каких-то уроков[12], о чем свидетельствует запись в её дневнике от 20 июня 1828 года, но вряд ли тогда она назвала бы приютинский урок именно первым, ведь он просто продолжил бы ряд привычных занятий.

Однако талантливая и хорошо обученная вокалу и игре на фортепиано Анна Оленина могла слышать мелодию и от М.И. Глинки, и от самого А.С. Грибоедова, который тоже часто бывал тогда в их семье. Начав писать в дневнике «роман» о своих отношениях с Пушкиным "Непоследовательность, или Любовь достойна снисхождения", девушка причислила Грибоедова и Глинку к списку более-менее интересных персонажей. Какую роль сыграл каждый из них, наверняка сказать нельзя, так как Оленина «роман» не закончила, а только набросала начало и описала свою встречу с поэтом на балу у Е.М. Хитрово в зимний сезон 1827-1828 годов.

Анна могла напевать грузинскую песню в присутствии Пушкина, скажем, в Приютине,  имении Олениных под Петербургом (ныне в г. Всеволожке), в первых числах июня (начало написания стихотворения датируется 3 июня - дата просматривается в беловике под числом 12, начертанным с более сильным нажимом). Возможно, Оленина даже разучила с Грибоедовым оригинальный грузинский текст или сделала его перевод, близкий к оригиналу, ведь она писала стихи, хотя и любительские. Скорее всего, девушка пела грузинскую песню при Пушкине в числе других произведений и не придала этому особого значения. Настораживает вот что: Анна Алексеевна не относила стихотворение «Не пой, красавица, при мне…» к себе и ничего не сообщила о нём библиофилу С.Д. Полторацкому, своему близкому родственнику по материнской линии, для его литературоведческих исследований. Её внучка О.Н. Оом, опубликовавшая её дневник в 1836 г. в Париже[13], тоже об этом не знала. Исследователь П.М. Устимович в части архива А.А. Олениной-Андро о стихотворении «Не пой, красавица, при мне…» сведений не обнаружил, в список произведений, имеющих отношение к ней, не включил [14]. Можно, конечно, возразить, что содержание стихотворения показалось Анне Алексеевне обидным, и она намеренно скрывала этот факт даже от близких. Но ведь более обидную приписку Пушкина «давно прошедшее» к стихотворению «Я вас любил…» она родным показывала, только завещала внучке не публиковать её. Остаётся предположить, что Оленина не была знакома с ранней редакцией стихотворения, первая и последняя строфа которого начинались несколько иначе:  «Не пой, волшебница, при мне…». В этой редакции не было третьей строфы,  а вслед за первой следовала такая строфа:

Напоминают мне оне
Кавказа гордые вершины,
Лихих чеченцев на коне
И закубанские равнины.

В ранней редакции очаровавшей поэта исполнительнице по сравнению с "милой девой" отводится значительно большая роль, чем в окончательной: певица дважды названа волшебницей, а "милая дева" упоминается один раз - поэт лишь вспоминает её черты при луне. В окончательной редакции конца 1828 года "волшебница" стала эмоционально нейтральной "красавицей", "милая дева" превратилась в "бедную деву", исчезла строфа о Кавказе и чеченцах, зато появилась новая строфа, придавшая стихотворению гораздо больше драматизма,  напряжения и сместившая кульминацию лирических переживаний к этой "бедной деве":

Я  призрак  милый, роковой,
Тебя  увидев, забываю;
Но  ты  поешь — и  предо  мной
Его  я  вновь воображаю.

Такие изменения понятны, поскольку любовь поэта к Анне Олениной начала угасать, а психологическая ситуация, послужившая толчком к сочинению стихов, уже не воспринималась Пушкиным так эмоционально, и на передний план вышли творческие задачи. Конкретные детали были отброшены как неважные. Окончательная редакция стихотворения, отдалившая его от вдохновительницы, гораздо ярче и образнее первоначального текста, на первую и третью строфы которого М.И. Глинка написал романс. "Волшебницу" на "красавицу" композитор заменил уже после выхода в свет альманаха "Северные цветы на 1829 год", где было напечатано стихотворение, а «милую деву» оставил. Ноты романса с этим текстом Глинка опубликовал только в 1831 г. Прочитав в "Северных цветах" стихи "Не пой, красавица.при мне...", Анна Оленина не прочувствовала их связи с исполнением ею более полугода назад грузинской песни и не приняла на свой счёт. Возможно, она рассуждала примерно так: мало ли в чьём ещё исполнении мог слышать «вертопрах» Пушкин грузинские песни, ведь хорошо поющих красивых девушек и женщин немало и в светском обществе, и среди молодых оперных певиц. А может быть, Анна просто не признала стихи относящимися к себе без всяких рассуждений.

Итак, Л.М. Аринштейн прав, что в окончательной редакции стихотворения «Не пой, красавица, при мне…» главное переживание связано не с поющей красавицей, а с «бедной девой». Однако это аргументом в пользу того, что поэт якобы не питал к Олениной серьёзного чувства, служить не может, поскольку в ранней редакции акценты были иные.  На наш взгляд, правильнее считать Оленину вдохновительницей, а не адресатом окончательной версии этого стихотворения. К ней напрямую адресована ранняя редакция стихотворения.

Второй вдохновительницей стихотворения является «бедная дева». По нашему мнению, ключом к пониманию этого образа могут послужить строки из поэмы Пушкина «Кавказский пленник» о юной черкешенке, безответно влюблённой в русского пленника:
Умолкла. Слёзы и стенанья
Стеснили бедной девы грудь.

Именно прекрасная юная черкешенка приходила к русскому узнику  при луне, пела ему песни, в том числе грузинские. Освободив возлюбленного от уз, несчастная девушка спустилась с ним с гор на равнину к реке, помогла бежать из плена, а сама утопилась. С этим согласуются образы «милого рокового призрака», «берега дального», «другой жизни» (в пространстве художественного произведения). 

