Ося

Михаил Бычков 2
Короткое полярное лето. Немереные километры российского побережья Северного Ледовитого Океана тяжёлою заботою обременяют Правительство и местные власти. Полярный день – горячая страда доставки грузов во все поселения Заполярья. На счету каждая минута, каждый человек, каждое судно Морфлота. В это же время здесь работают все подразделения Арктического Института, экспедиционные отряды которого высаживаются на дрейфующий лёд. Здесь работают геологи, географы, биологи, строители.  И всё это обеспечивают авиаторы: лётные и технические экипажи Полярной Авиации, работники многочисленных аэродромов и посадочных площадок, разбросанных по всему побережью Ледовитого океана. Задач громадьё, а времени мало.
Облегчило выполнение этих задач появление а Полярной Авиации тяжёлых пассажирских и транспортных самолётов. Ещё в начале шестидесятых пассажирский винтомоторный «лайнер» Ил-14 с сорока четырьмя пассажирами на борту летел с промежуточными ночёвками из Москвы до Певека на Чукотке и обратно пять суток. Летая штурманом в составе пассажирских и экспедиционных экипажей, я побывал на всех площадках и аэродромах Полярки (Полярной Авиации). Низко кланяюсь труженикам этих небольших, иногда в несколько домиков, посёлков за их героический, без всякого пафоса, труд по обеспечению полётов и живучести в суровых условиях.
Экипаж новенького Ил-18 выполняет пассажирский рейс Москва – Тикси. Весь экипаж – бывалые полярные асы. Солидный, медлительный командир Николай Иваныч. Шустрый, вездесущий помощник командира Виктор. Весельчак, улыбчивый, приветливый, мастер анекдотов и розыгрышей штурман Ося. Еврей по национальности, он с упоением рассказывает анекдоты про евреев, практичных и рачительных, жаждущих «иметь» и не приемлющих расточительство. Молчун, весь в заботах о вверенной ему матчасти, бортинженер Василий Никифорыч. Неугомонный говорун и соратник штурмана по розыгрышам, виртуоз морзянки, бортрадист Федя. И новые для полярников члены экипажа: стюарды. На сей раз в рейс летели старший стюард Серёжа и две миловидные красавицы стюардессы Ксюша и Ириша.
После посадки в Тикси командир и штурман пошли в диспетчерскую аэропорта оформлять заявку на обратный рейс, который должен состояться завтра.
- Николай Иваныч, вам депеша из УПА (Управление Полярной Авиации, Москва), - такими словами встретил их  начальник аэропорта, - снять кресла и выполнить несколько рейсов из Магадана во Владивосток для перевозки оленины. На демонтаж кресел один день. Делайте заявку на послезавтра. Полётные карты получите в штурманской дежурке аэропорта.
- Весело живём, - отвечает Николай Иванович, - вообще-то, чем больше заданий, всяких и разных, тем интереснее нам живётся, летать – не сидеть, штаны протирая. Но это задание внове.
- На Ли-2 много не привезёшь. А надо много и быстро. Продукт заморожен, Ан-12 у нас пока только поступают, экипажи переучиваются. Давай, Николай Иваныч, без раскачки.
- Есть. Доложите, приступаем к демонтажу. Подбросьте несколько механиков, за день управимся.
- Полёт планируй по трассам Аэрофлота, - говорит дежурный штурман Осе, выдавая карты.
- Сделаю заявку резервом и по кратчайшему маршруту, вне трассы, нам не привыкать летать над морями-океанами. Штурман-то зачем? Секстант до сих на борту имеется, не отвык ещё, к примеру, высоту альфы Кассиопеи взять.
С креслами уложились во время. Перелёт в Магадан. Загрузка замороженных туш оленины.
Взлёт с полной загрузкой длинный, с вялым разбегом. С середины полосы побежали шустрее.
- Отрыв, курс 225, - докладывает штурман, - набор эшелона по маршруту. Поставить на высотомерах давление 760.
- Добро, - откликнулся командир. – давление 760 установил, Федя, радируй в УПА: приступил к выполнению задания.
Бортинженер колдует РУДами (рукоятки управления двигателями), выдерживая режим набора высоты. Неразговорчивый и в обычном своём состоянии, сейчас Василий Никифорович хмур и насторожен. «Самолёт тяжёлый, набирать высоту придётся дольше обычного, перегрузим движки» - тревожно размышляет бортинженер, настраивая обороты турбины и шаг винтов, вслушиваясь в мотив работающих двигателей.  А их, турбин, четыре, каждую услышать отдельно и все вместе - это, как оркестр, дирижировать надо так, чтобы мелодия получилась ровная, и ни один бы из движков не выделялся ни на пол тона.
Бортинженер весь во внимании, его не отвлечёт сейчас ничто, ни молния, ни гром. Он и дирижёр, и настройщик, он и доктор, выслушивающий сердце, и медсестра, скрупулёзно выполняющая назначения.
Командир, уловив тревогу бортинженера:
- Никифорыч, не нагружай особливо, наберём высоту полегоньку, торопиться некуда. Идём вне трассы, ни встречных, ни попутных.
- Нормально, командир. Но что-то винты первой финтят, плохо слушаются, люфт какой-то, запаздывают реагировать. Настрою сейчас.
- Кофе заваривать? – спрашивает стюард.
- Погодь малость, - отвечает помощник, - высоту наберём, автопилот настроим, тогда и пельмешки можно, и кофейком побаловаться.
-  На эшелоне, - докладывает штурман.
- Добро, - отвечает командир, - Федя, погоду Сов Гавани и Владивостока.
        - Турбины в норме, винты на первой что-то не уверенно удерживают шаг (угол наклона винта к набегающему потоку воздуха), - докладывает борттехник, - настраивайте автопилот по высоте, теперь можно и пельмешки пожевать.
         - Перекус готов, девочки несут, - извещает стюард.
        В кабине запахло специями, непременно сопровождающими пельмени.
        - А где моя люля-ке-баб с чесночком? - Вопрошает Ося.
        - Перезимуете, Иосиф Абрамович, а пока перекусите микояновскими пельмешками и, персонально, к ним чесночный соус, пожалте.
        - Евреи тебя не забудут, - отреагировал Ося, - но курочка - за тобой, Ксюша.
        - Питайся, питайся, будет тебе курочка, будет и чеснок, - встал на защиту Ксюши Сергей, войдя в кабину пилотов с подносом чашек с кофе.
        - Ося, дай сборник схем заходов на посадку, проштудируем с помощником Владивосток, - обратился командир к штурману.
        Ровно гудят турбины, умиротворяя разговорившихся после ароматного и возбуждающего кофе членов экипажа. Безоблачное небо. Под крылом, густо усеянное льдинами, Охотское море. Справа по борту, уходящие к берегу, сплошные поля торосистого льда.
        - Что-то нынче льда много, - осматриваясь, говорит помощник, -  даже посередине моря вон какие ледовые поля.
        - Не привыкать, - отвечает командир, - со льдом нам, полярникам, как-то спокойнее.
        - Тут всё равно не сядешь, буль-буль, и к крабам на корм, - вставляет штурман.
        - Типун вам на ваши языки, - проворчал помощник, - накаркаете ещё…
        Бортинженер не уходит со своего «седла», подвешенного на широком ремне между сидениями пилотов. Он всё время прислушивается к гудению турбин.
        - Расслабьтесь, Никифорыч, - обращается к бортинженеру радист, - вам не кофе, валерьянки бы сейчас.
        - Не зубоскаль, Кренкель, позывные свои не проворонь, - отмахивается от радиста бортинженер, всё ещё настороженно вслушиваясь в рокот двигателей.
        - Не нравишься ты мне первая барышня, - ворчит он, слегка перемещая РУД первой силовой установки.
        - Никифорыч, тяга первой и на самом деле падает,- обращается к бортинженеру командир.
        - Вижу, чиф (шеф), прибавлю-ка я шаг винта.
        Бортинженер манипулирует органами управления двигателем, настороженно и пристально вглядываясь в приборы контроля.
        - Что с тягой?! – Взволнованный голос командира.
        - Тенденция на самофлюгирование. Не реагирует.  Становится во флюгер. Швах, командир.
        - Командир, держите курс, - голос штурмана, - ведёт вправо.
        - Никифорыч, смотри вторую, что с ней?!