С одной стороны, «бедная дева» «при луне» вкупе с гордыми вершинами Кавказа и «лихими чеченцами на коне» из строфы, не вошедшей в окончательную редакцию, могла ассоциироваться у Пушкина не с реальной женщиной, а с литературной героиней. Интересно, что в поэме речь идёт о песнях «Грузии весёлой», а не печальной, как в стихотворении «Не пой, красавица, при мне…». Подобные инверсии типичны для сновидений. Не в литературный ли сон наяву погрузился Пушкин, услышав печальную грузинскую мелодию?

С другой стороны, прототипом внешнего облика и некоторых черт натуры литературной героини «Кавказского пленника» является смуглая, темноглазая и грациозная Мария Раевская, в замужестве Волконская. Хорошо знакомый с Пушкиным поэт Н.В. Туманский в письме от 5 декабря 1823 года своей кузине С.Г. Туманской писал: «У нас гостят теперь Раевские <… > Мария, идеал Пушкинской Черкешенки (собственное выражение поэта), дурна собой, но очень привлекательна остротою разговоров и нежностью общения»[15]. Если верно определение Т.Г. Цявловской, профиль Марии поэт начертал на листе с заключительными стихами поэмы «Кавказский пленник»[16] вместе с другими портретами и автопортретом. Выходит, что «бедная дева» - это героиня поэмы «Кавказский пленник», черты которой навеяны Марией Раевской в юности. То есть стихотворение «Не пой, красавица, при мне…» может иметь к Марии Николаевне не прямое, а литературно опосредованное отношение. Причем целостность образа в такой трактовке остаётся неприкосновенной: черкешенка одновременно и несчастная в любви «бедная дева», и «призрак роковой». Судьба, уготованная ей поэтом, трагична и достойна сожаления, отсюда и «увы» в тексте [17]. Впрочем, на данной версии мы вовсе не настаиваем как на единственно возможной и приводим ей в качестве обоснованного примера толкования образа «бедной девы». Отождествлять Раевскую-Волконскую с героиней поэмы, разумеется, не следует, хотя и можно провести некоторую параллель между их судьбами, ведь Мария Николаевна ради супружеского долга пожертвовала своим состоянием, благополучием и даже дворянством, уехала в Сибирь, похоронив себя для светского общества.

Итак, наши штрихи к атрибуции стихотворения «Не пой, красавица, при мне…» таковы:
• вдохновительниц стихов было две – очаровательная певица и «бедная дева»;
• певицей-вдохновительницей, скорее всего, являлась Анна Алексеевна Оленина;
• «бедной девой», скорее всего, являлась Мария Николаевна Раевская-Волконская, но не как реальная женщина, а как прототип главной героини поэмы «Кавказский пленник» – черкешенки, которую Пушкин называет в поэме именно «бедной девой».

     Ссылки и комментарии

1. Иезуитова Р.В. "Не пой красавица, при мне" // Стихотворения Пушкина 1820-1830-х годов. История создания и идейно-художественная проблематика. - Л.: Наука, 1974. С.121-138.
2. Гинзбург С.Л. Пушкин и грузинская песня (К истории создания стихотворения «Не пой, красавица при мне») // Пушкин. Исследования и материалы.- М.-Л.: Издательство АН СССР, 1953. С. 318-333.
3. Цявловская Т.Г. Дневник А.А. Олениной // Пушкин: исследования и материалы. – М.-Л.: Издательство АН СССР, 1958. Т. 2. С. 256-257.
4. Есипов В.M. «Печаль моя полна тобою…» (Обзор комментариев) // Московский пушкинист. Ежегодный сборник. – М.: Наследие, 2002. Выпуск X. С. 105-108.
5. Зингер Е.А. Ещё раз о «бедной деве» // Московский пушкинист. Ежегодный сборник. —  М.: Наследие, 2001. Выпуск IX. С. 170-175.
6. Аринштейн Л.М. «Я вас любил…» // Лирика А.С. Пушкина: комментарии к одному стихотворению. – М.: Наука, 2006. С. 187.
7. Там же. С. 188.
8. Цявловский М.А. Два автографа Пушкина. – М.: Издательство Л.Э. Бухгейм, 1914. С. 10.
9. Цявловская Т.Г. Дневник А.А. Олениной. С. 256-257.
10. Мнение Л.В. Тимофеева известно мне из личного разговора с ним в музее-усадьбе "Приютино", состоявшемся в день празднования 25-летия музея 17 декабря 1999 г.
11. Оленина А.А. Дневник. Воспоминания. – СПб.: Академический проект, 1999. С. 71.
12. Это не обязательно были уроки музыки и пения. По воспоминания О.Н. Оом, А.А. Оленина занималась лепкой, рисованием, танцами, осваивала искусство декламации.
13. Дневник Анны Алексеевны Олениной (1828-1829) / Предисловие и редакция Ольги Николаевны Оом. – Париж, 1936. С. XXVI.
14. Устимович П.М. Анна Алексеевна Андро, рождённая Оленина // Русская старина. 1890. № 8. С. 393-394.
15. Цитируется по: Щёголев П.Е. Утаённая любовь Пушкина // Утаённая любовь Пушкина: сборник статей. – СПб.: Академический проект, 1997. С. 138.
16. ПД № 46. Л. 15.
17. Анна Ахматова находила в стихотворении, по-видимому, из-за строки «Увы! напоминают мне…», тему уязвлённой совести (Ахматова А. «Каменный гость» Пушкина» // О Пушкине. – Л., 1977. С. 104.) Это спорное утверждение, хотя сожаление о судьбе «бедной девы», конечно, присутствует.