        - Флюгируется вторая, едрит её в корень. Не реагирует.
        - Курс, держите курс! – Взволнованный голос Оси.
        - Видим, - отвечает помощник, - парирую триммером. Первая и вторая не тянут.
        - При такой-то загрузке! –рассуждает Ося, - на двух удержаться проблематично. Командир, ближайшие запасные аэродромы Сов Гавань и Комсомольск-на-Амуре, до каждого по часу полёта. Под нами море, боле-мене сплошной лёд справа, у берегов, сорок минут полёта.
        - Не каркай. Спасибо. Вижу, - отвечает командир, - Никифорыч, что у тебя?
        - Худо, командир. Из флюгера не выходят. Третья тоже на грани. Не слушается.
        - Теряем высоту, - голос штурмана, - прибавьте скорость, держите курс.
        - Работаем, Ося. Потерпи.
        И через время:
        - Иду к берегу. Всем, кроме бортинженера, смотреть подходящий для посадки лёд, выбираем место аварийной посадки! Первая и вторая не тянут, самофлюгируется третья.
        Самолёт быстро теряет высоту. Пилоты, отключив автопилот, стараются управлять снижением, удерживая машину от сваливания в штопор, нагружая работающую пока четвёртую силовую установку. Всё труднее держать направление и управлять упорядоченным снижением.
        - Прямо по курсу наблюдаю подходящее ледяное поле. Визуально и по локатору – без разрывов. Если садиться, надо здесь, - последний доклад штурмана.
        - Командир, четвёртая не реагирует, трясти её в печень!
           - Поздно, инженер, иди в хвост. Экипаж, выйти из кабины! Садимся. На брюхо.
        Картину посадки на лёд можно только представить. То, что увидели спасатели после обнаружения места катастрофы и удивило мастерством пилотов, а может везением, если это можно назвать везением, и ужаснуло разыгравшейся трагедией.
        На льду длинная полоса «приглаженного» самолётом льда, перемолотых в крошку торосов. Лёд стал проваливаться только в конце «пробега», когда перестала действовать инерция, и самолёт всей тяжестью навалился на спасительную льдину. Винты погнуты, фюзеляж разрушен только снизу, нос с кабиною смят и забит льдом. От места посадки следы людей на заснеженном льду средь торосов в сторону берега.
        Место падения искали в полосе авиационной трассы две недели, в основном, на побережье. Но полярникам привычнее и надёжнее лёд. Высадившиеся с вертолётов спасатели на месте крушения обнаружили тела командира и помощника, запечатанных во чреве самолёта льдом. С воздуха обнаружены тела остальных членов экипажа, последовательно, по пути к берегу, по одному на разных расстояниях друг от друга.
        Постепенно прояснилась картина трагедии. Экипаж, борясь с последствиями произвольного самофлюгирования винтов в спешке не включил аппаратуру подачи сигнала СОС. Пилоты мастерски спланировал и посадили самолёт на лёд Охотского моря. Груз, сорванный инерцией с креплений, смял переборку кабины, ранив стюарда и стюардессу. Видимо, боясь провала самолёта под лёд, оставшиеся в живых члены экипажа начали движение по льду в сторону берега. На месте первой ночёвки среди торосов первым умер раненый стюард Сергей. Он просто замёрз. Нести его тело, видимо, не решились: далеко и практически нереально из-за торосов и встречающихся разводий. На второй ночёвке умерла раненая стюардесса Ирина. Дальше обнаружили последовательно тела бортинженера и радиста. Ближе всех к берегу нашли штурмана Осю и Ксюшу. Она сидела на спине Оси, обхватив его руками. Их так и нашли, прислонившихся к торосу, замёрзших, уже в видимости отрогов Прибрежного хребта.
        Печально началась история освоения Полярной Авиацией тяжёлой турбовинтовой авиатехники. Вскоре Полярную Авиацию и вовсе расформировали, возложив задачи обеспечения нужд Севера страны на территориальные управления Аэрофлота. Пришли в упадок и многочисленные посадочные площадки по всему побережью Северного ледовитого. Стали легендами деяния мужественных и преданных своим героическим профессиям и суровой Арктике людей. Но постепенно увядает и память о них. Другие времена, другие приоритеты.